Текст книги "На границе двух миров (СИ)"

Автор книги: Свифт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 22 страниц)

Интерлюдия 5.0. Убить дракона

Старинные антикварные часы, массивные и чудовищно тяжелые, по уверениям продавца привезенные со старушки-Земли первыми колонистами, равнодушно отмеряли время, тяжеловесно роняя в вязкую тишину каюты свое извечное: «Тик-так». Совершенный метроном, считающий секунды от начала времен и до тепловой смерти Вселенной, дробящий Вечность на идеальные, ускользающие от восприятия отрезки.

"Тик-так" звучало одинаково сухо и невозмутимо всегда: когда вокруг ломались судьбы и люди; когда глупые, суетливые смертные признавались друг другу в любви или ненависти, убивали и зачинали жизнь, кричали от боли или наслаждения.

"Тик-так" звучало веками и будет звучать всегда. Даже если все часы во Вселенной будут разбиты, этот временами тихий, временами грохочущий, разрывающий барабанные перепонки звук никуда не исчезнет, он лишь спрячется в несуществующем интервале между двумя "сейчас". "Тик-так", беспощадное, равнодушное – будет последним, что ты услышишь, пытаясь голыми руками остановить кровь из перерезанной артерии или отбить пулю ладонью. "Тик-так" будет звучать во время короткой и сумбурной молитвы в окопах под обстрелом, Богу, в которого ты никогда не верил, Судьбе, которой не подчинялся. "Тик-так" – скажет тебе Смерть, когда придет твой час.

"Тик-так" звучит в каюте, отражаясь от деревянных стенных панелей, хрустальной люстры под потолком, отражаясь – и утопая в густой тишине… чтобы через мгновение попробовать разогнать ее снова. По корабельному времени наступает ночь – и с каждым новым "тик-так" яркий свет с потолка гаснет, выманивая из углов и теней липкую и густую, как смола, ночную темноту.

"Тик-так" – стучит в ушах крепкого мужчины в массивном дубовом кресле-троне в центре каюты, ладонь рассеяно поглаживает ухоженную полуседую бороду, а потускневший свет с потолка превращает лицо в гротескную маску с черными провалами глазниц и рельефно очерченными морщинами.

"Тик-так" задает мыслям рваный темп, заставляя их хаотично скакать: с того что было – к тому, что есть и чем оно должно закончиться; от теплых объятий матери и ее ласкового голоса – к огромному ядерному грибу, поднимающемуся посреди огромного города, застроенного небоскребами; от черного отчаяния и обжигающего гнева – к холодному расчету и тяжелой, подсердечной ненависти.

Как бы он отреагировал, если бы лет двадцать назад кто-нибудь сказал ему, что однажды он возглавит Революцию – именно так, с большой буквы? Наверное, рассмеялся бы хорошей шутке.

Не такое уж и необычное у него было детство – любящая мать и холодный, сдержанный отец, как он понял куда позже, чем следовало бы, тоже его по-своему любивший, – просто не умевший это показать. Две сестры*: старшая, веселая и беззаботная прожигательница жизни с, казалось, термоядерным реактором вместо сердца – столько у нее было энергии; и младшая – спокойная и рассудительная, любимица родителей, к началу восстания лишь начинавшая свою политическую карьеру – с должности секретаря чиновника средней руки, боявшегося свою подчиненную, дочь всемогущего Ангуса Менгска, больше, чем налогового инспектора. Они обе были похожи на мать, Арктуру же всегда говорили, что сам он похож на отца – сдержанный и расчетливый, прагматик с пунктиком на контроле.

Оглядываясь назад, он понимал, что его верность Конфедерации, служба в армии, подчеркнуто аполитичная карьера – бизнесмена, не сенатора была лишь вызовом отцу, попыткой получить то, чего всегда желают жертвы неверного воспитания – внимания. К сожалению, с этим у него ничего не вышло – он так и не успел помириться с отцом.

Его всегда мучил вопрос – чем была попытка Корхала отделиться от Конфедерации? Глупостью, гордыней? Или, может, прекрасной мечтой, пронесенной из наивного детства в циничную и разочаровавшуюся зрелость?

Впрочем, какими бы ни были его причины, результат от этого не изменился. Ангус Менгск предал своих хозяев – и они его уничтожили, вместе с женой и дочерьми. Сам Арктур избежал расправы только по той причине, что всегда публично осуждал политику отца и имел тесные экономические связи с Правящими Семьями, обеспечивая сырьем больше пятнадцати процентов энергетической промышленности Конфедерации.

Его решили не трогать – первая из череды ошибок его врагов.

Он вернулся на Корхал – и застал планету в тихой панике, готовую упасть к ногам Правящих Семей, трусливо вымаливая прощения и отрекаясь от лидера, за которым слепо следовали еще пару дней назад. Когда он стоял перед могилами своей семьи, в тот отвратительно солнечный, яркий и приветливый день, в нем что-то сломалось. Он не мог сказать что, – но отчетливо слышал этот влажный хруст, произнося панегирик, из которого до сих пор не мог вспомнить ни слова.

Всего спустя сутки он стоял перед вспышками голокамер, перед ним лежал листок с аккуратным машинным текстом, – отречение от отца, от всего, во что он верил и за что боролся, за что счел возможным рискнуть жизнью: своей собственной, жизнями жены, дочерей и всей планеты. Министры его отца всучили ему президентские полномочия и этот чертов клочок бумаги – акт публичного унижения и смирения, призванный смягчить гнев жестоких небожителей.

В тот день он сыграл свою роль – ту, что уготовала ему История. Оторвав взгляд от бумаги, он ровным, спокойным голосом, от которого у него самого волосы встали дыбом, произнес совсем не то, о чем подсказывал разум, нет, – то, о чем кричало сердце:

– Вы заплатите. Те, кто отдавал приказы. Те, кто исполнял их. Те, кто знал, но молчал. Клянусь Богом и Дьяволом, всеми богами, злыми и добрыми… вы заплатите.

Революция началась с этих слов.

Он объявил мобилизацию и военное положение – Конфедерация ввела войска. Он взял штурмом расположение одного из батальонов – Конфедерация ответила полномасштабной войной на уничтожение, не разбирая причастных и невинных, солдат и гражданских. Он нашел союзников, за границей и внутри Конфедерации, готовых помогать деньгами, оборудованием и людьми – и война перекинулась на другие планеты, начинаясь так же невинно, как и на его Родине, с разогнанных демонстраций и тихих шепотках на кухнях, украденных секретов и тайно выведенных деньгах.

И в тот момент, когда шансы Корхала на победу перестали казаться призрачными…

Он никогда не верил, что конфедераты пойдут на это. Корхал IV был первой колонией Тарсониса, занимая второе место по численности населения, экономическому потенциалу и политическому влиянию.

Вся верхушка Революции была далеко от основных баз и крупных городов – урок семьи Менгсков не пропал даром и теперь ключевые люди и их семьи прятались по высшему разряду. Он был в безопасности и поэтому получил эксклюзивный шанс пройтись по оплавленной воронке, оставшейся на месте города, в котором прошло его детство; поймать на раскрытую ладонь герметичного доспеха крупные хлопья пепла, заменившие снег и воздух; увидеть размытые тени, – все, что осталось от его соотечественников, имевших глупость поверить уже второму наивному лидеру.

И тогда эфемерное "что-то" в его душе сломалось во второй раз, и он осознал одну простую истину, открытую человечеством давным-давно: "чтобы убить дракона, надо самому стать драконом".

И все сразу стало таким простым и понятным: чтобы победить лишенных милосердия – надо убить в себе любые его зачатки; чтобы убить лишенных души – надо продать свою собственную, обменяв ее чужую смерть.

Вслух он сказал другую затертую до дыр банальность, но так, будто придумал ее сам:

– Они хотели войны, – они ее получат.

Он сбежал с планеты с горсткой верных ему людей на десантном корабле Конфедерации, имевшем глупость сесть на отравленную радиацией планету, чтобы добить выживших. Корхальцы, "люди Планеты Мертвых" стали костяком его новой армии, и оставались им поныне. Они были такими же, как он – потерявшими все… и готовыми на все. Они не переживали о "сопутствующем ущербе", их не волновали высокоморальные вопросы и совершенно не интересовало, откуда Революция берет деньги для своей войны, от иностранных ли государств, сочувствующих богатеев или торговли наркотиками и оружием. Они просто шли за своим лидером и выполняли его приказы – потому что он пообещал им возмездие.

Он, одного за другим, искал и находил всех, кто был причастен к смерти его семьи. Находил – и убивал, в строгой очередности, растягивая месть на годы, чтобы дать остальным прочувствовать неизбежность его отмщения. Но целью его было не просто убийство – он планировал стереть с лица Вселенной все, ради чего Правящие Семьи совершали свои преступления – их власть, их страну, саму Систему, поставившую эту мразь, пожирающую саму себя, на вершину пищевой цепочки. А потом – занять их место, почему нет?!

Он ведь уже стал драконом.

Управлять Революцией оказалось лишь немногим сложнее, чем рулить транспланетарной корпорацией. Все, ему было нужно, это следовать многолетнему принципу, выдержавшему испытание временем еще лет триста назад: "Кадры решают все".

Еще во время службы он понял, что военачальник из него в лучшем случае средний – поэтому он нашел тех, кто умел воевать лучше него. Он мало что понимал в принципах "невидимой войны" и поэтому нашел Сару Керриган, лучшего диверсанта-штурмовика своих врагов и заставил работать на себя. Он нашел нужных людей, не деля их на "грешников" и "праведников", а вслед на за ними появились и деньги, которые они принесли с собой; он привязал их к себе тремя испытанными способами: деньгами, идеями и властью, и мог не опасаться их предательства.

И вот – однажды настал тот момент, когда военный потенциал Сынов Корхала сравнялся с любым из флотов и армий по отдельности, и настало время Революции. Он ждал лишь повода, первой крупной ошибки Правящих Семей, чтобы ударить в уязвимое место пошатнувшегося колосса – и впиться бульдожьей хваткой в горло своих врагов, чтобы разжать челюсти только после смерти, и уже не так важно – чьей именно.

И они подарили ему свою ошибку, хотя поначалу казалось, будто это козырной туз, сделавший Конфедерацию неприкасаемой.

Зерги – инопланетные твари, жестокие и беспощадные, которым, судя по всему, было глубоко наплевать на то, кого жрать. Конфедераты изобрели устройство, которым могли их контролировать и испытали его в деле, уничтожив планету, где было наиболее сильно влияние мятежников.

Но у любого оружия есть один неисправимый недостаток: его можно выбить из рук и снести с его помощью пустоголовую башку бывшего владельца.

Подумать только – они сами вручили ему оружие, которое позволит сокрушить всех, кто встанет на пути! И даже ответное вторжение этих ксеносов играло ему на руку. Какой безотказный в своей простоте план был осуществлен им на Антиге Прайм! Подложить в самый глухой уголок канализации города пси-эмиттер. Дождаться вторжения зергов, которые уничтожат всех, кто встанет у них на пути. Появиться в сияющих доспехах на белом крейсере, спасая паникующих гражданских. А следом – придут протоссы и спалят планету дотла, не разбирая правых и виноватых… уничтожив по пути все, возможно, оставленные улики.

Разделяй и властвуй, уничтожай своих врагов чужими руками, держи собственные в чистоте. А когда придет время – приходи и бери, что пожелаешь, добив, если потребуется, ослабленных резней.

– Нойман! – прорычал Арктур, чувствуя, как против воли сжимаются руки на подлокотниках кресла, заставляя жалобно трещать прочное дерево.

Кто он?.. Зачем заявился на его корабль?.. Каковы его мотивы, полномочия, возможности, подготовка?

Рейнор, хитрый волчара, был немногословен, описывая своего дружка инопланетянина. "Молод, прибыл на Мар Сару для исследования человеческого общества, из касты Тамплиеров, то бишь воинов".

Люди Арктура расспрашивали беженцев с Мар Сары и получали неизменные ответы в стиле: "Отважен, умен, благороден, понимает в технике, разбрасывается псионикой направо и налево, будто вообще не устает… нет, мы понятия не имели, что он пришелец".

Протоссы заподозрили, что их используют?.. Нет, вряд ли, судя по тому, как они действуют, заморачиваться с поиском доказательств они бы не стали – атаковали бы в лоб, распылив на атомы все, что он создавал последние годы.

Нойман сказал, что Золотая Армада пришла в сектор людей, чтобы остановить вторжение зергов, попросил доказательств связи Конфедерации с врагами… Кхалы, так, кажется, он назвал свое государство?..

Чертовы инопланетяне! Он не мог однозначно интерпретировать его мимику и жесты – он же хренов ксенос, при всем их человекоподобии кое-каких мимических мышц у них просто нет. Рейнор его предупредил об этом особо, сообщив, что в свое время ему понадобилось полгода, чтобы научиться определять выражение лица своего инопланетного товарища.

Если слова Ноймана правдивы, то все еще остается возможность натравить протоссов на Правящие Семьи, – тоже не самый худший способ сделать грязную работу чужими руками. Но какова вероятность того, что в процессе проклятые телепаты выудят из их липких душонок, что Сыны Корхала тоже могут управлять зергами? И, более того, уже провернули это с Антигой Прайм?

Самый заманчивый вариант – действовать по изначальному плану, просто расширив список "подлежащих ликвидации". Еще один раз, всего один – а когда Нойман отправится со своим дружком-шерифом эвакуировать гражданских, устроить несчастный случай, свалив вину на недобитых конфедаратов. Жаль терять хороший контакт – когда он займет место Правящих Семей, ему так и так придется иметь дело с протоссами, но…

Он зашел уже слишком далеко, подобрался слишком близко – останавливаться бессмысленно. Еще одно убийство ничего не изменит, еще один шанс провала не сделает хуже.

Арктур глубоко вздохнул.

Решено. Протосс по имени Алессадар, представившийся ему как Александр Нойман умрет.

…"Тик-так" звучало в каюте, пока человек по имени Арктур Менгск вполголоса диктовал приказы голографической фигуре, транслируемой проектором в подлокотнике кресла.

Тик-так. Тик-так. Арктуру казалось, что время побежало быстрее, когда он перешел свой Рубикон… но это, разумеется, только казалось. "Тик-так" звучит всегда одинаково, равнодушно и безмятежно, – Время уже видело все подлости, разгадало все преступления. "Тик-так" видело много людей, которые стали драконами.

_________________________________

*– вообще-то, как я узнал после главы 3.1. "Мы сами создаем своих врагов", у Арктура была всего одна сестра, а вовсе не две. Но… я уже написал две, так что… после пищеварительной системы у протоссов это мелочи)

Глава 9.1. Три повода уничтожить человечество

Вздохнув, я отодвинулся от голографического экрана и завозился в кресле, пытаясь устроиться поудобнее. Людская мебель такая неудобная…

Остатки человечности во мне требовали протереть глаза, что были просто обязаны устать после четырех часов чтения отчетов, но я не пошевелился – мои новые глаза не имели к человечеству никакого отношения, способные видеть в более широком спектре и улавливать сильные пси-излучения. За десять лет моей новой жизни уставали они лишь однажды – во время изматывающего марафона на Мар Саре.

Наконец, плюнув на попытки приспособится к дорогому эргономичному креслу, я закинул ноги на стол и прикрыл глаза, чтобы еще раз мысленно пройтись по прочитанным отчетам, в которых люди Арктура собрали всю информацию о зергах и их связи с Конфедерацией. Ну, по крайней мере, они мне так сказали…

Итак, зерги и терране впервые встретились вскоре после окончания семилетней экспедиции Золотой Армады и приостановки войны, то есть около двух с половиной лет назад. Небольшая стайка странных апатичных созданий, проходящих в отчетах под названием Надзиратель, прибилась к одной из исследовательских станций Конфедерации на фронтире. Как и в случае первого контакта с протоссами, зерги долгое время не проявляли агрессии, реагируя только на кормежку, и поначалу люди считали этих опасных тварей лишь одним из курьезов Вселенной, редчайшим видом анаэробных организмов, имеющих некий био-аналог гравитационных двигателей и установки Сеймур, а также способных жрать буквально ВСЕ.

Впрочем, мнение "интересно, но не особо полезно", с зергов сняли очень быстро: когда предоставленные сами себе твари после окончания фазы активных исследований собрались в кучку и покрылись странной полупрозрачной пленкой, мерно пульсирующей изнутри. Пленка лопнула спустя пару часов, являя взглядом бесформенную кучку органики, сходу принявшуюся выплевывать из специальных отверстий уже знакомых мне четвероногих тварей, имеющих название "зерглинг".

Дальше в отчетах, предоставленных мне Сынами Корхала, зияла огромная дыра, похоронившая в себе большую часть исследований и их результатов, промежуточных выводов и переписки с начальством, – станция "Детрик", где велись исследования, досталась революционерам дырявой, как решето.

Все, что удалось выудить спецам мятежников из раскуроченной электроники, – отрывочные сведения о псионных экспериментах на зергах. Впрочем, детали мне сейчас были не важны, общую картину я мог составить и сам. Тот факт, что псионики хорошо ладят с любым зверьем, общеизвестен даже среди простых людей и нет ничего удивительного в том, что однажды кому-то пришло в голову поручить Призракам "договориться" с зергами. Судя по рассказам Тассадара, когда в свое время этот трюк попытались провернуть протоссы, кончилось все псионной атакой такой силы, что пережить ее не смог бы никто. А вот у людей – получилось. Почему?

Помнится, на мой вопрос о том, что зерги забыли на планетах людей, Гарм ответил что-то вроде: "Развиваться. Эволюционировать". Делаем вывод – зергам что-то нужно от терран. Что? Единственное, что приходит в голову – псионика, кроме нее в людях нет ничего такого, что концептуально отличало бы их от остальных видов Галактики. Тассадар рассказывал, что зерги и протоссы, создания одних творцов, по какой-то до сих пор неизвестной причине несовместимы на генетическом уровне.

Вроде логично. Когда не удалось получить нужный генный материал от протоссов, зерги обратились к другому источнику. Выходит, твари согласились уничтожать всех, на кого укажут Правящие Семьи, а те в ответ… что? Скармливают им псиоников? С них станется…

Итак, Чау Сару уничтожили для того, чтобы ослабить Сынов Корхала, Мар Сару – за компанию, так как без планеты-метрополии она бесполезна, Антигу Прайм… Она не укладывалась в схему.

Пять часов назад завершился мой дебют в качестве дипломата – короткая, но чертовски выматывающая встреча наедине с Арктуром, которого прикрывала Сара. Менгск говорил, что понятия не имеет, почему целью зергов в этот раз стал военный форпост, чья потеря ударила лишь по Конфедерации и никому кроме. Пожав плечами, он невозмутимо предложил мне на выбор три версии.

Первая – адмирал Эдмунд Дюк знал слишком много и был не согласен с отданными ему приказами. Она основана на словах самого адмирала, потерпевшего крушение и спасенного мятежниками во главе с Джимом. Что-то не верится, не так давно этот высокопоставленный засранец упек шерифа в тюрьму и собирался расстрелять.

Вторая… по второй Правящие семьи не заключали союз с Роем, а откупались от него, желая выиграть время. Явных противоречий нет, хотя кое-что опять не клеится… Чего они хотят добиться, не объявляя мобилизацию и не ища союзников?..

Ну и, наконец, третья: кто сказал, что заигрывание с зергами – прерогатива исключительно Правящих Семей?.. Возможно, нападение на Антигу Прайм – инициатива Синдиката, ведь именно эту границу сторожил Третий Десантный?

Три версии, мать твою!.. Три! Что мне докладывать Тассадару, какую выбрать?.. На чьи головы призвать гнев Золотой Армады, кого обречь на уничтожение? И это уже не говоря о вероятности того, что Конклав вообще не будет разбираться, кто виноват, а просто запишет все человечество в союзники зергов. Какая им разница, какая именно из фракций заключила союз с врагом Кхалы, для них все люди на одно лицо.

Хотелось ругаться, разбить голопроектор или, на худой конец, просто выпустить злой импульс, оповещая окружающих о собственном дурном настроении, но… мне нельзя.

Во-первых, я больше чем уверен, что за мной следят, поэтому надо держать морду кирпичом. Во-вторых (и в главных) в соседней комнате сидит Салли, – записывает нашу короткую встречу с Арктуром на кристалл, чтобы отослать сообщение моему отцу. Сам я не могу, увы, этому не научишься за несколько дней.

Десять лет назад, когда Тассадар улетел воевать с зергами, оставив меня в одиночестве среди откровенно пугающих меня протоссов, для меня была необходима хоть какая-то опора, чтобы не замкнуться в себе окончательно. Увы, самого себя мне оказалось мало – и я нашел свою опору в заботе о Салли. Честно говоря, не знаю, пошло ли это ей на пользу или совсем наоборот – протоссы так и так позаботились бы о ней, но для меня… для меня это оказалось спасением.

И вот сейчас, впервые за все эти годы, она нуждается во мне не меньше, чем я в ней. Она оказалась среди чужаков, отличающихся от нее практически во всем – мне не надо было объяснять, что это значит. Более того, я притащил ее в логово террористов! Я старался не строить иллюзий, – может, Менгск и сражается за правое дело, но для него отдать приказ о ликвидации – так же легко, как для меня высморкаться. Если я облажаюсь – нам обоим конец. И черт бы с ним, если умру только я, но Салли… она не должна пострадать из-за моих ошибок.

И поэтому сейчас я молчу и думаю. Не то, чтобы у меня хорошо получалось, но должен же быть какой-то выход!

Выдернул меня из душного омута ходящих по кругу тяжелых мыслей стук в дверь. Вздрогнув, я просканировал пространство и облегченно выдохнул – по ту сторону стоял Джим, мрачный и напряженный.

Мгновение назад я не знал, что мне делать, с чего начать, – теперь знаю. Я боялся, что не могу доверять Арктуру? Отлично, на этой посудине есть человек, которого я знаю не один год и в непоколебимости чьих принципов уверен. Мне не хватает информации для решения – я спрошу Джима, бывший шериф обладает почти мистической способностью чувствовать ситуацию и людей.

– На пути сюда меня трижды облапали охранники, – мрачно поделился со мной Джим своей нелегкой судьбой.

– Привыкай, – хмыкнул я. – Здесь режимный объект, а я – большая шишка.

– Шут ты гороховый, а не шишка, – не остался в долгу шериф, выразительно постучав себя указательным пальцем по мочке уха и отрицательно покачав головой.

Ну, а то я сам не догадывался, что комната набита прослушивающей аппаратурой сверху донизу. Даже мысленно особо не пообщаешься – вход в нашу с Салли каюту сторожат аж два Призрака. Мою защиту им не пробить…. незаметно, по крайней мере, а вот с Джимом все куда печальнее… За годы общения со мной, он, конечно, неплохо научился контролировать свой разум и водить за нос слишком любопытных псиоников, но, как известно, на каждый хитрый болт найдется своя гайка с левой резьбой.

– Эх, не быть тебе дипломатом, друг… Зачем ты так роняешь авторитет посла? Давай лучше рассказывай свежие сплетни. Как Сара?.. – и, желая отомстить Джиму за подколку, добавил: – Я видел, как ты на нее косишься, еще на Мар Саре.

И тут я имел честь наблюдать редчайшее явление во Вселенной, наряду со взрывом сверхновой – Джеймс Рейнор покраснел! О да! Сейчас я отомщу за все!

– Да ладно! Ну что, уже видел ее голенькой?

Еще прежде, чем я закончил говорить, пришлось поменять свое мнение – раньше Джим не краснел, он лишь немного зарумянился. Зато сейчас… В качестве бесплатного бонуса на поверхность сознания застигнутого врасплох шерифа всплыло воспоминание, настолько яркое и четкое, что я моментально в него рухнул, даже не успев вспомнить о том, что копаться в его голове как-то не по дружески.

Это случилось буквально на следующий же час после эвакуации с Мар Сары. Джим, кое-как разместив своих людей в предоставленных Сынами Корхала местах, отправился искать кого-то, кто мог бы прояснить статус беженцев и их ближайшее будущее. На транспортном корабле с самокритичным названием "Утюг" самым высокопоставленным мятежником была уже знакомая ему Сара Керриган и, вызнав, что она сейчас находится в первой ремонтной мастерской, направился туда. Судьба-злодейка подстроила все так, что в мастерскую Джим и Сара вернулись одновременно.

Впоследствии выяснилось, что сама Сара, закончив свой предварительный отчет начальству и сдав броню на руки техникам, отправилась в душ, чтобы смыть с себя всю ту грязь, что скопилась за последнюю неделю, когда она не вылезала из боевой брони.

На вопрос Джима: "ну и где эта чудо-убивашка?", техник с каменным лицом ткнула пальцем вправо, а когда тот повернулся, его глазам предстала завернутая в одно полотенце Сара. Растерявшийся Рейнор, из головы которого моментально исчезли все мысли, невыносимо долгое мгновение разглядывал ее невысокую, обманчиво-хрупкую фигурку, скользил взглядом по узким плечам и, наконец, впился глазами в прозрачную капельку, медленно, словно дразня, скользившую по изящной шее, тонким выпирающим ключицам, впадинке между грудей… когда капелька, злорадно блеснув напоследок, скрылась под полотенцем, он, сделал шаг вперед, отчаянно пытаясь не потерять капельку из вида, увидеть то, что открылось ей…

– Свинья ты, Джим…

– Вот и она так сказала… – хмуро буркнул шериф. – Она просто застала меня врасплох.

– Ага, повторяй это себе почаще.

Джим только досадливо дернул плечом и отвернулся.

– Что делать-то собираешься? – спросил я, когда молчание стало гнетущим.

– Да чтоб я знал, – буркнул шериф и, повернувшись, с оживлением поинтересовался: – А что, есть идеи?

– Издеваешься, да? – хмыкнул я. – Да я даже не влюблялся ни разу в жизни, не говоря уже о чем-то большем.

– Да я тоже…

– Что?! – не поверил я. – А как же та блондинка из мэрии?

– Да ну, вспомнил тоже! – отмахнулся Джим и, видимо, решив меня добить, процитировал: – "Я старый солдат и не знаю слов любви".

– …А я думал, ты меня игноришь, когда я говорю умные вещи.

– Тебя проигноришь… ты в курсе, что бываешь жутким занудой?

– Не смог бы забыть, даже если бы захотел. У тебя хобби, напоминать мне об этом.

– Ну, мы в общем-то, неплохо поладили… – с еле уловимым сомнением протянул Джим после паузы. – Антигу Прайм вообще прошагали вдвоем почти полностью, от начала вторжения и до отступления…

Джим говорил что-то еще, но я не слушал, задумчиво скользя взглядом по стене напротив, сантиметров на двадцать выше пола, привлеченный непонятным жужжанием. Звук был смутно знакомым, но память сообщать подробности отказывалась. Наконец, источник жужжания добрался до вентиляционной решетки в углу каюты, вслед за чем раздался слабый звук удара.

Переведя вопросительный взгляд на Джима, я увидел на его лице знакомую ухмылку, появляющуюся на его лице всякий раз, когда шериф задумывал недоброе. Впрочем, от его приколов еще никто не умирал, так что, поднявшись с кресла и краем уха слушая продолжавшего заливаться соловьем Джима, подошел к стене и аккуратно подцепил пальцами вентиляционную решетку. Заглянув в дыру, я зашелся в надсадном кашле, пытаясь этим замаскировать довольный хохот.

Здоровенный игрушечный джип на радиоуправлении с криво примотанной изолентой к капоту беспроводной камерой послушно перебрался на подставленные ладони и, деловито жужжа, развернулся на сто восемьдесят градусов, подставляя мне открытый багажник с неким устройством, плотно закрепленным все той же бессмертной синей изолентой.

Уже обо всем догадавшись, я сформировал на кончике пальца крохотный пси-клинок (обычно применяемый мною вместо сварочного аппарата или паяльника) и освободил "глушилку" из клейкого плена. Джип, стоило вернуть его в вентиляцию, тут же заторопился по своим игрушечным делам, неловко виляя задом из-за неправильно закрепленной камеры. Не убирая с губ довольной улыбки, я, не глядя, кинул за спину "глушилку" и, дождавшись тихого щелчка, произнес:

– И это лучшее, до чего вы додумались?

– Что поделать, мой лучший инженер отправился навестить родню, пришлось работать с дилетантами.

Я снова фыркнул, а затем глубоко вздохнул, не без труда возвращая себе серьезный настрой. Сосредоточившись, я аккуратно расширил границы собственной защиты на комнату, исключая возможность незаметной слежки со стороны псиоников.

– Ладно, Джим, давай начистоту, – сказал я, возвращаясь на свое место. – Только быстро, чем меньше эта штука работает, тем лучше.

У меня мелькнула было мысль позвать Салли, но мельком брошенный взгляд подтвердил, что она до сих пор возится с кристаллом – моей названной сестре было не до нас.

Ладно, после все перескажу…

– Тебе не стоило возвращаться, – следуя моей просьбе, шериф не стал ходить вокруг да около, а сразу перешел к делу.

– Почему?

– …Я думаю, что сейчас именно Сыны Корхала управляют зергами.

– Доказательства?

– Ни единого, разве что косвенные… и дурные предчувствия.

Я молчал, не мешая Джиму собираться с мыслями. Я уже давно знаю Рейнора, даже если все, что у него есть – это смутные предчувствия, отмахиваться от этого нельзя – временами они оказываются точнее неоспоримых фактов.

– Момент первый, – начал Джим после непродолжительной паузы. – Сара – доверенный агент Арктура, ее миссии – самые сложные, самые рискованные, самые важные для мятежников. Она отправилась на задание за трое суток до начала вторжения на Антигу Прайм и, когда туда прибыли наши войска, уже была там. Момент второй: часовая готовность по флоту была объявлена за сутки до того, как мы получили сообщение о вторжении. Момент третий: Арктур Менгкс – хладнокровный ублюдок.

На последних словах я поморщился – никогда не понимал, почему шерифу так активно не нравится Менгск, даже в те времена, когда он не был самым кровавым террористом тысячелетия, а "всего лишь" главой транспланетарной корпорации. Все остальное… звучало тревожно.

– И не надо мне здесь рожи корчить, – буркнул Джим. – Я чувствую людей, всегда чувствовал. В конце концов, я же сразу понял, что ты – клевый парень, разве нет?

– Это запрещенный прием, – улыбнулся я. – Но вообще ты прав, всегда поражался, как у тебя это получается без чтения мыслей.

– А тебя эта способность ослепляет, – отрезал шериф. – Ты слишком ей веришь. Помнишь, как я тебя в покер обыграл?

– …Я был пьян.

– Я тоже.

– …Ладно, дай мне минутку.

Я закрыл глаза – не знаю почему, но в полной темноте мне всегда думалось лучше всего. Итак…

Джим прав – все, что он мне рассказал, просто слова и догадки, которые сами по себе не доказывают ничего. Все это может оказаться чередой совпадений.

Здесь и сейчас в моих силах сказать Тассадару, что во всем виноваты Сыны Корхала – и мятежники будут уничтожены. Я могу сказать, что виноват Синдикат – и второе по могуществу человеческое государство будет стерто с лица Вселенной; обвиню Конфедерацию – и ее постигнет та же участь. Я могу подделать доказательства, поверив шерифу, я могу…