Текст книги "Режим бога - 2 (СИ)"

Автор книги: Скс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

Пообсуждав и посовещавшись, Клаймич, Завадский, Алик и сама Татьяна Геннадьевна решили, что мои пожелания справедливы и выбрали для исполнения песню Мартынова "Лебединая верность". В репертуаре "Аэлиты" она была и Вера, в свою очередь, слова знала.

Пока народ совещался, я подошел к одиноко стоящей девушке. Увидев мое приближение, она дернулась, но осталась стоять на месте.

– ЗдОрово... Я даже не ожидал, если честно. Ты – молодец...

– Спасибо...

"Как же с тобой нелегко... 22 года... мдя...".

...Первый куплет Вера начала неуверенно, к тому же опоздала со вступлением, но тут мама снова все взяла в свои руки. Она подошла к сцена, встала прямо перед Верой и дальше "пела" вместе с ней... только беззвучно.

Это дало чудодейственный эффект! Вера сразу "обрела опору", голос окреп, а со второго куплета она стал выдавать такие ноты и с такой силой, что к концу песни я уже был абсолютно спокоен.

(примерно: https://musik.kz/track/-23837353_119150657 )

– Витя, у нее просто нет опыта публичных выступлений... Вы же тоже не с первого раза исполнили... Помните?.. А она – не вы, переживает и страшно волнуется... Все будет замечательно! Поверьте моему опыту... – скороговоркой загундосил мне в ухо Клаймич.

Я кивнул:

– Слышу. Верю. Согласен.

Клаймич вскинул на меня взгляд... и довольный засмеялся.

Так у нашей группы появилась первая солистка.

А, заодно, я сообразил, что группе еще нужно и название придумать! Сначала хотел выбрать что-то из того, существующего в мое время. Перебирал в памяти: «Мираж», «На-Ну», «Форум», «Ва-банк» и даже «Виа Гру», но все было не то...

Поскольку моей группе суждено будет стать "мега-звездами" мировой эстрады, то название должно было быть или легко запоминаемо/произносимо, или нести идеологический/национальный смысл. Как например: "АББА", "Союз-Апполон", "Балалайка" или "Красные Звезды". А, кстати, чем не вариант?! "Red Stars"! Неплохо, но с таким англоязычным названием в СССР выступать не будешь, а ВИА "Красные звезды" звучит как-то... по-солдафонски, что ли.

Можно назвать группу, как российскую платежную карту – "Мир", тем более, что и конкурс, якобы, проводили по названию. Я еще, когда услышал о победившем названии, подумал, что вот иностранцы, например, это слово не поймут. Лучше было бы назвать "Спутник", и сообразно обстоятельствам – платежная карта твой спутник, и на Западе это слово знают.

Ну, и?!.. "Спутник"? "Sputnik"! Кажется англо-саксы еще не переучили мир на свой "satellite".

***

На следующий день, после завтрака, когда мы с мамой выходили из столовой, я увидел, на скамеечке, мощную фигуру Лехи.

"Упс... У нас проблемы?".

– Лешенька, здравствуйте! Рада вас видеть! А что так рано? А где Дима? Опять сына у меня заберете?! Я его уже третий день не вижу!.. – вывалила мама поток эмоций на "старшего брата"!

Пока Леха стоял и хлопал глазами, осмысливая кучу вводных, я счел за благо вмешаться, а, заодно, воспользоваться моментом.

– Привет, Леша! Спасибо, что заехал! А Димон с Арсеном на воротах тормознулись? Надеюсь сегодня мы с тобой, их обыграем! Мам, ну... чего ты? Сама же отпустила!

– Да, я шучу, – засмеялась мама, – езжайте – развлекайтесь... Поздно только не возвращайтесь. К обеду приедешь?

– Мы с Григорием Давыдовичем договорились сегодня встретиться, скорее всего, у него пообедаем... Да, Леша?

"Братец" первый раз получил реальную возможность открыть рот, но предпочел ограничиться энергичным кивком и невнятным "угу"...

– Комбинатор... – ворчал Леха, пока мы неспешно шли к воротам санатория, – и как часто мы уже «встречались»?!

– Сегодня третий день, – ухмыляясь, ответил я.

– Опа! И чего делал? Девочку завел или старая тропинка протопталась?!

– Какая "старая"? – искренне удивился я.

– Ну... – замялся Леха, – я так... к слову...

"Да, ладно?! Догадался, значит, тогда...".

– Неее... ты уж, раз начал... Какая такая старая тропинка?

– Отвали... сам знаешь... – недовольно буркнул Леха.

– Ладно... потом вернемся к теме, – угрожающе пообещал я, – давай рассказывай, что стряслось?

– Ну, стряслось, не стряслось... С Димоном... Поговорили... мы...

– А-аа... А я то думал... Мы его потеряли?

– Угу... Он не верит. Или не хочет... скорее так...

– Ну, а в чем ты проблему увидел? Не хочет – не надо. Взрослый человек, сам решает, что для него лучше. Лучше скажи, ты со мной?

Леха искоса посмотрел на меня:

– Я же уже говорил, я решений не меняю...

– Вот и славно...

На душе отлегло. Терять Леху мне не хотелось категорически. Что касается Димона... то, наверное, так лучше... Время покажет.

– Он сказал, что все деньги вернет... После первого рейса... Сейчас пошел билет во Владик доставать. На него "родаки" денег прислали...

– На деньги мне по фиг... Сам знаешь...

Леха кивнул:

– Все равно... Вернет.

– Вернет, так вернет. Потратим на что-нибудь... – я засмеялся.

Пока разговаривали – дошли до проходной "Салюта".

– Леша, бери такси и поехали к Клаймичу. Тот, на самом деле, хотел пообщаться! Или у тебя другие планы были?

– Планов и денег на такси у меня нет... Как-то так.. – сморщился Леха.

– На... – я повытаскивал из разных карманов три сотенные бумажки.

Леха набычился.

– Леш, не дави на мою детскую психику. Денег У НАС до хрена, дело делаем одно... что теперь пешком пойдем что ли?!

Леха мрачно молчал.

– Вообще-то, договаривались, что у нас все общее. К тому же ты тут "вещал", что своих решений не меняешь! – давил я.

Леха покачал головой:

– Угу, с меня шиш, с тебя масло...

Я пошел с "козыря":

– У тебя было бы, ты бы не поделился?

Леха усмехнулся:

– Так ведь нет...

Я ему вернул усмешку:

– Так ведь будет... Все еще будет... И на "мерседесах" ездить бум! Хотя, лично, я предпочел бы " кадиллак"...

Леша только мечтательно вздохнул:

– Ладно, поехали... Эй...

... – Поэтому, со временем, Григорий Давыдович, у нас очень жестко. В самом начале сентября мы уже должны представить и «комсомольскую» и «милицейскую». А там уже и до «Песни года» недалеко...

Клаймич, удобно устроившийся в кресле, напротив меня, задумчиво потер переносицу:

– А на "Песни года", я так понимаю, вы, Виктор, хотите и сами что-то спеть?

Леха удивленно хмыкнул и с интересом уставился на меня.

– А не для этого ли, Григорий Давыдович, Вы заставили меня изображать звезду эстрады на сцене?!

Интерес Лехи заметно вырос и разродился звуками:

– Ну... и как оно?!

– Вы, знаете, Алексей... Неплохо... совсем неплохо. Даже хорошо. Особенно меня удивило сценическое поведение. Виктор себя на сцене чувствует совершенно свободно, я бы даже сказал, органично. Но...

Клаймич нагнулся к столику и взял из вазочки горсть соленых орешков(!). Я, так, даже слегка прибалдел, услышал, как он добавил их к заказу, когда звонил в ресторан.

Теперь, заканчивая обед, они с Лехой лопали банальный подсоленный арахис, а я им с умилением любовался. "Символ будущего" нельзя есть, главное, что он есть! Гы!

– ...но актовый зал санатория, это не зал с телекамерами и прожекторами в "Останкино". К тому же, над голосом надо, все-таки, поработать со специалистами. Не много и не долго, но надо. Второе...

Григорий Давыдович, отпил пиво из хрустального фужера, в то время как Леха, по-простецки, хлебал его из граненого стакана. Пивные кружки нам, почему-то, не принесли.

– Так вот... Второе, я не думаю, что вам там дадут выступить. Опыта выступлений у вас нет, а хотя бы одна, написанная вами, песня там прозвучит. Этого посчитают достаточным. Но подготовить, что-нибудь, конечно, можно... на всякий случай. Хотя, я на этот вариант особенно не рассчитывал бы...

Он пожал плечами и продолжил.

– С "комсомольской" песней тоже все неочевидно... На праздничных концертах выступают, обычно, признанные мастера эстрады и "профильные" самодеятельные коллективы.

Видя наше непонимание, Клаймич охотно пояснил:

– Вот если бы вы выступили комсомольским хором или бригадой самодеятельности стройотряда, тогда да...

Я встал, отошел к балкону и, встав в "позу Ильича", стал четко и с напором декламировать:

Вполголоса жить не стоит!

Мы начали свой разбег!

Нам выпала честь с тобою

Открыть двадцать первый век!

Я слышу сквозь ночь и вьюгу

Часов волевой отсчёт.

Стрелки... идут по кругу,

Время... идёт вперёд.

– Этот куплет пою я, как тот, кто до двадцать первого века доживет точно, – я усмехнулся, «уж я то это точно знаю, уже доживал разок», – а припев я предпочел бы спеть хором с Кобзоном и Лещенко...

И я затянул:

Если дело отцов станет делом твоим, -

Только так победим. Только так победим.

Слышишь юности голос мятежный,

Слышишь голос заводов и сёл:

Ле-нин, Па-ртия, КАМ-СА-МОЛ!

Ле-нин, Па-ртия, КАМ-СА-МОЛ!

– Потом Кобзон и Лещенко, каждый поет по своему куплету и заканчиваем мы концерт совместным скандированием с залом: «Ле-нин, Па-ртия, КАМ-СА-МОЛ!» и так минут пять. Громового скандирования... Естественно, стоя... Весь зал, во главе с...

Я многозначительно указал пальцем в потолок.

"Два раза пересматривал эту сцену на айфоне. Первый раз чуть не прослезился, sуka... Столько веры и азарта в глазах тех сотен скандирующих парней и девчонок. Мдя...".

Я вернулся и тяжело плюхнулся в кресло. Настроение испортилось...

Леха, встретившись со мной глазами, поднял вверх большой палец!

Клаймич задумчиво рассматривал на просвет фужер с пивом, медленно крутя его за тонкую ножку. Молчание затягивалось.

– Как вы умудряетесь писать такие разные тексты, Витя? Нет ощущения, что это один автор. Обычно это понятно. Но не в вашем случае.

– Знаете, Григорий Давыдович, как Гафт написал в одной из своих эпиграмм: "Всегда играет одинаково..."

– ...актриса Лия Ахеджакова, – закончили мы с Клаймичем хором.

– Вот запало мне в память, теперь стараюсь не быть похожим сам на себя.

– ...и на Ахеджакову, – невинно добавил Леха.

Пока мы смеялись,довольный нашей реакцией, Леха воспользовался моментом и умял остатки орешков.

"Все верно: смеется тот, кто смеется последним...".

...Наши посиделки затянулись до позднего вечера. Я был вынужден спеть "кАмсАмол" и "милицейскую" песни полностью, и не по одному разу. Хорошо, что слова уже заучил наизусть. Клаймич напряженно слушал, иногда закрыв глаза и перебирая пальцами по столешнице. Потом обсудили вопрос срочного привлечения к творческому процессу Завадского. По ходу обсуждения Леха позвонил Николаю, и так нас, вскоре, за столом стало четверо.

Пришлось петь снова...

Уже в полном составе, мы составляли "график проведения работ", в котором все выглядело более-менее понятно и, отчасти, даже реалистично, кроме одного пункта... "Солисты".

Солисток не было. Была пока только Вера и то, Клаймич удрученно кивнул, когда ее я обозначил термином – "ненадежная".

Конечно, это не было критично "сегодня". И "кАмсАмол", и "ментовскую" я мог спеть с кем-то из мэтров. И на "Песне года", если дадут выступить, то тоже поразеваю рот "соло", но... но...

Высказанную Клаймичем идею, об абсолютной выгоде одиночного творчества, "если бог дал голос и слух", я сразу и небрежно отмел, чем, к сожалению, привлек излишнее внимание и лишние вопросы.

Клаймич-то промолчал, только посмотрел внимательно, а Коля Завадский сразу стал подробно излагать свои доводы.

Тут были и простота творчества, когда пишешь под свою манеру и свои вокальные способности, и про возможность легко выступать со своими песнями, не будучи членом Союза композиторов, и про отсутствие необходимости связываться с "этими капризными девками", и про свою ПЕРСОНАЛЬНУЮ популярность у народа, и даже про возможность получения гонораров за концерты, как исполнитель и многое другое...

Клаймич и Леха согласно кивали в такт все новым и новым доводам Завадского, но... как-то без особого энтузиазма. Хотя я находил Николая достаточно убедительным, и если б у меня не было других стратегических планов, то я бы, однозначно, к Коле прислушался.

Я так и сказал:

– Ты абсолютно прав. Просто я не собираюсь заниматься эстрадной деятельностью всю жизнь, у меня есть еще куча планов, а это требует много свободного времени. Поэтому ВИА будет "петь и танцевать", а я буду для них писать и к ним присоединяться, "по большим праздникам"! В свободное же время, я планирую заниматься другими вещами...

Клаймич опять внимательно посмотрел и... опять промолчал. Как мне показалось, он не сильно удивился моему ответу. Леха же после моих слов, явно, приободрился!

"Похоже неохота "старшему братцу" всю жизнь рядом с песенками провести...".

Завадский поискал глазами союзников и огорченно вздохнул.

– А вот вы Коля, с Григорием Давыдовичем, и будете "рулить процессом", дергая меня, когда буду нужен...

Этот посыл заставил всех задуматься и оставил мне время понаблюдать за их реакцией.

Завадский чуть подумал и воспрял духом, Клаймич согласно кивнул, а Леха, не услышав своего имени, и вовсе заулыбался.

– Раньше начала сентября начать проводить поиск кандидаток невозможно, – негромко подытожил Клаймич, – но сложность не во времени, а в критериях отбора. У Веры, пусть и поставленный в домашних условиях, но вполне себе консерваторский вокал, она в совершенстве владеет английским и она... объективно – красавица. Вот от этого и образуются три искомых критерия: профессиональный вокал, профессиональный английский и равнозначная внешность.

Завадский опять погрустнел, но тут свои "пять копеек"... О, нет! Свои "ПЯТЬ ЧЕРВОНЦЕВ" внес Леха, который с умным видом задал Клаймичу гениальный вопрос:

– Интересно, Григорий Давыдович, а эта... ну... Альдона... она петь не умеет?

Клаймич мельком кинул на меня взгляд и дипломатично вывернулся, с легкой полуулыбкой:

– Я её не слышал...

– А так-то красотка, – не сдавался Леха, – с Верой в паре смотрятся умопомрачительно!

– Им бы третьей красивую... например, шатенку, – поддержал Завадский.

Клаймич, уже не сдерживаясь, засмеялся, глядя на мою кислую рожу.

Завадский и Леха недоуменно закрутили, между нами, головами.

– Я уже предлагал ей. Она отказалась... – нехотя пришлось мне признать.

– При этом, они с Верой вместе закончили МИМО, а значит она хорошо знает английский и, по ее словам, она хорошо поет. Так она, по крайней мере, заявила Виктору, – не удержался Клаймич.

– А чего отказалась-то?! – высказал, их общий с Николаем, вопрос Леха.

– Не знаю... Она не стала объяснять, просто сказала "нет", – недовольно пояснил я, – да, и откуда мне знать? Может дипломатическую карьеру планирует. Вон у нее папа в МИДе работает.

Леха и Завадский моим ответом удовлетворились. Опять повисла тишина.

Наконец, Клаймич не выдержал:

– Витя, вы меня простите, но я позволю себе напомнить... Альдона потом проявляла желание вернуться к этому разговору, и даже интересовалась у меня вашими... возможными перспективами. Причем завела этот разговор сама.

– Так давайте её послушаем, что ли... Пусть споет... Вдруг сможет? Вот уже и вторая будет, – приободрился Леха, – а третью уж как-нибудь найдем! Страна большая...

Завадский тоже, явно, поддерживал эту же идею.

"Ну, так ли все рискованно? Захочет кому-нибудь, что-нибудь рассказать и так расскажет. А скорее всего просто и коротко откажется. Они же иначе, так просто, от меня не отстанут. Да, и подозрительны будут мои неаргументированные возражения. Хрен с ней...".

– Ну, пообщайтесь с ней сами, если хотите... Я то уже разговаривал... – вынужденно согласился я.

Тут же решили, что эту миссию исполнит Григорий Давыдович, когда Альдона оклемается от своей травмы.

Димон уехал. Леха звал меня попрощаться, но я отказался.

– Знаешь, Леша... Жизнь коротка, чтобы её тратить на общение с людьми, которые тебе не интересны. Раз Дима не с нами, то он мне не интересен. Только не обижайся... Он твой сослуживец, вас многое связывает, твои отношения с ним – твое дело. А от меня передай ему пожелания хорошего полета и успешной карьеры моряка...

Четыре дня, мы безвылазно провели в актовом зале. До обеда Клаймич с Завадским писали партии и аранжировку, а после обеда, приходящие на репетицию «аэлитовцы», помогали все это воспроизводить в реальную музыку, под мои, часто безнадежные, попытки приблизить звучание к оригиналу моего времени.

На третий день к нам, по просьбе Клаймича, присоединилась Верина мама – Татьяна Геннадьевна. Она дала пару дельных советов по аранжировке и стала активно натаскивать меня в вокале: обучать правильному дыханию, правильной осанке, распевке, специальным упражнениям для голоса и тому подобному.

Через два дня занятий со мной, она сказала Клаймичу, что такого в её преподавательской жизни еще не было, чтобы за два дня ученик прибавил в своих вокальных возможностях целую октаву.

– Гриша, он либо меня дурил в первый день, либо... у меня нет объяснений тому, что происходит...

Клаймич, пересказавший мне этот диалог, ждал ответа.

Я "недоуменно" пожал плечами:

– Я никогда не пел... мне сложно судить... Вообще-то, у меня всегда так в жизни происходило и происходит, после некоторой тренировки, все начинает получаться лучше. Но так происходит у большинства! Разве нет? Зачем мне Татьяну Геннадьевну "дурить"? У меня и "Городские цветы" на второй раз получились намного лучше, чем в первый! Вы же помните...

Клаймич смешался:

– Это, да... Но целая октава...

– Григорий Давыдович, а вы сами занимались когда-нибудь вокалом? Вам нравилось стоять в неестественной позе "держа диафрагму", и с глупым видом, делая губы буквой "о", тянуть заданный звук, как евнух после кастрации?!

Клаймич аж согнулся от хохота!..

Когда он успокоился и вытер слезы, я "недовольно" пробурчал:

– Вот, когда привык, тогда и сумел спеть так, как Татьяна Геннадьевна хотела...

"Нет, ну можно поделиться предположениями, откуда за ночь взялась еще одна октава... Но там, в перспективе, и до "дурки" станет недалеко.. Ведь даже мне, временами, не по себе...".

На пятый день, когда все партии и аранжировка оказались готовы, начались совместные репетиции.

Коля Завадский и Сергей – солист "Аэлиты" изображали Кобзона и Лещенко. Мою партию, после нескольких проб, Клаймич, все-таки, поставил не первой, а втиснул посередине.

Я не стал спорить. В каноническом варианте "вместо" меня пела Ротару, значит и в этом времени мне суждено будет "разбавлять мэтров" другой тональностью. Теперь я исполнял второй куплет:

Чтоб небо осталось звёздным,

Нам бой предстоит земной.

Во всех испытаниях грозных,

Любовь моя, будь со мной!

Я небу скажу, как другу:

Наш долг – продолжать полёт!

Стрелки идут по кругу,

Время идёт вперёд!

Я, разве что, изменил «любовь» на «страна». Показалось, что для подросткового исполнения это будет адекватнее.

"Соавтор! mля...".

Когда Клаймич с Татьяной Геннадьевной посчитали, что песня готова, во весь рост встала проблема: как ее записать?

Попытка использовать здоровенный санаторский катушечный магнитофон, успеха не имела – получалось глухо, с дикими шумами и... то есть, не получалось...

Неожиданно выручил Арсен, точнее его папа – Михаил Аввакович, который отвез нас к своему знакомому в Краснодарский политех, точнее в его сочинский филиал. В институте была своя небольшая радиорубка со студийным магнитофоном "Тембр-2м" – здоровым ящиком, оклеенным серым дерматином, и простеньким микшером.

Завадский осмотрел аппараты, обернулся к Клаймичу и, сдерживая улыбку, удовлетворенно кивнул...

..."Милицейскую" песню мы репетировали уже в дуэте с Верой.

Бились полдня, но ничего не получалось. Пела она хорошо, но меня не слышала и не слушала.

В "You Tube" я не смог найти какой-либо концертной записи песни "02", поэтому сценарий придумал свой.

Проявляя чудеса терпения, я пытался несколько раз объяснять девушке, что надо делать: какие жесты, куда подойти, где встать, как держать руки, а в ответ молчаливые кивки и её постоянно убегающий взгляд. Это все еще ладно, но на сцене, во время исполнения, Вера продолжала стоять столбом и полностью "забивала" мой голос мощью своего. Не помогала даже "вновь приобретенная октава".

К обеду я сдался. Что с ней происходит и почему невозможно найти рабочее взаимопонимание, было понятно, но это ничего не решало. Рисковать нужным мне результатом, я не готов был, даже ради Веры.

На обед все разошлись в весьма кислом настроении. После успеха с исполнением и записью первой песни, явная неудача с работой над второй, явилась для всех неприятной неожиданностью.

Мама, Клаймич, Леха, Завадский, "аэлитовцы", Татьяна Геннадьевна и даже зашедший на звуки музыки главврач Михаил Афанасьевич – все понимали, что проблема в Вере.

После обеда попытки были продолжены. Клаймич, понявший мой замысел, теперь все взял в свои руки. Втроем с вериной мамой и Завадским, они продолжали бесплодные попытки сваять песню и образ. Все бесполезно. На выходе получались почти безукоризненный я и голосящее "бревно".

Со мной в пару вставали и Валентина – солистка "Аэлиты" и сама Татьяна Геннадьевна. С обеими у меня получалось "на ура". С Верой не выходило ничего.

Не выдержала даже моя мама. Не без оснований считая, что обладает хорошими педагогическими способностями, она попыталась их применить к "бревну". "Бревно" оказалось крепче.

Меня затопила какая-то светлая... лиричная печаль. Раздражение и усталость полностью улетучились. Просто стало грустно от потери и понимания, что эту печаль надо оставлять в прошлом и идти дальше. Без Веры...

Виноват сам? Возможно. Вполне может быть, что то, что между нами было, не дает Вере возможности со мной работать. А может быть эстрада просто не ее стезя. Какая теперь разница... Но жаль...

– Григорий Давыдович, Коля, давайте сделаем перерыв до завтра? А потом уже с новыми силами?..

Ни Клаймич, ни Завадский возражать не стали, видя бесплодность всех попыток. Они еще немного пообщались с Татьяной Геннадьевной и расстроенной Верой и распрощались с ними.

"Аэлитовцы" уже стали складывать инструменты, когда я призывно похлопал в ладоши...

– Валентина! Вы споете со мной песню полностью?

Солистка "Аэлиты" если и удивилась, то легко согласилась. Поскольку количество прозвучавших попыток перевалило за добрых два десятка, то Валентина, как и я, слова уже запомнила наизусть.

Мы встали на сцену и исполнили песню так, и с таким чувством, что по ее окончанию, хлопали даже игравшие нам музыканты ансамбля!

– Вот, как надо! – громогласно, в сердцах, вынес свой вердикт истомившийся Леха...

...Прощаясь с «компаньонами» на воротах, я подвел итог этого тяжелого и бесплодного дня:

– Записывать песню надо с Валентиной. А с сентября искать солисток. Трех...

Расстроенный Клаймич печально кивнул, пожал мне, на прощание руку и грустно выдавил:

– Похоже, что так...

Леха поддержал его тяжелым вздохом. А Завадский безрадостно пошутил:

– Хоть Валентину с Татьяной Геннадьевной в группу приглашай...

Мы все невесело улыбнулись и "компаньоны" полезли рассаживаться в ожидающее их такси.

На следующий день, мы с Валентиной успешно записали песню. Потратили целый день, но результат того стоил. Даже записали подобие мужского хора, который составили музыканты «Аэлиты», Коля Завадский и даже сам Григорий Давыдович. Кстати, у Клаймича оказался весьма приятный и сильный баритон.

Пару дней надо было отвести на окончательное сведение песен на микшере. Завадский с Клаймичем плотно засели в местном политехе, а мы с Лехой наслаждались заслуженным пляжным отдыхом.

Стоит отметить, что в этом процессе, нам сильно помог Киселев – главный врач "Салюта". Видя, что Леха постоянно прибывает со мной в санатории, Михаил Афанасьевич предложил тому питаться в санаторской столовке, взамен досрочно уехавшего отдыхающего. Слово за слово, и выяснилось, что эту путевку можно выкупить, что называется, "на месте". Оказывается, у санаториев было право реализации невостребованных путевок.

Мы распечатали "заначку" и через час Леха, до самого конца августя, стал законным отдыхающим санатория МВД СССР "Салют"! Его съемную квартиру мы решили тоже оставить за собой. Я то понятно с какой надеждой... Вдруг где-то, с кем-то, да обломится "гормональному страдальцу". А Леха даже не с надеждой, а с реальными планами! Гад такой!..

После ударного труда море и пляж снова стали желанны и востребованы. Мой страшный синяк, уже пару дней как, полностью пропал и мне ничего не мешало раздеваться на пляже.

Я даже с радостью возобновил ежеутреннее посещение стадиона. Теперь мы бегали на пару с Лехой. Более того, в спортивном магазине мы купили перчатки с "лапой" и опять начали совместные боксерские тренировки.

После первой из них, я сдал боксерский инвентарь, как и Олег свои гири, под охрану местного сторожа, и когда возвращались обратно в санаторий, Леха заметил:

– Левую надо подтягивать, но занятия с гирями тебе на пользу... удар с правой стал еще сильнее... Тоже что ли потягать железо...

Наконец, Николай и Григорий Давыдович закончили сводить вокал и музыку в единое целое. И у нас на руках оказалась магнитофонная «бобина» с полностью записанной песней.

Это был прогресс. Существенный прогресс, позволяющий, в моих планах, сделать следующий шаг вперед...

Звонить я решил сразу после обеда. Утренние совещания уже должны были закончиться, а поевший человек обычно добреет.

– Приемная генерала Чурбанова. Подполковник Зуев. Слушаю вас...

– Э... – "неуверенно" замычал я, – здравствуйте...

– Добрый день, – ответил мне насторожившийся голос неведомого "подполковника Зуева", – слушаю вас?

– А... Мне Юрий Михайлович дал свой телефон... сказал, что я могу позвонить... вот... А можно его услышать?..

– А кто его спрашивает? – голос "подполковника Зуева" сделался вкрадчивым, – представьтесь, пожалуйста...

– А... ну, да... извините... Я – Виктор Селезнев, из Ленинграда...

– Здравствуй, Витя! А это Николай Константинович, помнишь такого?! – голос "подполковника Зуева" сделался добродушным и он, кажется, улыбнулся.

– Ой! Николай Константинович! Здравствуйте, конечно, помню! Вы нас с мамой в Москве встречали... и провожали, тоже вы! Как я рад вас услышать!

– Здравствуй, здравствуй! – подполковник засмеялся, – как у тебя дела, герой?!

– Спасибо большое! Все хорошо! В Сочи отдыхаю, в санатории "Салют"...

– Погода хорошая? Море теплое?!

– Да! Тут здорово! Э... – с энтузиазмом начал я и осекся, – но вам, наверное, не стоит рассказывать, как хорошо на море, раз вы в Москве?

– Ха-ха-ха! – искренне засмеялся Зуев, – ты прав, в Москве сейчас очень жарко, а отпуск у меня только в сентябре!

– Зато, как говорит мама, сентябрь это – "бархатный сезон"!

– Твоя мама абсолютно права, – голос подполковника снова приобрел деловые нотки, – а что ты хотел от Юрия Михайловича? Его сейчас в Москве нет. Может я смогу быть полезен?

"Черт. Плохо...". Но я продолжил:

– Николай Константинович! Когда мы с Юрием Михайловичем ездили к Николаю Анисимовичу... я пообещал написать на День милиции песню, а Юрий Михайлович, мне потом написал... что Николай Анисимович помнит про это обещание и спрашивал, готова ли песня... вот я песню написал... и даже записал на пленку... хочу сообщить Юрия Михайловичу... – вывалив эту беспорядочную кучу слов на голову подполковника, я замолк.

Тот, на некоторое время, подзавис, осмысливая нетривиальность проблемы.

– Витя, давай поступим так... – голос Зуева снова сделался вкрадчивым, – я доложу Юрию Михайловичу о твоем звонке, при первой возможности, а потом свяжусь с тобой. Оставь мне номер твоего телефона... Хорошо?

Я продиктовал подполковнику номер нашего санаторского телефона, горячо поблагодарил и попрощался.

"Мдя... Могло бы быть и лучше. Но уж как есть... Будем ждать.".

В номере я был один, мама ушла на процедуры, Леха где-то гулял с очередной девицей и, пока не спадет жара, заниматься мне было решительно нечем.

Я немного подумал... и, под мерное гудение вентилятора, завалился подремать...

...Телефонный звонок, заставил меня подскочить от неожиданности. Глаза сами нашли часы... Заснуть я успел, но со времени моего звонка в Москву не прошло и получаса.

"Ни фига себе оперативность!".

Быстро откашлявшись, спросонья, я схватил трубку и максимально вежливо выдал невидимому собеседнику:

– Алло, слушаю Вас!

– ...

– Алло?

– Витя... здравствуй...

"Упс... "нежданчик"..."

– Здравствуй, Вера...

– Здравствуй...

Молчание.

"О! Господи... Опять эта тягомонь началась. Сама позвонила – сама же молчит... Красивая девка, но "дурко" на всю голову... Надо с этим заканчивать.".

– Вера! Если человек звонит, это означает, что он что-то хочет сказать... А если он позвонил и молчит, то это очень глупо...

В трубке короткие гудки.

"О-х-р-е-н-е-т-ь...".

Я плюхнулся на кровать – сна уже ни в одном глазу. "Только разбудила дура!". Я мрачно уставился в потолок.

Снова телефонный звонок.

Уже не торопясь встаю и поднимаю трубку:

– Алло?

– Вить... связь, наверное, оборвалась...

"Ага! Наверное!..".

– Видимо, оборвалась... слушаю тебя, Вера...

– Давай встретимся... поговорим...

"Мой бог! О чем?..".

– Хорошо. Где и во сколько?

От такой конкретики она растерялась:

– А... Все равно... Только давай не в ресторане?!

– Хорошо, записывай адрес: улица Павлика Морозова, дом 6, квартира 23. Жду тебя в 18 часов.

– Подожди!.. – в ее голосе откровенная паника, – а что там, где это?

– Это почти в центре, ту квартиру Леша снимает...

– А давай где-нибудь... э...

– В ресторане?

– Нет! В ресторане не надо...

– Тогда у меня других вариантов нет. У тебя есть предложения?

– Не-ет... хорошо, давай там...

Ее голос звучал так потеряно, что меня уколола острая жалость к этой растерявшейся по жизни девчушке.

– Хорошо, Вера... Адрес успела записать? – мягко спросил я.

– Д...да...

– Тогда жду в шесть, – я повесил трубку.

"Время около трех... Димины ключи у меня... Предупредить Леху... Заехать в ресторан... Вызвать такси... Понеслось!"...

...В пять часов я уже был на месте. Рыбную нарезку, икру и торт, взятые у Ованеса Вагановича в «Кавказе», кладем в холодильник, три бутылки «Боржоми» в морозилку, бутылку «Арарата» в шкаф.

Проветрить и включить вентилятор... Тормознулся перед зеркалом.

"Ха!.. А ничего так... Здорово прибавил и в росте и в "мышце"... Взгляд стал совсем взрослым. С девицами может и хорошо, а вот с "сильными мира сего" надо будет притворяться... Может не шрам стоило просить восстановить, а член увеличить?! Хм... А, что... собственно!..".

Понимая, что "попер психоз", отправился на кухню. Нашел там рюмки, порезал лимон и принял успокоительные пятьдесят грамм.

"Во гормоны-то "колбасят", как-будто и не было тех пятидесяти лет... первых... Хорошо, что Ованес лимоны положил... С каким удивленным уважением он на меня поглядывал, когда командовал соорудить этот "джентельменский набор"!.. пожалуй, вторая это – край, а то развезет на жаре...".

Когда Вера позвонила в дверь, я был спокоен и расслаблен.

– Заходи... присаживайся... В санатории скоро ужин, я уже привык к их режиму... поэтому приготовил тут немного перекусить...