Текст книги "Сквозь миллион лет человечества. 1 том (СИ)"
Автор книги: sureraide
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)
Глава 25
К вечеру мы пресекли несколько маленьких рек, коими и назвать их сложно. Просто пресная лужа шириной в несколько футов течёт плавными зигзагами вдоль открытого поля с редкими одиночными деревьями.
Температура заметно понизилась, но никто и виду не поднял. Сырость к этому моменту уже сходила на нет, заставляя уже через два часа покрываться края луж небольшой ледяной коркой. Видать, скоро снег пойдёт, если уже не шёл. И погода как-то слишком быстро меняется…
До точки локальной дислокации оставалось всего-ничего, но мы решили сделать небольшой привал на пять часов, как только получили от командования добро ввиду количества времени, позволяющего пока никуда не спешить.
Найдя три деревянных ствола более-менее целых с упавшего дуба, Орёл развёл небольшой костёр, предварительно выщипав траву в радиусе шести футов. Я был удивлён, но виду не показал.
Перекусили сухими пайками одновременно говоря о чём-то из жизни. Мне было скучно, хоть я половину из всего не помню, но в общих чертах уже слышал: битвы на ближайших планетах; истории с сыновьями и дочерями; ссоры с жёнами; послевоенное время; странные мечты; прошлые Диктаторы.
И таким образом делаю очередную затяжку, я был словно не здесь.
Единственное, что меня заинтересовало, так это вскользь упомянутая младшая сестра Змеи. Он рассказал небольшую историю о том, что ему пришлось ответить на вопрос: «Братик, а кем ты работаешь?», сказав, что: «Защищаю мир». Ответ её вполне удовлетворил, так как она сразу побежала обниматься, при этом пробормотав, что когда-нибудь тоже станет такой же, как и брат.
– И что ты ей ответил? – поддался вперёд один из пулемётчиков, которого все звали Стэнли.
Змея спокойно обдумывал слова, буквально буравя взглядом танцующее пламя в костре, что иногда «стреляло» своими древесными угольками.
Все сидели на стволах. Кто-то делал вид, что занят, но украдкой смотрел на Змею, когда остальные всё же выжидали продолжения.
– Не стал обижать и рушить её мечты, сказав, что однажды она обязательно получит то, к чему будет стремиться, – ни разу не моргнув и не отведя взгляд, проговорил Змея.
Удод расслабился и понурил голову.
– Ну во-о-от... – разочарованно выдохнул он. – Как представляю, как её мечты сломаются об жизненные реалии, так сразу плакать хочется.
– Э? – удивлённо посмотрел на него Акула, оторвавшись от тушёнки. – Ты щас серьёзно?
– Но ты правильно сделал, – положил другой пулемётчик руку на плечо Змеи, сидя слева. – что не сказал ей правду. – и посмотрел на небо, где пока не было ни одной звезды. – Всё же детям рановато знать тяжесть бремени нашей.
Потушив огонь, мы разложили спальные мешки и Орёл обозначил в блокноте смены по двое.
И как же хорошо, что я был последним с каким-то из пулемётчиков.
Так что, когда все уснули, а понял я это по многозначительному храпу у большей половины отделения, я подошёл к Удоду, который стоял на дежурстве вместе с радистом. Сказал, что пошёл в кусты по нужде, предоставив примерное время в полчаса. Тот странно кивнул, и я скрылся в той стороне леса, которую не задел извечный огонь своими жгучими вилами, ощущая, как чей-то взгляд вцепился мне в спину. Я резко повернулся, но Удод с радистом просто лениво смотрели по сторонам, не затрагивая меня.
Шёл я относительно и далеко, и близко. Примерно на половине мили. Выйдя на край поляны, я поднял голову вверх, где мне в ответ едва заметно мигали далёкие звёзды.
Отличное место.
Я плюхнулся на мягкий от влаги дёрн зачерпнув немного в ладонь. Перевернул её, и он с небольшим чавканьем упал на чистую сухую траву.
Значит, всё же мне не вернуться, верно?
Эта мысль пронеслась у меня в голове, отдавшись с небольшой натяжкой, словно затвор крупнокалиберной снайперской винтовки. Неприхотливой и требовательной…
Что я имею в итоге?
Патрик хуй пойми где. Жив он или мёртв – мне не узнать. Зная его весьма быструю реакцию и правильные в одночасье решения, в коих я уже убедился на практике, он скорее всего смог сбежать оттуда, улетев на судне.
Но тут встаёт другая проблема. Он ни при каких обстоятельствах не имеет права оставлять своего владельца в опасном для жизни месте, если второй не скажет обратного. Но я не говорил ему этого, как и не обозначал то место как потенциально смертельное, а просто рассказал ему в общих чертах свой план и его обязанности, так что вряд ли он покинул меня, не пытаясь утащить меня на руках.
Но тогда он умер.
И я даже не ставлю это под сомнение, потому что эти машины не стали бы церемониться с врагами. Тому служат замороженные трупы на входе. Тому служит…
Стоп. Я ведь сам их спровоцировал, сказав, что не обязан отступать или сдаваться. Сам себя подвёл к черте, и теперь наивно считаю, что это они инициаторы огня на поражение. Но ведь они и начали. Чего только стоит тот робот, что открыл огонь по мне.
Касаемо главной хрени, что играет в последнее время на моих нервах и сознании. Отец убил мою маму, находясь при пьяни. Странный факт, тем более зная, что он обычно не выпивает. Небось напился до посинения и выдал такую вот хуйню.
Старый, сука, обормот.
Руки предательски зачесались, на что я снял перчатки, скинув их на землю, и принялся неистово царапать кожу, в надежде что это пройдёт.
И всё же… Он ведь этого не хотел, верно?
Что, если все мои пиздострадания, что треплют мне нервы и ебут мозги – незначительны? Ведь, странно так получается. Простой до боли план, где я после своей первой Четверти и Нового Года улетаю обратно на Арктическую планету, чтобы всё же заглянуть вовнутрь рассадника искусственной опасности, – всё же не просто так в истории изредка всплывают упоминания глобальной войны против роботов, когда они стали более-менее осознающими, – Но ниоткуда не возьмись, отец выдаёт такую хуйню, на которую я даже не знал, как правильно реагировать.
И ещё мама… Бля...
Вопросы закрыты. Значится: Патрик умер; они начали первыми, но потом я отбросил шанс уйти; я хрен пойми, где и чувствую боль, хоть и нахожусь в прошлом, похожем на сон; скучаю по маме, хоть совсем не помню её, полагаясь на фотографию; отец конченый старый уебан, которому класть на всех и вся; дядя, который вообще не при делах, как и тётя с братьями.
Ещё бы вспомнить Берту с Бевисом, но если у первой сейчас дохрена возни в связи с собственным положением, то второй страдает от одиночества и нелюбимой работы, – а ведь говорил, что потом будет жалеть, если не отчислится с юридического.
Устав сидеть, я нехотя поднялся на ноги, чувствуя, как бронежилет буквально цепляется в мои рёбра. Порыскал немного, походил тут и там, и лёг в центре поляны скрестив руки под шеей, где было много мягкой влажной травы. Что странно, так как небольшие лужицы уже покрылись тонким слоем льда.
Стрёкот сверчков и кузнечиков. Лёгкие холодные завывания ветра, что обволакивали половину ушных раковин, уходя всё дальше и дальше. Ещё и эта грязевая слякоть, на которую мне было наплевать, придавала только большее чувство, что я не во сне, а на земле, то есть живу, хотя здесь всё похожее, что нет-нет да вспомнишь.
И так бы я лежал, не заботясь о простуде, от которой меня защищает целый слой кевлара, титана и гиперткани…
Но нет. Кому-то всё же захотелось меня знатно так спровоцировать.
Уловив еле слышимое чавканье с шерстящей травой, как я мигом сел на пятую точку, рефлекторно достав пистолет принялся водить им по горизонтали в предполагаемое место возможной опасности. Процесс дыхания приостановился, глаза раскрыты, любая появляющееся дрожь в руках моментально сходила на нет.
В тени одиночного дерева в пятидесяти футах (~16 м) стояла тень плотно одевшегося человека с приподнятыми руками вверх. Наконец, его лицо показалось на спутниковый свет, когда он сделал несколько медленных и маленьких шажочков.
Ложная тревога.
Это змея.
– Напугал, – недовольно усмехнулся я, закрепляя пистолет в кобуру и вставая с земли.
– У меня не было такой цели, – спокойно ответил он, опустив руки и идя ко мне навстречу. – напугать.
– Тогда с чего эта осторожность?
– Привык, – пожал Змея плечами, по-быстрому поводив взглядом по мне и лесу сзади. – Что делаете? – остановился он на мне.
– Да так, – посмотрел я на звёздное небо. – размышлять люблю. Словно расставляешь все непрочитанные книги по самым значимым, а после сидишь в мягком кресле и читаешь их в порядке очереди, попивая любимый тропический чай.
– Тропический чай? – вскинул он бровь.
– Сорт такой. В Шовехер его привозят целыми суднами.
– Где находится Шовехер? Это планета?
А, точно. Я ж рассказывал ему об этом перед последней битвой.
– Это седьмая по значимости планета ввиду исторической огласки, где сконцентрирована большая часть оружейных заводов и всевозможных компаний, – от сказанного мной мне захотелось улыбнуться, чему я не стал противиться.
– А как же столица? – с каменным и бледным лицом спросил Змея. – Мне известно, что и в ней преобладающая концентрация независимых компаний.
– Это да, но на моей родине их было изначально больше.
И всё, тишина.
Он смотрел мне за спину, иногда скользя до боли привычным холодным взглядом по мне. Я же, чувствуя странную неловкость, которую мне в жизни приходилось испытывать лишь в редких моментах, пытался задать несколько важных, но странных вопросов. Именно то, как Змея отреагирует на них, и заставляет меня сомневаться.
– Офицер Отто, – спокойным и ровным голосом начал он. – В последние два дня вы ведёте себя странно. – и видя, как я хочу возразить, он протягивает на меня правую руку открытой ладонью. – Нет. Позвольте мне продолжить. Вы слишком странно себя ведёте.
Повисла тишина, в которой лишь пронизывающий холодный ветерок завывал, пританцовывая вокруг нас. Я почувствовал неопознанные тяжёлые шаги ботинок, что слегка проваливались во влажную дерновую обитель.
– Вас будто подменили, – подвёл итог Змея. – Вы стали более разговорчивыми. Ваше поведение в корне поменялось: жестикуляция, ходьба, привычки. Вы внезапно начали затяжно и часто употреблять табак, чего до этого я ни разу не замечал, как и остальные. Если с пулемётчиками всё ясно, то Удод, Орёл, Акула и Шенгель подтвердили мои обоснованные подозрения…
Внутри всё похолодело. И чем дальше он продолжал свою безэмоциональную речь, которая резала меня по живому человеческому, тем сильнее холод пронизывал мои внутренности и артерии с венами.
Я впервые попадаю в ситуацию, когда люди, которым я мог доверить собственную спину и которых я без лишних мыслей прикрою в случае чего, объявляют меня чуть ли не изменником Родины.
Руки дрожат, ноги пошатываются. Мне всё тяжелее и тяжелее держать собственный вес с экипировкой. Сердце гулко бьётся. Мозг никак не может поверить в услышанное. Правая рука предательски желает дотянутся до кобуры, спина наклониться, а после вытащить свой последний шанс и выстрелить, потому что в ином случае уже я стану покойником, чего я ни в коем случае не хочу, и чего я всячески избегаю, стараясь свести все шансы к минимуму.
Но видимо не в этот раз. Как и ещё несколько шагов четверых человек сзади.
– Офицер Отто, – наигранно поникшим голосом продолжил Змея. – По всем своим подозрениям, в коих я уверен. Вы – являетесь предателем Объединённой Федерации, а за этим и врагом Великого Диктатора. Стыдно признавать, но мы были хорошими товарищами…
Адреналин ударил в кровь, стараясь затмить все переживания и предрассудки, пересаживая на внимание и оточенные действия, которым я привык доверять.
Сердце стучит сильнее, но конечности перестали пародировать бедных эпилептиков, которых и вовсе не осталось. В мозгу всплывает лишь одно сообщение большого неизвестного шрифта алым цветом:
ЛИКВИДИРОВАТЬ НАСТИГШУЮ УГРОЗУ . ПОРЯДОК ДЕЙСТВИЙ :
ПРИГОТОВИТЬСЯ , ЗАПОМНИТЬ МЕСТОПОЛОЖЕНИЕ УГРОЗЫ , ИСТРЕБИТЬ .
НУ ЧТО, СУКИ?! ВЫ ЭТОГО ХОТИТЕ, ДА? ТОГДА ВЫ ЭТОГО И ПОЛУЧИТЕ В ПОЛНОМ ОБЪЁМЕ!!!
Вместе со своим внутренним криком я за одну секунду успеваю слегка наклониться назад, доставая пистолет и снимая с предохранителя. Держа одной рукой, зажимаю спусковой крючок даже не целясь ловя интуицией Змею в механический пазл.
Яркая мимолётная вспышка, набитая выходящим пламенем с парами. Чувствующаяся отдача, отдающаяся почти вся руку и слабее в плечо. Грохот, заполонивший всю поляну и приглушающийся сквозь кроны деревьев, доверху набитыми едва зелёными листьями, заставляет неосознанно вжаться в себя.
В какие-то считанные миллисекунды пуля достигает черепа Змеи, буквально разрывая плоть и одну большую кость, пока не достигает второй стенки, откуда и детонирует, взрывая к чертям собачьим жалкое упоминание человеческой головы.
Пока мозги, кровь и небольшие кусочки черепа разлетаются по округе, я, не теряя инициативы, наклоняю спину под идеальные пятьдесят градусов, разворачиваясь на правой ноге, и всеми имеющимися силами придавливая ботинок в землю, дабы не упасть.
Охуевшие от такого поворота событий, мои бывшие товарищи слишком долго вскидывали автоматы. И лишь Орёл, что был скорее всего первым пришедшим из них, успел зажать в меня очередь, прежде чем в его глаз прилетел направленная разрывная пуля триста пятьдесят седьмого калибра, где только баллистический шлем из пластали остался в какой-то степени целым.
Вот уже в руки берут трое оставшихся. Слишком медленно…
Акула, нацепивший на лицо испуганную гримасу наполненной чудовищным страхом и опасением за свою жизнь, теряет его, падая неопознанным телом на спину. Следом за ним я уже за неимением сил, ловлю в прицел Шенгеля.
Но нет, он успевает закрыться автоматом, которого в прямом смысле раздвоило пополам. Небольшой взрыв задел до этого вставленный магазин, заставив сдетонировать половину патронов, что только усилили яркую вспышку.
Я рефлекторно закрыл лицо руками падая на спину.
В глазах на мгновение двоилось яркими бликами, отдающиеся в центре зрения. Мне пришлось копнуть в низину и собрать все имеющиеся силы дабы встать, одновременно ловя в прицел сердце лежащего Шенгеля, орущего и держащего своё лицо руками, откуда реками лилась ярко-алая кровь.
Два выстрела и один контрольный, и он перестаёт издавать хоть какие-либо признаки жизни, всё так же держа лицо окровавленными перчатками.
Остался только Удод, сидящий на земле. Тяжело дышащий с неестественным похрапыванием, он держал правой рукой свою грудь, на которой была надета израненная куртка, а левой поддерживал своё тело, дабы не завалиться на спину.
Выстрел в его правый ботинок, и он заорал благим матом на весь лес, что уже устал от всего человеческого. Конечно, этого можно было не делать, но я уже достаточно допустил подобных моментов, когда враг на последнем издыхании берёт в руки оружие.
Я присел перед ним на одно колено.
– Пулемётчики… остались на привале? – хрипло спросил я, не до конца понимая, что вот-вот окочурюсь.
Он, едва сдерживая слёзы, смерил меня скорее обессиленным и недовольным, нежели ненавидящим взглядом.
– Не скажешь?.. Я ведь могу тебе все конечности… разорвать, ты ведь в курсе?
Шенгель продолжил смотреть на меня, но уже более слабо, еле кивнув.
– Так вот… Пулемётчики-то… остались?
Он ничего не ответил, на что я встал и немного отошёл. Достал магазин, положил в кармашек, достал новую и вставил до щелчка. В патроннике и так был патрон, так что мне не понадобилось либо передёргивать затвор, либо закрывать его, как если бы он встал на затворную задержку, не закинув я ещё один патрон в магазин.
Выстрел, и от его ноги остаётся лишь кровавая культя.
– Ты сам этого… захотел, Удод, – сказал я, когда он вновь разнёс свой крик на всю поляну. – Я тебе английским, блять, языком сказал, что… если ты не ответишь, то я нахуй взорву твои конечности… Или я что-то не так вспомнил, а?.. – с омерзением глянул я на него.
Он кивнул, на что я вновь выстрелил, но уже в руку, что упиралась в землю.
Кровь хлестала из трёх его конечностей, вскоре он уже был бледен как древний вампир из каких-то сказок и небылиц прошлого.
– Я даю тебе… последний шанс… сказать мне, – присел я над этим ублюдком. – Где. Сейчас. Пулемётчики.
– Я… – до ужаса тяжёлый кашель. – Не скажу… тебе, тварь…
Звук хода тяжёлого затвора, перекрывшийся выходящими газами и разрывной пулей, было единственным, что я в тот момент запомнил.
Обессиленный, я наконец понял, с чего такое резкое желание уснуть и не просыпаться. Три попадания в бронежилет, где две всё-таки достали до цели, и сейчас из груди и живота, хлещут водопады крови. Продырявленная нога, которая таким же ручейком, только слабеньким, стекает небезызвестное вещество. И только бронепластины хоть как-то заглушили попадание.
Упав на колени, я что есть сил поднял пистолет и направил его дулом в лоб.
Кишка тонка…
Забросив это гиблое дело, я просто бросил его в сторону с характерным звуком об грязь.
Никаких слышимых упоминаний всего того, что произошло буквально две минуты назад, – моё любимое исчисление времени требует сил, которых у меня совсем не осталось. Лишь пять трупов в разной степени целостности. Четыре автомата, один из которых располовинен. Едкий запах говна и мочи, вместе с привычным крови и пота, с ещё не наступившим сладостным.
– Ох… пизда мне… – еле слышно пробормотал я.
И слегка потрогав правую грудь, посмотрел на руку, которая вся была измазана в порохе и крови, словно она с рождения тёмно-ярко-красная.
– Ахахахаххахахахахахах… – сделал я вдох. – АХАХАХАХХАХХАХАХАХАХАХАХАХАХАХХАХАХАХАХАХААХАХАХАХАХАХАХАХАХАХХАХАХАХААХАХАХАХАХАХАХАХАХ…
Рассмеялся я не своим голосом под аккомпанемент возвратившихся кузнечиков со сверчками.
Через примерно три минуты я истёк кровью.
Глава 26
Это было худшее, что случалось со мной в этой жизни.
Моё второе отделение поддержки. Все хорошо знакомые ребята с разными характерами, что до этого службу зрели лишь в роли призывников, потратив каждый по два года своих жизней. И вот, я вернулся туда, куда я в принципе ни в коем образе не мог попасть. Вспоминаю, делаю всё как было в прошлый раз, но к своей тупости забывая о немаловажном, что могло заметить отделение – моё изменившиеся поведение. И, казалось бы, прошло всего от силы три года, но этого хватило дабы стать более… предсказуемым? Я не желаю говорить о себе, то есть, описывать себя, так как на это есть куда более важные скрываемые причины, речь о которых я даже вспоминать не хочу, но…
Насколько сильно я изменился?..
Этот вопрос не давал мне покоя ровно час, тринадцать минут и тридцать пять секунд. К своему огорчению, я не умер, а лишь появился в одном из своих воспоминаний, где первой мыслью было взять одну из винтовок, которая была закреплена рядом, и выстрелить в голову этому ублюдку, даже несмотря на то, что он за рулём.
Ясная ослепляющая погода, где жёлтая звезда стоит в примерно пятнадцати градусов от зенита. Лёгкий жаркий ветерок, появляющийся скорее так, забавы ради. Ярко-зелёная растительность в виде смешанного нескончаемого леса, травы с полынью и часто встречающимися разноцветными скоплениями цветов. Мы проезжали аграрные населённые пункты малой заселённости, где отовсюду на полях трудились низкооплачиваемые рабочие.
– Отец, подай зеркало-раскладушку.
Тот, глянув на меня через салонное зеркало, ловким движением руки открыл бардачок, откуда достал небольшую прямоугольно плоскую вещь и положил её в мою вытянутую руку. Одним движением раскрыв зеркало, я внимательно осмотрел симметрию лица, брови, нос, уши, губы, рот, глаза, подбородок и причёску.
Да, я действительно в прошлом.
Шестнадцать лет: лицо поменьше, нос более приятный на ощупь, губы сухие, зубы все целые и нетронутые, уши более мягкие, брови поменьше. Только подбородок, глаза и причёска остались теми же. Даже растительности на лице нет, видать побрился.
Сейчас я пребываю во внедорожном автомобиле использующий бензин как топливо, где отец взял под управление всю машину, и где на заднем сидении справа от меня закреплены несколько разных по конструкции винтовок на спинке переднего.
– Куда мы едем? – спросил я, глядя за окном на пасущихся коров.
– Ты ведь уже спрашивал, – заметил он.
– Так, куда всё же едем, отец?
Тот вздохнул, всем отношением говоря: «Как же ты меня заебал…»
– Увидишь, Майк… Мы даже не выехали за пределы урбанизации, а ты уже начинаешь меня изводить, – отмахнулся он, переставляя на следующую передачу. И это ты называешь урбанизацией? – Давай лучше о другом. Как тебе эта планета?
– Мы сейчас на экваторе?
– В его центре, – кивнул он.
– Ну… – я сильнее пригляделся на пастуха в рабочей одежде, что стоял и взглядом провожал нас. – своеобразно. – нехотя признался я. – Только понять не могу, почему именно этот колодец?
– Колодец? – странно посмотрел на меня отец через зеркало. – Так ты называешь населяемые планеты?
– Да.
– Интересно… – пробормотал он, почесав свою щетину. – Касательно твоего вопроса. Здесь не так много людей и строений, так как пока не начали истреблять животных или ещё что. Так что я вместе с Янником решили, что это место лучше всего подойдёт для охоты.
– Зачем мне охота?
– Так это же весело, нет? – рассмеялся он. – Лежишь, выжидаешь. Находишь отличную жертву, потом полчаса целишься, а после стреляешь и радуешься. Как не радость? – глянул он на меня ожидая реакции. Не получив её, продолжил. – В жизни важно радоваться мелочам. Вот для меня это важно. Как думаешь, почему? А потому что эта работа, работа, работа… Всю жизнь можно провести за ней, так и не насладившись своим временем, которым тебя наградили твои родители. Допустим, твоя мама… до того, как ты был рождён, искренне надеялась, что ты вырастишь счастливым законопослушным гражданином. Ну а я всё время твердил ей: Он – будущий глава компании, ему нет места для каких-то плебейских хотелок!
Стоит ли спрашивать? Хотя… что я задаюсь вопросом, всё равно я уже если и не умер, то нахожусь в бесконечном сне, пока с сотрясённым мозгом, или ещё что хуже, с двинутым сознанием лежу где-нибудь в бесконечной коме.
Так что для меня выбор очевиден.
– Отец, – выдохнул я. – Сколько мне сейчас лет?
– Семнадцать вроде… – протянул он, глядя куда-то в сторону. – А что?
– А тебе?
– Сорок один… – неуверенно ответил отец. – Зачем тебе…
– Мне двадцать пять, отец.
Тот удивлённо приоткрыл рот выпучив глаза, но через четыре секунды сверил меня изучающим взглядом через салонное зеркало, оставив от былой игривости и тупых речей лишь жалкое упоминание.
– Зная тебя, не скажу, чтобы ты врал, – спокойным и низким голосом начал отец. – Ты уже дал пару намёков на своё утверждение, но этого не совсем хватает. Чем ещё докажешь, сын мой? – мы выехали на грунтовую дорогу, которая ввиду отличной подвески и шин мало ощущалась.
– Мне недавно исполнилось двадцать пять, где ты на моей первой Четверти признался мне наедине, что убил мою маму, находясь в алкогольном опьянении. В восемнадцать лет я по твоему указу поступил в Юридический Шовехерский Университет, где отучился всего два года, после которых я решил бежать в никуда. Спустя месяц после этого меня находит федеральная гвардия, опознав во мне сына одноимённой оружейной компании, – устало выдохнул я. Неприятно рыться в прошлом.
Сделав небольшую паузу, дабы потом безостановочно продолжить свою речь, я продолжил:
– После долгой беседы со мной ты заставляешь меня пройти летний призыв, где я прослужу два года, после которых ты меня уже заставишь подписать военный контракт так же на два стандартных года. После окончания контракта, летом семьсот семидесятого года мы полетим на Арктическую планету вместе с дядей Янником, в колонию ФОТЛА, где мы будем вплоть до конца октября, после чего я в силу своих своего нелучшего положения буду вынужден отправиться обратно домой, где мне сделают операцию по установке протеза правой трапециевидной мышцы. Двадцать восьмого декабря того же года, когда вы будете праздновать, ты попросишь меня отойти с тобой, когда дядя и тётя будут отвлечены разговорами меж собой. Отойдя в южный холл, ты мне расскажешь правду о маме, после которой я тебя изобью чуть ли не до смерти. Потом приходит дядя, которому достаётся так же, как и тебе, после чего я в непонятном настроении и с поникшим настроем двинусь себе на судно, на котором улечу обратно на планету, где до сих пор ведутся шахтёрские работы, и приземлюсь в одном из вертикальных входов. И войдя внутрь – умру.
Тишина.
– Я тебя ни в чём уже не виню, смысла не вижу. Перегорев во всём, я уже просто не вижу смысла находиться в этой Вселенной, и твоё присутствие тому подтверждение, – нахмурился я. – Но запомни отец, что бы ни произошло, я всё равно буду, как и очень зол на тебя, так и безмерно уважать. – и видя, как он приоткрыл рот, дабы что-то добавить, я закрываю глаза и протягиваю открытой ладонью вперёд. – Я примерно представляю, что ты хочешь сказать… как и не хочу слышать этого. Твои извинения мне ни в коем случае не нужны, как и твои оправдания в том, что ты, как я уже понял, не сделал за то время, пока находишься в этом временном отрезке.
Казалось, что вот, наконец я смогу сказать это!.. Но внутри пусто никак не отзывается... Странное ощущение, которое невозможно описать. Я никогда не хотел этого говорить, но сейчас я считаю, что поступлю правильно, если сделаю это.
– Я хочу сказать тебе спасибо, что ты у меня есть, – сделал я намёк на поклон. Чёртов ремень…
Он в ответ непонимающе мотал головой, однако вовремя взял себя и предварительно сбавив на нет скорость, остановился на обочине. Поставил на ручник, расстегнул ремень и вышел из машины. В это время я еле успеваю убрать ремень, как он открывает дверь и просто обнимает меня, где в ответ моё тело хрустнуло в разных частях.
– Я… – что я уже хотел сказать – забыл.
И таким образом, утонув в отцовских крепких объятиях, – где я всё равно буду выигрывать по силе, – где он расплакался от чего-то, всё вновь темнеет и чернеет. Подо мной пропадает чувство комфортного сидения. Лёгкий едва ощутимый ветерок сходит на нет, как и ужасно душная и жаркая температура, которая ворвалась внутрь салона, как только была распахнута первая дверь.
Теперь я вновь в пустоте, где моё сидящее положении ничего не удерживало.
– Ай… – упал я в буквальном смысле в плотную пустоту.
– Всё хорошо, парень, – я почувствовал, как по моей спине кто-то два раза хлопнул. – Ты сделал всё что мог.
– Что именно? – не своим голосом спросил я, не чувствуя своего тела и обернувшись назад. Никого…
Голос стушевался. Проходит минута, прежде чем его тембр вновь раздаётся в пустоте, где нет и намёка на эхо.
– Абсолютно всё.
– И… что ты хочешь от меня?
– Чтоб ты шёл дальше.
– Куда?
– Дальше.
Пиздец, странное настроение как рукой сняло.
– Куда именно? – нахмурился я.
– Куда повелит твоя судьба, – радостно пропел голос.
– Какая нахуй судьба? – попытался я встать с бетонного покрытия, однако меня придавили обратно. – Что за хуйню ты несёшь?
– Не все мы обязаны упиваться страстью смерти. Но ты – отдельный разговор.
– Конкретнее можно?
– Твоё будущее предрешено. Ты будешь страдать до скончания своего времени.
– Еба-а-ать… – наигранно протянул я. – Так ты ещё и гадалка! Что ж ты сразу-то не сказал? – проголосил я раздражённо.
– Тебе предстоит…
– Статья тринадцать тире пятнадцать уголовного кодекса ОФ – локальное гадание, наказание – публичная порка. Статья тринадцать точка семь того же кодекса – упоминание грязного толкования, наказание – закрытый расстрел.
– …пройти весь путь, от начала до конца, – закончил голос.
– Так, – сделал я очередную попытку встать. – Хватит с меня этого цирка умалишённого. – но тщетно.
Голос затих и взамен его раздражающей речи встала абсолютная тишина. Идеально ровное пустотное покрытие было единственным, что я ощущал под собой. И ещё эта тьма, причиной которой, оказывается, являлась глазная повязка. Потянув руки к лицу, я уже было немного сдвинул ткань, как вдруг в мои руки вцепились титановые руки. Я не шучу, они прямо сдавили обе кости, не давая даже сжать примитивный кулак.
– Сука, если ты сейчас же не…
– А то что? Ударишь меня? – усмехнулся голос. – Хотел бы я посмотреть на это... Но сейчас мы не об этом. – он прокашлялся. – Видишь ли, сейчас ты на грани отчаяния. Стоит только на тебя слегка надавить… – руки сильнее сжали мои запястья. – как тебе становится безразлично окружение.
– О, ты значится у нас психологом ещё заделался… – выдохнул я. – Может, хотя бы проконсультируешь врага-монарха? Чего ж свои дипломы не отрабатывать, верно?
– Ты про императора, – сказал он, причём без вопроса. – Ну скажем так, до него далеко.
– Насколько?
– Аха-ха… Так я тебе не скажу, – недобро засмеялся голос. – Ориентируйся на галактиках.
– Ладно, – нехотя пожал я плечами.
– Десять.
– Ебануться, сколько? – не поверил я услышанному.
– А ты что думал? – улыбнулся голос.
– Максимум в одной галактике отсюда, если не дальше.
– И откуда у тебя мысль о том, что ты находишься в пределах Вселенной? – я прямо слышу, как он едва сдерживается дабы не заржать.
– Что? – искренне не понял я.
– Ты нигде, – в одно мгновение мои руки отпустили, пропала повязка и тело стало моим.
Нехотя я приоткрыл глаза, фокусируя передаваемое изображение в мозг и привыкая к знакомой пустоте. Подставив руку и напрягшись, сел на пятую точку, осматривая тёмный силуэт парящего гуманоидного существа. Что удивительно, так это то, что его контуры буквально светились едва заметным свечением, как бы прорисовывая элементы меж неотличимых оттенков чёрного.
– Кто ты?
– Не имеет значения, – отрезал голос. – Можешь звать меня как захочешь, я не буду обижаться.
– И ты что-то вроде... всевидящего? – спросил я, вставая на ноги.
– Тоже не имеет значения.
– О, славно, – промямлил я, отряхиваясь.
– Тебе не удивительно моё присутствие? – поникшим голосом спросил голос.
– Сложно удивляться чему-то после той хуйни, что я увидел, – пожал я плечами.
– В таком случае тебе будет плевать и на это, в чём я не сомневаюсь… – вытянул он правую руку, в которой ниоткуда не возьмись, образовался крупнокалиберный четырёхзарядный револьвер.
– О, классику любишь… – пробормотал я. – Какой тип боеприпаса?
– Экспансивный, – ответил он, прежде чем всё видимое и не видимое перестало иметь значение.








