Текст книги "По расчету (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 13 страниц)

Из беседки Теобальд вынес жениха на руках, и омега улыбался, обнимая его за шею и прислонившись лбом к его виску.

Когда они вернулись в поместье, их уже ждал с роскошным ужином счастливо улыбавшийся Картер, который был заранее уверен в том, что всё пройдёт наилучшим образом.

========== Глава 2. Старые знакомые ==========

Карета мчалась по гладкой, умытой дождями дороге. Чёрные породистые кони, впряжённые цугом, споро перебирали копытами, подгоняемые хлыстом кучера. В карете сидели Картер и Чарли, одетые на выезд и весёлые. Они направлялись к Норберту Аддерли с визитом и просьбой Теобальда переехать в его поместье.

Всем – и Теобальду, и Картеру, и Чарльзу – было немного совестно за то, что добрый старик, устроивший счастье герцога, был забыт и оставлен. Даже добрый Чарли, сбитый с толку собственной помолвкой, тайной любовью Картера, вестью о приезде графа Уильяма, вспоминал о дедушке Норберте только вечерами, лёжа в одиночестве в постели. Он думал о предстоящем браке, и невольно вспоминался тот, кто устроил этот брак. И тогда Чарли горячо молился за «дедушку». Однако об этих мыслях и молитвах старик узнать не мог, и со стороны герцога и его жениха отсутствие весточки казалось забвением.

Чутким сердцем Чарли чувствовал, что старику тоскливо и одиноко, а Теобальд не только поддержал его с идеей визита, но и попросил передать Аддерли предложение оставить свой дом и переселиться в поместье.

Герцогская карета летела, взметая за собой столбы пыли, послушная руке кучера, того самого молодого парня в дорогой одежде, но с деревенским простодушием на лице, который увозил Чарли в поместье жениха. Однако в этот день на его лице не было того милого, простого выражения – он был подавлен и зол, и неосознанно хлестал коней так, что они мчались чересчур быстро. Его муж, на днях разрешившийся от бремени, слёг с горячкой – и даже врач не мог ему помочь. Малыш родился здоровым и крепким, а вот молодой отец, судя по словам врача, имел мало шансов выжить. Никто не освобождал кучера, Джереми, от работы, и он покорно вёз господ в город, но мысли его были заняты совсем другим. Он помнил бледное, покрытое потом лицо супруга, безвольно лежащего на смятых простынях, писк младенца, суету ухаживавших за рожеником омег, запах крови и страха. Юному Гарри было всего двадцать лет, и первый ребёнок оказался для него смертельным приговором. Джереми не хотел верить в то, что омега умирает – они только недавно поженились, и вся их прошлая жизнь друг без друга казалась им далёким сном. А теперь вот Гарри был одной ногой в могиле, и выходило, что сном была их короткая счастливая семейная жизнь.

– Джереми! – из окна показалось обеспокоенное лицо Картера. – Не гони так, перевернёмся!

Кучер опомнился и натянул поводья, заставляя лошадей скакать медленнее. Мозолистые руки не чувствовали боли впивающихся в кожу ремней, и молодой альфа, хоть и придержал лошадей, почти не отвлёкся от мыслей об умирающем супруге.

– Картер, как вы думаете, его супруг выживет? – обеспокоенно спросил Чарли, хмуря брови и закусывая губу.

– Нет. Джереми, бедняге, сказали, что надежда есть, но на самом деле Гарри не жилец. Он потерял слишком много крови, он не может есть, и эта агония продлится недолго.

– Зачем же его обнадёжили зря?

– Потому, что только надежда даёт человеку сил жить. Если бы ему прямо сейчас сказали, что он, по сути, уже вдовец, у него опустились бы руки. А сейчас он взвинчен, зол, чувствует себя беспомощным – но надеется.

– Руки не опустились сейчас, но ведь опустятся. Когда Гарри всё-таки… Вы поняли.

– Не забывайте о ребёнке. Он должен поддержать его силы. Его на первое время освободят от работы – я об этом позабочусь – он будет ухаживать за ним, потом похороны, которые отнимут много физических сил. Он будет носиться с обрядами, поминками, и это отвлечёт его. Не бойтесь, Чарли, он сильный человек, он справится со своей утратой.

– Почему жизнь такая жестокая? – в голосе Чарли слышался какой-то надрыв, будто это он должен был вот-вот потерять близкого человека. – Почему умерли мои родители, такие молодые? Почему ваш брат Уильям такое чудовище, каким его описывают? Почему вы…

Он стушевался и покраснел.

– Почему я на свою голову люблю альфу и не могу быть с ним счастлив в браке? – закончил за него Картер, грустно улыбаясь. – Да, жизнь жестока. Но разве она при этом не прекрасна? Вот вы потеряли родителей. Но разве вы несчастны сейчас? Разве вы не выходите замуж за человека, которого любите всем сердцем?

– Да, я счастлив. Но это не вернёт мне моих родителей.

– Правильно. Надо всегда что-то терять, чтобы что-то найти. И жизнь никогда не бывает плоха со всех сторон. Я не могу быть счастлив в браке, но моей любви мне достаточно для счастья. А Джереми, который, конечно, будет тяжело переживать утрату, рано или поздно поймёт, что у него осталось самое ценное, что мог подарить ему супруг – его ребёнок.

– Это всё так грустно, Картер.

– У вас доброе сердечко. Только такой милый мальчик, как вы, способен переживать за судьбу своего слуги. Как же, чёрт возьми, Теобальду повезло с вами – вы будете чудесным хозяином, добрым и внимательным к слугам. Я думаю, что лучше супруга, чем вы, Тео никогда бы не нашёл. Спасибо старому Аддерли.

– Вы знакомы с ним лично?

– Да, я даже как-то раз жил у него пару недель, когда сильно разругался с отцом. Старикан принял меня как родного сына.

– Тогда вам должно быть стыдно, что вы так долго не навещали его. Он наверняка выбранит вас, – Чарли задорно глянул на Картера, – и правильно сделает.

Кучер гнал лошадей быстро, и вскоре вдалеке показались очертания Лондона, потом послышался шум большого города, и карета въехала на мощёную улицу. Чарли с удовольствием рассматривал знакомые дома и улицы, придерживая пальцами в перчатках занавеску, закрывавшую окно, глядел в простые, добрые и не очень лица, улыбался детям, которые рады были поглазеть на богатых господ. Картер только снисходительно улыбался, глядя на детское любопытство спутника, на его непосредственность, и мысленно ещё раз благодарил старого Норберта и небеса за выбор супруга для герцога.

Мистер Аддерли не ждал гостей. Он сидел в плетёном кресле-качалке перед домом, покуривал трубку и хмуро оглядывал прохожих. Завидев богатую карету, он заинтересованно присмотрелся, заметил родовой герб герцога Ратленда, и лицо его на мгновение просияло улыбкой, но он сразу приложил усилия, чтобы выглядеть спокойным. Он ждал самого герцога, но лицо его просияло снова, когда он увидел хорошенькую головку Чарли, высовывающуюся из окна.

Юноша, не дождавшись момента, когда карета остановится, выскочил на ходу, запнулся, но быстро вернул себе равновесие, и побежал к дедушке. Тот встал с кресла, уронив на землю клетчатый мягкий плед, и протянул руки навстречу мальчику.

Чарли обнял его крепко, счастливо улыбаясь, а старик незаметно смахнул набежавшую слезу. Из кареты показался Картер, и Аддерли посмотрел на него со смесью любви и насмешки. Несколько лет назад он приютил герцогского брата, и они были в хороших отношениях, но всегда не упускали случая пустить друг другу шпильку.

– Что, дармоед, явился навестить? – делано сердито вопросил старик, улыбаясь одними глазами.

Картер подошёл к нему и уважительно пожал его протянутую руку, чуть склонив голову.

– Рад видеть вас в полном здравии, мистер Аддерли. Приятно знать, что вы… – Картер озорно посмотрел на старика, – целы.

– Ты имеешь в виду сыплющийся песок, а? Наглец и шалопай.

– Да, дедушка, он такой, – Чарли держал старика за мягкую прохладную ладонь, чуть сжимая. – Пойдёмте скорее в дом, мне не терпится с вами поговорить!

В доме всё осталось по-прежнему, и на омегу нахлынули воспоминания о смерти отца, о том, как он отчаялся найти своё счастье, о том, как добрый дедушка предложил найти ему жениха. Душе было спокойно и уютно в этом небольшом доме, где он провёл, пожалуй, самые несчастные дни своей жизни.

Старик отвёл их в библиотеку – там горел огонь в камине, и можно было греть больные ноги, сидя в кресле. Картер вежливо помог Аддерли усесться в глубокое кресло, придвинул кресло и для Чарли, а сам сел между ними на стул, в своей вальяжной манере закинув ногу на ногу. Мистер Аддерли позвал слугу, заказал закуску, пока будет готовиться ужин, и на некоторое время в комнате повисла уютная, не давящая тишина. Старичок разглядывал юношу слезящимися глазами, Чарли смотрел на него с такой же нежностью, а Картер усмехался добродушно, переводя взгляд с одного на другого.

– Ты так изменился, мой мальчик, – произнёс Аддерли дрожащим голосом. – Уезжая отсюда ты был похож на вдовца – а теперь посмотри на себя! Такой красавец, настоящий герцог! Я знал, что Теобальд сделает тебя счастливым.

Щёки Чарли вспыхнули, и старик ещё раз убедился, что не ошибся.

– Да, достойнее кандидата и быть не могло, – удовлетворённо произнёс старик.

– Теобальд тоже не нашёл бы никого, кто смог бы соперничать с Чарльзом, – со знанием дела ввернул Картер. – Чудеснее омеги я в жизни не видел.

– А ты придержи язык, молодой человек, – категорично возразил Аддерли, строго глядя на молодого мужичну, приходившегося ему внучатым племянником. – Не твой жених, нечего оценивать. Ты бы лучше сам женился, вот и перестал бы на чужих женихов засматриваться.

– Я уже говорил вам, мистер Аддерли, как я отношусь к браку. Я занимаю слишком важную должность при брате, чтобы иметь время на семью и тем более детей, – голос Картера был холоден, как лёд. Чарли почувствовал, что затронута нежелательная тема, и поспешил перевести разговор в другое русло.

– Дедушка, я приехал к вам с просьбой. Мой жених хотел бы, чтобы вы переехали жить в его поместье. Вам будет предоставлено целое крыло замка – вы можете взять всех своих слуг, всю библиотеку, всех ваших лошадей, всё, что угодно.

– Переехать навсегда?

– Да, – Чарли улыбнулся. – Я люблю вас, кроме Теобальда и Картера вы – единственный близкий для меня человек, и мне бы очень хотелось жить с вами под одной крышей, вместе проводить время, как месяц назад. Вы согласны?

– Мне очень приятно, дорогой, что ты хочешь моего присутствия в твоей жизни, но мне нужно подумать, прежде чем что-то решить. Я стар, и в моём возрасте такой переезд, полное изменение уклада жизни – тяжёлый труд. Я должен всё взвесить.

– Конечно, я понимаю, – Чарли взял его большие руки с узловатыми суставами в свои и ласково поглядел ему в глаза. – Я понимаю, как это трудно, но ведь собирать вещи будут слуги, и Тео, я уверен, пришлёт ещё слуг, если надо.

Старик отметил то, что Чарли называет Теобальда сокращённым именем, и это многое ему сказало: формальная помолвка, решённая изначально, стала настоящими чувствами.

– И я сам приеду помогать, если будет нужно, – всё не унимался омега.

– Хорошо, мальчик мой, я подумаю, – Аддерли погладил нежную юношескую ладонь, доверчиво лежащую в его, старческой, покорёженной возрастом.

В эту минуту в комнату вошёл пожилой омега с подносом в руках, и Чарли узнал старого Берта, своего слугу, с которым расстался месяц назад, уезжая из Лондона. Берт тоже узнал его, и на их лицах блеснула одинаковая радостная улыбка.

– Мистер Чарльз, вы здесь! Как вы похорошели, и щёчки стали румяные!

Чарли встал навстречу старичку и, забрав у него поднос и поставив на стол, крепко обнял его.

– О, Берт, как я рад тебя видеть! Надеюсь, скоро мы снова будем вместе!

– Как это, мистер Чарльз? Вы что, возвращаетесь? А как же помолвка?

– Нет, я не возвращаюсь, но надеюсь, что мистер Аддерли согласится переехать в поместье моего жениха, и тебя возьмёт с собой. Я так скучал…

Берт оказался вовлечён в общий разговор: Чарли усадил его на своё кресло, сам разлил всем чай, поправил плед на ногах «дедушки». Объяснив Берту поподробнее суть просьбы Теобальда, юный омега приобрёл в лице слуги верного союзника, готового убеждать мистера Аддерли переехать всеми силами. Чарли, привыкший в родном доме к общению со слугами, как с равными себе, говорил и никак не мог наговориться с добрым старичком, который когда-то носил его на руках. Виктор, слуга, предоставленный Теобальдом, вёл себя дружелюбно и уважительно, но никакой душевной теплоты в нём не было. Он любил Чарли как доброго хозяина, но не пытался по-человечески с ним сблизиться, а юному жениху герцога как раз не хватало друга омеги. Получалось, что в огромном доме герцога к Чарльзу относились как к родному человеку только сам Теобальд и Картер, а слуги намеренно держали дистанцию. Старый Берт был совсем другое дело – в таких маленьких, небогатых поместьях, в каком Чарли провёл детство, хозяин дома и слуга были близки друг другу, часто делили трапезы, часто занимались делами вместе. Чарли помнил, как они втроём с Бертом и отцом вместе занимались шитьём, которое потом шло на продажу.

В поместье Теобальда, кстати, Чарли не хватало этого совместного труда: он привык к тому, что на жизнь надо зарабатывать, а в имении герцога эта необходимость отпала. Вышивать в одиночестве было грустно и тоскливо, а Виктор, занятый делами, не спешил составить ему компанию.

Чарли, разговаривая с Бертом, только в этот момент остро ощутил, что ему не хватает омеги рядом. Не важно – друга, слуги, старшего или ровесника. Просто хотелось поговорить о вещах, которые Картеру, при всей его преданной и горячей дружбе, слушать было бы неинтересно. Юноша, не сведущий ничего в свадебных традициях, понятия не имел, что омега может вышивать подарки для жениха – кошелёк, подушку или что-то ещё из бытовых мелочей. Поскольку речь о приданом не велась (по причине его абсолютного отсутствия), и не было старшего омеги, который подсказал бы, чем положено заниматься жениху омеге перед свадьбой, Чарли и знать не знал о том, что на свадьбу Теобальду надо будет что-то подарить.

К счастью, ему вовремя встретился Берт. Чарли пожаловался, что ему бывает одиноко и скучно, а руки требуют работы, и старичок аж всплеснул руками.

– Вы что же, ничего не вышиваете?

– Нет, это значит сидеть одному. Помнишь, как мы вышивали с отцом? Кто-то читал вслух книгу, либо мы все пели, либо рассказывали что-то или просто разговаривали. А вышивать в одиночестве грустно. Сразу отца вспоминаю, а поговорить о нём не с кем.

– Но мистер Чарльз, вы ведь должны сделать подарок для жениха.

– Ты имеешь в виду вышить? Я могу, но что?

– Портсигар, кошелёк, подушка, постельное бельё – а с вашими золотыми ручками можно и рубаху расшить.

– Хорошо, я возьмусь за работу. Но мне будет очень одиноко.

– Вам нужен компаньон. Попросите жениха, чтобы он предоставил вам молодого омегу, либо кого-то из слуг, либо пригласил молодого аристократа – и он будет составлять вам компанию на прогулках, за вышиванием. Вам будет веселее.

Картер хохотнул.

– Тео осёл! Надо же было сразу так и сделать! Бедный Чарли, представить сложно, как вам бывает грустно и одиноко! Я поговорю с братом, и он займётся этим.

Разговор снова вернулся к переезду мистера Аддерли в поместье герцога. Дедушка Норберт, обладавший чуткостью старого человека, видел, что Чарли влюблён в Теобальда, но ему не хватает внимания, причём и со стороны жениха тоже. Мысленно старик решил, что переедет в поместье герцога, чтобы мальчику было не так одиноко. Да и всё равно, подумал он, надо будет ехать на свадьбу, а потом наверняка придётся погостить пару недель – так что лучше уж будет принять предложение герцога сразу.

Чарли и Картер пробыли у старика до позднего вечера и решили остаться ночевать. Омега лёг в «своей» комнате – той самой, где жил месяц назад, где умер его отец, с которой было связано столько воспоминаний. Атмосфера этой комнаты так давила, что юноша не мог заснуть почти всю ночь, много думал, вспоминал свою прошлую жизнь, даже плакал. Картер же допоздна беседовал с мистером Аддерли, и лёг под самое утро. Бессонная ночь сказалась всем – и старик, и молодые люди проснулись уже далеко за полдень.

И только один человек в доме не сомкнул глаз ни на секунду – это был Джереми, кучер герцога. Все мысли его были заняты умирающим супругом, которого он вынужден был оставить по долгу службы одного, пусть и ненадолго. Целую ночь он просидел на приготовленной ему в людской постели, теребя в руках свою фуражку, сосредоточенно уставившись в темноту. Он пытался отвлечься от свалившегося на него горя – рассматривал едва видные во мраке очертания комнаты, слушал размеренное дыхание слуг, несколько раз вышел в конюшню, чтобы проверить, как там лошади, а заодно подышать свежим воздухом. Сон не шёл. Успокоения не было.

Когда наступило утро и солнце начало подниматься из-за горизонта, Джереми на мгновение почувствовал облегчение – сейчас господа проснутся, и все поедут домой. И он поедет. И он успеет застать мужа живым. Джереми был отнюдь не дурак, и знал, что никакой надежды нет. Врач сказал ему обратное, но достаточно было посмотреть на безвольное тело, не имеющее сил пошевелиться, как сразу становилось ясно – Гарри умрёт, что бы врач ни говорил. Джереми никогда не испытывал палящей страсти к супругу, да и поженились они совсем не давно. Но между ними были нежные, дружеские, очень доверительные отношения, трогательная привязанность молодых влюблённых. Это нельзя было назвать сильным чувством, но этого было достаточно для надёжного, крепкого брака. И теперь, когда Гарри умирал, Джереми особо остро почувствовал свою любовь к нему. Было больно и душно, так душно, что хотелось драть на себе рубашку, которая будто стягивала грудь и не давала лёгким сделать полный вздох.

Шли минуты. Слуги давно встали и наводили порядок, а господа всё спали и спали. Джереми изнемогал, метался из дома в конюшню и обратно, отказался от завтрака. Ему казалось чудовищным то безразличие, которое проявляли к нему и его горю хозяева. Они прекрасно знали, что он вот-вот потеряет мужа, что Гарри близок к смерти, и это не мешало им заставить ехать в Лондон именно его. Ему не позволили остаться при муже. И теперь, когда ему так не терпится в поместье, чтобы увидать мужа, может быть, в последний раз, они сладко спят. Это было жестоко, несправедливо, но какой-то стороной разума он понимал, что они всё сделали правильно. По крайней мере, правильно, что взяли его с собой. Мужу он помочь не может, только будет мешать тем, кто ухаживает за ним и облегчает его страдания. Ухаживать за ребёнком он не может тем более, потому что совершенно не знает, что надо делать. Да и вчера, хоть он и думал много о своей близкой утрате, он всё же был занят, и мысли не так глодали его, как если бы он был в поместье, но его не пускали бы в комнату умиравшего.

Однако теперь медлить было нельзя. Он извёлся за ночь, кожа вокруг глаз потемнела, а на лице застыло одно скорбно-нервозное выражение. Он не мог больше ждать.

Он решился на совершенно неслыханную вещь – пробраться в комнату хозяина и попросить отпустить его. Можно было бы попросить у герцогского секретаря – проникновение слуги в спальню альфы было бы не так неловко, но Картер, не знавший, что такое любовь, мог и отказать. Джереми был не в курсе тайного романа Картера, поэтому не мог даже предположить, что секретарь поймёт хоть сотую долю своих чувств.

А это значило, что пойти с просьбой придётся к мистеру Чарльзу, придётся войти в комнату спящего омеги. Возможно, это будет стоить ему должности, но рискнуть стоит. Джереми, видевший вчера юного жениха герцога всего второй раз, не имел понятия ни о его характере, ни о его добром сердце. Он опасался, что юный хозяин будет в гневе, и не только не отпустит его домой, но и попросит герцога выгнать его – за наглость. Ещё и надумает себе чего-нибудь низкого и постыдного, кто уж его знает. Однако надежда на то, что влюблённый омега лучше поймёт его чувства, была.

Душа замирала и готова была провалиться в пятки, когда Джереми крался к комнате Чарльза. Осторожно постучав один раз, кучер не получил никакого ответа. Постучав громче, Джереми услышал шорох и тихое удивлённое «Кто там».

– Это я, мистер Чарльз, Джереми. Ваш кучер.

Несколько секунд Чарли ошеломлённо молчал, не зная, зачем чужому альфе, слуге, он понадобился утром, да ещё и, видимо, срочно.

– Ты хочешь войти? Постой, я надену халат. – Несколько секунд в комнате слышались шаги, а потом раздалось: – Заходи.

Джереми вошёл в комнату, освещённую полуденным солнцем. Чарли в белоснежном кружевном халате, с распущенными и растрёпанными волосами, был прекрасен, но Джереми не было дела до чужого омеги.

– Мистер Чарльз, я… – он запнулся. – Я хотел попросить вас. Мой муж умирает, я знаю. Он тяжело болен и не сможет поправиться. Я хотел попросить разрешения уехать прямо сейчас. Верхом. Я могу взять лошадь мистера Аддерли, а вас в карете отвезёт здешний кучер. Можно?

Чарли охнул и закрыл губы руками.

– Ах, Джереми, прости! Я ведь даже не подумал, оставаясь здесь на ночь… Это так ужасно с моей стороны, я должен был отправить тебя домой ещё вчера… Извини меня. Конечно, бери лошадь дедушки, я скажу ему. Дома передай, что я разрешил тебе уехать.

Джереми, всё время смущённо смотревший на собственные ноги, робко подошёл к юноше и, взяв его непривычно мягкую ладонь, поцеловал.

– Спасибо вам.

***

Чарли и Картер уехали вскоре после Джереми – они только позавтракали и попрощались со старичком. Мистер Аддерли сказал, что согласен поселиться в замке Теобальда, но только не раньше того, как уедет Уильям. Договорились о том, что как только Уильям начнёт собираться домой, из поместья прибудет человек с запиской, а через день после отъезда графа в дом Аддерли прибудет карета Теобальда и слуги, которые будут помогать собирать вещи.

Попрощавшись с дедушкой Норбертом и слугами, молодые люди сели на козлы – они решили не брать кучера, и Картер, вооружившись хлыстом, предложил и Чарльзу ехать рядом.

Ехали быстро – Чарли хотел поскорее добраться до дома и помочь, если будет нужно, ухаживать за умирающим Гарри. Картер гнал лошадей безо всякой жалости, и четвёрка неслась, взметая за собой клубы пыли. Становилось жарко, песок оседал на лицо, попадал в глаза и рот, Чарли прикрывал лицо платочком, но это мало помогало. Однако было весело. Что-то было в этой удалой езде, в опасности, в ветре, бьющем прямо в лицо. На лице Картера, обычно спокойном и немного насмешливом, отразилась страсть и даже злость или жестокость. Сильные руки были напряжены, поводья впивались в ладони до крови, и он иногда скалился, когда лошади начинали выходить из-под его контроля.

Они оба смеялись. В этой поездке было нечто безумное, дикое, необузданное, что-то похожее на древние гонки на колесницах, когда человек либо выигрывал, либо погибал или калечился. Чарли ощущал подобное впервые: вообще, это были чувства, недостойные омеги. Ему было весело, ему казалось, что всё можно, что нет никаких запретов, и наплевать, что одежда уже испачкалась, а лицо покрылось пылью, наплевать, что лошади взмылены, наплевать, что есть опасность упасть и разбиться насмерть. Двое молодых людей вихрем неслись по предместьям Лондона, распугивая прохожих и загоняя лошадей.

Им удалось проделать путь от Лондона до поместья Теобальда ещё вдвое быстрее, чем вчера, когда лошадьми правил Джереми. Их встретили конюхи, и, сходя с козел, Чарли вдруг устыдился своего дикарского веселья, своего грязного лица и испачканной одежды. Опьянение свободой прошло, и осталось какое-то чувство, что произошедшее было неправильно и стыдно. Он вёл себя не как будущий герцог, а как мальчишка или разбойник с большой дороги, который наслаждается вседозволенностью.

Картер, казалось, неловкости не ощущал. Он помог Чарли сойти на землю, придерживая его за локоть, велел отвести на конюшню, накормить и расседлать лошадей, а сам направился к брату – доложить о согласии мистера Аддерли переехать в их поместье.

Чарли, надев шляпку и опустив вуаль, чтобы не было видно лица, быстро добрался до своей комнаты и велел Виктору набрать ванну. Прежде чем ухаживать за больным, надо было помыться.

Приведя себя в порядок, Чарли первым делом пошёл в кабинет Теобальда. Герцог сидел в кресле за столом с книгой в руках. Его рубаха была расстёгнута около шеи, сюртук снят, и он выглядел немного уставшим. Чарли тихонько скользнул в приоткрытую дверь, и Теобальд, подняв голову и узнав юношу, тепло ему улыбнулся.

– Ну, как съездили? Как поживает дед? Всё хорошо?

Чарли подошёл ближе и растерянно огляделся, ища глазами стул, на который можно было бы сесть. Стул был – с другой стороны стола, и его надо было тащить поближе к Тео, чтобы быть рядом. Теобальд похлопал себя по колену, приглашая, и Чарли, вспыхнув, сел, потупив глаза. Теобальд приобнял его, притянул к себе и поцеловал в мягкую щёку, касаясь лицом душистых распущенных кудрей.

– Всё хорошо, только дедушка немного болеет – ноги мучают. Он сказал, что приедет жить к нам, когда ваш брат уедет.

– Да, правильно, не надо им встречаться.

– Почему? – Чарли показалось, что тут есть какая-то история, связанная с дедушкой Норбертом и графом.

– Потому что Аддерли – человек старой закалки. Он всегда говорит, что думает. А о Уильяме ему есть что сказать, это может кончиться плохо.

– Картер тоже всегда очень прямолинеен. Это не опасно?

– Опасно, – согласился Теобальд. – Но за него нечего переживать, он не из пугливых. Надо будет драться – подерётся. Надо будет постоять за себя – постоит. А Аддерли, хоть и смел, не сомневаюсь, слишком стар, чтобы дать отпор такому альфе, как Уильям.

Чарли, сидя на коленях у жениха и доверчиво прислонившись к его груди, думал о том, что Картер, чудесный Картер, будет драться вовсе не за себя, а за Теобальда. Именно для этого он остался в поместье – чтобы защитить брата, если будет нужно.

– Чарли, вы будете заняты сейчас?

– Да, я хотел помочь ухаживать за родившим омегой, супругом Джереми. Вы знаете, что я отпустил его сегодня?

– Да, Картер мне рассказал. Вы хорошо сделали – Гарри в критическом состоянии, врач говорит, не протянет до утра. Идите к нему, мой добрый мальчик. То, что вы хотите сделать, не просто хороший поступок – этим вы завоюете отношение слуг. Мало кто из таких знатных господ, как вы, готовы стать сиделкой для мужа кучера. Вы будете чудесным хозяином моего дома, чудесным мужем и потрясающим отцом наших детей.

– Я люблю вас, – шепнул Чарли и застенчиво чмокнул альфу в уголок губ.

– Люблю вас, – эхом отозвался Теобальд, по-отечески погладив распущенные густые волосы. – Встретимся за ужином.

***

Врачи оказались правы – Гарри, совсем ещё юный омега, выглядел так, что сразу было ясно: надежды нет. Он неподвижно лежал на кровати, безвольно протянув руки вдоль тела, и едва-едва дышал. Он был так бледен, что невнимательному наблюдателю показалось бы, что он уже мёртв, и только слабое дыхание и трепещущие ресницы выдавали теплившуюся в нём жизнь. При виде его, на глаза Чарли навернулись слёзы. Слуги притихли, не понимая, зачем господин явился к смертному одру одного из десятков своих подчинённых.

Чарли был одет очень просто и по-домашнему – чёрные брюки и серая рубашка. Волосы, небрежно забранные в большой пучок, были ещё влажными после ванны. Он окинул взглядом комнату, в которой лежал больной, велел открыть окна, чтобы проветрить её, убрать шторы, чтобы везде было светло.

В открытые окна полился солнечный свет и аромат сирени, росшей прямо под окном. Больной шевельнулся и вдохнул глубже, даже приоткрыл глаза. Джереми, который был тут же, кинулся к кровати и сжал слабо шевелящуюся руку. Лицо Гарри было бледно, губы запеклись кровавой коркой, кожа вокруг глаз пожелтела, скулы резко выделились, а щёки запали. Джереми с болью вглядывался в измождённое лицо, когда больной едва слышно спросил:

– С ребёнком всё… всё хорошо?

– Да, – шёпотом ответил альфа. – Он здоровый и крепкий.

– Позаботься… о нём. Джей, позаботься… И женись второй раз… Малышу нужен отец. Пообещай… мне…

Из глаз Джереми скатилось по слезинке, и он утёр их тыльными сторонами ладоней, а потом снова взял мужа за руку.

– Обещаю… Не хочу, но обещаю…

Гарри замолк, обессиленный разговором. Потом снова приоткрыл глаза, начал бессмысленно шарить по кровати руками, будто ища что-то.

– Дайте ему малыша, – догадался Чарли.

Старый омега, ухаживавший за больным, вышел в соседнюю комнату и вернулся с небольшим свёртком простыней, в котором шевелился маленький человечек. У Гарри не было сил протянуть руки к сыну, и Джереми, взяв кроху на руки, осторожно поднёс к мужу и положил на его грудь. Гарри заплакал, прижимаясь щекой к головке младенца, едва покрытой первым пушком. Джереми хотелось отвернуться и не видеть этих слёз юноши, который не хотел умирать, но он нашёл в себе силы не отвернуться. Гарри перестал плакать, с трудом повернул голову и поцеловал малыша.

Ребёнка унесли, и Чарли, отпустив всех ухаживающих, остался в комнате наедине с Гарри и Джереми. Альфа сидел, понурившись, держа мужа за руку, не в силах оторвать взгляд от его лица.

– Джереми, будь добр, принеси мне кувшин с водой, стакан, тазик и несколько чистых лоскутков ткани.

Мужчина покорно вышел, а Чарли сел рядом с больным на кровать, чуть откинул одеяло, расстегнул на нём рубашку, обнажая худую грудь с выступающими рёбрами и острыми ключицами. Больной, казалось, не узнавал его – да и с чего бы, ведь они виделись первый раз. Но, присмотревшись, Гарри тихо произнёс.

– Вы добрый господин. Никто бы не пришёл в комнату умирающего холопа. Это много значит. Спасибо.

Чарли ласково, как ребёнка, погладил его по голове и запавшей щеке.

– Тише-тише, тебе не надо так много говорить. Вот так, отдыхай. Сейчас я немножко освежу тебя, и станет легче. Вон уже Джереми идёт с чистой водой. Хочешь пить?

Гарри кивнул, Джереми приподнял его голову, а Чарли, налив в стакан холодной воды, осторожно напоил его, следя за тем, чтобы холодная вода не стекла по подбородку, не проливалась мимо.

Больной, напившись, обессиленно обмяк, и его муж бережно опустил его обратно на подушку. Чарльз налил воды в маленький тазик, смочил в нём белую тряпочку и провёл по вспотевшему лбу Гарри.

***

Чарльз просидел у постели Гарри до самого конца. Джереми был тут же: помогал, менял воду, приподнимал мужа на кровати, когда было надо. Гарри умер в пятом часу утра, в бреду, не приходя в сознание.

Когда он выдохнул в последний раз, в комнате повисла гробовая тишина. Чарли сидел, глядя на бледное лицо человека, который был жив ещё минуту назад, и думал о том, как, и правда, несправедлива жизнь. Гарри было всего двадцать два, и он мог бы прожить долгую жизнь. Но теперь его зароют в землю в деревянном ящике, и он, молодой хорошенький мальчик, никогда не будет растить сына, не увидит внуков, никогда не… Никогда – страшное слово.