Текст книги "Последыш (СИ)"
Автор книги: Терния
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Правда, оставалась вторая рука. Но ее тоже лишили возможности мешать – подняли вверх над головой, где Матай переплел ее пальцы со своими.
Все произошло так быстро, что Ника и сообразить не успела. Ника медленно думала: «Я, вероятно, все еще сплю, только так можно поверить, что я согласилась, чтобы мужчина трогал меня… Он что, будет меня раздевать»? Накатила душная паника, но тут горячая большая рука легла на ткань сорочки поверх ее живота, а потом быстро и уверено переместилась ниже, раньше, чем Ника успела отреагировать.
Так как он не лез под белье, можно было подождать с сопротивлением, совсем чуть-чуть. Откуда-то вдруг взялось давление на ноющую между ног плоть и почти неразличимые движения его ладони, сложенных вместе пальцев, которые вроде делают что-то очень интимное, и одновременно нет, потому что между их телами ткань.
Ника затаила дыхание, а потом ритм его поглаживаний вдруг захватил ее внимание и приковал к себе. Потащил за собой, как привязанную. Сейчас… еще раз, и еще. Зуд распространился мгновенно, охватил кожу на всем теле, соски сделал до боли твердыми, а плоть под его пальцами, казалось, стала просто огромной.
Она выгнулась назад, упираясь затылком в его плечо, а потом поняла, что он крепко сжимает ее руку над головой, потому что она пыталась ее вырвать. Зачем? Непонятно.
Потом его пальцы остановились и вместо поглаживания надавили куда-то, и Ника дернулась вперед, не ожидая от собственного тела такого странного поведения. Что еще оно может, о чем Ника не знает? Жить своими законами, не слушая ее приказов? Не поддаваясь управлению?
Он отнял от ее разгоряченного тела левую руку, провел по бедру.
– Закинуть на меня ногу, так будет удобней.
Его голос был тихим и не успел напугать. Впрочем, было поздно. Кожа зудела, тело не ждало команд, а действовало. Нике показалось, что ее нога сама собой поднялась и легла на его колено, отчего подол задрался и между ног стало прохладно. Неужели до этого было горячо?
А она сейчас что, лежит, расставив ноги, как…
Его пальцы вернулись и вновь надавили, и Ника неожиданно укусила себя зубами за нижнюю губу. Это было непонятно.
Он ничего не говорил и Ника могла представить, что это не на самом деле. Это не она лежит, раздвинув ноги и прижимаясь спиной к твердому мужскому телу, и это не она вцепилась в его руки, пытаясь то вырваться, то прижаться, и это не она ждет очередного движения его пальцев так, будто только они и имеют значение.
Когда его пальцы опять оторвались, всего на мгновение, а потом, быстро отодвинув подол, оказались под сорочкой, а потом, слегка оттягивая ткань, мгновенно скользнули под трусики и пустились уже по голой плоти, в самом тайном месте, Ника и слова не сказала. Его большой палец выделывал круги и поглаживал, а остальные массировали ниже, и казалось, он сразу везде, двигается сразу везде, каким-то образом зная, что ей нужно.
Потом один палец Матай уверено просунул куда-то внутрь, в ее тело, остальными сжимая сверху, словно схватил Нику в кулак, и после этого случилось нечто странное – Нику так затрясло, что она сама задвигалась навстречу им, прижималась к ним, не думая, сама насаживалась на твердый палец, и молила, чтобы он не убирал руку, не переставал гладить. Он не убрал.
Зуд взорвался, разрывая тело фейерверком, как его вкус взрывался на языке при поцелуе. Вся боль и натянутость вытекли сквозь его волшебные пальцы, которые все равно не останавливались, подхватывая и успокаивая спазмы.
То, что произошло с ее телом, было нереальным. Такого просто не могло быть. Разум затопила такая же мягкая нега, что и мышцы.
После этого сумасшествия тело вдруг расслабилось и стало как холодец. Такого приятного ощущения Ника никогда не чувствовала. Она расслабилась, тяжело дыша и не сразу заметила, что ее руки освобождают, мужское тело отодвигается, унося тепло и твердость. Конечно, это же сон.
Потом Матай накрыл ее одеялом и поцеловал в висок. Лег поверх одеяла, прижимая Нику к себе.
– Теперь ты веришь, что женщинам тоже очень приятно заниматься любовью?
Спорить смысла не было. Он легко доказал. Выходит, Олеська не врала, когда утверждала, что наслаждалась сексом, а не просто обменивалась на полезные штуки. Ника ведь думала, она просто притворяется, из-за гордости, ведь больше ничего поделать не может – она в плену у четырех самцов. Оказывается, удовольствие, которое получает женщина, существует. Но как такое возможно? Это просто в голове не укладывалось. Столько лет… столько женщин в стае и ни одна ни разу не заявила, что это приятно? Или Ника просто не слушала?
Она перебирала в голове разговоры, пока смутно не вспомнила – да, парочка самок утверждала, что бешеные скачки с самцами им нравятся, но Ника не поверила, думала, врут. Мама ни разу ничего такого не говорила. Может ли это означать, что мама никогда ничего такого не испытывала? Ни разу за свою короткую тяжелую жизнь?
Ника всхлипнула. Какая ужасная участь – никогда не узнать, как бывает приятно…
– Ника.
Его голос звучал растеряно.
– Да?
– Бог мой, ты плачешь?
– Это другое.
– Ты испугалась?
– Нет, я вспомнила маму.
– Маму? – изумился Матай. – Сейчас?
– Не знаю, почему, – поспешила соврать Ника. Все-таки мама слишком личное, чтобы ему рассказывать.
А то, что произошло между ними, не личное? Это что, в порядке вещей, каждый день происходит?
Действительно, каждый день. Олеська делает это каждый день, не зря же она слюну роняла, ожидая своих мужей. Теперь понятно, почему.
Это другое и ничего не меняет, поспешила Ника себя убедить, но тут сон, который, конечно, не заканчивался, вступил в полную силу и не дал додумать.
Утром она проснулась одна и обрадовалась этому. Значит, и правда, сон.
Надела новые джинсовые шорты и красивую футболку с дельфином на груди, тщательно расчесалась и спустилась к завтраку.
Дверь в столовую была нараспашку, Матай уже ждал, нетерпеливо смотря на лестницу, по которой она спускалась.
– Хочешь побегать? – спросил альфа сразу после приветствия.
– Побегать? – удивилась Ника.
– По лесу. Со мной.
– Зачем?
– Выгулять наших зверей.
– Поохотиться?
– Не обязательно, – он пожал плечами. – Погуляем, а там посмотрим, как дела пойдут.
Ника открыла рот, но пока думала, строить планы стало поздно.
Дверь открылась – вошла Ларим с Марией.
Наверное, впервые за последнее время Ника подумала, что сестра появилась не вовремя. Они отправились завтракать, а Матай ушел, ссылаясь на дела.
После завтрака они втроем уже привычно прогулялись по поселку и зашли в дом Ларим. Та побежала к телефону, который начал трезвонить еще на подходе к крыльцу.
– Да! Да, это я, милая. Где ты сейчас? – голос Ларим звучал очень нервно, она почти всхлипывала. Ее рука, держащая трубку, дрожала. – Приезжай! Приезжай немедленно. Нет, ты никому не сделаешь хуже. Нет, он не дал разрешения. Ну и пусть, ты моя дочь и можешь приехать в любой момент. Сколько тебе времени нужно добраться? Да, я дома, жду. Приезжай, слышишь?
Ларим опустила трубку и осталась стоять на месте. Ее плечи подрагивали.
– Мне нужно… нужно подготовиться. Моя дочь будет здесь через час.
Ларим как слепая побрела по коридору и исчезла в кладовке. Сестры переглянулись – наверняка она хочет остаться одна. Получается, они свободны, могут делать, что угодно.
– Пойдем, может, побегаем? – просила Ника. В голове тем временем вертелось ночное происшествие – то ли сон, то ли быть. Если сон, почему такой натуральный? Если быль, почему утром Матай не напомнил, ничего не сказал?
– Перекинемся? – удивилась Мария.
– Конечно. Так чего бегать?
– А не боишься?
Ника махнула рукой, мол, нет, конечно. А голове продолжали вертеться ночные воспоминания. Тут уже не до страха было.
– Матай сказал, парк вокруг его дома предназначен для всех, кто хочет побегать оборотнем, главное, за забор не забегать, иначе можешь попасть в лес, а там все что угодно случается. Внутри безопасно.
– А если там кто-нибудь будет?
– Из местных? И что?
– А если там будут самцы?
– Тогда они там будут и все. – Буркнула Ника.
Мария неожиданно сжала губы и кивнула. Сестры больше не разговаривали, добрались до парка и вошли в раздевалку, откуда уже выскочили волчицами. Нырнули в парк и стали изучать окрестности.
Волков встретили почти сразу же, но это были щенки. Ника уже сто лет не видела щенков вблизи, почти забыла, как приятно они пахнут. Щенки с радостным тявканьем побежали на сестер, запрыгнули на них сверху и принялись возиться в получившейся куче.
Мария вначале стояла столбом, пока по ней прыгали, а потом принялась играть, напрыгивать, будто собирается укусить и, быстро уворачиваясь, отскакивать. Ника не отставала.
Прошло, вероятно, несколько часов, потому что когда щенков позвали домой и они бросились к выходу из парка, солнце стояло высоко.
Сестры перекинулись и переоделись. Оказалось, иметь раздевалку очень удобно – одежда не пачкается, не мнется и голышом скакать по кустам не нужно. У Олимпа, естественно, и близко ничего такого не было, там заботились только об удобстве самцов.
Не сговариваясь, сестры направились к дому Ларим.
Там, на кухне, сидела молодая женщина. А может, и не очень молодая, но очень уставшая. Темный густые тени вокруг глаз, сухие губы, а сама тощая-тощая. Если у сестер худоба была естественной, у незнакомки это было истощение.
– Садитесь обедать, – Ларим, похоже, успокоилась, или, скорее, напилась успокоительного, судя по запаху на кухне. – Это моя дочь – Бронислава. Это Ника, пара альфы и ее сестра Мария.
Женщина вдруг уставилась на Нику дрожащими глазами и сглотнула. Потом приветственно кивнула и не отводила глаз, пока сестры садились за стол.
– Что-то не так? – спросила Ника, съев первое. Все это время за столом царило молчание и только Бронислава смотрела на нее, не отрываясь и почти не дыша.
– Ты могла бы его попросить, – еле слышно проговорила дочь Ларим.
– То есть?
– Ты могла бы попросить Матая дать мне защиту, – незнакомка сглотнула, ее лицо вытянулось от отчаяния. – Хотя бы на время.
Ника хорошо знала страх, потому что испытывала его большую часть жизни. Но еще она так же хорошо уяснила, что тех, кто поможет, практически не существует. Добрые обычно такие же слабые, как и ты, а сильные предпочитают противоположную сторону.
– Извини, – ответила Ника, отворачиваясь.
– Я была так глупа, знаю! Я виновата, сама виновата, что так поступила, – Бронислава всхлипнула. – Пожалуйста!
– Успокойся, – Ларим подошла к дочери, обняла за голову, прижала к себе. – Ты моя дочь, в моем доме, пусть только кто-нибудь попробует заставить тебя отсюда уехать. Пусть только попробует!
Мария сгорбилась, опустила глаза. Разнервничалась.
– А Нику не проси, – продолжала Ларим, гладя Брониславу по голове. – Она сама еще не разобралась, что может и как. Она маленькая и глупая, и если станет без подготовки вертеть такой огромный механизм, как альфа, может его сломать. Она пока не знает, как он действует. Ну все, все, не плачь.
– Можно, я пойду спать? – вдруг спросила Мария.
– Конечно, – Ларим не отрывалась от дочери.
– Я тогда тоже пойду… домой, – Ника тихо встала и вышла из кухни.
– Позвони, как проснешься, – попросила сестра.
На улице не было охраны. Похоже, ей стали доверять. Или, скорее, придумали другой способ наблюдения, незаметный.
По дороге домой, оставшись одна, Ника в один миг вернулась мыслями к произошедшему ночью. Это было… было так… Хорошо, вот. Это было очень хорошо.
Интересно, где сейчас Матай? Его тело, запах, крепкие руки…
Ночной зуд вернулся и снова распространился по телу, даже в ушах загудело. В доме было пусто, альфа еще не возвращался. Тишина была совершенной, даже слуг не слышно, все замерло в ожидании хозяина, который отсутствует. А жаль…
Может, ему позвонить? Со времени вручения смартфона Ника им не пользовалась, не было причин. Но вот так взять и позвонить?
Она потерла экран, стирая отпечаток собственного пальца, потом сунула смартфон обратно в карман. Нет, она пока не может. Что говорить? Язык не повернется.
В своей комнате Ника повторно вспомнила вчерашний вечер и отправилась в душ. Почему-то ей хотелось искупаться, узнать, уймет ли зуд горячая вода, упругие струи, бьющие по коже.
А у самцов тоже бывает этот дикий зуд?
Ника стояла под душем, поворачиваясь под струями то одним боком, то другим, но зуд не проходил. Наоборот, становился сильней. Она потерла там, внизу, рукой и словно пожар разожгла. Только хуже сделала! Пока известен только один способ избавиться от зуда. А от него нужно избавиться.
Эта мысль породила и страх и восторг.
То, что произошло ночью, взывало к памяти, оно требовало повторения.
Ника вышла из комнаты, раздумывая, у кого бы спросить, где альфа. Приезжает ли он на обед? Если нет, то где обедает? С кем?
С женщинами? Она сглотнула, и слюна показалась горькой. Вполне вероятно, он делает такие же вещи с другими самками. И делал. Сам говорил, что знает женское тело куда лучше Ники. Как будто это сложно – знать что-то лучше необразованной деревенской девчонки.
Матая она почувствовала заранее. Он приехал на машине, выскочил из нее, как ошпаренный и, не заходя в столовую, скрылся в своей комнате. Ника успела спрятаться за угол, правда, не знала, зачем. Минута, две – тишина. Тогда она вышла в коридор, подошла к двери спальни альфы, приложила к дереву ухо и услышала звук текущей воды.
Потом вода закрылась.
Ника выпрямилась, повернула круглую ручку и толкнула – дверь открылась. Матай только что вышел из душа и стоял посреди комнаты в одном светло-желтом полотенце. Ника не стала отворачиваться, внимательно изучая его плечи, руки, на которых остались капли воды. Очень красивое тело, но кожу она так ни разу и не погладила, только вчера сжимала бицепс, но это же другое. Кроме того, на бедре, очень низко, ниже талии у него была татуировка, что-то изогнутое и зубастое, раньше рисунка было не видно из-за одежды.
Да и вообще! Она подняла глаза, смело встречаясь с его взглядом.
– Я хочу еще, – спокойно сказала Ника, а может кто-то другой сказал ее голосом.
Матай как вихрь оказался рядом, дверь захлопнулась. Шорты Ники слезли, словно сами собой, он просто к ним прикоснулся. Альфа перетащил несколько метров и повалил ее на кровать, почти бодая головой, как теленок корову, задрал футболку и прижался лицом к животу. Его вес пугал. Сильное дыхание обжигало. Ника вздрогнула.
Он поднял голову, но ничего не сказал. Прикоснулся к животу пальцами, осторожно погладил. Самыми кончиками. Ника, чтобы не жмуриться от страха, запрокинула голову, выставляя горло, и уставилась в потолок, а руками вцепилась в покрывало. Так можно отрешиться от вида, от зрительного ряда и сосредоточиться на ощущениях. Только вот вчера было по-другому. Она попыталась перевернуться на бок, чтобы как вчера, но мужская тяжесть не давала. Потолок терялся в тени, он был глянцевым, Ника увидала в слабом отражении белое пятно кровати, а на ней темные пятна тел.
Что-то горячее и мягкое коснулось пупка. Ника все-таки зажмурилась. Это его губы. Влажный язык проник в пупок и задрожал там, вызывая ответную дрожь.
Пальцы так же уверено и молча, как вчера, гладили кожу, нажимали и мяли. Он целовал животик, вес тела пропал. Когда Матай раздвинул ей ноги, Ника только крепче зажмурилась. От зуда почти тошнило, грудь почти разрывало, то место, между ног, которое он вчера гладил, снова распухло.
Он вдруг рывком переместился, только что был сбоку, и вот уже у ног. Ника на миг открыла глаза, увидела это на потолке и снова зажмурилась. Трусики так же сами собой соскользнули по ногам и пропали.
Твердые мужские пальцы, наконец, прижались к ноющей плоти, прошлись по ней, вверх-вниз, медленно и плавно.
Ника напрягла колени, и сжала руки. Только не пугаться. Он сделает приятно, раз обещал, до сих пор альфа не соврал ни разу. Главное, подождать. Приятно стало почти сразу, его пальцы очень умело успокаивали плоть.
Потом прикосновение стало другим – шелковым, дрожащим, тянущим. Широкие ладони обхватили бедра Ники, слегка приподнимая, и вместе с новым дрожащим прикосновением она почувствовала между ног горячее дыхание.
Ника распахнула глаза – там внизу, между ног, между поднятых острых коленок виднелась его голова. Его широкие плечи не давали ее ногам сомкнуться, рот накрывал лобок Ники, а руки сжимали ее бедра так, чтобы не дергалась.
Потом он сделал губами сильное сосущее движение.
Вчерашние ощущения навалились и обездвижили. Не к месту вспомнился рассказ Олеськи про язык и заодно про все остальное, что с ней сделали. Да уж, про язык она не врала, это действительно – божественно.
Ника облизала губы, подняла руки и вцепилась в его волосы. Пальцы зарылись в черные волосы, схватили их. Ладони альфы крепко сжимали ее бедра, рот прижимался к самому личному месту, язык бегал по плоти, губы обхватывали и посасывали, и ничего прекрасней Ника не испытывала никогда, даже прошлой ночью.
Она открыла рот, чтобы вздохнуть и услышала собственный стон. И еще, еще стон. Короткие и частые, почти как поскуливание. Нетерпеливое хныканье. Его губы разрывали на части.
Хотелось посмотреть вблизи, что он делает. Как движется его язык, скользит по плоти, как обхватывают губы, когда он делает это коронное сосущее движение.
Нике захотелось его позвать, но она не посмела – вместо имени из губ вылетел короткий глухой крик.
Язык, подгоняемый этими звукам, задвигался быстрей, а потом проник в глубину, резкими ударами доводя до конца.
Ей хватило. Бесконечно раскалываясь на куски в его крепко держащих руках, Ника подумала, что так попадают в рай.
Глава 17
Хотя она была никакая, мягкая и безвольная, как плюшевая игрушка, Матай не собирался оставлять ее в покое. Он навалился сверху, крепко сжимая руками, горячий, дрожащий, и Ника открыла глаза, когда его требовательное дыхание обожгло шею. За все нужно платить, учили в стае. Наверное, такое удовольствие дорого стоит. Как можно отказать альфе, желающему получить плату? Придется платить.
Она попыталась удержать остатки плавающей неги, искры физического удовольствия, но его поглощал подступающий страх. Сама пришла. Она же сама пришла, никто не заставлял. Теперь альфа имеет все права делать с ней, что угодно, свою доступность она продемонстрировала, переступила порог чужой комнаты и потребовав еще.
Ника зажмурилась и закусила губу. Если расплачиваться, то пусть это будет быстро.
Но тяжесть вдруг пропала, жар переместился вбок. Матай взял ее руку и потянул к себе, потом в ладонь ткнулось что-то гладкое и горячее. Ника оглянулась посмотреть.
Эта штука, которая так сильно пугала ее с детства, сейчас смирно лежала в ладони. Он был большим и теплым, напоминал жезл – толстую палку, увенчанную крупной головкой, на вид сморщенный, а на ощупь почему-то гладкий. Он мелко подрагивал, легко бился о ладонь.
И опять, скажи что-нибудь альфа, это послужило бы сигналом к действию, к сопротивлению, но он молчал. Поверх руки Ники опустилась мужская, заставляя сжать толстый стержень, а потом провести по поверхности.
Мужская рука водила ее, сжав в кулаке, направляла, и Ника так сосредоточилась, следя за движением, что не сразу поняла, что он дрожит и дышит так же хрипло, как ночью. Она чуть не отдернула руку, но Матай сжал ее ладонь еще крепче, толкнулся в нее последний раз и задергался. Как ночью. В ладонь стрельнула жидкость, запахло спермой, в руке Ники влажно растекалась жидкость, подрагивал и двигался в последних спазмах мужской член, и теперь она знала, что именно альфа делал ночами возле ее кровати. У них разные прикосновения, что неудивительно, ведь они по-разному устроены. Но они могут соединиться, каким-то образом слиться вместе и получить удовольствие вместе.
Может, рискнуть?
Матай не спешил отодвигаться и вынимать свой член из ее руки. Вытянулся рядом, дыша ей в волосы. Ника вместо того, чтобы посмотреть на него, посмотрела в потолок.
– Так было недостаточно страшно? – спросил альфа.
– Нет, – еле слышно ответила Ника, сжимая руку, не желая его отпускать. – Почему ты сделал так, а не?..
– Ты еще не готова к настоящему сексу. Ты его хочешь, но не знаешь, что это за желание.
– Я хочу секса? – почти не удивилась Ника и только потом опустила глаза и увидела, что на ней половина одежды. Сверху футболка с серыми дельфинами, а ниже пояса она голая – сливочного цвета кожа на бедрах, острые костяшка и коленки, полоса светлых волос на лобке. Ника никогда не заглядывала туда, себе между ног и не представляла, что там находится. Но теперь вдруг захотелось посмотреть, что так сильно опухает и ноет? Что там такого, что может успокоить только Матай? Что приносит это животное удовольствие?
Она отпустила, наконец, его член и потянула руку к себе, посмотреть, но по пути опомнилась, что не одна и опустила ладонь на бедро. Мокрая ладонь заскользила, оставляя на коже влажный след. Альфа тут же схватил ее ладонь, размазывая по ней свой запах.
– Да, неплохая идея, – урчал он на ухо, водя туда-сюда. Потом его пальцы легли Нике на лобок, и она с ужасом почувствовала, что внутренний жар загорается снова. Это что, надолго не проходит?
– Почему это начинается снова? – спросила она. – Если я только что, ну…
– Если ты только что кончила?
Она покраснела и кивнула, чтобы не говорить вслух.
– Потому что ты хочешь не просто разрядки, ты хочешь, чтобы я вошел в тебя и сделал все, как полагается. Заставил тебя ощутить силу самца, подтвердил свою власть. Твои инстинкты требуют послушно лечь на спину и как можно шире раздвинуть передо мной ноги, но ты этого не делаешь. Поэтому тебе неуютно – словно рвет на части. Ты хочешь чего-то, но не знаешь, чего.
– Я не верю.
– Ну что же, не верь. – Усмехнулся он. – Может, мне показать тебе прямо сейчас? Я могу раздразнить тебя так, что ты станешь умолять меня заполнить тебя своим членом.
– Такого не может быть.
Но между ног снова пульсировала жаркая точка, требуя ласки.
– Я не настолько жесток. – Альфа поднял ее ладонь и, наклонившись вперед, поцеловал ей руку. Ника, не отрываясь, смотрела на его профиль, на жесткие волосы, прямой нос и крупный подбородок. На губы, которые недавно крепко прижимались к ее изнывающей промежности. – Я знаю, что ты мучаешь себя и меня не специально. Я знаю, что можно ускорить события и через час ты выйдешь отсюда женщиной, хорошо знающей, как принимать мужчину, но к чему? Чем больше ты будешь хотеть меня, чем больше желания накопится, тем лучше в результате будет нам обоим.
– Ты говоришь какую-то абракадабру, – заупрямилась Ника, сжимая ноги.
Он снова поцеловал ее руку, это смотрелось трогательно-невинно, после всего того, что он с ней на этой кровати только что проделал.
– Однажды я обещал, что ты станешь стонать от страсти. Теперь я обещаю, что вскоре ты сама откроешься и без страха взглянешь мне в глаза, пока я буду в тебя погружаться.
Ника промолчала. Она лежала возле самца полуголая и не боялась насилия. Альфа мог это сделать миллион раз, но не сделал. Значит, это правда, правда. Он не станет ее принуждать.
Но и ждать будет недолго. Осталось четыре дня отведенному сроку.
Ну и что? На самом деле ей хотелось снова почувствовать эту волну, которая понесет и затянет в мистическую глубину, но и страшно было. Что тогда? Она действительно потеряет себя и попросить самца лечь на нее? Воткнуть в себя его жезл? Попросит самца сама?
Ника сглотнула и решила подумать о чем-то другом.
– К Ларим приехала дочь, – сказала она вслух. – Ты не знаешь, что с ней произошло? У нее ужасный вид. Она чего-то жутко боится.
– К Ларим приехала дочь? – голос у альфы стал жестким.
– Да, – Ника повернулась к нему и впервые с момента, когда пошла в комнату, посмотрела ему в глаза прямо. – Ты злишься?
– Я? Нет. Но Ларим не разрешали приглашать дочь. Она вышла замуж за самца из другой стаи, там ее место.
– А что произошло? Почему ей нельзя остаться? С матерью?
Матай лежал на подушке, но посмотреть умудрился так, как будто Ника распласталась перед ним на полу, унижено опустив голову.
– Почему ты спрашиваешь?
– Хочу знать, по каким законам живут стаи, если дочь не может остановиться у матери.
– Хорошо. Ты права, я расскажу. Бронислава сделала аборт. По нашим законам он карается наказанием в виде домашнего ареста на несколько лет. Или до рождения нового помета.
Ника с каждым словом все сильней леденела. Получается, тут дела с пометом такие же?
– Это был бы ее первый помет? – тихо уточнила она.
– Да.
– А если бы третий? – задержав дыхание, спросила Ника.
– Что третий? Неважно, какой по счету помет, аборт есть аборт. Но если бы у них с мужем уже были щенки, он отреагировал бы не так остро, а именно муж принимает решение о наказании.
– И что он решил?
– Вначале, насколько я слышал, он хотел запереть ее в доме, но она попыталась сбежать. Тогда он просто ее выгнал.
– Выгнал?!
– Да.
– Ну и ладно, я бы обрадовалась, – фыркнула Ника. – Была бы сама по себе, это здорово.
– Зря радуешься, это совсем не здорово. Самке нельзя оставаться одной, самец может за себя постоять, а что можете вы, кроме как убегать? Бронислава больше не имеет защиты, любой озлобленный оборотень может ее преследовать и обратиться за помощью она сможет только в человеческую полицию, сама понимаешь, этого она не сделает, побоится. А у нас, как и в человеческом мире, существуют придурки, которые хотят мести и наказать оступившуюся самку. Куда лучше сидеть запертой в доме, в безопасности. Посмотри на Брониславу, думаю, по ней это видно.
Ника вынуждено согласилась.
– Тогда почему она не может вернуться к матери?
– Потому что Ларим – часть моей стаи. Вернувшись сюда, она попадает под мою защиту, а это спорный вопрос, хочу ли я ее защищать от самца, который в своем праве. Я его понимаю. Тут у нас домострой, никакого феминизма.
Ника не знала, что такое феминизм, но имела представление о помете, беременности, родах. Она зажала руки между коленок и ей вдруг захотелось одеться и оказаться как можно дальше отсюда. Значит, для него нет разницы между первым пометом и третьим? Значит, он против аборта? Он даже не пикнул, что третий это опасно и аборт допустим. Нет, тут все как в их стае. Правда, в их стае женщины просто не знали, что можно делать аборт, о нем сестры узнали потом, уже у Никаноровны. А если бы знали… сколько жизней бы спасли?
Альфа мгновенно почувствовал перемену.
– Что произошло? – Рука легла ей на бедро, но вместо тепла Ника вздрогнула. – Что случилось, волчонок?
– Всегда боялась умереть от родов, – на ходу придумала она. Но и не соврала.
– Ты ни в коем случае не умрешь от родов. Но я хочу большую семью, много здоровых крепких детей и ты мне их дашь.
Вот теперь и вовсе стало дурно. Альфа что, просто планирует разводить ее на потомство? А если она посмеет ослушаться и сделать аборт, то что, запрет и заставит рожать? Ника специально спросила про третий помет, намекнула именно на третий, смертельный, но для него не важно, первый или тот, что несет смерть. Ему нужны здоровые, крепкие дети.
Ника ни разу не думала про детей.
– Если хочешь помолчать, волчонок, то молчи, – в его голосе прозвучало что-то угрожающее. – Но тогда будь готова говорить по-другому.
Он неожиданно сунул руку ей между ног и одновременно прикусил ушко, водя языком по краю ушной раковины. Пульсирующий жар словно только того и ждал, против воли возвращая нетерпеливый зуд. Его нападение было грубым, но тело это только приветствовало.
– Видишь, как быстро ты отзываешься? – прошептал Матай. Хотя Ника крепко свела бедра, его рука легла на лобок, и гладила, и мяла, не проникая внутрь, но все равно дразнила все сильней. – Может, действительно хватит ждать? Может, разложить тебя прямо сейчас и позволить увидеть рай? Пометить, в конце, концов, чтобы ты не бесила моего зверя тем, что все еще не до конца принадлежишь ему. Ведь пока ты девственница, мой внутренний зверь места себе не находит, потому что остается призрачный шанс, что найдется более ловкий… менее чуткий и просто возьмет твою невинность, и тогда волк навсегда потеряет шанс отпечататься в твоей жизни как первый, кто в тебя вошел. Как первый, кто проник в твой узкий проход, как первооткрыватель. Других не будет, Ника, но зверь хочет быть первым немедленно и это очень… сложно тормозить. Может, не будем ждать и просто сделаем так, как он хочет? Мы ведь с тобой тоже этого хотим.
Ника не думала, что он действительно ее спрашивает, скорее, просто думает вслух. Но… если через несколько дней все равно этот момент наступит, имеет ли смысл оттягивать?
Она облизала губы. Если будет, как он обещал, значит, снова наступит секунда, когда то ли умираешь, то ли рождаешься заново. Бесконечный, полный ярких красок момент, когда власть тела становится главней всего.
Ника прикрыла глаза.
Вдруг за окном загудела сирена, очень громко.
Матай чертыхнулся и подскочил, схватился за телефон, лежащий на тумбочке у кровати. Тот зазвонил как раз в момент, когда пальцы альфы к нему прикоснулись.
– Да, – несмотря на паническую сирену, голос альфы звучал совершено спокойно. – Сколько их? С чего ты решил, что есть опасность, даже если они в форме охранной фирмы? Ну и что, что с оружием и морды наглые? Наглая морда еще не признак преступления. Короче, к чему красный код?
Некоторое время он молча слушал и все больше мрачнел.
– Сейчас буду.
Отключившись, Матай повернулся к кровати, навис над Никой и замер. Его глаза блестели, дыхание ровно текло, обдувая кожу.
– Скажи Ларим, что ее дочь может остаться.
– Правда? – сглотнула Ника, не шевелясь и не прикрываясь. Дельфины на груди поднимались от дыхания, а на голом животе будто отпечатались его пальцы.
– Они будут тебе должны.
– А я тебе? – тут же предположила Ника. Просто так ведь ничего не бывает?
Альфа усмехнулся и снова медленно поцеловал ей руку. Потом лизнул ее вызывающе откровенным жестом и улыбнулся.
– Какие могут быть долги? Между нами все общее, волчонок. Все наше. Отдыхай. Скучай по мне.
Как только оделся и исчез из комнаты, Ника моментально пожалела, что альфа ушел. Ей нравилось лежать на кровати, замирая, и ждать, что он с ней сделает в следующую минуту, и удивляться его умению делать приятно, пальцами, языком, всем своим телом. И его твердый жезл в руке совсем не пугал, наоборот, походил на символ власти, который по большому везению попал ей в руки. От этой власти кружилась голова и горело внутри. Конечно, самцы бывают опасными, когда хотят навредить самкам, могут сделать больно, но недавно в ее руках член Матая вел себя послушно. А сколько всего он умел…
Наверное, она сумела бы научиться с ним управляться. Точно научилась бы. Потому что это не так уж чтобы сложно, подозревала Ника.
