Текст книги "Режим бога - 2 (СИ)"

Автор книги: Скс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

В этот момент, раздались первые аккорды живой музыки. "Аэлитовцы", как-то незаметно для всех нас, "просочились" на сцену и приступили к работе.

Народу в ресторане было много, а сам он солидных размеров, не чета частным "кабакам" постсоветского Сочи. Конечно, по многочисленности нашей компании, равных не было, но все столики были заняты, "резерва" и мест свободных не наблюдалось вовсе.

Поэтому, когда "Аэлита" начала играть, уже неплохо расслабившаяся, публика пустилась в пляс. Популярные песни этого времени зазвучали одна за другой, быстрые композиции чередовались с медленными. Мужчины в костюмах, минимум в рубашках с галстуками, и тетеньки, разных лет и форм, в "вечерних" платьях, кто смешно – кто вяло, дергались в "современных" ритмах, и органично сплетались, друг с другом, в медленных мелодиях.

"Моя" песня прозвучала пятой и это были "Городские цветы".

– Ну, ты спрашивала, что могу... Это для затравки... – негромко сказал я в аккуратное ушко Альдоны, при первых знакомых аккордах.

Новая песня, привлекла внимание публики, особенно после того, как за нашим столом стали ритмично хлопать во время припева.

"...Городские цветы, городские цветы, Вот опять я кричу вам сквозь грохот и дым...", – душевно выводил Сергей.

"...Городские цветы, городские цветы, Навсегда завладели вы сердцем моим...", – подпевал сначала только наш стол, а в конце песни, уже и пол ресторана.

Аплодисменты были... ну... удовлетворяющие мое самолюбие!

Успех песни вызвал за столом новую волну оживления и череду тостов: за меня; за мою маму; за успех; за то, чтобы не зазнался, когда стану знаменитым; за всех присутствующих и т.п.

Коля Завадский, на какое-то время, стал центром всеобщего внимания, рассказывая о том как мы репетировали и записывали песни. А вот Клаймич тихонько помалкивал, изредка поднимая тост или поддерживая чужой.

"Семейный альбом" и "Маленькая страна" особого внимания у ресторанной публики не вызвали, а вот под "Теплоход" все дружно отплясывали и подпевали!

Короче, вечер протекал интересно и разнообразно... К двум нашим красавицам периодически подкатывали, разной степени "выпитости" и привлекательности, мужички, но были ими дружно "отшиты".

Один из них, сдуру, попытался проявить настойчивость, но "мамонтам" и Арсену был нужен только повод, проявить свое "джентельменство".

От членовредительства, сильно струхнувшего и моментально протрезвевшего, мужичка спасло только то, что когда я попытался остановить приближающихся к нему "мстителей", Арсен, не рассчитав сил, неудачно меня "отодвинул", и я уселся задом на пол.

"Мужичок" был моментально забыт и незаметно слинял. Димон сразу поднял меня за шкирку, а Леха сгреб Арсена в охапку, с высокоинтеллектуальным вопросом: "Братан, ты bля охренел?!"

Тут же Арсену прилетела нехилая оплеуха от отца, и хотя вопрос заданный Михаилом Авваковичем по-армянски, остался нами не понят, но по экспрессии заметно превосходил Лехин.

Теперь я уже закрывал собой Арсена, вереща, что это случайность и вообще я не в обиде!

Короче, совместными усилиями все утряслось, Арсена оправдали и простили, а происшедшее "запилось" очередными тостами.

Моя трезвость, сегодняшним вечером, подразумевалась априори. Не предложили запить, с горя, даже роль половой тряпки... Гады!

За всем столом трезвенников было только трое: я, "Няша" и Саша Завадская. Даже Вера с Альдоной, и те, хлебали "Киндзмараули"!

Кстати, "Няша" подловила меня на выходе из туалета с тупыми обидками, что я ей, видите ли, не позвонил...

Тяжко вздохнул и, молча обойдя препятствие, я направился к нашему столу. Когда подошел, "Аэлита" заиграла "Карусель". Я положил руку на ладонь Альдоны, разговаривающей с Верой и устало произнес:

– Пойдем танцевать, это та самая "Карусель" сейчас звучит.

Чуть повернув голову, Альдона высокомерно посмотрела на "мелкое недоразумение" и что-то хотела сказать... но почему-то передумала, молча встала и пошла со мной к другим танцующим парам. Первый раз за весь вечер!..

Если мой рост стал сейчас 172 сантиметра, то ее был сантиметров на пять выше. Плюс какие-то каблуки... Так что ее "благотворительность" от легкого унижения меня не спасала.

Короче, сколько не "пыжься", а про свой шесток пока забывать не следует.

– Чего вдруг молчиим? Целый вечер стеснительностью не страдаал... – ехидно поинтересовалась "Королева".

– Ну, ты так близко... мои ладони на твоем теле... От тебя так волнующе пахнет... я же подросток, у меня все мысли ниже пояса, не до языка сейчас, – совсем "охренев", заявил я.

Не изменившись в лице, Альдона чуть отстранилась и посмотрела вниз:

– И где же "мысли"?! – иронично поинтересовалась она.

– Ладно... извини... пошутил. Не обижайся, – бlя, я кажется покраснел, – Спасибо, что согласилась потанцевать. А то чего-то утомил вечер...

Держались мы, надо сказать, довольно близко друг к другу. Я не наглел, она не отстранялась, поэтому глаза были рядом. Девушка внимательно посмотрела и спросила:

– Все, вроде неплохо, чего ты загрустил?

– Устал тут сидеть. Дел много, а они не движутся, – неожиданно для себя пожаловался я.

Музыка закончилась. Вокруг зааплодировали. Я стал испуганно озираться, но хлопали Валентине и музыкантам "Аэлиты", а не нашей паре, хотя внимание мы и привлекли, я заметил.

– Давай выйдем на террасу, на пару минут, – предложил я девушке.

Она опять посмотрела мне в глаза, чуть помедлила и согласно кивнула.

Я решил воду в ступе не толочь и выяснить то, что меня заинтересовало сразу, в лоб, как говорится...

На террасе ресторана курили несколько мужчин, хотя никто не мешал им это делать и в зале.

Мы отошли в дальний угол.

– Альдона, ты умеешь петь?

– ? – многозначительно изогнутая бровь.

– Ты петь умеешь? – снова повторил я свой вопрос.

– Умею, и неплохо, а что?.. – на этот раз ответила девушка.

– Хочешь стать богатой и знаменитой?!

– Неет...

– Жаль. Это все, что я хотел узнать. Пойдем в зал. Спасибо тебе за танец.

"Как упоителен в России хруст облома... Как бы это не стало тут хитом моей второй жизни.".

Вернулись за стол мы под заинтересованные взгляды. Я насчитал три: мамин, Верин и "Няшин".

Потом "Аэлита" еще раз исполняла "Карусель", все подняли прощальный тост, затем еще один, после долго и искренне прощались у ресторана: расходились и разъезжались по домам.

Леша с Димоном пошли провожать нас с мамой, "чтобы проветриться", как они заявили. Собственно, не лишнее... парни неплохо сегодня "расслабились"... Да, и пообщаться за столом в ресторане, особо не удалось – сидели же в разных концах.

По дороге обменивались последними "курортными" новостями. Хотя самую интересную их часть парни рассказать мне, явно, не могли, по причине присутствия рядом мамы! А может и не стали бы... Типа, рано мне про ТАКИЕ похождения слушать. Кобели!..

А мне, по ходу, только слушать и осталось... Надеюсь пока.

Но была новость и настораживающая. Позавчера к пацанам подковылял уголовного вида доходяга, который, на голубом глазу, предложил отозвать из прокуратуры Лехино заявление о пересмотре дела.

– Предложил тысячу рублей! – с благоговением, округлив глаза, заговорщически прошептал Леха... и парни дружно захохотали.

– Врезать бы ему, – отсмеявшись, сказал Димон, да он и так скелет – кости одни... сдохнет от хорошего удара. Да и никто он, так.. на побегушках.

– Ребята , – заволновалась мама, – а эти уголовники не попытаются вам что-нибудь сделать, исподтишка?!

– Нет, Людмила Ивановна! – успокоил ее тут же Леха, – меня уже в местной прокуратуре дважды опрашивали, а тех двух козл... гавриков, уже в СИЗО определили.

– Вот это хорошо, – успокоилась мама.

Мы поднялись в наш "люкс", где еще добрый час проговорили про всякую всячину. Обсудили новых знакомых, реакцию ресторанной публики на мои песни, дружно еще раз простили Арсена и подхихикивая, "восхитились" моим танцем с красавицей Альдоной.

Наконец, парни засобирались и, договорившись созвониться, мы пожелали друг другу спокойной ночи. После их ухода, мама пошла в душ, а я, раздевшись до трусов, вышел подышать на балкон.

С высоты четвертого этажа, я увидел спины удаляющихся в ночной сумрак "мамонтов", сладко зевнул и решил, пренебрегая душем, сразу завалиться в кровать.

Денек сегодня выдался насыщенным и информативным. Песни в ресторане приняли "на ура", по крайней мере "Теплоход", "Цветы" и "Карусель". А я, ведь, так Клаймичу и предсказывал! Значит реакцию публики предвидеть могу. А это очень важно.

С самим Григорием Давыдовичем обсудить "ресторанный бенефис" после сегодняшнего застолья не получилось, но "по ходу" удовлетворенными взглядами мы обменивались неоднократно.

Отдавая дань первобытным инстинктам, я перегнулся над перилами и смачно плюнул вниз. "Раз забрался высоко, то плюй вниз – не стесняйся!"

Чуть хмыкнул над этой козлиной философией и, с закрывающимися глазами, доковылял до кровати. Когда мама выходила из душа и выключала свет, я уже не слышал...

***

Утро началось банально... Продрал глаза, брызнул водой на моську и, просыпаясь на ходу, поплелся на стадион. Странно. Гнусное начало утра, откровенно говоря... а привык...

Упс... А у нас гости! Точнее гостья. Женская фигурка в белом спортивном костюме и накинутом на голову, белом же, капюшоне, неспеша трусила по дальней стороне дорожки.

"А ты настойчива, подруга! Ладно, побежали выяснять отношения. Хрен с тобой... Хоть оделась в этот раз в "фирмУ", а не в какую-то бесформенную хламиду".

Постепенно увеличивая темп бега, я, на втором круге, догнал свою "несостоявшуюся подругу". Девушка обернулась...

"Еще раз "упс!".

– Доброе утро, – я легонько кивнул головой и с невозмутимым видом продолжил утреннюю пробежку.

"Интересно девки пляшут! Добро пожаловать... Альдона!"

Де жа вю... Только наоборот...

Теперь я бегу первым номером, а, ответно кивнувшая, прибалтка, повисла у меня на "хвосте".

"Ну, не нарвусь же я на КМС-ов два раза подряд!"

Четыре круга я прошел в среднем темпе, а на пятом стал постепенно ускоряться. "Хвост" неотрывно шлепал за спиной.

На шестом я откровенно пошел в отрыв... На седьмом... тоже...

Заканчивая, в таком же темпе, восьмой, я уже смирился, что "оторваться" не получится...

"Бlя... да, что же это такое..."

Несчастливый стадион! Никогда, за два детства, не был в такой отличной форме, а здесь мое самолюбие жестоко отымели... дважды... бабы!..

Постепенно сбавляю темп, и к зоне турников приближаюсь практически шагом.

Пересиливаю себя и оборачиваюсь:

– Позволь тебе сделать комплимент. Ты, Альдона, в прекрасной форме, я три круга пытался "убежать" – не вышло!

Я "весело" смеюсь:

– А пару дней назад пытался догнать Веру и, тоже не получилось! Надеюсь ты минимум мастер спорта, а то мое самолюбие сдохнет от огорчения!

– Аминь... – ровно отозвалась блондинка, – не мастер...

– Все, я – неудачник! Пойду повешусь... на турнике..

К турникам "СнежКо" не пошла. Пока я подтягивался на перекладине и крутил "солнышко", она, позевывая, "тянулась" на болельщицких скамейках.

"А хорошая такая растяжечка... Размах ног два с лишним метра!.. Мдя!"

На стадион подтянулся "гиревик" Олег. Гири свои он хранил в какой-то подсобке у стадионного сторожа. С отрешенным и "ничегонезамечающим" лицом, он лишь слегка махнул мне рукой и, раздевшись по пояс, начал "играть" со своими двухпудовиками. Мощные мышцы буграми перекатывались по лоснящемуся от испарины телу. Тяжеленное железо, периодически, парило в воздухе, как пух!

"Зачетное представление!" – мысленно восхитился я, сам банально отжимаясь на кулаках, – "Вот шо бландынка жывотворящая делает!"

Недостатком терпения, в этом детстве, я не страдал... Вслед за турником и отжиманиями, последовало стояние на голове, впереди маячили качание пресса и бой с тенью.

Не я приперся в семь утра на стадион с явной целью "поговорить". Я сюда пришел заниматься спортом. Так что ты первая разговор и начинай!

Когда я стал прыгать и пихаться кулаками по сторонам, терпение "Ее Величества" кончилось.

– Боксом занимаешься? – снисходительно поинтересовалась красавица, подходя к "Машине смерти" (это я... если чо!).

– Чемпион Ленинграда... ну, в своем возрасте... – небрежно приукрасил ситуацию я.

– Чего не Союза? Не вышло?!

"Чего ж мне одни "гадюки"-то попадаются? Карму почистить, что-ли в церкви... Ха-ха... Сказать попу: – А наворожи-ка мне, батюшка, чтобы красивая и добрая, а то все красивые и злые! А тот мне: – Иди-ка нахер, сын мой, тут церковь, а не отдел ненаучной фантастики!"

Я представил себе эту картину: толстый благообразный поп с широченной бородой и золотым крестом на пузе, басом нараспев, посылает меня "н-а-х-е-р", кладя следом крестное знамение!

Не сдержался и захрюкал от смеха. Поймал сверлящий взгляд Альдоны и не стал спорить:

– Да, не вышло... Говорю же – неудачник!

Блондинка продолжала молча препарировать меня взглядом.

– Здравствуйте, девушка! Привет, Витя. А я смотрю, с кем наш боксер тут общается?!

Олег подошел к нам во всей красе – мощь и сила, доброжелательная улыбка и приятный баритон:

– Познакомишь меня с такой красавицей?!

– Конечно... Альдона. Олег.

– Откуда у вас такое необычное и красивое имя?!

– Нет, – голос прибалтки безэмоционален.

– Что "нет"? – удивился Олег.

– На все – "нет", на познакомиться, на имя и на дальнейшее общение. Сразу, чтобы сэкономить вам время.

– Почему? Можно узнать? – мужик, явно, не привык к такой реакции.

Точнее ТАКОЙ мужик не привык к ТАКОЙ реакции!

– Не хочуу. Этогоо Вам должноо быть достааточно.

Голос сухой и жесткий. Лицо вообще без мимики. Смотрит сквозь, пошедшего красного пятнами "гиревика".

– Пойдеем. Провоодишь меня.

Это уже мне.

"Ну, пойдем! Даже интересненько стало..."

Я виновато киваю "оплеванному" Олегу и двигаю за крепкой и круглой "как орех" попкой, обтянутой белым "адидасом".

"Надо на такой же костюм Шпильмана напрячь! Понтовый прикид".

В обоюдном молчании выходим со стадиона.

Терпеливо продолжаю молчать. Альдона останавливается около парковой скамейки, оценивает ее чистоту и жестом предлагает присесть. Молча садимся. Смотрит на меня.

"Хрен тебе. Первый не заговорю!"

Наконец, красавица соизволила разомкнуть уста:

– А врешь зачем?

– Ты о чем? – я удивлен.

– Вера рассказала о тебе... На Союзе ты не был.

– А... – я расслабился, – ты же специально наехала, чтобы я оправдывался... так зачем мне на это вестись!

– "Наехала", "вестись"... Слова-то какие...

Я улыбаюсь.

– Что ты там вчера говорил?

– Да, забудь!..

– О чем?

– О том, о чем говорил...

Прищурив свои ярко-голубые глаза, "Снежная Королева", похоже, пыталась справиться с раздражением.

– Чтоо ты подразумеевал поод "богаатая и знамениитая"?

От эмоций, почти незаметный в остальное время, акцент у нее становится явственно заметен.

– Я же говорю, "забудь"!

– ...

Я безмятежно откидываюсь на спинку скамейки. Альдона, похоже, уже догадалась, что я "пру на принцип" и гипнотизировать меня взглядом перестала.

С минуту сидим молча.

– Почему? – ее вопрос звучит спокойно и без "наезда".

– Потому что отказалась, – доброжелательно объясняю я.

– Инстинктивно, – красивые губы чуть кривятся.

Я усмехаюсь:

– Тебе сколько лет?

Секундная заминка:

– 22.

– Да, ладно?!

– ...

"Я то думал ей лет 25-27. Взросленько выглядит. Впрочем, такие, как правило, и не стареют долго".

– Зачем ты так с Олегом? Он неплохой мужик... Ну, а ты ведь взрослая же девочка... уже лет пять, как должна привыкнуть, что все мужики хотят... хи-хи-хи... одного!..

Я не закончил фразу и нарочито гнусненько захихикал.

– А я и привыыкла, вот инстинктивно и отказываюсь на все предложения, – резонно возразила мне девушка.

"А не поспоришь... логично...", но вслух произнес другое:

– То есть, а сейчас ты передумала, потому что решила меня за мужчину не рассматривать?!

Красавица, чуть нахмурив брови, вперила в меня пристальный взгляд, помолчала и... неопределенно улыбнулась.

"Бlя! Не надо мне такого... Мне другого надо! А, вообще, я уже сам себе с этим надоел. Надо идти в "Жемчужину", выбрать там проститутку и попросить Клаймича одолжить номер на пару часов".

– Ну, так хочу тебя разочаровать. Я такой же как и все. Почти. И надо мне то же, что и всем... Почти. Поэтому, все-таки, забудь.

Я встал со скамейки:

– Пойдем я тебя провожу.

– Ты этоо серьеезно?

Мне снова удалось вызвать у нее явные эмоции дольше, чем на мгновение.

– Серьезно. Вот такой я гад! Все только через койку! – я обаятельно улыбаюсь в тридцать два зуба и снова мерзенько хихикаю.

Альдона решает поддержать игру:

– А что же ты готов предложить, и что хочешь за это?!

– Ну, – пародируя Сталина, я заложил руки за спину и стал не торопясь прогуливаться вдоль скамейки, щеголяя грузинским акцентом, – во-пэрвих, я – талант и буду пысат шлягэры. Это такыи очен популарные пэсны. Во-вторих, я саздамъ грюппу из трех красотак и покору вэс мир. Абба и Битлз будут плакать в углу, проклиная тот день, когда я родился. А СВОИМ девушкам я дам то, чего у них, в противном случае, никогда, в их жизни, не будет. Все страны и континенты, всемирную славу, толпы поклонников, очень много денег, машины, квартиры, дома, яхты, личные самолеты и, как следствие, очень интересную и насыщенную жизнь. Можно даже принцев в мужья подобрать. За честь сочтут болезные...

Я уже перешел на нормальный русский, остановился перед прибалткой и закончил свою тираду, почти, шепотом, гипнотизируя и склонившись к ее лицу, неотрывно смотря прямо в ее ярко-голубые глаза.

Она снова совершенно спокойна и акцент почти не слышен:

– Хорошо, не буду спраашивать, что надо будет тебе от девушек, это понятно и протиивно. Меняя интересуует почему ты говоришь "ПОЧТИ"? У дерьмаа есть оттенкии?

Я выпрямился и замер. Не знаю... Как по голове бревном дали или ледяной водой окатили. Не знаю с чем сравнить.

"Ну, да... Есть ли у дерьма оттенки... Да, я сейчас пекусь только о своей шкуре. Даже мама... это МОЯ шкура. И я хочу прожить свою новую жизнь иначе, чем предыдущую. Я хочу, чтобы в ней было то, чего не было в первой. Я хочу славы и известности, я хочу возможностей и побед во всем, я хочу определять судьбы мира, наконец! Но ведь я хочу перемен не только для себя... Помимо всего прочего, я хочу принести пользу людям. Не только своим, советским. Всем. Я хочу, чтобы история не только моей страны, всего мира развивалась иначе! Но сейчас я просто склоняю эту девочку к противоестественной связи с подростком. Маню мишурой "красивой жизни", а на деле просто очень хочу поставить "раком". Так есть ли оттенки у дерьма? И как я им стал?".

Я отмер. Все это время, пока я стоял соляным столбом, Альдона напряженно высматривала на моем лице что-то, понятное ей одной.

– Чтобы различать оттенки дерьма, надо быть гурманом. Им я не являюсь точно. А вот дерьмом... Хороший вопрос... Спасибо тебе за него... большое... Я буду над ним думать. Напряженно.

Я вытер выступившую на лбу испарину. Хотя сейчас раннее утро и солнце еще не вступило в свои права.

– Извини, я опаздываю на завтрак. Прощай.

***

Два дня я пребывал в натуральной депрессии. Такой... Настоящей... Даже на стадион по утрам не ходил.

Было много мыслей. Поток. Поток сознания и.. осознания.

Зачем я тут оказался, в этом времени? В своем собственном детстве? Не сказать, что я об этом не задумывался, но ответ не находился, а калейдоскоп событий и новых эмоций не давал возможности задерживаться на этой мысли слишком долго.

Тот или те, кто меня сюда запихнул, не захотели ничего мне объяснять. Я неоднократно набирал этот вопрос на айфоне, но экран девайса оставался глух к моим потугам, равнодушно высвечивая только мой вопрос. Без ответа. Но зато давал устойчивый интернет за тысячи километров от дома.

У самого меня были только две версии... и два желания.

Нет! Я не согласен, что я ДЕРЬМО!!!

Да, я могу согласиться и соглашусь, что часто мои действия продиктованы сугубым эгоизмом, НО... Моим первым желанием, не версией, а именно ЖЕЛАНИЕМ, было изменить судьбу страны! Да, я начал осуществлять это желание с того, что ограбил наследников ВОРА в генеральских лампасах. А еще и дом им спалил. Явно, построенный на ворованные же деньги и драгоценности.

Да, наsrать!!! Да, чтобы осуществить свое желание СПАСТИ СТРАНУ, мне надо не думать о куске хлеба и мне надо не сесть в тюрьму, в процессе решения "хлебного" вопроса. Поэтому ограбил и сжег. Сжег со своими отпечатками и заметая следы. И, судя по тому, что до сих пор на свободе – поступил верно!

А еще мне надо так вывернуться наизнанку, чтобы меня – сопливого подростка заметили, чтобы выслушали, чтобы я мог что-то СДЕЛАТЬ.

Бlя!!! Мне 14 лет и если я хоть что-то сейчас из себя представляю, то только потому, что пишу песни любовнице одного, потому что удачно прилюдно лизнул в жопу другого и потому что заполучил двадцать сантиметром стали в брюхо от третьего!

Суки!!! Кто тут смеет меня осуждать?!?!

Дерьмо???!!! Сами вы дерьмо!!! Если вы такие правильные, то почему у вас Великая страна развалилась на куски?? Почему никто из Политбюро, армии, КГБ, МВД, Комиссии Вашего сраного партконтроля и т.п. не остановил застой, всеобщее лицемерие на собраниях и съездах, магазинный блат, меченого Иуду?! Почему у богатейшей страны нет джинсовых штанов и колбасы, почему Вы за 70 лет не научились выращивать урожаи, почему те, которые сейчас называют меня дерьмом через 10 лет будут мечтать стать интершлюхами?! Почему?!!!

Мой кулак со всего маха впечатывается в каменный пресс Олега. Тот издает сдавленный стон, отталкивает меня и скрючивается...

– Пацан! Ты сдурел?!

Я пытаюсь прийти в себя... После пробежки, я, как всегда веду бой с тенью. Только сегодня Тень приобрела конкретные очертания и образы. Сегодня из меня изливались досада и ОБИДА, страх и ненависть... Я, кажется, бил, рычал и матерился. И, видимо, не только про себя...

– Дядя Олег, извините, ради бога!!!

Я кинулся к гиревику. Тот уже выпрямился и с изумлением смотрел на меня:

– Ничего себе удар у тебя!

На его голом торсе было хорошо заметное покрасневшее пятно от моего кулака.

– Дядя Олег! Извините меня, пожалуйста! Я тут напридумывал себе Олимпиаду, вот и увлекся...

Всем видом я изображал смущение и раскаяние. Даже и на самом деле их чувствовал. Олега обижать было не за что.

После обеда, я отпросился у мамы и направился к «братцам». Вполне предсказуемо дома их не застал и сменил свой курс на «Жемчужину».

В этот раз на входе меня никто даже не притормозил и я, прямиком, двинул в номер 1243, к Клаймичу. Впрочем, на стук там тоже никто не открыл.

Я постоял немного в раздумьях, и пошел обратно к лифту, в котором напротив кнопок 7 и 14 этажей были прикреплены надписи "Bar" и "Буфет".

На 7 этаже в баре была многочисленная и шумно балаболящая компания итальянцев, и я решил попытать счастье на четырнадцатом. Там царил полумрак, тихо играл джаз и было освежающе прохладно от негромко гудевшего кондиционера.

Абсолютно органично изображая американца, я заказал у стойки семгу с маслинами, бутерброды с красной икрой, копченой колбасой и томатный сок. А когда бармен лично все это принес, к единственному занятому столику, добавил:

– И полстакана русской водки.

На что тот, ни минуты не задумываясь, на приличном английском, сразу ответил:

– Простите, мистер, это невозможно, – после чего развернулся и вернулся за стойку.

"Ух, ты... Ну, ну... "Невозможно"... Так значит Я дерьмо?"

Проглотил, не чувствуя вкуса, бутерброд с икрой и, достав 25-рублевую купюру, слегка ею помахал.

Бармен кивнул, заметив мой жест, что-то где-то почиркал ручкой и принес мне счет. Я равнодушно отодвинул папку со счетом и повторил:

– Полстакана водки. Вы заставляете меня ждать.

Бармен чуть скривился, но безукоризненно вежливо ответил:

– Я сожалею, мистер, в Советском Союзе есть возрастные ограничения на алкоголь.

– Мне плевать на ограничения и, вообще, на весь ваш Советский Союз. Просто перестань болтать и принеси мне водки. Если тебе мало денег, то на возьми еще...

Я вынул из кармана еще четвертной и, с хлопком, припечатал его на первый, лежащий на столе.

Бармен, явно, заколебался:

– Представляете, какой скандал поднимут ваши родители?

– Не поднимут, они уехали в "Хахры"... Неси...

И я отвернулся, уставившись в тарелку.

Бармен немного потоптался рядом, но я на него уже не обращал никого внимания.

Через пару минут он принес неполную рюмку и умоляюще сказал:

– Поймите правильно, я не могу больше. Вам может быть очень плохо.

Я смерил его уничижительным взглядом и через губу, как это умеют янки, произнес:

– Плохо может быть только тебе, если сюда кто-то войдет и увидит эту рюмку. Поэтому я и сказал – полстакана. А выпить я могу настолько больше тебя, что ты будешь поражен. Забери и принеси, наконец, мне то, что я просил!

Бармен, как ошпаренный, схватил со стола рюмку и скрылся за своей стойкой. Еще минуты через три он принес темно-желтый высокий стеклянный стакан, на четверть заполненный водкой.

Я пододвинул ему оба четвертака и, долив в водку сок, разом хлопнул получившуюся смесь.

После спасительной "Мэри" мир заиграл новыми красками, а у семги появился вкус! Бармен затаился за стойкой, и опасливо контролировал оттуда мое состояние.

"Ну, кто из нас "дерьмо"? Теперь оба!", – я ухмыльнулся, – "поганый "гитлерюгенд", как ты меня сумела задеть... Я РЕАЛЬНО обиделся!!! А все почему? Потому что, как минимум, это – полуправда".

Затребовал у, вспотевшего от облегчения, бармена еще соку и капучино с куском "Птичьего молока". Все-таки похвальба похвальбой, а чего-то жирненького скушать не помешает. Хотя уже понял, что да, я могу обжечь непривычное к алкоголю горло, но голову мне спиртное почему-то не выключает. По-крайней мере, не больше, чем мне – взрослому. Только первый раз сшибло с ног, больше такого состояния не было и в помине.

"Вывод... Какой из этого всего вывод? Чтобы стать богатым – я украл, чтобы не посадили – я сжег, чтобы стать известным – я почти убил, чтобы запомниться Генсеку – я лицемерил и врал. И все это ради двух целей. Жить хорошо и спасти Родину. Вор, поджигатель, уголовник, почти убийца, лицемер и сексуальный маньяк – "Герой второго времени"!

Я поперхнулся соком и мучительно закашлялся. Бармен ринулся ко мне, как коршун, и нехилым ударом по спине вернул мне способность дышать.

Я промокнул слезящиеся глаза салфеткой и поднял их на бармена:

– А ты говорил, что мне будет плохо от водки. Видишь, что с людьми делает сок?!

Я, еще похрипывая, засмеялся.

Бармен тоже облегченно улыбнулся.

"Интересно, а кто меня сейчас спас? Бармен или ТОТ, кто меня сюда забросил. Может попробовать пальнуть в башку, сдохну или каждый раз осечка будет?!".

Я опять засмеялся и направился к стойке, на которой стоял серый телефонный аппарат.

– Мой друг, как мне позвонить в номер этого отеля?

– Наберите "0" и номер комнаты, – услужливо ответил, безымянный для меня, бармен.

Я накрутил на диске "0" и, услышав резкий гудок местной станции, набрал "1243". На второй гудок трубку подняли.

– Алло, – бодро откликнулся голос Клаймича.

– Дорогой мистер Григорий, – заспикал я по-американски, – это ВиктОр, приветствую вас!

– Здравствуйте, Витя! Вы в гостинице? – засмеялся сообразительный "музрук".

– О, да... Пью кофе с тортом в баре на 14 этаже.

– Отлично. Вы ко мне или я к вам?

– Конечно. Сейчас я спущусь!

Опустил трубку на рычаг и вернулся к своему столику. Решение пришло.

"Рубикон перейден и жребий брошен. Если для выполнения ЗАМЫСЛА надо испачкать руки, то я буду их пачкать. Все равно больше грязи, крови и смертей, чем получилось, в ТОМ времени, у меня не получится. Я уверен. И потому считаю свою цель СВЯТОЙ. Я изо всех сил постараюсь выиграть...".

Оставил на столе еще пятьдесят рублей. "За удар".

И твердой походкой вышел. Создавать НОВУЮ РЕАЛЬНОСТЬ...

***

В номере у Клаймича я просидел до полуночи. Григорий Давыдович дважды звонил маме и клятвенно пообещал меня привезти в санаторий лично.

У Клаймича был шикарный, по местным меркам, двухкомнатный люкс. Мы сидели в небольшой гостиной с диваном, двумя креслами, ковром, холодильником и цветным телевизором. На столе стояли остатки, заказанного в номер ужина – в ресторан, возбужденный Клаймич, спускаться отказался категорически.

Я развалился в одном из кресел, "брутально" пристроил ноги на столе среди использованной посуды и продолжал "играть" с Клаймичем в интеллектуальный пинг-понг.

– ...Допустим, – горячился Григорий Давыдович, – но Витя, я намного старше и могу рассуждать о практических вещах, с которыми вы столкнетесь в своей жизни несколько позже. Женщины очень эмоциональные и ранимые, в своей сути, существа. Управляться с перепадами настроения или неверной оценкой обстоятельств одной женщины, подчас невыносимо сложно, а здесь придется справляться с тремя! Насколько это реально?!...

Он помолчал, задумавшись, затем схватил недопитый бокал с белым вином и залпом его осушил.

"Эк, ты намаялся с Понаровской и Пьехой, недаром с обеими расстался".

– И следуя вашему призыву называть вещи своими именами, скажу так... – глухо продолжил Клаймич, – практически, это – НЕРЕАЛЬНО! Насколько бы вы не были талантливый, и какой бы успех не сопутствовал группе первоначально, через некоторое время эта троица перегрызется между собой, проест всю плешь нам и, в итоге, развалит группу. К тому же не забывайте, что женщины имеют странную привычку выходить замуж и рожать детей, – Григорий Давыдович притворно засмеялся, маскируя горечь всех предыдущих сказанных слов.

Я покивал головой и, поймав его взгляд, спросил:

– Можно отвечать? Ок. Вы, абсолютно правы и, хотя это может показаться странным, но я вас хорошо понимаю, – я помолчал, придавая весомость сказанному, – но именно потому, что так сложно справиться с одной женщиной, лучше их завести три...

Я заткнулся и принялся скрести ложкой по стенкам металлической вазочки, собирая остатки мороженого.

Клаймич, сначала недоуменно, а затем задумчиво разглядывал меня, тоже откинувшись в кресле и, наконец, расслабившись.

– Поясните свою мысль, Виктор, – вкрадчиво попросил он.

– Охотно, Григорий Давыдович, – я отставил пустую вазочку на тумбу с телевизором и сплел пальцы на несуществующем пузе, – Итак... давайте будем исходить из той аксиомы, что большинство баб – существа глупые, злые, жадные, истеричные и неблагодарные. Поэтому, логично пред...

Мой спич был прерван диким хохотом! Клаймич рыдал и бился в конвульсиях! Он пытался остановиться, но снова и снова начинал трястись в судорогах неудержимого хохота!

Глядя на него, я тоже не сдержался и заржал! Это придало, изнемогшему было от смеха, Клаймичу новые силы. Потом я наблюдал, как, согнувшийся и придушенно всхлипывающий, Клаймич уползает в ванну.