Текст книги "Режим бога - 2 (СИ)"

Автор книги: Скс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Когда он, успокоившийся и вымывший лицо вернулся, мы продолжили диалог.

– Так вот... Когда в коллективе такая "тварь" одна, тогда она и выделывается, как муха на стекле. А вот когда таких тварей ТРИ... Вот тогда проглядывают очень интересные варианты. Как нам преподавали на уроке истории – "Разделяй и властвуй"! Большую часть своей разрушительной энергии они будут тратить на грызню друг с другом, где мы будем выступать не объектом "грызения", а арбитром!

Я победно посмотрел на Клаймича.

Тот грустно возразил:

– Это, конечно, продуманная и очень взрослая ТЕОРИЯ, но сработает это пару раз, от силы. Дальше они просто объединяться против общего врага.

– Согласен, такой риск есть. Но до того, как это произойдет, мы демонстративно выгоним из коллектива кого-то из той подтанцовки, о которой я вам говорил. Для того, чтобы у них перед глазами был наглядный пример, что они потеряют, при таком развитии сюжета.

– А если и это не поможет?! – Клаймич был полон скепсиса, – ведь в них будет столько вложено сил и средств, а им только достаточно будет поменять директора и коллектив. И сделают они это легко! И без труда найдут организации в которые их с удовольствием возьмут и не поморщатся. В мире концертной эстрады нравы, почище серпентария!

– Ну, для начала, я смогу им запретить петь свои песни... А кто они без них?

– Это совсем не просто, – покачал головой Клаймич, – но при весомой поддержке сверху, это возможно. Однако, не забывайте, Виктор, что вы ставили условием выбора солисток – их исключительную красоту, молодость и хорошие вокальные данные. Вы уверены, что при таком наборе достоинств они сами не найдут "поддержку сверху"? – он скептически изогнул бровь.

"Надо будет тоже так потренироваться делать перед зеркалом".

– А дальше простая математика, "кто больше для матери-истории ценен"? ВИА "Три свиньи" со всесоюзной и западной известностью, приносящий валютные доходы государству или какой-то отдельный Наф-Наф со склочной историей и требующий помощи. Да еще и слухи пойдут. А что скажут жена и партком?

Клаймич улыбнулся:

– Я помню про нашу договоренность, но все никак не привыкну "не удивляться"!

– Разве я сказал что-то неправильное или что-то глупое?

– О! Нет... Вы сегодня наговорили много чего, но глупостей я не услышал. Зато услышал кое-что новое даже для себя.

– Когда их трое, то мы не так зависимы от каждой отдельной солистки. Если придерживаться принципа "брюнетка", "блондинка" и "шатенка", то искать замену надо будет по цвету волос и покладистости характера. А сам ВИА и его имя остаются у нас, песни у нас, деньги у нас, гастроли и приглашения за рубеж у нас, а что останется у выгнанной из коллектива? Шлейф склочницы и образ неудачницы? – я насмешливо улыбнулся.

– Да, да... Я это уже все понял... – почти отмахнулся Клаймич, – но есть целый ряд технических сложностей, которые очень тяжелы для преодоления. Это и ваше членство в Союзе Композиторов, и выбор концертной организации под "крышей" которой мы будем работать и другие сложности поменьше, но тоже крайне важные.

– Давайте составим список задач и будем решать проблемы по мере их поступления. Сейчас же, навскидку, я могу вам назвать несколько вариантов, наибольшую привлекательность которых мы вместе оценим позднее.

Я встал и жестом пригласил Клаймича выйти на балкон.

"Хрен знает... Разговоры о всесилии и вездесущности КГБ, конечно, всегда были безумно преувеличены, но со следующими фразами стоит быть поосторожнее".

Стоя на балконе я негромко сказал:

– Работать мы можем "под крышей" Бивиса, под крышей МВД и, третье, можем попробовать создать свой концертный оркестр.

Клаймич так же негромко ответил:

– Витя, вы же понимаете, как Бивису удалось выбить создание своего Концертного оркестра?

– Понимаю. И вижу, что это возможно. А раз удалось одному, то сможет и другой. У нас в октябре 60-летие ВЛКСМ, в ноябре день милиции, в декабре "Песня года"... И песни для всего уже написаны. Что же касается членства в Союзе Композиторов, то тут достаточно лишь воли руководителей этих ведомств: ВЛКСМ, МВД и Гостелерадио. Я уж молчу персонально про товарищей Романова, Чурбанова и Щелокова. Там еще и Устинов обещал мой марш "в армию двинуть", но видимо забыл... надо будет напомнить.

Клаймич долго молчал, напряженно о чем-то думая. Наконец, он прервал молчание:

– Витя, я, ОДНОЗНАЧНО, с тобой... И помогу всем, чем смогу. Может большое дело закрутиться... Но, даже несмотря на возможную помощь перечисленных тобой товарищей, потребуются большие деньги. Очень большие. Я знаю где их взять, но...

Мне стало очень любопытно и я молча ждал продолжения.

...но их придется отрабатывать и возвращать. Там серьезные люди и... с ними шутить не получится.

– Григорий Давыдович, – начал я осторожно, – минус эта проблема. Я тоже знаю где взять деньги, и нам этого хватит.

Клаймич помолчал.

– Не понимаю... но верю. Теперь становится понятным, почему ты отдал Боярскому песню бесплатно.

Я покосился в его сторону. Клаймич пожал плечами:

– Мир эстрады маленький. Особенно в Ленинграде...

Эту тему я решил не развивать и не комментировать, а вместо этого сказал:

– Кстати... про Ленинград... Надо будет переезжать в Москву. Без вариантов.

– Я это понимаю, – тут же откликнулся Клаймич, – меня в Ленинграде ничего уже, особенно, не держит. Время позднее, пора ехать, а то нам обоим здорово влетит от твоей мамы!

– Это, да... – я засмеялся.

А потом без смеха закончил:

– Вы не форсируйте события, делайте вид, что её мнение самое главное. Мы с вами сочтемся, а её обижать не стоит.

– Да, это был мой прокол. Я потом понял, – повинился Клаймич.

– Да, нет... Пока все в порядке, но зачем нам возможные лишние проблемы, пока я несовершеннолетний и несамостоятельный?

Клаймич кивнул:

– Я понял.

– Кстати, Григорий Давыдович, тут много проституток?

Клаймич аж вздрогнул от неожиданности:

– Витяяя, с чего это вдруг вас заинтересовали людские пороки?!

– Меня не сколько пороки, вообще, сколько проститутки, в частности... Сколько они тут стоят? И есть среди них с симпатичные?

– Виктор, я не специалист в этих делах, – явно смущаясь, ответил Клаймич.

– А что же делает на отдыхе состоятельный одинокий мужчина?! – состроил я удивленную физиономию.

– "Состоятельный одинокий мужчина" ищет себе компанию среди порядочных женщин, – с легкой ноткой нравоучительности ответил мне Клаймич.

– Так может "одинокий состоятельный мужчина" знает "порядочных женщин", которые свяжутся с подростком?! – с нескрываемым сарказмом поинтересовался я.

Клаймич совсем потерялся

– Витя, зачем вам это нужно? Есть же нормальные человеческие отношения: любовь, преданность, верность...

– Не хочу показаться бестактным, Григорий Давыдович, но вам эти качества сильно помогли в "нормальных человеческих отношениях"? К тому же я не собираюсь тут "любофф искать", просто знаете ли... потребности... К тому же опыт у меня имеется, так что никаких сюрпризов меня там не ждет.

– Как хотите Витя, но мне это не нравится. К тому же, я уверен, что вряд ли кто из них рискнет...

– Ладно, пойдемте хотя бы "товар" посмотрим... Где они тут обитают?

– Я видел в ресторане, около барной стойки, – нехотя ответил Клаймич, – но вас туда в шортах вечером не пустят. И на этажах в барах можно посмотреть, там где вы сегодня уже были.

– Хорошо, пойдемте прогуляемся по барам на этажах и поедем баиньки к маме, – я дурашливо улыбнулся.

Клаймич покачал головой и усмехнулся:

– Ни один человек меня так никогда не поражал, как вы Виктор!

– И не забудьте в баре говорить со мной только по-английски, dear Gregory!

...Ну, что рассказать про поход по проституткам? Вечером бары были забиты посетителями битком, мы даже не стали заходить. Все...

Сходил на бlядки...

Зато были свободные такси. Хотя да, согласен, неравноценная замена. Да и водитель мне не понравился. Не в моем, что называется, вкусе! Гы-гы-гы!

Пока мы шли от ворот санатория до нашего корпуса я спросил Клаймича, где можно будет подобрать поющих красавиц в будущий ВИА?

– Это не главная сложность, – мотнул головой Клаймич, – в консерваториях и профильных ВУЗах, – Их не так много по стране, пять-шесть городов объехать и можно найти ТАКИХ красоток... Все закачаются! Хуже другое, мало кто из них знает английский. У нас неважно учат в школах. Я вот вас иногда совсем не понимаю, так, догадываюсь по интонации.

"Охренеть! Ты решил, что это я плохо говорю?! Сам, говоришь так, что тебя и в Англии с пятого на десятое будут понимать...".

– Мы летали с коллективом на фестиваль Сопот и общались там с англичанами. Они даже меня не очень понимали, а я говорил в группе лучше всех.

"Ага, вот-вот!".

– Да, знание языка это наше непременное условие, – подтвердил я.

– Витя, а какие у вас отношения с Верой?

"Упс?!"

– Нормальные, вроде... – осторожно ответил я, – а что?

– Я разговаривал с ней и она отзывалась о вас хорошо, но как-то сдержанно... Мне показалось, извините, если лезу не в свое дело, что там присутствует какое-то напряжение...

– Ну, не знаю... В Ленинграде общались нормально. Правда я потом ей песню написал, может поэтому... Не хочет поощрять, так сказать, – я усмехнулся.

Клаймич искоса на меня посмотрел и тоже усмехнулся:

– Очень может быть...

– А что, вдруг, разговор о Вере? – перешел в наступление уже я.

– Ну, хороший бы был вариант... – неопределенно протянул Клаймич, – она красивая, на ваш взгляд?

– На мой, да... Даже весьма, – не повелся я.

– Ее папа работает в МИДе, она закончила МИМО, английский знает идеально. Кажется еще и испанский... У Татьяны... ну, Татьяны Геннадьевны – ее мамы, было чудесное сопрано, она говорит, что и у дочери прекрасный голос. Сам не слышал, но мнению Татьяны Геннадьевны можно доверять, она большой профессионал.

– Как же она из МИМО стала журналисткой в "Комсомолке"? – искренне удивился я.

– Ищет себя, – неопределенно ответил Клаймич, – я не очень в курсе этого... Просто, как вам такая кандидатура?

– По внешности – отлично, по голосу – поверю на слово, но надо слушать, а вот по характеру... мне она показалась какой-то нервной... как-будто живет с постоянно заведенной до упора пружиной...

Клаймич согласно кивнул:

– Вы наблюдательны. Там была, пару-тройку лет назад, одна нехорошая история. Девочка после этого несколько замкнута.

– Изнасиловали что ли? – брякнул я.

– Нет! Слава богу до этого не дошло, – поплевался через плечо Клаймич, но отпечаток душевный у нее, видимо, остался.

– Поняяятно, – протянул я, – ну, не знаю... думаю она сама не захочет... Но попробуйте спросить, чем черт не шутит! Главное проблем нам не огрести с такой кандидатурой. И семья у нее обеспеченная... Сложнее контролировать будет, чем какую-нибудь голь-шмоль перекатную...

Григорий Давыдович удивленно посмотрел на меня и ...согласно кивнул:

– Да, те больше потеряют... если что... Я сразу не подумал. Так может и не стоит?

– Может... Хотя, все-таки, поговорите. Может до чего-нибудь путевого и договоримся.

Последние пять минут разговора мы стояли у дверей моего корпуса.

– Спасибо вам большое, что проводили, маме так спокойнее!

– Мне не сложно, тем более, мы так продуктивно пообщались! Тогда, Виктор, спокойной ночи и завтра я позвоню, после обеда.

– Спокойно ночи, Григорий Давыдович...

Весь путь до двери номера довольная ухмылка не сходила с моей рожи:

"Попитка не питка, да товарищь Бэрия?!"

***

На следующий день я, клятвенно пообещав маме не задерживаться допоздна, все-таки, добрался до «мамонтов». Правда, в этот раз заранее договорился с ними о встрече по телефону, чтобы опять не «лизать ручку» закрытой двери.

Достаточно было одного взгляда, чтобы понять, что в этой квартире время проводят весело... Все признаки: гора мытой посуды, подувядший букет роз, пять бутылок из под "Советского шампанского" на подоконнике и почти пустая коробка конфет "Садко" на столе.

А так же отвратительно бодрые и довольные жизнью рожи "братцев"!

– Хороши... Вижу время вы тут неплохо проводите, пока я над работой, как царь Кащей над златом, чахну...

– Ну, дык... мы что... – сыто потянулся Димон, – говори чаго надо, вместе будем рифмовать "стул" и "жопа"!..

Реноме надо поддерживать. Я немного помолчал и продекламировал:

– Если в песнях для народа слово "жопа" рифмовать,

То не долго будет, братцы, "стул" на нары променять!

Оба гада заржали дуэтом... Отсмеявшись, Леха сказал:

– Все, с гулянками с сегодняшнего дня завязываем! Говори, что надо?

– Чего так? – подозрительно поинтересовался я, настороженный такой уступчивостью, – к суду протрезветь захотелось?!

– Неее, – Леха развалившись на диване, лениво отмел мою версию, – я следака в ленинградской прокуратуре оказывается неправильно понял. Не будет тут никакого суда...

Я напрягся:

– Почему?!

– Они ведут все по "вновь открывшимся обстоятельствам", поэтому опрашивают тут местные, а документы отправляют наверх, там в Москве новое решение и примут... в Верховном Суде. Сочинский прокурор сказал, что точно оправдают...

Все немного помолчали. Я же еще и мысленно постучал себе по лбу. Не Леха мне процедуру должен был объяснять, а сам должен был сообразить. Ну или нынешний УПК РСФСР почитать...

– Хорошо. Пусть так... Главное, ведь, результат...

Оба "мамонта" синхронно кивнули.

– С чего тогда конец гулянкам?

– Деньги, почти, закончились, – ухмыльнулся Димон, – хорошо, что за жилье сразу отдали...

Я понятливо кивнул и искоса глянул на Леху. Тот чуть заметно отрицательно качнул головой.

"Понятно... Про "заначку" Димон ничего не знает. И она целая".

– Транжиры... – пренебрежительно фыркнул я, – ну, тогда у вас появилось время порешать мои проблемы!

– Так чего надо-то? – уже настойчивее повторил свой вопрос Леха.

– Поучи меня играть на гитаре, – я вопросительно уставился на "старшего братца".

– О-па... Да, я и сам не очень-то... Так, три аккорда и "боем"... да, и учитель из меня еще тот... – замялся Леха, – О! Завадский говорил, что он играет на гитаре тоже! Вот с кем надо!

– Я же не сказал "научи", я сказал "поучи"... – выделил я интонацией последнее слово, – а если нормально пойдет, тогда к Завадскому и обратимся... а то может нет у меня способностей к музыкальным инструментам...

– Ха! – заухмылялся Димон, – наш "вундеркинд" перед Коляном облажаться боится?!

Я, неожиданно для себя, с большим трудом справился с накатившим раздражением.

"Однако, ты меня подzаеbаl, дружок, со своими комплексами и подколками".

– Хорошо... давай попробуем, основы я, все-таки, знаю, – поспешно согласился Леха, почуявший неладное.

Я еще пяток секунд посидел молча, пряча глаза и подавляя сильнейшее желание послать Димона "на" и "в", а потом спокойным голосом ответил:

– Да, я не хочу облажаться перед Николаем, поскольку он мне пока только знакомый, и не боюсь облажаться перед Алексеем, поскольку он мне друг. Ты все понял правильно, Дима.

Несмотря на свою толстокожесть, Димон тоже почуял проблемы и попытался замять:

– Ну, дык я сейчас гитару принесу, вы с Лехой и попробуете...

С этими словами он подорвался в Лехину комнату за гитарой, которую "старший братец" захватил с собой на отдых.

– Лешшшааа...

– Понял, понял... поговорю с ним сегодня...

– А вот и балалайка! Ну, давайте лабать! – вернулся Димон, потряхивая инструментом.

Гитарой я промаялся около двух часов и порезал струнами два пальца, после чего сделал вывод, что во-первых, мне все это не нравится, во-вторых, учитель из Лехи никакой, а в третьих, я бесталантный дебил, у которого, на самом деле, нет способностей к музыкальным инструментам. Слава богу хоть слух с голосом неплохие...

В расстроенных чувствах, поскольку видел гитару в некоторых своих планах, я вернулся к обеду в санаторий. Солнце сегодня палило немилосердно, было очень жарко и, когда мы с мамой пришли из столовой, я, ни секунды не медля, полез под душ. Уже после спасительной прохлады воды, вытираясь вафельным полотенцем с печатью санатория, в зеркале ванной я заметил, что мой шрам на боку, оставшийся от ножа, превратился в тонкую еле заметную линию.

"Охренеть, скоро и этим будет не похвастаться. Минус еще один козырь. Вслед за возможной гитарой...", – расплавленные жарой, мысли лениво возникали в голове и так же вяло оттуда испарялись.

В номере было не так убийственно жарко, как на улице, к тому же спасал вентилятор. Расстроенный, я завалился на кровать и через пару минут крепко спал.

Вечером в гости заехал Клаймич. Жара уже спала и с гор подуло спасительной прохладой. Все отдыхающие повылазили из своих номеров и аллеи санаторского парка, почти пустые в обычные вечера, в этот были битком заполнены прогуливающимися людьми.

Прохаживаясь вдоль занятых скамеек, с установленными между ними бюстами героев-милиционеров и лавируя между другими такими же гуляющими, мы обсуждали новости и планы.

– Я не стал разговаривать с Верой напрямую, – делился Клаймич, – все-таки вы правильно, Витя, отметили, что характер у нее не самый простой. Поэтому сначала поговорил с Татьяной, ее мамой. У них с дочерью очень теплые и доверительные отношения, как я мог заметить, и мне показалось, что так будет правильно.

Я согласно кивнул и продолжил слушать.

– Таня все восприняла, вполне, благожелательно и с немалым интересом. У нее, вообще, это оказалась давняя и нереализованная мечта, чтобы дочь пела. И хотя природные данные у Веры превосходные, но интереса к классическому вокалу девочка не проявила. А ведь ее пытались в детстве учить и даже отдавали лучшим специалистам.

Я скривился в ухмылке:

– Прям моя история! Меня мама тоже пыталась научит на пианино играть, только все без толку. Сегодня гитару в руки взял, тот же результат.

Клаймич улыбнулся:

– Вы хотели научиться играть на гитаре с первого раза?

– Нет, конечно, но я знаю свой характер, если мне что-то нравится делать, то это у меня пойдет, если не нравится, то хоть палками вбивай.

Поймал себя на мысли, что неудача с гитарой задела меня на удивление сильно. Странно... По поводу фортепиано, я так сильно никогда не переживал. Скорее всего, вообще, никогда не переживал.

Клаймич остановился и деловито потер ладони:

– Вас учили репетиторы и начинали с нотной грамоты и гамм?

– Ну, да... А как еще может быть?

– По-разному, – последовал быстрый ответ, – Витя, пойдемте в актовый зал... там стоит рояль и мы проведем маленький эксперимент. Если у вас есть слух, я попробую сделать так, чтобы вам стало интересно.

– Григорий Давыдович, не стоит тратить время, я уже, на сегодня, лимит экспериментов исчерпал. Да, и настроение не очень... самые благие начинания угроблю...

– Хорошо, – на удивление легко согласился Клаймич, – тем более, что на сегодня у меня еще есть парочка сюрпризов.

И поскольку по его лицу я видел, что эти сюрпризы не геморрой и понос, то проявил соответствующий интерес, который Клаймич принялся тут же удовлетворять:

– Пока разговаривали с Татьяной Геннадьевной, с пляжа вернулись Вера с Альдоной. Не сказать, что они подруги, как я понял, но они обе учились в МИМО. Более того, они – однокурсницы! Ну, и папы у обеих в МИДе..

Клаймич победно и с неким намеком посмотрел на меня. Что ж, я его тут же безжалостно "обломал":

– Угу... Я уже спрашивал. Альдона сказала, что она не просто поет, а хорошо поет... Только карьера певицы её не интересует.

– Странно... – лицо Клаймича омрачилось и он задумчиво сказал, – а она проявила заметный интерес к вам.

– Какой интерес, – теперь уже удивился я.

– Спрашивала мое мнение по поводу ваших песен и... умственных способностей, что ли... – Клаймич усмехнулся.

– Упс?! – я насторожился, – песни ладно... а умственные способности тут причем?

– Я сам не совсем понял, но, кажется, она имела виду, что уметь сочинять песни мало, надо грамотно подбирать авторов музыки, певцов, музыкантов... Но когда я сказал, что мы собираемся плотно работать вместе, она замолчала и больше ни о чем не спрашивала.

Клаймич помолчал и, как бы оправдываясь, добавил:

– Татьяна уже знала, не было смысла скрывать...

– Да, я и не думал, что надо скрывать. Работать с вами для меня честь, а не компромат, – пожал я плечами.

Услышав подобное, Клаймич явно был польщен, но он сразу вернул разговор на прежнюю тему:

– Что Альдона хотела узнать, я не понял. Но учитывая, что б0льшую часть времени она молчит, то это был неприкрытый интерес! Вы уверены, что ее "нет", это было действительно "нет"? А то ведь у женщин, как бывает... – он неопределенно покрутил в воздухе кистью.

– Уверен... Это было такое, однозначное, "НЕТ".

– Жаль... А то вырисовывался вариант "брюнетка-блондинка", а это уже две трети подбора... Особенно, если поверить, что она умеет петь. "Хорошо петь"! – усмехнулся уточнению Клаймич.

Мы еще немного пообщались и разошлись, договорившись, что Клаймич сразу позвонит, когда будет известна реакция Веры на наше предложение.

Я вернулся в номер и застал маму с нашими соседями Степаном Захаровичем и Ириной Петровной. Мое возвращение было встречено с большим энтузиазмом, поскольку они собирались играть в преферанс и четвертый участник был очень кстати!

Мы все устроились на большом балконе и погрузились в игру. В преферанс я играл не очень, но такие вечерние посиделки за картами у нас были не редкость. Поэтому, может от практики, а может и тупо от везения, я сегодня был в ударе. Почти каждую раздачу я старался сыграть или "вистануть", а после предельно наглого "мизера в темную" был уже в таком солидном плюсе, что это вызвало у моих соперников бессильные подначки на тему: "не пора ли дитЯм спать"!

Пришлось отбрехиваться:

– Не расстраивайтесь! Нас сейчас уже даже в школе учат считать по новому...

– Это как? – неосторожно "покупается" Ирина Петровна

– С одного до десяти...

– А что в этом нового?

– А новое, что после десятки идет "валет"!

Народ смеется. Вечер заканчивается моим условным выигрышем в два рубля семьдесят четыре копейки...

***

Следующее утро, обретя душевное равновесие, я встретил на стадионе. Этот день тоже обещал быть жарким. Несмотря на ранее утро, солнце уже явственно заявляло свои права.

Я шлепал второй круг по беговой дорожке, когда увидел в раскрытых воротах две женские фигуры.

"Упс...".

При таком раскладе, общаться не хотелось – будут друг перед другом выделываться, при "нуле конструктива".

Сохраняя между нами расстояние, я, в свою очередь, оказавшись около ворот, в эти ворота стадион и покинул.

...Отдыхать уже порядком надоело. В своих поездках я и в прошлой жизни на одном месте больше одной-двух недель не задерживался. Конечно, если не было каких-то личных отношений, не только для тела, но и для души. Мир большой и просиживать задницу на каком-то одном конкретном пляже – глупо.

Я все чаще стал уходить после завтрака из санатория, и вместо пляжа бродил по разным сочинским закоулкам. Однажды даже ездил на электричке в Адлер. Но смотреть особо было нечего... Память к нам добра и стирает серые страницы. Однако сейчас Сочи не мог мне предложить ничего привлекательного. Толпы отдыхающих, очереди в столовые и забитые пляжи. Аляповатыми красными пятнами на сером фоне выделяются лозунги и призывы.

Конечно, заново вспомнить атмосферу южного рынка или прокатиться на аттракционах юности – очень прикольно! Но сколько раз? Два, три?.. А потом? Рассматривать "Ромашку" и вспоминать "Чингиз-хан" в парке Барселоны?!

А неизменный выбор всех мальчишек моего детства "Автодром"?! По старой памяти, я купил на него 10 билетов по 40 копеек!

Выдержал три поездки... Остальные билеты отдал небогато одетым пацанам, завистливо наблюдающим за своими более счастливыми сверстниками.

Что ж, мы сами вершим наши судьбы. Видимо, свою надо вершить более активно...

...Клаймич позвонил через два дня, после нашей последней встречи.

– Виктор, добрый день! Как ваши дела? Как мама?

– Спасибо, Григорий Давыдович. Все хорошо. Как вы? Какие новости? – обменялись мы дежурными приветствиями, не требующими ответов.

– Новости есть... – неопределенным тоном ответил Клаймич, – Вера хотела бы с вами пообщаться лично. От моего участия в беседе отказалась.

– Странно, – изобразил я удивление, – разговор "на троих" был бы более продуктивным. Думаю, что на многое из того, что она захочет узнать, я просто не смогу самостоятельно ответить.

– Да, – с еле различимой досадой, отозвался Клаймич, – но она в этом пожелании была непреклонна. Я думал вы мне расскажите, что такое она захочет обсуждать.

– У меня есть только один вариант, – не стал я отклоняться от прежней версии, – может она захочет объяснить, что мои знаки внимания, в ее адрес, были неуместны тогда и будут неуместны сейчас. Поэтому и наедине, чтобы не ранить мое... детское самолюбие...

Клаймич хмыкнул в трубку, на том конце провода:

– Может быть... Что все было так серьезно?

– Йа вас умоляю! – я тоже хмыкнул.

– ...Женщины... – с непередаваемой интонацией выдохнул Клаймич, – она попросила ваш номер телефона...

– Конечно, пусть звонит... – "искренне" согласился я.

"Тупица, сама себя топит".

...Вера проявилась только ближе к вечеру.

...Я позвонил Лехе, он связался с Арсеном, Арсен попросил папу, Михаил Авакович нашел Ованеса Вагановича и теперь мы вдвоем сидим в столь знакомом нам ресторане «Кавказ».

"Аэлита" сегодня не играет, за нашим столом нет шумной компании и атмосфера за ним не самая праздничная.

Вера, пришедшая с решительным видом, сейчас молча сидит, уставившись в стол, и не знает с чего начать разговор.

Человек в черном... Я напялил черную джинсу и черную футболку с черными кроссами. Еле удержался, чтобы не одеть черные очки. Все-таки, вечер. Изображаю Бэтмена. На память приходит анекдот:

"Ресторан, 132-й этаж. У окна сидит мужик в чёрном и пьёт виски. Подсаживается другой, выпили. Первый говорит:

– Тут такой ветер сильный, можно выпрыгнуть в окно и тебя обратно занесёт. Тут же выпрыгивает и, полетав, залетает обратно. Второй говорит: – Ух ты, дай-ка я тоже попробую. Выпрыгивает и со свистом летит вниз. Подходит бармен: – Ну и гад же ты, Бэтмен, когда пьяный!" Мдя... Кому бы рассказать...

Заказываю официанту два кофе, бутылку "Киндзмараули" и два мороженых.

Наконец, Вера соизволила разжать губы, а то я от нее пока кроме "здравствуй", больше ничего не услышал:

– А что я хочу заказать тебе не интересно?

– Нет.

– Это, по меньшей мере, неприлично...

– Нет.

– Что нет?!

– На все "нет".

"Привет Альдоне! Перенял и использую...".

– "Нет" на твое желание поругаться, "нет" на глупое выяснение отношений, скорее всего, "нет" даже на нашу совместную работу...

– Зачем тогда ты пришел? – зеленые глазищи сузились и пытаются просверлить во мне дырку.

– Ты захотела встретиться. Я пришел.

– А со стадиона чего убежал? – Вера пытается насмешливо улыбаться, – а до этого на него просто не пришел!

– Не пришел, потому что на самом деле проспал. Извини, еще раз. Не стал общаться позавчера, потому что с тобой была Альдона. И так мне уже Клаймич задает вопрос, что у вас с Верой и почему она хочет встретиться с тобой наедине. Уверен, что этим вопросом озаботилась и твоя мама. Как и моя. Не думаю, что к этим заинтересованны лицам надо еще и Альдону подключать.

От полученной отповеди и открытых, на кое-что, глаз лицо Веры пошло красными пятнами. Под этим углом, она происходящее, явно, не рассматривала.

– Не переживай, – сказал я, дав ей возможность полностью "насладиться" разверзнувшейся у её ног бездной, – я отбрехался. Сказал, что посвятил тебе песню, а тебя это напрягло. Видимо, хочешь, в случае возможного сотрудничества, расставить все точки над "i", чтобы я правильно понимал ситуацию.

– ...Я этого и хочу!! – "родила", наконец, "потеряшка дара речи".

– Я так и понял, – снисходительно киваю.

Официант принес кофе с мороженым, бутылку вина и один(!) бокал. Пока он все расставлял по столу и наполнял этот самый бокал вином, Вера угрюмо молчала.

– Все происшедшее, там в Ленинграде, было ошибкой. Страшной ошибкой. Это моя вина и я искренне прошу у тебя прощения, – глухо произнесла она, когда официант отошел.

Я пожал плечами:

– Я написал тебе песню, я ввязался за тебя в драку и считал это день самым счастливым в моей жизни... А ты сбежала. Я обиделся. Даже страдал... А потом увидел с какой неприязнью и ненавистью ты на меня смотрела, там на стадионе. И все прошло. Я никому ничего не рассказывал и никогда не расскажу. Но я не заслужил такого отношения к себе. Совсем не заслужил...

Я неспеша положил в кофе кусочек рафинада и неслышно стал помешивать маленькой ложкой.

Даже несмотря на сильный загар, было видно, как горят Верины щеки. Она пару раз открыла рот, но так и не смогла ничего сказать.

"Господи, как маленький ребенок... Даже стыдно с ней так".

– Ладно. Закроем эту тему. Идея тебя привлечь к нашему проекту принадлежала Клаймичу, типа, голос есть, английский знаешь и, вообще, красотка... Я тут ни при чем. Возражать не стал, потому что это выглядело бы подозрительно.

– А Альдона? – хрипло спросила Вера.

– Альдоне я предложил сам, тогда в ресторане, после танца. Она отказалась. Следовательно, вопрос тоже закрыт.

– Она хочет.

– ...?...

– Она сама сказала, что ты... Ну, у тебя может получится... И мне не стоит сразу отказываться... Я поняла, что она тоже хочет, когда Григорий Давыдович говорил... что нужно три солистки... Она сама пошла со мной на стадион... Мы хотели поговорить... там... тогда...

Вера замолчала.

Я пил кофе и ковырял ложкой мороженое. Вера держала в руке бокал с налитым вином, но так к нему и не прикоснулась губами. Красивыми, саму малость припухлыми и яркими как коралл. Они чуть вздрагивали и я...

Тряхнул головой, отгоняя навязчивые образы.

В этот момент к нашему столику подошел какой-то кавказский хрен... Типа, не подумайте ничего плохого, "хрен" просто решил "позьнакомитьса"!

Вера даже головы не подняла на него. Впрочем, и я не успел открыть рот, как у нашего столика нарисовался САМ Ованес Ваганович.

Несколько негромких слов и "хрен" растворился в полумраке ресторана, а к нам за весь вечер больше никто не подходил, кроме официанта.

– Ты неправильно понял... Я не... ненавижу... За что?.. Просто это все неправильно... Я не должна была... тогда допускать такого...

– Чего именно? Целоваться или бить меня локтем по лицу? – вежливо уточнил я.

– И того... и другого... – опять потерялась Вера и судорожно отхлебнула большой глоток из бокала.

"Хм... Попробуем?.. Шанс-то последний..".

– Не знаю... У меня к тебе нет претензий ни за то, ни за другое... – я взял бутылку и долил Верин бокал, – а вот твое бегство... это уже ни в какие рамки...

– Ты не понимаешь! – негромко, но горячо стала объяснять Вера, схватив меня за руку, – это неправильно! Так не должно было быть!

– Но было... – эхом откликнулся я.