Текст книги "Сияние серого солнца (СИ)"

Автор книги: Siopflodas

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Встаю. И медленно бреду до умирающего напарника. На нем нет ни одного живого места. Весь окровавленный. Могу ли я его просто не описывать? Алая кровь, дыра в черепе, слабость, слезы злости, снег пропитавшийся кровью и руки в несмываемой саже. Это самое бледное описание того, что там и творилось. А если раз кровь была алой, то это означало конец. Артериальное кровотечение ничем не перекроешь, не скроешь повязкой. Здесь был всего лишь один исход – смерть.

Я не стала его утешать или просить прощения. Произошло то, что должно было и случится. Не буду врать о том, что все наладится. Держать за руку и разговаривать. А просто тихо добью. Вот оно и будет истинным милосердием, которое я могу и даровать ему в конце.

Подбираю грязный нож все ещё сияющий в лучах рассветного солнца и, взглянув в эти стальные глаза, произношу самые неприятнейшие слова в своей жизни:

– Страдания должны быть окончены. Я понимаю тебя, Катон.

Ни «мне очень жаль, что так получилось», ни «прости, что я не спасла тебя». А топорная констатация реальности. И всаживаю кинжал в сердце. Он обречённо испускает дух, пока я беспомощно держу оружие.

Гремит пушка, и я обратно ложусь на землю. Нет сил, чтобы даже вытащить с сердца кинжал. Издаю нервный смешок, глядя на мёртвого напарника. Катон, могущественный войн проиграл жалкой книжнице. Так глупо, нелепо, дико и бессмысленно. Хочу спрятаться от него, от зрителей, от себя. Да когда же все это закончится?

И будто услышав мои мысли, Клавдий Темплсмит громогласно объявляет:

– Дамы и господа, встречайте победительницу 74-х Голодных Игр Маргарет Реггадсон из Дистрикта-2.

Я победила. Я грохнула их всех. Несчастную ударившую меня дубинкой. Девушку, которая просто грелась. Ещё одну, которая мне доверилась. Цепа. Одного юношу своим безразличием. Да, всех укокошила. Но почему же я выжившая не чувствую облегчение и триумф, которого жаждала с первых дней игр?

Прилетают миротворцы. Хочу и их грохнуть, чтобы на минутку задержаться на арене и вернуться в прошлое. Судорожно выдыхаю, готовясь обратно вернуться в реальный мир. Я не плачу, а лишь робко улыбаюсь, как учили в детстве. Пусть думают, что я очередная бесчувственная кукла со второго. Тогда возможно меня оставят в покое.

Электроток поднимает меня, отрываясь от этой кровью залитой земли. Смогу ли я теперь жить без убийств, ведь я так привыкла разрушать? Но мне не дают додумать ответ, ведь милая медсестра несётся ко мне с уколом в руке.

Понимаю, что бессмысленно препираться. Да и стук в висках уговаривает не перечить. Кусаю губу до крови, чтобы снять наваждение. Но не получается, потому что укол берет своё. И меня обратно затаскивают в пучину страданий.

========== Реабилитация после игр и разговор среди роз. ==========

Безумие продолжалось. Не было больше физической боли, но в душе царила анархия. А реабилитация после игр включало в себя лежание на мятой больничной койке и бессмысленное разглядывание потолка, что особо и не способствовало выздоровлению.

Не могу сказать, что я была подавлена, скорее мне было все равно. Зато у меня впервые по-настоящему появилось время, чтобы все обдумать и анализировать все, что я сделала.

Да, я разглядывала блеклые воспоминания как хрустальные сувениры, который изготавливает мой родной первый. И так же нещадно разбивала их, чтобы совесть не мучала меня. Все-таки я рада, что представляла на играх второй, ведь многие бы меня не сторонились бы меня после всех моих поступков во имя выживания. Стоило ли оно того? Честно, не знаю. Говорю себе, что это теперь не важно, но я все-таки немного даже счастлива, узреть дальнейшие события.

В первые дни с меня не снимали кислородную маску, уверяя в том, что я отравлена туманом. И за ними последовали серые дни забытья вперемешку со скудной кормёжкой: зелёный чай, бульон и булочка. Пульс нормализировался, а настроение стало ровным и спокойным.

Никого из менторов я не видела, а оставалась в комнате без окон и дверей. Впрочем, я не понимала одного, почему я все ещё взаперти? Со мной все в порядке, не контужена и не глубоко ранена. Да и вроде не из буйных, которых усмиряют десятки санитаров. Меня заперли без объяснении, словно преступницу. А ведь так оно и есть, если подумать.

Но в один день, обеспокоенная медсестра, пересадив меня на кресло каталку, молча повезла в другое место. Я даже не сопротивлялась, не спрашивала, ведь зачем тратить остатки той крошечной энергии, которую вдруг придётся применить в случае нападения?

Она привозит меня в сад, усыпанный белоснежными розами. И уходит, оставляя в полном неведении. Поправив поседевшую прядь за ухо, начинаю медленно озираться вокруг. Осеннее небо было облачным, а серое солнце истончало слабые лучики прощанья. Кажется, уже наступает конец ноября. И погружение в искусственный мир так поглощает меня, что я и не замечаю человека пришедшего навестить меня.

– Ровно год назад, я так же приветствовал вашего предшественника, мисс Ньюсом, – всматривается он изучающее, словно пытается понять, что я из себя представляю.

Это президент Сноу.

Внешне напоминает моего дедушку. Только если его глаза излучали теплоту прозрачного весеннего неба, то в глазах властителя Панема бушевал грозный океан.

– Ваша власть и вправду велика, раз вы так смогли оперативно копнуть в прошлое моей семьи, – намекаю на то, что он называет меня моей реальной фамилией. Рано или поздно это должно было бы выясниться.

– Вы мне льстите, юная леди. Нами было изучены все претенденты с самой жатвы. И ваш дистрикт традиционно меня заинтересовал, что я решил немного покопаться в вашей биографии. Довольно занятно. Недавно читал ваши работы, написано мрачно, но в них чувствуется жизнь без прикрас. Думаю за способность излагать мысли, можно простить вам убийство вне арены.

– Вы подразумеваете, случай мисс Галифаксе? – отвожу взгляд в сторону, понимая, что позволяю себе проявить преждевременное бессилие.

– Нет, я про смерть вашей сестры. Наши служащие провели анализ утопленницы. Видимо, вы сбросили её после удушения, – снисходительным тоном проговаривает он.

– Вы весьма проницательны, – остаётся лишь признать этот факт.

– Не могу сказать, что вы удивлены, – с наигранным разочарованием парирует высказывание.

– При всем уважении к вам, господин президент, мне было как-то все равно на происходящие события. Думаю, я перестала соображать что-либо стоящее после удара гонга, – отрешённо усмехаюсь.

– Полагаю, ваши мысли решили взять перерыв. Впрочем, пока отдыхайте. Второму дистрикту изрядно везёт на играх. Хоть и были кандидаты колоритнее. Как ваш земляк, Катон? Как бы то ни было на финале, я счёл, что ваше умение внушать через письмо могло бы сослужить неплохую службу в сфере коммуникаций вместе господином Хэвенсби.

– Полагаю, мне придётся жить в Капитолий.

– Ну, что вы хмуритесь, моя дорогая. Ведь это дом вашего отца, это ваша родина. Многие победители бы многое отдали, чтобы заполучить столь прекрасную возможность. Тем более, это освободит вас от дальнейшего менторства. Только между мной и вами, мы ведь оба знаем, как вы привязаны ко второму. Как вы написали в своём дневнике «дыра с величественными горами?».

– Я думала, что бумаги уже обращены в пепел, – смущаюсь я, оттого что ему известны все незначительные переживания моей жизни.

– А мы туда отправились сразу после жатвы, – лукаво улыбается. Видимо, он опередил моих маленьких помощниц.

– Полагаю, что в этом словесном споре мне вас не переиграть в силу жизненного опыта, – силюсь закончить эту утомительную беседу.

– Не волнуйтесь, у вас будет много времени, чтобы научится. И кстати, я был единственным читателем. Слуга доставить дневник сегодня вечером.

– В палату? – успокаиваю себя, пытаясь привести рассудок в чувство. Получается неплохо.

– Ваше состояние уже улучшилось, что вас уже можно переводить в одну из комнат тренировочного центра.

– Хорошо, – говорю ему, лишь бы отстали. Он уходит, а я так и остаюсь. В заслуженной сырой прохладе.

========== Интервью победителя и показ фильма. ==========

Вечером я наконец-то смогла покинуть очерствевшую больничную комнату и направилась в тренировочный центр. Так было странно подниматься по лестницам, зная, что когда-то здесь веселились, боролись и болтали другие трибуты. Живые. Вспомнился даже тот неловкий разговор с Катоном состоявшийся после неудачного парада. Где теперь он, а где я?

Сердце больше не болит, теперь ведь и его у меня отняли.

Поднявшись на второй этаж, открываю дверь и в комнате, где я гостила, стоит букет белоснежных роз. Не могу сказать, что я особо жалую этот тип цветов, но уродство этих бутонов перекрывал запах смешанный с кровью, который невероятно дурманил. Любимый аромат, ведь мои страдания в столице обычно сопровождались этим благоуханием. Благодаря бабушке.

Подхожу ближе к дубовому столу и рассматриваю его. Острие шипа пронзает палец, и кровь рубинового цвета капает на конверт, как те камни, которые украшали наряд Диадемы. Раскрывая очередное пунцовое верже, вижу послание от президента. Полагаю, личного характера, раз на конверте не стоит герб Панема.

Ваша покойная бабушка, леди Элеонор восхищалась этими цветами. Надеюсь, и вы восхититесь этим совершенством.

Устало сажусь на кровать и понимаю, что выиграла я игры не просто так. Слава моего дистрикта, умение писать и знакомство президента с моей бабушкой обеспечили мне жизнь. Они были знакомы, это уж точно. Была бы я из двенадцатого, вряд ли бы сидела бы здесь.

Может и Лиса чувствовала такое, но не говорила мне? Нет, я не стою своей победы. Простой трибут с непростой победой. Да, я боролась. Но фаворитизм президента окончательно угробило мою самооценку. Какая я эгоистичная, думаю лишь о себе, а не об убитых трибутах. Лишила их жизни и жалуюсь на такую победу, имея в руках жизнь.

Рву бумажку на мелкие кусочки, пытаясь спрятать ото всех реальную причину победы. Еле справляюсь с этой тяжёлой задачей, ведь в последнее время пальцы не слушались меня. То и дрожат, то ли трясутся. Выпив стакан холодной воды, решаю, переместись в гостиную.

Оказывается, я не одна. На диване разговаривают Брут и Энобария. Бежать и обниматься не в моем стиле, потому размеренно подхожу к ним. Будь моя воля, я бы всегда бы избегала их. Просто мне так стыдно за все, за смерть Катона и за собственную беспомощность.

Брут располагающе улыбается и энергично жмёт руку, пока Энобария вымученной улыбкой приветствует меня. Понимаю её, ведь она так надеялась на победу Катона. Слышала, что он был первым из трибутов, которого она сама тренировала с юных лет. А победила я, оставив его на терзание переродков.

– Скоро будет интервью и тебя нужно приготовить. Сядь, а не стой. Какой мы тебя подадим? – с торжественной задумчивостью обращается ментор ко мне.

– Традиционно наши победительницы всегда облачались в разные оттенки красного. Ведь красный цвет победителя, покровительницы нашей академий – Виктории. Я в цвет раскалённой лавы, а Лукреция в оттенок малинового вина. Но учитывая, что в этом году у нас была огненная Китнисс, я даже не знаю. Да и тебе необязательно, ты не обязана академии ничем. Просто хотела, чтобы ты знала, когда завтра увидишься с командой подготовки, – измождённо изрекает Энобария.

Намёк понят. В следующий день меня облачают в бело-голубое платье. Не пышное, но и не облегающее. Оно скрывает меня за своими волнами, а волосы укладывают в пучок украшенный розами ледяного оттенка.

И весь мой вид выражает лишь одно – умиротворение. Словно не было никакого шторма, который утопил мою человечность, а лишь усмирённый весенний ручей. Я живое воплощение лояльности и покорности. Не просто победительница, а послание остальным.

Поблагодарив стилистов, изнуренная встаю на диск, который поднимет меня на сцену. Публику я совсем не боюсь, человека с арены вряд ли испугает толпа напыщенных идиотов.

Вспышка камер, рёв возбуждённый толпы и я напяливаю на себе самую очаровательную улыбку, на которую способна. Цезарь радушно встречает меня, обнимаемся, и я наконец-то сажусь в мягкое кресло.

– Цезарь, я боялась, что вы крепким объятием задушите меня. Было бы обидно после арены, – стараюсь беззаботно смеяться.

– Ну, что вы Мирта. Я вовсе не злопамятный человек. Все-таки мои надежды оправдались и вы выжили. Полагаю, в этот раз вы не дремали? – непринуждённо подмигивает ведущий.

– Поверьте, я так отоспалась перед ареной, что на играх всегда была начеку, – старалась излучать неподдельную радость, все-таки мой праздник, где я хоть на один день могу завладеть вниманием публики, а не как всегда стоять в последнем ряду.

Наговорив друг другу всякие банальности, я усаживаюсь в кресло победителя, чтобы посмотреть фильм. Нет, сегодня я не буду отрешённой. А буду наблюдать тщательно, ведь интересно, какую в этот раз покажут историю?

Показ начинается с жатвы. Вот стою я на сцене надменно спокойная, словно так и задумано. Ведь для девушки из второго это честь участвовать в играх. И пророческие слова Катона, который говорит о том, что мы вернёмся с победой.

Парад. Две статные фигуры, которые смотрят на публику хмуро и грозно. Не знала, что я тогда излучала надёжное спокойствие. Далее показывают тренировки остальных трибутов. Много внимания уделяют трибутам второго. Катон метает копье, а я кидаю ножи в сумасшедшем темпе. Мельком экран демонстрирует зрителям, как мы с напарником болтаем или что-то оживленно обсуждаем. Напарники, уверенные в своей победе.

Бойня у Рога Изобилия. Лилиан собирается бежать по моему направлению, это замечает Катон и даёт сигнал Марвелу. Усилием обоих трибутов, соперница устраняется. Похоже, что Шарлотт не врала. Нападение Эвелин. Я прошу прощения у Франчески. Проделки лисёнка. Приключения профи. Смерть Марвела. И то, как Катон пощадил Лису. У меня от неожиданности отвисает челюсть.

Невозможно. Драка с двенадцатой и месть Цепу. Убийство Франчески кажись, не включили, бег от переродков. И финал. Смерть Катона. И фильм заканчивается моими словами «Я понимаю тебя, Катон». Это была история трибутов второго дистрикта, которые друг друга понимали.

Я обязана своей победой Катону, это он сделал все возможное, чтобы помочь мне. И как же я этого не видела, будучи занятой борьбой на арене. А теперь этого не исправить.

Что ж, спасибо создателям фильма, что не выставили меня очередной маньячкой, которая убивала ради убийств. Фильм показывает меня как благонадёжную девушку, которая расправлялась с соперниками с определёнными причинами. Я защищалась, выживала и мстила. И действовала быстро, не издеваясь над жертвами. В общем, сама нормальность.

Играет гимн, внучка президента на подушке выносит корону, и президент возлагает на меня корону победительницы. Все короны обычно делаются по одному стандарту, но каждая корона победителя имеет свою изюминку.

Прошлогодний победителю вручили корону украшенную опалом и коричневыми алмазами в честь булыжника, которым он и убил своего последнего трибута.

А у меня тиара в виде полумесяца из голубых топазов. Получив свою бессмысленную корону, плату за молчание, менторы уводят меня на банкет. Бесконечное позирование, улыбки и вспышки так можно охарактеризовать этот день.

А я все улыбаясь, думаю, куда теперь меня занесёт жизнь. Ведь теперь мои мечты вести спокойную жизнь разрушились с момента Жатвы, и не стоило мне отговаривать Уокер.

Остаётся лишь с чувством потерянности глазеть на неприступную луну, сияние, которого напоминают мне глаза ушедших моих собратьев по несчастью. Лиса и Катон. Люди, у которых я украла победу и жизнь.

========== А что было дальше? Счастливый конец, вы шутите? ==========

Отведённые мне семнадцать лет прошли неплохо.

В тур по отдалённым дистриктам я поехала без менторов. Откровенно говоря, мне до сих пор непонятно, какой логикой руководствовался покойный президент, но последствия были удручающие.

В двенадцатом дистрикте, где традиционно начинается этот тур, расстреляли кузена Эвердин. Смуглый, сероглазый парень пытался убить меня дубиной. Должна отметить довольно оригинальная затея. Была.

Признаюсь, обоим нам досталось знатно, и кажись, я весьма интенсивно применила силу, что уж знатно подпортило мою репутацию победительницы. Что ж, этому пареньку удалось выставить меня обыкновенной агрессивной психопаткой с садистскими наклонностями.

А потом на унылом приёме на меня беспрерывно пялилась дочь мэра. Поздно об этом жалеть, ведь я не особо старалась узнать её имя, но фамилия вроде должна быть Андерси. Глядела она с немым укором и презрением. Вроде, убитые трибуты были её одноклассниками.

Но дочка мэра не отказала мне, когда я попросила передать семье Эвердин несколько книг по медицине, бинты и сорт отборных трав, а флегматично обещала передать их семье Китнисс. Ну, вы же понимаете, что я попросила её не распространяться о том, что это от меня. Да и что-то мне говорит, что она по-настоящему передала. Потому я была спокойна.

После своей победы я смотрела репортаж о финальной восьмёрке и Примроуз Эвердин сказала, что мечтает выучиться на врача. И я подумала, раз её сестру укокошили по моей вине, то хотя бы эта жалкая посылка могла бы подбодрить её не забросить эту стезю.

Не знаю, жива ли она. Но если мои предположения верны, то ей сейчас должно быть около тридцати. Однако одна вещь точно неоспорима. Пекарня Мелларков перестала печь сырные булочки, после того как я посмела купить у них несколько штук.

А в одиннадцатом было ещё веселее. Во время моего выступления треть слушателей попытались покинуть площадь. Смутило ли это меня? Нет. Оскорбило ли? Нет. Но с того момента я стала более осторожной, чувствуя, что грядёт что-то грандиозное и нехорошее.

В девятом я не смела, поднять голову и даже мельком взглянуть в глаза миссис Армарин, матери Рейчел. Ментору девятых я тайком оставила немного денег, этого точно должно было бы хватить на полгода, чтобы одинокая женщина не умерла с голода.

Дальше было легче, ведь в восьмом я познакомилась с Цецелией Санчеш. Да, она была одной из победительниц, но не занималась менторством в силу занятости материнскими обязанностями. Кажись, она была единственной из победителей, которая отнеслась ко мне с терпимостью. Никакого презрения, никакой жалости, а лишь обыкновенное понимание царило в её умных глазах. Сердце жутко ныло, и вернулась мигрень, когда она погибла в квартальной бойне.

В седьмом я распивала дешёвый алкоголь с Джоанной Мэйсон. Для неё я, конечно, оказалась порядочной дрянью, на что она предложила мне нанести топором шрамы, уверяя, что это облегчит мою жизнь в столице.

Я тогда не понимала, что она имела в виду, но она не стала раскрывать, убеждая, что мне пока не стоит знать. И подарила ванильную помаду с блёстками, чтобы «тошнотворная жизнь хотя бы на вкус была сладкой». Что ж, те посиделки под тусклыми лампами казались мне раем блаженным, что Джоанна предложила нам переписываться и велела не спорить с Плутархом.

В пятом ко мне наконец-то присоединились мои менторы. Врать не буду, было тяжело. Ведь не объяснишь же людям, что я убила Франческу из милосердия. А мистер Гросса говорят, слег от инфаркта. Да и жизнь научила меня не спорить и доказывать тем, кому это не нужно. А в третьем было страшно. Бити Литье был вежлив, но я весь день боялась, что не отставала от Брута и Энобарии ни на шаг. Ведь Эвелин была его подопечной.

Если в девятом люди были подавлены, то в третьем они определённо обозлены. Как-никак обоих трибутов третьего укокошили мы с Катоном. И знаете, Капитолий не удивился бы, если бы получил бы гипотетическую новость о том, что их победительница случайно умерла от контакта с током, ведь её фен сломался в такой неподходящий момент. Вот такой вот мне сценарий мерещился весь день, что у меня была жуткая паранойя.

В первом была трогательная встреча с публикой. Хотя бы там мне не приходилось давить из себя улыбку. Люди улыбались по своей воле, они были доброжелательны. Конечно, на играх я не была откровенной союзницей Марвела и Диадемы, но в целом они понимали, что у нас были хорошие отношения.

С разрешения менторов мне даже удалось посетить могилу Марвела и Диадемы. Оставила букет лилии, и надеялась, что все они в хорошем месте. Хотя, сомневаюсь, что после убийства людям разрешено поселиться в рае. Мысли отдают шизофренией?

Знаю, но мне на правах сумасшедшей трибутки можно. А что касается менторов первого, если Кашмира просто молча избегала меня, то её брат Блеск даже попросил прощение за отравленную воду и неудачное интервью. Естественно, не при моих менторах. Я сделала вид, что забыла об этом.

А в Капитолии у меня было торжество.

И только тогда я поняла, что подразумевала Джоанна. Ведь не зря в поезде Брут говорил, что я должна рвать отношения со всеми во втором. Меня, как многих победителей хотели продать, не зря же Одейр через год в тринадцатом изобличал преступников на прямом эфире.

Но президент Сноу предложил мне компромиссное решение – выйти замуж в семнадцать. За его племянника, чтобы ото всех скрыть его нетрадиционную ориентацию. Честно, вначале мне было смешно. Вещь, считавшаяся нормой в рамках столицы, не был приемлем для президента. Пришлось согласиться.

Натан был старше меня на четыре года и работал научным аспирантом. Никакого торжества не было, потому что ни он, ни я не хотели союза. Потому мы жили тихо. Благодаря этому фиктивному браку, желающих встретиться со мной исчезло. Так что можно сказать, что мне в какой-то степени повезло.

Натан был доброжелательным парнем, с которым я любила разговаривать по вечерам и обсуждать новое до трёх часов ночи. А самое главное виделись мы редко и это меня устраивало. Только вот при правительстве Коин его казнили.

Да, и я была там. Никаких слез и драм, мы были не настолько близки, чтобы допустить такое. Просто молча обнялись. Он улыбался, даже тогда, когда ему выстрелили в висок. Я себя успокаиваю себя тем, что эта смерть была не такой уж ужасной по сравнению с остальными.

Говорят, некоторым высокопоставленным деятелям сдирали кожу живьём или заставляли принимать кислотную ванну. Рассказать, как мы к этому пришли?

После того как тур был совершён и я «вышла замуж», на меня возложили миссию – подавить мятежные настроения. Тогда я впервые начала сомневаться в компетентности президента. Не самолично, а через разработку пропагандисткой литературы.

Архивы и величественные библиотеки стали моим вторым домом. Но не получилось по многим причинам. Так бывает иногда. Думаю, основная причина заключалась в том, что мы не сработались с Плутархом Хэвенсби. Уж больно он меня не возлюбил и относился плохо скрываемым презрением, хоть и старался иногда скрыть за холодной маской безразличия. Говорят, что на играх он ставил на мисс Эвердин.

И потом не он ли подбивал президента на безрассудные поступки? Изменить изначальный план третьей квартальной бойни? Да, пожалуйста. Зачем отправлять на арену родственников победителей, когда можно их самих? А президент согласился, хоть мы с Натаном пытались его отговорить, что позже стоило ему жизни. И жизни его племянника с внучкой.

На играх выступали Энобария с Брутом. В принципе, мисс Голдинг могла бы не идти на игры. Но когда на жатве выбор пал на Лукрецию, она заменила её. Помню, у меня была истерика, когда мистера Саммерса убил этот Литье своим током.

А в новом правительстве этот гений занял весьма важный пост. Жаль, что я убила Эвелин таким милосердным способом. И не могу теперь покуситься на него. А Энобария осталась жива, ведь игры были сорваны повстанцами. Роковые игры похоронили Кашмиру с Блеском.

Но не Одейра с Джоанной. Четвёртому отношусь нейтрально, но Джоанне благодарна. Именно она, возглавив революцию, убедила Коин всучить живым победителям иммунитет. Даже победителям второго.

Кстати, я забыла сказать, что президент после разрушения арены, приказал миротворцам устранить всех остальных победителей. Лукреции удалось скрыться и притвориться мёртвой. А Лаим была недосягаема, так как была лидером местных повстанцев. А Ранкина пырнули ножом. В то время как, меня не могли тронуть по причине непрямого родства с президентом.

После всех этих трагичных и бессмысленных событии, Энобарию отправили в ссылку во второй при надзоре миссис Рэйб, мятежной победительницы. Джоанне пришлось уверить Коин в том, что я поехавшая, чтобы выбить мне разрешение на спокойную жизнь, что была полуправдой. В свои двадцать я была седой, нервной и могла говорить невпопад при ясном уме. Да ещё и вызвалась присматривать за мной на полгода, хоть я и не заслужила такой чести.

Первый год революционной разрухи я не застала в полном объёме. Ведь провела я его в седьмом. Раздавленная смертью ментора и Натана. Это было пыткой, ведь я ненавидела лес, как-никак оно напоминало антуражем мои игры.

Но я не пила, видя, что случилось с ментором двенадцатых. Кажись, он умер от цирроза печени. Не курила, не занималась физическим саморазрушением. Наоборот старалась много ходить и ежедневно принимать душ, чтобы не потерять форму. Раз победила, то нужно оставаться победителем. Назло всем держать марку.

Затем при Пейлоре режим смягчился. Нашёлся ведь один сумасшедший, который подорвал машину Коин и сам заодно с ней отошёл в мир иной. Ох, как я тогда радовалась весь день. На нового президента мне все равно, по крайней мере, она из дистрикта, а не эти сухари, налегающие на готовое. И не знающие наш быт и страдания.

С того момента я могла свободно перемещаться по дистриктам. Временно обосновалась в родном Смарагдусе. Городок сильно обнищал, ведь теперь кому нужны роскошные изделия, когда стране не хватало обыкновенного хлеба?

Я бездарно прожигала жизнь, грелась на солнышке и пила чай в одном из чудом уцелевших кафешек. Но морально не могла вернуться во второй. Все те, кого я знала, погибли в бомбёжке и обвале шахты. Уж больно мне перечислять имена. Я храню лишь их образы. Та, которую я заменила. Те, которые пришли со мной попрощаться.

Потом я перебралась в Капитолии, сейчас там живёт различный контингент, но я и не жалуюсь, потому что в этой загнившей стране каждый был уродом и остаётся по-своему. Правительство конечно следило за бывшими победителями, но меня оставили в покое благодаря протекции Джоанны.

Я работаю в министерстве коммуникации в качестве пиарщика. Платят неплохо. Но и параллельно пишу, чтобы выплеснуть всю боль. Не для публики, а для себя.

Я верю, что настанут дни, когда люди смогут прочитать мои книги без осуждения и без ярлыка участника голодных игр. И это будет, может через лет пятьдесят, точно когда я умру. Ведь оно предназначено для будущего поколения, которое сможет понять и принять не только меня, но и остальных победителей.

Я верю, и вера помогает мне жить. Надеюсь и остальные победители смогут с этим справиться.

========== Эпилог Мирты. ==========

Умирала я зимой. Ранним утром. В кухне мерцает тусклая лампочка, в то время как на улице идёт снегопад при лунном свете. На улице горят бледные фонари от недостроенной площадки, освещая голые ветви деревьев, не скрывая ни единого изъяна. А на столе стоит кружка горячего чая с мелиссой и пачка таблеток от головной боли.

После очередной бессонной ночи и тупой боли в сердце, я жду Джоанну, чтобы прогуляться с ней в парке. Ведь редкий выходной же, но странная апатия не отпускает меня. Сердце беспрестанно сжимается в преддверии ответа, который вскоре находится само собой.

Только вот вместо неё приходит он. Прошло столько лет, а он все не изменился. Все те же пепельные волосы и стальные глаза. Как и обещал, убивает меня мучительно и долго. Годы мои утекают в тени ушедших трибутов. Разочарованные глаза лисёнка, исступлённая улыбка моего напарника преследовали меня в каждом сне.

Он, умерший негуманной смертью из-за меня. Глядя на него, отчаянная боль отвержения и бегства вспыхивают новой силой. А ведь он мог бы выиграть и прожить жизнь достойно, если бы не моя нерешительность.

Катон. Надёжный союзник. Неочевидный враг. А может друг, которого я не хотела замечать?

Мы просто стоим молча. Видимо, это моё наказание встречать его снова и снова. Пока я устало допиваю чай, он не сдвигается с места, оставаясь стоять около двери. Полагаю, мне никогда не прорваться через его призрак. Видимо такова и расплата, но честно, я уже вымоталась платить по счетам.

– Пришло моё время? – грустно осведомляюсь, что даже не удивляюсь собственной галлюцинаций. Но внутри я уже сломана и не собираюсь сопротивляться, ведь арена под названием жизнь так опостылела мне, что я уже жалела о победе на голодных играх. И если приходит он, неся с собой освобождение от скукоты и бесплодного однообразия, так почему бы и нет?

Дни на арене доведут тебя до такой кондиции, что ты и сама захочешь умереть.

– Видимо, нам обоим понадобилось столько лет, чтобы обрести покой, – улыбается он печальной улыбкой, словно не было всех этих лет разделявших нас.

– Помнишь, ты как-то мне на играх сказал, что я страдаю садизмом. Что ж, отвечу тебе, что все эти годы ты мучал меня похлеще, чем этот новый режим. Каждый день. Но сейчас я рада твоему приходу. Возможно, это и есть моё избавление, – хрипло вздыхаю, пытаясь отогнать ворох сплошных сожалений и невысказанных извинений, как в тот день, когда на меня напал Цеп. Но вот очередной приступ кашля, причиняющее одно страдание, и на постиранной кофте красуются вишнёвые следы.

– Что ж, это финал, Мирта. Я с нетерпением ждал того дня, когда мы встретимся. Мы пойдём туда, где обретём тишину и спокойствие, – тише добавляет он.

– Веди меня тогда. Мне больше нечего сказать этому миру, – безучастно обращаюсь я к нему, а бледные руки дрожат, сколько бы я их не согревала.

Конечно, я могла бы написать Джоанне прощальную записку, но тогда это бы породило бы множество странных слухов потому лучше оставить все как есть. Да и тем более, многим было известно, что у меня появились проблемы с сердцем. Оттого уход был лишь временем вопроса.

Что ж, ладно. Больше не увижу пропагандистские ролики, сияние серого солнца и хаос постреволюционного мира. Руины, на которое правительство не может выделить финансы. Ощущение непринадлежности к определённой группе, умирающие беседы на одну и ту же тему, уставшие миротворцы и их нервные вздохи. Деньги, пылящиеся в кошельке, которые я раздаю миротворцам на элитный алкоголь, лишь бы не мешали шляться по дистриктам просто так. Выжившая, которая не собирается сражаться. Пусть все рушится стремительно, а мне уже все равно.

Думаю, что Мэйсон хватит ума не выбрасывать мои записи и книги.

Поскольку меня здесь больше ничего и не держит, я уверенно беру его за руки. Как в тот день, когда мы убегали от переродков. А теперь ухожу прочь от этого мира навсегда, чтобы заполучить свободу и верного друга. Я не чувствую теплоту его рук и глаза застилает неприятная темнота. Но знаю, что оно того стоит. Ведь больше не будет тоски и печали.