Текст книги "Быть собой (СИ)"

Автор книги: Tau_kita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Нам придется пробивать путь.

– Бомбардой? – оживился Невилл.

Гарри кивнул.

– Тогда попробуй не обрушить потолок нам на головы, – сказал Невилл, отходя в дальний угол. На всякий случай. Гарри очень хотел последовать его примеру, но вместо этого встал поближе к стене. Порой он просто ненавидел быть первым в любом начинании, опасном для жизни.

*

Сначала Гарри не разглядел его за дымовой завесой. Дышать было нелегко, и он сосредоточился на вдохах и выдохах – размеренных, неглубоких, чтобы не наполнять легкие отравленным воздухом. От недостатка кислорода кружилась голова – или то было от удара? – булыжник, рухнувший с каменного свода, едва не разможил Гарри висок. Кожа выше левой скулы была болезненно-горячей.

Затем зрение восстановилась и Гарри, смотрящий под ноги, чтобы не наступить на капли яда василиска – по полу тянулась стежка, отмечавшая недолгий полет сумки – уткнулся взглядом в обугленные кости. Невилл, державшийся на шаг позади Гарри, остановился, дыша в затылок.

– Что там? – прошептал Невилл, оглядываясь – он еще ожидал, что Кэрроу здесь. В некотором роде он был прав. Кэрроу действительно не ушел. Не успел. И дочиста его обглодал не огонь.

За спиной охнул Невилл. Гарри нагнулся, подцепил ремешок сумки и раскрыл горловину. И не глядя, он знал, что часть бутылок пуста (широкие горлышки, через которые так легко выплескивается содержимое, неподогнанные пробки), а в плотной ткани прожжена дыра с рваными краями.

Быстро ли умер Кэрроу, когда тяжелая сумка ударила его в затылок, и яд василиска выплеснулся наружу? Орал ли он, когда плоть слезала с его костей? Ждал ли смерти как избавления от страданий?

«Страшно ли убивать? – однажды спросил он Регулуса, ожидая если не нарваться на нотацию, то заслужить короткое: «Это не ваше дело». Но Регулус глянул сквозь прищуренные веки и сказал: «Только первый раз».

Гарри выронил сумку и закричал.

1 Отсылка к тетралогии Патриции Рэде.

========== Глава шестая. Песни прошлого ==========

17

Под сенью вязов было темно – закат отгорел, и ранние сумерки опустились на пустошь.

– Мне обязательно туда идти? – Гарри поправил ремень сумки. После аппарации слегка мутило.

– Эти люди не поверят ни мне, ни Регулусу, но вы – другое дело. Имя Гарри Поттера – символ сопротивления, – Снейп скривился как от зубной боли и набросил на плечи мантию-невидимку.

Они ступили на нерасчищенную подьездную дорожку. Кусты рододендора по обочинам разрослись, торчащие там и тут голые стволы акации чернели на фоне слепящей белизны равнины. Гостиница – длинное здание с выложенным из тесаного камня первым этажом, и деревянными – вторым и третьим, становилась ближе с каждым шагом и заслоняла уже треть неба.

Пока шли, Гарри украдкой наблюдал за Снейпом. Тот подсел на тонизирующее зелье – шаги его стали размашистыми, в противовес прежним плавным, лицо осунулось. Волосы висели неопрятными сосульками, глаза запали – Снейп выглядел как балующийся травкой. Или как двойной шпион, на которого в последнее время свалилось много работы на обеих фронтах. Особенно после недавних происшествий – смерть преподавателей Волдеморта наверняка взбесила. Тем более что убийцу Амикуса Кэрроу так и не нашли.

Туман в голове на месте произошедшего три дня назад, не давал покоя. Гарри казалось: было что-то еще. После – или вместо? – Регулуса, встретившего Гарри и Невилла в женском туалете, когда они только собирались спуститься в Тайную комнату. Мелкие несоответствия наслаивались друг на друга, не желая складываться в пазл. Подспудное чувство неправильности происходящего грызло изнутри. И снаружи – безымянный палец натирало грубо сработанное кольцо. Гарри одновременно помнил – Регулус вручил его перед отъездом Гарри в Нору, со строгим наказом не снимать, и не помнил – для чего кольцо предназначается.

Шли без разговоров – только скрипел под сапогами снег. Люпин ждал у калитки черного входа, подняв воротник, чтобы защититься от ветра, и кутаясь в драповое пальто, которое, верно, было бы впору и Хагриду. Лицо его, изборожденное ранними морщинами, просветлело, когда Гарри подошел ближе.

– Я опасался, что вам не удастся выбраться из Хогвартса, – сказал он, стащив перчатки и протянув ладонь для рукопожатия. Пустота на месте Снейпа этот жест проигнорировала. – Многие уже спят – у нас принято рано ложиться, так что идите тише – ни к чему привлекать излишнее внимание. Тебе, Гарри, лучше поговорить с ними за завтраком – утром схватили одного из комментаторов, и сегодняшний вечерний эфир выйдет с большой задержкой.

– И что я им скажу? – пробормотал Гарри, идя вслед за Люпином к двери. – Я ведь никого здесь не знаю.

– Зато все знают тебя, – Люпин, дождавшись, когда они войдут, запер дверь на амбарный замок и подтолкнул Гарри в спину, направляя. Лестница, ведущая наверх, скрипела, и на этот звук неминуемо должны были обратить внимание все обитатели превращенной в общежитие для маглорожденных гостиницы. Но, привычные к шуму, они предпочли сомнительный уют своих комнат-клетушек.

На третьем этаже Люпин указал на одну из дверей с потускневшим медным номером «двадцать два».

– Ваша комната. Если что-нибудь понадобится – я внизу, в гостиной. Туалет в конце коридора. Удобств минимум, разумеется, но какие есть, – Люпин, похоже, чувствовал себя ответственным за убогость обстановки.

Комната была столь тесной, что требовалось определенное искуство, чтобы, вставая с любой из двух имеющихся кроватей, не задеть локтем платяной шкаф. Разболтанные ножки стола, судя по свежим царапинам, подкручивали магловской отверткой, на полке рядом со старинным умывальником лежал кусок домашнего мыла. Снейп повесил мантию-невидимку на гвоздь и сел на кровать слева от входа. Извлек из кармана книгу, зажег стоящую на подоконнике свечу и углубился в чтение. Гарри опустился на соседнюю кровать, недоумевая, зачем понадобилось аппарировать сюда так рано, если возможности расспросить людей у него не будет до утра. Некоторое время он наблюдал как дрожит, преломляясь, рыжеватый свет, отражаясь в полированных ручках шкафа, а потом сбросил ботинки и улегся на кровать, чувствуя некоторую скованность от присутствия Снейпа.

Четверть часа спустя лежать без дела наскучило, и Гарри принялся насвистывать мелодию песни, любимой Дадли. Незатейливый мотив вспомнился легко и вскоре, увлекшись, Гарри стал напевать под нос слова.

– Ваши жалкие потуги развлечь себя мешают мне читать.

Гарри оборвал песню, стушевавшись под суровым взглядом Снейпа.

– Вы ведь не думали о завтрашнем дне? Даже не пытались подумать – что гораздо хуже. Вместо этого предпочли продемонстрировать полное отсутствие музыкального слуха, дурновкусие и невоспитанность.

– Вы ведь не сказали мне взять книгу.

– Я предоставил время поразмыслить над тем, как вы будете убеждать людей довериться вам. Не забывайте – кто-то из них можеть знать теперешнее местонахождение Драко.

– Это не из-за меня он сбежал. Он вас считает чудовищем, и не без оснований.

Снейп прикрыл на мгновение глаза.

– Нельзя давать ликантропное зелье при первом превращении, иначе эффект будет прямо противоположным – звериная сущность возобладает над человеческой. И уже навсегда. Я обьяснил ему – и он согласился с разумностью этих доводов.

– А затем вы заперли его в клетке. Это очень плохой способ налаживания отношений, поверьте.

– Да неужели? – голос Снейпа сочился ядом. – И как бы поступил на моем месте героический гриффиндорец вроде вас?

– Остался бы с Малфоем в одной комнате. Римус говорил, что его мать так поступала. Или… я попросил бы кого-нибудь другого. Но вы не умеете просить – только приказывать.

– Сознаете ли вы, что наговорили на месяц отработок, Поттер? – Снейп сел прямее – так, словно, вместо позвоночника ему воткнули черенок от метлы.

На угрозы Гарри перестал обращать внимание еще в начальной школе – Дадли, ставший свидетелем очередного выплеска стихийной магии, кричал, что расскажет все друзьям, и никогда этого не делал из опасения прослыть ненормальным. Дядя Вернон так часто обещал отдать племянника в приют, что и на это беспомощно-негодующее проявление ненависти пришлось махнуть рукой. Что уж говорить о Снейпе – к моменту встречи с ним Гарри досыта наелся пустых обещаний. А за последние месяцы стал видеть в нем человека – недоброго, желчного, вспыльчивого, но не желающего зла ни самому Гарри, ни другим ученикам. И щадить его чувства, снова позволяя замкнуться в себе, переполнить и без того заваленную тележку с проблемами и виной, Гарри точно не собирался. Отработки же откладывались на неопределенный срок – привычное средство убеждения Снейпа не действовало из-за того, что возвращаться в Хогвартс в ближайшие полгода Гарри не собирался.

– Все равно правда не изменится – Малфой не сбежал, если бы вы были с ним. И мне не пришлось бы исправлять ваши ошибки.

Книга полетела на пол, Снейп схватил Гарри за грудки, тряхнул как котенка. Чувство, что попал в шекспировскую трагедию, усилилось. Гарри вовсе не горел желанием разделить судьбу несчастной венецианки.

– Никогда не говори мне об ошибках, – прошипел Снейп. – Ты не понимаешь, каково это – когда ничего не исправить, как бы не пытался, когда бежишь вперед, зная, что тебя силком потащат назад, потому что не убежать ни от прошлого, ни от себя, когда ты – и только ты, виновен в том, что кто-то бьется в агонии. Умрет еще много людей, прежде чем подохнешь ты сам.

Гарри положил ладонь на его левое предплечье, сжал – не до боли, крепко – не отстраняя, а заставляя держать дистанцию. Накрыла болезненная горечь понимания. Разговор этот казался зеркальным отражением другого – Снейп снова злился на себя – а переставал ли он когда-нибудь это делать? – и расшатанные нервы его немного привести в порядок можно было лишь одним способом.

– Из-за меня попала в плен Гермиона, исчез за аркой Сириус и едва не погиб Рон. Я пытал Беллатрису Лестрейндж и мне – можете не верить, понравилось. Родители Невилла остались бы в здравом рассудке, если бы я умер. Я знал, что однажды вы можете не вернуться, и ни разу не предложил вам начать пить зелье, блокирующее действие метки, – Гарри отпустил предплечье, думая, что слова Гермионы о действенности невербальных аргументов, кажется, имеют под собой реальную основу. Учитывая, что он наболтал, представлялось вполне вероятным, что Снейп заставит его пожалеть об этом.

На мгновение показалось – Снейп признает, что они похожи больше, чем обоим хотелось бы. Невиданная наглость, кажется, вогнала его в ступор. Гарри застыл, боясь пошевелиться, чтобы не спугнуть это ощущение безоговорочной победы. Снейп осклабился.

– Два месяца отработок, Поттер. И да – если будете говорить также вдохновленно, вам обязательно выложат все тайны – от содержимого бабушкиных сундуков до спрятанной от жены бутылки Огденского.

И задул свечу.

***

Гарри проснулся выспавшимся, но ничуть не отдохнувшим. Затеплил свечу, и вздрогнул, когда свет выхватил из темноты лицо Снейпа. Веки у него припухли от недостатка сна, а страдальческая морщина меж бровей стала глубже. Снейп заслонился раскрытой ладонью от режущего глаза огня.

– Вы что, совсем не ложились? – Снейп выглядел старше и уязвимее обычного. Гарри сверился с часами – в это время в башне Гриффиндора отправлялись по спальням даже заядлые весельчаки.

Снейп вяло махнул рукой.

– Это не ваше дело, – казалось, он игнорировал желание натянуть одеяло до подбородка, закрыть глаза и не открывать до самой победы над Волдемортом. – С каких пор вас волнует мое здоровье?

– С тех самых, когда от этого стала зависеть ваша способность концентрироваться на происходящем, – правому боку отчего-то было жарче, чем левому, и Гарри пожалел, что заснул, не снимая мантии.

Снейп принял мученический вид.

– Советую изливать свою жалость на более подходящие обьекты – берите пример хоть с Грейнджер, чье имя среди облагодетельствованных эльфов стало нарицательным.

– Гермиона считала, что поступает правильно.

– И наворотила таких дел, что так называемым угнетателям и не снилось. Идея свободолюбия не котируется в среде домовиков, рабское сознание у них формировалась веками и усилиями одной – даже очень честолюбивой и высоконравственной ведьмы, нельзя заставить их перестать повиноваться хозяевам. Это сражение с ветряными мельницами – заведомо проигрышное.

– Есть ведь и эльфы вроде Добби, – спорить было интересно. Снейп не орал, брызгая слюной, не насмехался, а спокойно и аргументированно доказывал свою точку зрения. Жаль, что для этого он должен был валиться с ног от усталости.

– Уникальные уродцы. Изгои в своем закрытом обществе, где чтят традиции.

Гарри хотел вставить замечание о том, что, у Снейпа, очевидно, большой опыт в этом вопросе, но слова, готовые сорваться с губ, застряли где-то в горле. Это революционерство и лозунги – о том, что магический мир не должен принадлежать только чистокровным, представлялись удручающе бессмысленными, если задуматься о их реальном эффекте. Зажигательные монологи не выиграли ни одной стычки с Пожирателями, злая искренность и вера в правоту пропагандируемого грядущего равенства, независимо от происхождения, были пустым звуком. Никогда оборотень Римус Люпин не встанет на одну ступень с Рудольфусом Лестрейнджем, чей чародейский род ведет начало от Основателей.

Бок пекло так, словно пара чертей ткнуло туда вилами, и Гарри залез в карман мантии, старась вспомнить, что из богатейшего ассортимента магазина «УУУ» он положил туда. Близнецы щедро предложили ему протестировать новую продукцию – но он уверен был, что избавился от всех образцов. Зачарованная монета обжигала пальцы, и Гарри уронил ее на покрывало. Снейп повернулся на шум.

– Что случилось, Поттер?

– Кто-то выставил время нового собрания, – Гарри повернул галеон к свету, – это неудачная шутка, наверное.

Снейп коснулся галеона волшебной палочкой.

– Ответьте мне только на один вопрос, Поттер. У Грейнджер была такая же монета, когда ее похитили?..

***

– Тебе что-то нужно? – Люпин, крутящий ручку шипящего радио, не обернулся, но Гарри не сомневался, что он прекрасно знает, кто пришел. Волчий слух и чутье оборотня не ошибаются.

– Мы получили сообщение от Гермионы. То есть, наверное, от нее, – он рассказал о протеевых чарах и о полученной записке, обращаясь к тонкой, с резко выступающими позвонками, спине. Когда дошел до предположений о мотивах Лестрейнджа, Люпин оставил радио в покое.

– И как скоро вы должны ее встретить? – глаза его мерцали золотом.

– В шесть утра.

– Как раз во время эфира, – Люпин задумался. – Мне нужно уведомить Орден.

– Снейп не хочет, чтобы они вмешивались – думает, что они могут поступить… необдуманно, если Лестрейндж захочет сдаться.

– Убьют его, – спокойно кивнул Люпин. – И Северусу нужна моя помощь, потому что без поддержки идти на место встречи неразумно, – он прищелкнул пальцами. – В три я передам вахту Уильямсу, до этого нужно записать речь, которую «Дозор» будет транслировать. Умеешь пользоваться диктофеном?

– Диктофоном, – поправил Гарри. – Не умею, но разберусь.

Взгляд блуждал по разбросанным на ковре вышитым подушкам, и красно-синему одеялу на разложенном диване – Римус, видимо, собирался лечь спать после окончания дежурства. Было неловко признавать свою вину, но Гарри собрался с духом и скороговоркой пробормотал, отчаянно надеясь, что из этой тарабарщины не удастся вычленить ни слова:

– ПростичтояничемтебенепомогалРимус.

Люпин часто и быстро заморгал.

– Не уверен, что понял тебя, – заметил он. – Ты помог мне тем, что оставался в защищенном месте – о большем я и просить бы не осмелился.

– Я бросил тебя после смерти Сириуса, – ну вот, он это сказал. Теперь Люпин вздохнет, безрадостно улыбнется и переведет разговор на другую тему – он, имеющий обостренное чувство справедливости, принимал несовершенство окружающих, оправдывая его обстоятельствами, а первопричину неправильных поступков других искал прежде всего в своем поведении.

– Двенадцать лет я избегал напоминаний о том, что у моих друзей остался сын, и оттягивал встречу, насколько возможно. Было стыдно смотреть тебе в глаза, Гарри – в гибели Лили и Джеймса немалая доля моей вины, – Люпин оперся о крышку стола, точно пригибаемый к земле тяжелым грузом. – Боязнь за их безопасность и мое неумение делиться проблемами отдалили нас друг от друга. Просчет Джеймса не в том, что он подозревал меня в предательстве – это я ошибся, когда перед распределением завязал с ним разговор, а позже не смог отказаться от приобретенной дружбы. Я не могу требовать признательности от тебя, зная, что навлек на них беду.

– Пожиратели охотились за ними из-за пророчества. Это ведь не ты донес о нем Волдеморту, – а тот, кто это сделал, сейчас мучается мигренью наверху, прибавил Гарри про себя.

– Лили и Джеймс трижды бросали ему вызов. И впервые это случилось из-за моей неосмотрительности. Я не распознал следящие чары…

Люпин ничего больше не сказал – стиснув кулаки так, что костяшки пальцев побелели, он невидяще смотрел на облезлую стену и прокручивал, верно, мысленно те моменты, когда мог изменить судьбу. Не перекроить свершившееся и не переиграть сотворенное – кому об этом знать, как не Римусу. Но иногда хочется верить, что все еще можно исправить.

– Так куда идти? – спросил Гарри.

Люпин встряхнулся как большая собака.

– На чердак. Там лучше всего распространяется сигнал. Познакомишься с нашими умельцами – они обьяснят, о чем лучше умолчать, а что люди хотят услышать. Эфирное время строго ограничено, так что размениваться по мелочам некогда. Возможно, этой речью тебе предстоит переломить хребет истории.

«И заодно сломать свой», мрачно подумал Гарри.

***

Они аппарировали в предместье незнакомого города в начале пятого. Безлюдная в этот час промзона встретила тишиной и редкими светляками горящих фонарей. После полуночи пошел снег, мелкая поземка колола лицо и руки.

Снейп отправился на обход территории. Люпин же, действуя как заправский взломщик, зачарованными кусачками переломил дужку замка с палец толщиной – Гарри не усомнился в том, что именно этот склад выбран был заранее. Как по нотам разыграли спектакль для единственного зрителя – Снейп наверняка в сговоре с Лейстрейнджем и, более того, убежден, что тот не станет предпринимать враждебных действий. Люпин по неизвестной пока причине принял это как аксиому.

Внутри пахло пылью, мокрым деревом и плесенью, в дальнем углу чернела громада пилорамы, зловеще поблескивающая хромированным желобом. Гарри облокотился о подоконник и приготовился к нудному ожиданию. Люпин устроился рядом, прямо на бетонном полу – плотная ткань подбитого мехом плаща защищала от мороза. Волнение сжимало грудь железным обручем, Гарри дышал редко и глубоко, чтобы успокоиться. Занятия окклюменцией способствовали укреплению самоконтроля, однако очевидный их недостаток – притупление эмоциональной реакции, не давал в полной мере оценить преимущество разума, свободного от присутствия Волдеморта. Сильные переживания возвращали прежнюю остроту ощущений.

Речь, записанная на диктофон, вышла не столь ужасной, как представлялось поначалу – изредка сбиваясь и мямля, Гарри, тем не менее, сумел донести до слушателей, что самое главное – спасти как можно больше людей, не прибегая к насилию. Война решалась не только на поле боя – все эти мужчины и женщины, с затаенным страхом ловящие запрещенную волну, могли помочь друзьям, родственникам и соседям-маглам, не выступая открыто против Пожирателей. Не обывателям противостоять военным преступникам, на чьем счету сотни убийств. Потворствовать противникам нового режима, не привлекать излишнего внимания, свести к минимуму контакты – людям семейным иную стратегию выбирать было не просто бессмысленно, но и опасно. Случаи, когда маглорожденных родителей выманивали из укрытия, используя в качестве наживки их детей, были столь часты, что Гарри счел не лишним проговорить это еще раз. Напоследок призвал игнорировать призывы выдавать тех, кто оскверняет и позорит имя мага, и напомнил, что безвыходных положений не существует. Радисты – хипповатого вида мальчишка лет тринадцати и старушка в платье, вытащенном из музейных запасников – следили за его монологом как коршуны.

– Ты выступил в необычном ключе.

Гарри невольно вздрогнул, когда Римус заговорил – так непривычно гулко разносились звуки, отражаясь от бетонных стен и возвращаясь искаженным эхом.

– Я все неправильно сделал, да? – сказал Гарри, понижая голос до шепота. – Нужно было дать им надежду, а я сказал, что быть трусами – это правильно.

– Я ни в чем не виню тебя, – Люпин вздохнул. – Хотя признаюсь, что ждал от тебя иных слов. Это может показаться нескромным любопытством… Но почему ты так поступил?

Гарри поколебался, прежде чем ответить – узнанную случайно чужую тайну разглашать было некрасиво, – пусть она и заставила его пересмотреть взгляды. Тонкую грань, разделявшую храбрость и глупость, переступил человек, ему не безразличный – добрый друг и хороший приятель. А теперь еще и «нежелательное лицо номер два». Честность была лучшим средством показать, что он доверяет Люпину.

– Невилл вернулся с каникул сам не свой, и я подумал, что для этого должна быть причина – последний раз таким он был прошлой зимой, когда Лестрейнджи бежали из Азкабана, – Гарри помолчал. – После переворота многие отделы в Мунго закрыли – целителей перевели на другие этажи, пациентов отправили к родственникам – у кого они были, конечно. Волдеморт считал неразумным тратить ресурсы на содержание безнадежных больных.

Во взгляде Люпина мелькнул проблеск понимания.

– Невилл все каникулы вынужден был ухаживать за родителями, – продолжил Гарри. – Он уехал в Хогвартс, зная, что миссис Лонгботтом не справится одна – и не позволит ему остаться дома, чтобы помочь. Невилл думал, что если у него появится повод сбежать из школы, он присоединится к сопротивлению и поможет родителям.

– И в попытках доказать себе, что он сможет, зашел слишком далеко, – Люпин прикрыл глаза, словно ему было невыносимо больно. Вероятно, вспоминал, как учил Невилла справляться со своими страхами. А теперь тот перерос детские кошмары и решил, что вправе устроить тем, кого ненавит, кошмар наяву.

– Во время урока ЗОТИ, Невилл, работающий в спарринге с Парвати, напал на Кэрроу – а та разозлилась и наслала на Невилла заклятье. После смерти брата она… Ну, Невилл ее все время провоцировал, мы все это делали.

Добивали Алекто Кэрроу. Поступок, недостойный человека, именем которого назвали организацию – так высказался Снейп, когда забирал Гарри из Хогвартса.

– И что дальше? – за любопытством таился жгучий интерес – так тянутся к запретному и непознанному все люди, маги, маглы ли. И чем чернее, грязнее и извращенней тайна – тем больше она привлекает.

– Невилл поставил щит и заклятье отрикошетило, – Гарри пожал плечами, стараясь не морщиться – прежде он не думал, что с живым человеком можно сотворить подобное. Кровь у Кэрроу вскипела в жилах и испарилась. – Невилл исчез из Хогвартса – не знаю, куда. Тем же вечером Пожиратели… – к горлу подкатил ком, и Гарри торопливо закончил, опасаясь, что иначе вынужден будет рассказывать подробней, – убили родителей Невилла.

Очертания предметов расплывались. Гарри снял очки, чтобы протереть, и почувствовал как в ладонь ему ткнулась мягкая ткань – пальцы нащупали выпуклые буквы инициалов.

– Носовой платок, – сказал Люпин, успевший незаметно подойти. – Тебе он сейчас нужнее, чем мне.

*

Серые типовые коробки складов казались кубиками из детского конструктора, разбросанными на пестром ковре с переплетением узоров-улиц. Отсюда не видно было узкую ленту реки, бегущую на север – а жаль, вид текущей воды всегда успокаивал. Мысли в голову лезли самые невеселые. С Лестрейнджа сталось бы запытать Гермиону до безумия – ведь садисты от чужих страданий получают извращенное удовольствие. Или напустить на нее монстра, вроде того, что изуродовал Регулуса. Гарри проклинал свое живое воображение весь последний час, пока метался по складу из угла в угол.

Со стороны реки донесся звон церковных колоколов – раз, два, три, и сразу после шестого – негромкий хлопок из-за ближайшего угла. Гарри подошел к окну, вглядывая в неровные тени, лежащие на мостовой. Неужели все же ловушка?

В круг света от фонаря вступила Гермиона. Мантия ее, выцветшая до блекло-серого, была с чужого плеча, один рукав задрался, обнажая испятнанное синяками запястье. Гермиона обернулась, обветренные губы разомкнулись – она силилась что-то сказать и не могла. Гарри с трудом подавил порыв выскочить и заключить ее в обьятья – Люпин не двинулся с места, когда она появилась, и Снейп тоже не показывался. Еще один хлопок точно послужил сигналом – сопровождающий Гермионы аппарировал. Она замерла, растерянная, и тихо позвала:

– Гарри?

Этого он уже не мог вынести. Существование Оборотного зелья и маскирующих чар было забыто. Люпин выскользнул, озираясь, вслед за Гарри. Снейп появился с противоположной стороны склада.

– Гермиона?

Она всхлипнула. Протянула руки – как завлекающая моряков русалка, сделала шаг вперед.

– Отойдите, – тон Снейпа не оставлял возможности возразить. – У меня есть основания полагать, что мисс Грейнджер проклята.

Она дернула головой, спутанные волосы хлестнули по лицу. Запустила руку во внутренний карман мантии – Снейп, заметив этот жест, подобрался, Люпин крепче сжал палочку, – и, склонившись, положила на мостовую золоченую чашу. Оттолкнула носком ботинка, распрямилась, дрожа на холодном февральском ветру.

Снейп взмахнул волшебной палочкой, и, после некоторого колебания, сказал, что теперь можно подойти. Гарри упрашивать не пришлось, рванулся вперед, подхватил Гермиону, сжал ее, плачущую и смеющуюся одновременно, в обьятьях. Закружил, прижал к груди.

Обруч, сдавливающий ребра, лопнул с треском.

Предупредительный Люпин набросил Гермионе на плечи свой плащ, предложил флягу с водой, которую она приняла с благодарностью. Снейп, сунувший чашу в полотняный мешок, странно хмыкнул, и Гарри обернулся, не веря в сбывшуюся сказку. Он не смел и надеяться на такое чудо – благополучное возвращение.

– У вас появился еще один кусочек паззла, – сказал Снейп, пряча уменьшенный мешок, и снимая защитные перчатки. Словно не желал касаться предмета, содержащего в себе темную магию… Озарение было мгновенным.

Становилось ясно поведение Лестрейнджа – кому, как не приходящейся Рабастану невесткой Беллатрисе, самой верной своей последовательнице, Волдеморт мог доверить часть души. Вопрос, почему Лестрейндж предал господина, оставался открытым, но об этом можно было подумать после.

Иного подтверждения и не требовалось. Волдеморт остался владельцем только трех крестражей.

18

Комната, в которой поселили Гермиону, теснотой и запущенностью мало отличалась от чулана в доме Дурслей. Она стояла у окна – столь прямая и спокойная, что легкое дрожание губ и трепетание крыльев носа, Гарри заметил не сразу.

– Пойдем со мной? – предложил он, глядя в пол и переминаясь с ноги на ногу – взглянуть прямо на Гермиону и стоять перед ней навытяжку, чувствуя себя провинившимся, было невозможно: – Прогуляемся?

Она молча стянула с крючка теплую одежду и, не смотря на Гарри, скользнула к выходу из комнаты.

*

Они вышли во двор, когда неяркое зимнее солнце клонилось к горизонту. Гермиона шла, опираясь о руку Гарри, тщательно выбирала место, куда ставить наступить и вглядывалась в рыхлый снег с заметным напряжением – это казалось чертовски странным. На крыше стоял знакомый патлатый парень-радист и лопатой сбрасывал вниз снег. Заметив их, парень помахал и Гарри махнул в ответ.

В тенях от гостиницы таился жгучий морозец, и Гермиона потянула Гарри под голые ветви яблонь, к резной скамье. Смахнула снег рукавом куртки и села, поправив завернувшийся обшлаг. Гарри хотел отнять ладонь, Гермиона вцепилась в нее обеими руками. На язык так и просилось «ты в безопасности» и еще «здесь тебе ничего не угрожает», но это было неправдой – в Британии нет больше места, где маги живут без оглядки на чистоту крови.

– Уверен, что хочешь побыть со мной? – спросила Гермиона неуверенно. Будто он мог ее оставить.

Гермиона наклонилась, зачерпнула пригоршню сырого снега и слепила кривоватый снежок. Было уютно сидеть рядом с ней плечом к плечу, смотреть как, размахнувшись, она бросает в цель – царапину на стволе ближайшей яблони – снежок за снежком. Пальцы у Гермионы вскоре покраснели от холода, и она натянула пушистые перчатки.

Гарри украдкой разглядывал молочно-белые скулы, изгиб темных бровей, упрямый рот, и думал, что в ее облике за эти месяцы появилось нечто неуловимо прекрасное. Взрослое. Прежде Гермиона смутилась бы, вздумай кто ее так откровенно разглядывать. Теперь же она не смотрела на него вовсе.

– Знаешь, Рон послал тебе письмо.

Она повернула голову, встречаясь взглядом с Гарри.

– Письмо? – переспросила она. – Зачем?

Вопрос выбил из колеи. И правда – зачем? Понимали ведь – шансы, что Гермиона получит его, ничтожны.

– Он волновался за тебя. Грозился отправиться вслед за Лестрейнджем.

– Это убило бы его, – заявила Гермиона знакомым непреклонным тоном. – Рон не прошел бы даже первый уровень испытаний, – он замолчала и ковырнула носком ботинка наст. На лице ее мелькнуло мучительное выражение человека, осознающего, что он сболтнул лишнего.

– Не говори об этом, если не хочешь – сказал Гарри, глядя на пасмурное небо, пронизанное бледными солнечными лучами. Узнать, отчего Гермиона так уверена в своих словах, хотелось до одури, но мучить ее, заставляя вспомнить пережитое, было совсем нехорошо. Гермиона стиснула кулаки, разглядывая нитяную вязь растительного орнамента на перчатках. Так заведено, что друзьям позволено интересоваться и получать ответы даже на неудобные вопросы, и Гермиона с обреченной решимостью вскинула подбородок.

– Нет, я расскажу. Только не перебивай, ладно? – она дождалась кивка и продолжила: – Рабастан Лестрейндж исследовал старый шотландский замок, оценивая его на пригодность в качестве резиденции Лорда, и пропал. Лестрейндж обещал сохранить мне жизнь, если я найду Рабастана, – она затеребила кисточку на вязанной шапке. Гарри не торопил. Он по пальцам мог пересчитать случаи, когда Гермиона шла на сделку с совестью, а тут нутром чуял: примешано что-то серьезнее душевного непокоя. Натянутым выглядело обоснование поступка Лестрейнджа, непонятным – закрытость подруги.

– Случилось так, что мы с Рабастаном…

– Ты его по имени называешь?!

– … оба попали в ловушку. Я осталась жива благодаря ему – это не Долг жизни, нет, однако я не способна причинить ему вред ни прямо, ни косвенно. Мы были вместе… – она приложила указательный палец к губам, словно стремясь запереть неосторожно вырвавшиеся слова. Видимо выражение лица Гарри стало совсем уж изумленным, Гермиона зарделась: – Поодиночке мы бы погибли, не добравшись до третьего круга… – придвинулась к нему ближе, ища в человеческом тепле успокоения и сил для продолжения разговора.