355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Скс » Режим бога - 2 (СИ) » Текст книги (страница 4)
Режим бога - 2 (СИ)
  • Текст добавлен: 3 октября 2016, 22:01

Текст книги "Режим бога - 2 (СИ)"


Автор книги: Скс



сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 17 страниц)

Оптимизма не прибавляло и то обстоятельство, что "мамонты" и Арсен не могли пропустить ни одного танца. Даже, если бы захотели! Парни были нарасхват, а молодых девиц, приехавших на отдых с родителями, в санатории было хоть отбавляй. И они были весьма настойчивы... ну, по нынешним меркам.

Момент истины настал, когда солисты "Аэлиты" запели "Листья желтые над городом кружатся". Парни пошли танцевать медленный танец с уже приглянувшимися девицами, Николай – с женой, а маму пригласил Михаил Афанасьевич, присоединившийся к нашей компании.

Бог миловал!.. Я лениво водил вокруг взглядом и, заметив отчаянную борьбу на лице Саши Завадской, успел вскочить с лавки и отойти в сторону, прежде, чем она решилась пригласить меня на танец.

Ха-ха-хм... мля... Да, уж... Я представил себе картину: я, весь такой жутко модный, в черной фирменной футболке "с иностранными надписями", в американском "Левайсе" и, почти несуществующих в СССР, черных кроссах "Найк", танцую медленный танец в обнимку с одиннадцатилетним худеньким ребенком в милом зеленом сарафанчике.

Достойная замена Вере! Ай, да я молодец... От осознания собственного уровня, настроение резко пошло вниз. От огорчения, я даже ушел с танцплощадки.

Не далеко, конечно. Все-таки, послушать песни и увидеть реакцию публики на них, мне было, по-прежнему, крайне интересно. Поэтому, какое-то время, пришлось медленно и печально прогуливаться в темноте, за "живой оградой" из кустов, ограждающих танцплощадку.

Когда зазвучали первые аккорды "Городских цветов", я решил перестать предаваться черной меланхолии и потопал обратно к людям.

Все четыре песни прозвучали одна за другой, Сергей и Валентина поочередно сменяли друг друга у микрофона. После каждой песни им хлопали, и самых продолжительных аплодисментов удостоилась, как ни странно, "Карусель".

Ближе к окончанию танцевального мероприятия, Валентина исполнила "Карусель" еще раз. И опять успешно.

А в целом, никакого фурора. Никто не кинулся искать автора и не устраивал "бурных и продолжительных". Да и хлопали, вообще-то, после любой песни. Больше или меньше, но после любой...

С ребятами из "Аэлиты" и с главврачом я сразу договорился, что мое авторство держим в тайне. Популярность в санатории мне не нужна. Фигли размениваться?!

Впрочем, как выяснилось мой скептицизм и мизантропию никто из знакомых не разделял.

После "окончания танцев" наша компания, во главе с главным врачом, подошла к музыкантам. "Аэлитовцы" были довольны! Песни им самим нравились. К тому же, я оказался не прав: пара женщин подошли к музыкантам и поинтересовались авторством незнакомых песен. Те честно ответили: "музыка и слова Селезнева, это начинающий ленинградский автор".

"Мамонты" гордо поглядывали на Арсена – понятно, понатрепали... Арсен был в полном восторге и уважительно тряс мне руку. Михаил Афанасьевич самодовольно щурился. Завадский улыбался и был задумчив. Валентина и Светлана почмокали. Саша Завадская смотрела в сторону. Мама была героем вечера!

На два дня, свободных от работы в санатории, Алик сумел договориться о "халтурке" в одном из ресторанов Сочи. Главный врач об этом знал, и не возражал. Поэтому Алик совершенно открыто, при Михаиле Афанасьевиче, пригласил нас всех через два дня в ресторан.

– Настоящая популярность песни проверяется тем, готовы ли люди за ее исполнение платить! – заявил Алик, – а за эти платить будут! Я уверен!

Все засмеялись и тут же дружно друг другу пообещали, через два дня встретиться в ресторане "Кавказ".

...А ночью мне приснился сон: я в каком-то красивом мраморном зале танцую с Верой медленный танец, а на сцене Михаил Афанасьевич играет на саксофоне что-то из Джо Дассена. Потом Вера исчезает и я уже танцую с Сашей Завадской, а потом мы с ней начинаем целоваться.

Проснулся я, посреди ночи, в ужасе и холодном поту, с лихорадочно стучащим сердцем.

***

...Утром встал совершенно разбитым. «По-взрослому» решил, что нужна смена обстановки и эмоций, а потому на стадион не побежал. Порастягивался на балконе и минут десять попрыгал, отправляя в нокаут то Тайсона, то Холифилда. Поочередно и не сильно напрягаясь! Потом минут десять стоял под холодным душем и, хоть немного, но придал себе необходимый заряд бодрости.

После завтрака отпросился у мамы в гости к "мамонтам". Причем будут они дома или нет, меня волновало мало. Ну, не сегодня, так завтра увидимся. Прогуляюсь зато! Поглазею на людей...

На променад по городу вырядился в белые шорты и белую футболку с красной надписью "The Beatles", на нос напялил солнцезащитные очки, а на голову белую бейсболку с красной эмблемой какого-то яхт-клуба... Белый "adidas" на ногах дополнял образ понтующегося идиота. Ногам, скорее всего, будет жарко, но "красота требовала жертв". К тому же, откровенно говоря, шлепки и сандалии к моему "крутому" образу, ну, никак не подходили...

...Сочи я никогда особенно не любил. Слишком большой для курортного города, слишком грязный, слишком многолюдный летом... Да, и погулять, особо, негде. Морская набережная, парк «Ривьера» – вот, почти, и все. Конечно, есть тусовочная «Жемчужина», но туда мне, как и подавляющему большинству рядовых советских отдыхающих, доступ закрыт. Да, и тусовка меня не знает. Пока...

По улицам южного города я шествовал никуда не торопясь. В отличие, кстати, от большинства своих сограждан. Народу было много, при этом, местных легко было опознать по более официальному виду, некоторые мужчины даже были в костюмах и при галстуке, правда пиджаки все несли в руках. Местных женщин тоже легко отличить по строгим платьям и туфлям на каблуке.

Отдыхающие с одеждой, практически, не заморачивались. Хотя, зная ассортимент магазинов, я понимал, что "заморачиваться" было сложно. При желании, купить светлые футболки, летние платья и шорты – проблем не было. Качество и дизайн... это да... как говорится, оставляли желать лучшего, но, например, моя мама летние вещи себе шила. Это я уже тут в "новой жизни" заново вспомнил.

Некоторые из этих вещей она взяла с собой и в это раз. Хотя наш "разорительный набег" к Шпильману, сделал маму первой модницей санатория!

Собственно говоря, я сейчас тоже удостаивался постоянных взглядов от окружающих – вид "импортный", походка "шляющаяся". Все-таки, советский людей, в своем большинстве, отличает хм... целеустремленность и собранность... что ли...

Опять вернулось подзабытое ощущение "нереальности этой жизни". Стоя среди пальм, я рассматривал огромный плакат: "Решения 25 съезда КПСС в жизнь!", укрепленный на доме через дорогу. Чувствовал себя, при этом, странно... Как ИНОСТРАНЕЦ в Стране Советов. Экскурсант... едренть...

Встряхнул головой и решил слопать мороженое! Правда, около всех лотков с эскимо были очереди, но ведь я никуда не спешил. Спокойно отстоял очередь и купил пломбир в вафельном стаканчике за 19 копеек. Странно, всегда казалось, что мороженое стоило в СССР 20 копеек. Ну, может разница в, так называемых, "поясах". Хотя не по фиг ли мне на одну копейку?

Мороженое было фантастически вкусное!!! Я, конечно, ел его уже много раз во "втором детстве", но до сих пор ощущал разницу с тем, что называлось мороженым в мое "взрослое время". Причем, за границей оно тоже было не лучше! По крайней мере, мне лучше не встречалось.

Откусывая пломбир небольшими кусочками и смакуя его вкус, я медленно шел по теневой стороне улицы, рассматривал людей, прислушивался к их разговорам, глазел на витрины.

Так я наткнулся взглядом на витрину комиссионного магазина. Постоял у входа, доедая мороженое. С вафельным стаканчиком, в этот раз, сильно повезло, он достался мне сухим и хрустящим. Когда в пальцах осталась только его основа, мороженое было уже почти жидким, поэтому последний "кусочек" получился самым вкусным! Довольно щурясь, я облизал сладкие губы и направился полюбопытствовать в "комиссионку".

В продаже, в основном, была представлена одежда и аппаратура. Среди техники стояли различные радиоприемники, катушечные и кассетные магнитофоны, разных размеров и фирм. Встречалась аппаратура и отечественного производства, но произведенная "на экспорт". Целый отдел был отведен под цветные телевизоры.

Народу было не много и товар можно было рассмотреть не толкаясь. Ничего из имеющегося ассортимента меня, естественно, не прельщало, и шлялся я из отдела в отдел по двум причинам. Во-первых, просто изучал цены, во-вторых, остывал под потоками воздуха, гоняемого несколькими потолочными вентиляторами. Дом, в котором располагалась "комиссионка", был старым и кирпичным, поэтому в зале было не жарко.

Что касается цен, то они впечатляли... Импортный цветной телевизор 1400 рублей! Охренеть... Маме – год работать, чтобы такой купить.

Я перешел в отдел дорогой мелочевки: запонки, портмоне, зонты, какие-то украшения и часы.

О! Часы мне нужны! Неуютно левой руке без браслета и привычной, за полвека, тяжести. Надо же... Носил там и в другом теле, а "привычной" тяжесть кажется здесь. Парадокс... Я почти уткнулся носом в стекло прилавка и начал изучать представленный ассортимент. Позолоченные "Ракеты", "Лучи, и "Славы"... Из, условно-импортных, часов был только ГДР-овский хронограф под совершенно неизвестным мне названием "Ruhla". Вид у хронографа был солидный: серебристый, почти квадратный корпус, но циферблат круглый, благородного темно-синего цвета. К "немцу" прилагался тяжелый стальной браслет и черная красивая коробка. Цена меня не впечатлила – 156 рублей, хотя это были самые дорогие, из имеющихся часов. Попросил скучающего продавца дать посмотреть. Мужчина, лет тридцати, с явной неохотой, достал хронограф и молча простоял рядом, пока я их крутил и прикладывал к уху.

С учетом того, что по карманам, моих английских шорт, предусмотрительно было распихано пятьсот рублей с мелочью, то такую покупку я вполне мог себе позволить.

Продавец не смог скрыть своего удивления, когда я спросил, куда платить деньги...

На Морскую набережную я вышел в уже окончательно завершенном образе: на левой руке свисал тяжелый хронограф – браслеты я всегда любил носить свободно. Правда, золотые... "Ролекс"... ну, не вечер. А, вообще-то, скромнее надо быть, товарищ... скромнее. Вроде, о чем-то великом, как-то, размышлять изволили...

Морская набережная в Сочи во все времена – и доолимпийские, и послеолимпийские – никогда не конкурировала со своими богатыми и успешными сестрами в Каннах и Ницце.

Набережная же Сочи в советское время... Короче, я сильно все подзабыл, оказывается... Сейчас это была средней ширины улица, на которой справа располагалось море, с битком забитыми пляжами, а слева... подпорная стена горы. В гору были "встроены" редкие небольшие здания, то ли какие-то турбазы, то ли пляжные корпуса санаториев и пара-тройка столовых. И все!

По "улице" двигались два плотных встречных потока из полуголых отдыхающих, было очень шумно и очень суетно.

Для чего некий дебил наряжался и где собирался устроить ТУТ "променад" – одному дьяволу известно. Главное, ведь, часы купил! Конечно, ведь без часов на этой "сочинской Круазетт" было бы просто "не комильфо"...

Я стоял у пляжной "переодевалки", чуть в стороне от людского потока и уныло размышлял на тему: "че делать дальше?".

Вообще-то, уже хотелось есть. Мороженое проблему не решило. В санатории сейчас, по расписанию, наступило время обеда, да и здесь, запахи доносящиеся из столовых пробуждали аппетит. Только вот в сами столовые попасть было практически нереально. То есть, так-то пожалуйста, но сначала надо было отстоять километровую "толстую" очередь. Как раз, к ужину моя очередь и подошла бы! Ну, ладно – минимум час...

Никаких многочисленных ресторанчиков и кофе, прочно засевших в моей памяти "из будущего", сейчас на набережной не было и в помине.

Правда, в начале набережной был один ресторан – "Лазурный", кажется, но очередь туда была хоть и меньше, чем в столовые, но намного длиннее, чем в общественный туалет. А в туалет очередь была даже в мужскую половину, метров на десять.

А жрать хотелось все сильнее... Я решил выбраться с набережной в город и уже там поискать ресторан или кафе. Надеюсь, пустят...

Ближайшая лестница наверх, просматривалась около корпуса "Жемчужины". Вот к ней я и направился...

Играючи преодолев подъем ступеней в пятьдесят (даже не сбив дыхания!), я поднялся к центральному входу "местного Цезарь Паласа". На площадке перед гостиницей, стояли припаркованными, с десяток красных автобусов с надписью "Inturist" на борту и еще пара десятков такси без зеленых огоньков.

"Ну, все они занятыми быть не могут, скорее всего просто бабла будут вымогать побольше. Вот таксист меня в ресторан сейчас и отвезет!" – бодро решил я и отправился к белым "Волгам".

Перед входом в гостиницу толпились группки громко галдящих иностранцев. Я слышал английскую, немецкую и итальянскую речь...

"Ха!.." – осенило меня. Не сбавляя взятого темпа, я гордо протопал мимо такси и, имитируя жевание жвачки, уверенно направился к главному входу.

Вход в гостиницу бдительно охраняли трое средних лет мужичков в светловато-желтых рубашках и черных брюках.

– Извините, вы здесь проживаете? – остановивший меня, один из "мужичков", был безукоризненно вежлив и обращался, хоть и по-русски, но на "вы".

– Мистер, наш номер 412, я там живу с родителями, мистером и миссис Нуланд, мы из Бостона, – мой английский был абсолютно американским и подкреплялся белозубой улыбкой.

– Проходите, пожалуйста, – бдительный страж, сохраняя каменное выражение лица, перешел на английский и вежливо посторонился, пропуская меня в манящий полумрак огромного холла.

Ну, любить Сочи я, может и не любил, но раз десять, в прошлой жизни, здесь, все-таки, бывал. И добрую половину раз останавливался в "Жемчужине".

Так что, ориентировался в гостинице я, вполне, уверенно. За будущие тридцать лет, гостиницу будут и реконструировать, и марафетить, но, в целом, это так и останется, та самая "Жемчужина, которую построили в начале семидесятых, как "интуристовскую" витрину советского туристического сервиса.

Я неспешно шел по холлу первого этажа, лавируя между возбужденными, перекрикивающимися и хохочущими в голос "интуристами". Мимо сновали озабоченные сотрудники гостиницы, сопровождающие, гиды и экскурсоводы. Иностранцы осаждали ларьки с сувенирами, щелкали фотоаппаратами, складывали свои чемоданы в непреодолимые завалы и вели себя так... как будут себя вести и через четверть века.

Я прошел "Жемчужину" насквозь и вышел к бассейну. До вожделенного ресторана уже оставались считанные метры, и я про себя рассуждал, стоит ли и там строить из себя американца, как услышал сзади неуверенное:

– Виктор?

Справившись, с непонятно откуда возникшим желанием сигануть в кусты, я деланно спокойно обернулся.

– Здравствуйте, Григорий Давыдович...

Ну, конечно, передо мной был "музрук Пьехи", собственной персоной!

– Здравствуйте, Витя! А я смотрю и думаю, вы или не вы?! Вас, прямо, не узнать! Так вытянулись и... – Клаймич запнулся подбирая слово, – ...возмужали! Вот, право, неожиданная встреча!

– Почему неожиданная, Григорий Давыдович? Вот если бы мы с вами летом в Магадане встретились бы! Тогда, да... А так ведь выбор небольшой – Сочи или Ялта... Тоже рад вас видеть.

– Ну, зачем вы про Магадан, Виктор! Тьфу, тьфу, тьфу... – Клаймич засмеялся.

– Да, я тоже предпочитаю солнечный Сочи, вместо "солнечного" Магадана, хоть там ни разу и не был! – засмеялся я в ответ и продолжил без паузы:

– Григорий Давыдович, я, собственно, обедать шел, не составите компанию?!

Получилось даже лучше, чем "хорошо"! В ресторан "Хрустальный" я пришел с Клаймичем. Его тут хорошо знали и метрдотель нашел свободный столик без задержки, хотя время обеденное, и гостей было много. В местной кухне Клаймич тоже прекрасно ориентировался и, буквально, через 10 минут нам уже несли малосольную форель с маслинами(!), лимоном и маслом. Из напитков принесли мне морс, а Клаймичу бутылку "Ркацители" в ведерке со льдом. Мы сходили помыть руки и затеяли неспешную беседу, "под форель"...

Выяснилось, что Клаймич приехал в Сочи неделю назад и отдыхает здесь вместе с ленинградскими и московскими знакомыми.

– Они уехали вчера на озеро Рица, а я с ними не поехал. Во-первых, уже бывал, а во-вторых, два дня в машинах по "серпантину", вместо отдыха и моря... как-то не привлекают. Старею наверное! – Клаймич улыбнулся.

Все, что можно, я про него в интернете уже прочитал. Сейчас "музруку" всего 33 года, но я бы дал все 40. Завадскому вон 32, а выглядит лет на десять моложе Клаймича. И не то что Клаймич плохо выглядит, не сказал бы, просто очень взросло. Еще эти дурацкие баки его старят, да и вес нужно было бы сбросить. А так элегантен, интеллигентен, безупречное воспитание. Не даром мужем Понаровской был. По виду и не скажешь, что "прохиндей от шоу-бизнеса"! А может и не прохиндей вовсе, может прохиндеями "они" уже в мое время стали, все поголовно. Не знаю, мне он приятен... А, впрочем, как может быть неприятен человек, который тебе принес пять тысяч рублей! Так или иначе, но с сердцем у него дела были неважно, умрет он в 55 лет в 1998 году от инфаркта, прямо во время концерта. Мдя...

– До старости вам далеко, – мотнул я головой, жуя лимон, – главное за сердцем следить, вес сбросить и бакенбарды сбрить, сразу лет на десять помолодеете...

Клаймич расхохотался:

– Мне позавчера, про мои бакенбарды, одна девушка, слово в слово, то же самое сказала!

– Ну, вот... Значит все верно. Осталось только вес, а там и сердцу станет легче! – я умел быть бесцеремонно настойчивым. Ну, не хотелось мне, чтобы этот славный мужик так рано умер.

– Говорить о диете, во время обеда в ресторане, как-то... – Григорий Давыдович неопределенно покрутил кистью руки.

Я засмеялся:

– Согласен. Мазохизм какой-то!

Клаймич бросил на меня быстрый взгляд и согласно кивнул.

"Ага. Не надо пионеру, видимо, таких слов знать".

И я перешел к рассказу о том, что сам делаю в Сочи и где живу.

– А какими судьбами вы, Виктор, в "Жемчужине" оказались?

– Слышал, что тут хороший ресторан, вот и зашел. Сказал солидно на входе, что:

– "London is the capital of Great Britain. The full name of the country is the United Kingdom of Great Britain and Northern Ireland", меня и пропустили.

Клаймич заржал так, что на нас стали оглядываться!

Обедали мы долго. После форели последовал борщ с бородинским хлебом, салом и лучком, затем восхитительно приготовленная курица с овощами и, наконец, вазочка с тремя разноцветными шариками мороженого и кофе.

Следует отметить, что кухня в " Жемчужине" была бесподобна. И как бы хорошо в санатории ни кормили, но их поварам до "интуристовских", как до космоса.

Принесли счет. Мои попытки заплатить или "поучаствовать" были пресечены настолько категоричной... легкой улыбкой, что я, по-хорошему, позавидовал физиономистическим способностям Григория Давыдовича!

Клаймич стал расплачиваться, мне было интересно на сколько мы наели в таком пафосном месте и я напряг зрение, чтобы увидеть, сколько десяток он положит. Положил четыре, но не в этом дело.

Со мной случился реальный шок! Я вспомнил. Вспомнил то, что казалось невозможно было забыть, будучи в здравом уме! В этом возрасте у меня, в "первой жизни", стало ухудшаться зрение – слишком много читал. Очки я не носил – стеснялся, но видел вдаль уже плохо. В 20 лет я сделал операцию на глаза в "клинике Федорова". Хотя, со временем, все равно пришлось носить линзы.

А сейчас я все видел! Да, когда я напряг глаза и я – ВСПОМНИЛ, а до этого момента даже не думал о зрении. Но зрение уже точно должно было ухудшиться. Я принялся лихорадочно переводить взгляд, стараясь рассмотреть что-нибудь издали. Нет, все прекрасно вижу! И лица гостей за дальними столиками, и различаю бутылки в баре, даже этикетки на бутылках, и те вижу! Мдя...

Заметив мой, видимо, ошалелый вид, Клаймич встревожился и стал настойчиво интересоваться, что случилось. Пришлось срочно брать себя в руки и отговариваться тем, что вспомнил анекдот и вот теперь пытаюсь сдержать смех. Клаймич недоверчиво покачал головой и, реально, пришлось рассказывать анекдот:

"Клиент изучает счет в ресторане:

– Что-то я не пойму. Салат – один рубль, горячее – два, десерт – еще рубль, бутылка вина – три рубля. Всего 7 рублей. А у вас написано: итого – 10 рублей. Как же так получилось?

– Ну, значит, не получилось, – с досадой отвечает официант".

Клаймич весело смеется. Официант, принесший в этот момент сдачу, тоже сдавленно хихикает.

Понятно, будет сегодня, гад этакий, выдавать на кухне мой анекдот за свой!

Мы вышли из прохладного кондиционированного(!) зала в пекло улицы и прибавили шаг, чтобы оказаться в спасительной прохладе гостиничного холла, благо до него было идти неполную минуту.

– Все хотел спросить... – начал Клаймич, – отдых у вас получается полноценный? От творчества тоже?

Я насмешливо улыбнулся:

– Дорогой, Григорий Давыдович! Формулируйте вопрос проще, больше вероятности получить понятный ответ... А так: "прогнозируемое абстрагирование индивидуума от социального контекста, оказалось слишком мажорным"!

Клаймич задумался, осмысливая мою, почти, галиматью. Потом неуверенно предположил:

– То есть, творческий процесс не остановился? Я правильно понял?!

– Абсолютно, – я опять перешел на "спартанскую" манеру общения.

Но, в этот раз, Клаймич меня "срезал", он улыбнулся и спросил:

– И?!

Теперь смеялись уже оба.

– Написал одну песню, однозначно женский вариант, совершенно точно пойдет "под Пьеху".

Расслабленный и улыбающийся, Клаймич как-то неощутимо изменился. Поменялся взгляд, он весь как-будто внутренне подобрался.

"Почуял добычу", – возникло в голове сравнение.

– Там у нас в санатории местный ансамбль ее уже на танцах исполняет. Ничего, народу нравится...

Клаймич недовольно поморщился при упоминании о "местном ансамбле", но тут же поймал меня "за язык":

– Так ее уже можно подъехать и послушать?

– Можно, – я не видел смысла отнекиваться, – сегодня вечером будут ее опять исполнять на танцах... А сейчас, наверное, репетируют в зале, – вкрадчиво закончил я свой ответ.

– Понятно... – задумчиво протянул Клаймич, – вы ведь, Витя, сейчас наверное, в санаторий поедете?

– Ну, "наверное"... – ответил я еле сдерживая смех, – по такой жаре, гулять, вероятно, вредно...

Клаймич внимательно посмотрел на меня и... мы оба засмеялись.

– Витя, давайте я вас отвезу в санаторий, а вы дадите мне послушать песню! – перестав маскироваться, открытым текстом предложил мне, улыбающийся Клаймич.

Только мы вышли из гостиницы, как, в ответ на поднятую руку Клаймича, рыкнула мотором одна из белых "Волг" и через пару секунд такси остановилось рядом с нами.

Дорога до санатория обошлась нам в десять рублей! 15 минут. Охренеть...

...Манит, манит, манит карусель,

Карусель любви – неверная подруга.

Манит, манит, манит карусель,

И на ней никак нельзя догнать друг друга.

Замолкли последние аккорды, Валентина и ребята напряженно всматривались в невозмутимое лицо сидящего в первом ряду Клаймича.

...Когда мы приехали, "аэлитовцы", на самом деле, репетировали. Этого я, честно говоря, не понимал, они и так пять вечеров в неделю играют одно и то же, зачем еще репетировать?! Ну, ладно мои песни, хоть новые... Но зачем проигрывать еще и старый репертуар. Хотя им виднее. Не мое дело...

Клаймича я официально представил, как только мы вошли. Впечатление произвело. Алик сдержанно и солидно поручкался с Григорием ибн Давыдовичем, а Валентина заметно выкладывалась, когда пела.

– Чудесно. И песня хороша и поете вы, Валя, замечательно, – Клаймич встал и беззвучно изобразил аплодисменты, – еще мне очень понравилось музыкальное исполнение и аранжировка. Очень профессионально, вы – молодцы!

"Всех погладил, хитрый лис!" – похихикал я мысленно.

Но ребята выглядели очень польщенными, а у Валентины даже щеки заалели. Значит, попал в точку...

– Может хотите послушать и другие песни Виктора? – предложил неугомонный Алик.

Клаймич бросил на меня, очередной, быстрый взгляд:

– Я бы с удовольствием, если вам не сложно и если Виктор не будет возражать? – он вопросительно уставился на меня.

Делать было нечего, я лишь согласно кивнул.

Мы прослушали по очереди "Маленькую страну", "Теплоход", "Городские цветы" и "Семейный альбом". Клаймич все слушал очень внимательно и, лишь когда Сергей запел "Семейный альбом", повернулся ко мне.

Как-то реагировать было надо – я пожал плечами и улыбнулся.

...После состоявшегося прослушивания мы сидели в рекреации на первом этаже, за одним из шахматных столиков. В такое время здесь никого не было и мы могли свободно пообщаться.

– Все, что я услышал – будет звучать. А "Теплоход" и "Цветы" – будут петь, – безапелляционно вынес свой вердикт Клаймич.

– А "Альбом"? – слегка удивленно поинтересовался я.

– А "Альбом" и "Карусель" будут заказывать. "Альбом" сложен для исполнения, а в "Карусели" много текста.

– Я думаю, что "Карусель" будет популярнее, – высказался я, начиная "предпродажную подготовку".

Клаймич и не думал спорить:

– Конечно. Под нее женщины и плакать будут, и танцевать... Какие у вас, Виктор, мысли по исполнителям песен?

– "Теплоход" отдан Сенчиной, "Цветы" – Боярскому, "Карусель" пока свободна.

– Почему Боярскому?? – не сдержал своего изумления Клаймич, – песня заслуживает гораздо лучшего исполнителя... или исполнительницу!

– Потому что из заметных певцов в Ленинграде только три: Сенчина, Пьеха и Боярский, – спокойно пояснил я.

– Позвольте с вами не согласиться, Витя! А Хиль, а Захаров, а Гурченко... Да, вам десяток имен назову! И все, как певцы, достойнее Боярского...

– Скорее всего, вы правы... – покладисто согласился я, – но он популярен сейчас и его популярность растет, и будет популярен он еще лет двадцать... Поэтому, моя песня в его исполнении станет рекламой мне, а в исполнении Хиля, она станет рекламой самому Хилю.

Клаймич помолчал с минуту, осмысливая мои откровения:

– Эдита споет ее лучше.

– Тоже может быть, зато Боярский не споет "Семейный альбом"! – я примиряюще улыбнулся.

– Причем тут Боярский?! Пьеха полноценно и лучше любого Боярского, споет ОБЕ песни!

– Не спорю, но пока у меня только эти песни. А на "Песне года" две песни одному певцу петь не дадут. И три песни нового автора, вряд ли, прозвучат. Поэтому и исполнители, и песни должны быть такими, чтобы ОНИ просто не смогли бы их не пропустить на "Песню-78"!

Я поерзал на жестком стуле и продолжил:

– Сенчина попадет на "Песню" и с "Маленькой страной", но с "Теплоходом" это будет убедительнее. Боярский там сможет оказаться только с "Городскими цветами", а у Пьехи с "Альбомом" ситуация самая слабая. Поэтому я решил написать для нее вторую песню.

Клаймич напряженно слушал... или думал... Мне не оставалось ничего иного, как продолжить:

– Вот и получится, три основных ленинградских певца с потенциально победными песнями. Здесь придется закрыть глаза, что автор один. И что это никому не известный сопляк из 81-ой школы Василеостровского района.

– Песня отличная. Мы с удовольствием ее возьмем. Но почему только ленинградские певцы? В Москве есть певицы популярнее Пьехи, которые с удовольствием ее купят, – Клаймич уставился на меня напряженным взглядом.

– Потеря темпа, – любезно пояснил я, – я не знаю их, они не знают меня, а до финала всего полгода. Пока познакомимся, пока договоримся, пока запишут, пока начнут "крутить" песню... Да, я и не собираюсь ни для кого писать в будущем. Буду создавать свою группу, а для этого нужно имя и деньги!

Клаймич задумчиво меня рассматривал.

– Вы рассуждаете, Витя, как взрослый, умудренный опытом человек, всю жизнь работающий с эстрадой...

– Что-то подобное, я частенько слышу от друзей... но все банально... я, не старый, я просто умный! – я смеюсь.

– Да, вы – умный Витя. И, если у вас есть столь далеко идущие планы, то я хотел бы в них принять активное участие. Я смогу быть сильно полезным, – Клаймич улыбнулся, как-будто пошутил.

"Он боится отказа" – неожиданно понял я.

– А как же Эдита Пьеха? – сделал я недоумевающее лицо.

– А как вы думаете, Витя, у кого перспектив больше, у вас или у нее? – оправдывая национальность, ответил Клаймич вопросом на вопрос.

– У нее их нет, – я мило улыбнулся.

Клаймич хмыкнул.

– А у Сенчиной?

– Без моих песен тоже... И она это знает. Сама, почти, сказала...

– "Почти сказала", – задумчиво повторил Клаймич.

– Поверьте на слово, смысл был такой...

– Я верю, – отмахнулся Григорий Давыдович, – просто выражаетесь интересно. Непонятно, но очень... понятно.

– Прям, как вы сейчас! – не остался я в долгу.

Клаймич не отреагировал:

– Вы будете ей писать песни?

– Пока могут заставить – буду, потом – по ситуации.

Клаймич улыбнулся:

– Какой вы необычный и загадочный юноша, Виктор!

Я "показал зубы":

– Чем больше я вам буду казаться необычным и загадочным, тем меньше у нас будет шансов договориться.

Клаймич сразу сделался предельно серьезным и опять "внутренне подобрался":

– Почему?! Объясните мне это, Витя, чтобы случайно не возникло недоразумений в будущем!

Я пожал плечами:

– Шибко умных никто не любит, сначала я вынужден был притворяться в школе, потому что иначе просто били... – я криво ухмыльнулся.

В глазах Клаймича мелькнуло сочувствие. Думаю, музыкальному еврейскому мальчику в школе тоже, периодически, "отвешивали леща" его более приземленные сверстники.

Я встал со стула:

– Впрочем, эта проблема уже решена...

Я молниеносно пробил в пустоту "двойку", апперкот и закончил резким крюком слева.

Клаймич от неожиданности вздрогнул. Я сделал вид, что не заметил.

– Взрослые тоже таких "умников" не любят. Но с ними ТАК проблему не решишь. Приходится продолжать притворяться. Казаться таким, как все, таким каким они хотят видеть "мальчика Витю". А вот с людьми, с которыми я собираюсь работать, я притворяться не хочу. И оправдываться не хочу, за то, что я не такой как все!

Клаймич посмотрел мне в глаза, потом отвел взгляд и спросил, впервые обратившись на "ты":

– А ты собираешься со мной работать?

– Ну, а зачем бы я иначе перед вами распинался, Григорий Давыдович?!...

...Так или иначе, но совещание «за шахматным столом» завершилось в нашем номере знакомством с мамой.

Клаймич включил все свое обаяние, а включать было чего(!), и я оглянуться не успел, как Григорий Давыдович уже звонил в ресторан "Жемчужины", сообщая, что "нас будет сегодня на два человека больше"!

– Мои друзья из Ленинграда – очень приятная семейная пара, с дочерью, как раз сверстница Виктора, очень симпатичная девочка... И знакомые из Москвы, муж с женой и тоже дочерью... ха-ха... но та уже взрослая девушка, хотя тоже красавица! Ее мама преподавала сольфеджио у нас в консерватории, когда я учился. Мы, студенты, все тайно в нее влюблены были! Случайно здесь, в Сочи, встретились... Представляете, 15 лет прошло, а узнали друг друга сразу! Сейчас ее супруг какой-то большой начальник в Москве. Рядом с вами тут живут, в санатории ЦК... На озеро Рица поехали, утром звонили... Сегодня ужинаем вместе, как вернутся. Там в ресторане сегодня будет отличное варьете! Вам обязательно надо посмотреть. Уверен, что вам понравится!


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю