Текст книги "Быть собой (СИ)"

Автор книги: Tau_kita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 12 страниц)

– Мне было восемнадцать и я был идеалистом ничуть не меньшим, чем мой брат. И отправился на смерть… Попутно прихватив с собой часть души Темного Лорда.

– Я не понимаю, – признался Гарри, наблюдая как Блэк безуспешно пытается откусить от верхнего печенья. Потянулся за сумкой, заметив что Блэк провожает его внимательным взглядом – как солдат, привыкший видеть затаенную угрозу в обычных жестах, – и достал сверток, присланный миссис Уизли.

– Благодарю, – сказал Блэк, разворачивая бумажный пакет с пирогами. – Мне не удалось сегодня пообедать, к сожалению.

Гарри подождал, пока он прожует. Живот сводило спазмами – не от голода, от нутряного, животного ужаса – чересчур будничным было это «на смерть». Почти как «на прогулку». Кем надо быть, чтобы с таким безразличием принимать неизбежную гибель – дураком или героем? Или… гриффиндорцем?

– Вы слышали о крестражах?

Гарри покачал головой.

– Это особые предметы, созданные с помощью темной магии, – ел Блэк аккуратно, подбирая крошки сложенной горстью ладонью и, несмотря на голод, откусывал небольшие куски. – Суть ее слишком сложна для непосвященного; вкратце – создавший крестражи имеет шансы жить вечно.

– Из-за крестражей Волдеморт вернулся, когда мне было одиннадцать?

– Да. Это тема столь запретная, что большинство волшебников даже не подозревают, что подобное… зло существует. Крестражем может стать любой предмет, значимый для создающего – личный дневник, например. Или фамильное кольцо.

Волдеморт все же убил Дамблдора – пусть и не знал об этом.

– Для создания крестража требуется совершить самое страшное, с точки зрения общечеловеческой морали, деяние – убийство. – Это «общечеловеческой» прозвучало презрительно – высокомерие и предвзятость чистокровных из Блэка не выдавила даже жизнь на чужбине.

– Сколько крестражей можно создать? – вопрос явно был верный – Блэк одобрительно кивнул. Он ценил ум, находчивость и смекалку – это Гарри знал из писем.

– Даже сотворение одного крестража – тягчайшее преступление, для которого Азкабан – малая мера наказания… – Блэк принялся за второй пирог – чудовищность излагаемого нисколько не отбила у него аппетит. – Томом Реддлом было любимо магическое число семь. И он методично разрывал душу на куски, помещая самую суть, человеческую сторону своей натуры в крестражи, пока не стал иссохшейся оболочкой, вообще не похожей на живое существо, не говоря о людях.

– Вы пытались уничтожить крестраж и Волдеморт вас… – «убил» просилось на язык; в слове этом слышалось что-то тяжелое, неотвратимое, гнусное – ничто из перечисленного не ассоциировалось с Регулусом Блэком. С Реджинальдом Грейлифом – вероятно, тот носил маску, за давностью лет приросшую к лицу, а таким людям Гарри не верил. Регулус же был безжалостен в своем рассказе, и не к Волдеморту – к себе.

– Он не представлял, что я проник в его тайну, иначе семью истребили бы под корень после моего исчезновения, – Блэк отпил глоток чая и покачал головой. – Я подменил крестраж – не предполагая, что их семь, наказал Кричеру уничтожить, и с чистой совестью отправился умирать. У моей жены – тогда она еще не была таковой, оказались другие планы. А друг, рискуя всем, что успел заслужить – Темный лорд по достоинству оценил его талант к боевой магии и зельеварению – спас мне жизнь. Взамен получил пустую благодарность и «Обливиэйт» – с полного моего одобрения, я действительно считал, что незнание обезопасит Северуса и убережет от ошибок… Энид достала нам новые документы и билеты на самолет.

– И вы стали Реджинальдом Грейлифом?

Блэк развел руками.

– У меня не осталось выбора. Троюродный брат, явившийся забрать в Америку родственницу-англичанку, после смерти её отца и брата. Идеальное прикрытие. – Он помолчал; Гарри решил, ему нелегко далось признание: – О том, что Сириус попал в Азкабан, я узнал четырнадцать лет спустя. Его побег освещался прессой, вызвал огласку и широкий общественный резонанс, в отличие от его пленения и заключения. – Блэк рассеянно провел пальцем по ободу стакана. – Я спешно уладил дела и прибыл в Лондон в начале девяносто четвертого, два месяца искал по стране – безрезультатно. Много позже Северус рассказал, что Сириус это время провел в окрестностях Хогвартса, в облике пса – неудивительно, что магия крови не работала. В августе нынешнего года, после того как Министерство признало, что Темный Лорд вернулся, я снова оказался в Англии, чтобы прочесть о гибели Сириуса в газетах и узнать – Кричер не сумел исполнить приказ.

– И что вы собираетесь делать теперь?

Блэк улыбнулся, и в улыбке его было тягучее как сливочная помадка предвкушение.

– Найти крестражи, разумеется. Но кроме того, – он помедлил, в глазах мелькнуло нескрываемое торжество. – Мы вытащим Сириуса из Арки смерти.

9

Дом оживал. Навощеный пол в библиотеке сверкал, ряды книг, выстроенных на полках как солдаты на параде, щеголяли блестящими корешками, а оплывшие свечи в канделябрах вовремя заменялись свежими.

Блэк тенью скользил по коридорам – целеустремленный, сосредоточенный, он имел вид очень занятого человека – и Гарри не докучал ему. Писал подробные, обстоятельные письма друзьям, которые не мог отправить: Блэк обновил обветшавшие защитные чары, наложенные его отцом, и добавил поверх новые. Оплел дом заклинаниями как паук сетью.

Блэк оставался на ночь в доме, и Гарри сказал ему спасибо за чувство неодиночества, если бы не злился. Вынужденное заключение заставляло взрываться по пустякам и громко хлопать дверьми – просто, чтобы нарушить тишину. Теперь понимал, каково было Сириусу, и накручивал себя непрерывно, виня Дамблдора, Волдеморта и самого себя – не доглядел, не обратил внимания, не уберег. Думать с такой позиции – словно это Сириус – подросток, а он, Гарри, взрослый, было неразумно. Но он ничего не мог поделать.

Днем Блэк исчезал – отправлялся ли в Хогвартс или к своей семье, Гарри не знал – и появлялся, когда небо меняло тона под вечер. И всегда с порога сбрасывал как змея – кожу, маскировочные чары. Становился Регулусом Блэком.

Он оставлял на кухонном столе свежие продукты, ветхие пергаменты и свитки, перевязанные задубевшей бечевой – по негласному уговору все рукописное и печатное, что приносил Блэк, Гарри следовало прочитать до завтрашнего дня. Наутро документы исчезали.

До полуночи Блэк работал в библиотеке, а однажды бодрствовал до рассвета – Гарри, позевывая и шлепая босыми пятками, спустился попить воды, а Блэк стоял, прижимаясь лбом к портрету Вальбурги, и вцепившись побелевшими пальцами в раму. Зрелище было личным, почти интимным – Блэк сдавленно шептал «прости», уткнувшись в холст, повторял как молитву, как мантру.

Женщина, изображенная на картине, молчала – и у Гарри сжалось сердце. Вальбурга не умела прощать. Даже собственных детей. Особенно их.

За окном все пылало розовым и багряным – как зарево от пожара, когда Гарри откинулся в кресле, разминая затекшую шею и плечи, и широко зевнул. Отодвинул очередной – за неполную неделю, проведенную в доме, он пролистал их с дюжину – фолиант. Книги, посвященные некромантии, шли особенно туго – их читать было физически противно. Те, в которых упоминалась Арка смерти, нравились больше.

Он потянулся, покрутил головой, прогнулся в спине – позвоночник болел от долгого неподвижного сидения, и расслабленно откинулся на спинку кресла. Поясницу прострелило болью.

– Не составите ли мне компанию за ужином, мистер Поттер?

Блэк стоял в дверях – мантия перекинута через согнутый локоть, на влажных волосах – крупные снежные хлопья. Гарри поднялся. Ужин с Блэком стал не менее привычным ритуалом, чем сидение в библиотеке с четырех до одиннадцати.

Овощное рагу Гарри готовил сам – Блэк, отставив в сторону опустевшую тарелку, отметил его кулинарные таланты тем неизменно вежливым тоном, который может скрывать и похвалу, и осуждение. Плеснул кипятка в чашки, придвинул одну Гарри, себе взял другую. Взглядом указал на заварочный чайник. Сахар он не любил и не покупал, а Гарри не просил.

Гарри, соскучившийся по общению и настроенный на диалог, уткнулся в свежую газету, прикидывая как завязать разговор. «Пророк» Блэк приносил ежедневно, не то желая держать Гарри в курсе происходящего, не то движимый своими неведомыми целями.

– Вы много пьете, – сказал Гарри, пробегая взглядом передовицу. Перелистнул страницы – о захвате Министерства магии сторонниками Волдеморта он знал, особенностями размножения овец породы «золотое руно» не интересовался, а в разделе «погибшие и пропавшие без вести» не упоминалось знакомых имен – и Гарри почувствовал облегчение.

Блэк продолжал потягивать чай.

– Это расслабляет. Мой образ жизни не позволял долго оставаться на одном месте, условий для неспешного чаепития было немного. Так что я научился ценить эти… мелкие радости, напоминающие о прошлом.

Гарри принюхался. Ромашка. И что-то из общеукрепляющих – мадам Помфри давала их во время частых визитов Гарри в Больничное крыло. Он не впервые подумал об обстоятельствах, при которых Блэк получил свои шрамы. Спрашивать не стал – эта тема была из области запретных. Притворился, что читает заметку, посвященную размножению книзлов в неволе, но посматривал на Блэка – в профиль тот очень походил на своего брата. Гарри без колебаний променял бы час беседы с Регулусом на минуту молчания с Сириусом.

Находиться в одной комнате с Регулусом было странно. С ним вообще было странно. Не весело, как с Сириусом. Не спокойно, как с Люпином. Не легко как с Роном и Гермионой, не тепло как с миссис Уизли… Можно было говорить прямо и без экивоков, но внятного ответа добиться не проще, чем определить роль Блэка в жизни Гарри. В нем не осталось ни пылкости, ни яростной преданности, только спокойная усталость много повидавшего человека – ничего общего с подростком, верящим в правоту лозунгов, провозглашенных его кумиром. Теперешний Регулус Блэк не склонен был выбирать себе обьект для подражания – это сбивало с толку, Гарри считал, что всегда должен существовать тот, кем ты восхищаешься.

– Мистер Блэк…

– Называй меня по имени.

– Но…

– «Блэк» вызывает ненужные ассоциации.

Гарри моргнул. А потом понял.

– Как мы проникнем в Министерство, если там сейчас Пожиратели?

– Никак.

Гарри перестал делать вид, что читает. Притворство никогда не было его отличительным качеством.

– Вы обещали, что мы вытащим Сириуса.

Блэк обвел указательным пальцем выжженый круг на деревянной столешнице.

– Верно, – сказал он наконец, – обещал, однако не назвал сроков. Я намерен не допустить, что Темный Лорд добрался до вас. Любой ценой, простите за грубость.

– Даже если для этого понадобится запереть меня здесь на месяцы?

– Или на годы, – Блэк, смягчая резкость слов, добавил: – Я желаю увидеть Сириуса не меньше, чем вы, но обьективная реальность такова: нельзя допустить, чтобы Темный Лорд узнал о проникновении в Отдел Тайн. Когда у него останется крестраж… последний, мы пойдем за Сириусом.

– Я не понимаю

Гарри запутался в логических – или алогических, скорее – вывертах и словесных конструкциях.

– Я наложил на стены этого дома необходимые заклинания, препятствующие Темному Лорду проникнуть в ваш разум. За его пределами вы будете лишены защиты.

Он не желал, чтобы благополучное возвращение брата зависело от умения Гарри сопротивляться влиянию Волдеморта. Неверие было обидным и вполне укладывающимся в образ расчетливого и хладнокровного человека, каковым выглядел Блэк. Гарри отставил чашку – настроение испортилось окончательно. Он доказывал всем и каждому, что достоин оказываемого доверия – тщетно, его продолжали считать слишком слабым.

Блэк изучающе склонил голову набок и замер; Гарри и сам почувствовал как невидимые нити, протянутые по всему дому, дрогнули.

– У нас гости. Идите наверх, – отрывисто бросил Блэк, поднимаясь – легко, как вскакивает на лапы мгновение назад свернувшийся уютным клубком кот. Разумеется, Гарри не послушал. Узнав о своем отце нелицеприятные подробности, понял не только то, что надо смотреть глубже, чем на поверхность, сотканную из обещаний, распоряжений и приказаний. Но и то, что две волшебные палочки – лучше, чем одна, пусть преимущество и кажется незначительным.

… В валяющейся на пороге дома неопрятной груде тряпок не сразу опознал мантию Драко Малфоя. Снейп – изжелта-бледный, с окровавленными руками, – кивнул Регулусу и аппарировал.

***

– Берите его.

– А? – уже сказав, решил, что вопрос достоин первого места в номинации «самые тупые, несвоевременные и несодержательные фразы». Однако ни на что другое при виде распростертого тела не хватило.

Регулус обхватил Малфоя под мышками, Гарри взял за лодыжки; набрякшая от влаги мантия захлестнула запястья, опутывая их как веревка. Голова Малфоя безвольно мотнулась. Пятясь задом, Гарри протиснулся в дверной проем, гоня мысль, что так – ногами вперед, вносят покойников.

Они успели втащить Малфоя в дом прежде, чем на другом конце площади появились люди в масках. Пожиратели пришли по аппарационному следу.

*

Слипшиеся от начавшей сворачиваться крови волосы Малфоя подметали истертую ковровую дорожку, пока Гарри и Регулус несли его по коридору в пустующую комнату на первом этаже. Гарри очень надеялся, что там не было ничего опасного.

Гарри помог уложить Малфоя на кровать и снять с него мантию, отошел в сторону, чтобы не мешать – голова была пуста как классная доска перед началом урока. Ни единого дельного соображения не мелькало – Гарри весьма смутно представлял, как оказывать первую помощь кому-то. Он обычно бывал слишком быстр, чтобы Дадли с дружками догнали и побили его, но если не везло – вода в ванной отлично смывала кровь и грязь. Маскировать синяки и ушибы было незачем. Тетя Петуния все равно ворчала, что Гарри неуправляем и задирает окрестных мальчишек, подбивая их на драки.

– Кричер! – позвал Регулус. Гарри никогда не слышал, как тот повышает голос и нашел сейчас, что лучше бы и дальше оставаться в неведении. Проскользнула властность привыкшего к подчинению – это напоминало старшего Малфоя; на мгновение посетила неприятная мысль, что Регулус чистокровный, и мало отличается от выступающих за изгнание маглорожденных из мира волшебников. Кричер возник посреди комнаты, низко кланяясь. Его уши хлопали как наволочки на ветру.

– Принеси теплой воды, чистые полотенца и мою аптечку, – нетерпеливо бросил Регулус, и Кричер с негромким хлопком исчез, чтобы появиться минуту спустя с вытребованными предметами.

Регулус приложил пальцы к сонной артерии на шее Малфоя, испачкал пальцы, и, хмурясь, резко дернул головой – так отрицают очевидное. Разрезал потемневшую под мышками и на груди рубашку – Гарри не сдвинулся с места, захваченный пугающим и притягательным видом окровавленного полумертвого врага, – и бросил на пол. Малфой зашевелился и невнятно простонал.

Голубая жила билась на виске – слабо, но отчетливо, и Гарри невольно шагнул ближе, словно его пристальный взгляд мог продлить, удержать это биение жизни, вытянуть Малфоя из забытья.

– Если у вас слабый желудок, выйдите, – ровный голос вырвал Гарри из водоворота эмоций. Регулус вытряхнул содержимое аптечки на покрывало и перебирал теперь один пузырек за другим. На Гарри он не смотрел.

– Я в порядке.

– Тогда, если он очнется… – Регулус осекся и досадливо махнул рукой. – Кричи погромче. – Пошли, – добавил он уже мягче, обращаясь к Кричеру. И выскользнул за дверь.

Малфой метался по кровати. Из-под сомкнутых век текли слезы, бескровные губы шевелились. Он колотил руками – пястные кости, кажется, вот-вот прорвут кожу – по покрывалу, и жмурился, словно нечто ужасное стояло сейчас перед его мысленным взором, и он желал отвернуться, закрыть глаза и забыть об этом – как ребенок, который укрывается одеялом с головой и верит, что шерстяное убежище защитит от таящихся в шкафу монстров.

Гарри присел на край кровати, не в силах отвести взгляд от метки на левом предплечье Малфоя: змея извивалась, покачивала головой, раздвоенный язык мелькал в полуоткрытой пасти. Малфой плавал в зыбком мареве меж сном и явью, а Гарри казалось, что он почти может почувствовать каково там, в кошмарах, где липкая чернота льется сверху как жидкий пластик, где есть зловонное дыхание крупного зверя, гнилостная теплота и терпкий мускусный запах хищника.

– Можете идти, – Регулус возник в комнате бесшумно. В руке он сжимал глиняный пузырек: из-под неплотно подогнанной пробки пробивался дразнящий аромат нагретой солнцем травы. В три шага Регулус пересек комнату, опустился на корточки перед кроватью, разжал плотно сжатые зубы Малфоя – с ловкостью, выдававшей долгую практику. Выдернул пробку и влил зелье Малфою в горло, щелкнул по кадыку, заставляя проглотить.

Малфой взвился как раненое животное, сбросил руку Регулуса; сел на кровати и распахнул глаза – потемневшие от боли, невидящие. На висках выступил пот – как пар на фарфоровой чашке. Регулус обхватил рукой спину Малфоя и, преодолевая сопротивление, ткнул в грудь, принуждая лечь обратно. Голова Малфоя безвольно качнулась, он обмяк, и Регулус уложил его на подушки.

Под веками беспокойно двигались глазные яблоки; Малфой цеплялся за чужую руку как слепец за поводыря. Регулус влил в него еще одно зелье и Малфой затих: вытянулся – так прямо и деревянно лежат готовые к погребению, и замер в скованной, неудобной позе. Дыхание стало размеренным и поверхностным. Регулус промыл раны, наложил швы, стягивая края ран, залил магловским антисептиком. Сделал примочки из пропитанных заживляющими зельями бинтов и туго перевязал. Гарри не впервые подумал, что Регулусу приходилось помогать раненым и прежде.

– Что вы ему дали?

Взгляд у Регулуса был болезненно острый – как край бумажного листа, и Гарри на мгновение решил, что ему не ответят. Потом Регулус вздохнул и принялся собирать разбросанные пузырьки.

– Сонное зелье – самое крепкое, какое нашлось. И кровоочищающее… Хотя ему все равно не поможет. Но и не повредит – неизвестно какую дрянь занесла на клыках эта тварь.

– Его укусила змея? – Малфой действительно походил на человека, страдающего от действия яда. И подравшегося с Пушком вдобавок. Трехголовая псина с ломовую лошадь размером под определение «тварь» вполне подходила, что бы на этот счет не думал Хагрид.

Регулус вгляделся внимательней в лицо Гарри, словно решаясь – выдать ему страшную тайну или чуть подождать, и сказал:

– Лучше бы так. Это был оборотень.

Он вновь вызвал Кричера и приказал ему убраться в комнате, а после следить за состоянием Малфоя и доложить, когда тот придет в себя. Потом молча вышел, притворив за собой дверь – Гарри не знал, куда Регулус отправился, да и думать об этом не хотел. Он, не слушая ворчание Кричера, сокрушающегося о невозвращении времен, когда жива была Вальбурга, прислонился лбом к деревянному столбику кровати.

Пойманной птицей билась мысль, что никто не заслуживает подобного. Даже Малфой.

========== Глава четвертая. Семейные узы ==========

10

Малфой вышел из комнаты на второй день пребывания в доме – Гарри наткнулся на него, когда спустился ужинать. Малфой – помятый, растерявший свой гонор: клетчатая пижама мешком висела на узких плечах, – сидел спиной к кухонной двери и качался на стуле. Отталкивался носком правого ботинка от пола, хватался за стол, чтобы удержать равновесие. Сириус подобное проделывал с элегантной небрежностью, Малфой же походил на петуха, старающегося не упасть с узкого насеста. Петуха, которого назавтра зарежут.

Малфой качнулся в очередной раз, едва не опрокинул кофейник на скатерть, и застыл, опустив голову и спрятав лицо в ладонях. Скрипнули ножки стула, вставшие на место, и стало так тихо, что слышно было как бьют в гостиной восемь пополудни часы.

Все важные встречи и разговоры происходили на закопченной кухне – так повелось еще с тех времен, когда в доме располагался штаб Ордена Феникса. Гарри прошел, ногой пододвинул стул и подтянул ближе хрустящий бумажный пакет – видимо, Регулус принес. Глазированные булочки сладко пахли корицей. Гарри налил чаю себе и придвинул стоящий на столе бронзовый кубок к Малфою.

– Это Грейлиф оставил, – и уточнил, потому что глаза у Малфоя были – два иссушенных озера: – Тебе оставил.

Малфой с той же пугающей размеренностью – прежде он все делал так, словно оказывал окружающим величайшее одолжение – поднес кубок к обметанным трещинами губам; зубы стучали о край кубка, когда пил. Не меняя позы и выражения лица, поставил пустой кубок на стол, и стук донышка прозвучал громом небесным. Малфой был противоестественно спокоен – бейся он в истерике, ори, кляня всех и вся, швыряйся посудой или заклинаниями – было бы проще. Гарри знал, за какие струны следует дернуть, чтобы его взбесить – и почти готов был заговорить о тоскующем сейчас в Азкабане отце Малфоя. Находиться в компании живого трупа было не то, что неприятно – невыносимо. Малфоя явно забыли похоронить еще вчера, а сам он не лег в могилу и обречен теперь вечно бродить по мрачному дому Блэков, пугая даже боггартов.

Гарри прочистил горло.

– Эмм… приятного аппетита, Малфой, – и подтолкнул к нему пакет. Думая, если сейчас пакет не наденут ему на голову – определенно что-то не в порядке. С миром.

Булочку Малфой ел как картонную, без аппетита, вяло и медленно, но после второй чашки кофе глаза его немного прояснились, скулы тронул румянец – Гарри даже сунул нос в кофейник, подозревая, что Регулус подмешал кое-чего покрепче. А потом Малфой поперхнулся. Он поднимался, допивая на ходу, а тут зашелся глухим раскатистым кашлем и осел обратно на стул; вцепился в скатерть, вновь кажущуюся ярче, чем его лицо.

Гарри от души врезал ему между лопаток. Ему всегда хотелось это сделать. Вломить Малфою так, чтобы у того искры из глаз посыпались и вся придурь чистокровных из ушей полилась.

Гарри проснулся прошлой ночью и сонный, смятенный, полуголый, но с палочкой наизготовку, бросился вниз. На пороге комнаты Малфоя столкнулся с взьерошенным Регулусом в криво запахнутом халате…

… Крик бился под сводами, то затихая, то нарастая – прерывистый, вибрирующий, захлебывающийся; на вдохе задыхающее, обрубленное «нет», на выдохе – сипение. Пауза – и снова: то звенящая, то глухая, то громкая, то чуть слышная, и неизменно безнадежно-жалобная мольба.

Кровь стыла в жилах от звуков, воскрешающих то, что считал надежно похороненным в глубинах памяти – так орали под заклятьями Волдеморта и его прихлебателей пытаемые маглы.

Корка на губах Малфоя потрескалась и запекалась – его снова рвало кровью. Регулус дернул Малфоя за плечи, насильно усаживая, привалил к плечу, продолжая поддерживать под спину, и заставил, не проснувшегося толком, но прекратившего кричать, выпить зелье. Малфой оттолкнул руку с фиалом, оскалился, извернулся и попытался укусить Регулуса. Получил по челюсти. Здорового нормального человека удар неминуемо должен был отправить в нокаут. Малфой, сам испугавшийся того как отреагировал, задрожал – Регулус подхватил его, усаживая ровнее; сдавленные хрипы, перемежающиеся стонами, сошли вскоре на нет, и безвольно повисли выпростанные поверх одеяла руки. Регулус оттянул заснувшему Малфою веко, пощупал лоб, с каждой секундой мрачнея все больше; уложил обратно на кровать, бормоча под нос не то неизвестные Гарри ругательства, не то состав зелья, которым поил…

Гарри чувствовал как содрогается грудная клетка под рукой: Малфой, терзаемый кашлем, на Гарри почти висел – трепетная девица на первом свидании, не иначе. И синяк на подбородке – вместо засоса от поцелуя. Гарри отвернулся, сдерживая рвущийся наружу неуместный смех – слишком уж ярко представился Малфой в кринолине и с кружевным зонтиком; и подумал, что оборотничество – не приговор. Мародеры это доказали.

– Малфой, – сказал Гарри как можно более серьезно, – ты меня душишь и ты наступил мне на ногу.

***

Лестница, ведущая на чердак, пронзительно и протяжно скрипела, когда Гарри поднимался, стараясь не касаться перил, темневших свежим лаком. Он пробрался средь груд разнокалиберных инструментов, обогнул осколки хрустальной люстры и, чуть не своротив кипу пергамента, добрался наконец до цели.

Львиную долю светлого времени суток Регулус проводил в этом отгороженном ширмой, расчищенном от хлама углу, где устроил импровизированную лабораторию. Судя по тихому кипению котла и фырканью, издаваемому работающей горелкой, Регулус и сейчас находился там.

– Я могу помочь? – поинтересовался Гарри, отодвигая ширму в сторону.

Регулус неопределенно пожал плечами. Он не был в облике Реджинальда Грейлифа, и Гарри впервые обратил внимание, что единственная деталь внешности, остающаяся неизменной, это глаза – карие, как у горлинки. Регулус упоминал, что использует не оборотное зелье, а маскирующие чары. Это выматывало.

– Если не боишься застрять здесь на ближайшие четыре часа в моем обществе.

Гарри помотал головой и ответ вполне удовлетворил Регулуса. Отвернувшись, он небрежно обронил:

– Масло на столе.

Гарри повертел в руках банку с тягучей блестящей жидкостью, весьма напоминавшей неочищенную нефть, поддел ногтем жестяную крышку.

– Зачем это нужно?

– Ты ведь изучаешь продвинутые зелья. И до сих пор не знаешь о масле алхимика?

Гарри покоробило от этого снисходительного тона. Он пытался вспомнить, рассказывал ли Снейп о таком, в голову лезли бесполезные рецепты зелий от ожогов.

– Масло алхимика, – начал Регулус, поняв, что Гарри действительно не знает, – применяется для защиты волос и открытых участков кожи от вредных испарений. В условиях постоянной работы с различными зельями его использование становится необходимым. Неужели Северус не упоминал об этом?

Гарри вовсе не был уверен, что Снейп ничего не говорил о, судя по реакции Регулуса, достаточно известном средстве.

– Я не всегда был внимателен на его уроках. Точнее вообще редко слушал.

– В таком случае странно, что тебе удалось получить «выше ожидаемого». Впрочем, Северус ведь проводил с тобой дополнительные занятия?

Гарри сам не понимал, как сдал экзамены на СОВу. Если учесть, что в прошлом году все его внимание поглощали деятельность в качестве лидера Армии Дамблдора и безуспешные попытки убедить окружающих в своей вменяемости.

– Не по зельеварению, – сказал он, гадая как много может выдать Регулусу. Решил, что вреда не будет, если скажет, чем на самом деле занимался – Снейп наверняка не упоминал прямо, но уж точно намекал. – Я учился окклюменции.

– В самом деле? И как, добились успехов в этом нелегком искустве? – Регулуса искренне забавляло его смущение.

– Не совсем, – ответ был подчеркнуто нейтральным, потому что выставлять себя бездарем Гарри не собирался.

– И как долго вы занимались?

Отвертеться не получилось.

– Три месяца подряд.

– Почему же ничего не вышло? Прилежным учеником вас не назовешь, однако в способности следовать указанием вам отказать трудно. Это и Северус признавал – а за ним водится слабость недооценивать врагов и отказывать им в наличии интеллекта.

– Вы не спросили, зачем я это делал, – заметил Гарри. Непрямое оскорбление предпочел пропустить мимо ушей – за время общения со Снейпом притерпелся к такому способу донесения мыслей. Регулус принялся за нарезку корней валерианы.

– У меня есть догадка, которая вам не сильно понравится, так что я, наверное, воздержусь от ее озвучивания.

– А вдруг я стану настаивать на ответе?

– Ну, легилименция всегда в вашем распоряжении. Не обещаю не выставлять щиты, – тон был откровенно дразнящим.

Гарри, решив, что разговор исчерпал себя, осторожно зачерпнул густой «нефтяной» массы. Ноздрей коснулся аромат вербены, приглушивший неприятный запах плесени, исходящий от лежащего на столе мха-сфагнума. Гарри стиснул зубы и решительно размазал масло по лицу – кожу захолодило, словно по ней провели кубиком льда, защипало.

Регулус помешал в котле серебряным черпаком, стряхнул вязкие капли.

– Надень перчатки и разомни листья мяты. Деревянной ложкой, – уточнил он, заметив как Гарри оглядывает великое множество ложек, ножей и черпаков, расположившихся на столе.

Некоторое время молча следовал отрывистым указаниям Регулуса, а потом, улучив момент, когда тот отвлекся, решился: – Сэр, могу ли я спросить…

– Драко не вспомнит пережитое. Он пока путает воображаемое и реальное, и вашу встречу сочтет плодом фантазии. Я об этом позабочусь, – Регулус пропустил меж пальцами кварцевую крошку, которая скрипела, соприкасаясь с кожей защитных перчаток; бросил несколько крупинок в ступку и принялся толочь.

Гарри не сдержал вздоха облегчения, хотя радость вышла не совсем настоящая – упустить шанс подразнить Малфоя было обидно. Регулус отложил пестик и принялся за шинковку коры барбариса. Ровные пласты, выходившие из-под его ножа были – Гарри, не измеряя, поклялся бы – до миллиметра одинаковы.

– У вас нестандартные рецепты, – он не видел прежде, чтобы одновременно использовалось столько растительных компонентов, не говоря уже и минералах.

– Приходилось работать в условиях строго ограниченных ресурсов. Многим ингредиентам я искал более распространенную и дешевую альтернативу.

Регулус отмерил нужное количество коры, достал из банки пригорошню пурпурных соцветий. И сказал – негромко, так что потрескивание магического огня, разведенного под котлом, почти перекрывало этот шепот:

– Вы совсем не похожи на вашего отца.

Гарри был близок к тому, чтобы уронить фиал, который ставил на полку. Откровения лились из Регулуса как вино из рога изобилия – и подавались в столь обыденно-прямолинейной форме, что Гарри терялся. Регулус перескакивал с темы на тему как малиновка с ветки на ветку – это выглядело откровенно по-детски, но явно имело целью сбить собеседника с мысли.

– Снейп бы с вами не согласился.

– За Северуса говорит гнев и застарелая обида. Со стороны виднее.

Гарри протер запотевший фиал указательным пальцем, думая есть ли предел самонадеянности Блэков, раз гордость вместе с ними рождалась, а упрямство – и того раньше. И решил, что нет.

Томящееся на слабом огне зелье издало громкое бульканье; поверхность его вспузырилась, пошла темными пятнами. Регулус смахнул в котел с разделочной доски оставшиеся ингридиенты. Погасил огонь, оставив тлеющие угли, помешал зелье.

– Так что вы варили?

Регулус круто развернулся к нему – Гарри не думал, что он доверяет настолько, чтобы перестать следить за выражением лица, однако кипучая, беспокойная радость Регулуса, казалось, перехлестывала через край.

– Зелье, блокирующее действие Метки.

И стало тихо – только звон в ушах и нарастающий гул – словно самолет взлетал. Гарри, потрясенный и подавленный, позабыл и о том, что в комнате он не один, и что за ним следят. Человек, выбранный в качестве объекта для подражания, чья сладкая велеречивость была столь же фальшива как лепреконское золото, лгал Гарри все это время – в таком важном аспекте. И вряд ли только в нем одном. Существование зелья, нивелирующего действие Зова, давало возможность Пожирателям скрыться от Волдеморта. Если от него ушел Малфой, могут сбежать и другие. Гарри стоял, оглушенный, ослабевший от обрушившегося на него знания, и чувствовал что медленно, но верно ломается внутри что-то представлявшееся незыблемым.