Текст книги "Быть собой (СИ)"

Автор книги: Tau_kita

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Оставалось надеяться лишь, что безумие не передается по воздуху и Рабастан более адекватен, чем Беллатриса – иначе и без того незавидная участь Гермионы станет поистине ожившим кошмаром. Директор вполне определенно высказался насчет шпионажа за Волдемортом. «То, что он не чувствует твоего присутствия – это величайшая удача, используй данное тебе время с умом». Гарри вынужден был пообещать, что не станет лезть на рожон, не сообщив предварительно. Каждый вечер, задернув полог кровати, Гарри с угрюмой сосредоточенностью освобождал разум от мыслей.

Пролистнул альбом – тот заканчивался на выпуске восьмидесятого года, и потянулся за следующим, уже понимая – изыскания пройдут впустую. Грейлиф, очевидно, обучался на дому и сдавал экзамены экстерном. Это объясняло «разницу взглядов» и то, что общение с Сириусом он прекратил, когда у того в школе нашлись друзья. И здесь крылось противоречие. Если со Снейпом познакомился после того, как тот примкнул к Пожирателям, почему они общались с нехарактерной для коллег теплотой?

Просматривая фото восемьдесят первого, наткнулся на Бартемиуса Крауча – тот, чисто выбритый, с бледной россыпью веснушек на носу и щеках, выглядел совсем мальчишкой.

Принимать метку во время учебы в школе – видимо, было модно. Трудно объяснить чем-то иным повальную глупость его ровесников – богатства, влияния и даруемых этим привилегий у большинства чистокровных и без того предостаточно.

Гарри отнес альбом с колдографиями и газеты на полку, глянул на часы, висящие над входом, и решил, что на тренировку идти не имеет смысла.

***

Белесые щупальца тумана оплетали трибуны и тянулись к шестам – квиддичное поле тонуло в густом как суп молочном вареве. Гарри громко хлюпнул носом и утерся рукавом – на высоте сотни футов дул пронизывающий ветер, не разгонявший тумана внизу.

Гриффиндор выигрывал со счетом двадцать: десять. Игра шла, судя по ощущениям, уже часа три, сколько минуло в реальности, Гарри не знал. Туман глушил звуки и усиленный заклинанием голос комментатора доносился как через толщу воды. У Гарри, впрочем, не было желания слушать Захарию Смита, заменившего – и какая блеклая это была замена! – Ли Джордана, а ход игры с позиции Гарри наблюдать было удобно и без пояснений. Все как на ладони – проворные загонщики, облаченные в броню вратари, быстрые охотники. Игроки с высоты казались плоскими бумажными фигурами самих себя.

Гриффиндорский охотник направил бладжер в грудь Малфою: тяжелый мяч вскользь ударил чуть ниже сердца, Малфой покачнулся и завалился набок, стараясь удержать равновесие. Выпрямился. Гарри подул на окоченевшие руки, тщетно пытаясь согреться дыханием, и послал метлу вперед и вверх. Оглянулся. Малфоя, вцепившегося в метлу, колотило так, что зуб на зуб не попадал, волосы прилипли к щекам – будто в Черное озеро окунулся.

Рон отражал атаки безупречно, но лицо у него было пунцовое, а уши, как подозревал Гарри, покраснели не только от ветра. Джинни юркой ящеркой металась средь игроков, и он засмотрелся на нее – стремительную и неуловимую, с волосами, пламенеющими как костер. Живое олицетворение осени.

Снова прошептал «Импервиус» – недолговечное действие заклинания было удручающе предсказуемым. Вот Гермиона… Метлу крутанул встречный поток и Гарри опомнился. Нельзя о Гермионе думать, только не сейчас, ей в темнице куда страшнее, и горше, и безнадежнее. При мысли о Лестрейнджах застилала все пелена бешенства.

Малфой дернулся, когда миниатюрное солнце зажглось у правого кольца Слизерина. Быстро глянул в сторону Гарри и направил метлу к кольцам, Гарри устремился следом, не отводя взгляда от снитча, чьи сверкающие крылья трепетали быстро, как у колибри.

Мелкая взвесь холодными каплями оседала на лице и волосах, жемчужной паутиной искрилась на мантии. Посвист колючего западного ветра был тише разговора вполголоса. Малфой вдруг затормозил, точно уперся в щит, а Гарри, напротив, прибавил ходу.

Золоченый шарик метнулся вбок, закружил как юла, а потом бросился за пределы поля. Гарри полетел за ним – теперь песня ветра в ушах звучала мелодично, и сердце тоже пело, и выяснять причину странного поведения Малфоя не осталось ни времени, ни стремления.

Трибуны мелькнули и пропали, десятки лиц, обращенные вверх, слились в пестрое полотно. Гарри протянул руку к снитчу – неповоротливому как воздушный шар, полный воды. Пальцы сомкнулись вокруг снитча. Он с шелестом раскрылся.

Что-то едкое, ледяное как дыхание дементора, обожгло правую руку. Сковывающее онемение распространялось по запястью, ползло по локтю змеей, обвивало предплечье. Кожа слезала пластами, обнажая красноту мяса – от запаха убоины замутило. Гарри стряхнул снитч как ядовитую гадину – тот упал на землю и затерялся в росистой траве, – поднес сочащуюся кровью и сукровицей ладонь к глазам.

Больно не было. Гарри повернул метлу к трибунам, но тут серое небо обрушилось на него, и земля рванулась навстречу.

5

Полог над кроватью был зеленым. И с него капала вода – капли срывались на плохо вымытый пол и стекались к центру комнаты, оставляя грязные дорожки.

Гарри сел – комната крутанулась вокруг оси, стены с поблекшими винтажными обоями накренились, – и потянулся за очками. Заколоченное окно и лампа на витой ножке, да вышитый на изумрудном бархате вензель, дали понять, что Гарри находится в доме номер двенадцать на площади Гриммо. Там, куда меньше всего хотелось возвращаться, где широкие ступени помнили звук шагов Сириуса, а почерневшие лестничные балясины – его прикосновения, где в бывшей спальне Вальбурги Блэк пахло мокрой шерстью.

Гарри вмазал кулаком по столбику кровати – замысловатой колонне, оплетенной вырезанной из дуба виноградной лозой, и поднялся. Правой руки, забинтованной до плеча, он не чувствовал, но не усмотрел в этом ничего странного – действие анестезирующих зелий нередко продолжалось несколько часов. Оставалось неясным, почему он здесь, а не в лазарете Хогвартса. Вопрос «что случилось на квиддичном поле» благоразумно решил отложить.

Гарри закрылся в ванной и долго стоял под душем – вода смывала сонливость, притупляла въевшуюся в кости усталость, притушала апатию и безразличие, которые навалились с новой силой после исчезновения Гермионы. После душа отправился вниз по лестнице – мимо комнаты на третьем этаже, занимаемой Джинни – тут уж Гарри не удержался и заглянул. Комната носила отпечаток бунтарского характера владелицы и изобретательности ее старших братьев – тумба, приклеенная заклинанием, висела на потолке, а дырявый сундук парил над кроватью, медленно вращаясь. Гарри спустился еще на полпролета, прислушался, в надежде различить гул голосов из гостиной, и уловил постукиванье в каморке Кричера.

В дверях кухни налетел цветастый вихрь – миссис Уизли прижала Гарри к широкой груди, стиснув в не по-женски крепком объятьи, подтолкнула к столу, и надавила на плечи, побуждая сесть. Накладывая суп, она умудрялась одновременно причитать о том, как Гарри похудел, сокрушаться о его травме, упрекать в неосторожности и поносить создателей квиддича, которые терпеть не могли людей, раз изобрели столь опасную игру. Гарри, ошеломленный красноречием, дождался, пока она возьмет паузу, чтобы вздохнуть, и вставил:

– Все нормально, я ведь жив.

Новая порция сентенций, нравоучений и ахов обрушилась на него, и не в силах прервать этот поток, сметающий на пути все возражения – даже неозвученные, Гарри послушно взял ложку. Он совсем не ощущал себя рождественским поросенком – тарелка, напоминавшая более всего неглубокий таз, была полна до краев.

Гарри заставил себя проглотить немного супа. Есть левой рукой было удивительно неудобно.

– А где Рон, Джинни и остальные? – спросил Гарри, когда миссис Уизли поставила перед ним поднос, укрытый дымкой консервирующих чар.

Миссис Уизли всплеснула руками.

– Ты ведь ничего не знаешь, – сказала она с мягкой укоризной, и Гари не нашел в себе уверенности оспорить. – Джинни рвалась сюда, я ее не пустила – тебе нужен покой, а за ней непременно последовал бы Рон. Скоро каникулы – вот пусть и приезжают.

– Но почему я здесь, а не в Хогвартсе?

Миссис Уизли села на стул и затеребила край вышитого веселыми желтыми подсолнухами передника.

– Ох, милый. – Миссис Уизли одарила его сочувственным взглядом, и Гарри понадеялся, что она снова обнимет его –объятья ее, по-матерински теплые, пахли вербеной и ландышем. Чуда не случилось. – Профессор Дамблдор решил, в школе тебе оставаться небезопасно.

Зелье попало в снитч неслучайно. Конечно.

– Меня пытались убить?

Гарри отодвинул тарелку, решив что в него не влезет больше ни кусочка. Тот, кто пытался прикончить Гарри, дело знал; познаний в зельеварении хватало, чтобы уяснить: доберись яд до сердца – и Гарри ничто бы не спасло. Любопытно, кто оказал своевременную помощь, и не пытался ли отвести подозрения таким незамысловатым способом.

Виновника произошедшего следовало найти до того, как он решится на повторную попытку. Из неочевидных подозреваемых – легко недооценить того, кто незаметен, – ученики. Включая членов Армии Дамблдора – магия, наложенная Гермионой, не посчитала бы предательством, подложи кто-то отраву в снитч. Очевидных… трое. Снейп – заносчивый ублюдок, который Гарри терпеть не может – и не то, чтобы это невзаимно. Грейлиф – темная лошадка, из тех, что легко превращаются в троянских коней. Малфою Волдеморт дал поручение исключительной важности…

Голова шла кругом, когда думал, что по крайней мере двое из них могли действовать независимо или пытаться подставить другого. С них сталось бы и продумать пути отступления, и не попасться на горячем – что взять со слизеринцев? И что им противопоставить?

Речь миссис Уизли журчащим ручьем лилась, входя в одно ухо и, не задерживаясь, вытекая через другое – Гарри неспособен был слушать полный неподдельной тревоги голос.

Не намеренно ли Малфой загнал Гарри в ловушку? Снейп сидел на трибуне – на первом курсе Квиррел, тоже смотрящий с трибуны, наложил на метлу порчу и она взбесилась. На Грейлифе обретшая некую стройность теория дала сбой. Грейлиф, отдавая учебники, – стопка была толстой, и Гарри размахивал палочкой, поминутно обновляя «Левиосу», – обмолвился, что уезжает на выходных. На субботнем матче Гарри его не видел. Это ничего не значило, мантия-невидимка – вещь не уникальная, а ложные сведенья удобно подсунуть для отвода глаз. Дамблдор утверждал, что доверяет Грейлифу. Гарри начинал сомневаться в способности директора верно оценивать людей: Дамблдор говорил, что и Снейпу, который хотел отдать Сириуса дементорам, можно верить. Не распознал вовремя сущность Волдеморта, упустил из виду крысиную натуру Петтигрю, его оказавшуюся роковой склонность к подхалимажу.

Грейлифу не составило бы труда приготовить нужное зелье… Как и Снейпу. И Малфою – тот был талантливым учеником, как ни желал Гарри обратного. Водеморт начал сезон охоты и гончую, призванную загнать жертву в ловушку, выбрал ту, что обучена рвать добыче горло.

Гарри допил остывший чай и вежливо поблагодарил миссис Уизли за завтрак. Та расцвела от похвалы, раскраснелась будто пион, и пообещала позвать, если Дамблдор явится в дом на Гриммо.

На площадке пятого этажа Гарри остановился. Пришло в голову, что в огромном доме таится масса интересного, а сидеть в комнате или слоняться по коридору – скучно. Вынужденное безделье и ставшая привычной слабая информированность о делах Ордена тяготили.

Тусклый свет «Люмоса» выхватил из темноты еще одну дверь – комната, примыкающая к комнате Гарри, имела с той общую стену. Не отведи ему миссис Уизли спальню, рядом с той, где жил Сириус, Гарри не поднимался бы сюда и дальше.

Поднял волшебную палочку повыше, освещая легкую липовую табличку: под ней пролегли неровные царапины – словно дерево царапали ногтями. Округлым почерком с выраженными заглавными буквами выведено было: «Не входить без ясно выраженного разрешения Регулуса Арктуруса Блэка». Содержание надписи вызывало недоумение: она отдавала бескомпромиссностью и максимализмом и не вязалась с тем, что рассказывал Сириус. Его брат являл собой кладезь ценимых Волдемортом добродетелей: предан, соответствующим образом воспитан – если промывание мозгов так называют, – и восхищался Волдемортом. Представить, что такой человек станет писать на двери надпись от руки, не волшебной палочкой, – трудно.

За запертой дверью могло таиться что угодно. Гарри решил, что общение со слизеринцами неправильно действует, и прошептал «Алохомора». Не все тайны стоит раскрывать, но некоторые – точно.

***

В заколоченные окна ветер швырял снежную крупу пополам с дождем – ледяная крошка стучала по карнизу, шуршала, скатываясь по черепице. Гарри раздернул тяжелые шторы, расчихавшись при этом и едва не уронив карниз, впустил в комнату вечерний свет.

Зажег литой трехсвечный подсвечник в форме змеи, поставил на письменный стол – старинный, с выдвижной столешницей, заляпанной воском и подтеками пролитых чернил. Опрокинутая чернильница валялась на полу, среди комьев пыли.

Гарри прошел вглубь комнаты и остановился перед коллажем, занимающем стену над кроватью. Время сделало газетные вырезки ломкими и хрупкими, четкие печатные буквы потускнели, но заголовки были различимы. Подборка оказалась посвящена Тому Риддлу – самые ранние заметки датированы годом поступления в Хогвартс Сириуса – не тогда ли его младший брат загорелся мыслью стать достойным представителем рода Блэков?

Гобелен, висящий над коллажем, побурел – герб Блэков, вышитый на нем, почти скрылся под голубовато-зеленым плесневым ковром. Гарри выдвинул ящики стола, спугнув одинокого докси, открыл платяной шкаф, где висели пустые вешалки. Белье, украшенное пожелтевшим от временем кружевом, было разорвано по швам, парадные мантии – комом свалены в нижнем ящике. Вещи присыпаны была мелкой как мука травяной трухой из ароматического мешочка и шариками против моли. Пахло затхлостью и мышами.

Матрас просел, когда Гарри с ногами забрался на кровать, чтобы рассмотреть коллаж поближе. До горки подушек, обросших мшистого цвета губкой, благоразумно не дотрагивался – любая вещь могла быть проклятым артефактом с вековой историей. Мантию, душащую всех, кроме хозяина, Гарри не забыл.

Прочел вырезки внимательней, обращая внимание на пометки карандашом: Регулус подчеркивал приглянувшиеся высказывания, делал на полях краткие комментарии или ставил вопросительные знаки, если встречал утверждения спорные или двусмысленные – Сириус говорил, что дотошность, доходящая до въедливости, была отличительной чертой его брата. Вдумчивый анализ и не лишенные юмора замечания о политической ситуации в стране перемежались хвалебными восклицаниями в адрес Волдеморта – Регулус использовал инициалы «Т. Л.» – догадаться, о ком речь, нетрудно.

Еще один чистокровный фанатик Гарри был безынтересен – на подобных насмотрелся в Отделе Тайн. Преклоняющиеся перед Волдемортом, верящие в его абсурдные утверждения о ничтожности маглов, они были столь же отвратительны, сколь и безумны.

Гарри спрыгнул с кровати, лег на живот и заглянул под нее – он был чернее вылезшего из камина трубочиста, заботиться о чистоте мантии поздно. Что-то маленькое и темное прошмыгнуло мимо, прошуршало мягкими лапами, и Гарри, отшатнувшись, с размаху сел на задницу. Ошалело помотал головой, а потом рассмеялся – гулко и странно прозвучал смех в нежилой комнате. Отсмеявшись, поднялся, размазывая по лицу грязь; фыркая в ладонь, когда клубы пыли, поднявшиеся от движения, щекотали нос.

Мысль, навязчиво, как прилипшая к подошве ботинка жвачка, волнующая его, обрела форму. Половица, на которую Гарри опирался, когда появилась мышь, не скрипела. Вернулся к подозрительной доске и, используя подсвечник в качестве рычага, поддел ее – памятен был схожий тайник во второй спальне Дадли. Пространство под половицей размером было никак не больше альбома с колдографиями родителей. Гарри, посветив «Люмосом», обнаружил, что тайник не пустует – в шкатулке с вырезанными на крышке ониксовыми гадюками оказались изрядно подточенные грызунами и размокшие письма. Гарри порезался, когда открывал замок, так и не поняв, обо что – выступающих острых частей в шкатулке не было. Сунул в рот палец – по неистребимой детской привычке, – и вернулся к содержимому.

Плесени не было… и на ощупь бумага казалась сухой. Неужели неприглядный вид призван был отпугивать любопытствующих? Но кому бы пришло в голову заходить в комнату Регулуса? При его жизни – разве что матери. А та не выглядела человеком, готовым терпеть кучу мокрых тайн в собственном доме.

Гарри развязал гофрированную синию ленту, разгладил верхнее письмо. Чернила местами размыло, следы от мышиных зубов сделали плотный пергамент ажурным кружевом.

«… Изымать детей-волшебников из магловских семей?»

«… привносят разброд и сумятицу…»

«… ограниченные, скудные познания о мире волшебников… кое-кто считает, что магическое сообщество вырождается – и у него все больше сторонников…»

Письма, как вскоре уяснил он, принадлежали двум разным людям. В неверном свете магического огня можно было разобрать изобилующий завитками почерк Регулуса и плавные обводы букв в письмах адресата. Имена не назывались, тон писем был нарочито обезличенный – словно собеседники боялись, что переписка попадет не в те руки. Ничего важного или крамольного, впрочем, не сообщалось – беседы друзей, вынужденных коротать лето вдали друг от друга. Сквозила меж строк и некая обреченность и присутствующая неуловимая общая тайна – Гарри допускал, что от удара его тянет увидеть несуществующее.

Теория, что неведомый друг Регулуса – подруга, была хлипкой как карточный домик под порывом ветра, но на первое время годилась и она. Мужчины не перевязывают лентами послания друзей.

Письма следовало оставить – давно умерший незнакомый Блэк не должен так интересовать, все, что он писал – личное, пусть за давностью лет и ненужное. Однако понять – значило научиться мыслить как Пожиратели. Это было неприятно. И необходимо, если желал найти несостоявшегося убийцу. Утешаясь тем, что навряд ли Регулусу, где бы он ни был, есть дело до того, что Гарри читает его письма, вернул половицу на прежнее место. Прихватил шкатулку под мышку и задул свечи.

6

Миссис Уизли плакала. Кривилось от горя красное лицо, вздрагивали губы и дрожали слезы на коротких густых ресницах. Обветренные, в мелких точках цыпок, руки комкали скатерть, ткань под пальцами сминалась складками, вышитый на ней дракон дергал хвостом.

Война прополола магическое общество, как хозяйка – грядку, и выдернула не только дурную траву. Альбус Дамблдор был мертв.

Кухня, освещенная лишь пламенем очага, казалась филиалом ада. И черт – бесхвостый и безрогий, черный как душа грешника, сидел перед Гарри. Сверкающие носы начищенных ботинок Снейпа двоились в глазах и бледное лицо двоилось тоже.

– Идемте, Поттер, – Снейп выплюнул его имя словно яд. Гарри поднялся и пошаркал к выходу. Надсадно ныло правее и выше солнечного сплетения.

*

В комнате он рухнул на кровать. Снейп сел на стул, брезгливо покривился, словно остатки былой роскоши наносили ему личное оскорбление одним видом, и подался вперед.

– Теперь послушайте меня, Поттер, – скорчившийся на неудобном стуле, Снейп не казался таким грозным и внушительно-отвратительным, как в классе. – То, что директор погиб, не снимает с вас ответственности.

Гарри неопределенно пожал плечами, что с равной вероятностью можно было трактовать как знак согласия и символ отрицания. Он не старался вникнуть в смысл реплик Снейпа – слова представлялись не более важными, чем ветер – ежеминутно меняющий направление и оттого ненадежный. Снейп сдвинул брови, а потом встряхнул Гарри за плечи, так что зубы застучали. Боль отрезвила.

– Не трогай меня, грязный ублюдок! – он откатился назад, словно это не у Снейпа была запущенная форма социопатии и нелюбовь к людским прикосновениям. Ослепляющая белая ярость мешала мыслить здраво, спекая все мысли в комок, задавленная, сжигала дотла. Нить терпения, подточенная постоянным нервным напряжением, грозила лопнуть. Гарри вскочил, заметался по комнате – стены, казалось, сужались с каждым шагом, как в лабиринте, ведущем к Кубку Огня. Снейп наблюдал за ним без интереса. Если и крутились у него на языке замечания о неуравновешенности, он оставил их при себе.

– Возьмите себя в руки, – сказал он настойчиво, без обычной язвительности. Гарри замер, налетев на спинку кровати, прикусил заусениц на указательном пальце и вдохнул – глубоко, так что заболел живот. Позже будет время разнести комнату – или целый дом, к чему мелочиться? – по кирпичику, а пока – впитывать каждое слово. Из-за неумения слушать погиб Сириус.

– Директор оставил касательно вас четкие указания, – начал Снейп чопорно. – Учитывая то, как любите вы находить приключения, Дамблдор решил, что безопаснее отправить вас в дом родственников, где вы будете пребывать до победы над Темным Лордом. Поскольку вас не надо на аркане тащить в пасть смерти – вы сами охотно сунетесь туда, я склонен согласиться с Дамблдором: ваша безопасность, как ни неприятно это признавать, с нынешнего дня – важнейшее дело Ордена.

– Я не могу ехать к Дурслям, – словно кипятком в лицо плеснули – утешения в спасительном гневе и пустых угрозах искать поздно. Гарри заставил себя сосредоточиться, сфокусировал взгляд на затененном лице – Снейп принял вид замкнутый и отстраненный, брешь в броне безразличия закрылась доспехами высокомерия. – Мне уже шестнадцать и я могу принести пользу Ордену.

– Возможно, стать его лидером? – Снейп горько усмехнулся. – Вы не способны понять, что ваше мнение ничего не решает, Поттер. И никогда не решало – хотя манера господина директора рассиропить все, залить патокой дружелюбия, и навешать на уши лапши, с вами работала безотказно, – Снейп подначивал его, и Гарри прятал глаза, сомневаясь, что сумеет спокойно смотреть на Снейпа и одновременно держать окклюменционный щит.

– Дурсли отправят меня в школу Святого Брутуса – там мне точно будет опаснее, чем здесь. Да и что я им скажу, свалившись как снег на голову, посреди учебного года? – он осекся, опасаясь, что невольно дал Снейпу пищу для размышлений. Жалости от него ожидать не приходилось – скорее жаба Невилла высидела бы василиска, чем Снейп посочувствовал, однако давать новый повод для насмешек не следовало. Сказать что-нибудь, скрыть замешательство…

– Как умер профессор Дамблдор?

Снейп глянул исподлобья и бесстрастно произнес:

– Он не принял вовремя зелье, замедляющие действие проклятья. Прогрессирующая ремиссия свела на нет все мои усилия.

Вот так просто? Гарри искал следы насмешки на лице Снейпа – тот был собран и держался сдержанно-неприязненно.

– Можно мне пойти на похороны? – каждое слово жгло язык: признать, значило смириться, а к этому не был готов. Снейп одарил взглядом, от которого свернулось молоко на пару миль окрест, и покачал головой.

Гарри почувствовал себя невообразимо глупо. Пожирателям не найти более удачного момента для нападения, никто не виноват, что невинные люди оказались между молотом и наковальней; он намерен был сделать все для того, чтобы как можно больше магов и маглов дожили до конца войны. Осознание непоправимости произошедшего нахлынуло с новой силой, и Гарри пожалел, что так и не расспросил Сириуса об анимагии – превратиться в собаку и, свернувшись в клубок, заскулить, было бы весьма кстати.

Снейп поднялся.

– Собирайтесь, Поттер, – отрывисто бросил он. – Ваши учебники и вещи доставят позже – вероятно, вы переживете их отсутствие пару дней.

Качнулась на сквозняке оконная рама, ударила в стекло ветвь росшей под окном яблони. Гарри не двинулся с места.

– Только вы знаете, что Дамблдор распорядился, чтобы я жил у Дурслей, – он сделал ударение на этом «вы».

Снейп потер подбородок и воззрился на Гарри с нескрываемым изумлением.

– Предлагаете мне стать соучастником вашего обмана?

– Да, – земля не разверзлась. Снейп водил пальцем по губам – Гарри давно заметил, что этот жест выходит неосознанно. Странная привычка для зельевара.

– Вы повредились рассудком от горя, Поттер, если думаете, что я стану игнорировать прямое указание Дамблдора ради ваших фантазий. Будьте готовы через час.

Снейп пошел по самому простому, продиктованному застарелой враждой и детскими обидами, пути, но Гарри не ощущал досады от поражения – лишь непомерную усталость.

***

Эгоистично было злиться на мертвого, однако Гарри все думал: протяни Дамблдор еще полгода – все сложилось бы по-другому. Глупая смерть. Ненастоящая. Дамблдор не был всевидящим, но и старческим слабоумием не страдал – как он забыл принять зелье? Впору решить, кто на него «Конфундус» наслали.

– Гарри? – голос диссонансом вплелся в стук капель по пологу. Люпин притворил дверь и нерешительно остановился на пороге. – Орден принял решение отправить тебя в Хогвартс.

Повода для радости Гарри не видел. На место Дамблдора придет пустоголовый болван из министерства: прихвостень Фаджа или пособник Волдеморта. Это лежало за гранью разумного и было абсолютно неприемлемым. В окрестостях школы затаился непойманный убийца – не липовый, вполне реальный. Более опасный, чем Волдеморт – тот не бил исподтишка, скрывая лицо. Слишком тщестлавен был для этого.

– Снейп, взбесился, наверное, – Гарри неохотно протянул оливковую ветвь примирения. Люпин, приободрившийся было, когда Гарри заговорил, заметно сник.

– Сказал, что мы забыли Дамблдора прежде, чем тело остыло.

– А потом?

Взгляд Люпина метнулся вбок.

– Аластор хотел послать в него «Круцио».

– Что?!

– Он сказал, что не позволит больше Северусу шпионить на Волдеморта. У Аластора есть причины ненавидеть Северуса.

– И основания его пытать?

Люпин вздохнул так тяжело, словно нес на плечах все скорби и беды магической Британии.

– Мы ничего не знаем о том, почему Дамблдор доверял Северусу.

– Если вы будете швырять в Снейпа проклятьями – он точно предаст вас.

– Нас, – кротко поправил Люпин. – Ты ведь так рвался участвовать в войне.

В последней фразе почудился упрек.

– Я не разбираюсь в политических играх и подковерных интригах.

Золотисто-карие глаза Люпина смотрели тепло.

– Ты – человек действия, как и Джеймс, – сказал он, и в голове его звучала гордость и неприкрытое восхищение. Как ни сильно было желание расспросить об отце, Гарри прервал Люпина прежде, чем тот отвлекся от темы.

– Двадцать лет назад все начиналось также?

Люпин глянул недоумевающе, потом на его лице мелькнула горькая боль понимания:

– Волдеморт действовал тоньше, увереннее и точнее. Та атмосфера постоянного страха, в которой мы жили, принуждала искать покровительства у властьимущих. Слабые люди нуждаются в защите – так было и будет всегда. Твой отец… показался Питеру недостаточно сильным.

Гарри сглотнул вставший поперек горла ком. Разговор вновь свернул на тему родителей и смерти – в сознании Гарри эти два понятия сплетены были неразрывно. Те, кто любили его так, что без колебаний отдали жизни, навсегда привязаны к слову «были». У него же осталось «есть». И еще «будет».

Необходимо узнать о предполагаемых убийцах. И лучше сделать это сейчас. Спрашивать в лоб – неосторожно, так что Гарри решил зайти издалека.

– Маглорожденные и полукровки ведь уезжали за границу? Почему, – ненавистная фамилия костью застряла в горле. – Петтигрю так не поступил?

– Поток беженцев – тех, чья чистота крови под сомнением, и без того невеликий, иссяк, когда аврорат выставил кордоны. Применение магии в месте, полном людей – в аэропортах и портах – тщательно фиксировалось. Мы барахтались как лягушки в кадке со сметаной, в безнадежной попытке сбить ее в масло… И нам это удалось благодаря тебе.

Гарри потер кончик носа – избранность и высокое предназначение – не те темы, на которые можно говорить часами.

– Римус, а о Грейлифах ты что-нибудь слышал?

Люпин преувеличенно тщательно разгладил несуществующую складку на залатанном сером свитере, углубляя паузу в разговоре.

– Они одно время жили по соседству с нами.

Вот это было неожиданно. Настолько, что придуманное заранее бесследно исчезло из памяти, и хватило только на:

– Ты знал Грейлифов? Они учились в Хогвартсе?

– Девочка – да, а мальчик… кажется, он был сквибом, – Люпин глянул внимательней. – Это ведь дело давнее, отчего ты им вдруг заинтересовался?

Говорить о своих подозрениях не хотелось. Казалось, он нащупал ту ниточку, потянув за которую распутает клубок противоречий, прольет свет на личность Грейлифа. Люпин из благих побуждений способен ограничить Гарри в поиске правды. Лучше молчать о цели расспросов.

– Не знаешь, где они сейчас?

Люпин заметно помрачнел.

– Мертвы. Погибли во время налета Пожирателей на магловский Лондон. Братья Молли пытались вытащить их и еще с полдюжины гражданских, но не успели.

– Значит, Грейлифы не поддерживали Волдеморта?

– Если объяснишь мне, зачем тебе это – могу рассказать чуть больше.

– Я слышал, как о них говорит Снейп, вот и все, – он почти поверил в это, и Люпин, убежденный его пылкостью, слабо улыбнулся. Гарри стал сам себе гадок. – А тела… нашли?

Петтигрю убил двенадцать маглов и навел авроров на ложный след, подсунув им свой отрезанный палец. Те, кому нужно срочно исчезнуть, способны сымитировать несчастный случай.

Люпин нахмурился.

– Гарри, если тебе что-то известно или ты нуждаешься в помощи…

– Все нормально, Римус.

Думал лишь о том, что стоит найти фотографию Грейлифов – наверняка девочка выпустилась из Хогвартса в конце семидесятых и Гарри вполне мог видеть ее, рассматривая выпускной альбом. Оставался мальчик – подходящий по возрасту, зато лишенный магических способностей. Не Реджинальд Грейлиф – можно до неузнаваемости измениться за двадцать лет, проведенных вдали от дома, но не стать магом – иначе Филч разгонял бы учеников не шваброй и ругательствами, а заклятьями.

С улицы послышались пение и смех. Люпин склонил голову, прислушиваясь; в лунном свете тронутые сединой виски казались присыпанными пеплом.

– Сегодня ведь Хэллоуин.

– И пятнадцатая годовщина со дня смерти моих родителей.

Люпин понурился. Он всегда о Поттерах напоминал одним своим видом и, конечно, не был виноват в этом. Гарри тянулся к нему, страшась услышать случайно оброненное «Джеймс» – Сириус не сумел понять, что Гарри не заменит погибшего друга, вдруг Римус совершит такую же ошибку?

– Извини, что напомнил, Гарри. Я… мне тоже очень их не хватает.

Молчание перестало быть уютным и дружеским, став давящим – поднятая в разговоре тема была неприятна обоим собеседникам. Люпин торопливо попрощался, отговорившись делами, и вышел. Гарри еще долго сидел, невидяще глядя в стену.