Текст книги "Путь к тишине. Часть 2 (СИ)"
Автор книги: Сиреневый Кот
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)
Одевшись, она решила посмотреть, как устроилась Кедвин.
*
Закончив разбирать вещи, Кедвин достала из чемодана небольшую, с ладонь, деревянную шкатулку и открыла ее. Полюбовавшись содержимым шкатулки, поставила ее на каминную полку. Огонь в камине не горел, он был еще одной декорацией. Самое подходящее место.
Потом ушла к окну и долго смотрела на неяркий, но чистый и свежий пейзаж.
Это место ей определенно нравилось.
Негромкий стук в дверь отвлек ее от воспоминаний.
– Да? – сказала она, оборачиваясь.
– Извини, я не помешал?
Митос, уже переодевшийся к ужину, протиснулся в приоткрытую дверь и аккуратно притворил ее за собой. Кедвин невольно улыбнулась про себя – удается же ему изображать такую незаметность!
– Как настроение?
– Прекрасно, – сказала Кедвин. – Входи, присаживайся. Знаешь, это действительно очень симпатичное местечко. Настраивает на приятные мысли. Говоришь, ты уже здесь бывал?
– Ну да… Мы с Леру познакомились, когда я еще учился в университете, – он пересек комнату и уселся в кресло, сразу будто слившись с ним. – Насколько я помню, сегодня будет просто ужин и знакомство, а завтра настоящая вечеринка. Кстати, здесь отличный гимнастический зал, есть где с утра размять кости.
– Как я поняла, здесь спокойно, в смысле присутствия нам подобных?
– Разумеется. Ты же сама видишь, случайных прохожих здесь не бывает, а среди приглашенных других Бессмертных нет. Так что…
Тут он заметил шкатулку на каминной полке:
– Прошу прощения, а это что такое? – Он встал, подошел к камину и взял шкатулку в руки. – Это твое, Кедвин?
– Да, мое, – она улыбнулась, глядя, как он рассматривает содержимое шкатулки, поворачивая так и эдак на свету. – Тебе это знакомо?
– Черт возьми, – произнес Митос. – Я слышал, но никогда не держал в руках…
В дверь снова постучали.
– Кедвин, это я, – послышалось из-за двери. – Можно войти?
– Входи, – громко сказала Кедвин.
Дверь открылась, и на пороге появилась Мишель, немного смущенная и удивительно красивая в строгом синем платье.
– Вы, похоже, договорились не давать мне оставаться одной?
– Да нет… я просто… если я мешаю, я лучше пойду… – замялась Мишель.
– Ну зачем же, – хмыкнула Кедвин. – Оставайся. Только вам придется немного подождать. В отличие от вас, я еще не оделась к ужину.
*
Кедвин ушла в спальню, а Мишель подошла к Митосу. Увидела у него в руках шкатулку.
– Прекрасно, правда? – сказала она.
Митос кивнул и осторожно извлек и поставил на подоконник то, что они все вместе рассматривали.
Это была роза – черная, с тончайшей серебристой каймой по краям лепестков, – спрятанная внутрь полусферы из безупречно тонкого и прозрачного стекла. Основание полусферы изнутри было покрыто матово поблескивающим серым шелком, и роза, неведомо как закрепленная, словно даже не касалась его. На лепестках и листьях поблескивали капли росы. Роза казалась живой, только что принесенной из утреннего сада.
– Кедвин очень любит эту вещь, – шепотом сказала Мишель. – Но ничего о ней не рассказывает. Наверно, не хочет тревожить воспоминания.
– Возможно, – пробормотал Митос. – Это работа Габриэля Пейтона. Не видел ничего подобного больше ни в чьем исполнении.
– Габриэль Пейтон? – заинтересовалась Мишель. – А кто он? Бессмертный?
– Был, до девяносто третьего года.
Митос отнес футляр с розой обратно на каминную полку и поставил на закрытую шкатулку.
– Его убили?
– Да. Кстати, твой приятель Дункан МакЛауд.
Мишель задумалась. Потом, хмурясь, спросила:
– Они были врагами?
– Они были друзьями. – Митос вернулся к креслу и сел. – Больше двухсот лет.
Мишель опустилась в кресло напротив.
– Как он мог убить своего друга? Это не похоже на Дункана.
– Это похоже на Дункана. Ты даже не представляешь, насколько.
Митос побарабанил пальцами по подлокотнику кресла.
– Габриэль был известным парижским кутюрье. У него вообще был талант. Он умел делать женщин прекрасными и счастливыми.
– Все еще не понимаю.
– Он убил девушку, свою модель. А когда об этом догадалась ее подруга, попытался убить и ее. На этом его поймал МакЛауд.
– Но зачем? Что ему сделала эта девушка?
– Она узнала о нем кое-что, что он не хотел выносить на всеобщее обозрение. Случайно нашла у него в доме тайник с сокровищами и произведениями искусства, которые уже много лет считались пропавшими. Он был вором, Мишель.
Мишель снова нахмурилась:
– Разве ему не хватало денег?
– Он крал не ради денег. Ему важен был сам факт обладания прекрасной вещью. И в людях, в женщинах, его интересовало то же. Красота. А вот то, что красота неотделима от жизни, он не понял. Или не успел понять.
– Что значит – не успел понять?
– Поживи подольше, Мишель, и поймешь одну простую вещь. Ты можешь совершить безнаказанно сотню преступлений. Но на сто первом встретишь кого-то, кто скажет «Хватит» и подведет твоим деяниям черту ударом меча. Но также ты можешь совершить сотню преступлений, а потом решить – достаточно, и отказаться от сто первого. И будешь продолжать жить, так и не встретив своего палача. Дело будет не в том, заслужила ты смерть или нет, а лишь в том, что не оказалась на пути у ищущего справедливости… Габриэль совершил не первое и не второе убийство в своей жизни, но лишь сейчас встретил человека, который оказался способен его остановить. И остановил, как бы это ни было тяжело ему самому.
– Вы сказали, что Дункан был ему другом? – недоверчиво произнесла Мишель. – Как же так?
– Мишель, радость моя, – вздохнул Митос, – знала бы ты, кровь скольких друзей на мече МакЛауда… Не пугайся, для Бессмертных это неизбежно. Причины очень разные. Не обязательно ненависть. Разочарование, случайное стечение обстоятельств, попытка защитить другого человека, даже милосердие.
– Милосердие?
– Да, представь себе. Ну а в нашем случае…
Он встал, подошел к камину и некоторое время рассматривал розу.
– Взгляни на эту вещь. Она прекрасна, правильно? И она совершенна. А теперь представь себе цветущий розовый куст. Он весь усыпан бутонами и цветами, среди которых не найдется и двух одинаковых и каждый из которых прекрасен и совершенен. Одни цветы вянут, другие распускаются вместо них, и эти другие тоже прекрасны и совершенны. Это – всего лишь одно мгновение красоты, пойманное художником, остановленное, если угодно, на пути к угасанию и смерти. Но истинное бессмертие – не вне времени, а внутри него. В бесконечной смене форм, в способности повторяться снова и снова, в то же время не повторяясь ни в чем. Только так можно противостоять вечности. И только в этом – истинная красота.
Он отвернулся от камина и закончил:
– Вот этого Габриэль Пейтон не смог, или не успел, понять. И потому сам стал воспоминанием.
Он умолк и снова уселся в кресло. Мишель некоторое время смотрела на него, потом перевела взгляд на шкатулку.
Монолог Митоса произвел на нее сильное впечатление.
*
Кедвин, сидя за туалетным столиком в спальне, слышала все от первого до последнего слова. Ее речь Митоса тоже впечатлила, не внезапным откровением (годы не те – удивляться подобным вещам, да и историю Габриэля Пейтона она знала ничуть не хуже), а легкостью словесной формы. Кроме того, подумалось ей и о другом.
Действительно ли только Мишель были адресованы эти слова? Или и для нее в них было послание – зашифрованное куда глубже?
Но стоит ли думать об этом сейчас?
Она еще раз окинула взглядом свое отражение и, поднявшись, направилась к двери. Близилось время ужина, пора спускаться в общий зал.
========== Глава 28. Каникулы за городом. День второй ==========
Кедвин спустилась в спортзал и обнаружила там Мишель.
Припомнив вчерашний вечер и двоих новоиспеченных кавалеров Мишель, Кедвин представила выражение на их физиономиях, окажись они сейчас здесь и понаблюдай, как хрупкая изящная девушка лежа выжимает штангу, и про себя хихикнула. Жизнь воистину полна сюрпризов.
Компания здесь собралась достаточно приятная. Всего, вместе с хозяином, шестнадцать человек. Среди них был пожилой профессор из Сорбонны, очень заинтересовавшийся Мишель. Это было очень ко времени – девочке нужно подумать о том, как и на что она собирается жить, а здесь работа, похоже, сама идет в руки.
Упомянутые кавалеры были бывшими студентами того самого профессора, оставшимися при кафедре продолжать научную карьеру. Они, как и еще четверо приглашенных, были здесь впервые. Остальные, похоже, постоянные гости.
Половину собравшихся составляли представительницы прекрасного пола, среди которых Кедвин обратила внимание на пожилую, но все еще красивую даму – как ей объяснили, графиню, происходившую из семьи русских аристократов-эмигрантов.
Вечер, проведенный в этом обществе, Кедвин понравился. Шумного веселья не было; разговоры, музыка, песни… Митос почти все время держался в стороне, не привлекая к себе внимания. Кедвин, наблюдая за ним, заметила, что хозяин интересовался, не хочет ли он принять участие в самодеятельном концерте, но он, улыбнувшись, отказался. Интересно было бы посмотреть, на что он способен, подумала Кедвин…
Закончив разминку, Кедвин отправилась в соседний зал, отделенный от первого аркой. Мишель уже была там – разглядывала богатую коллекцию спортивного оружия.
В этот момент в зале появился третий человек – один из новых знакомых Мишель, стройный темноглазый брюнет, его звали… да, Мишель называла его Луи. Он, кажется, увлекался фехтованием еще со студенческих времен.
Кедвин снова сдержала усмешку, подумав, что будет, если он решит произвести на Мишель впечатление демонстрацией своего искусства.
– Мадемуазель интересуется фехтованием? – спросил он, подойдя ближе и поздоровавшись.
– О, немного, – ответила Мишель, успев спрятать улыбку.
– Это не очень женское занятие, – заметил Луи, – но я мог бы… если хотите… показать вам пару приемов.
Кедвин неслышно подошла и остановилась рядом.
– Моя воспитанница не слишком опытна в поединках, – сказала она. – Может быть, вы покажете свои приемы мне, для начала?
Луи, немного смутившись, пожал плечами:
– Конечно, если вы беспокоитесь за нее… если вы сомневаетесь в моем умении… я могу показать.
Кедвин взяла рапиру и вышла на середину зала. Мишель за спиной у Луи, не удержавшись, тихо прыснула в кулак.
Поединок оказался коротким.
Загнав Луи в противоположный конец зала, Кедвин выбила рапиру у него из руки и сказала:
– Я беспокоилась не за нее, юноша. За вас. Советую вам осторожнее выбирать противников. Честь имею.
– Это… это великолепно! – произнес Луи, кое-как оправившись от удивления и догнав ее возле стойки с оружием. – Вы были в профессиональном спорте? Почему я ничего не слышал о вас?
– Я не спортсменка. Это просто хобби.
– С трудом верится!
В этот момент за аркой хлопнула дверь, и на пороге появился Франсуа Леру.
– Доброе утро, доброе утро. Уже занимаетесь? Луи, надеюсь, ты не слишком утомил дам своим фехтованием? Мог бы и дождаться меня.
– Утомил!.. – Луи с удрученным видом уселся на низкий подоконник. – Видел бы ты, как эта дама меня гоняла!
– Гоняла? – изумился Леру. – Тебя?!
– Ну да, – вздохнул Луи. – Знаете, я, пожалуй, пойду.
– О, прошу прощения, – хмыкнула Кедвин, когда он исчез за дверью. – Я вовсе не хотела развенчивать вашего чемпиона.
– Какой же он чемпион? – весело дернул плечами Леру. – Не дорос еще. А вы в самом деле владеете оружием? Может быть… – он сделал приглашающий жест.
Кедвин улыбнулась:
– Вы уверены?
Как бы странно это ни выглядело, толстенький и вроде бы совсем не воинственный Леру оказался орешком куда покрепче Луи. Кедвин всегда получала удовольствие от подобных встреч – приятно ощутить, что имеешь дело с если не равным, то достойным противником.
Леру тоже остался доволен – несмотря на явный проигрыш.
– Замечательно, просто замечательно! – воскликнул он, отсалютовав рапирой. – Никогда не видел подобного в исполнении дамы. Впрочем, чему тут удивляться? Вы ведь подруга Адама Пирсона.
– Ну и что? – не поняла Кедвин.
Леру доверительно понизил голос:
– Поверьте старому фехтовальщику, ничего подобного я в жизни не встречал. И если вы с ним из одного клуба…
– В некотором роде, – усиленно сохраняя серьезность, подтвердила Кедвин. – А что, как по-вашему, против него у меня есть шансы?
– Сомневаюсь, мадам. Сомневаюсь. Адам Пирсон – это…
Воздух наполнился неслышным гулом Зова, хлопнула входная дверь.
– Здесь, кажется, поминали мое имя? – в зал вошел Митос, тоже одетый в тренировочный костюм.
– Ну да, – лукаво прищурившись, отозвалась Кедвин. – Вот наш добрый хозяин считает, что против тебя у меня шансов нет.
– Ну, пари я бы на это держать не стал, – заметил Митос. – А вообще, такие вещи проверяются практикой.
– Ну так прошу, – картинно пригласила его Кедвин.
Действительно, почему бы и нет?..
– Не люблю рапиры, – заметил он.
– Я тоже. Но тут, кажется, есть и кое-что повещественее.
Она сняла со стойки и перебросила ему спортивную саблю:
– Устраивает?
Он поймал саблю, задумчиво посмотрел на Кедвин, потом глянул в сторону Мишель и Леру:
– Франсуа, я бы на твоем месте не спешил делать ставки.
– Да я и не собирался, – откликнулся тот. – Какая игра, если все известно заранее?
– Вот тут ты ошибаешься, дружище, – вздохнул Митос, отступая на середину зала.
*
Мишель присела на подоконник, с интересом наблюдая за происходящим. Очень полезно для новичков – понаблюдать за старшими и более опытными, вот только выпадала такая возможность не часто. Так что теперь Мишель устроилась поудобнее и приготовилась смотреть и запоминать.
Леру тоже присел на подоконник рядом с ней и неодобрительно покачал головой:
– Ну и зачем все это? Все-таки дама… Можно бы и обойтись без демонстрации силовых приемов.
– Это вы про кого? – лукаво хихикнула Мишель.
– Что – про кого? – не понял Леру.
– Кому обойтись без силовых приемов?
– А что, могут быть варианты?
– Смотрите, – сказала Мишель, кивнув в сторону Кедвин и Адама.
Леру, оборачиваясь, хотел было что-то еще сказать, но так и застыл с открытым ртом.
Они еще некоторое время изучали друг друга, не принимая эффектных стоек и даже не поднимая оружия. Но вокруг них уже сгущалось напряжение.
Мишель почувствовала себя неуютно, вдруг подумав – а что, если бы это был настоящий бой?
В этот момент сабля в руке Адама пришла в движение – настолько естественно, что, казалось, оно не сопровождалось ни малейшим усилием.
Леру невольно вздрогнул и привстал с места.
…Стремительный, как бросок змеи, выпад был отбит быстро и легко. Кедвин улыбнулась, глядя поверх поднятого теперь клинка. Игра, должно быть, казалась ей интересной.
Мишель могла представить себе физиономию Леру, но оглядываться на него ради этого зрелища времени не было. Она боялась пропустить хотя бы мелкую деталь действа, развернувшегося у нее перед глазами. Даже ей, в течение пяти лет ни дня не проводившей без оружия и тренировок, непросто было следить за происходящим.
Будь все это всерьез, было бы в самом деле страшно.
Но игра оставалась игрой. Да и продлилась она недолго. Хотя Мишель и не взялась бы точно определить, кто из них – Кедвин или Адам – сделал ошибку, и была ли вообще ошибка, но бой закончился так же стремительно, как и начался. Просто вдруг стало очень тихо.
Оба клинка разом остановились, прекратив сложный танец. И Мишель, переведя дыхание, поняла, что счет в игре остался равным. Сабля Адама касалась бока Кедвин. Ее клинок упирался ему в грудь.
– Один-один, – веселым шепотом выдохнула Кедвин, делая шаг назад.
– Хороший счет, – согласился Адам, повторяя ее движение. – Надо как-нибудь продолжить. Спасибо, ты доставила мне настоящее удовольствие.
– Взаимно.
Она снова улыбнулась. Он отсалютовал клинком и направился к стойке.
В этот момент Леру пришел в себя.
– Что это было? – требовательно вопросил он, выскакивая на середину зала. – Или, может, я сплю?! Адам!
– Что тебя удивляет, Франсуа? – хихикнул тот, водворяя саблю на место. – Ты же сам знаешь – на любого крутого парня найдется кто-нибудь еще круче. Но, – он повернулся к другу лицом и добавил серьезно: – Извини, Франсуа, но я попросил бы тебя не превращать все это в предмет для обсуждения на светских вечеринках.
– Но почему?
– Я тебя прошу. Этого достаточно?
– Конечно, как скажешь… но…
– Вот и замечательно. Ну, а теперь… не отправиться ли нам всем умыться и переодеться к завтраку?
*
Они поднялись на второй этаж. Мишель скрылась в своей комнате; Кедвин немного задержалась у двери своей.
– Адам, – окликнула она.
– Да? – он остановился и повернулся к ней.
– Мне вдруг подумалось… Будь все по-настоящему, смогла бы я тебя убить? Или ты меня?
– Где есть повод драться, есть и нужда победить, – сказал он. – Хочется надеяться, что у нас такой нужды не будет. Но не хотел бы я проверять это на практике.
Он поднял ее руку к губам, легко поцеловал и, улыбнувшись одними глазами, повернулся и пошел к дверям своих комнат. Кедвин не стала смотреть ему вслед – не хотелось, чтобы он чувствовал ее взгляд. Просто ушла к себе и притворила дверь. Действительно, скоро завтрак, нужно переодеться…
Приводя себя в порядок перед зеркалом в ванной комнате, а потом – за туалетным столиком в спальне, она продолжала думать об утреннем приключении. Она не кривила душой, говоря, что получила большое удовольствие от такой «разминки». Она давно не испытывала столь полного чувства освобождения – когда не нужно постоянно напоминать себе, с кем имеешь дело, и быть осторожной. Не нужно беспокоиться, как будут восприняты твои слова или действия.
Если это и впрямь особый дар – давать людям такое замечательное ощущение комфорта – то Митосу он достался в полной мере.
Однако сказанное прежде МакЛаудом не стало от этого несказанным. Сумрак тайны – недоброй тайны! – по-прежнему витал вокруг Старейшего Бессмертного.
Вот только стоит ли докапываться до правды? Может быть, лучше ничего не знать?
*
Запланированная после завтрака прогулка не состоялась – неожиданно налетели тучи, и с неба посыпался мелкий противный дождь вперемежку с мокрым снегом.
Все гости снова собрались в просторном зале, продолжить начатые накануне вечером разговоры и импровизированный концерт. Митос, как и прошлым вечером, расположился в стороне от общества, в одном из уютных кресел в углу гостиной. Кедвин, подумав, подошла и села в кресло рядом. Окинула взглядом зал.
Да, все видно и многое слышно.
В противоположном углу, так же сторонясь шумного веселья, устроилась Мишель. Возле нее уже появились давешние кавалеры – фехтовальщик Луи и его приятель. Судя по выражению лица Мишель, они не слишком ей докучали, и Кедвин решила, что вмешиваться необходимости нет.
– Не любишь быть в центре внимания? – спросила она Митоса.
– Не то чтобы не люблю, – отозвался он. – Просто сейчас настроения нет.
– Ты неважно выглядел с утра. Да и сейчас… Ты хорошо спал?
– Как тебе сказать… Видишь ли, я ведь не случайно забрался в эту глухомань. Мне нужны тишина и покой. Последние события меня изрядно утомили.
– Значит, не все в порядке.
– Не все. Но это вопрос времени. Немного отдыха в спокойном месте – и все пройдет…
Кедвин покачала головой и вздохнула:
– Жаль, что не получилась прогулка… Мне хотелось поговорить.
– О чем?
– О многом… Ну да ладно, это может подождать. Ты уверен, что не хочешь принять участие в этом концерте?
– Приму, – улыбнулся он. – Я обещал. Просто не сейчас. Я не в настроении развлекаться, а начинать веселье с грустных песен как-то не с руки.
Кедвин вернула внимание импровизированному концерту у рояля.
Молодежь развлекалась, а старшие гости просто слушали. Кедвин заметила старую графиню, которая слушала песни и музыку не очень внимательно, как человек, который во время представления ждет какого-то одного номера и не слишком интересуется остальными.
Кедвин снова глянула на Митоса. Тот даже не смотрел в сторону компании у рояля, только пристукивал пальцами по подлокотнику кресла в такт музыке. Интересно, как он собирался поучаствовать в концерте? Занятно, другой музыки – музыкальных центров, магнитофонов, даже граммофонов здесь не было. Игралось и пелось только «вживую»…
Немного соскучившись, Кедвин решила покинуть общий зал. Она поднялась на второй этаж, некоторое время постояла у перил, глядя на гостиную сверху, потом вышла на балкон, благо дверь была тут же, в коридоре.
Балкон ей понравился – просторный, под крышей, с удобными сиденьями вдоль стены. Она долго сидела там, глядя на затянутую снежным мороком равнину и не обращая внимания на холод. В конце концов, что такое холод? Ни один Бессмертный еще не умер от того, что немного померз. Ветер и дождь до сидений не доставали.
И здесь так хорошо думалось!
Больше всего о Митосе. Да, глупо, да, легкомысленно. Но ей все труднее было настраивать мысли на только аналитический лад. Бывали моменты, когда он смотрел на нее, просто смотрел, а ей казалось, что она тонет в его глазах, бездумно и безоглядно…
Кажется, это называется любовью, подумала она и передернула плечами.
Пора возвращаться в зал, да и музыка вроде бы стихла…
Наверно, намечается что-то новое.
*
Кедвин не стала спускаться вниз, остановилась у перил, глядя на гостиную сверху. И сразу увидела Митоса – он как раз подошел к роялю. Рядом с ним стояла старая графиня – Кедвин расслышала ее слова.
– Вы обещали мне русский романс, Адам. Вы не передумали?
– Ни в коем случае, мадам, – ответил он. – Надеюсь, вам понравится… Хотя это не совсем то, что вы называете романсом.
Он сел к роялю.
В зале наступила тишина. Кедвин прислушалась – и при первых же аккордах музыки едва не вздрогнула.
Je m’en vais tout seul sur la grand’ route
Le silex reluit dans le brouillard,
Dieu enonce – et le desert ecoute,
L’astre a l’astre lance un long regard.*
У него был красивый голос. Не очень сильный, но удивительно музыкальный. И удивительно подходящий именно для такой обстановки, не для сцены и большого зала.
И эти слова в его устах звучали так естественно…
Dans les cieux – accord et allegresse,
Et la terre dort comme un enfant.
Qu’est-ce qui m’attire et tant m’oppresse?
Ne regrette rien et rien n’attend.
Dans ce rude sein plus rien ne vibre,
Rien, – ni avenir, ni souvenir.
Je voudrais finir tranquille et libre…
Ah, m’evanouir – morire – dormir!
Mais non pas du sommeil de la tombe!
Que mon sein gonfle d’un coeur vivant,
Se souleve et doucement retombe
En de pleins et calmes battements.
Et que nuit et jour quelqu’un me berce.
D’un refrain d’amour qui me fut cher,
Et que chene sur mon front diverse
Son doux bruit et son ombrage vert. **
Последние звуки растворились в тишине, быстро нарушенной аплодисментами и восторженными возгласами.
Митос коротко вздохнул и положил руки на крышку рояля. Посмотрел на графиню.
– Извините. Я не хотел вас расстраивать.
– Нет, все хорошо, – чуть дрогнувшим голосом ответила она. – Откуда… Вы сами делали перевод?
– Я знаю много языков, мадам. Но этот перевод сделан не мной. Нет, господа, сожалею, но на сегодня это все. Я устал, такие песни отнимают слишком много сил. Прошу прощения, мне придется вас покинуть…
*
Он поднялся наверх и увидел Кедвин. Она отошла от перил и теперь стояла у балконной двери, глядя в окно.
Митос остановился рядом с ней.
– Тебе понравилось? – тихо спросил он.
– Разве ты пел для меня?
– А как ты думаешь?
Она не нашлась, что ответить, но он и не ждал ответа. Отвернулся и ушел в свои комнаты.
Кедвин проводила его взглядом и, подумав, тоже пошла к себе. Ей не хотелось возвращаться в веселую компанию, вообще не хотелось никого видеть и ни с кем разговаривать…
*
Митос захлопнул за собой дверь и прислонился к ней спиной. Закрыл глаза. Долго стоял так, потом ушел в спальню. Остановился посреди комнаты и посмотрел на свое отражение в зеркале.
Чего я жду, в который раз спросил он себя, на что надеюсь? Зачем ищу разговора с Кедвин? Рассчитываю, что она окажется мудрее МакЛауда? А если нет?
Он сел на край кровати, потом прилег как был, не раздеваясь.
Так хочется спать!
Ночь была беспокойной. Кедвин не просто так сказала, что он плоховато выглядит. Может быть, удастся отдохнуть хотя бы сейчас, до обеда?
Он вздохнул, закрыл глаза и почти сразу соскользнул в сладкую полудрему…
…Тишина исчезает, воздух наполняется чуть слышными звуками. Они становятся громче, превращаются в музыку, потом, в миг – в дикую какофонию голосов, звона стали, топота копыт… От этих звуков воздух становится гуще, давит на грудь, дышать все труднее. И вот уже это не воздух, а холодная рыхлая могильная земля, она всюду, и уже нет сил вздохнуть…
…Он рывком сел, всхлипывая и судорожно глотая воздух. Бесконечно долго ждал, пока утихнет дрожь и стук крови в висках.
Неужели снова? Но почему сейчас?..
Он встал, подошел к туалетному столику, нашарил в ящике пачку сигарет и зажигалку. Открыл окно, сел на подоконник и закурил. Думать ни о чем не хотелось, а хотелось чего-нибудь покрепче этих чертовых сигарет. Был, конечно, вариант – во время намечающейся вечеринки напиться до бесчувствия, благо опасности здесь ждать неоткуда.
Знать бы еще, что это поможет.
*
Кедвин стояла у окна, глядя в дождливый сумрак. В памяти у нее эхом отдавались слова недавно услышанной песни.
Конечно, это просто песня, известно, в каком году и кем написанная. Но то, что Митос выбрал именно сейчас именно эту песню…
Время играет странные шутки с памятью, думала Кедвин. Ее собственное прошлое, ее молодость, была теперь очень далеко, и все меньше оставалось Бессмертных, которые помнили то же время или были тогда с ней знакомы. Они уходили один за другим. Грэйсон, Дарий, Ребекка… Калас, черт бы побрал этого негодяя!
Иногда она думала об этом, представляя, как проходят годы, потом века, память подергивается туманной дымкой, но подтвердить, что это именно память, а не фантазии уставшего от бесконечной смены лет рассудка, уже некому.
В такие минуты ей становилось страшно.
Сейчас она ощутила легкий озноб при мысли о Митосе – о космическом одиночестве, в котором должна пребывать столь древняя душа. Возможно, эта душа уже неспособна выражать свои чувства так, как это принято среди обычных людей. Само по себе это соображение ничего не меняло и ничего не доказывало. Жалость и сочувствие в таких делах неуместны.
В сущности, подобные мысли посещали Кедвин не впервые, но враг не переставал быть врагом только потому, что казался одиноким и несчастным.
Почему она все время думает о Митосе как о противнике?
Даже тогда, после тренировки в зале, пусть на одно мгновение, но она вообразила его действительно проигравшим. Наверно, всему виной ощущавшаяся в нем странная смесь могущества и беззащитности, наивности и совершенного, абсолютно циничного знания. Это было завораживающе привлекательно!
И возбуждающе.
Кедвин была уверена, что Митос пытается внушить ей какую-то мысль. Пытается что-то сказать и, наверно, боится, что она не поймет или не услышит. Но зачем все эти тайны, почему нельзя просто сказать, что именно так его беспокоит? Ведь дело наверняка не в том, что он не находит слов, чтобы объясниться в любви. Экая невидаль! Но тогда что?
*
Колокольчик зазвонил, созывая гостей обедать.
Кедвин вышла в коридор и, подумав, задержалась возле комнат Митоса. Постучала в дверь. Ответа не последовало, и она спустилась в столовую.
Митос за обедом не появился. Кедвин видела, как дворецкий что-то тихо говорит хозяину, тот кивает и вполголоса же отдает какие-то распоряжения. Никто как будто и не заметил пустого места за столом.
Решив не идти против желания хозяина, Кедвин дождалась окончания обеда и только тогда подошла к Леру.
– Вас не удивило отсутствие Адама Пирсона?
– Нет, не удивило, – отозвался тот. – Он не совсем здоров. Я велел отнести обед ему в комнату… Разве он ничего вам не говорил?
– Он не любит распространяться о своих проблемах, – уклончиво сказала Кедвин.
– Понимаю, – покивал Леру. – Но он приезжает сюда обычно именно ради этого – поправить здоровье. Удивительно, на вид и не скажешь, что у него такая хворь.
– Вы знаете, что с ним?
– Я не знаток болезней нервной системы. Да вы лучше с ним поговорите, вы же все-таки не чужие.
В некотором смятении Кедвин снова поднялась на второй этаж.
Что это – игра? Или ему действительно так плохо? Но такие вещи здесь никого не удивляют. Может ли это быть притворством?
Подумав немного, она все же решила проявить некоторую настойчивость.
– Адам! – окликнула она, постучав в дверь. – Адам, ты слышишь? Это я, Кедвин. Открой. Открой, черт тебя побери, я все равно не уйду!
За дверью послышались шаги, потом замок щелкнул, но дверь не открылась. Повернув ручку, Кедвин вошла. В гостиной никого не было.
Митос обнаружился в спальне – сидел на подоконнике и открытого окна и курил.
– Я думала, ты бросил, – заметила Кедвин, глянув на забитую пепельницу.
– Я тоже так думал.
Кедвин подошла и присела рядом с ним на подоконник.
– Что с тобой, Митос?
– Со мной? Ничего.
– Так ли? Почему ты не пошел обедать?
– Не хотелось.
– А что за болезнь, о которой тут все наслышаны?
– Ну, надо же как-то объяснить приступы внезапной меланхолии.
Кедвин некоторое время молча смотрела на него; вроде бы ничего особенного, но именно сейчас она была убеждена, что он лжет. До сих пор такого не бывало.
– Значит, все хорошо, – сказала она спокойно.
– Да, все замечательно.
– Что ж, – она встала и пошла к двери, но на полпути остановилась и оглянулась. – Кроме одной вещи…
– Да? Какой же?
– Я не понимаю, зачем ты пытаешься меня обмануть.
Его рука застыла, не донеся сигарету до рта.
Ждать, пока он придумает достойный ответ, Кедвин не стала.
*
Ей не хотелось сидеть в доме до ужина, и она, потеплее одевшись и захватив зонт и непромокаемый коврик, отправилась на прогулку. Неподалеку от дома начинался лес, и у самой кромки его было маленькое тихое озерцо. К нему вела дорожка, а обрубок древесного ствола на берегу был явно оставлен в качестве скамейки. Постелив на него коврик, Кедвин села и плотнее закуталась в плащ.
Итак, Митос нездоров.
Молодежь вроде МакЛауда может пребывать в наивном заблуждении, полагая, что Бессмертные не болеют. Так и есть – в том, что касается болезней плоти. Но за долгую жизнь Кедвин видела не раз и не два, какие мучения приносят ей подобным иные, невидимые болезни. В том числе та, которая называлась «память».
Воздух наполнился гулом Зова, и Кедвин оглянулась. По тропке в ее сторону направлялась Мишель.
– Привет. Я не помешала?
– Нет. Иди сюда, садись.
Кедвин подвинулась. Мишель уселась рядом с ней – благо на коврике как раз могли уместиться двое.
– Ты оставила своих кавалеров?
– Да ну их, – сморщила нос Мишель. – Они мне еще вечером надоедят. А как ты?
– А что я?
– Ну… у вас с Адамом… кажется, не все получается?
– А что у нас с ним должно получаться? Я не знаю, что с ним творится, Мишель. Он как будто хочет мне что-то сказать, но никак не решается. Это странно, и я думаю, что любовь тут ни при чем. Ну да это наши дела… Как тебе – нравится здесь?
