Текст книги "По расчету (СИ)"

Автор книги: Смай_лик_94

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Теобальда передёрнуло. Растерзанный ребёнок удивлённо и жалобно смотрел в потолок, приоткрытые губы, кажется, только-только испустили последний вздох.

– Надо унести его отсюда и привести в порядок, – с усилием вымолвил герцог. – Похороним его сегодня же днём.

Сказав это, Теобальд отвернулся, прикрыв ладонью глаза. О да, он, как и Картер, тоже многое бы отдал, чтобы не видеть изувеченное худощавое тело, лежащее на кровати в той позе, в какой его оставил ненасытный Уильям.

Картер подошёл сзади и положил руку на плечо брату.

– Что будешь делать?

– Я впервые в жизни не просто желаю человеку смерти, но и сам готов убить его.

– Остуди свой пыл. Ты бы лучше вызвал сюда констебля из Лондона. Пусть он разбирается.

– Ты действительно считаешь, что полиция что-то сделает? Это даже смешно. Уильям богат. Он откупится от кого угодно.

– Тогда что?

– Не знаю. Боюсь, у меня только два варианта – убить его или вышвырнуть из поместья. Навсегда.

– Не марай руки. Поступи умнее.

– Если я прогоню его прочь, он пойдёт дальше нести людям горе и смерть. Ты же сам говорил, что убить такую дрянь – благодеяние.

– Я тоже говорил это в пылу гнева. Какой бы дрянью не был человек, не тебе его судить и, уж точно, не тебе казнить.

– Дуэль?

– А если он убьёт тебя? – Картер не на шутку испугался за брата.

– Не убьёт.

– Постой. Подожди. – Руки Картера тряслись. – Не совершай опрометчивых поступков. Вызвать его на дуэль ты успеешь всегда. Неужели ты и в самом деле готов рискнуть своей жизнью и бросить на произвол судьбы Чарли? А если Уилл убьёт тебя, подумай, что будет с Нико и Чарли? А? То же самое, что с этим несчастным мальчиком.

Теобальд вздрогнул, на мгновение отчётливо увидев Чарли, лежащего в точно такой же нелепой и беззащитной позе, израненного и мёртвого.

– Не говори об этом. Не говори.

– Ладно. Если ты всё же склоняешься к дуэли, я обещаю тебе, что если он победит тебя, я сразу убью его. Я не допущу его до Чарли.

Теобальд измученно улыбнулся брату.

– Что ж. Пока нам здесь делать нечего. Я пойду к мальчикам, отопру их, а ты ложись спать. Ещё слишком рано.

Картер покачал головой.

– Я не оставлю тебя одного. Я с тобой.

Теобальд ничего не ответил, но в его душе, исполненной ужаса, ненависти и боли, шевельнулось другое чувство. С ним рядом был его единственный, самый верный друг, которому герцог мог доверять, как самому себе. Теобальд всегда любил младшего брата, заботился о нём, доверял ему свои сердечные тайны, потакал его прихотям, позволял ему вольности и даже баловал иногда, как ребёнка. Но только сейчас, только в минуту, когда над ним нависла смертельная опасность, Теобальд всё понял. Это не он заботился о Картере. Всегда было наоборот. Кто всегда проверял, верно ли составлены документы и выискивал подвохи в бумагах? Кто всегда был рядом, если на душе было скверно? Кто поддерживал в минуты утрат? Чья заботливая рука всегда протягивала чашку чая, перо, газету, не дожидаясь просьбы, угадывая желания? Кто бережно заботился о юном Чарли, когда тот только прибыл в чужой дом? Кто теперь был рядом и предлагал свою помощь? Кто только что признался в том, что готов убить за Тео, и за Чарли, и за Доминика? Теобальд почувствовал рядом сильное плечо человека, которого всегда считал глупым мальчишкой и понял вдруг, что без Картера вся его жизнь была бы иной. Приятное чувство защищённости впервые за много лет окутало герцога теплом. С тех пор, как умер отец, Тео всегда был старшим, самым сильным, защитником. Теперь же приятно было знать, что защитник не он, а Картер. Человек, который всегда был рядом и всегда приходил на помощь, как и сейчас пришёл, подставив твёрдую руку, на которую можно было опереться.

Теобальд посмотрел на брата, шагавшего рядом с ним с измождённым бледным лицом.

– Картер.

– Что?

– Я только сейчас понял, как много ты для меня делаешь. Ты всю свою жизнь положил на то, чтобы быть рядом со мной и заботиться. Я был слеп, а сейчас прозрел. Спасибо тебе, мой друг.

Картер тепло улыбнулся в ответ, но сразу же тряхнул головой и натянул на лицо ехидную усмешку.

– Эк тебя на нежности потянуло. Я опасаюсь, что ты сейчас лопнешь от переполняющих тебя эмоций и превратишься в кучку душистых цветов.

Не надо было объяснять, что Картер за своей язвительностью прячет своё смущение и ужас от только что увиденного мёртвого мальчика. Теобальд знал, что в критических ситуациях змеиный язык – единственное оружие, которое остаётся у брата.

– Ладно, ладно, больше не буду, – Тео похлопал Картера по плечу.

Они довольно быстро дошли до спальни герцога. Отперев комнату юношей, Теобальд уселся в кресло у камина, но Картер поспешил поднять его.

– Тео, я считаю, будет лучше, если мы перенесём кресла в соседнюю комнату и будем сидеть там, пока мальчики не проснутся. В такой ситуации в этом нет ничего неприличного. Ты всё равно жених Чарли, а я, как ты знаешь, не мечтаю ночами оказаться в спальне омежки.

– Хорошая мысль. Только надо тихо, чтобы не разбудить их.

***

Проснувшись, Доминик и Чарли немного испугались, обнаружив братьев в своей комнате, мирно спящими в двух креслах. Учитывая необычность пробуждения, юноши сразу поняли, что что-то случилось.

Растолкав спящих мужчин, омеги набросились на них с расспросами, и Картер с Теобальдом в самых мягких выражениях передали им суть случившегося, но и этого было довольно, чтобы повергнуть юношей в ужас.

Не успели омеги прийти в себя, как в комнату заглянул встревоженный Эдгар. Обеспокоенно переглянувшись с Картером, альфа склонил голову перед герцогом.

– Мой господин, граф вернулся.

Теобальд нахмурился. Доминик, привыкший к обществу герцога и его секретаря, смутился чужому альфе в своей спальне, но Чарли тихо и очень быстро пояснил ему суть отношений между Картером и Эдгаром, и Доминик, хоть и был потрясён возможностью подобного, успокоился.

– Что он делает? – поинтересовался Теобальд.

– Завтракает, – в голосе Эдгара прозвучала такая злоба и ненависть, что у герцога не осталось никаких сомнений в том, что альфа всё знает.

– Скажите, Эдгар. Я понимаю, что вы относитесь, так сказать, к «высшей касте». Вы мало общаетесь с конюхами, поварами и прочей прислугой, но, всё же, общаетесь. Я прав?

– Да.

– Вам известно о том, что случилось этой ночью?

– Да.

– Вы узнали об этом не от Картера, так как он всё время был со мной. Так?

– Да.

– Весь дом в курсе того, что случилось?

– Да.

– Что же, тем хуже для Уильяма. Идите, Эдгар, я сейчас подойду к нему. Спасибо.

Эдгар вышел, и Теобальд повернулся к Картеру.

– Это нам на руку. Люд такого не прощает. Уильяма теперь ненавидят все, начиная от нас с тобой и кончая глухим старым привратником. Он ещё не осознал, в какую западню попал.

Картер ухмыльнулся.

– Что же ты будешь делать?

– Для начала поговорю с ним. А ты побудь здесь и никуда не отходи от мальчиков.

Теобальд вышел, а Картер повернулся к перепуганным и растерявшимся омегам.

– Так, молодые люди. Я отвернулся, а вы одевайтесь поскорее. Завтрак вам принесут прямо сюда. Нечего туда сейчас соваться.

***

Теобальд застал Уильяма в столовой, где мерзавец с самым спокойным видом завтракал тостами с джемом и яичницей. У герцога спёрло дыхание от подобной вопиющей бессердечности и холодности.

– Как ты можешь спокойно завтракать? Как ты можешь вообще быть спокойным? – Теобальд сел напротив близнеца. Голос его дрожал от негодования.

– А что, что-то случилось? – со спокойной улыбкой спросил Уильям.

– Ты убил человека. Как ты можешь оставаться столь спокойным?

– Но ведь нам с тобой прекрасно известно, что это не первый человек, которого я убил? – Уильям насмешливо поглядел в глаза брата.

– Ты признаёшься в убийстве отца?

– Признаюсь. Мне нечего терять, мой дорогой. Я убил его. Вот этими самыми руками я насыпал ему яда в стакан. А он даже ничего не понял, он принял всерьёз мои извинения. А мне хотелось плюнуть ему в лицо, ударить его, сделать ему больно.

– Остановись, – Теобальду было жутко слышать эту сладострастную исповедь в убийстве собственного отца, в которой не слышалось и тени сожаления.

– О, я не остановлюсь, пока вы все не отправитесь за ним следом, – граф хищно сверкнул глазами на брата.

– Уильям, уезжай. Я прошу тебя об этом, пока не поздно. Уезжай из этого дома и никогда – слышишь? – никогда не возвращайся.

– О нет, брат. Я приехал сюда не за тем, чтобы ты вышвырнул меня, как это сделали родители. Не выйдет. Я приехал сюда, чтобы убить тебя. И убью.

– Так давай. Вот я, сижу перед тобой. Давай, доставай нож. Или у тебя яд? Так давай его сюда.

– На этот раз всё будет иначе, – Уильям ухмыльнулся. – Не считаешь ли ты, что на моём счету и так довольно мерзостей? Я не хочу, как крыса, убить тебя ночью в постели. Всю свою жизнь я прозябал в твоей тени, и сейчас я хочу биться с тобой на равных. И доказать всем – и себе, и тебе, и твоему прихвостню, и твоему глупому омеге – что я могу. Что я такой же, как ты. Нет, что я сильнее тебя. Я убью тебя, но это будет честно.

– Ты вызываешь меня на дуэль? – уточнил Теобальд.

– Да.

– Что же, признаться, я сам этого хотел. И, коль скоро я принимаю твой вызов, выбирать оружие мне. Я хочу драться на шпагах.

Уильям почувствовал укол досады – он лучше стрелял, чем фехтовал, но, всё же, кивнул.

– Будем драться сегодня, – граф взглянул на брата, пытаясь скрыть испуг перед предстоящей дуэлью. Он как-то не подумал, что оружие выбирает тот, кто принял предложение, а не тот, кто его сделал. Уильям был уверен в себе, когда речь шла о пистолетной дуэли, а теперь шансов победить у него заметно поубавилось.

– Нам нужно выбрать секундантов, – заметил Теобальд.

– К чёрту секундантов! – вспылил граф, выдавая свой испуг. – Зачем нам секунданты?

– Это по правилам.

– Мне не нужен секундант. Обойдусь. Мы дерёмся не для того, чтобы ранить и защитить свою честь. Я хочу убить тебя. Я жажду твоей смерти и добью тебя, даже если ты будешь умолять о пощаде.

– Я понимаю, – Теобальд был почему-то спокоен. Безумная и полная ненависти угроза не вызвала у него ни страха, ни удивления. Он уже не ждал ничего другого от близнеца, а потому и не отреагировал.

– Что ж, а у меня секундант будет. Я собираюсь следовать правилам. Более того, я настаиваю, чтобы при дуэли присутствовал врач. Моим секундантом будет Картер.

– Кто бы сомневался, верный цепной пёс. Как тебе будет угодно. – И, словно в насмешку над герцогом и его братом, добавил. – Ну хорошо, раз ты так настаиваешь на секундантах и выбираешь Картера, то моим будет его трахаль. Как там бишь его?

– Эдгар, – выдохнул герцог. – Он не согласится.

– А кто его спрашивает?

– Я.

– О нет, выбор секунданта – моё дело. И раз уж его любезный Картер будет твоим, то Эдгар достанется мне.

– Ты копаешь себе могилу. Ты думаешь, тебя оставят в живых, если ты меня убьёшь? Тебя с удовольствием прикончит твой же секундант.

Уильям замер.

– С чего ты взял?

– Ты совершил страшное преступление сегодня ночью. Об этом знает каждый слуга в этом доме. Тебя люто ненавидят здесь с тех пор, как ты убил отца – поверь, люди не так глупы, как тебе кажется. А теперь ты совершил убийство и даже не таишься. Тебе не жить даже если ты убьёшь меня.

Граф судорожно сглотнул.

– Какая им разница? Им всё равно.

– Ты убил одного из них. Опомнись, тебя сотрут с лица земли. Так что же, выбирай время дуэли.

– В полдень. Во дворе, – голос Уильяма дрогнул. Он только сейчас понял, во что ввязался.

Однако выбора у него не было.

***

Полдень выдался жаркий. Все обитатели замка столпились во дворе. Кто-то сидел на лестнице, кто на перилах, кто-то стоял полукругом, представляя собою границы поля боя.

Доминик и Чарли, бледные и напуганные, стояли рядом на лестнице, вцепившись пальцами в перила до побелевших костяшек.

Картер и Эдгар, такие же бледные и взволнованные, готовили оружие к бою. Теобальд и Уильям стояли друг напротив друга в центре образовавшейся площадки, оба удивительно спокойные и с одинаковой решимостью на лицах.

Секунданты подошли к ним, протягивая начищенные до блеска шпаги. Картер, не в силах последний раз предложить компромисс, промолчал, и Эдгар сказал за него.

– От лица секундантов я последний раз предлагаю господам примириться и сложить оружие.

В ответ раздалось единое, сказанное хором «Нет».

– Дуэлянты отказались, – оповестил Картер. – Начинайте.

Теобальд и Уильям встали в исходную позицию, заложив левые руки за спину, а правыми сжимая шпаги. Протянув друг другу оружие, они, как полагается, скрестили оружие, будто чокнулись бокалами, и двор огласил негромкий лязг.

Бой начался. Свистнули шпаги, блеснул металл на ярком летнем солнце.

Уильям, осознавший всю безысходность своего положения, дрался, как сам дьявол. Он бросался на Теобальда, совершая выпад за выпадом, а герцог не спешил нападать – он экономил силы, чтобы уязвить, когда брат выдохнется.

Однако Теобальд не сдавал позиций – он держал твёрдую оборону, и Уильяму никак не удавалось задеть его. Раз или два шпага графа свистела опасно близко от лица Тео, но тому каждый раз удавалось увернуться. Герцог, наконец, тоже начал нападать, и Уильяму пришлось немного сдать позиции – брат теснил его к другому концу поля, и приходилось поддаваться.

Весь двор ахнул, когда шпага Теобальда отсекла жабо с рубашки Уильяма. Однако оказалось, что сам граф ничуть не пострадал. Уильям принялся наседать с новой силой, и на этот раз Теобальду пришлось пятиться, отражая мощные удары.

Наконец, герцогу удалось задеть брата, и по плечу Уильяма стекла струйка крови, закрашивая рубашку. Это была лишь царапина, но она раззадорила обоих, и близнецы с удвоенной силой набросились друг на друга.

Уильям теснил брата к лестнице, и Теобальд подчинился. В толпе пронёсся испуганный шёпот, люди отхлынули с лестницы. Герцог сдавал позиции. Одна ступенька наверх, ещё одна, третья. Уильям зло и безумно улыбался, загоняя брата в капкан, как ему казалось, но Теобальд, ловко отразив очередной удар, ногой столкнул графа с лестницы, и тот, не сумев ни за что уцепиться, рухнул вниз, больно ударившись спиной. Теобальд поспешил за ним, но Уильяму уже удалось подняться, и он был готов отразить удар.

Близнецы снова закружились по боевой площадке. Теобальд нападал, а Уильяму не оставалось ничего, кроме как защищаться. Он уже чувствовал, что слабеет, рука всё хуже слушалась его, и смертный ужас сковал его душу, когда Теобальд вдруг неосторожно открылся. Молниеносно среагировав, Уильям одним точным выпадом всадил шпагу в живот Теобальда.

По толпе пронёсся дружный стон, а потом повисла тишина. Побледневший Чарли медленно осел на пол, и Доминик едва успел подхватить его.

Картер не сказал ни слова, только лицо его разом побелело и превратилось в безжизненную маску. Понимание того, что необходимо сделать, пришло откуда-то свыше, и альфа текучим движением кошки оказался за спиной графа, вытаскивая из-за пояса прихваченный на всякий случай клинок.

Картеру ещё не доводилось убивать людей, и он ждал какого-то сопротивления, но острое лезвие погрузилось в плоть легко, как нож в масло. Теобальд, ослеплённый болью, не сразу понял, что произошло. Просто Уильям почему-то издал удивлённый судорожный стон, и из угла его рта стекла красная струйка крови.

Близнецы грузно опустились на колени, хватаясь друг за друга, тщетно пытаясь удержаться на ногах, заливая сухую землю кровью.

Уильям, покачнувшись, упал вперёд, привалившись к груди брата, и Теобальд обнял его, положив руку ему на голову. Младший близнец закашлялся, марая кровью белоснежную ещё час назад рубаху старшего, сотрясаясь всем телом.

– Ответь мне, – прошептал Теобальд. – Ответь, что такого сделал тебе отец, что у тебя поднялась на него рука?

Уильям, чувствуя приближение смерти, судорожно вцепился в рубашку Теобальда, прижимаясь щекой к его груди, в ужасе уставившись куда-то вперёд себя. Герцог повторил вопрос, и Уильям ненадолго пришёл в себя.

– Он… сказал, – граф снова закашлялся. – После моей шутливой… помолвки с развратным омегой… отец сказал, что даже Картер ему… теперь ему… более сын, чем я… Он отказался от меня. Последний, кто меня любил и… видел во мне… меня, а не твою жалкую копию.

Теобальд тоже чувствовал, что силы оставляют его, но сумел ответить.

– Я никогда… не считал тебя… своей пародией. Никог…

Оба близнеца пошатнулись и упали, всё ещё сжимая друг друга в последнем братском объятии. Картер, стоявший рядом и не знавший, что делать, чувствующий себя опустошённым, молчал. Врач подбежал к лежащим на земле братьям и, пощупав пульс, тихо сказал.

– Граф Ратленд скончался. Герцог дышит, но пульс его слаб. Его ещё можно спасти.

***

Чарли очнулся от глубокого обморока лишь к вечеру. У его постели сидел Доминик, встревоженный и бледный.

– Где он? – одними губами произнёс Чарли. – Где Тео? Где? С ним всё в порядке? Он жив?

Доминик ласково погладил друга по голове.

– Он жив, и его жизни ничто не угрожает. Рана очень болезненна, но не смертельна. Он в сознании, и как только вы немного придёте в себя, можете отправиться к нему. Я принёс вам бульона и горячего сладкого чаю. Пейте. Всё кончилось. Теперь всё хорошо.

Комментарий к Глава 6. Итог

https://vk.com/public82539217

========== Глава 7. Долгожданное ==========

Свадьбу пришлось отложить из-за тяжёлой раны Теобальда. Жизни герцога ничто не угрожало, но состояние его было тяжело, и о незамедлительном венчании речи быть не могло.

Чарли нежно ухаживал за женихом всё то время, что он поправлялся: проводил с ним рядом целые дни напролёт, носил ему еду, перевязывал рану, помогал вставать, поправлял под ним подушки и развлекал его разговорами, заставляя этим позабыть о боли. Юноше помогали Картер и Доминик, так же бережно ухаживавшие за измождённым Теобальдом.

Картер первое время был глубоко подавлен тяжким грузом вины – всё же, он убил человека, и не просто человека, а своего брата. Никому в голову не пришло обвинять его в чём-то, но сам альфа не мог найти себе места от поглощавшего его душу ужаса. Он знал, что совершённое им дело было принято всеми, как благодеяние, однако он считал себя теперь таким же мерзавцем, как покойного Уильяма: граф был отцеубийцей, а он, Картер, стал братоубийцей, и точно такой же тяжёлый грех лёг на его плечи.

Чарли, Доминик и Эдгар увещевали сокрушённого собственным грехопадением Картера, как могли, и в конце концов он смирился со своим проступком. Чувство ужаса перед самим собой утихло и посещало его реже, но совсем не проходило никогда. Мысли о своей загубленной душе были оттеснены многими заботами: Картер ухаживал за братом, взял на себя все приготовления к свадьбе, уехал в Лондон на несколько дней, чтобы лично помочь старому мистеру Аддерли переехать в родовое поместье Ратлендов.

С горем ему помогла справиться неожиданная радость. Теобальд, пришедший в себя настолько, чтобы думать о чём-то, кроме последних произошедших событий, призвал брата к себе и, усадив его рядом с собой на постель, сказал:

– Картер, друг мой, я хотел поговорить с тобой по поводу моего намерения женить тебя.

Картер внутренне сжался, но промолчал.

– Я был несправедлив и жесток по отношению к тебе, – продолжил герцог, и Картер удивлённо взглянул на него. – Ты – мой самый лучший, самый верный друг, всегда заботившийся обо мне и помогавший во всём, а я, по своей глупости и гордости лишал тебя единственного, о чём ты просил меня. Я обещаю тебе, что мои намерения тебя женить больше не коснутся твоего спокойствия. Искренняя любовь к твоему другу слишком очевидна для меня, чтобы я ещё хоть раз посмел вмешаться в неё. Я, если мне дозволено так сказать, благословляю вас и прошу лишь о том, чтобы вы, как и прежде, не давали поводов для слухов. Думается мне, что даже для Чарли подобная информация была бы лишней.

– Чарли знает обо всём, – улыбнулся Картер. – Знал ещё до того, как приехал… – альфа судорожно вздохнул, вспоминая, как своими руками лишил брата жизни, – до того, как приехал Уильям.

– Ах, маленький плут! – весело улыбнулся Теобальд. – Негодник! Ну, я ему покажу, как секретничать у меня за спиной!

Картер тоже улыбнулся.

– Я не сомневаюсь, мой дорогой, что ты ему ещё покажешь, но для начала поправь своё здоровье.

Теобальд не сразу понял суть непристойной шутки Картера, а поняв, даже не сумел на него рассердиться.

– Оставь свои шуточки для другого общества, паршивец. Ну ладно, ладно, иди, ты смешишь меня, и смех бередит рану. Иди.

Картер напоследок улыбнулся брату и вышел.

Дозволение Теобальда оставить всё, как есть, свело на нет необходимость бежать из родного дома, и Картер окончательно воспрял духом. Теперь он мог полностью занять себя подготовкой к свадьбе.

Чарли теперь много времени проводил с милым дедушкой Норбертом, не забывая заботиться о женихе и о крохе Эдмунде, а Доминик отпросился на месяц домой и уехал в родную деревню на герцогской карете; вёз его милый Джереми. За время путешествия и пребывания в Блэквуде молодые люди окончательно сблизились и с благословения старого Бэна договорились о свадьбе сразу после окончания траура Джереми.

Бедный Доминик, несмотря на радость единения с отцом и долгожданное счастье в любви, был убит тем, что второй его отец скончался от горя. Приезд был омрачён этим известием, и мальчик, как и его жених, облачился в траур до самой свадьбы. Уехав от отца спустя месяц, Доминик обещал часто писать ему, приезжать каждые полгода и высылать деньги за службу у герцога.

Посетил юноша и доброго Ирвина, своего спасителя и благодетеля. Увидев мальчика в богатой одежде, в обществе жениха, старик разрыдался от радости и умиления. Доминик пообещал найти Ирвину место в доме герцога, и впервые для старого омеги мелькнула надежда на то, что его жизнь наладится.

Вернувшись в поместье с множеством новостей, Доминик осчастливил Чарли вестью о примирении с отцом и о собственной помолвке, однако, опечалил смертью своего отца. История Ирвина тронула юного Чарльза, и он обещал попросить за него у Теобальда.

Наконец, герцог поправился окончательно, и день свадьбы был назначен. Все слуги носились по дому во главе с неуёмным Картером, который распоряжался и о праздничном столе, и об украшениях, и о свечах. Теобальд принимал участие в подготовке, но Картер всё ещё берёг его после ранения и не разрешал самостоятельно осматривать все украшенные комнаты.

В последний день в доме стояла обычная предсвадебная суматоха: было шумно, без конца делали и переделывали свадебный торт, в последний момент меняли шторы на окнах, Картер сновал туда и сюда, проверяя, верно ли всё сделано.

Чарли заперся в комнате с Домиником, Виктором и Сэмюэлем, портным из Лондона, и они долго и торжественно облачали юного жениха в свадебный костюм. Чарли в подвенечном наряде был прекрасен: Виктор собрал его волосы в пышную высокую причёску, переплетённую белыми лентами и нитями с жемчугом, подобрал ему бриллиантовые серёжки, изящный браслет, колье и белоснежные ботиночки. Атласная блуза с кружевами на воротнике и манжетах соблазнительно охватывала его стан, сюртук с расшитыми золотом рукавами и длинными роскошными фалдами сидел, как влитой, прикрывая атласные брюки сзади. Шляпка с небольшой вуалью венчала пышную причёску, руки были облачены в кружевные белые перчатки. На столе лежал уже готовый букет ландышей и мирта, такой же нежный и свежий, как сам юный жених. В комнате Чарли царила удивительная атмосфера волнения, свойственная всем комнатам, в которых наряжают к свадьбе и новой жизни юного омегу.

Весь день юноша чувствовал крылья за своей спиной. Его наряжали, как куклу, радостно улыбались ему, хвалили его, сулили ему счастье, а он будто ничего и не слышал. Перед его внутренним взором стоял образ Теобальда – красивого, статного, величественного, и Чарли не мог поверить, что уже совсем скоро он войдёт в спальню герцога и останется в ней навсегда. Юноша чувствовал в душе неясный трепет, волнение, восторг и потому оставался глух к весёлым разговорам окруживших его омег. Он с нетерпением ждал часа, когда судьба его будет решена окончательно.

И, наконец, этот час настал. В комнату постучался слуга и сообщил, что карета готова, а Теобальд вместе с Картером уехал, и потому герцог не увидит своего жениха в подвенечном наряде до свадьбы, как и полагается.

Легко, словно бабочка, белоснежный, как ландыш весной, Чарли спорхнул по лестнице на первый этаж и сам не заметил, как оказался на крыльце, где его ждал разодетый дедушка Норберт. Старик, увидев своего подопечного в белом шёлке, с букетом в руках, смахнул непрошенные слёзы и, протянув ему руку, сказал:

– Пойдём, мой мальчик. Нам пора.

Мистер Аддерли подсадил в карету сначала Чарли, благоухающего, как весенний цветок, затем Доминика, одетого в праздничную светлую одежду в честь свадьбы друга, а затем уселся и сам, и Чарли сразу взял его под руку и склонился в изнеможении к нему на плечо.

– Дедушка, я так благодарен вам. Вы спасли меня, и теперь я счастлив. О, я самый счастливый человек на земле!

– Я рад, дитя, что жених, которого я для тебя выбрал, именно тот, кто тебе нужен. На твоём лице написано, что ты всегда будешь счастлив с ним, под его защитой.

Чарли приподнял голову и чмокнул деда в гладко выбритую ввалившуюся щёку, а потом взглянул на Доминика, со счастливой улыбкой сидевшего напротив. Омеги взволнованно переглянулись, а потом Чарли закрыл глаза, чтобы не видеть ничего – перед ним и так проносились прекрасные картины его новой, готовой вот-вот наступить жизни.

Старый Аддерли гладил своего названного внука по руке.

– Вместо твоего отца я поведу тебя под венец, мой милый мальчик.

Чарли не нашёл в себе сил ответить и лишь крепче сжал сухую руку старика.

Карета подъехала к родовой церкви Ратлендов, возвышавшейся в нескольких милях от особняка. Аддерли сошёл первым, подал руку Доминику, а потом Чарли, и тот вышел, не чувствуя под собой ног. Доминик пожал руку своему другу и встал впереди с букетом белых роз.

Маленькая процессия подошла ко входу в церковь, где на скамьях уже собрались высшие круги лондонской аристократии. Доминик, сияющий счастьем, шёл впереди старика и юноши, гордо неся перед собой охапку белоснежных цветов. Когда в дверях церкви показался Чарли, похожий на лилию, распустившуюся ранним прохладным утром, весь зал, и так напряжённо смотревший назад, на вход, ахнул, а потом затих.

Чарли, Норберт Аддерли и Доминик медленно, чинно прошли по красной дорожке, ведущей от входа к самому алтарю, и юный жених чувствовал, что с каждым шагом сил в нём всё меньше и меньше. Он долго не смел поднять глаза туда, где стояли на возвышении епископ, Теобальд и Картер, а потому не видел, каким восхищённым взглядом и с какой счастливой улыбкой смотрел на него герцог. Наконец, решившись, Чарли поднял взгляд и посмотрел прямо в глаза тому, кто ждал его у ворот в новую жизнь.

Медленно, шаг за шагом, Доминик и идущие за ним парой мистер Аддерли и Чарли достигли алтаря. Доминик с букетом отошёл вправо и встал лицом к залу, и старик, подойдя к герцогу вплотную, передал ему маленькую дрожащую от волнения ладонь омеги из руки в руку. Почувствовав, как сильные пальцы бережно пожимают его руку, Чарли вздрогнул и вновь поднял глаза на жениха.

Теобальд, поддерживая дрожащего мальчика, помог ему подняться по ступеням и встать рядом с собой. Теперь венчающиеся держались за обе руки, а сзади стоял епископ с толстой книгой в руках. Пока он читал торжественную речь, Теобальд и Чарли смотрели друг другу в глаза, не отрываясь, и глаза юноши блестели от слёз. Весь зал замер в напряжённом ожидании.

Алтарный мальчик подошёл к женихам с двумя кольцами на подушке. Епископ дочитал молитву, и в зале раздались долгожданные слова:

– Произнесите ваши клятвы и наденьте кольца.

Чарли был бледен и смотрел на Теобальда радостно и вместе с тем испуганно. Герцог, ласково улыбнувшись взволнованному юноше, одними губами шепнул: «Не бойся, я первый».

Взяв одной рукой маленькое кольцо, другой всё ещё держа теплую ладонь, Теобальд, глядя в глаза Чарли, произнёс:

– Я, сэр Джон Теобальд Монтегю, девятый герцог Ратленд, беру тебя, Чарльза Клемента Сеймура, сына седьмого барона Сеймура, в свои мужья. Клянусь всегда быть рядом в горе и радости, болезни и здравии, хранить верность, любить и уважать тебя до конца своих дней.

Сказав слова клятвы, Теобальд осторожно надел колечко на тонкий безымянный палец, стянутый шёлком перчатки.

– Я, Чарльз Клемент Сеймур, сын седьмого барона Сеймура, беру тебя, сэра Джона Теобальда Монтегю, девятого герцога Ратленда, в свои мужья. Клянусь быть верным тебе и всегда быть рядом – в болезни и здравии, в горе и радости. Клянусь любить и уважать тебя до конца своих дней.

Чарли дрожащими руками надел золотое кольцо на палец герцога и, глубоко вздохнув, посмотрел ему в глаза.

Епископ велел Теобальду поцеловать своего супруга, и Чарли ощутил кольцо сильных рук вокруг своей талии, прижался к широкой груди и, откинув голову, доверчиво принял первый поцелуй своего мужа, а не жениха.

Из церкви Теобальд вынес Чарли на руках, и теперь им положено было сесть в одну карету вдвоём. Чарли всё ещё был взволнован и всё ещё чувствовал вкус поцелуя у себя на губах. Теперь, после свадьбы, Теобальд больше не сдерживал себя правилами приличия, и всю дорогу до дома прижимал смущённого юношу к груди, иногда склоняясь к нему, зарываясь лицом в его причёску и вдыхая запах его волос.

За каретой молодожёнов тянулась целая вереница экипажей, в которых ехали многочисленные гости. Добравшись до замка, Теобальд и Чарли первыми, рука об руку вошли в пиршественный зал с длинным столом, ломившемся от изысканнейших блюд. Гости, знатные господа, дарили подарки, восхищались красотой жениха, поздравляли, говорили витиеватые речи, а Чарли, сидя рядом со своим супругом, улыбался, кивал, благодарил, а сам был сосредоточен лишь на том, что рука Теобальда, лежащая на столе, касалась его руки. Убедившись, что никто этого не заметит, юноша мимолётно погладил герцога по руке, и тот, повернувшись, ласково улыбнулся ему.

Торжественный ужин длился допоздна, и гости начали разъезжаться по домам только около полуночи. Уехали лишь те, чьи владения находились неподалёку, а дальних гостей разместили в заранее приготовленных комнатах. Картер взял на себя заботу о немногочисленных оставшихся, а Теобальд и Чарли, попрощавшись с ним, незаметно выскользнули в коридор, и когда их отсутствие было замечено, на лицах гостей появились полные понимания и умиления улыбки: молодым не терпелось остаться наедине, и никто не стал их тревожить.

Оказавшись за дверями шумной гостиной, Теобальд подхватил супруга на руки, и Чарли доверчиво прижался к нему. Они молчали. Юноша чувствовал, как отчаянно бьётся его сердце, как разгорячённая кровь приливает к щекам, а мысли с бешеной скоростью проносятся в голове. Было и страшно, и тревожно, и волнительно, и желанно, и мальчик дрожал от обуревавших его чувств. Они добрались до спальни довольно быстро, но Чарли показалось, что прошла целая вечность, за которую он успел передумать множество мыслей, взлелеять и побороть в себе множество страхов.