Текст книги "Нежный бес для падшего ангела (СИ)"

Автор книги: Solveig Ericson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)

– Скотииинааа! – снова прошипел он. – Выйди из меня, больно!

Я проигнорировал его просьбу, и, прижав к себе одной рукой, а другой зажав рот, вошел до конца, до самого основания.

Джей вскрикнул, выгнулся в пояснице, попытался вырваться из моих объятий, стал отталкивать мои бедра руками, царапая кожу ягодиц. Но я сильнее…

– Тссс, сейчас все пройдет.

Мне пришлось убрать руку от губ юноши, чтобы отвлечь от боли удовольствием.

– Ненавижу тебя, – всхлипнул он, откидываясь мне на плечо головой, когда я снова стал нежить его плоть в своей ладони.

Как же я хотел услышать от него совершенно другие слова….

– Я знаю, – ответил я и сделал первое движение.

Джей

Я не мог больше ждать, когда он ко мне придет среди ночи. Мои сны были наполнены им, мои мысли были наполнены им, моя жизнь была наполнена им. Я знал, что если он захочет, то не смогу сказать ему нет, он доказал уже это два раза… Поэтому я решил не мучиться и сделать первый шаг на встречу.

Я был уверен в своем желании, когда шел к нему в комнату, не сомневался и тогда, когда сбрасывал халат. Мое сердце радостно подскочило, поняв, что меня не оттолкнут и не прогонят…

Но когда Дерек приказал смотреть ему в глаза, я растерял всю свою решительность, потому что в них был приговор мне. Я понял, что ирландец не настроен на нужный мне лад, точнее, настроен то он был в физическом плане, но не в эмоциональном. И я уже тогда знал, что не получу от него взаимных признаний и нежности, а мне хотелось именно этого…

Мне было отказано даже в поцелуях, он мстил и не скрывал этого. Дерек хотел, чтобы я знал, как он ко мне относится… Дал понять, что я для него никто…

Но улизнуть мне не дали.

Я чувствовал себя бабочкой в паутине: хотел уйти, но вид обнаженного Дерека спеленал меня по рукам и ногам.

Сильное, хорошо развитое тело щеголяло мышцами. Глядя на него, я осознал свою тщедушность. На его рельефной груди ни одного волоска, кажется, они сбежали все вниз, под плоский живот, спускаясь буро-красной полосой от пупка к паху, где рассыпались мелкими завитками.

Вот бы пальцы туда запустить, промелькнула шаловливая мысль.

Но я снова струсил, когда увидел, что О‘Нелли крадется ко мне по кровати. Большая хищная кошка. Глаза блестят, красно-рыжие спирали разметались по плечам и спине, обрамляя сосредоточенное лицо охотника.

Он меня поймал… и мир перестал существовать, потому что был погребен под его телом.

То, что было дальше, помню как во сне, наполненном болью, острым наслаждением, тихими шорохами и вздохами.

Я даже не понял сначала, чего мне ждать, когда ирландец перевернул меня на живот и поставил на четвереньки. Мысли вышиб напрочь его горячий язык, скользящий между моих ягодиц.

Резкая боль отрезвила, но он не стал прислушиваться к моим мольбам, вошел грубо и резко. Я не смог подавить крик от рвущей боли. Но этот чертов рыжий Ангел замер во мне и стал возвращать мне утерянное возбуждение рукой. И вот тогда мне стало хорошо. Жгучая боль ушла на дальний план, уступив место потрясающему чувству наполнености.

– Ненавижу, – простонал я, откинув голову на его плечо.

– Знаю, – услышал я тихий, сквозящий горечью ответ, и Дерек сделал первое движение.

Сначала он медленно раскачивал бедрами, осторожно двигаясь во мне. Постепенно движения стали приобретать ритм и скорость. Мое дыхание стало сбиваться, сердце, казалось, гонит кровь в ритм толчкам, пронзающим мое тело, новые ощущения поглотили меня с головой. Я чувствовал, как поддаются мышцы, и мне уже было мало этих движений, я ждал чего-то большего и яркого.

Я крутанул бедрами, надеясь, что Дерек сможет задеть во мне ту чувствительную точку, которую я обнаружил сам.

Он смог…

Я стонал и закусывал губы, притягивал ирландца ближе, цепляясь пальцами за его бедра. Гладил сильные руки держащие меня.

Первая капелька пота скатилась из-под волос по шее. Горячий, влажный язык проследил её путь, обдав кожу жаром.

Реальность заволокло туманом. Не было ничего кроме нас, его толчков во мне, сильных рук и яркого удовольствия.

Движения стали резкими, О‘Нелли стал задевать во мне нужную точку целенаправленно, не сбиваясь с ритма и не снижая скорости. Низ живота стало печь и сводить болезненными спазмами. Это была какая-то навязчивая, томящая боль, из-за которой мне хотелось то ли чесать, то ли тереть пах ладонью.

– Остановись, – попросил я прерывающимся шепотом, – мне неприятно.

– Врешь, – выдохнул он.

Кажется, стонал я уже без перерыва, шумно выдыхал, и каждый выдох был похож на звериный рык.

– Оста...новись, – еле выдавил я.

– Нет, – коротко и резко.

Тогда я всадил в его влажную ягодицу ногти, но это лишь усугубило мою ситуацию: Дерек рыкнул, сжал меня крепче и сорвался на бешеный темп. Я всхлипывал, потому что это было уже слишком – слишком больно… слишком сладко и слишком много искрящегося наслаждения.

Моя грудь напоминала кузнечные меха, кожа была не просто влажной, а мокрой, со струйками пота. Когда широкая ладонь накрыла мой рот, я осознал, что задерживал дыхание, чувствуя приближение неизбежной разрядки, а сейчас выдыхал с долгим, протяжным рычанием, готовясь закричать.

И кончая, я кричал ему в ладонь. Мне показалось, что внутри прижгли углями и, в тоже время, присутствовала удовлетворенная опустошенность, только мысль промелькнула, что вместо семени из меня выстреливала кровь.

[2] – речь идет о корабле «Бигль», на котором совершил Ч. Дарвин свое первое путешествие, впоследствии описав его в книге “Путешествие натуралиста вокруг света на корабле “Бигль”.

Глава 8

Джей

С последней каплей семени из меня вытекла и сила. Я обмяк в руках Дерека, закрыл невидящие глаза и откинул, совершенно не осознанно, голову ему на плечо. Тяжелое дыхание ирландца жгло висок, щеку и растекалось теплом по шеи и плечу. Когда он разомкнул руки, держащие мое тело, то я безвольно упал на постель, ощутив, как из меня выскользнула часть его.

Скотина…. Успел все-таки кончить.

Ирландец лег рядом со мной, обдавая жаром собственного тела… Если бы он обнял и привлек к себе, да хотя бы молча, может дальше всё было бы по другому, но он даже не прикоснулся…

Жгучая обида растеклась по моему сознанию, моя гордость была растоптана… хотелось свернуться в клубок и ничего не чувствовать, забыть унижение, забыть, что унизил…он…

Я хотел… А чего, собственно говоря, я хотел? Я получил то, зачем сюда пришел. Хоть и несколько не в том виде, в каком хотел получить. Что ж, это будет мне уроком…

А теперь нужно уходить… Хватит…

Дерек

Я лежал рядом с хрупким вздрагивающим телом и понимал что наделал, но исправить это уже невозможно, Джей не поймет и не примет сейчас от меня ничего…

Хотелось протянуть руку и дотронуться до гладкого плеча…

Юноша шевельнулся, затем сел на кровати ко мне спиной, вздрогнул, вдохнул прерывисто и замер. Я следил за ним, стараясь даже не дышать, ждал его дальнейших действий. Он делал все молча: встал, подошел к креслу и поднял халат… накинул его на хрупкое тело… Все так же, не проронив ни слова, он направился к двери. Движения Джерома были скованными, шаги аккуратными, юноша будто боялся рассыпаться от любого неосторожного движения.

– Джей…– позвал я.

Он застыл возле двери, взявшись за ручку, тонкий профиль занавешен прямыми прядями и слегка повернут в мою сторону. Поза ожидания…

Я не знал, чего он ждет, не знал, что мне сейчас сделать, чтобы не навредить еще сильнее, поэтому начало предложения так и осталось началом без конца. Джей толкнул дверь и выскользнул в коридор.

Я тяжело вздохнул и откинулся на постели. Что теперь делать? Что я сделал? Я изнасиловал человека, которого люблю… Сознательно причинил ему боль…

Я впервые в жизни испытывал чувство любви к другому живому существу, и что я натворил? Унизил его, когда тот сам предложил себя, открылся мне. После того, как схлынула злость, застилавшая глаза красным маревом, я слишком ярко осознал масштаб проблемы, созданной мной. И о том, как её исправить, у меня не было ни малейшего понятия. Беспокойство не давало расслабиться, от тяжелых мыслей бросало в жар. Я сел на кровати, подтянув к груди колени. От переживания этой ночи заново я кусал губы, мне было безумно стыдно за свою агрессию, но этот малыш свел меня с ума, лишил тормозов и разбил мой хваленый самоконтроль вдребезги.

Я полюбил в нем все: и дерзкую открытую улыбку – так редко адресованную мне – и скандальный, наглый характер, и черные глаза, лишающие меня воли…

Рассеяно скользнув взглядом по простыне, я забыл, что нужно дышать, а сердце мое в испуге запамятовало, с какой частотой ему необходимо биться, и пропустило удар…

На белом полотне отчетливо розовело смазанное пятно…

Губу я все же прокусил до крови.

– Госпооодиии! – застонал я, зарываясь лицом в ладони. – Какой же я ублюдок!

Я долго смотрел на этот немой укор на белоснежной ткани, гладил его пальцами и холодел от мысли, что моему маленькому Гаденышу все еще больно, и завтра мучения его продолжаться. Мне нет прощения, потому что позволил себе забыть, каково это, когда тебя насилуют…

Я сохранил это пятно, как память о причиненной боли любимому человеку...

На следующий день моя кровать была застелена свежими простынями.

– С добрым утром, мисс, – поздоровался я, открывая окно и впуская солнце в темную спальню.

Джером зашевелился под одеялом, выпростал из-под него свои тонкие руки, потер ладонью заспанное лицо, потом стал садиться и замер, как вчера в моей комнате, болезненно сморщившись.

Мне тут же захотелось отбросить поднос с завтраком, с которым я пришел, и броситься проверять повреждения, при этом гладить любимое тело, успокаивать и заверять, что впредь я буду нежным. Но как ему объяснить свою непоследовательность, сказать «прости, я был груб, но это потому, что люблю до умопомрачения».

Он плюнет мне в лицо и будет прав.

Пока юноша завтракал, то не удостоил меня ни взглядом, ни словом.

День прошел в тягостном молчании.

Перед тренировкой по фехтованию Джей просидел в библиотеке, куда и отправился после. Потянулись дни полного отчуждения между нами. Такой живой и щедрый на эмоции мой любимый теперь держался подчеркнуто холодно со мной. Скупые улыбки, которыми он иногда одаривал меня, теперь были для меня под запретом. Он улыбался и был вежлив со всеми: с отцом, с людьми, которых он встречал на приемах и балах – с Бингли в первую очередь – даже с Торнфильдом, который зачастил с визитами.

Я внутренне негодовал – неужели граф не видит, что эти двое, рано или поздно, попросят руки Джерома, и как он будет выкручиваться?! У меня сложилось мнение, что отец Джея пустил все на самотек. Почему? Ответа у меня не было, потому что мне четко дали понять, что это не мое дело.

Что ж, не мое, но за эти дни, что я наблюдал за «атакой» двух благородных джентльменов, которой они подвергали юношу, у меня созрел простейший план действий: если дело зайдет в тупик замужества, то я просто выкраду мальчишку и увезу в Америку, там есть, где затеряться.

А пока я съедал себя заживо, мучаясь виной, страдая от невнимания самого важного для меня человека, и сходил с ума, наблюдая, как его пытаются очаровать другие мужчины.

– Мисс Джей, – начал лорд Бингли, смущено опустив голову с каштановыми кудрями, – не могли бы мы пять минут поговорить наедине?

Началось! Нет, не «могли бы»! Мне что, уже пора мчаться и бронировать билет на пароход рейсом «Ливерпуль – Нью-Йорк»?

В библиотеке сегодня нас было трое: я, Джером и Бингли. Граф стал оставлять нас под предлогом «стариковского занудства», на мой взгляд, это было непредусмотрительно с его стороны, такая демонстрация доверия и принятие Бингли как близкого друга «дочери», давала лорду лишний повод думать, что его кандидатура стоит первой в списке потенциальных женихов.

– Вы можете говорить при мистере О‘Нелли, – мягко улыбнулся Джером.

Роберт вскинул на него большие печальные глаза и виновато поморщился.

– Сжальтесь надо мной, я и без свидетелей готов провалиться сквозь землю, – почти проскулил голубоглазый молодой человек. – Обещаю сдерживаться и вести себя достойно джентльмена.

– Хорошо. Оставьте нас, мистер О‘Нелли,– сдержано обратился ко мне юноша, слегка повернув в мою сторону свою изящную темноволосую голову.

Я вперил в него взгляд, стараясь за холодной маской скрыть все неприятие данной ситуации. Почувствовав мое молчаливое сопротивление, Джей посмотрел мне в глаза и на секунду я увидел его раздражение и досаду.

– Мистер О‘Нелли? – юноша вопросительно изогнул бровь и на его лице отразился повисшей в воздухе вопрос: «Ну и долго ты будешь здесь сидеть?»

Я поднялся, слегка кивнул никому и, выдав «с вашего позволения», удалился за дверь. Только далеко уходить я не собирался. Оставив дверь приоткрытой, я позволил себе недостойное благородного джентльмена занятие – подслушивать и подглядывать. Да, но я бастард, поэтому меня это не касается.

Я жадно вбирал в себя все происходящее в библиотеке: сидящего на краю кресла Джерома с прямой спиной и красиво сложенными на коленях руками; стоящего перед ним Бингли с видом мученика приговоренного к распятию на Голгофе; повисшую между ними напряженную тишину.

– Что Вы мне хотели сказать, Роберт? – нарушил молчание первым сидящий в кресле юноша. – Говорите же, время идет. Дерек до безобразия пунктуален, поэтому через четыре минуты будет здесь.

Я хмыкнул, услышав себе такую оценку из уст Джерома.

– Мисс Джей, – замялся покрасневший Роберт, – я уже давно думал об этом, но все не находил в себе сил озвучить свои мысли…

Юный лорд вновь замолчал, тяжело вздохнув.

– О чем Вы, Роберт?

Вот Гаденыш, понял ведь «о чем»!

– Я люблю Вас, мисс Джей, – выпалил Роберт с отчаянием, глядя в глаза «своей избранницы». – Вы это знаете. Люблю так сильно, как только может любить мужчина, поэтому прошу Вашей руки.

По лицу Джея я понял, насколько ему неприятен этот разговор, он уважал лорда, и по этой причине не хотел сейчас опускать того с небес на землю.

– Роберт, мне придется отказать Вам, – все же ответил Джером.

Бингли обречено опустил голову и сдавлено спросил:

– Почему, Вы можете объяснить?

– Если я скажу, что мне еще рано выходить замуж, Вы поверите? – вздохнул Джей.

– Нет, – усмехнулся Роберт и продолжил, давясь горечью: – Вам, пятнадцатого ноября, а это уже через неделю, исполняется семнадцать, самое время думать о замужестве. Так почему Вы мне отказываете?

Пришел черед Джея прятать взгляд и опускать голову.

– Я открою Вам свой секрет, – произнес он, не поднимая взгляда от скрещенных на коленях рук. – Мое сердце занято, и я жду, когда человек, которого я люблю, найдет в себе мужество ответить мне взаимностью.

От удивления и предчувствия мое сердце заколотилось о ребра с неистовой скоростью, а ладони покрылись испариной.

– Кто он, этот глупец? – почти бесцветно спросил Бингли.

– Я не могу Вам назвать его имя, – смущенно улыбнулся Джером. – Можете это отнести к природной девичьей стыдливости.

При этих словах губы моего любимого Гаденыша едва дернулись. Я заметил это, а вот Роберт вряд ли.

– Вы его действительно так сильно любите?

– Да, хоть он и непростой человек и порой внушает мне страх, заставляя чувствовать собственную никчемность.

Это он о ком, обо мне? Или… Убью Торнфильда!!! Если это он! Смерть его будет мучительной настолько, что он позавидует бледнолицым, попавшим в лапы краснокожих дикарей! Я придумаю что-нибудь интереснее, нежели живые муравьи в открытой ране на печени.

– Значит он Вас не любит! – оживился лорд. – Когда любишь, то готов любимого человека на руках носить, пылинки сдувать.

Бингли опустился перед моим мальчиком на колени и порывисто взял его руку в свою ладонь, накрыв сверху другой.

– Прошу Вас, мисс Джей, этот человек не достоин такого счастья, как Вы… Выходите за меня.

Джей слабо улыбнулся и высвободил свою кисть из плена.

– Не могу, сердцу не прикажешь. Вы должны это понимать, – Джером поднялся, заставляя встать и лорда. – И если я и выйду замуж, то именно за того, кого люблю, мистер Бингли.

Лорд понял, что ему намекают удалиться.

– В таком случае я прошу Вас извинить меня за отнятое время и откланиваюсь, – сделав глубокий кивок, Бингли направился к двери.

Я шагнул за дверь, и когда она распахнулась, то полностью скрыла меня от взгляда молодого человека.

Когда я зашел в библиотеку, то Джером стоял уже возле окна, наблюдая за первым снегом, выпавшим в этом году. Он падал на серую землю и тут же таял, не оставляя надежды на то, что в скором времени вся эта грязь и слизь заменится на белоснежный искрящийся ковер.

– Вы сегодня изменяете сами себе, – произнес он, продолжая смотреть на кружащие снежинки.

– В чем же? – спросил я, подходя к нему вплотную.

– Вас просили оставить нас всего на пять минут, – ощутив мое приближение, юноша напрягся, выпрямляя спину еще сильнее. – Где Вы были?

– Я? – мне пришлось наклониться, чтобы шепнуть ему в ухо. – Стоял прямо за дверью.

Джей вздрогнул и резко развернулся, потом отшатнулся от меня и чуть не упал на спину, но я вовремя обхватил его за талию рукой.

– Так ты все слышал? – прошипел он гневно, при этом краснея от стыда.

– Все, – подтвердил я, улыбаясь.

В его скулах заходили желваки, ноздри раздулись, тонкие брови сошлись к переносице, а глаза… глаза, как всегда готовы были испепелить меня, но это хотя бы не полное равнодушие.

– Отпусти меня, – снова прошипел он.

Ммм, моя любимая змея ожила.

– Ты же не хочешь этого, попробуй, убеди меня, – сказал я, прижимая Джея к себе и ощущая, как участилось его дыхание.

Мои губы коснулись нежной скулы, скользнули по щеке и подбородку, захватили тонкую мочку аккуратного ушка. Мой малыш прерывисто выдохнул, борясь с собой, чтобы не растаять в моих руках.

– Ты не убедителен, Джей…

Джером резко дернулся, а через мгновение я согнулся от сильной боли в паху.

– Все, убедил, – простонал я, пытаясь отдышаться, собрать мысли в кучу и сфокусировать зрение.– За что?

– За все хорошее, – ответил спокойно мой Гаденыш и оставил меня загибаться от боли.

Джей

«За что?»

Да за то, что люблю! За то, что давно простил, хоть и не надо было, но чувства и желания сильнее меня. Я когда-то понял, что прощу ему все… и поэтому простил боль, которую он причинил мне. Да, мне было больно, у меня было небольшое кровотечение сразу после…после урока «мужской любви», который мне преподал Дерек. На следующий день у меня болел зад так, будто кто-то пнул в самое «яблочко» острым носком туфли. Но это все не шло в сравнение с тем, как у меня болело в груди. Меня убивал сам факт того, что он ХОТЕЛ причинить мне боль и не остановился, когда я просил… он все равно продолжил свое «наказание». А за что, спрашивается? За что?!

Мне было тяжело сдерживать себя рядом с этим невозможным ирландцем, вести себя отстраненно холодно, когда хотелось наоборот прижаться и разрыдаться у него на груди, и чтобы Дерек гладил мои волосы и говорил, что сожалеет, что не хотел причинить боль.

Масло в огонь подливали ухаживания барона и лорда, мне хотелось засесть в библиотеке, и чтобы меня никто не трогал. Но постоянные походы по приемам и гостям, чтобы я «не скучал» доводили меня до сумасшествия, а предложение «руки и сердца» сделанное Робертом было последней каплей.

Господи, как же мне хочется закричать, чтобы все оставили меня в покое, потому что они не смогут заменить мне ЕГО, не в их силах дать мне то, что сможет дать мне только Дерек.

Но видит Бог, первым я к нему больше не подойду, я даже словом не обмолвлюсь о своих чувствах. Если в его сердце нет места для меня, значит так тому и быть.

Дерек

– Что с тобой, Дерек? – Анриета окинула меня своим цепким взглядом, и серые глаза наполнились тревогой.

– С чего ты взяла, что со мной что-то не так? – в свою очередь спросил я её.

Этим вечером я, как никогда раньше, чувствовал свою неприкаянность, мне нужно было общество той, которая всегда понимала меня, видела насквозь, воспринимала все мои эмоции как свои. Именно поэтому я был привязан к этой женщине. Нет, я никогда не испытывал к ней любви и какой-то маломальской влюбленности, и она не обманывалась на этот счет. Ей было уже сорок три, и Анриета давно не испытывала иллюзий и не позволяла себе заблуждаться. Смотреть на мир сквозь розовую дымку для хозяйки борделя было бы непозволительной ошибкой.

Когда мы познакомились, мне было тринадцать, я год как сбежал из монастыря, где меня насиловали с одиннадцати лет, оставив там окоченевший труп одного жирного ублюдка. В Англию я приплыл, как корабельная крыса, в трюме, потому что оставаться в Ирландии не видел смысла, там меня пугало все. Мой детский разум был поврежден настолько, что я предпочел неизвестный мне доселе мир, нежели родной остров, который вывернул меня наизнанку.

Все, что происходило со мной в Англии, я воспринимал как должное, меня не пугали трущобы и нищета, не пугали многочисленные «хозяева», на которых я «работал», подставляя свою худосочную задницу… и не только. Я был так худ, что казалось кости прорвут натянутую на них кожу, вены проглядывали так сильно, что меня можно было выставлять в анатомическом театре. Никого не интересовало то, как часто ест маленький полудикий зверек с обветренными и потрескавшимися в уголках губами.

Я был в скорлупе, был закрыт наглухо от мира, всё, что происходило, происходило не со мной, а с моей телесной оболочкой. Я просто существовал.

Мне повезло, что я встретил Анриету. Эта женщина просто выкупила меня у предыдущего хозяина. Год я лишь жил у неё, отъедался и восстанавливался. Способность обманывать себя никогда не была моей сильной стороной, поэтому я не удивился, когда моя новая хозяйка привела для меня первого клиента спустя год, как подобрала на улице.

К тому моменту я стал другим: на мне была качественная одежда, созданная для соблазнения, я был чист, и от меня всегда хорошо пахло. Внешностью я больше напоминал нежную, хрупкую девушку, был очень тонок в талии и носил кудри до лопаток.

Клиентов у меня было немного, и все они являлись постоянными. Мои услуги были дорогостоящими и клиентуру составляли исключительно «благородные джентльмены».

Мне ни разу не пришло в голову обвинить Анриету в том, что она вернула меня к проституции. Я был сыт, обогрет, у меня в кои-то веки не было вшей и не текло из носа. И то, что за все это мне приходилось перепихнуться с какой-то четверкой мужиков за неделю, я считал малой ценой.

В пятнадцать я ударился в рост, мой голос начал ломаться, плечи раздались вширь, и только слепой и глухой мог назвать меня тогда девочкой. Моя клиентура сменилась с любителей «сладких мальчиков» на предпочитающих «древнегреческих Адонисов». «Адонис», надо признаться, был из меня тот еще: длинный, худой, с большими кистями и ступнями, почти с полным отсутствием развитой мускулатуры.

Именно тогда я познакомился с банкиром Чарльзом Фаррелом. Это был импозантный брюнет сорока лет, обладающий несомненной харизмой. Он посетил меня четыре раза за месяц, в отведенное для него время, после чего изъявил желание купить «рыжего юнца». Анриета была против, аргументируя это тем, что, будучи купленным этим банкиром, я не смогу отвечать за свою дальнейшую судьбу.

Но я бросился в омут с головой. Спасибо моей хозяйке за то, что поняла и отпустила меня. Судьба была благосклонна ко мне в этот раз, и жизнь у Чарльза стала для меня откровением. Фаррел учил меня настойчиво, не вслушиваясь в мое постоянное нытье, а когда я смог самостоятельно читать и писать, то избавить меня от мучительной жажды знаний не мог уже никто. Благодаря Фаррелу я получил превосходное образование и, наконец-то, осознал себя человеком, а не вещью и игрушкой. Я понял, что в жизни есть и другие занятия, помимо торговли собственным телом. Впоследствии я был посвящен в банковские и финансовые дела своего опекуна, знал, в скольких колониях открыты филиалы и их ежегодный доход.

С семнадцати лет, когда мое тело окрепло и налилось мускулами, в нашей с Чарльзом паре я перестал быть нижним. Настолько близкие отношения между нами длились еще три года. Пять лет назад у Чарльза случился первый сердечный приступ, два года назад второй. Он превратился в больную развалину, но продолжает держать всех своих подчиненных стальным кулаком за яйца. Не без моей помощи, естественно.

Фаррел бездетный холостяк, я единственный близкий ему человек, поэтому свое завещание он оформил на меня… Жить ему осталось совсем мало, врачи сказали, что третьего приступа он не переживет…

Буду ли я сожалеть о его смерти?

Ответ: да.

– Ты прекрасно знаешь, что я чувствую тебя, – сказала моя бывшая хозяйка, слегка наклоняясь вперед в кресле напротив меня. Я неосознанно отметил тонкие бледные пальцы, лежащие на подлокотниках, фривольный домашний пеньюар, темные волосы, собранные в аккуратном «беспорядке». Анриета всегда создавала тщательно продуманную небрежность в своем образе.

– Знаю, – кивнул я в ответ, – за это я тебя и ценю.

Хозяйка борделя широко улыбнулась и откинулась назад, вольготно устраиваясь в кресле.

– Раз ценишь, расскажи, – потребовала она.

Я рассказал все, как есть. Брюнетка слушала меня внимательно, не перебивая, её тонкие брови то взлетали вверх, то сходились на переносице, но она молчала до тех пор, пока я не закончил свое повествование.

– Любишь, – только и сказала она.

– Люблю.

– И что ты собираешься делать?

– А что я могу сделать? – буркнул я раздраженно. – Он теперь не подпускает меня к себе, недавно чуть яйца не отшиб напрочь.

Анриета рассмеялась своим лающим смехом, который всегда рушил иллюзию «мягкой, сладкой женщины», полностью отражая её резкий и дерзкий характер.

– Дурак! – заключила она в итоге. Эта женщина никогда не отличалась корректностью. – Дерек, ну какой же ты дурак, причем с большой буквы «Д»! Мальчишка просто обижен. Неужели ты думаешь, что он решился на такой шаг просто из праздного любопытства?

– Но…

– Никаких «но»! Ты должен слегка поднажать на него, но только не так – пришел, увидел, победил, а нежностью, лаской. Прояви терпение и твой малыш оттает.

– Он такой упрямый, а я вовсе не умею быть ласковым, – возразил я, потому что действительно не знаю, как это «быть ласковым».

– Ты должен гордиться, что у него есть стержень, – Анриета встала и подошла к моему креслу. Я посмотрел на неё снизу вверх. Женщина подняла руку и провела ладонью по моей щеке, а затем взяла в плен прохладных пальцев мой подбородок. – Если ты, и вправду, любишь, то найдешь в себе нежность.

Анриета склонилась и поцеловала меня в лоб.

Я на мгновение прикрыл глаза… Иногда мне этого не хватает... Не хватает нежности…

– Если тебе нужен на сегодня мальчик, то имей в виду, Жорж теперь недоступен, – вдруг сообщила она.

Я удивленно заморгал, озадаченный этой репликой. Как я могу спать с кем-то, прикасаться к кому-то, после того, как держал в своих объятиях самое прекрасное существо на земле?!

– Нет, Анриета, – мой голос звучал резко и раздраженно, – мне не нужен мальчик.

– Я просто проверила, не сердись.

– Убедилась?

– Да-а-а, – протянула она, возвращаясь на свое место.

Старая лисица!

– А что с Жоржем? – вернулся я к чуть не ускользнувшему от меня моменту.

– С Жоржем? Да, ничего, просто появился богатенький постоянный клиент, который не хочет, чтобы его игрушку трогал кто-то еще, – хозяйка борделя пожала узкими покатыми плечами.

– Хорошо платит?

– Очень хорошо.

– А что Жорж?

– Ну-у, он и счастлив и напуган одновременно, – усмехнулась она. – Этот джентльмен пугает мальчика, а факт, что его долгое время не будут интенсивно трахать, несказанно радует.

– Чем же пугает Жоржа этот человек? Извращенец? Любит причинять боль? – мне когда-то попадались такие скоты, которые получали плотское удовлетворение, прижигая мою кожу и слушая, как она шипит.

– Нет, ничего подобного за ним пока не наблюдается. Да, ты и сам знаешь, что я своих не даю на растерзание.

Это правда, все увечия на моем теле были получены до нашей с ней встречи. Мне пришлось когда-то быстро освоить приемы владения ножом. Моим спасением был эффект неожиданности – никому и в голову не могло прийти, что такой тощий заморыш как я, может быть опасным.

– Тогда что?

– На его лице почти не отражаются эмоции, взгляд холодный, скуп на слова, – ответила мне Анриета. – А еще он заставляет Жоржа надевать дамское белье и корсет.

– Не он первый, – рассмеялся я.

Хозяйка весело хохотнула, разделив мое веселье.

– Это точно.

Джей

Я стал ненавидеть фехтование, потому что мне полтора часа приходилось находиться с Дереком нос к носу. Это все равно, что поставить передо мной любимый черешневый джем и пирог с патокой, предварительно дня два поморив голодом, и сказать: не ешь!

Мне хотелось прикасаться к нему, запутывать пальцы в красноватых спиралях, целовать яркие губы, говорить всякие сентиментальные глупости и млеть от таких же глупостей в ответ.

Ага, как бы ни так! Будет он мне говорить сентиментальные глупости, скорей ткнет лицом в подушку и снова отымеет.

На сегодняшнюю тренировку я шел с замирающим сердцем, а когда вошел в оружейный зал и услышал щелчок замка за спиной, сердце рухнуло в живот, а потом кузнечиком подскочило к горлу.

– Джей…– тихий, гипнотический голос донесся от двери.

Что-то подсказывало мне, что именно урока фехтования сегодня не будет.

Я боялся повернуться к нему лицом, потому что был совершенно не готов дать ему отпор. Я истосковался по этому невозможному падшему ангелу, по его грубым, настойчивым ласкам, и если мой ирландец сейчас будет слишком убедительным, то я с позором сдам свои позиции.

Шаги за спиной…

Сердце билось так сильно, что от притока крови к вискам, я почти ничего не видел, а может это от того, что мне приходилось прислушиваться к происходящему позади меня. Широкие ладони легли мне на плечи, такие горячие, что я даже сквозь ткань блузки чувствовал их тепло. Пожалуйста, не надо… Я не смогу проигнорировать его ласки.

Дерек провел руками по моим, потом положил ладони на талию, скользнул вперед на живот и прижал меня спиной к своей груди. Я напрягся.

– Чего ты хочешь? – мой голос был хриплым и дрожащим, выдавая волнение.

– Скажи, что ты чувствуешь ко мне?

Мое сердце сделало просто невероятный скачок, такой, что у меня подкосились коленки.

– С какой стати я должен тебе что-то говорить? – я пытался скрыть свое смущение под возмущенными нотками.

Дерек развернул меня к себе лицом и склонился надо мной.

– Скажи, здесь и сейчас, что ничего ко мне не чувствуешь, – попросил он все так же тихо, а в глазах на миг промелькнула тревога.

Я сглотнул пересохшим горлом и продолжил молча смотреть на него.

– Скажи, – прошептал мой рыжий ангел мне в губы.

Я сделал слабую попытку отстраниться, уперев ему в грудь ладони. Но мой протест смели горячим поцелуем. Любимые черешневые губы ласкали мои собственные нежно и осторожно, язык дразнил рот, робко проникая внутрь и сразу же исчезая. Когда он ускользнул от меня в очередной раз, то я не выдержал и потянулся за ним с тихим стоном. Услышав это, Дерек обхватил мое лицо ладонями, прожигая меня полубезумным взглядом.