Текст книги "По расчету (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Герцог так задумался, что, подходя к покоям жениха, погружённый в себя, не глядя по сторонам, налетел на кого-то в коридоре и чуть не сбил его с ног. Успев ухватить незнакомца за плечи, чтобы тот не упал, Теобальд узнал Доминика, который помертвел от ужаса и готов был заплакать.

– О Боже, сэр, простите меня ради всего святого, я не хотел… Прошу вас, простите меня…

– Это вы меня простите, я так задумался, что совсем не видел, куда иду. Вы Доминик?

Мальчик кивнул. Кровь в его жилах похолодела – он сперва решил, что наткнулся на своего хозяина, а теперь, узнав, что это его старший брат, он испугался ещё больше, думая, что пороки младшего близнеца в старшем развиты ещё сильнее.

– Герцог… Простите меня, я принял вас за вашего брата, – голос омеги дрожал. – Прошу вас извинить мою неловкость…

– Я же сказал вам, любезный, это мне стоит извиниться. Я не сделал вам больно?

Доминик, никогда не видевший знатных господ, кроме графа Ратленда, вежливость принял за проявление внимания и с горечью подумал о том, что его милый господин Чарли, который так доверяет своему жениху, не имеет понятия о его любезностях со слугами.

– Что же, если я вас не зашиб, идёмте обратно в комнату. Чарли у себя? – продолжал герцог, у которого не было и в мыслях оказывать Доминику знаки подобного внимания.

– Д-да, господин отдыхает. Мне следует идти с вами? – Доминик неосознанно ёжился и втягивал голову в плечи.

– Да, идёмте, – Теобальд направился к покоям юного жениха вместе с Домиником. – Чарли сказал вам, чтобы вы перебирались в крыло для прислуги? Там граф не станет вас искать. Это только на ближайшие два дня, а дальше вы вместе с Чарли переселитесь в комнату близ моей, чтобы вам не было страшно. Доминик, я клянусь вам своей честью, что мой брат больше никогда вас не тронет. С сегодняшнего дня я беру вас под защиту. Вы теперь компаньон моего жениха, и моя задача – обеспечивать вашу безопасность. Не бойтесь больше ничего, все ваши беды позади. Вы останетесь в моём замке, вы будете обучаться для того, чтобы стать воспитателем наших с Чарли детей, и, когда придёт срок, выйдете замуж с приданым. Я сам позабочусь об этом. Однако если вы сами выберете себе жениха, я не буду выступать против этого и устрою ваш брак.

Доминик слушал герцога, удивлённо распахнув глаза, не смея верить, что его слова – правда.

– Мой господин, неужели вы, и правда, хотите избавить меня от страданий? Неужели, и правда, защитите меня от графа? О, если это так, вы ангел, спустившийся с небес, чтобы прекратить мой позорный путь…

– Вы ещё совсем дитя, Доминик. Сколько вам лет?

– Семнадцать.

– А мне тридцать пять. Вы годитесь мне в дети. И я буду защищать вас, потому что я знаю, каков мой брат, и я не допущу, чтобы он издевался над несчастным мальчиком, как вы. Забудьте о своих горестях – они окончены.

Доминик впервые за долгое время почувствовал, как гора свалилась с его плеч, и на душе стало легко и светло, и оттого почему-то полились слёзы по щекам. Мальчик, не в силах справиться с дрожью в коленях, чуть не упал, но герцог вовремя успел поддержать его, и теперь в его прикосновении Доминик не увидел никакого гнусного подтекста.

Они вместе вошли в комнату, где на диване спал Чарли, утомлённый слезами, и Теобальд, склонившись над ним, бережно провёл рукой по его расплетённым волосам. Доминик улыбнулся, увидев, с какой нежностью герцог относится к своему юному жениху. Чарли приоткрыл глаза и, увидев Теобальда, улыбнулся.

– Уже пора? Который час?

– Два часа ночи. Гости разъехались, пора спать. Идёмте.

Чарли поднялся, накинул кружевной халатик поверх сорочки и двинулся вслед за Теобальдом. Доминик шёл с ними, но у лестницы свернул, тепло попрощавшись с Чарли. Зная, что никто их не увидит, герцог бережно поднял Чарли на руки и, донеся до спальни, осторожно уложил в постель. Юноша был смущён, как и в ночь, когда впервые прибежал к жениху. Однако у него всё же хватило смелости придвинуться поближе и положить голову на плечо. Теобальд, уже заснувший, не открывая глаз улыбнулся и чмокнул юношу в душисто пахнущую макушку.

Проснувшись наутро, Чарли обнаружил букет белых роз**, стоящий на тумбочке, а при розах была записка. Развернув бумагу, сложенную вдвое, Чарли прочёл строки, написанные каллиграфическим почерком:

«Доброе утро, мой дорогой Чарли! Надеюсь, Вам спалось хорошо. Прошу прощения, но я не могу составить Вам компанию за завтраком. Однако спешу Вас обрадовать: этого не сможет также и мой брат, так что кроме Картера и Вас за столом не будет никого, и Вам не придётся видеться с Уильямом. Т.»

* – Восстание в Индии, бывшей Британской колонией, 10 мая 1857 года.

** – В Викторианской Англии существовал так называемый “Язык цветов”. Каждый цветок обозначал определённое чувство – вину, преданность, страсть. Белая роза – символ чистой, возвышенной, платонической любви.

Комментарий к Глава 4. Первый бал

https://vk.com/public82539217

========== Глава 5. Последняя капля ==========

С бальной ночи прошло две недели, и всё это время Доминик трудился, не покладая рук.

Вместе со своим юным добрым господином он перебрался в комнату, что находилась рядом со спальней герцога и, просыпаясь по утрам, занимался чтением и письмом. Чарли сам преподавал ему азы каллиграфии и французского языка. Эти уроки были отрадой для обоих – Чарли истосковался по обществу своего ровесника, да ещё и омеги, а Доминик впервые за долгое время проводил время с человеком, который был сердечно к нему привязан и не имел никаких корыстных целей. Из юного Чарльза вышел прекрасный терпеливый учитель, и Доминику было легко и приятно учиться. Занимаясь чтением, юноши пили чай с вишнёвым вареньем и свежевыпеченным белым хлебом, прерывались на весёлые разговоры и шутки. Так проходило время от утреннего чая до завтрака. После завтрака оба юноши отправлялись к Джереми, чтобы ухаживать за крошкой Эдмундом, и чуткий Чарли намного раньше Доминика рассмотрел и понял искру, сверкнувшую между двумя молодыми людьми. Джереми всё ещё скорбел по супругу, но очаровательный огненно-рыжий омега, так нежно заботившийся о его ребёнке, юный и чистый душой, но с отпечатком невзгод и скорби на лице, вызывал восхищение и привязанность. Ни Джереми, ни Доминик ничего не замечали, но, как известно, подобное в последнюю очередь замечают сами влюблённые.

Чарли смотрел на двух робких молодых людей с умилением и глубоким пониманием их зарождающихся чувств. Так влюблённый легко понимает влюблённого. Юноше была чужда манера выражать привязанность к младшим друзьям стремлением поскорее выдать их замуж, однако надежда на то, что несчастный Доминик обретёт, наконец, своё счастье, грела ему душу. Чарли ещё не знал в подробностях его истории, но то, что уже было ему известно, приводило его в ужас. Теперь, видя первые признаки симпатии между своим другом и Джереми, Чарли был спокоен.

Доминик радовался каждый раз, видя Джереми, но приписывал это доброй дружбе и состраданию к овдовевшему мужчине. Но Чарли чутко улавливал их застенчивые взгляды, бросаемые друг на друга, пока никто не видит, их смущённые улыбки и радостное волнение Доминика каждый раз, когда следовало идти ухаживать за младенцем.

Вернувшись от Джереми, омеги пили чай у себя в комнате и снова читали. Подходило время обеда, и Чарли спускался в столовую, где вынужден был делить трапезу с ненавистным Уильямом, который теперь окидывал его взглядами, даже не скрывая этого. Теобальд предложил юноше трапезничать отдельно со своим новым другом, но тот отказался.

– Я рядом с вами, – ответил он. – И мне ничто не угрожает.

– Но это вам неприятно, – заметил Теобальд.

– Это так, но спрятаться в своих покоях значило бы сдаться, а я не хочу.

– В вас заиграл азарт? – рассмеялся Теобальд, целуя изящную ручку в ажурной перчатке. – Что же, похвально, что вы его не боитесь. Однако будьте осторожны и не раззадоривайте его.

Чарли пообещал быть осторожнее.

Пока юный господин обедал, Доминик вновь садился за уроки. Он старательно писал прописи, отдельно по-английски, отдельно по-французски. Сначала перо не слушалось его, и буквы выходили кривые, некрасивые и мало похожие на образцы, написанные Чарльзом. Юный хозяин никогда не сердился – он помогал написать букву правильно, подсказывал, убеждал расстраивавшегося Доминика, что вскоре тот научится писать так, будто занимался этим всю жизнь.

И у юноши, наконец, стало получаться. Буквы были ещё кривые и неаккуратные, но уже точно можно было различить «у» от «g», «а» от «о» и «t» от «f», которые изначально казались идентичными. Доминик был счастлив. Успех окрылил его, и мальчик стал заниматься ещё больше, и вскоре неопрятные каракули сменились рядами ровных красивых букв, идеально тонких, с нажимами и красивыми завитушками, где это было необходимо. Чарли не мог нарадоваться на своего талантливого и усердного ученика, и вскоре Доминик забыл о прописях и начал переписывать целые страницы из книг, не только по-английски, но и по-французски.

– Когда-нибудь ты сможешь, читая французскую книгу, переписать её по-английски, и наоборот, – пообещал восхищённый Чарли.

Вечер юношей был целиком и полностью посвящён чтению: они с ногами забирались в два больших кресла у камина и по очереди читали популярные романы, стихи, углублялись в книги более давних времён, иногда даже читали исторические труды. Легенды о Короле Артуре были выучены ими назубок, и они шутливо обращались друг к другу «мой Король» и «мой верный Ланселот». Теобальд, чья спальня находилась за стеной, часто присоединялся к их «вечерам»: садился на диван у другой стены, потягивал горячий чай с шоколадными конфетами, слушал весёлые звонкие голоса двух мальчиков и иногда даже читал вслух сам. Юноши были потрясены его талантом, когда он продекламировал большой отрывок из «Гамлета» наизусть, когда это пришлось кстати.

– Тео, вы не говорили, что у вас такая память и огромный актёрский талант! – восхищённо защебетал Чарли, каждый день открывавший что-то новое о своём суженом.

Тео был польщён детским восхищением обоих своих подопечных.

– Я и на рояле неплохо играю, – рассмеялся он, глядя на их улыбающиеся лица. – Как-нибудь сыграю, а вы будете моей почтенной публикой. Согласны?

– Мы даже можем играть вместе! – не переставал радоваться Чарли. – Или я буду учить танцевать Доминика, а вы, Тео, будете нам аккомпанировать!

Тео лишь усмехнулся шаловливому настроению омег, которые так развеселились, что закружились по комнате в нелепой смеси вальса и деревенской пляски, оба смеющиеся, раскрасневшиеся и счастливые.

– Ну наконец-то, Чарли, вам весело, – Тео удовлетворённо улыбнулся, глядя на двух расшалившихся мальчишек. – Вам необходим был друг.

– Но у меня были вы и Картер! – удивился Чарли, продолжая невесомо кружить по комнате с Домиником.

– Вам нужен был друг омега. Теперь вы счастливы, потому как в вашей жизни присутствуют все, кто вам необходим.

– Не совсем, Тео, – Чарли остановился и печально улыбнулся жениху. – Я скучаю по дедушке Норберту и по покойным родителям.

– Идите ко мне, мой мальчик, – герцог похлопал по дивану рядом с собой. Чарли сел на указанное место, а Доминик сел на пол у его ног и взял его за руку, утешительно поглаживая. – Чарли, как это ни прискорбно, ваших родителей не вернуть. Однако не сомневайтесь, что они всегда смотрят на вас, оберегают и заботятся. А дедушку мы возьмём к себе, как только мой дорогой Уильям соизволит покинуть наш дом. Договорились? Ну, Чарли, улыбнитесь! Вы как годовалое дитя – сперва балуетесь, а потом – в слёзы. Так не годится, улыбнитесь мне!

Чарли улыбнулся, и Доминику показалось, что сквозь окно в комнату заглянул лучик солнечного света, обдавший его и Теобальда теплом. Мальчик обожал Чарли всем сердцем – своего спасителя, заступника, учителя и первого настоящего друга. Горе хозяина Доминик воспринимал, как своё собственное, был счастлив, когда радовался он. Пока даже Джереми не вызывал у него столь сильной душевной привязанности.

– Ну, молодёжь, ложитесь-ка спать, – улыбнулся герцог, поднимаясь с дивана. – А мне пора заняться делами.

– Нам тоже ещё не время ложиться, – улыбнулся Чарли. – Мы должны уложить спать Эдмунда. Теперь уже поздно, но его отец вряд ли вернулся с конюшни. Так что мы пойдём.

Теобальд поцеловал руку жениха и ласково улыбнулся Доминику, и оба юноши выпорхнули в коридор.

– Вы и ваш жених так добры ко мне, – прошептал растроганный Доминик, доверчиво беря Чарли за руку.

– Ты мой друг, Нико.

– Нико?

– Это по-французски. Ты не против, если я буду звать тебя так?

– Конечно нет, – рассмеялся Доминик. – Мы уже почти пришли. Ах, бедный малыш, он плачет!

– Идём скорее, поторопимся, – Чарли ускорил шаг, и вскоре они оказались в комнате, где спал младенец.

Споро перепеленав малыша и покормив его, юноши долго сидели рядом, держа кроху на руках, с нежностью рассматривая маленькое личико с пухлыми щеками и лёгким пушком на голове.

– Представляешь, Нико, когда-то и мы станем отцами, и у нас самих будут вот такие очаровательные человечки, накрепко связанные с нами крепчайшими узами.

– Я буду счастлив ходить за вашим малышом, – улыбнулся Доминик. – Но у меня дети вряд ли будут.

– Ты уже ставишь на себе крест? Тебе семнадцать! – Чарли тихо рассмеялся.

– А кто возьмёт меня такого? – Доминик долго и печально смотрел в глаза своему другу, и Чарли свободной рукой приобнял его за плечи.

– Есть один, – он загадочно улыбнулся.

– Вы смеётесь надо мной? – с ласковым укором взглянул на хозяина Нико.

– Ничуть, мой дорогой. Просто дай этому человеку время на то, чтобы осознать свои чувства к тебе.

– Вы о графе? – побелевшими от ужаса губами прошептал Доминик.

– Упаси Господь! Я об отце этого очаровательного малыша!

– Джереми? Да что вы, сударь, он ведь только что потерял любимого мужа…

– Умирая, Гарри завещал ему жениться во второй раз, чтобы Эдмунд вырос при отце. Джереми слишком горюет, чтобы осознать свою симпатию к тебе, но она есть. Ты ведь и сам это знаешь, но не смеешь отчего-то себе признаться в этом.

– Я… знаю, – с трудом выдавил Доминик, потупясь. – Но Джереми не знает моей истории. Он в ужасе отвернётся, если узнает.

– О, это неправда! – воскликнул Чарли. – Тот, кто любит, никогда не откажется! Никогда не отвернётся, что бы ни случилось! Джереми любит тебя, и твоя история вызовет сострадание и нежность в его душе. Не сомневайся в этом!

– Не буду, – Нико улыбнулся сквозь слёзы. – Давайте малыша, я уложу его в кроватку, и мы отправимся спать.

Доминик взял на руки спящего Эдмунда и бережно опустил в люльку, стоявшую у стены под матерчатым пологом. Глядя на беспомощное крошечное существо, мальчик нежно улыбнулся, представив, что он и правда станет отцом этого малыша и будет воспитывать его, как своего.

– Идём, – Чарли ласково взял друга за руку. – Уже пора.

Юноши вышли в коридор и молча направились в свою спальню. Оба были погружены в свои мысли: Чарли после разговора с женихом тосковал о родителях, а Доминик невольно вспомнил обо всех ужасах, что с ним произошли. Путь в спальню лежал через пустовавшее крыло, когда-то занимаемое родителями герцога и его братьев, а теперь закрытое. Глубоко задумавшись, молодые люди не сразу заметили фигуру, прислонившуюся плечом к стене. Различив в силуэте могучие плечи и волнистые волосы, оба улыбнулись.

– Мой господин, вам не стоило волноваться! Напрасно вы пошли нас встречать, – улыбнулся Доминик, растроганный тем, что Теобальд так за них беспокоится, что решил сопровождать их до спальни лично.

– Не напрасно, – ответил альфа, и оба юноши похолодели от ужаса. Прекрасная копна волос и могучие плечи принадлежали не только Теобальду.

– Граф, – дрожащим голосом ответил Чарли. – Что вы здесь делаете в такое позднее время? Уже полночь…

– Поджидаю двух очаровательных овечек там, где никто их не найдёт. Что, Доминик, ты ждал увидеть герцога? Уже и с ним спутался? – Доминик хотел возмущённо опровергнуть гнусное предположение, но тяжёлая рука вцепилась ему в волосы, и он жалобно вскрикнул. Чарли в ужасе попятился, прикидывая, лучше ли позвать на помощь Теобальда, или кого-то из слуг, однако его замешательство сослужило ему плохую службу. Ладонь Уильяма больно сжала плечо, и Чарли почти так же жалобно вскрикнул, как его друг мгновением ранее. Оба мальчика испуганно забились, пытаясь вырваться, но граф был силён, и если Чарли ещё что-то удавалось, то Доминик только сам себе делал больно.

– Ничего, мои хорошие, здесь нас никто не найдёт, – Уильям втолкнул Нико в комнату и, загородив собою проход, чтобы тот не выскользнул, удобнее перехватил Чарли, на этот раз за горло. Напрасно он списал со счётов своего бывшего слугу, который раньше почти никогда не смел сопротивляться. Доминик, видя, что его хозяину грозит опасность, со звериным рыком бросился на великана-графа, пытавшего управиться с брыкающимся Чарли. Не глядя, Уильям оттолкнул Доминика, но тот вновь набросился на него, как дикий волчонок, колотя его руками и ногами. Это уже оказалось больно, и не ожидавший подобного натиска Уильям растерялся и отпустил Чарли.

Покорный, беззвучно плачущий Доминик вызывал у него со временем всё меньше желания, и граф готов был уже вышвырнуть его на улицу, как надоевшую игрушку, но сейчас мальчик предстал перед ним в совсем ином образе. Взбешённый, с лицом, искажённым ненавистью, с растрёпанной копной рыжих кудрей, он показался графу настолько прекрасным, что тот тут же позабыл о Чарли.

Доминик испугался устремлённого на него плотоядного взгляда и попятился, но было поздно. Уильям угрожающе шагнул навстречу, протягивая руки, и мальчик увидел только, как за его спиной Чарли шепнул «Я позову на помощь» и скрылся в тёмном коридоре. Нико не сомневался ни секунды в том, что хозяин исполнит обещание, но он боялся, что помощь придёт слишком поздно. Необходимо было потянуть время, и Нико бросился опрометью в другой конец комнаты. Уильям шагнул в ту же сторону и покачнулся. Доминик от испуга не сразу заметил, что граф был пьян, как сапожник, и теперь, всмотревшись повнимательнее, с облегчением выдохнул. Убежать от человека, который едва держится на ногах было не так-то сложно. А тут всего лишь надо было покружить по комнате и дождаться помощи герцога.

Нико расхрабрился и, взяв со стола, затянутого тканью, забытую кем-то потрёпанную старую книгу, и изо всех сил запустил её в графа. Живя в деревне, Доминик был прекрасным охотником и мог тягаться с альфами в количестве добытой дичи. Попасть книгой в человека с расстояния пяти шагов не составило ему труда, и граф был уязвлён в плечо. Непристойно выругавшись, Уильям пошатнулся и вновь двинулся на Доминика, покачиваясь, как медведь, только что вышедший из спячки.

Доминик перестал бояться. По сравнению с графом он был быстр и ловок, и ему было легко уворачиваться от тянувшихся к нему рук. Пожалуй, если бы Ратленд был трезв, он поймал бы омегу безо всякого труда, но, к счастью, он был неприлично пьян.

– А ну иди сюда, грязная шлюха, – прорычал граф и, всё же, ухватил расслабившегося Доминика за плечо.

Доминик забрыкался и укусил сдавливавшую его руку. Уильям вновь выругался, но ладонь не разжал. Доминик не знал, что на пьяную голову человек способен вытерпеть в несколько раз больше боли, чем в обычном состоянии, и его укус был подобен жалу пчелы для быка, однако сильно разозлил графа. Тяжёлая рука поднялась в замах и опустилась на щёку мальчика с огромной силой. В глазах потемнело, и Доминик почувствовал, что ноги подгибаются. Уильям не замедлил воспользоваться полубессознательным состоянием мальчика и швырнул его на пол. Вновь ударившись головой, Нико потерял сознание и не видел, как в комнату влетел взбешённый Теобальд и как за ним появился Чарли.

Герцог, обуреваемый дурным предчувствием, и сам был уже на полпути к месту происшествия, когда на него наткнулся бледный и дрожащий от испуга Чарли. Узнав, что происходит, он поблагодарил небеса за то, что послушался своего, как ему сначала показалось, необоснованного страха, и бросился на помощь Доминику. Услышал Теобальд пьяные вопли брата ещё издали. Ворвавшись в комнату он увидел мальчика, распростёртого на полу и склоняющегося над ним Уильяма. Ухватив близнеца за ворот расстёгнутой рубахи, он дёрнул его назад, и граф сильно ударился спиной о стену. В это время Чарли подбежал к Доминику и, приподняв его за плечи, прижал к себе.

Уильям нелепо махал руками и бранился, как матрос в порту, и Чарли даже сквозь испуг и беспокойство за друга, отчаянно краснел от того, что слышал.

Теобальду было не до приличий, не до вызова на дуэль, как положено аристократам, и начался простой мужицкий мордобой. Точнее, это была не столько драка, сколько нелепые попытки Уильяма ударить и ловкие и точные удары Теобальда. Граф потерял сознание быстро, не столько от побоев, сколько от количества выпитого алкоголя. Герцог почти и не бил его – пары точных бросков хватило, чтобы сбить незадачливого вояку с ног.

Расправившись с братом, Теобальд подошёл к Чарли, державшему на руках Доминика, взял на руки бесчувственного юношу и, ободряюще шепнув жениху «Идём», пошёл по коридору к своей спальне и смежной с нею спальне юношей.

Уложив Доминика в постель, Теобальд отправил попавшегося по пути лакея позвать врача, а сам пошёл к Картеру. Узнав, что необходимо отнести пьяного Уильяма в спальню, Картер пришёл в восторг. Вся ненависть к старшему брату, всё злорадство выплеснулось в столь ядовитую улыбку, что Теобальд счёл нужным одёрнуть его.

– Нечего тут ухмыляться. Идём, надо управиться с ним поскорее.

Альфы нашли графа там, где Теобальд его оставил – на полу в заброшенной комнате. Мужчина спал, громко похрапывая. Лицо Картера озарила счастливая и злорадная улыбка озорного мальчишки, которому удалось напакостить своему злейшему врагу.

Однако наслаждаться зрелищем было некогда, и братья дружно подхватили спящего негодяя за руки и за ноги и, изрядно постаравшись, донесли его до его спальни. Там, небрежно уложив его на кровать, они удалились, и по пути Теобальд рассказал Картеру о причине случившейся стычки.

– Мерзавец, – выплюнул разом посерьёзневший Картер. – Как такую дрянь только земля носит? Кажется, убить эдакую дрянь – даже и не грех, а благодеяние.

– Ну-ну, не переусердствуй, – осадил его герцог. – Не забывай, что он твой брат, как и я.

– Он мне не брат, – чётко разделяя слова процедил Картер, тяжёлым взглядом буравя Теобальда. – Я ненавижу его. Ненавижу также сильно, насколько привязан к тебе. Лучше бы его вообще не было, лучше бы ты родился один, без близнеца. Всем было бы проще, и родители, может, были бы ещё живы. Он виноват во всех бедах, обрушившихся на нашу семью. Не говори мне, что он – брат. Это неправда.

Теобальд смолчал. Он знал, что Картер не признаёт плавных переходов, что для него нет серого, лишь чёрное и белое. Если любовь – то навсегда, если ненависть – то тоже до гробовой доски. И уж если кто заслужил ненависть добродушного и миролюбивого Картера, то вряд ли ему удастся заслужить прощение. А принимая во внимание мальчишескую горячность Картера, Теобальд воспринял его желание убить Уильяма вполне буквально и не на шутку испугался, как бы и в самом деле младший не натворил бед.

– Картер, я надеюсь, ты не станешь нарываться на ссоры с ним, чтобы осуществить свою человеколюбивую мечту и стереть Уильяма с лица земли?

– Не знаю, – ответил Картер, но в его неопределённых словах прозвучало вполне определённое «стану», и сердце Теобальда ухнуло куда-то в пятки.

– Опомнись, мальчишка. Чего ты хочешь добиться? Он выше и сильнее тебя. Прости, но победить его на дуэли ты не сможешь.

– Это в дуэли на шпагах. А кто сказал, что она будет на шпагах, а? Я прекрасно стреляю. Чтоб ты знал.

– Я знаю, это я научил тебя стрелять. На свою голову.

– Я смотрю, ты обеспокоен. Хорошо, я обещаю тебе, что не стану вызывать его на дуэль после этого случая. Но после следующего – обязательно. Так ему и передай.

– Это ребячество, – воскликнул Теобальд в спину уже уходящего брата. Картер не ответил.

***

Доминик оправился от происшествия быстро. Один день он пролежал в постели с головными болями, а на следующий день они с Чарли уже вновь занялись чтением и вышиванием. Кроме того, Чарли не терпелось вытащить своего друга из мрачной одежды прислуги и нарядить достойно компаньона и друга, и ещё две недели назад, на следующий день после бала из Лондона был выписан портной, и юноши целый день провели с ним в запертой комнате, подбирая ткани, фасоны, цвета, узоры, кружева и прочее. Теобальд сунулся к ним один раз, но, увидев разложенные по всей комнате цветастые тряпки, лишь снисходительно улыбнулся и вышел. На его взгляд это было не больше, чем игра двух маленьких мальчиков в куклы. Разве что в роли куклы выступал живой человек.

Наконец, наряды были готовы, и за день до их доставки Чарли и Доминику никак не удавалось успокоиться, и, чтобы хоть чем-то себя занять и заодно дополнить образ, они решили проколоть Нико уши.

Чарли никогда ничем подобным не занимался, и ему было страшно, но он не показывал виду, чтобы не напугать друга.

– Ложись на кушетку, – Чарли указал пальцем на диван у окна, и Доминик послушно лёг. Чарли подложил ему под голову подушку, достал самую тонкую иглу, выбрал самые лёгкие серёжки из собственных запасов и нарезал яблоко.

– А яблоко зачем? – занервничал Нико, подозрительно и испуганно косясь на острое лезвие иглы, находящееся уже в опасном расстоянии от его уха.

– Это чтобы игла воткнулась в него, а не в твою шею. Ложись. Если захочешь покричать или поплакать – ничего страшного, только ради всех святых, не дёрнись. Это будет очень быстро. Ты готов?

Нико задрожал, но кивнул. Чарли сделал всё очень быстро, Доминик почти и не заметил. Минута боли, два жалобных вскрика, когда игла проткнула мягкие мочки, два жалобных стона, когда Чарли вдел серёжки, и вот Нико уже любуется своим отражением с двумя блестящими камушками в ушах. Чарли быстро, из первых попавшихся заколок соорудил пышную причёску, и оба юноши ахнули. Вместо деревенского мальчика, измученного жизнью, на них из зеркала глянул юный красавец, впервые полностью осознавший, как он хорош.

– Ты такой красивый, – Чарли поправил выбившийся локон на голове друга. – Ах, поскорее бы тебя увидел Джереми: он будет в восторге, вот увидишь.

Однако юноши пока не рискнули показать Джереми Доминика в таком виде, к тому же роскошная причёска не вязалась с чёрно-белым костюмом секретаря.

Зато на следующий день было счастье. Над Домиником усердно трудились Чарли, Виктор и портной. Около получаса они примеряли то и это, меняли украшения, выбирали серьги и шляпки, и наконец, отойдя, восхищённо ахнули, увидев результат.

Перед ними стоял невысокий, хрупкий юноша, одетый в белоснежные брюки, батистовую рубашку с кружевами и камзол кремового цвета с расшитыми рукавами и фалдами. Пышная причёска под изящной чёрной шляпкой, атласные белые перчатки и простые золотые серьги без камней, кукольное лицо в обрамлении выбившихся рыжих прядей и стыдливый взор из-под тёмно-рыжих ресниц делали Доминика похожим на аристократа по рождению. Если бы кто-то увидел его в эту минуту впервые, ему бы и в голову не пришло, что этот прекрасный юноша ещё недавно был простым сельским мальчиком, помогал отцу пахать поле, стирал зимой в ледяной воде, ел каждый день бурду из капусты и картофеля, а запивал простой водой.

Доминик и сам был потрясён произошедшим с ним преображением, и несколько минут он удивлённо всматривался в зеркало. Отражение мягко, удивлённо и смущённо улыбалось ему, также, как и он, с недоверием ощупывало высокие скулы, пухлые губы, тонкий нос, покрытый веснушками, пышную причёску и уши, сверкающие золотом серёжек. Доминику казалось, что он видит это лицо впервые, и оно не имеет никакого к нему отношения. Однако это был именно он. И, наглядевшись вдоволь, юноша удивлённо оглянулся на Чарли, который также любовался им с растроганной улыбкой.

– Нико, пойдём покажемся Тео и Картеру? Посмотрим, что они скажут?

– Но зачем же, – смущённо пролепетал Доминик, но по его едва сдерживаемой улыбке было ясно, что ему тоже хотелось узнать мнение альфы, к которому он питал тёплые, почти сыновние чувства.

– Идём, идём скорее!

Теобальд нашёлся в кабинете. Он сидел в кресле, сосредоточенно и хмуро листая книгу расходов, всё ещё подавленный выходкой брата и опасающийся новых. Омеги прокрались в кабинет тихо, и герцог не заметил их. Чарли тихонько кашлянул, и Тео поднял голову. Сначала он подумал, что к Чарли приехал в гости родственник, но, приглядевшись, узнал Доминика.

– Нико, вы потрясающе выглядите! – герцог вышел из-за стола и, подойдя, поцеловал руки обоих юношей. Доминик вспыхнул, но этот поцелуй был для него невинным и отцовским.

– Спасибо. Это всё благодаря стараниям Чарли, Виктора и доброго Сэмюэля. Они придумали этот наряд.

– Вы хороши собой, Нико, и наряд только подчеркнул это, – Теобальд ласково улыбнулся, глядя на двух восторженных мальчишек с блестящими глазами. – Вы составите мне компанию за ужином?

– Мы бы рады составить компанию вам, Тео, – ответил ему Чарли. – Однако при вас будет и тот, кого нам лучше бы не видеть.

– Понимаю. Что ж, тогда желаю вам приятного аппетита. С вами мы увидимся перед сном – я как всегда зайду послушать ваше чтение.

– Хорошо, – Чарли улыбнулся ему, и юноши вышли.

***

Юноши, проводя много времени друг с другом, много разговаривали, и Доминик, наконец, рассказал свою историю. Чарли был тронут и поражён тем, как много горестей выпало на долю его милого Нико. Обоим юношам стало легче на душе, от того, что они всё друг о друге знали и им нечего было скрывать.

С ними много времени проводили и Картер с Теобальдом, своим присутствием как бы оберегая юношей от возможных покушений Уильяма. Доминик, мало знакомый с Картером, поначалу боялся его, чувствуя в нём язвительность и иногда ошеломляющую прямолинейность, однако он быстро привык к младшему брату герцога, и вскоре вечера вчетвером за музыкой и чтением стали милой и приятной традицией.

Однако Картер и Теобальд не всегда могли быть рядом с беззащитными омегами, и рано или поздно это должно было повлечь за собой ожидаемые последствия.

Наряды, чтение и беседы не отменяли ласковой заботы обоих юношей о новорожденном Эдмунде, и Доминик, питавший склонность к Джереми, бывал с младенцем чаще, используя это как предлог, чтобы повидаться с его отцом.

Однажды вечером, успокоенный долгим отсутствием каких-либо поползновений от бывшего хозяина, он беспечно отправился к малышу в одиночестве. Картер был занят бумагами, Теобальд и Чарли уехали на конную прогулку вдвоём, строго наказав Доминику не уходить далеко от комнаты в одиночестве, но юноша решил не дожидаться своего друга. Идя по тёмному коридору пустовавшего крыла, Доминик припомнил нападение графа и боязливо поёжился. Шаги его стали тише и осторожнее, слух и зрение напряглись, и омега готов был в любой момент побежать прочь, если граф окажется где-то рядом.