Текст книги "На границе двух миров (СИ)"

Автор книги: Свифт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 22 страниц)

Эпизод I: На границе двух миров

Глава 1.0. Вселенская (не)справедливость

Мерный писк какого-то медицинского прибора, измеряющего пульс… За месяцы, проведенные в больнице, я успел возненавидеть этот звук.

Рука будто сама собой потянулась к пульту, из последних сил вдавливая единственную имеющуюся на нем кнопку – уже ставшее привычным действие, несмотря на то, что я прекрасно знал – доза поступающих в мою кровь лекарств уже максимальна. Еще хоть на миллиграмм больше – и я умру.

Сквозь плавающий в голове морфийный дурман и пробивающуюся сквозь него боль где-то в области живота пробился какой-то новый звук – тихий женский всхлип, наполненный безнадежной усталостью.

Тоже привычный звук – это плачет моя мама.

Открыв глаза, я чуть повернул голову в направлении звука. Из-за плавающих в крови наркотиков я почти ничего не вижу, но перед глазами словно сама собой рисуется картинка убитой горем семьи.

Мать, обхватившая руками плечи – исхудавшая, изможденная женщина, раздавленная свалившимся на нее горем. Рядом с ней, крепко сжав кулаки, сидит посеревший от усталости и недосыпа отец, уставившись немигающим взглядом в пространство где-то над моей головой.

Я еще помню, как все начиналось – боль в животе, легкая желтуха, сухость во рту, сильная жажда… Меня таскали по врачам, заставляли глотать килограммы лекарств, но становилось только хуже.

Ответ на уже ставший традиционным вопрос, который папа задавал каждому новому врачу: «Какого хрена происходит с моим сыном?!» нашли только тогда, когда меня начало рвать чем-то угольно-черным, похожим на растолченный активированный уголь.

Рак поджелудочной железы.

Как оказалось, так долго его не могли найти потому, что ранее считалось, что я не могу им болеть. То есть вообще, в принципе. Зона риска – люди после сорока, имеющие к тому же ряд вредных привычек вроде алкоголизма или курения.

Я, как вы понимаете, не отношусь к этой категории. Тогда мне едва стукнуло шесть и я ни разу в жизни не пробовал ничего крепче кефира и не стоял рядом с курящими ближе десяти метров.

Эти идиоты в белых халатах все, как один твердили, что это невозможно, напрочь игнорируя факты. Впрочем, как я узнал позже, даже если бы они поверили сразу, то все равно не смогли бы ничем помочь – я был обречен с самого начала.

И вот сейчас я здесь, в месте, от названия которого зябко ежатся все, кто имеет представление о том, что происходит в этих стенах, – в хосписе. Сюда приходят умирать те, кому не могут помочь достижения современной медицины. По моим венам бежит морфий пополам с кровью и все равно такое чувство, будто у меня в животе поселился маленький, но очень злой ежик.

Я открыл рот, пытаясь позвать маму, но все, что у меня получилось, это невнятный хрип, перешедший в осторожный кашель, заставляющий ежика внутри резко увеличиться в размерах.

– Я здесь, Сашка… – моя голова тут же оказалась зажата в ее руках, а лысый череп принялась ласково гладить нежная ладошка. – Я тут, рядом… Все будет хорошо.

Зачем же ты врешь мне, мама…

Но, как ни странно, стало немного полегче. Боль стала потихоньку угасать; яркий, немного режущий глаза больничный свет ослаб, погружая палату в приятный полумрак; из ярко освещенных еще секунду назад углов выползла мягкая ласковая тьма, медленно заполняя собой весь мой мир.

Тьма осторожно коснулась моих ступней, переползла на колени… когда она коснулась живота, я впервые за последний год расслабился – куда-то делась неотступная разрывающая на куски боль, к которой я уже успел привыкнуть.

На лицо помимо воли выползла слабая улыбка, а губы впервые за долгое время без усилий прошептали:

– Я люблю вас…

– Нет… Сашка!! Нет!!

И только в этот момент я понял, что означает эта ласковая тьма и отступившая боль.

Я умираю.

Прожив на этом свете всего семь лет, не успев влюбиться, пойти в школу, закончить университет, жениться, завести детей я… умираю.

Я закричал, но не услышал ничего – голос, да и уши заодно больше не существовали, растворившись в темноте.

У меня не было первого поцелуя, первого похмелья и первой драки. Я не бунтовал против родителей, не курил втихую первую сигарету, не…

Прежде, чем сознание отправилось вслед за телом, я все же успел закричать еще раз. Бросить обвинение в равнодушную пустоту, закричать об отвратительной истине в безумной надежде, что меня услышит кто-то, кто несет за это ответственность.

– Это несправедливо!!

До сих пор не уверен, что дальнейшее мне не привиделось. Задумчивый голос, доносящийся откуда-то из безумного далека:

– Да, пожалуй…

Глава 1.1. Чужой

Первое, что я ощутил, когда снова пришел в сознание, был жуткий холод, такой еще собачим называют. Контраст с абсолютным Ничто, в котором я пребывал до этого, был таким разительным, что я не выдержал и заорал в голос.

Вторым моим чувством было удивление – вместо привычного хрипа я услышал… пронзительный детский плач.

Рядом кто-то что-то сказал на незнакомом языке. Я ни черта не понял, но интонация была довольная.

Кто-то большой и сильный взял меня на руки и тут я наконец-то продрал глаза… только для того, чтобы тут же их захлопнуть и заорать еще раз.

Потому что на меня смотрело… существо. Синеватая кожа, немного похожая на чешую, удлиненный, тонкий безгубый рот, тускло светящиеся глаза без зрачков, чем-то похожие на гляделки насекомых… У существа не было носа и ушей и оно было… огромным. Пожалуй, одно только его лицо было размером с меня.

Натуральный инопланетянин, ей богу – он бы очень гармонично смотрелся в каком-нибудь фильме с неубиваемым Брюсом.

Чудовище опять что-то сказало и я почувствовал, что меня куда-то несут. Чья-то теплая и гладкая рука (точно говорю – чешуя это!) коснулась моего лба и я испуганно замер, лихорадочно пытаясь родить хоть одну мысль на тему: что же мне со всем этим делать?!

Но прежде, чем в моей голове созрел хотя бы один безумный план… я почувствовал, что в своей черепной коробке я больше не один.

Еще секунду назад я бы сказал, что бояться еще больше просто невозможно… так вот, все это чушь собачья! До сих пор не знаю, как у меня прямо там сердце не разорвалось на кусочки.

«Некто» в моей голове излучал волну спокойствия, будто уговаривая глупого ребенка не дергаться и дать сделать укол. И это даже начало действовать, как вдруг… «Некто» вспыхнул удивлением, потом неверием, а затем…

Державшие меня на весу руки разжались и я шмякнулся на пол. Не открывая глаз, я попытался было отползти в сторону, когда мощный удар швырнул меня о стенку. Распахнутые от резкой боли глаза выхватывают несколько расплывающуюся картинку: давешний инопланетянин в каком-то бредовом золотом халате что-то яростно объяснял двум другим инопланетянам, которые выглядели… рассерженными. Точнее не выглядели – ощущались. Откуда мне знать, как выглядят рассерженные чешуйчатые инопланетяне? Вот я и не знал – просто чувствовал, что так и есть.

Наконец, растолкав своих сородичей, тип в золотом халате подошел ближе и навис над съежившимся мной.

– Кто ты? – раздался у меня в голове его (а чей же еще?) голос.

И как мне ему ответить? Языка-то я его не знаю…

– Просто подумай. Я услышу тебя, чужак.

– Я… меня зовут Александр Фролов, – подумал я, изо всех сил стараясь не показывать, как я его боюсь. Подозреваю, что получалось у меня из рук вон плохо. – Я гражданин планеты Земля! Вы не имеете права меня похищать!

Даже для меня самого это прозвучало глупо. Я видел фильмы с инопланетянами – а тех из них, что не терпели крушение и не знакомились с маленькими мальчиками, никак нельзя было назвать хорошими парнями. И это я еще половины не видел – родительский контроль на подаренном планшете не позволял мне смотреть «взрослые» фильмы.

– Похищать?! – удивился инопланетянин. – Это ты захватил тело новорожденного! Это ты убил сознание моего сородича!

Чего?! Что за чушь он несет?

– На кого ты работаешь? Это терране все таки прознали о нашем существовании или ты один из проклятых Зел-Нага творений Великого Разума?

– О чем вы вообще говорите?! Я просто очнулся здесь! Я… – и только тут я вспомнил, что же, собственно, произошло. Я ведь… – Умер… Я умер и очнулся здесь.

Инопланетянин некоторое время молчал.

– Странно, я не чувствую лжи… – некоторое время он молчал, сверля меня взглядом своих огромных светящихся зеленью глаз. – Ладно, в любом случае твою судьбу будут решать Тамплиеры.

Я облегченно вздохнул, осознав, что меня не собираются убивать прямо сейчас, но тут же напрягся, когда инопланетянин протянул руку и коснулся моего лба.

Последнее, что я запомнил, прежде, чем все заволокла липкая тьма беспамятства, был тихий, немного шипящий голос:

– Спи…

***

Мысленно перекрестившись и вполне по-настоящему зажмурившись, я подпрыгнул. Подождав для верности пару секунд, осторожно открыл глаза. Потом подпрыгнул еще раз.

Две жутковатого вида турели, висящие над массивной стальной дверью, послушно заходили вверх-вниз, чуть слышно скрипя механизмами.

– Тупые железки, – я счел совершенно необходимым сообщить моим стражникам свое мнение о них. Голосок у меня был что надо – шипящий и чуть посвистывающий на гласных.

Развлекать себя глупыми выходками получилось недолго. Вскоре непривычные к таким нагрузкам ноги жалобно заныли, напоминая о своем нежном возрасте, и я решил передохнуть.

Переместившись подальше от турелей, я присел в углу, подтянув ноги к груди и положив подбородок на скрещенные на коленях руки. Скосив глаза, помахал в воздухе четырехпалой конечностью, обтянутой мелкой чешуей.

Да, я теперь чертов инопланетянин! Синий, безносый, безухий и с недостатком пальцев на руках и ногах!

Не то, чтобы я жаловался – все лучше, чем смерть, но все же… что, не нашлось незанятого человеческого тела, что ли?

В который раз полюбовавшись на свою инопланетную культяпку, я закрыл глаза, погружаясь в уже привычную апатию.

За тот месяц, что я провел в этой комнате с мягкими (!) белыми стенами такое состояние стало привычным. А что удивительного, если все, чем я мог здесь заняться – это мельтешить перед турелями и изучать собственное тело?

Которое, к слову сказать, очень быстро развивалось. Если я правильно помню, тот тип в золотом халате сказал, что я нахожусь в новорожденном… Человеческие дети, насколько я помню, первые годы своей жизни совершенно беспомощны и могут только есть, орать и гадить. Я же впервые встал на ноги уже на третий день своего заключения.

Еда в виде некой безвкусной кашицы (больничная еда одинакова на любой планете, да) и питье в виде ядовито-синего напитка, по вкусу напоминающего молоко, всегда оказывалось передо мной, стоило мне только проснуться. Туалет выдвигался из стены ровно три раза в сутки четко по расписанию – если бы у меня были часы, я бы сверял по нему время.

Но, как я уже говорил, единственное развлечение, которое у меня осталось – это проверять границы терпимости двух проклятых турелей над дверью. Вспомнив, как чуть не обделался, когда они впервые активировались после резкого движения, я не смог подавить тихий смешок.

Интересно, а что они будут делать, если я начну колотить в дверь?..

Если завтра (то есть когда я в следующий раз проснусь) ничего не изменится – проверю…

Словно в ответ на мою «угрозу», дверь с тихим шорохом отъехала в сторону и в проеме показался очередной инопланетянин. Новый персонаж был закован в, опять же, золотистые доспехи, со светящимися тут и там синими кристаллами, разбросанными, в, казалось, хаотичном беспорядке.

– Меня зовут Тассадар, чужак. И я буду решать твою судьбу.

Глава 1.2. Смотри, Тассадар!

Человеческое сознание – удивительная вещь. Жалкие несколько мгновений назад я мечтал о том, чтобы произошло хоть что-нибудь. А сейчас, когда я, съежившись в углу под прицелом двух орудийных турелей, смотрю на огромного чешуйчатого пришельца в сверкающей броне, словно сами собой вспоминаются два матерных слова (единственные, что я знал) и давящая скука заключения кажется манной небесной.

Я не ответил, – только еще сильнее вжался спиной в мягкую стену.

Тассадар медленно подошел ко мне, будто опасаясь спугнуть и, присев передо мной на корточки, некоторое время всматривался в меня своими светящимися глазами без зрачков.

– Кто ты? – прошелестел у меня в голове его тихий спокойный голос.

– Меня зовут Саша… – ответил я, чтобы хоть что-то сказать. – Я человек… То есть был им.

– Человек, значит… – Тассадар кивнул каким-то своим мыслям, а я очень надеялся, что не подписал себе смертный приговор. – Как люди узнали о нас?

– Они не знают! – заверил я, но тут же засомневался в своих словах.

Что не могло укрыться от моего собеседника.

– Ты не уверен. Зачем ты здесь?

– Я не знаю, зачем… я умер и очнулся здесь – это все, что я помню.

Может быть, если бы мы говорили вслух, у меня и получилось бы скрыть дрожь в голосе, но, увы, инопланетянин читал меня, как раскрытую книгу. Он видел мой страх.

– Мне жаль… Саша… я не могу так просто тебе поверить.

– Но вы же телепаты! – выдал я свой самый главный козырь, изобретенный за месяц заточения. – Вы знаете, что я не лгу!

– Не лжешь. Но это не значит, что ты говоришь правду.

Пару мгновений я молчал, пытаясь осознать выданную Тассадаром смысловую конструкцию.

– Я ничего не понял…

– Даже я могу создать одну личностную матрицу поверх другой, а изначальную загнать так глубоко, что без полного сканирования не вытащишь.

Ответом ему было мое озадаченное молчание, и на сей раз инопланетянин не стал дожидаться, когда я распишусь в собственном интеллектуальном бессилии.

– Ты можешь быть искусственной личностью, созданной, чтобы прикрыть настоящего диверсанта. У нас, знаешь ли, война тут идет… Пусть и вялотекущая.

Я – искусственная личность? Все мои воспоминания: мама, папа, дворовые приятели… да вся моя жизнь – выдумка? Да это же…

– Бред какой-то…

Тассадар ничего не ответил. Вместо этого он присел справа от меня и, прислонившись к стене, уставился куда-то в пространство, а я неожиданно почувствовал, как сильно ему не нравится происходящее. Это было как воспоминание о собственных эмоциях… только в реальном времени и не имеющее ко мне никакого отношения.

Ну да, все верно… раз я теперь один из них, то и телепатией владею, так ведь?

Я скосил на него глаза и обнаружил, что чешуйчатый инопланетянин смотрит на меня. Я видел в огромных глазах свое отражение – крохотное голое существо, костлявое и трогательно-беззащитное, съежившееся в углу, словно в ожидании удара. Что он видел перед собой? Ребенка, нуждающегося в защите.

А родительский инстинкт – он везде одинаков, будь ты человеком или непонятным инопланетянином из далекой-далекой галактики.

– Вы сказали «без полного сканирования»? – словно со стороны услышал я свой голос.

– Да… Сейчас я читаю только верхний слой твоего сознания… Что несложно – ты совершенно не умеешь защищаться. Чтобы убедиться в том, что ты не представляешь для нас опасности, мне нужно забраться глубже… намного глубже.

– Так в чем проблема?.. Мне нечего скрывать.

– У тебя потрясающий дар, малыш… – вздохнул Тассадар. – О чем вообще речь – эмпатия проявляется уже сейчас!.. Самое меньшее, что тебя ждет с таким потенциалом – это судьба Вершителя, а может быть Претора или даже Судьи.

– И? – обрисованное инопланетянином блестящее будущее не произвело на меня никакого впечатления. Все, что имело сейчас значение – буду я жить или нет.

– Несмотря на твои силы, наши весовые категории несопоставимы. Если я окажусь в твоем сознании… одно неверное движение – и я могу повредить твой дар. Возможно – навсегда. Ты можешь навсегда остаться калекой, неспособным даже к мыслеречи.

Мы помолчали.

– Что, если мы, старые параноики, ошибаемся? – продолжил Тассадар. Я не стал отвечать – инопланетянин явно говорил не со мной. Его взгляд хаотично блуждал по комнате, не задерживаясь ни на чем дольше секунды. – Что, если мы потеряем сильнейший дар за последние полста лет просто потому, что не смогли поверить ребенку?

Я вновь почувствовал его страх и нежелание навредить невиновному.

– Делайте.

– Что? – Инопланетянин перевел на меня удивленный взгляд, будто забыл, что сидит здесь не один.

– Делайте. Я жил без этой псионной ерунды семь лет и проживу еще в десять раз больше.

Мой отец всегда ворчал, что полученное даром никогда не ценится. Что ж, теперь я могу со всей ответственностью заявить – он был абсолютно прав. Мне не было никакого дела до якобы имеющегося у меня потрясающего дара и я с легкостью променял бы его на возможность вырваться из опостылевшей комнаты с мягкими стенами и получить возможность снова пройтись босиком по мягкой зеленой траве.

Тассадар медленно протянул руку и я покорно подставил под его ладонь вытянутый череп, обтянутый мелкой синеватой чешуей.

Уже знакомое ощущение, будто я в своей голове больше не один. Сначала мой проверяющий ощущается будто в стороне, но даже так я ощущаю его мощь, на голову превосходящую ощущения от контакта с типом в золотом халате. Тассадар будто не решается заглянуть глубже.

И я, не желая затягивать эту наверняка неприятную процедуру, тянусь ему навстречу, раскрывая непонятному инопланетянину свою душу.

Смотри, Тассадар!

Ты видишь? Это мой первый вдох, первый крик. Мой животный страх и холод этого негостеприимного мира.

Ты видишь? Это расплывчатое пятно, на котором я тщетно пытаюсь сфокусировать взгляд – моя мама. Эти сильные и теплые руки, крепко прижимающие меня к себе, будто я был величайшим сокровищем – первые объятия моей матери.

Это – фальшивка?

Смотри, Тассадар!

Ты чувствуешь этот запах? Так пахнут пирожки с картошкой, которые моя мама готовила так, что могла бы продавать их по сто баксов за штуку, если бы захотела.

Ты видишь, как я тяну ее за край фартука и спрашиваю: «Мама, откуда берутся дети?» и, пока она растерянно моргает, пытаясь сообразить, что мне ответить, папа выдергивает два верхних пирожка из стопки и, показав мне большой палец, утаскивает их в соседнюю комнату?

Это – фальшивка?

Смотри, инопланетная ящерица!

Ты видишь? Это я, размазывая кровь по лицу, бегу домой, потому что мальчишка из детского сада разбил мне нос. Ты видишь, как мама, осторожными движениями смывая с меня кровь, наставительно вещает, что в следующий раз я должен бить первым и желательно – наповал.

Тебе мало, Тассадар? Смотри еще!

Картинки сменяли одна другую – беспорядочно, хаотично: воспоминания младенчества мешались с отражением моей лысой после химиотерапии головы в зеркале, счастливые выезды на природу – обжигающей болью в животе и медленно гаснущим сознанием.

Это все – ненастоящее? Я – коварный диверсант, засланный к вам вашими врагами, чтобы выведать секреты и украсть «вундервафлю»?

– Куда же ты, Тассадар?! – закричал я в каком-то безудержном веселье, когда огромное Нечто в моей душе дернулось, пытаясь покинуть мой разум. Не осознавая, что делаю, я схватил его, пытаясь удержать. – Ты еще не все видел!

Ага, удержишь его… такое чувство, будто я пытаюсь остановить локомотив голыми руками. Результат был соответствующий – Тассадар, в лучших традициях слона в посудной лавке, даже не заметил, что я пытаюсь его остановить.

Могу поклясться, что слышал отвратительный хруст в тот момент, когда он покинул мое сознание.

Глава 1.3. Новый дом

Высокий протосс в белоснежной мантии, недвусмысленно указывающей на его принадлежность к племени Шелак, обвел пристальным взглядом просторную пустую аудиторию. Я невольно огляделся по сторонам, хотя прекрасно знал, что кроме меня здесь никого не было.

– Создатели нашей расы нашли нашу родную планету, Аиур, еще в те времена, когда наши предки едва-едва приподнялись в своем развитии над животными, объединившись в племена – они увидели в нас потенциал, увидели, кем может стать наш народ, если ему немного помочь. И они помогли – усилили естественные способности к псионике, подарили псионную связь, благодаря которой ни один протосс никогда не останется в одиночестве.

Мы стали их любимыми детьми, надеждой на достойную смену, гордостью и отрадой для глаз. Оставаясь в тени, они наблюдали за нами, поддерживая, когда мы оступались и одергивая, когда мы сходили с правильного пути. Они назвали нас «Протоссы», что в переводе с языка Зел-Нага означает «Перворожденные».

И наконец, когда они сочли нас достойными, Зел-Нага ступили на поверхность Аиура. Но они не стали нами править, хотя имели на то и право, и возможности. Нет, они стали нашими учителями, щедро делясь накопленными знаниями и мудростью. За какие-то жалкие два десятка лет протоссы достигли таких вершин в развитии, до которых самостоятельно добирались бы не одну сотню лет.

Но Зел-Нага, наверное, впервые за свою историю, совершили ошибку. Мы не были готовы.

В нас зародилась гордыня и зависть к нашим создателям, которые, несмотря на все знания, переданные протоссам, все равно были непредставимо выше и совершеннее нас. Мы спрашивали – зачем они создали нас и что потребуют в оплату за оказанную помощь?

Протосс замолчал на мгновение. Лица чешуйчатых телепатов были скупы на мимику, но лектор с лихвой компенсировал это своим даром – меня обдало горячим ветром его горечи.

– Зел-Нага отвечали на эти вопросы так: творить – достойнейшее занятие для разумных. Помощь своим детям – не требует оплаты.

Лектор снова сделал паузу, давая слушателям обдумать эти слова. Молчал и я, борясь с ощущением, что мне рассказывают красивую сказку, подобную тем, что читала мне мама перед сном.

– Они были слишком совершенны… – тихо произнес лектор, словно подслушав мои мысли. – И мы не смогли в это поверить.

Разозленные невнятными, как нам тогда казалось, ответами, мы стали выдумывать их за Зел-Нага. Появились слухи о том, что создатели готовят захват власти, что они только притворяются бескорыстными, чтобы усыпить нашу бдительность. И, когда даже после этого Зел-Нага продолжали твердить одно и то же, отказываясь признавать, что мы не в состоянии принять такую очевидную для них самих истину… Мы обнажили против них оружие. Мы пошли против тех, кто создал наш народ, поднял нас из грязи и указал дорогу к совершенству. Величайшая ошибка в истории нашего народа… и мы никогда, ни при каких обстоятельствах не должны об этом забывать.

Зел-Нага были абсолютно не готовы к нападению и в тот черный день от клинков протоссов пали тысячи созданий, ближе всех во Вселенной подошедших к понятию «совершенство».

И, когда они, наконец, отбросили наших предков и смогли прорваться к своим космическим кораблям… они просто улетели, а мы обнаружили, что в бою не пал ни один протосс – только раненные и оглушенные.

В тот день Зел-Нага покинули наш сектор, а, возможно, и нашу галактику. А осознавшие свою ошибку протоссы в поисках виноватых очень скоро обратили оружие друг против друга, разрушив таким образом еще одно наследие создателей – псионную связь.

Так начался самый кровавый период в истории нашего народа, названный впоследствии Эпохой Раздора.

За какое-то неуловимое мгновение лектор и просторная аудитория исчезла, сменившись густым, непроглядным синим туманом. Холодный голос лектора, из которого куда-то пропали эмоции, звучал, казалось, отовсюду:

– Запись на кристалле Памяти подошла к концу. В соответствии с заданными настройками, вы будете автоматически выведены из пространства воспоминаний. Пожалуйста, приготовьтесь к смене реальности.

Когда я открыл глаза, то первое, что почувствовал, было приятное прикосновение мягкой кожи к обнаженным участкам тела. Не открывая глаза, я заворочался в кресле, пытаясь устроится поудобнее. Никак не могу привыкнуть к выгнутым назад ногам ниже коленей – как кузнечик, честное слово…

Открыв глаза, я опустил взгляд на кристалл, лежавший у меня на коленях. На первый взгляд – обычный кусок льда глубокого синего цвета, заостренный с обоих концов. На второй и двадцать пятый – тоже. На деле – это хранилище воспоминаний моего опекуна, а заодно, – устройство, создающее виртуальную реальность, и бог знает что еще. Понятия не имею, как она работает. Технологии протоссов вообще лишены привычных мне микросхем, кнопок, дисплеев и прочих элементов научной фантастики – все держится на пока малопонятной мне псионике.

Подбросив непонятную штуковину в руке, я попытался прикинуть, сколько смог бы за нее выручить на родной планете. Получалось плохо, ибо я сильно сомневаюсь, что наши яйцеголовые вообще смогли бы понять, что видят перед собой что-то не совсем обычное.

Вздохнув, я сунул штуковину в карман и аккуратно спрыгнул с кресла, в очередной раз удивившись новому телу – ему всего три месяца, а оно уже способно на то, о чем я в прошлой жизни не мог и мечтать. Сильное и ловкое, словно я был спортсменом гимнастом мирового уровня, оно вполне было способно без каких-либо тренировок сделать сальто назад с места – я проверял.

Протоссы действительно любимые дети богов.

Ухватив сделанную специально для меня табуретку на колесиках, я покатил ее к здоровенному металлическому шкафу, стоящему в углу гостиной. Забравшись на нее, я приподнялся на цыпочки, чтобы дотянуться до сенсорной панели, и, едва кончики моих пальцев коснулись слабо светящегося синим прямоугольника, как дверцы с легким шорохом разошлись в стороны, явив моему взгляду длинную череду кристаллов, аналогичных тому, что я держал в руке.

Такой вид имела у протоссов библиотека и большую часть ее занимали учебные кристаллы, притащенные для меня опекуном.

Я коснулся пальцем одного из кристаллов – он ничем не отличался от остальных, но каким-то образом я знал, что на нем хранится общая информация об устройстве общества протоссов.

Тоже, кстати о птичках, та еще тема. Протоссы делились на двенадцать племен, каждое из которых принадлежало к одной из трех каст: Тамплиеры – каста воинов, Судьи – управленцы и правители и Кхалаи – все остальные, то есть рабочие, врачи, ученые и те, кто у протоссов вместо инженеров.

Не сказать, чтобы я так уж хорошо был знаком с земной историей, но лично у меня слово «касты» вызывает негативный отклик, ассоциируясь с классовым неравенством и обязательным условием заниматься тем же, чем занимались твои родители.

Ну, что тут сказать… Плевать протоссы хотели на мои представления о кастовой системе. Во-первых, в их обществе существовал постулат, невозможный в моей прошлой жизни: все, что приносит пользу протоссу – почетно и вызывает уважение. Во-вторых, принадлежность к какой-либо касте не означала отсутствие возможности заниматься тем, чем ты действительно хочешь. Одаренный Кхалай мог стать Тамплиером, достойный Тамплиер, доказавший свою силу и преданность своему народу, мог удостоится честь быть принятым в касту Судей. Или наоборот – Судья мог заниматься наукой или отправиться на передовую. Все, что угодно, лишь бы это приносило пользу.

Я вздохнул. Несмотря на все мои попытки понять их, протоссы оставались для меня чужими непонятными инопланетянами. Может быть, мне бы помогло живое общение с представителями моего нового народа, но мой опекун запретил мне выходить на улицу до тех пор, пока «не станешь походить на протосса хотя бы издалека».

Я раздраженно запихнул кристалл с информацией о Зел-Нага в паз и захлопнул дверь.

Какого черта я должен сидеть взаперти?! Зачем я, спрашивается, выворачивал наизнанку свою душу перед Тассадаром – чтобы поменять одну темницу на другую, поуютнее?

Я глубоко вздохнул, пытаясь успокоится, и, спрыгнув на пол, покатил табуретку к окну. Устроившись на подоконнике, я бездумно уставился в окно, рассматривая царапающее взгляд своей необычностью здание напротив – протоссы любили острые шпили и плавные линии.

Я сижу в этой квартире уже два месяца, ежедневно впихивая в себя огромные массивы данных о своем новом народе. Хорошо еще, что мозги прекрасно с этим справлялись – протоссы и тут умудрялись перещеголять человечество. А ведь я хочу совсем другого… хотя и сам не знаю, чего именно.

Впрочем, нет, я вру. Я прекрасно знаю, чего хочу: я хочу обратно свою жизнь, хочу обратно свое беззаботное детство, игры с друзьями, своих родителей и уютный маленький мирок, в котором я жил до того, как заболел.

Наверно, я бы еще долго жалел себя, прислонившись лбом к холодному стеклу и рассеяно скользя взглядом по плавным линиям здания напротив, если бы не услышал тихий шелест открываемой входной двери.

Вздрогнув, я скатился с подоконника и бросился в соседнюю комнату, где мгновенно склонил голову в вежливом приветствии старшего – младшим.

«А теперь – самое трудное, Сашка…»

Зажмурив глаза, я потянулся к искалеченному дару, пытаясь сделать то, что для любого протосса было естественнее дыхания, – установить мысленную связь.

Тогда, в крохотной белой тюрьме с мягкими стенами, все-таки произошло то, чего так боялся Тассадар – мой дар был поврежден. Но мудрый инопланетянин ошибся в другом – я сам был в этом виноват.

Вы когда-нибудь пробовали остановить локомотив голыми руками? Нет? Вот и не надо. В лучшем случае он просто потащит вас за собой, даже не замечая лишнего груза.

Еще более глупой идеей будет привязывать себя к столбу сотней прочных стальных цепей, а затем повторить попытку – в этом случае поезд просто оторвет вам руки. Опять же, даже этого не заметив.

Что-то подобное и произошло, когда я попытался удержать Тассадара в своем сознании – он потянул меня за собой, вынуждая покинуть тело. Но, так как покинуть я его не мог… он оторвал мне руки. Фигурально выражаясь, естественно.

По словам доверенного целителя, мой дар никуда не делся – просто нарушена связь между ним и мной. Со временем он даже должен восстановиться – сам собой, как заживает порез на руке… а пока любое псионическое воздействие для меня – сродни пытки.

Вот краткий рецепт, если вы хотите понять ощущения от использования искалеченного дара: возьмите молоток, сломайте им пальцы на руке, а затем возьмите карандаш и попытайтесь написать «Съешь еще этих мягких французских булок».

Стоявший напротив молчал, терпеливо дожидаясь, когда я, наконец, его поприветствую.

Сквозь выступивший на лбу пот и липкую темноту, подкатившую к сознанию, я потянулся к своему опекуну и, почувствовав, что контакт установился, обессилено просипел:

– Эн Таро Адун, Тассадар.

– Эн Таро, Алесаддар, – мягко ответил он.

Тут же разорвав связь, я обессилено опустился на пол, даже не пытаясь скрыть дрожащие руки.

Тассадар присел рядом.

– Живодер вы, товарищ Вектор*, – пробормотал я по-русски, прекрасно зная, что он сможет меня понять. – Знаешь же, как мне это непросто…

– Ну что поделать, Саня, – прозвучал в моей голове его сочувствующий голос. – Твой дар должен работать, чтобы ускорить восстановление. Ты и сам все это знаешь… Тем более… забыл, что вне моей квартиры ты беспомощен?