Текст книги "Режим бога - 2 (СИ)"

Автор книги: Скс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 17 страниц)

В ответ, поморщив лоб и подергав себя за выдающийся нос, Яков Ефимович пообещал первые варианты предложить для просмотра уже завтра...

После этого, я перешел к "гвоздю программы":

– Двухкомнатная квартира, кирпичный 5-этажный дом довоенной постройки, четвертый этаж без лифта, изолированные комнаты 14 и 16 метров, кухня семь с половиной, телефон, балкон, паркет, потолки 3,75 метра, в Ленинграде на Васильевском острове. Нужна равноценная или лучше квартира в Москве.

Эдель с интересом глянул сначала на меня, а потом на Клаймича:

– Все возможно, но вы хоть представляете себе размер доплаты, при таком обмене?

– Надеюсь, Яша, ты нам его сейчас и сообщишь, – мягко улыбнулся Клаймич.

– Да, это выйдет не менее двадцати тысяч, – сокрушенно покачал головой маклер.

– Вот видите Витя, я же говорил, что Яков Ефимович может достать жилплощадь даже в Кремле!

Клаймич сделал глоток чая из чашки и продолжил:

– Но, Яша, зачем нам квартира в Кремле? Двадцать тысяч! К чему этот ненужный шик?!

– Какой Кремль, Гриша?! Это хорошо, если не ближнее Подмосковье! – патетически воскликнул Эдель и заломил руки.

– Яша, Яша... – укоризненно покачал головой Клаймич, – я тоже еврей и мы теряем время. Вспомни, пожалуйста, что я тебе говорил...

Эдель прекратил придуриваться и, прищурившись, остро посмотрел на меня.

– А ты уверен, – с сомнением протянул он, видимо, невоодушевленный увиденным.

– Уверен, – отрезал Клаймич.

– Да ж, за ради Его, Гришенька! – тут же примиряюще поднял руки маклер, – все сделаем, как в Парижах... Но бюджет в десять тысяч – залог всеобщей радости, – и он ткнул в небо, похожим на сосиску, толстым пальцем...

– ...Витя, я не хочу лезть не в свое дело, но вы подумали, что будет, когда Верины родители узнают?

Вот такой "замечательный" вопрос, нейтральным тоном и глядя куда-то вбок, неожиданно задал мне Клаймич.

Редкие фонари с трудом рассеивали сгустившуюся темноту сентябрьской ночи. Прогулочным шагом, мы неспеша возвращались в "Россию", проводив Якова Ефимовича до метро. "Великий маклер" передвигался общественным транспортом!

– Вы о чем, Григорий Давыдович? – "спокойно" откликнулся я, "не поняв" вопроса.

Клаймич усмехнулся:

– О квартире, Вере и о судьбе группы, когда родители все узнают...

– Что... так заметно? – недовольно морщусь.

– По вам – вообще, нет. По Вере, почти сразу. Заметил еще на "отвальной" в ресторане, но... – Григорий Давыдович неверяще покачал головой и улыбнулся, – сначала просто не поверил сам себе. А на вокзале все стало ясно. Мне... Остальным – вопрос времени.

– Я "поработаю" с ней... – все будет нормально, – пообещал я.

– Уверены?... – неверяще покачал головой Клаймич, – а мне показалось, что и Альдона что-то заподозрила.

– ...мне тоже...

– ...?

– Она никому ничего не скажет, – уверенно заявил я.

– ...? – левая бровь Клаймича изогнулась еще скептичнее.

"Как он так делает?.. надо будет, все-таки, порепетировать перед зеркалом...".

– Хотя у нас с ней сложные отношения... НО она никому не скажет...

– У нее со всем миром "сложные отношения", – неожиданно выдал Клаймич.

Я понимающе усмехнулся.

"Снежная Королева" даже нашего спокойного и уравновешенного Григория Давыдовича подбешивает!"

– Не она, так какой-нибудь другой "доброжелатель" найдется, – не отставал от меня Клаймич.

– Ну, а что, в конце концов случится? – недовольно пожал плечами я, – не в милицию же они пойдут заявление писать на собственную дочь? Начнут требовать, чтобы она ушла из группы. А ей это зачем? Так что с родителями, на какое-то время, поссорится, а в группе останется...

"Со мной останется... или я ничего не понимаю в женщинах!..".

– А если не останется? – продолжал непонятно давить Клаймич.

– Значит, заменим другой солисткой... – буркнул я.

– Понятно... – как-то сразу удовлетворенно, откликнулся Клаймич.

– Эй... бобры... стоим на вязку... – негромкий хриплый голос, с хорошо узнаваемыми блатными интонациями, неожиданно раздался за спиной. Пока "бобры", разворачивались назад посмотреть на его обладателя, из темноты ближайшего подъезда отделились две тени и перегородили нам дорогу впереди.

У подошедшего со спины вид был такой же уголовный, как и голос. Темная куртка, руки в карманах, щетина на худой роже и щербатый оскал гнилых зубов.

– Завязывай моргала пучить, фраера... Бабло откалывай и хиляй здоровьем наслаждаться, а то... его сейчас не станет... – один, из подошедших, уркаганов встал настолько вплотную к Клаймичу, что почти задевал его лицо длинным козырьком своей кепки.

Третий, сутулый с длинными обезьяньими руками, молча пялился на меня, перекидывая дымящуюся папиросу из одного угла рта в другой.

"А вечер перестал быть томным... Странно... самый Центр... менты и конторские... где вы, мать вашу?!...".

Клаймич растеряно посмотрел на меня.

– Григорий Давыдович, отдайте им деньги, – спокойно посоветовал я, – вы один с троими не справитесь.

– Фазан дело говорит... ты, Давыдыч, не жмись... гони лопатник... еще наласкаешь себе с трудового народу, пархатый... – урка в кепке осклабился, но металлический щелчок... и на лезвии блеснул отсвет тусклого фонаря.

Клаймич, завороженно не сводя глаз с ножа, нехотя полез во внутренний карман пиджака.

– Шустрее, гнида! – первый раз подал голос "обезьянорукий".

Если Клаймич смотрел на нож, то, стоящие спереди, урки на секунду отвлеклись на появившийся кожаный бумажник.

"Ну, понеслась...".

Очко играло... все-таки, суперменом я никогда не был, а тут аж трое взрослых мужиков и, минимум один, нож. Поэтому бил быстро и изо всех сил.

Первому, конечно, с ножом... Рывок вперед и кулак смачно врезается в небритый подбородок, той же правой рукой, локтем и всем весом, в лицо "обезьяны". Хруст и дикий вопль.

Третий... порясенно смотрит, приоткрыв рот. Бросок к нему... Блатной только и успевает поднять руки, закрывая лицо, как моя нога врезается в его голень. Еще один вопль, который прерывает короткий боковой в челюсть.

Быстрый разворот к скулящей "обезьяне". "Она" стоит согнувшись и закрыв лицо ладонями, а сквозь пальцы, неудержимими ручейками, течет темная в сумерках кровь. Опасности нет, но адреналин требует выхода.

За спиной неожиданно взвывает сирена, но удар моей ноги уже опрокидывает "обезьяну" на спину, и заставляет замереть на асфальте третьей бесформенной кучей.

– Стоять, милиция!.. – из, заливающегося красно– синими огнями мигалок, "жигуленка" выскакивают двое служивых.

"Даже пистолеты не достали..." – автоматически фиксирует сознание.

Через считанные секунды, со свистом тормозов, рядом замирает еще один "жигуль", только теперь без мигалок и милицейской раскраски. Из него вылезают двое в штатском.

В течение пяти минут, одна за другой, подъезжают еще три машины: милицейская буханка "ПМГ" и две черные "Волги".

Нас с Клаймичем усаживают в милицейский "жигуль", а два "тела" и очухавшуюся "кепку" загружают в буханку "ПМГ".

– Там их нож еще... не забудьте подобрать, – спокойно подсказываю я сержанту в "жигуле". Он нервно оборачивается, смотрит на меня и вылезает из машины, к начальству.

Несколько секунд по асфальту шарят пятна трех фонарей и, наконец, судя по возгласам, искомое находят...

...Пока нас везли в отделение, я успел не только успокоиться, но даже сообразил, как из всего происшедшего попытаться извлечь прибыль!..

Доставили нас в 18-ое отделение милиции и когда мы вылезли из машины, Клаймич крепко сжал мое плечо. Я обернулся.

– Спасибо, Витя... Я сам чего-то подрастерялся... – негромко и пряча глаза выдавил Григорий Давыдович.

"Хм... ты смотри, стыдно ему...".

Отвечаю так же негромко:

– Вас же не тренирует каждое утро двухметровый бугай-боксер... Зато сразу стало наглядно, зачем нашей группе будет нужен Леша и "его служба"...

Клаймич криво усмехнулся и мы пошли за позвавшим нас лейтенантом. Тот развел нас по разным кабинетам, дал ручку и бумагу и велел описать, все что произошло.

Такая ситуация стала мне активно не нравится. Ни тебе цветов герою, ни почетного оркестра с бравурными маршами! "Охренелость" ментов дошла до того, что у меня спросили документы. "Свидетельство о рождении" осталось в чемодане в гостинице, о чем я и сообщил, а заодно попросил разрешение позвонить.

– Ты сначала напиши все, что тебе сказано, а потом будешь названивать по телефону, – строго заявил мне молодой лейтенант.

– Ты сначала измени Уголовно-Процессуальный Кодекс РСФСР, а потом уже будешь допрашивать несовершеннолетнего в ночное время и в отсутствии его родителей, – раздраженно ответил я и развалился на стуле, – и пока мне не дадут позвонить, я не буду ничего писать!

Лейтенант сначала подавился воздухом, покраснел, открыл рот и хотел что-то сказать... затем снова его закрыл, постоял в раздумьях и вышел из кабинета.

Посидев немного в одиночестве я задумался... странно, в сегодняшней драке, мне ни разу не попали по голове. Тогда какие другие оправдания мешают несчастному идиоту позвонить, если телефонный аппарат стоит на соседнем столе?!

Не находя комментариев для своей тупости, я подхожу к телефону и поднимаю черную трубку.

"Слава богу номер простой – засел в памяти... 261-06-06...".

Странные короткие гудки раздались в трубке, еще до того, как я закончил набирать семь цифр.

"Хм... Чо не так?.." – понапрягал мозги – вспомнил сочинский санаторий, и попробовал набрать номер через "девятку":

– Дежурный...

– Э... здравствуйте...

– Слушаю, кто вам нужен?

– А Юрия Михайловича можно услышать?

– Юрия Михайловича нет на работе, в такое время, – мужской голос напрягся.

– А вы его помощник? – не нашелся я, спросить что-нибудь поумнее.

– Нет, во внерабочее время телефоны переключаются на дежурного офицера, – сухо ответил мне невидимый собеседник.

– Меня зовут Виктор Селезнев. Юрий Михайлович сказал, что я могу к нему обратиться, если у меня будут проблемы... Ну, вот они у меня и случились... Я сейчас в 18-ом отделении милиции и с удовольствием его покинул бы.

– А что вы хотите от меня? – озадаченно спросил "дежурный".

"Сам туплю и вокруг тупые...".

Уже не скрывая раздражения я ответил:

– Так свяжитесь с ним или с его помощниками... Я помню по фамилии только подполковника Зуева, он, кажется, сейчас в отпуске, но остальные тоже должны меня знать...

– Хорошо, повторите, пожалуйста, как вас зовут и в каком отделении вы сейчас находитесь... – уже деловито ответил министерский дежурный...

***

...Дверь открылась и в кабинет «вплыл» пузатый майор с добродушным круглым лицом, на котором покоряли своим великолепием длинные ухоженные усы, в стиле «а la Буденный»!

– Ти чого буянишь?! – ухмыляясь в свои роскошные усищи, пророкотал майор густым басом.

– А чего он... – заканючил я плаксивым голосом, одновременно тыча пальцем в маячившего в дверной проеме лейтенанта, – сочинения я и в школе писать не люблю, а он говорит "пиши подрооообно"...

Передразнил я, недовольно зыркающего на меня молоденького офицера.

Майор стал еще добродушнее и расплылся в широкой улыбке, но маленькие глазки жили на его лице своей отдельной жизнью, смотря цепко и насторожено:

– Врач со "Скорой" казав шо тама дви зламани челюсти и нис всмятку!.. – "усатый хохол" счастливо захохотал.

Я изобразил святую невинность и независимо засопел, уставившись в пол.

– Ти ж не хочеш щоб тебе звинуватили у драке! – "испуганно" округлил глаза майор, как бы предлагая мне тоже напугаться...

– Хочу! – провозгласил я с пионерским задором.

–...Э... нащо?.. – не нашелся милиционер.

– Тюрьма, колония, блатная романтика... новые люди, интересные знакомства... – я увлеченно и с придыханием принялся перечислять "плюсы" новых жизненных перспектив.

– Сплюнь, дурной... – мигом растеряв свою веселость, посоветовал майор... и даже перестал улыбаться.

– Ну, не знаю... тогда... хотя бы посмотреть на того судью, который даст срок четырнадцатилетнему ребенку, отбивавшемуся от трех вооруженных рецидивистов, – я опять вольготно развалился на стуле и насмешливо посмотрел на собеседника.

– ...Куди дзвонив-то?.. – немного помолчав и усмехнувшись в усы, спросил майор, легким кивком головы указывая на, сдвинутый мною с места, телефон.

– Да так... знакомому одному... милиционеру... – неопределенно отделался я.

– Еге, еге... Ти напиши на листке що було... Сам. Хоча б скильки зможеш... Я... хвылын через десять прийду... – майор дернул себя за левый ус и, переваливаясь, вышел.

Когда с тобой разговаривают по-человечески, то почему не написать... Тщательно выверяя на бумаге каждое слово, я изложил свою версию "принуждения к миру": мол, гуляли... подошли... угрожали ножом... забрали бумажник... один хотел меня ударить... завязалась драка... сирена... Спасибо родной Советский милиции! Ура...

Посидел... Поковырял в носу. Затем осторожно выглянул в коридор. Пусто и тихо... Недолго думая, отправился в соседний кабинет...

– ...И обязательно, Григорий Давыдович, укажите, что "обезьяна" попыталась меня ударить и только после этого завязалась драка. Не забудьте отразить, что вы растерялись и участия в драке принять не успели..

– Виктор, если у нас будут неприятности... то не надо меня выгораживать! Их словам не поверят... давайте я скажу, что дрался я...

Я постарался максимально успокаивающе улыбнуться:

– Не будет у нас неприятностей, а если я дрался один, то получается трое рецидивистов против ребенка... А двое против троих уже... несколько иначе... Не так героически! – я засмеялся.

На лестнице послышался непонятный шум, идущий с нижнего этажа... на фоне неразборчивого бубняжа голосов, слышались визгливые женские нотки.

Похоже, в ментовку доставили современных "интердевочек", и я счел за благо, ободряюще кивнув Клаймичу, быстренько вернуться в "свой" кабинет.

Вовремя... Минуты через три, через неплотно прикрытую дверь, я услышал, как кто-то бегом поднимается по лестнице.

В кабинет, тяжело дыша, буквально, ворвался давешний молоденький лейтенант. Яркий румянец на щеках и округлившиеся глаза...

"Началось?!".

– Пойдемте скорее! – резко перейдя на "вы" и переминаясь от возбуждения, лейтенант всем своим видом как бы призывал меня присоединиться к его бегу.

Неторопливо поднявшись, и собрав со стола свою писанину, я, так же неспешно последовал за подпрыгивающим от нетерпения милиционером.

Видимо, весь "ночной" личный состав отделения сейчас толпился в коридоре первого этажа. Они о чем-то активно перешептывались, но когда появились мы с лейтенантом, все разговоры тут же стихли. Провожаемые, в спину, взглядами присутствующих, мы подошли к обитой светло-рыжим дерматином двери. Висевшая сбоку табличка информировала: "Начальник отделения майор Галушко Н.Е."

– Товарищ министр, задерж... э... гражданин Селезнев доставлен! – как мог отрапортовал "мой" лейтенант.

Я стоял понуро свесив голову и держа руки за спиной. Услышав обращение "товарищ министр", я дернулся и чуть было не испортил свою клоунаду, но нашел силы продолжить изображать "статую обреченности".

Сначала послышался чей-то смешок, затем присоединился второй голос, а затем уже смеялись несколько человек.

"Надо мной, гады! Держим паузу...".

– Ладно, шалопай, заканчивай изображать тут из себя жертву царского режима! – раздался веселый голос Щелокова.

Я медленно поднял голову и... охренел...

В довольно просторном кабинете "милицейского Буденного", за столом для совещаний, вольготно расположились, в парадной форме(!), Щелоков и Чурбанов, а рядом с ними сидели в вечерних платьях смеющаяся Светлана Владимировна – жена Щелокова и... (бум-бум-бум-тарям!) легко узнаваемая, Галина Леонидовна – дочь "дорохога Леонида Ильича"! Ну, и по совместительству, жена Чурбанова...

– А хорошенький-то какой! Все девки, парень, твои будут... или УЖЕ одноклассницам головы кружишь?! – неожиданно заявила бровеносная супруга замминистра и засмеялась, с какими-то истеричными подвсхлипами.

"А... вот ты какая... "интердевочка"!.. Реальность ожиданий не оправдала...".

– Давай, проходи... присаживайся сюда, драчун уличный! – улыбающийся Щелоков хлопнул ладонью по спинке стоящего рядом стула, – рассказывай, как ты в Москве оказался и как трех человек в больницу отправил!..

"А вот хрен тебе по морде...".

– Не хочу... – буркнул я с хмурой рожей и, обойдя стол, уселся прямиком между женами обоих "главных ментов"...

– Вить, ты чего? – изумленно подал голос Чурбанов, Щелоков тоже смотрел недоуменно.

– Ничего... Меня чуть не зарезали час назад... – я упрямо не смотрел на обоих генералов и голову держал повернутой в сторону Светланы Щелоковой, – а вам смешно...

Мой голос "сорвался"...

– Действительно... а с чего вам весело-то?! У вас тут людей рядом с Кремлем, уголовники чуть не режут, а они сидят зубоскалят, голубчики! – Галина Леонидовна возбужденно вскочила и "по-бабьи" уперла руки в боки, явно готовясь затеять небольшой "скандальероз".

– Так! Успокойтесь все... – командному тону жены министра можно было только позавидовать. Она обняла меня за шею и прижала лицом к своему плечу. Мои плечи "вздрогнули".

"Приятненько пахнет, "Шанель", если не ошибаюсь..."

– Витюнечка! Хочешь чашечку чая? – негромко спросила Щелокова, поглаживая меня ладонью по макушке.

Я молча закивал.

– Майор!.. – ее голос вновь обрел крепость стали.

– Зараз солоденького з сушечками организуемо! – засуетился усатый "представитель Первой Конной" и его бегемотские шаги торопливо забухали в сторону двери.

У Брежневой тоже материнский инстинкт взял верх и вот, уже минуты через три, под хоровые "бабские успокаивания", я давлюсь кипятком, пытаясь его проглотить залпом.

Как ни странно... удается. Под изумленными взглядами присутствующих и сдавленным майорским:

– Ти обережно!.. дуже гаряче...

Тут уже ни у кого не остается сомнений, что ребенок находится под стрессом... – играю я очень убедительно. Сам собой доволен...

Мне наливают вторую чашку крепкого чая, под змеиное шипение Галины Леонидовны "вы что, ему воды не давали?!" и невнятные оправдания "Буденного-Галушко": – "як можна?.. вин сам не просив... здавалося що з ним все нормально... веселий сидив... розмовляв... я навить не подумав... старий дурень!"

Когда я засунул в рот сушку, Светлана Владимировна еще раз погладила меня по голове и ласково спросила:

– Витюнечка! Хочешь еще чего-нибудь?

– Да... – я шмыгнул носом и поднял глаза на ее мужа, – скажите, чтобы Григория Давыдовича выпустили...

***

...Ха!.. Что называется, знакомьтесь, господа! Третья солистка всемирно-шедевральной, вокально-инструментальной и хитово-шлягерной группы «Red Stars»! Ну, по крайней мере, мне, кажется, что она ею станет...

Как я там сказал, описывая третью солистку – "зажигалка"?! Фиг знает, из каких глубин подсознания выплыло такое определение моих пожеланий. Вроде бы и сленг не мой... а вот выплыло...

Девушку зовут – Лада. И ей имя это удивительно подходит! Когда "ТРЕТЬЯ" появилась в аудитории, вся удивительно... "ладная", я прям...ОЖИЛ на несколько минут. Нет, это не имело ничего общего со "стойкой самца", просто, девушка была само очарование – живая, легкая, с веселой искренней улыбкой, которая почти не сходила с её лица. Водопад, слегка вьющихся, каштановых волос и светло-карие глаза в обрамлении длинных пушистых ресниц. Отличная фигура, а формы... ммм...

"И собрались три "трешки", мои сладкие крошки! По фиг, есть ли в этом смысл... зато есть рифма и хочется жмуриться... Как та забавная лисичка в демотиваторе из моей "прежней" жизни: "Я не хочу ничего делать, я хочу: Фыр-фыр-фыр!"... Черт... как ссаднит обожженное вчера горло...".

Я ловил взгляды, которыми меня, периодически, "вопрошали" присутствующие но, продолжал сидеть с невозмутимо-безразличной физиономией. Это было совсем несложно. Все и так протекало для меня, как в тумане... Бессонная ночь, непростая психологическая роль, шквальный выброс адреналина и последующее опустошение...

Действительность сейчас воспринимается, как отрывки из клипа... Вот притворно-строгий Клаймич задает девушке какие-то вопросы, вот он садится за рояль и просит ее что-нибудь спеть. Вот Татьяна Геннадьевна, вместе с Ладой, выбирают репертуар, вот девушка начинает петь. Я еще успеваю понять, что у нее такой же замечательный голос, как и она сама, и проваливаюсь в странный, полуобморочный сон.

...Трое мелких уголовников, из подмосковной Балашихи, решили заработать гоп-стопом. Все бы ничего – дело то житейское, просто три слабоумных урода, спившие мозги и пропитавшие их чифиром, решили сразу «стрельнуть» по-крупному. И, поразительное дело, чуть было не преуспели...

В свой первый "бенефис", около гостиницы "Россия", они обнесли не кого иного, как культурного атташе посольства Италии в СССР и какого-то важного "коммерса" из Рима, которого этот атташе сопровождал.

Самый центр Москвы, в двух шагах от Кремля! В месте, где количество работников милиции, а главное, "самого" КГБ(!) зашкаливает за все мыслимые нормативы этих ведомств, трое деревенских урок "бомбанули" богатеньких зарубежников и безнаказанно смылись!

Комитет и милиция встали на уши... Но... "невозможно понять логику непрофессионалов", как говаривал старина Мюллер... Никаких концов. В Балашихе их искать никому в голову придти не могло, а "залечь на дно" трем придурка ума хватило.

Но, вообще-то, им не сильно повезло с добычей: 157 рублей, 98 долларов и небольшая золотая побрякушка, сдернутая с шеи импортного "коммерса", на крупный куш никак не тянули.

Родное Советское государство, защищая свой престиж, заявленные деньги итальянцам вернуло. Но не тут то было... "Золотой побрякушкой", сдернутой с шеи итальянского бизнесмена, оказался медальон с прижизненным портретом его дочери, умершей во младенчестве. Итальянцу было глубоко плевать на переданные доллары. Он сам был готов заплатить любые деньги за возвращение бесценной для него реликвии.

Посол Италии ежедневно звонил в МИД, а "мидовцы", в свою очередь, трепали нервы милиционерам и "комитетчикам". Дошло до того, что Андропову и Щелокову, по этому вопросу, позвонил сам Громыко.

Что делал КГБ, ни Щелоков, ни Чурбанов достоверно не знали, но следователи МУРа до такой степени трясли "уважаемых" воров и все "малины" города, что блатные, "на полном серьезе", предложили своим контрагентам изготовить точнейший дубликат этого медальона, лишь бы от них отстали! Может быть измученные и задерганные милиционеры на это и пошли бы, "ради интересов Родины", но они и сами не знали, как этот чертов медальон точно выглядел.

В итоге, менты и "комитетчики" неделю круглосуточно сидели в засадах вокруг "России" и на прилегающих улицах, искренне мечтая пристрелить урок при задержании... А попались они нам! Или мы им. Как посмотреть...

Причем, оказалось, выбрали нас с Клаймичем, уголовники не случайно. С реализацией долларов в Балашихе они связываться побоялись, поэтому, в этот раз, решили пощипать в "рыбном месте" рублевых соотечественников. Импозантный и хорошо одетый Клаймич, показался фигурой подходящей.

Три небритые рожи блатного вида милиционеры, контролирующие "сектор", заприметили еще за полчаса до нашей разборки, просто и сомневались, и хотели взять с поличным, чтобы было проще "колоть". Кто же знал, что "Витька" окажется таким резким и быстрым!

Всю эту информацию нам с Клаймичем, посмеиваясь, выдал Чурбанов, и если бы не мой панический звонок в министерство, то с Торжественного приема, по случаю визита министра внутренних дел Венгрии, Щелоков и его зам, с супругами, поехали бы по домам, а не в 18 отделение милиции!

Этот рассказ я прослушал прижавшись к теплому боку Светланы Щелоковой и иногда похрустывая вкусными сушками майора, притаившегося, как мышь, в углу собственного кабинета.

С ответным рассказом, с нашей стороны, выступил "ессесно" Григорий Давыдович, выпущенный из "узилища" и так же, как и я, обалдевший от вида обоих "парадных генералов" и дочери самого(!) генсека. Надо отдать должное, умный мужик ничего лишнего не сболтнул, а главное, не стал превозносить меня. Чего я, откровенно говоря побаивался.

Из рассказа Клаймича следовало, что он порядком растерялся, а при виде ножа и вовсе решил, что жизнь дороже кошелька. Данная мысль вызвала общее демонстративное одобрение.

– И Виктор говорит: "Григорий Давыдович отдайте им...", я и отдал... а тут один из них замахивается и бам-бам-бам... и все лежат. Я сам и дернуться не успел... – Клаймич "растерянно" похлопал глазами.

Взгляды присутствующих переместились на меня.

– А чиво?! Ладно кошелек... а бить-то нас зачем?! Вот я и врезал...

– Ага... – усмехнулся Щелоков и оглянулся на "Буденного", – до чего он там "доврэзался", Николай Евграфович?!

– У двох перелом челюсти, а у одного нис зламаний, товаришу министр, – скороговоркой ответил майор, вскакивая со стула, с необычным для его комплекции, проворством.

Я насупился:

– Их трое было... с ножом... я потому изо всех сил бил!

– С тремя ножами, – скривился Чурбанов, – у каждого по "перу" было...

– Да хоть бы убил всех троих! – опять громко вступила Брежнева, – легче дышать бы стало на белом свете... без этой нечисти...

– Ладно! – Щелоков поднялся и за ним встали все остальные, – ты, Николай Евграфович пока все ПРАВИЛЬНО оформляй, НАШИХ допросишь завтра – время сейчас уже позднее. "Смежникам" никого не отдавать!

Майор энергично закивал головой.

– Итальянскую "цацку" давай сюда... – министр протянул руку и майор, метнувшись к своему столу, вложил в министерскую длань небольшой серый конвертик.

Три уголовника были тупы настолько, что на очередной "гоп-стоп" потащили с собой ножи, доллары и... медальон. Что и было обнаружено милиционерами при обыске.

Правильно писал один деятель в мое время: "Все умные люди совершают одну и ту же ошибку. Им, почему-то, кажется, что все вокруг думают так же, как и они. Умным даже к голову не приходит, какими невероятными путями ходит мысль у дураков. И к каким невероятным выводам те приходят, вопреки очевидности". Многословно... но очень верно.

Казалось бы, зачем тащить с собой в кармане увеличение "срока"? В случае задержания... Но нет, дураки берут с собой ножи. И валюту. И медальон, намертво привязывающий их к предыдущему преступлению.

А у дураков своя логика... Доллары в Москве может удастся сбыть, поэтому надо взять их с собой. Медальон тоже... какому-нибудь барыге или в ломбард. А ножи? Ну, как последний аргумент в запугивании жертвы...

– Дураки, одним словом, – закончил объяснять Чурбанов, под согласный кивок Щелокова, и неподдельное внимание нас, сидящих за сдвинутыми столиками в буфете гостиницы "Россия".

К прежнему составу присоединились Завадский и злобно сопящий Леха, который, в сердцах, тряхнул меня за шиворот и заявил, что больше никуда без своего присмотра не отпустит.

Щелоков даже похлопал разгневанного "мамонта" по предплечью и успокаивающе разъяснил, что все наше ограбление проходило под контролем милиционеров.

– Вот только наличие ножа не учли... – министр недоуменно покачал головой, что, собственно, и вызвало пространное разъяснение Чурбанова "про дураков":

– А так у них теперь к разбою плюсуем "вооруженное ограбление" и "валюту"... И здравствуй "солнечный Магадан" годков на десять-двенадцать... – закончил свои "подсчеты" Юрий Михайлович.

– Юра! Да, пусть они там хоть заживо сгниют, – расслабленно, но по-прежнему кровожадно, прокомментировала Галина Брежнева, потягивая из большого бокала янтарный коньяк.

– Туда им и дорога... – поддакнула подруге Щелокова. Она пила красное вино и, внешне, выглядела совершенно трезвой.

Напряженный, как струна, бармен, внимательно следил за нашим столиком, держа наготове коньяк и вино, а в дверях бара маячило "ночное руководство" гостиницы, потрясенное подобным высокопоставленным визитом.

Что характерно, из мужчин алкоголь пил только перенервничавший Клаймич. Он периодически чокался с Брежневой и, видимо этим, вызвал ее заметное расположение. Светлана Щелокова, вообще, на контакт шла гораздо тяжелее и было явно умнее, дочери генсека. Или осторожнее... Хотя закончили жизнь обе так, как не пожелаешь и врагу. Мдя...

– Витюшь, ты чего-нибудь нового сочинил? – неожиданно спросила Щелокова, как-будто подслушав мои мысли о ней.

Я вздрогнул и... улыбнулся:

– Еще одну песню для милиции и одну для нашей группы... "про любофф"! – я скорчил дурашливую гримасу, демонстрируя свое отношение к "любоффи", – мы ведь потому и в Москву все приехали, что тут третья солистка отыскалась, вроде...

– Так тебе и самому надо в Москву переезжать, раз солистки отсюда, – резонно заметила Светлана Владимировна.

– Да... надо бы... – протянул я, пожав плечами.

– Ты бы помог, а... Николай Анисимович?! – окликнула мужа Щелокова.

– Поможем, поможем... Этому "герою", как теперь не поможешь... – ворчливо откликнулся министр.

– Да, бог с ним... с его "геройством", песни-то отличные пишет... – настойчиво заметила министру супруга.

– Отличные, да... – не стал спорить тот, и поднялся из-за стола – поздно уже, давайте разъезжаться... А вы... – он неопределенно окинул взглядом меня, Леху, Клаймича и Завадского, – приезжайте ко мне на Огарева, завтра... сегодня уже... часикам к шести...

Девушка взяла, видимо, самую высокую ноту и я очнулся...

"Как на шоу "Голос"... Последний аргумент и ты нажимаешь кнопку... Да, это, однозначно, наш вариант!".

Григорий Давыдович оторвался от клавиш рояля, вежливо изобразил аплодисменты и обернулся... ко мне. Так же обернулись и все остальные, поскольку я устроился на последнем третьем ряду. Собственно, поэтому мой позорный сон и остался незамеченным.

Я не спешил с оценкой, интересно было посмотреть на реакцию девушки. Как ее там... Лада... красивое имя... неизбитое...

"Удивилась... Еще бы... взрослые серьезные люди оглядываются на пацана. Пусть привыкает. Не привыкнет – найдем другую... шатенку... Ха!"...

...Нет, ну все не как у людей... Полдвенадцатого ночи, в соседнем кресле еле слышно подхрапывает Клаймич, а через проход голова Завадского удобно примостилась на могучем плече Лехи...

"Сейчас бы достать айфон, а потом стебать "сладкую парочку"... до первого Лехиного люля..."

Но нет, мой "артефакт бога" надежно заныкан дома в шахматной коробке. И ведь устал, как собака, а такое ощущение, что в салоне самолета я единственный, кто бодрствует. То днем засыпаю, то ночью не могу... Сумасшедшие пять дней были.

Утром "нашли Ладу", днем маклер показывал нам уютную трехкомнатную квартиру около метро "Полежаевская". Улица Куусинена... Раньше о нем что-то слышал, что-то читал... последнее время, когда выпадала возможность, собирал информацию в интернете уже целенаправленно. Так что, адрес не понравился... но уж больно квартира оказалась уютная и удачно расположенная...

"Вот так и поступаются принципами... в обмен на уют и удобство... Тьфу! Какая чушь в голову лезет...".