Текст книги "Последыш (СИ)"
Автор книги: Терния
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц)
Впрочем, мама решала и поэтому Ника жива.
Выйдя из кухни, она отправилась к дому в густом саду почти на другой стороне деревни, где собирались на шабцу мужчины. Густая зелень, все окна нараспашку, никто не ожидает, что какая-нибудь наглая баба посмеется нарушить запрет и станет подслушивать. Максимум – от калитки пройдет кто-то с подносом и бутылками, оставит на крыльце и быстро уберется прочь, потому что не рискнет показываться на глаза компании подогретых спиртом самцов.
Оборвав по пути листья табачного дерева и растерев между пальцами, Ника намазала полученную кашицу на кожу лица и рук, чтобы перебить свой запах. Лазо говорит, от нее воняет, но Крауфранцу наличие вони что-то не очень помешало. Он и сам, честно говоря, не ахти как пах, почему-то в стае считается, что мыться лишний раз вредно для здоровья, особенно в волчьем обличье. Волку может и не очень полезно купаться, но многие переносили водобоязнь и на человеческий облик. А вот Ника, наоборот, обожала купаться в реке и баню тоже безумно любила. Только лучше грязной ходить – хоть какая-то защита.
С вонючими табачными листьями защиты еще больше. По правде сказать, самцы и так мало чуют после самогона, но подстраховка никогда не лишня, когда речь идет о безопасности.
Ника притаилась за кустами у крайнего окна и стала ждать чего-нибудь полезного. Голоса слышно было хорошо, но она подумала и передвинулась ближе, почти вплотную к стене. На новом месте было очень удобно – выемка в ветках у земли, как будто специально выдавленная для того, чтобы там кто-то сидел.
Ника уселась на землю, подняла подол, чтобы охладить ноги, обняла коленки руками, положила на них подбородок и стала ждать. Мужчины болтали много, много смеялись и вели себя шумно. Большинство разговоров Ника фильтровала, потому что они казались мерзкими. С самого детства, стоило научиться соображать, как ей стало понятно – женщины в стае занимают последнее место, ни на что не годятся и ничего не достойны. Еще играя с братьями, она недоумевала, почему, если брат побеждает и хватает ее зубами за загривок, то Шархай хохочет и говорит: «Молодец, настоящий мужик растет!», а стоит победить ей, причем честно, как он хмурится и цедит сквозь зубы, причем не ей, а побежденному: «Ты слабак, жалкая псина, не смей проигрывать последышу»!
В общем, дружбы с братьями не задалась. Сейчас они смотрели на нее как на повариху, уборщицу или подавальщицу жратвы, которая по первому требованию обслужит или уберет грязь. Все в папашу.
Однажды, после смерти мамы, Ника решила, что это не ее семья и не ее дом. Притворилась, что они с Марией случайно оказались в чужой семье. Просто вынуждены здесь жить, чтобы не пропасть, но привязанности от нее никто, кроме сестры, не дождется. С тех пор Ника строила много планов и делала много попыток что-то изменить. Пусть Мария физически была больше и крепче, именно Ника верховодила и плела интриги, тогда как сестра предпочитала прятаться и вести себя незаметно, желая только, чтобы ее никто никогда не трогал.
В их стае по-другому нельзя.
Ника сидела на траве, тараща слипающиеся от усталости глаза и внимательно слушала, потому что им почти шестнадцать… почти шестнадцать и младше они не становятся.
– Ну что! – Подал голос Олимп и Ника поняла – вот оно, дождалась. Сон как рукой сняло. – Раз все перекусили, давайте делами займемся. Больше нас не становится. Нужно потомство. Сегодня решим, что с Шарзаевыми девками делать. Они достаточно подросли. Есть предложения?
Тут же загалдели голоса и раздались смешки.
– Я бы от Марии не отказался. Она грудастая. Шархай, отдашь за меня дочь? – забасил мужской голос. Ника задрожала – это был вдовец по имени Чубей, который похоронил жену в тот же год, что Ника мать и по той же причине – неудачная попытка принести третий помет. Не самый жестокий мужик, но пожилой и ненормально толстый для оборотня. Борода опять же, как лопата и вечно в комок сваляна.
– А мне отдай Нику! – хрипло вступил в разговор молодой голос и она узнала Крауфранца. Заговорил он впервые за вечер.
Кто-то заржал:
– Последыша? Зачем тебе эти мослы?
– Мне нравится, – невозмутимо ответил Крауфранц.
– Да ты ее надвое порвешь! – заржал еще кто-то.
– Не порву. Она такая маленькая. Везде. Сядет, как перчатка.
– Будет натягивать ее перед сном, для тепла, – присоединился очередной оборотень.
Они ржали, похрюкивая, пока не влез Олимп, который не отличался большим терпением.
– Шархай, значит, решено? Последыша моему отдаешь, пусть балуется, но в пару она ему не пойдет, для потомства мы ему здоровую крепкую самку подберем. Последыш пусть до двадцати не рожает, сдохнет еще. А так может окрепнуть успеет. Старшую, думаю, пора и на племя пустить, давно уже взрослая девка. Согласен ее к Чубею пристроить?
У Ники словно кожа застыла, прекратившись в корку, которую можно поддеть ногтем и отковырять.
– Последыша забирайте, толку от нее! И Марию Чубей пусть берет, но не запросто так. Хряка пусть взамен приведет.
– Так и быть, – согласился тот.
– Только не дело это – чистых отдавать, – вступил чей-то молодой и наглый голос, и если раньше было страшно, но предсказуемо, то сейчас от ужаса приподнялись волосы. – Погонять бы сначала.
– Может, хватит гонять всех подряд? Они потом как забитые тряпки лежат и дрожат, не расшевелишь, – вступился Чубей и Ника почти испытала к нему благодарность. Может, сестре не так уж и не повезло? Про себя она старательно не думала.
– А ты не жмись, скотина! – влез второй голос из числа молодняка, которые под покровительством альфы только и делали, что девок гоняли, жрали да пили. – Вначале мы попробуем, научим, что да как, потом ты хоть каждый день ее пользуй.
– Вы научите! Жмуриться, руками прикрываться и скулить – вот все ваше учение, – заартачился Чубей. – Ни целовать не умеют, ни ласкать.
– Ладно, не лезь в бутылку! – вступил Олимп. – Пусть молодежь развлекается. Что им еще делать? Кровь бурлит, пусть мужики будут мужиками. Ну, погоняют ночь-другую, не обеднеешь! А девки пусть привыкают сразу. А хочешь другим ласкам учить – твое дело, но после.
– Ну ладно тогда. И я, пожалуй, присоединюсь, давно по лесу не бегал, – мирно ответил Чубей, моментально потеряв Никину благосклонность. – Обеих погоним?
– Обеих. Одна в самом соку, слюнки текут, да и вторая, пусть и мосластая, но дыра, как у всех баб, имеется. А такая малышка наверняка тугая да узкая. Крауфранц, смотри-ка, не дурак, знал, что заказывал!
Мужики снова заржали, Ника сглотнула и словно песком захлебнулась – слюны во рту не было.
– Когда начнем? – спросил кто-то из молодняка.
– Да вот сейчас жаркое принесут, брюхо набьем да погоним, – предложил Олимп. Раздался свист и одобрительные крики. – Растрясемся, а то скоро сами в боровов превратимся.
– Чур, я первый на последыша! – крикнул Крауфранц.
– Пусть! Посмотрим, как ты ее натянешь и не порвешь, – ржали остальные. – А то хвастать все горазды. Хотя, мелкие они обычно тягучие да гибкие, как хочешь сгибай, в любую позу ставь. Попробуем, короче.
Ника хотела пошевелиться, а в результате завалилась на бок. Мышцы одеревенели. Значит, сегодня… им с сестрой подготовили то же самое, что Катрии. Голова отказывалась понимать, за что. Отказывалась представлять, что их реально ждет гон всего через два-три часа. Если об этом думать, свихнешься.
Нужно думать о другом.
Ника, до боли сжимая зубы, чтобы не заскулить, прямо на коленях, сдирая их в кровь об ветки и камни, поползла прочь от дома, за забором вскочила на ноги и побежала. Внеслась в кухню, где готовили бабы.
– Жаркое готово? – истерически завопила. Все дружно обернулись в ее сторону.
– Еще полчаса, – ответила женщина, сидевшая у печи. – А чего случилось? Ты чего такая дикая?
Ника на секунду потупилась и понизила тон. Нечего выдавать себя раньше времени. Эти змеи только позлорадствуют, если узнают, что девчонок сегодня ждет. Лазо, наверное, от радости в пляс пуститься – ее когда-то гоняли, почему сестры должны избежать такой участи. Так же они думают? Ника обвела женщин глазами. Забитые, неухожены и при этом злые, как собаки.
Жалкие, вот они какие.
Ника сжала губы и вздернула подбородок.
– Просто на шабце мясо ждут. Только они хотят, чтобы очень мягкое был, аж во рту таяло, так что лучше подольше на жару поддержать. И еще спиртного просили.
– Мало им самогону, что ли? – удивилась Лазо. – Вроде как обычно принесли, несколько бутылей.
– Кричали, чтобы еще несли, – сказала Ника и развернулась, ища глазами Марию.
– Подожди… А ты откуда знаешь?
– Ходила тяпку точить на кузню, – не моргнув глазом, соврала Ника. – Мима дома. Шархай из окна крикнул.
– Ладно.
– Где Мария?
– Хм. Кто ее знает, где она лентяйничает. Найдешь – скажи, пусть сюда топает, нечего прохлаждаться, пока мы вкалываем! У, когда уже за вас возьмутся, сил нет смотреть, только и делаете, что под ногами путаетесь, толку от вас никакого!
Сегодня и возьмутся, хотела ответить Ника, но не стала. Нет уж, нечего радовать змеюку Лазо, как бы от радости ядом не захлебнулась.
– Скажу. Не злись, мы с Марией все помоем с раннего утра. И кухню, и посуду. И завтрак на всех приготовим, и скотину накормим.
– Чего это ты такая послушная?
Лазо прищурилась, как будто что-то заподозрила.
Ника сделала жалобную мину и отправилась искать Марию. Вышла из кухни и поднялась в дом. Сестра подметала комнаты второго этажа.
– Ну как? – спросила она, когда увидела Нику.
Ника схватила ее за руку и потащила в угол.
– Ты чего? – Мария по дороге ударилась о стену локтем, выронила веник и теперь смотрела обижено. – Ты чего сбесилась?
– Марыська, нам нужно бежать.
Глаза сестры стали как круглые монеты. Хлопала они ими медленно и красиво, как теленок.
– Чего?
– Говорю, бежать нужно.
– Когда?
– Сейчас.
– Ты что, сбесилась? – тупо повторила она.
– Сейчас самцы сожрут жаркое и пойдут нас с тобой гнать. Тебя и меня. Ты поняла?
Губы Марии задрожали, она неожиданно опустилась на корточки, уткнулась в колени лицом и тихо заскулила.
– Марыська, нам нужно бежать с тобой из деревни.
Сестра тот час же заскулила громче.
– Сейчас. Надо собираться и уходить, пока не поздно, иначе ждет нас судьба Катрии. Помнишь, как ее по лесу гоняли? Сегодня наша очередь, я слышала. Они все собираются нас попробовать, поучить уму-разуму. Потом тебя отдадут на племя Чубею, будешь его сморчок ртом ласкать.
– Что? – ошарашенная Мария подняла голову. Ее мокрые красные щеки подтверждали, что она плакала. Как будто это поможет.
– Что слышала. Они это, оказывается, очень любят. А я буду игрушкой Крауфранца. Ты этого хочешь? Повторить судьбу каждой здешней самки? Повторить мамину судьбу? А твои сыновья подрастут и сами станут насиловать девочек. А твоих дочерей…
– Хватит, – страшно всхлипнула Мария, а Ника поняла, что почти кричит. Перевела дыхание:
– Решай сейчас. Я ухожу. Лучше сдохнуть, чем как все.
Сестра безостановочно мотала головой, но была так испугана, что не могла произнести ни звука.
– Чего стоишь столбом? Собирай вещи. Нужно уходить, Марыська. Сейчас.
Наконец, сестра заговорила.
– Я боюсь. Не смогу идти. Ноги не идут.
– Я в любом случае уйду. Давай, не трусь, пошли со мной.
Мария скулила, молча тряся головой. Нет, нет, не смогу. Времени на обычные уговоры не было, Ника размахнулась и со всего размаха дала сестре пощечину. Та замолчала, вытаращив глаза, но скулить и головой трясти перестала.
– Некогда скулить. Или мы уходим, или тебя сегодня будут пользовать всю ночь. За двоих, потому что меня не будет. Хочешь?
– Ты в своем уме? – совершено трезвым голосом спросила Мария. – Хочу?..
– Тогда пошли.
– Как? Просто так уйдем в лес? А дальше?
– Дальше уйдем далеко, спрячемся, переждем, потом найдем людей. Их в мире очень много. Притворимся своими. Не пропадем.
– Люди догадаются, кто мы и убьют нас.
– Не догадаются! Если не перекидываться, как они догадаются? У нас на лбу что ли написано, что мы оборотни? В любом случае, хуже, чем здесь, не будет.
– Все равно страшно! – упрямилась Мария.
– Тогда знаешь что? Тогда оставайся и жди. Они скоро за тобой придут, очень скоро. Чубей будет первым, а потом будет второй, третий, четвертый, пятый… Они будут пыхтеть над тобой, сотрут тебе все до мозолей.
– Хватит, – пискнула Мария, пряча лицо в ладони. Ее плечи тряслись, как от лихорадки. Не поднимая лица, она продолжала бубнить: – Старшие женщины говорят, такова наша доля и нужно терпеть. Если не сопротивляться, живыми останемся, а потом будет проще, попривыкнем со временем. Все так живут.
– Да?! – Нику охватил гнев. – Я не хочу терпеть. Не хочу так жить! И не буду!
Сестра сглотнула и прошептала:
– Не зря многие болтают… ты странная какая-то, слабая, недоразвитая, последыш и есть, но откуда в тебе столько отпора? Почему ты совсем не хочешь слушаться?
– Нашла о чем говорить, сейчас-то! Самое время поговорить о моем характере!
Ника развернулась и пошла к комнате, где они жили.
– Ты куда? – Мария бросилась следом.
– За вещами. Некогда ждать, пока ты думаешь. Ты соображаешь очень медленно. Я очень тебя люблю, Марыська, но даже ради тебя не стану под них ложиться. Я ухожу.
– Ладно, ладно, стой. – Мария схватила ее за руку и потащилась следом. – Ладно, пойдем. Что тогда с собой брать?
– Сейчас решим.
Ника зашла в угловую комнатку, где они жили вдвоем, сорвала с кровати одеяло и стала бросать на него одежду, полотенце, расческу, нож, мыло.
– Еда? – прошептала Мария.
– Нет. Если на кухню пойдем, сразу заподозрят.
– Без еды пойдем?
– Да. И не пойдем – побежим.
– В платьях далеко ли убежим?
Ника окинула ее взглядом.
– Пошли в комнату братьев, возьмем их штаны и безрукавки. Перекинуться не получится, вещи не сможем нести, придется так.
Через пять минут они обули самые крепкие из найденных в прихожей ботинок, закутались в куртки, прикрепили к спинам мешки с вещами и побежали.
Выбор был сделан.
Глава 3
Весна наступила поздно, но расцвела и раскрылась так быстро, словно не опаздывала.
Ника вышла на крыльцо, щурясь на солнце и глядя в лес. Хотелось побегать, весна звала оторваться, отдаться зверю, но нельзя. Деревня небольшая, но днем волчицу все равно могут заметить. Пойдут слухи по окрестностям, что завелись дикие животные, понаедет охотников, ну их.
Ника распрямила спину, так, что позвонки затрещали. Со дня их побега из стаи прошло пять лет. Ника посмотрела на желтое солнце и улыбнулась. Эти годы стали самыми счастливыми в ее жизни.
А самым счастливым стал день, когда их не догнали. Видимо, сказалась обильная выпивка и обжорство, а самое верное – Олимп с самцами даже представить не могли, что самки посмеют сбежать. Наверняка, вечером их не нашли и отложили гон до следующего дня, потому что было лень искать ночью, и только к обеду кто-нибудь заметил, что девчонки с вечера не появлялись. Тогда проверили комнаты – увидели, что пропали вещи, стали методично обыскивать окрестности.
И тогда только догадались.
Ника почти могла видеть, и даже несколько раз видела в кошмарах, как Шархай заходит в их с сестрой комнату, обнюхивает воздух и не может решить, что пропало, потому что у самок в их стае ничего и не было. Зовет Лазо, и та соображает быстрее. Говорит – нет одежды, одеяла, полотенца. Входит Олимп, рычит и цедит сквозь зубы: «Сбежали». Слово такое ненормальное для стаи, что падает с грохотом, как булыжник.
Нарушение ужасное, требующее неминуемой кары. Найти и поймать, любой ценой. Посадить на цепь, показательно наказать, избить до полусмерти, чтобы неповадно было.
Но подгоняемые страхом сестры ушли слишком далеко. Они шли с утра до вечера почти месяц, останавливались только на отдых и чтобы перекинуться и поесть. Шли быстро, обходя стороной жилые места. Даже мимо города прошли, углубившись в ближайший лес. Сумели набраться храбрости, опять же благодаря Нике и пересечь огромный мост через такую же огромную реку, и пару километров пройти по открытой местности, среди полей. Дальше снова попали в лес с другими деревьями – там они шли, пока не вышли к нескольким деревенькам, в которых жили одни старики.
А потом им улыбнулась удача в лице бабы Никаноровны. На самом деле она не была старой, всего лишь пожилой, просто казалась старой в цветастом платке и длинной серой юбке. Она проживала неподалеку, в деревеньке из семи домом.
Они столкнулись в лесу. Шел дождь, несильный, но за несколько часов он промочил одежду до нитки, а тропинки превратил в болото. На очередном привале сестры поссорились. Ника твердила, что пора остановиться, вечно бежать невозможно, а они ушли очень, очень далеко. Олимп и Шархай ни за что не поверят, что самки рискнут отойти от знакомых мест, а тем более пересечь реку. Это некое табу. Самки на такое неспособны. Так далеко их искать не станут, значит, пора расслабиться и найти дом, жилье.
Мария упрямо мотала головой и твердила, что нет, она не может остановиться, стоит только осесть, как их догонят, и тогда будет гораздо хуже, чем просто гон. Тогда их изобьют, вернут домой, посадят в хлев, на цепь и заставят рожать, вот что они сделают.
– Я не хочу назад! – кричала в припадке истерики Мария.
– Тише, успокойся, – Ника, как обычно говорила умиротворяющим голосом, чтобы не вызвать новый приступ слез. Она и сама временами боялась до одури, но ни разу не пожалела, что ушла. Ботинки с чужих ног давно стерли ноги до кровавых мозолей, неудобные штаны намокли и весили как железные, а за шиворот лилась вода с волос. Спать ночью пришлось в выкопанной под корнями норе, после чего одежда превратилась в грязные лохмотья, ели они за сутки всего раз, но возвращаться в стаю ни одна из них не собиралась.
Из-за дождя и спора сестры не сразу почувствовали Никаноровну. Та вышла из-за поворота тропинки, голова покрыта целлофановой пленкой, в руке узловатая палка и, увидев сестер, сжала губы, а потом решительно пошла прямо на них.
– Это кто тут у нас завелся в лесу?
За все время побега сестры только пару раз сталкивались с людьми – и каждый раз впадали в ступор, стояли столбами, пока люди не уходили, косясь на них с опаской, как на сумасшедших. Всю сознательную жизнь сестер окружали знакомые лица и запахи, а этот лес и эта бабка выглядели и пахли иначе. Неизвестно, что от нее ждать.
Никаноровна окинула их цепким взглядом и поджала губы.
– И откуда же вы сбежали такие?
– Мы не сбежали! Мы взрослые и самостоятельные! – Ника выступила вперед, привычно закрывая сестру. – Где хотим, там и ходим!
Женщина вздохнула глубоко и горько:
– Ясно. Пойдемте ко мне, самостоятельные, горячим супом накормлю.
– Нет. – Вылезла Мария, на секунду выглядывая из-за плеча Ники. Учитывая, что она была на полголовы выше и физически гораздо крепче, смотрелось это нелепо.
– Не бойтесь, девочки. Я вас точно не обижу. Вы ведь сироты, верно? Ушли из детского дома? Я сразу вижу этот загнанный взгляд… тоже в свое время сбежала. Пойдемте, в дождь нужно быть в тепле.
Ника подала сестре знак молчать. Неизвестно, что такое детский дом, но сироты подходящие название. После того как мама умерла, иначе и не скажешь.
– Мы сироты, – подтвердила она.
– Есть куда идти?
Тут Ника замялась. Нет, конечно, ежу понятно, но что лучше сказать? Признаться или соврать? Выдумать родственников каких-нибудь?
– Вижу, что некуда. Идите за мной, я тут недалеко живу, в деревне. Там только старики и остались, так что искать вас никто не будет. Или идите дальше, куда шли. Вам выбирать.
Она развернулась и уверено двинулась по тропинке прочь.
– Пошли отсюда скорей, – шептала Мария, дергая за рукав, но Ника сбросила руку сестры. Теплый дом и горячая еда стоили риска.
– Нет. Мы пойдем с ней.
– Ты свихнулась?
Ника столько раз за последние дни слышала этот вопрос, что теперь только улыбнулась.
– Хватит бегать. Я нутром чувствую, в ней угрозы нет. Пошли. Нам нужен дом. Нормальная еда, крыша над головой. Баня. Пошли.
Вот так, несмотря на страх и причитания Марии, сестры отправились следом за женщиной, о чем ни разу не пожалели.
С тех пор прошло почти пять лет.
Никаноровна приютила девчонок, сначала на ночь, потом на несколько дней… на недельку… в результате они так и не ушли. Хозяйка вначале просто присматривалась, что да как, потом привыкла, потом полюбила сестер, как внучек, которых у нее никогда не было.
Нынче Никаноровна души не чаяла в послушных, неприхотливых и работящих сестрах, и все удивлялась, почему они дома сидят, не гуляют, в соседний хутор на танцы не хотят, в город не ездят, а только на огороде работают с зари до зари, да за скотом ходят и все без единой жалобы.
– Молодежь давно вся по городам разбежалась. Что им тут торчать, в деревне, ни кино, ни магазинов, тут каждый день похож на вчерашний, пыль да жара. Работать много надо, тяжело, вот и бегут. А вы разве не хотите в город? – все чаще спрашивала она. Еще бы – теперь сестры выглядели совсем взрослыми. Мария вообще как длинноногая узколицая модель из телевизора, а Ника, хоть и попроще, но с ребенком уже не спутаешь.
Красивые же девки, качала головой Никаноровна, удивляясь их желанию сидеть дома, но она просто не знала, кто каждый день в деревне для них совершенно счастливый, потому что их никто и ни к чему не принуждает. Потому что они работают на огороде для себя, готовят для себя и не оглядываются каждую секунду, даже во сне, по сторонам в ожидании, что какому-то самцу захочется на них залезть.
Их никто не бьет, не насилует и не заставляет рожать детей. Они работают много, но не так много, как прежде, и работают для себя. Выращивают на огороде овощи для себя, курей кормят для себя и даже ловят для себя рыбу в реке.
И для Никаноровны, конечно. Сестры решили, что был всего один шанс, что им попалась бы нормальная женщина, добрая, верная, способная заменить мать – и она попалась. Разве от такого счастья уходят добровольно?
– Ника! Что ты там застряла на пороге? – донесся голос из дома.
– Просто смотрю. Красиво тут, – крикнула Ника.
Раздались шаги и Никаноровна вышла проверить, что там такого красивого на дворе.
– Небо красивое, – пояснила, сияя, Ника.
– Эх, а я-то, старая, думала, может парень какой обаяшка мимо проходил да окаменел, тебя заприметив.
– Нет, не парень, – улыбалась Ника. Намеки на сильный пол сыпались из Никаноровны, как из рваного мешка, да все мимо. Больше всего на свете сестры хотели, чтобы мужчин в их жизни не было никогда. Однако хозяйка прожила в счастливом браке почти тридцать лет, хотя детей не нажила, а когда овдовела, осталась одна-одинешенька. В деревне кроме бабушек, было несколько стариков, самому младшему за пятьдесят, так что искать лучшего места сестры не собирались. Однако Никаноровны любила напомнить, что они, мужчины, существуют, и если Мария краснела и бубнила что-то неразборчивое, то Ника согласно улыбалась, потому что ей не жалко – пусть мечтает.
– Вы такие красивые, – качала головой Никаноровна. – Молодые, работящие. Мужей бы вам хороших – и будет счастье.
Мария от таких слов моментально пряталась в угол, опуская глаза и молчала, как убитая.
– Обязательно, как-нибудь потом! – отвечала за двоих Ника. Зачем спорить? Пусть Никаноровна верит, что надоедает не зря.
– Сначала старшую замуж надо отдать, а тебе, непоседа, и еще погулять можно, осмотреться, повременить, пока выберешь такого, чтобы егозу вроде тебя терпел без раздражения, – качала головой Никаноровна. В самом начале, услышав, что девчонки сестры она, естественно, решила, что Мария старшая, а Ника младше на пару лет, потому что у людей так бы и было. Сестры, конечно, не стали объяснять, что они из одного помета, просто одна нормальная, а одна последыш.
– Хорошо, матушка! – кротко соглашалась Ника. Чего спорить? Она никогда не чувствовала себя более счастливой, чем тут, у доброй и открытой Никаноровны.
Та, казалось, понимала, что, несмотря на внешнее согласие, ее брачным предложениям дают от ворот поворот, потому качала головой:
– Ну ладно, ладно, однажды сами замуж захотите, попомните мое слово. А пока может книжку почитаем? Или в картишки перекинемся? А может, вареников налепим?
– Да! Давайте Марыська почитает, пока мы лепить будем? Сразу после завтрака.
Ника обожала эти занятия – чтение книг или просмотр телевизора, когда Никаноровна объясняла, что происходит на экране. Что значат непривычные сестрам выражения, предметы, понятия. Оказалось, в людском мире существует много нового и странного и обо всем хочется узнать. Шли дни, а интересные слова и предметы не заканчивались. Например, прически. В стае самое большое расчесывались и плели косу, но когда Никаноровна впервые сделала прическу по-своему, с использованием сахарной воды и старых заколок, Ника не узнала себя в зеркале. Она была прекрасна. Мария вообще сама на себя не похожа оказалась. И вместо восторга, который от нее ожидали, снова испугалась, да так, что ночью обкорнала свои волосы под корень.
– Не хочу быть красивой! – кричала Мария, когда утром с нее стянули глухую косынку и увидели, что под ней.
– Зачем ты это сделала? – воскликнула Ника, которая обожала волосы сестры. Главное, что им досталось от мамы – волосы: светлые, густые, которые лились, как волна.
– Я боюсь!
Никаноровна пришла тогда в неописуемое волнение.
– Что же вы… Что же вы такие шуганные?
– Она просто очень нервная, – выгораживала сестру Ника. После первого шока она поняла, как страшно было Марии увидеть в зеркале то, что действует на мужчин как красная тряпка на быка. Светлые волосы, покрытая загаром кожа и голубые глаза – все равно что предложение на блюдечке. А не хотите ли вы меня поиметь? Мария предпочла уничтожить красоту – волосы остричь, нацепить косынку и поменьше умываться, а вот Ника решила, что можно и побыть красивой – для себя, поэтому украдкой смотрела на себя в зеркало – ей нравилось отражение. Тонкая фигурка, любопытное личико, окруженное копной светлых, слегка вьющихся волос, огромные голубые глаза – просто загляденье! Она периодически даже стала пользоваться старой губной помадой из запасов хозяйки – ей нравилось видеть свои губы ярко-розовыми.
Почему-то ей было приятно видеть себя красивой.
Особенно хорошо стало, когда Никаноровна сшила им первые платья. Будучи по профессии швеей, хозяйка достала из закромов запасы ткани, а потом выкроила и сшила два летних платьица, потому как с собой сестры принесли только пару рубах, безразмерные штаны и странные безразмерные же куртки братьев.
– Совсем обнищали в детдомах, – качала головой Никаноровна – Одни обноски. Ну ничего, оденем вас.
Она прошлась по деревне и девчонки обновили гардероб хорошей, крепкой обувью, теплыми куртками и широкими юбками. Они совсем не походили на те, в которых ходили городские женщины на экране телевизора, но были намного красивее тех тряпок, которые носили в стае. Один цвет чего стоил! Любимое платье Ники было малиновым, с голубыми цветами, яркими, как солнечный день и милыми, как маленькие цыплята.
Сегодня был такой приятный день, что никакого другого платья, крове любимого, не наденешь.
После завтрака они налепили вареников с творогом, потом собрали яйца в курятнике, посмотрели передачу о здоровье, где по студии ходили люди в костюмах, изображающие из себя человеческие органы, а потом Ника надела свое яркое платье и пошла к озеру проверить, достаточно ли согрелась вода, чтобы купаться. Марию позвала с собой, но та отказалась, потому что купаться не любила.
И вот там, у реки, когда расступились густые сочные камыши, открывая переливающуюся синевой гладь, Ника посмотрела на противоположный берег озера и увидела туристический лагерь, а потом почувствовала запах оборотня. Ветер дул с того берега, а потом резко сменился на противоположный.
Теперь и ее запах можно было почуять.
Ника развернулась и, подняв подол, побежала обратно в деревню.
Так быстро, как сейчас, она не бежала даже ночью, когда они покинули стаю.
Глава 4
Перед глазами мелькали деревья, ноги пружинили, отталкивая тело от земли, подбрасывали его вверх, почти как в волчьем обличье. Надо спешить.
Там чужаки. У воды остановились туристы, такое иногда случалось, они ставили яркие палатки и жили по нескольку дней: купались, собирали ягоды, жгли костры и пили вонючую водку. Иногда пели, изредка даже красиво, часто орали. Бродили по окрестностям, собирая шишки и цветы, и покупали в деревне молоко и яйца.
Но ни разу среди них не было оборотней.
Хуже всего то, что ветер переменился и стал дуть в сторону лагеря. Если Ника уловила запах, то и оборотни ее унюхали.
– Мария! – закричала Ника еще на подходе к дому. Никаноровна ушла к одной из подруг посплетничать, поэтому скрываться было не от кого. – Мария!
Та тут же показалась в двери, приподняв тюлевую занавеску, как будто только и ждала услышать дурные вести.
– Там у реки с палатками туристы. Среди них оборотень! – выдохнула Ника, останавливаясь на пороге и сгибаясь от резкой боли в животе. Так на нее действовала паника.
Мария привычно схватилась рукой за горло, словно ее кто-то уже душит.
– Наши? Из стаи?
– Нет, – Ника качнула головой. – Нет, чужие, запах чужой. Но думаю, они меня тоже почуяли.
– Как чужие?!
– Чужие оборотни, понимаешь?!
– Но это значит… – неверяще прошептала сестра.
– Значит, есть другие оборотни! На свете есть другие оборотни!
– Боже мой…
– А чему мы удивляемся? Конечно, есть! Почему бы им не быть? Олимп так сказал? Когда он правду говорил? Ни разу! Олимп всем врал. А может и сам не знает. Среди людей не опасно, раз мы среди них живем. И без самцов мы прекрасно управляемся, так что они не нужны. И про остальное, значит, вранье. Он нам вообще никогда правды не говорил!
– И пусть! Любые оборотни добра нам не принесут.
– Я только сейчас поняла. Только сейчас дошло – там совсем незнакомый оборотень, Марыська, которого мы ни разу не видели. Просто мурашки по телу. – Нику передернуло.
– Надо уходить, – Мария отбросила занавеску и метнулась в дом.
– Подожди… Может, попробуем встретиться и посмотреть, что за оборотни? Может, пронесет?
– Ты сошла с ума? – донеслось из дома, а потом что-то упало, покатилось и загремело.
– Мы не должны все бросать! – упрямилась Ника. – Мы не должны оставлять дом, огород и Никаноровну только потому, что здесь появились оборотни. Это несправедливо! Они наверняка…
– Ты послушай, что ты говоришь! – Мария выскочила обратно на крыльцо. – Хочешь рискнуть? Ты забыла, какие у нас в стае были порядки? С чего ты решила, что эти оборотни другие? А вдруг они…
– Я хочу знать! – воскликнула Ника.
Они уставились друг на друга, словно пытаясь убедить друг друга в своей правоте силой мысли. Ника всегда была в этом плане сильней, исключая один-единственный довод – страх. Тут Марию убедить не смог бы никто. Если в игре страх, Мария победит.
