Текст книги "Путь к тишине. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Сиреневый Кот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)
– Нравится, – вздохнула Мишель. – Тихо, спокойно… Никогда не думала, что жить без телевизора и магнитофона так приятно. Но я теперь за вас беспокоюсь.
– Не беспокойся, – сказала Кедвин. – Мы разберемся. Не дети все-таки.
Мишель посмотрела на нее, увидела улыбку в глазах – и тоже улыбнулась.
Мелкая морось, собираясь на ветвях деревьев, падала на землю крупными каплями; больше тишины не нарушало ничто, и от этого становилось теплее и спокойнее.
Кедвин спрятала руки в рукава и стала смотреть на озеро; Мишель сидела тихо, не мешая ее мыслям и о чем-то своем задумавшись.
Все-таки дождь – это хорошо.
*
Перед ужином все общество снова собралось в зале. Здесь все было готово для вечеринки – горели лампы, небольшой оркестр настраивал инструменты.
– Как чувствует себя ваш друг? – спросил Луи, подходя к Мишель.
– Спасибо, думаю, ничего серьезного, – мило улыбнулась она. – Вы уже бывали с ним в одной компании?
– Мы – нет, – вздохнул Луи. – А вот те, кто бывал, говорят, что с ним очень интересно. Когда он не отсиживается у себя в комнате.
– Наверняка утверждать не буду, но он вроде бы не собирался отсиживаться в своей комнате сегодня.
– Да вот и он, кажется, – сказал Луи.
Мишель обернулась.
Человек, спускавшийся по лестнице в общий зал, был одновременно похож и не похож на того Адама Пирсона, к которому она успела привыкнуть. Но в чем состоит различие, объяснить было трудно. Наверно, не только в том, что вместо джинсов и просторного свитера на нем были черные брюки и рубашка. Нет, что-то еще…
Он остановился на нижней ступеньке, будто заметив нечто, захватившее его внимание.
Мишель оглянулась – и восхищенно ахнула. По другой лестнице в зал спускалась Кедвин. На ней было длинное вечернее платье, настолько черное, что, казалось, оно притягивает к себе яркий свет. Платье Мишель уже видела, но на вешалке оно выглядело куда менее впечатляюще.
Высокий воротник, длинные, ниже запястий, рукава, никаких украшений на самом платье – и тонкое колье, серьги и диадема, бросавшие алмазные блики на лицо и уложенные короной волосы.
При появлении Кедвин в зале притихли.
Мишель украдкой глянула в сторону Адама, замершего на нижней ступени лестницы.
Ей запомнилось выражение, с которым он смотрел на Кедвин. Лишь позже она поняла, что оно означало.
Примирение с неизбежным.
*
– Адам, – подойдя, осторожно начал Леру. – Я понимаю, может быть, ты не в настроении…
– Для чего? – спросил Митос.
– Для маленькой игры.
– О, нет, нет, Франсуа. У меня сегодня не хватит пороха.
– Адам, но, может быть…
– О чем это вы? – поинтересовалась Кедвин, придвигаясь на шаг ближе и пытаясь сообразить, который по счету бокал с вином покачивает в руке Митос.
– Ваш друг, мадам, иногда радует нас маленькими спектаклями. Кое-кто даже считает, что он зарыл в землю талант, не связав себя со сценой.
– Вот как? – хмыкнула Кедвин, краем глаза замечая, что на них уже смотрит вся аудитория. – Адам, а почему бы теперь не сыграть такой спектакль?
– Нет, – он покачал головой. – Для хорошей игры нужно настроение, а у меня его нет. Может, я потому и не играю на сцене. Не могу превращать это в рутину.
– Ну, что ж, – развел руками Леру. – Нет, значит, нет.
Он подмигнул и доверительно понизил голос:
– Но мы будем надеяться, что увидим твое представление до того, как придет время разъезжаться по домам.
Он удалился, оставив Кедвин и Митоса вдвоем.
Она улыбнулась:
– Значит, у тебя все в порядке.
– Может быть да, а может, нет, – сказал он, допил вино и поставил бокал на стол. – Развлекаться можно разными способами, не так ли?
Он поймал ее за руку и привлек к себе – стремительно, но не грубо. Конспиративно прошептал на ухо:
– Ты танцуешь испанское фламенко?
– Вообще-то да, – в тон ему отозвалась Кедвин, ощущая шаловливое веселье. – Но мое платье больше подходит для аргентинского танго.
*
Приближалась полночь. Уже давно, еще до начала шумного веселья, покинула общество старая графиня, за ней незаметно ушла Мишель. От музыки и вина у Кедвин начинала кружиться голова.
Они с Митосом перетанцевали все танцы, какие способны были сыграть музыканты. Последним был вальс. То есть не последним на самом деле, но Кедвин решила, что ей на сегодня достаточно. Что после этого вальса она отправится спать и посоветует сделать то же Митосу.
Митос.
Прямо сейчас ей было безразлично, кто он, сколько ему лет и какие мрачные тайны его окружают. Это был мужчина, который пожелал ее и сумел вызвать ответное желание.
Возможно, завтра утром она решит, что просто слишком много выпила, что они оба слишком много выпили. Но это будет завтра.
А пока…
Музыка стихла, и Кедвин, переведя дыхание, сказала:
– Ну, с меня на сегодня довольно. Я иду спать.
– Я тоже, – отозвался Митос и повернулся к остальным гостям: – Господа, приятных вам развлечений. И спокойной ночи.
Откланявшись, они вместе поднялись на второй этаж. Здесь было удивительно тихо – после шумной гостиной.
– Давно я так не уставала, – вздохнула Кедвин, останавливаясь у балконной двери в холле и с удовольствием вдыхая холодный воздух. – А как ты?
– Ничего, – ответил он, потеряв недавнюю беззаботность. – Наверно, немного перебрал.
– Ты сам-то помнишь, сколько выпил? – поддразнила она.
– Не помню. Ты права, нужно лечь спать. Завтра никто не поверит, что мое нездоровье не имеет ничего общего с банальным похмельем.
Она кивнула и пошла к своей двери. У самого порога она чуть-чуть оступилась и схватилась за ручку двери. Митос подхватил ее под локоть и поддержал, вместе с ней переступив порог комнаты.
Кедвин повернулась, чтобы поблагодарить и закрыть за ним дверь…
И оказалась в его объятиях.
Это захватило и ошеломило ее! Кольцо сильных рук, близость тела – вкус его губ… Она хотела оттолкнуть его, но руки не послушались, а в следующую секунду она уже обнимала его, отвечая на неожиданный поцелуй со столь же внезапной страстью.
Он подхватил ее на руки, унес в спальню, уложил на кровать и снова начал целовать – ее щеки, губы, потом шею…
И тут до нее внезапно дошло, что происходит.
Правая рука метнулась в сторону, в ладонь привычно легла рукоять спрятанного под подушкой кинжала.
Шелеста извлекаемой из ножен стали оказалось достаточно.
Митос отпрянул и замер. Их взгляды встретились, а в следующую секунду уже он упал спиной на кровать. Кедвин перекатилась, навалилась ему на грудь и прижала коленом его левую руку. Вцепилась свободной рукой в волосы («Больно, наверно…») и с силой впечатала его затылком в вышитое покрывало. Вряд ли ей удался бы этот маневр, если бы не лезвие кинжала, оказавшееся у Митоса под подбородком.
Он и не пытался сопротивляться. Только охнул от боли и выгнулся, когда она сильнее дернула его за волосы, перенеся тяжесть тела на левую руку.
– Кедвин.
– Ты кое о чем забыл, – не выпуская его, сквозь зубы проговорила она. – Например, о том, что нужно спросить моего согласия! Какого черта?!
– Кедвин, не надо… отпусти…
– Что, если нет? Что с тобой, Митос, ты в самом деле пьян?
– Нет… то есть да… – Он с трудом вздохнул. – Да какая разница?! Любовь лишает разума вернее вина!
Ее рука дрогнула.
– Неправда.
– Может быть. Завтра, может быть… но сейчас это правда – единственная правда.
Ее пальцы медленно разжались, выпуская его волосы.
Он осторожно накрыл своей ладонью ее руку, державшую кинжал, но оттолкнуть не попытался.
– Кедвин… это правда… ты же хочешь, чтобы это было правдой.
Она медленно наклонилась к нему.
– Откуда ты знаешь, чего я хочу? – тихо спросила она. – Откуда? Ты? Знаешь? Как ты можешь знать?
– Я и не знаю, – шепотом отозвался он, осторожно поднял свободную руку и, обняв ее, снова привлек к себе – так близко, что пряди ее волос коснулись его лица. – И не хочу знать.
Он нашарил застежку ее платья. Она не остановила его. Они вместе перекатились на подушки, и еще минута ушла на то, чтобы окончательно освободиться от одежды.
Платье Кедвин с шелестом соскользнуло на пол, унеся с собой забытый кинжал.
Комментарий к Глава 28. Каникулы за городом. День второй
*Выхожу один я на дорогу,
Сквозь туман кремнистый путь блестит.
Ночь светла, пустыня внемлет Богу
И звезда с звездою говорит.
**В небесах торжественно и чудно,
Спит земля в сиянье голубом.
Что же мне так больно и так трудно?
Жду ль чего, жалею ли о чем?…
Ведь не жду от жизни ничего я,
И не жаль мне прошлого ничуть.
Я ищу свободы и покоя,
Я б хотел забыться и заснуть.
Но не тем холодным сном могилы —
Я б желал навеки так заснуть,
Чтоб в груди дремали жизни силы,
Чтоб, дыша, вздымалась тихо грудь.
Чтоб всю ночь и день, мой слух лелея,
Про любовь мне сладкий голос пел.
Надо мной чтоб, вечно зеленея,
Темный дуб склонялся и шумел.
(М.Ю.Лермонтов. Перевод на французский М.Цветаевой)
========== Глава 29. Каникулы за городом. День третий. У озера ==========
…Тьма. Тяжесть. Холодная земля давит на грудь, не позволяя вздохнуть. Туда, туда, наверх! Оттолкнуть этот груз, вырваться на воздух, на свет!
Он, задыхаясь, отчаянно рвался вверх, пока рука не нашла путь между комьев земли и холодный ветер не коснулся кожи. Он рванулся снова, выдирая себя из земли. Воздух хлынул в легкие, темнота перед глазами поредела.
Бесконечно долго он приходил в себя, лежа на рыхлой земле. Потом отдышался и наконец открыл глаза.
Первое, что он увидел, была земля. Черная, жирная, без признаков растительности. Он оперся руками на эту землю и приподнялся. Оглянулся. Сначала ему показалось, что его глаза все еще не сфокусировались; он встряхнул головой и поднялся на ноги. Снова осмотрелся…
Дыхание остановилось у него в груди.
Он стоял в круге чистой земли посреди огромной равнины. И вся она, до самого горизонта, была покрыта трупами. Свежими и полуистлевшими – вперемежку.
Чувствуя нарастающую волну панического ужаса, он оглянулся. Пятно чистой земли было не более семи-восьми шагов в поперечнике. А за ним…
Повернувшись кругом, он увидел кромку леса. Не слишком далеко. Добраться бы туда…
Он шагнул к краю чистой земли. Долго смотрел под ноги, но так и не смог заставить себя ступить на мертвые тела. Но как иначе? Земля покрыта ими полностью. Он, не выдержав, отшатнулся и закрыл руками лицо.
Что-то изменилось вокруг. Осторожно он отвел руки от глаз.
Трупов не было. Лес казался ближе, и до него простиралась ровная рыхлая земля.
Все еще неуверенный, он осторожно ступил босой ногой вперед. Ничего не произошло. Он сделал еще шаг. Потом еще.
Лес приближался, круглое пятно земли, где он выбрался на поверхность, удалялось. Он шел, осторожно ступая.
Еще немного.
Он уже видел деревья и кусты, радовался скорому избавлению, когда все вмиг изменилось.
Рыхлая земля заколебалась, покрылась рябью. Из нее, как трава, поднялось множество рук. Холодные костлявые пальцы вцепились ему в ноги.
Он закричал, отчаянно вырываясь, но руки не отпускали. Трупы, недавно виденные им, теперь вырастали из земли. Он оказался в самой гуще жуткой толпы.
Лица – все до единого! – были ему знакомы. Друзья, подруги, жены, любовницы, просто хорошие соседи. Все обезображены смертью, одни больше, другие меньше; все тянут к нему руки, пытаются схватить, удержать, увлечь за собой… Куда?!
– Нет! Не надо! – завопил он в ужасе.
Рванулся прочь от этих лиц и рук, но упал в точно такие же руки, шарахнулся и от них, но они не выпускали. Мертвая тишина, в которой вязли звуки его голоса, сопровождала эту сцену, делая происходящее еще более жутким.
– Не надо! Нет!!!
Земля колебалась, становясь похожей на болотную жижу, ноги проваливались. Руки мертвецов все тянули, тянули его вниз, и стылая грязь готова была поглотить его…
*
«Нет!!!»
Он рывком сел, отшвырнув одеяло, и с трудом перевел дыхание. Оглянулся.
Кедвин спала, и он порадовался, что не потревожил ее. Пришлось бы объясняться.
От недавнего хмеля не осталось и следа. Попытка утопить тревоги в стакане с вином не удалась. Следовало ожидать.
Он осторожно встал с кровати, собрал одежду и выскользнул из спальни. Натянул брюки, набросил на плечи рубашку, вышел в коридор. Никто его не заметил – после шумной вечеринки население дома спало мертвым сном.
Запершись у себя, Митос вновь разделся и повалился на кровать.
Он сам не знал, как решился на то, что только что произошло. И не знал, что будет делать, если Кедвин усмотрит в их маленьком приключении что-то для себя оскорбительное.
Хотя видят боги, он никак не хотел ни оскорбить, ни унизить ее!
О том, чтобы снова уснуть, нечего было и думать. Он знал, что именно таится там, откуда приходят ночные грезы, и не хотел снова прикасаться к кошмару.
В приоткрытое окно ворвалась струя холодного воздуха; прикосновение ветерка к обнаженному телу вдруг оживило память о других, давних событиях…
*
Англия, 12 век
…Поток холодного утреннего воздуха настойчиво ворвался в приоткрытое окно, и сэр Бенджамин открыл глаза. Первое, что он понял, проснувшись, – это что он порядком замерз. Конечно, оставил открытым окно, а потом во сне сбросил одеяло. Значит, опять снился этот проклятый сон. Хотя на сей раз в памяти не задержался.
На сей раз.
Можно было забраться под одеяло и отогреться, но он решил не расслабляться. Все равно пора вставать, забот впереди много. Вчера вечером он вернулся в свой замок после двухлетнего отсутствия. Естественно, дел будет хоть отбавляй, несмотря на то, что он полностью доверял своему управляющему.
Первым делом нужно съездить в церковь. Нет, не ради демонстрации особенной набожности. Там появился новый священник, и с ним надо бы познакомиться. Маргарет, дочь управляющего, вчера за ужином с восторгом рассказывала о нем. Сэр Бенджамин слушал с улыбкой, больше глядя на девушку, чем вникая в смысл слов. За два года его отсутствия она превратилась в настоящую красавицу. Стройная, тоненькая, с пышными белокурыми волосами и неожиданно ярко-голубыми глазами, она казалась воплощением нежности и чистоты. Таким же чистым было ее восхищение новым настоятелем – он, видно, казался ей ожившим святым.
Но и это не побудило бы сэра Бенджамина начать день с посещения церкви, если бы не имя преподобного отца.
Дарий.
Совпадение? Мало ли, кто еще мог носить это имя. Но нужно проверить…
Другая забота – Роберт. Его отец недавно погиб в одной из мелких усобиц, и ему, сэру Бенджамину, предстояло позаботиться о сыне былого соратника. Он сам вызвался. Потому что знал то, чего не знал больше никто из окружения Роберта.
Мальчику предстояло стать Бессмертным. Может быть, не скоро, а может, уже завтра. Вот это сейчас и было главной заботой сэра Бенджамина.
Роберт был, по его мнению, воспитан просто отвратительно. Высокомерный, избалованный исключительным положением в доме, не способный видеть ничего и никого, кроме любимого себя. Дело было даже не в морали; для Бессмертного такой набор качеств – как камень на шее, рано или поздно утопит. Как расколоть эту скорлупу? Как научить мальчика видеть больше и желать больше, чем ублажение сиюминутных прихотей?
Может, Дарий? Если это тот самый Дарий.
Раздумывая, он встал с постели, выглянул в окно, убеждаясь, что начинавшийся день обещает быть ярким и солнечным, потом прошел к дверям и позвал слугу одеваться.
За столом он объявил о своем намерении отправиться в церковь, познакомиться с отцом Дарием, и велел Роберту собираться – ехать с ним. Тот скорчил недовольную гримасу – ехать знакомиться с каким-то священником! Но спорить не осмелился.
Вскоре они вместе выехали из замка. Cэр Бенджамин поглядывал на воспитанника с лукавством: долго ли продержится у того на лице кислая мина в столь прекрасное утро?
Роберт молча смотрел на дорогу, время от времени откидывая с лица непослушные пряди светлых волос.
– Ты чем-то недоволен, Роберт? Разве не прекрасно совершить небольшую прогулку в такое утро?
– Я не понимаю, – сказал Роберт, хмурясь. – Зачем тебе ехать в церковь самому? Ты мог просто вызвать к себе этого священника. Ты же хозяин здесь!
– Мог или должен был вызвать? – в свою очередь, нахмурился сэр Бенджамин. – Именно потому, что я здесь хозяин, я делаю то, что считаю нужным и правильным сам, а не то, что представляется таковым тебе.
Роберт смутился:
– Прости… я не хотел тебя оскорбить… Но разве вызвать его в свой замок не более прилично правителю?
– Прилично? А что неприличного в том, чтобы отправиться к нему лично? Что обязывает меня сидеть в замке, если я хочу совместить приятное с полезным? Спокойно прогуляться хорошим утром, а заодно взглянуть на нового священника. Какие правила приличий я здесь нарушаю? – он помолчал, потом, не дождавшись ответа, продолжил: – Временами ты рассуждаешь странно, Роберт. Эти воззрения были в ходу в доме, где ты вырос?
– Ну, не совсем… Но я думал…
– Думай почаще, это полезное занятие. А вот уже и наша церковь!
Они спешились и оставили коней у ворот. Потом поднялись ко входу. Еще не вступив под своды небольшой церкви, сэр Бенджамин знал, что в одном его предположения верны: новый настоятель – Бессмертный.
Войдя, он увидел стоящего у алтаря человека в одежде священника. Он не знал Дария в лицо и не мог уверенно сказать, его ли видит перед собой сейчас. Тот шагнул вперед, в полосу яркого света, падавшего сквозь окно. Сэр Бенджамин, вглядевшись, четко понял, что никем другим этот человек быть не может.
– Мир тебе, преподобный отец.
– И тебе мир. Ты ли сэр Бенджамин, хозяин этих мест?
– Да, это я. А это Роберт, сын сэра Брайана из Йорка, мой воспитанник.
Роберт поклонился без особого почтения.
– Могу я поговорить с тобой о важном деле?
– Конечно. Прошу в мой кабинет.
– Благодарю… Роберт, подожди меня снаружи.
Они прошли в небольшой кабинет, в котором более всего места занимал массивный стол, заваленный книгами. Дарий предложил гостю стул, потом сел сам.
– Итак?
Сэр Бенджамин, откинувшись на высокую спинку, некоторое время внимательно его рассматривал.
– Значит, это ты, – сказал он. – Я много о тебе слышал, Дарий. В том числе от человека по имени Грэйсон.
Дарий коротко вздохнул и нахмурился:
– Вы с ним друзья?
– Я не стал бы называть это дружбой. О, не нужно пугаться. Я не собираюсь сообщать ему, где ты находишься.
– Я не боюсь. Но эта часть моего прошлого – не то, о чем хочется вспоминать.
– Мы выбираем путь и должны быть готовы к тому, что кто-то с этим выбором не сможет согласиться, – спокойно сказал сэр Бенджамин. – Одно это не делает выбор ошибочным. Полагаю, твое решение было принято не просто от головной боли после хорошей попойки?
– Нет, разумеется, – усмехнулся Дарий.
– Замечательно, – с улыбкой произнес сэр Бенджамин. – Надеюсь, мы поймем друг друга. Я хотел бы видеть тебя в числе своих друзей. И надеюсь, что сам смогу быть тебе другом.
– И кто же ты? – пристально глядя на него, спросил Дарий. – Не нужно громких титулов. Я знаю, что настоящий сэр Бенджамин умер двадцать два года назад, очень далеко отсюда. Он был похож на тебя достаточно, чтобы тебе удалось обмануть людей, не видевших его несколько лет. Но моя память лучше. О, не нужно пугаться! Я не собираюсь кричать о твоей маленькой тайне на каждом углу.
– Неплохо, – улыбнулся сэр Бенджамин. – Да, это не мое имя. Но, полагаю, я его еще ничем не опозорил.
– Ты его прославил, – сказал Дарий. – Сэр Бенджамин не был плохим человеком. Но он был полной посредственностью, во всех отношениях. О тебе этого не скажешь.
– Со стороны виднее, – хмыкнул сэр Бенджамин. – Но я хотел поговорить с тобой не о моем покойном предшественнике.
– О чем же?
– О Роберте.
– О твоем воспитаннике? И что с ним?
– Возможно, ты еще не успел этого понять, но он – пред-Бессмертный. И волей случая оказался на моем попечении прежде инициации. Надеюсь, в нашем случае это к лучшему. Я не хотел бы, чтобы он стал Бессмертным именно сейчас.
– Почему?
– Он образчик редкой испорченности. Полное отсутствие понимания чего бы то ни было, кроме собственного весьма извращенного представления об исключительности.
– Не понимаю, что тебя так удивляет, – развел руками Дарий. – Среди Бессмертных подобное встречается нередко.
– И до каких лет доживают столь цельные натуры, Дарий? Мне пришлось потерять слишком многих учеников только потому, что они не были способны осознавать свое место в меняющемся мире.
Он осекся и замолчал, поняв, что сказал лишнее. Какого черта! Он что, уже настолько доверяет этому человеку?!
– Продолжай, пожалуйста, – сказал Дарий. – Осознание изменчивости мира требует большого опыта и мудрости. Я понимаю твое желание оградить ученика от ошибок, каждая из которых может стать роковой. Но чего ты хочешь от меня, кроме того, чтобы я не задавал тебе лишних вопросов?
Сэр Бенджамин справился с минутной растерянностью:
– Я хочу, чтобы ты стал его исповедником. Духовным наставником. Возможно, совместно мы добьемся большего, чем я один.
– Хорошо, – улыбнулся Дарий. – В конце концов, это мой долг… А тебе самому не нужен исповедник?
– Если будет нужен, я приду к тебе. Благодарю за поддержку. Мне пора.
Он встал. Дарий тоже поднялся – проводить гостя; когда они дошли до выхода, он сказал:
– Если будет нужно, присылай за мной в любое время, – сказал Дарий.
Это были слова равного, не слуги и не подданного.
Сэр Бенджамин коротко поклонился, давая понять, что оценил сказанное, и покинул церковь. Солнечное утро показалось ему еще более свежим и чистым. А может, его просто покинуло ставшее привычным ощущение одиночества. Уже есть человек, которого он может позвать в любой момент, не боясь, что зов не будет услышан.
Ему было знакомо это чувство. Но тогда, прежде, он изгнал его из своей души, вырвал, как ему казалось, с корнем.
Так приятно испытать его вновь!
*
Митос перевернулся на кровати и натянул на себя одеяло. Хватит мерзнуть, еще не хватало подхватить какую-нибудь дурацкую простуду.
Дарий и Ребекка.
Его самый близкий друг и самая прекрасная возлюбленная.
Оба ныне мертвы, убиты негодяями без чести и совести. И – злая ирония! – ни за кого из них ему не довелось отомстить. Прежде ему виделся особый смысл в том, что оба раза мстителем оказывался один и тот же человек. Дункан МакЛауд. Тогда это казалось ему добрым знаком.
Теперь он не был в этом уверен.
*
…Он сидел на обрубке древесного ствола и смотрел на серую гладь маленького лесного озера. В спортзале он сегодня не был, ограничившись короткой разминкой прямо в комнате. Завтракать в общую столовую тоже не выходил, поэтому не встречался ни с кем, в том числе с Кедвин.
Ему казалось, что, приехав сюда и пожив некоторое время в спокойной, безопасной обстановке, проще будет найти нужные слова и ответы на вопросы. Оказалось, наоборот.
Он снова не знал, как поступить. Это само по себе было состоянием неприятным.
Он пошарил в кармане и достал зажигалку. Задумчиво повертел в пальцах. Курить не хотелось. Он отрешенно уставился на блестящую вещицу. Роль сыграна, больше нет нужды в этой личине. Или все-таки не сыграна? Почему образ, им же придуманный, не хочет его отпускать?
Все ли дела, связанные с этим образом, он закончил?
Не все, мрачно подумалось ему. Одно осталось.
Ни к чему пытаться обмануть самого себя. Приглашая Кедвин на эту «загородную прогулку», он надеялся выбрать время спокойно и откровенно поговорить. Так, как не пришлось в свое время поговорить с МакЛаудом. О, не потому, что душа желала поделиться грузом, – нет! Просто сейчас это был самый безопасный путь.
Кедвин много видела и слышала, она захочет выяснить, что все это значит. И ждать, пока ее «просветят» МакЛауд или, хуже того, Кассандра, было бы очень большой глупостью.
Приняв такое решение, Митос будто нарочно себе самому усложнил задачу. Вряд ли Кедвин вообразит, что он намеренно пытался внушить ей какие-то чувства к себе, прежде чем затевать откровенные разговоры. Но теперь все будет намного труднее. После такой ночи вывалить на нее эту кучу дерьма!
«Знаешь, дорогая, я тут подумал, все было замечательно, но тебе, пожалуй, стоит кое-что узнать».
Представив себе эту картину, Митос не выдержал и полез в карман за сигаретами. Каким идиотом можно быть и в его годы! Конечно, усталость, бессонница, кошмары – ничего странного, что немного сдали нервы. Хотелось забыться, пусть и ненадолго. Но разве от этого легче?
Он докурил сигарету и подумывал, не достать ли следующую, когда воздух всколыхнулся, обозначая Зов.
Митос невольно напрягся и привстал, оборачиваясь. По тропе к озеру направлялась Кедвин.
*
Она подошла, остановилась рядом.
– Можно сесть?
Он молча отодвинулся, давая место. Она села, запахнув плотнее полы пальто и зажав ладони между колен. Некоторое время тоже молча смотрела на озеро.
– Ты ничего не хочешь мне сказать?
Вопрос прозвучал буднично и бесцветно.
Митос коротко вздохнул:
– Ты о вчерашнем? Извини, я был пьян. Больше такого не повторится.
– Мы оба были пьяны. Я имела в виду другое. По-моему, нам нужно поговорить.
– Об истории с МакЛаудом?..
– Дело не только в МакЛауде, Митос.
Он чувствовал, что теряется. Думая о предстоящем разговоре, он упустил из вида, что Кедвин может взять инициативу на себя.
– Кедвин, ты не должна…
– Я была «не должна» до прошлой ночи.
Он вопросительно приподнял бровь.
– Я не спала, когда ты уходил. Прежде, чем проснуться, ты несколько минут стонал и метался во сне. Мне кажется, что позапрошлой ночью было то же самое. Что это, Митос? Прекрати изображать святое неведение, ты же не затем привел меня в эту глухомань. Ты прекрасно знаешь, что с тобой происходит, и знаешь, с чем это связано. Так что есть ли смысл играть в прятки?
– Играть в прятки, – горько усмехнулся он. – Если бы все было так просто!
Она помолчала, снова глядя на озеро, потом сказала:
– Знаешь, как-то давно Ребекка рассказала мне одну историю, приключившуюся с ней в молодости. Может, конечно, я и ошибаюсь… но, мне кажется, это может помочь тебе собраться с мыслями…
*
Греция, ок.500 г. до н. э.
– Они были здесь, только что! – сдерживая коня, доложил разведчик. – Следы идут туда.
Он указал рукой.
– Я знаю, куда они так могут попасть. Мы немного сократим путь, если проедем через тот лес!
– Отлично, – сказала Ксантия, в последний раз оглянувшись на потрепанный караван, который удачно спасло их появление, и решительно осадила затанцевавшую было лошадь. – Показывай дорогу!
– Но, госпожа! Ты хочешь отправиться сама?
– Почему нет? Их всего четверо, преимущество – пять к одному. Двадцать опытных воинов защитят меня от четверых разбойников?
– Стоит ли рисковать? Случайная стрела или дротик…
– Хорошо, я подожду вас на безопасном расстоянии. Но не здесь! Вперед, мы теряем время!
Ей пришлось поступить именно так – следить за стычкой с расстояния, на котором не могли достать стрелы. Рука сама тянулась к мечу, а горячая молодая кобыла, приученная повиноваться малейшему движению ног всадницы, так и рвалась вперед. Но это был ненужный риск.
Ах, какая замечательная возможность!
Ксантия много слышала о Четырех и подозревала, что они не простые смертные. Значит, чтобы остановить их, нужно больше, чем выстрел из лука. И вот теперь, если удача на ее стороне, они окажутся у нее в руках! А уж она будет точно знать, что они такое, и разберется, как с ними поступить. Легенды легендами, а неуловимая эта четверка доставляла много хлопот.
Все прошло не так успешно, как ей хотелось.
Схватить всех четверых ее воинам не удалось. Они приволокли с собой только одного. Их пленник был Бессмертным.
Замечательно!
– Только один? – спросила она, рассматривая пойманного разбойника.
– Да, госпожа, – отозвался командир отряда. – Удивительно, но они сумели уйти. Нам повезло, а то бы и этого упустили.
Она кивнула:
– Я верю, что вы сделали все возможное. Недаром до них никто не может добраться. Посмотрим, кто попал нам в руки!
Она спрыгнула с коня и подошла ближе. Видно было, что четверо сильных мужчин удерживают пленника с трудом – если бы не меч, приставленный к его горлу, он бы вырвался. Ребекка окинула взглядом его фигуру, пригляделась к лицу.
– Он не из греков, это точно… Я хочу с ним поговорить. Наедине.
– Но, госпожа, это опасно. Что, если у него припрятано оружие?.. И потом, ты же слышала, что о них рассказывают. Кто знает, на что они еще способны?
– Ну так обыщите его и разденьте, чтобы негде было прятать оружие. А колдовства я не боюсь.
По тому, как гневно сжались кулаки пленника, стало ясно, что греческую речь он понимает.
Чтобы выполнить приказ, его пришлось оглушить. Ксантия спокойно наблюдала, как с него стаскивают оружие, доспехи, потом одежду. Когда на нем осталась только куцая набедренная повязка, Ксантия махнула рукой:
– Привяжите его к тому дереву и приведите в чувство.
Выполнили незамедлительно. Пришел в себя пленник не сразу, даже после того, как его окатили холодной водой из ближнего ручья.
Ксантия отослала свиту, повторив, что желает поговорить с ним наедине. Когда воины удалились на расстояние голоса, она достала из сумки кусок чистой ткани, присела рядом с еще бесчувственным пленником, запрокинула ему голову и начала осторожно вытирать лицо. Мокрые черные волосы его уже не торчали дикими прядями, синяя краска, которой было раскрашено лицо, мало-помалу исчезала, оставаясь на ткани. Наконец Ксантия отодвинулась и удовлетворенно кивнула сама себе. Потом внимательнее всмотрелась в тонкие, аристократические черты.
Как этот человек мог оказаться среди разбойников? По своей воле или по принуждению? Он Бессмертный. Какой силой можно принудить его к чему бы то ни было?
Она отодвинулась еще на шаг. Он был красив, как ожившая статуя. Сколько известных ей художников возносили бы благодарности всем богам, доведись им заполучить такую модель! Может ли столь совершенная форма быть пустой или наполненной только злобой и ненавистью?
Он пошевелился, вздохнул и открыл глаза. Дернулся, оглянулся, пытаясь оценить свое положение. Потом уставился на Ксантию. Она была уверена – он не знает, как себя вести.
Больше того, он боится!
Боится ошибиться. И отчаянно соображает, что лучше сказать и сделать.
Она встала и откровенно прошлась взглядом по почти обнаженному телу, намеренно сверху вниз. Его связали так, что он не мог ни отодвинуться, ни отвернуться. Румянец проступил на его бледном лице.
– Ну, что смотришь? – зло бросил он по-гречески. – Думаешь, не успеешь наглядеться? Успеешь… Знаешь, что с тобой сделают мои братья, когда придут за мной?
Ксантия улыбнулась. Первая попытка. Она приблизилась и стремительным движением извлекла из-за спины меч.
– Я знаю, что они сделают с тобой, – сказала она, приставляя меч к его шее. – Похоронят. Возможно, с почестями. Если ты не вспомнишь, где находишься.
Он проводил взглядом движение клинка, потом сказал без малейшей агрессии:
– Извини. Это было глупо.
– Так-то лучше.
