Текст книги "Песня северного ветра (СИ)"
Автор книги: Sininen Lintu
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
Пусть она сможет выбраться отсюда… она всё в своей жизни исправит. Сделает то, что должна была сделать, да всё тянула. Просто… пожалуйста, пусть она сможет освободиться до того, как вернется Крис.
Она давно могла уйти к Денни. Ещё когда он вновь возвратился в город и получил место шерифа пару лет назад. Они общались целый год как старые друзья, пока однажды снова не стали любовниками – так просто, будто так и должно было случиться. Айрис ненавидела себя за это предательство, но ей слишком хотелось хоть иногда чувствовать себя любимой. Айрис ненавидела себя, боялась Криса (она понимала, что, если он узнает, то убьет её), а потом снова и снова возвращалась к Денни, которого любила. Вообще-то, она его всегда любила.
Она снова шмыгнула носом.
«Прекрати киснуть, Айрис, – внутренний голос всегда звучал, как её мать, умершая от пневмонии в прошлом году. Мать, которая всегда считала, что Айрис ни на что не способна. – Успеешь ещё похныкать. Ты всегда была размазней, на чём и погорела. Теперь придется думать, как выбраться из этой клоаки. Уж это тебе придется сделать! Если жить охота»
Да. Поплакать она ещё успеет. Она не без труда загнала истерику в ту тьму её души, откуда она выползла. Не сейчас. Ей-богу, не сейчас…
Думай, Айрис, думай. У тебя это всю жизнь не очень хорошо получалось, но чтобы сохранить эту жизнь, сейчас постарайся. Думай.
Айрис огляделась. Если путы не удается ослабить, значит, их нужно перерезать. Их подвал всегда был полон вещей, которые семья Аддамсов не хотела выбрасывать, неужели здесь не найдется что-то подходящее? Она моргнула, но в темноте предметы выступали неясными силуэтами, а света ей Крис, разумеется, не оставил. Ещё чего не хватало, правда?
Она помнила, что Крис связал её и привалил к стене. Не стал ни к стулу привязывать, ни к батарее. И это было хорошо. Кое-как завалившись на бок, Айрис попыталась, будто земляной червь – она и чувствовала себя червем, находясь в подвале, – проползти в сторону. Если она правильно помнила расположение вещей в подвале, то где-то здесь, сбоку, хранятся старые банки и прочая тара, которую копила ещё мать Криса. Если ей удастся разбить хоть одну, а потом извернуться и перерезать веревку…
Путь в темноте показался ей бесконечным. Наконец, Айрис уткнулась ногами в какую-то коробку, которая звякнула стеклом. Твою… они ведь в коробке! Надежда, едва появившаяся на горизонте, снова начала затухать.
Нет. Она должна перевернуть коробку. Разбить эти чертовы банки, бутылка, что ещё там мать Криса хранила? Айрис отползла чуть в сторону и, резко распрямив ноги, ударила ими в бок коробки. Та вновь звякнула, ударилась об стену. Черт. Ещё один пинок. Внутри коробки раздался ещё один жалобный звон.
Айрис попыталась подползти с другой стороны. Ударилась обо что-то, чему явно в подвале было не место – наплевать. Со всех оставшихся сил вновь пнула коробку. Затем сообразила, что может попытаться поддеть коробку ногами.
Получилось не с первого раза, и, хотя в подвале было холодно, на лбу у Айрис выступила испарина. Ей показалось, что прошли часы, пока коробка, наконец, не поддалась и, грохнувшись на бок, не открылась. Из неё выкатилось несколько банок.
Если бы Айрис могла, она бы закричала от радости, но кляп – а точнее, тряпка, завязанная у неё на затылке, – мешал издавать хоть какие-либо звуки, кроме мычания. Правда, радовалась она рано – большинство банок откатились в стороны, прямо в темноту. И у неё не было других шансов, кроме как разбить последнюю.
Зажмурившись, Айрис приподняла ноги, как в гимнастическом упражнии, и опустила их на банку со всей силы, которая у неё только оставалось. И, видимо, от страха и от желания освободиться, сила у неё появилась. Банка хрустнула, и осколки брызнули в разные стороны. Они, протыкая её домашние джинсы, впивались в ноги. Кое-как развернувшись, Айрис попыталась уместить один из оставшихся на полу осколков к связанным запястьям и принялась пилить.
Осторожно, чтобы не разрезать себе запястья. Она и так может потерять достаточно крови от порезов на ногах, хотя по её ощущениям, важных сосудов не было задето.
Ткань свитера прилипла к спине Айрис, пот снова выступил на лбу, пока она пыталась разрезать веревку единственным осколком, который у неё был, и прислушивалась к звукам с улицы – звук подъезжающей машины мужа она узнала бы всегда. И ей вновь показалось, будто прошла вечность прежде, чем веревка наконец-то поддалась.
Господи.
Её пальцы дрожали, пока она сбрасывала ошметки веревки и судорожно развязывала узлы на ногах, ломая ногти и шипя сквозь зубы.
Ноги свободны. Стащив повязку со рта, Айрис захромала к дверям. Кое-как, хватаясь за перила, поднялась по лестнице. Боль в порезах становилась невыносимой. Она дернула за ручку. Заперто. Ну конечно, Крис запер дверь. Разве он стал бы оставлять её открытой? Айрис толкнулась в неё плечом, но не заработала ничего, кроме новой боли. Захныкала, уткнувшись лбом в дерево, но не позволила себе слабости дольше, чем на минуту. Думай, Айрис. Думай.
Она в подвале. И, насколько она помнит, в подвале есть небольшое окно. Она бы не добралась до него со связанными ногами, но теперь, когда она хотя бы свободна, она может попытаться выбить стекло. Оно и так шло трещиной, у Криса руки были из задницы, чтобы заменить, а денег на стекольщика не было никогда.
С трудом, Айрис кое-как спустилась с лестницы обратно вниз. Джинсы, она могла чувствовать это, промокли от крови, и, если она не поторопится, то истечет кровью прямо здесь, в подвале.
«Давай, Айрис, ты сможешь»
Никогда ничего не могла, даже уйти от Криса, но сейчас сможешь. Как смогла изменить ему с Денни, потому что иначе твоя жизнь превратилась бы в полное дерьмо, если бы у тебя не было хотя бы любви. И сейчас сумеешь. Иначе у тебя не будет не только любви, но и жизни.
В одной из коробок Крис хранил какую-то старую одежду, книги, комиксы. Айрис кое-как ухватила её и принялась двигать пока та не оказалась прямо под подвальным окошком. Взобралась на неё. Та, плотно склеенная широкой клейкой лентой, угрожающе затрещала под её ногами, но выдержала. Пока что. Подвальное окошко оказалось прямо перед носом у Айрис. В чертово окошко вполне мог бы полезть ребёнок. Или худенькая женщина, какой Айрис и была.
Но сначала нужно было выбить стекло.
Она представила, что Крис будет долго и со вкусом бить её ногами, когда вернется. Может быть, он прострелит ей ноги, чтобы она не смогла ходить, будто ей и так мало ран на лодыжках. Или сразу прострелит голову. Слёзы обожгли ей щеки.
«Давай, Айрис, – сказала мама. – Хоть раз поборись за свою жизнь»
И тогда Айрис примерилась и ударила кулаками в стекло. Раз и другой. Треск, с которым осыпалось и без того поврежденное стекло, и холод, хлынувший в подвал, заставил её едва не закричать от радости.
Айрис сама не поняла, как ей удалось протиснуться в узкое подвальное окно. Не обращая внимания на промокшие носки, на кровь, от каждого движения сильнее выступающую на ногах – к счастью, она не повредила важных артерий, – она бросилась бежать в сторону полицейского участка.
*
Чтобы Брайан заснул, Марку пришлось влить в него порцию успокоительного и рассказать несколько индейских легенд из самых захватывающих, но не страшных, просто пара сказок-былей о героях и духах. Когда мальчишка, наконец, засопел, Марк накрыл его одеялом чуть ли не до самого носа, подоткнул края, чтобы Брайан не замерз ночью, и осторожно закрыл дверь его спальни.
Кира сидела на диване в гостиной.
– Думаю, тебе не помешает поспать, – Марк присел рядом с Кирой, осторожно положил ей руку на плечо. Она вздрогнула, подняла на него взгляд.
– Не думаю, что я смогу, – тихо произнесла, обхватила руками колени. – Рейчел звонила, останется у подруги. Она не хочет возвращаться домой, пока Брайан не успокоится, – и добавила, безо всякого перехода: – Брайан сказал мне, что видел отца. Он уже не в первый раз так говорит, и я боюсь, что с ним что-то не так. Мне страшно. Я… ненавижу не понимать, что происходит.
Марк не знал, что ей ответить. Он как раз очень хорошо понимал, что происходит, но не знал, должен ли рассказать Кире древние легенды, ставшие явью. Она всё равно не поверила бы. Для неё, неудавшегося ученого, это было бы равносильно попаданию в Ад, при том, что её забыли предупредить о наличии в нём чертей и Дьявола.
Кира была сильной женщиной, но её сила держалась на внутренней воле и вере, что всё на свете можно объяснить. Даже сейчас она старалась не плакать. Но даже самые неоспоримые доказательства того, что её муж стал монстром, могли её уничтожить.
– И Сэм… – она обняла себя за плечи. – С ним тоже происходит что-то странное, но… я не знаю, что. Я не знаю, могу ли помочь. Я ненавижу чувствовать себя беспомощной.
– Ты ничего не можешь для него сделать, – с усилием произнес Марк. – Только ждать, пройдет ли кризис.
Не пройдет. Станет хуже, и он это знал.
Марк смотрел в глаза Кире и понимал, что не может решиться убить её мужа. Не может решиться сам стать чудовищем в её глазах. Что-то внутри у него мучительно сдавливало, стоило подумать об этом. Он знал, что должен будет сделать это. Обезвредить чудовище, пока не стало поздно.
– А если кризис не пройдет? Если он… умрет? – Кира сглотнула, быстро вытерла слезинку, скользнувшую по щеке. – Как мы здесь будем жить без него? Что я скажу Брайану?
Марк подумал: есть вещи, гораздо страшнее смерти. Есть то, что заставляет дрожать саму смерть.
Кира смотрела на него широко распахнутыми, полными боли глазами. Возможно, она хотела услышать от него, что она справится, как же иначе? Или вообще ничего не хотела услышать. Марк думал, что Кира старается быть сильной, но у всех есть предел, и она почти достигла своего, но ещё держится, и это восхищало его в ней. И, боги, сводило с ума. За несколько дней, проведенных им в родном городе, он узнал Киру намного лучше, чем за годы их школы. Тогда он и не пытался узнать – попросту не замечал ничего, кроме гитары и своих друзей.
Идиот, что уж.
Сейчас Кира – сильная, пытающаяся сохранить рассудок в окружающем её аду, – что-то в нём цепляла и тащила, выворачивала, как давно не получалось уже у Маргарет. Возможно ли за несколько дней привязаться к другому человеку… пусть не полюбить, но влюбиться? Захотеть защитить, быть рядом, оберегать? Вытащить из преисподней, в которую превратилась её жизнь, и сделать всё, чтобы этот ад больше не повторился?
Завтра ночью он, возможно, умрет. Может, пора перестать себе врать?
Если вендиго появится в городе, то в живых не останется никого. Но Марк понимал, что ему плевать на большинство людей, живущих здесь, но зато не плевать на Брайана и на Киру. На чужую семью, к которой он привязался так, будто она была его собственной. И, кажется, он хотел бы, чтобы они были… его?
Кира ждала ответа.
– Ты скажешь ему правду, – наконец, произнес Марк. – Ты скажешь, что его отец был замечательным человеком, но его больше нет. И что Брайан должен сохранить память о нём.
Кира сморгнула слезы, поднялась с дивана. Отошла к окну, за которым негостеприимно сгущалась темнота. В этой тьме, Марк уже знал, могли таиться чудовища, но, пока Сэм лежал в больнице, им ничего не угрожало в доме. Пока что. До завтрашней ночи.
Когда он обнял Киру, она не оттолкнула его. Сомкнула руки у него за спиной, вцепилась в ткань футболки. Лбом уперлась в ключицу. Даже самые сильные люди устают нести беды на своих плечах, Марк понимал это. И молчал, путаясь пальцами в её волосах, молчал и думал, что Кире нужен островок мира посреди моря, бушующего пламенем, но не ударит ли она его по лицу, если он…
К черту. Марк осторожно отстранился, взял её лицо в ладони.
– Марк? – она, кажется, успокоилась, но теперь смотрела на него практически в шоке. А ещё…
Ещё во взгляде Киры мелькнуло и пропало что-то, на мгновение сделавшее той самой девчонкой, влюбленной в одноклассника, у которого не было ничего и никого дороже гитары. Что-то, позволившее разом сбросить десяток лет и возвратиться в день выпускного бала, когда Марк единственный раз в жизни пригласил Киру на танец, а она не отказалась. Тогда бы ему в голову не пришло поцеловать её, зато пришло сейчас.
– На выпускном я пригласил тебя на танец, – произнес он. – Сказать честно, меня тогда попросил Сэм, а я не задумывался, почему, – Марк понимал, что не стоит признаваться, что он теперь знает о её чувствах. Это всё было когда-то, а важнее было то, что пряталось за её взглядом сейчас. Внутри у Марка вдруг заскреблась уверенность, что Кира не переставала его любить, хоть и привязалась к Сэму. – Наверное, он просто боялся пригласить тебя сам и хотел быть уверенным, что мир не рухнет, если он это сделает.
– Почему ты об этом говоришь? – Кира нахмурилась, и на миг Марку показалось, что она хочет мотнуть головой и сбросить его руки.
Этого не случилось.
– Потому, что тебя нужно отвлечь? Потому, что должно быть что-то хорошее среди всего этого дерьма?
Он знал, что лукавит. Всё было сложнее и проще. Потому, что зачастую школьные медляки заканчиваются поцелуями в пустом классе или в подсобке, а тогда ему этого было не нужно.
Потому, что он хочет этого сейчас. Так, что зудят губы, и внутри всё сжимается. Так, что смотреть на её лицо становится невыносимо и сладко.
«А Маргарет? – внутренний голос пытался его урезонить. – А Сэм? Ты уже предал его однажды, хочешь предать снова? И предать Маргарет, которая поддерживала тебя всё это время? Даже если ты не любишь её больше, и просто боялся в этом признаться, заслуживает ли она этого? Вы даже ещё не расстались.»
Нет. «Нет» на все вопросы его совести. Но поцеловать Киру хотелось так сильно, что Марк послал свой внутренний голос. Неизвестно, не станут ли рождественские дни для них обоих последними. И о чем он перед смертью будет жалеть больше: о том, что сделал, или о том, что не сделал?
– Я уже не вижу ничего хорошего, – призналась Кира, возвращая его к разговору. – Мне кажется, что я бегаю по кругу, в который загнала себя сама когда-то.
Может быть, она говорила о браке с Сэмом. Или о любви к Марку, которую пронесла сквозь эти годы, хотя и думала, что давно смирилась и загнала её во тьму своей души. Марк мог бы спросить, о чем она говорит, но вместо этого он наклонился и всё-таки поцеловал её, потому что ему было это нужно. И, что важнее, было нужно ей.
Кира изумленно выдохнула ему в губы, и Марк осторожно скользнул языком в её рот, углубляя поцелуй. Кира уперлась ладонями в его грудь, то ли пытаясь оттолкнуть, то ли притянуть к себе, сжала пальцы на ткани футболки. А потом, будто мысленно посылая всё к черту, подалась вперед, обняла его за шею, вплетаясь ладонями в его волосы. Прижимаясь так крепко, будто боялась, что он исчезнет.
Марк понятия не имел, каким будет поцелуй с ней, но теперь знал точно – его обжигало изнутри, багровый туман стелился под зажмуренными веками, и он чувствовал, что летит в него, посылая нахрен и рациональность, и разум, и всё, что мешало и разделяло. Напряжение последних дней, страх за жизнь Киры и Брайана, ужас перед тем, что предстоит совершить, выплеснулись в то, о чем он прежде и не думал.
Они были нужны друг другу здесь и сейчас, когда Кира вжималась в него всем телом, и он чувствовал её небольшую мягкую грудь, и её бедра, и всю её, и хотелось чувствовать больше. Марк разорвал поцелуй, уперся лбом в лоб Киры, встречаясь взглядом с её темными глазами.
– Что мы… – начала она.
Марк покачал головой.
– Тебе это нужно. Мне это нужно, – прошептал он хрипло. – Вот и всё. Иди ко мне.
Это всё казалось слишком сложным, но стало простым, когда Кира выдохнула, подаваясь вперед. Марку почудилось, что волк на его спине, под трикотажем свитера, шевельнулся, ластясь к рукам Киры.
А потом закричал Брайан.
========== Глава девятнадцатая ==========
Комментарий к Глава девятнадцатая
Да, знаки анасази я взяла из сериала “Сверхъестественное” :)
Aesthetic:
https://sun9-25.userapi.com/c853524/v853524251/10d579/GzmaL2SXuAY.jpg
Брайан кричал и кричал.
Кира вывернулась из объятий Марка и бросилась наверх, в детскую. Крик Брайана перешел в плач. Мальчик сидел на полу под окном, съежившись в комок, и всхлипывал, дрожа, как осиновый лист.
– Я опять видел па-а-а-пу, – Брайан уткнулся лицом в Киру. – Он смотрел мне в окно-о-о!
Марк ощутил, как мурашки ползут у него по рукам и спине, а волоски на теле приподнимаются. Что-то внутри, похожее на волчье чутье, заворочалось, глухо заворчало. Опасность. Опасность. Опасность.
Ночь будет долгой.
Кира вздохнула, гладя сына по волосам. Она явно думала, что Брайану снова приснился страшный сон, второй раз за вечер, однако Марк вовсе не был в этом уверен. Вендиго в теле Сэма стремительно набирал силу, и, если он теперь мог вырываться из больницы и покрывать по воздуху огромные расстояния, это было плохим знаком. Очень плохим знаком.
– Тебе снова приснился сон, – Кира поцеловала сына в макушку. – Ты скучаешь по папе, я знаю…
– Это был не сон! – Брайан отчаянно замотал головой. – Я видел его-о! Он… он заглядывал в окно! Смотрел, и его лицо-о-о… – он снова всхлипнул. – У него были желтые глаза, и огромные зубы-ы, и… – Брайан опять разрыдался. Кира подняла его на руки, чтобы отнести в кровать.
– Тебе приснилось, я уверена, – она поцеловала сына в макушку. – Папа сейчас в больнице. Днём я была у него, и завтра снова поеду. Как только ему станет ещё лучше, я смогу и тебя к нему отвезти.
– Я видел его, – упрямо мотнул головой Брайан. – И я не спал! Я даже очки надел, чтобы разглядеть папу! У него были желтые глаза, и он был такой тощий, просто как человек-скелет в жутких комиксах, и он звал меня с собой! Стра-а-ашно… Папа никогд… никогда не был стра-а-ашным!
– Что и доказывает, что это был просто кошмар, – твердо произнесла Кира. – Твой папа никогда не причинил бы тебе зла. Сны иногда бывают очень реальными, дорогой, но это просто сны. Ты мне веришь? – она вытерла слезы Брайана и поцеловала его в лоб и в макушку снова. – Всё хорошо, и я уверена, что папа сейчас отдыхает. И, эй, кто давал тебе ужастики читать? Я запрещала!
Пока Кира укладывала Брайана, Марк подошел к окну и выглянул на улицу. Снег белел в темноте покрывалом. А на водоотливе с другой стороны окна, прямо на снегу, виднелся темный отпечаток ладони. Только ладонь была не человеческой – у людей не бывает длинных пальцев с когтями.
У Марка задрожали руки. Он шагнул от окна назад, вглядываясь в темноту леса, подступающего к дому. Лес казался тихим… мертвым. В лесах, в которых завелся вендиго, всегда исчезают звери и птицы – они уходят или оказываются в его бездонном желудке. В лесах, где живет и кормится Старец, нет места другим живым существам.
Брайан всхлипнул снова, но уже не так сильно. Кажется, слова Киры его успокоили. Дети всегда верят родителям, иначе кому им верить ещё?
Кира накрыла его одеялом и поцеловала в лоб.
– Никакие монстры не придут, пока я дома и рядом с тобой, – Кира не знала, что монстр, которого видел Брайан, может вырвать ей сердце и сожрать его на завтрак. – Завтра Рождество, а в Рождество не случается ничего плохого.
Вряд ли она сама в это верила, но для Киры, кажется, было важнее успокоить Брайана, чем сказать ему правду. Марк не знал, хорошо это или нет. Он думал, что детям лучше всегда знать правду, но… нужна ли ребёнку правда о том, что мир – жесток, а мама не всегда может защитить его от беды? И нужны ли ребёнку знания о призраках, воющих в ночи?
Глядя на Брайана, Марк думал, что, возможно, Кира избрала наиболее верную тактику – для человека, который знает, что самые страшные чудовища – это люди. Но Марк знал чудовищ страшнее.
Брайан закрыл глаза, и Кира потянулась к ночнику, чтобы выключить его. Подумала и не стала выключать лампу. Пригладила Брайану взъерошенную челку.
– Мам…? – сонно пробормотал он. – Ты ведь не уйдешь?
– Конечно, нет, – Кира улыбнулась. – Я посижу с тобой.
Если бы Марк и хотел расспросить Брайана, что тот видел, то в присутствии Киры это всё равно не получилось бы. Он осторожно вышел из детской и прикрыл за собой дверь, краем уха улавливая, что Кира что-то напевает, сидя рядом с сыном. Интуитивно люди, уже давно потерявшие веру в сверхъестественное – хотя, видимо, с парнем, ходящим по воде и превращающим воду в вино, все в порядке, – по-прежнему пели своим детям песни. Когда-то это было заклинанием, способом уберечь и защитить от злых духов, отогнать их. Теперь – просто способ успокоить, но инстинкты всегда знают правду. И Марк тоже всегда знал: музыка способна отгонять чудовищ, если ты знаешь, чего они боятся.
Марк спустился на первый этаж. Проверил, заперты ли двери – входная и та, что ведёт на задний двор. А, когда выглянул в окно, то краем глаза уловил тёмную фигуру, метнувшуюся к лесу.
Сэм.
Или то чудовище, в которое он превратился.
Позади раздались шаги, и Марк вздрогнул. Обернулся – это была всего лишь Кира, спустившаяся со второго этажа вниз, в кухню.
– Ему стали так часто сниться кошмары в последние дни, – она обхватила себя руками. – Мне тоже. Иногда.
Марк обнял её и притянул к себе, и она ткнулась носом в его шею. Тёмная магия поцелуя была упущена, но желание обнимать и оберегать у него осталось. Марк подумает об этом позже.
Когда выберется из всего этого дерьма.
– Мне тоже снится Сэм, и во сне я знаю, что он мертв, а в его теле… кто-то другой. Что-то другое, – Кира сжала пальцы на спине у Марка. – И я слышу, как он зовёт меня. Знаю, что не должна идти, но сопротивляться трудно. Это как… песня, знаешь? И я просыпаюсь.
«Это и есть песня, – Марк никогда не сказал бы этого вслух, но ответ вертелся на языке. – Это песня смерти, песня ветров, обдувающих северные леса. Вендиго поет, а жертвы идут к нему, а потом становится поздно»
– Я с тобой, – вместо этого сказал он. – Это всего лишь сон.
– Знаю, – она кивнула. – Сон. Но в этом сне я почему-то уверена, что Сэм знает все мои тайны, и они ему не по душе.
Марк ощущал, как её внутренне трясет и колотит от первобытного, необъяснимого ужаса, с которым она сама пытается справиться, потому что у неё нет другого выхода. Его и самого трясло точно так же. Он знал… интуитивно чувствовал, что, даже если это и был сон Брайана, вендиго всё равно зовёт его. Зовёт их всех, ибо хочет встретиться лицом к лицу и оставить их себе на летние трапезы, чтобы пережить теплые сезоны. Он пришёл за своей семьей и за Марком – чтобы они всегда были вместе. В его желудке. Он пришёл, чтобы отомстить.
«Вендиго знает, – вдруг подумалось ему. – Сэм – больше не Сэм, и он знает, что Кира всегда любила меня»
Если вендиго знает, он придет за ними.
Одно Марк знал точно: пока он здесь, он постарается защитить их.
*
Когда Кира уснула, Марк закрыл дверь в её спальню и спустился на первый этаж. Следы вендиго, если они и были, уже смело ветром, завывавшим за окном. Порывшись в кухонных ящиках, Марк вытащил большой острый нож, пальцем попробовал остроту лезвия. Слизнул каплю крови – нож недавно был заточен.
Это хорошо.
Джек Пайп рассказал ему не только о способе убийства вендиго. Он рассказал, как уберечь жилище от монстра, кругами блуждающего снаружи и пугающего свою жертву. Индейцы, знавшие о существовании вендиго еще до того, как первые белые переселенцы появились на американских берегах, знали, как сдержать его. Набросив куртку, Марк открыл дверь и вышел на задний двор.
Тишина была мертвой. Городок, в котором люди всегда ложились рано, спал, не подозревая, что чудовище, выпущенное на свободу – как, боги, как он выбрался незамеченным?! – бродит под окнами.
Рейчел так и не вернулась домой. Марк понимал, что ему, скорее всего, придется отправиться к её подруге и попытаться защитить и её дом – это будет проще, чем вламываться в чужое жилище и вытаскивать оттуда зарвавшуюся девчонку, хотя этот способ был бы надежнее. Но сначала он должен защитить Киру и Брайана.
Возможно, это было с его стороны не очень-то благородно. Возможно, он должен был думать о Рейчел больше, но ничего не мог с собой сделать. Он беспокоился только за Киру и Брайана. Они были основной целью Сэма. Его способом заставить Марка плясать под песню северных ветров.
Марк покрепче ухватил нож и взрезал ладонь. Когда смуглую кожу окрасила кровавая полоса, он окунул в неё палец.
Индейские знаки анасази, щедро окропленные кровью, появлялись на земле перед домом, один знак за другим. Напевая себе под нос песню, которую сам же и написал, Марк чувствовал, как сила предков наполняет его. Поврежденная ладонь болела, но боль была последним, что Марка беспокоило. Он вслушивался в тишину, и ему казалось, будто он слышит разъяренный рёв вендиго.
«Я уничтож-жу тебя, – шпение Старца со множеством имён заполнило его разум. – Я уничтож-жу и тебя, и её! Я буду жрать вас-с-с живьем!»
Последний символ, нарисованный на входной двери кровью, заставил вендиго утихнуть. Марк подумал, что, скорее всего, разозлил чудовище окончательно, и теперь оно не успокоится, пока не убьет его. Значит, вендиго придется постараться.
Там, в недрах дома, Кира и Брайан спокойно спали, и, как Марк надеялся, никто и ничто не потревожит их до утра. Пошарив в карманах куртки, Марк нащупал ключи от машины. Ему придется вернуться в мотель и забрать автомобиль, а потом – поехать к подружке Рейчел и постараться не попасться, рисуя вокруг их дома те же символы. Боги помогут ему.
Марк на это надеялся.
*
Денни сидел за компьютером и печатал отчет о деле Виктора. Чертово расследование не продвинулось ни на дюйм, и он понимал, что тянуть больше нельзя. Ему придется сообщить вышестоящим. Ему придется сотрудничать с другими детективами, хотя, видит Бог, он хотел бы этого избежать. Хотел бы избежать паники в городе, которая неизбежно появится, когда люди поймут, что местная полиция не справляется с поиском преступника.
Смутное ощущение, что копает он куда-то не туда, не покидало Денни. Отвлекшись от компьютера, он откинулся на спинку кресла и потёр глаза, слезящиеся после долгого дня. Участок давно был для него домом первым, а не вторым. В доме, оставшемся после смерти родителей, его никто не ждал. Даже собака или кошка. И уж тем более – не ждала женщина, которую он любил.
В дверь заколотили. Денни вздрогнул, моргнул – он всегда запирал на ночь полицейский участок изнутри, когда задерживался допоздна. Десять вечера. Что…
Что случилось?
Он отпер дверь, и ему на руки практически свалилась избитая Айрис. Вся в крови и порезах, замерзшая до костей и уже не рыдающая, а сухо всхлипывающая, она выглядела ужасно.
– Боже, Ри… – выдохнул Денни. – Это он? Это Крис, да…?
Она едва нашла в себе силы кивнуть. Форменная рубашка Денни пропиталась её слезами и кровью из разодранных кулаков. Она дрожала, пока он обеззараживал и бинтовал ей порезы, пока вызывал «скорую помощь» из Бангора – но так и не дозвонился. В трубке раздавались лишь короткие гудки.
– Черт! – Денни выругался, принялся набирать номер бакспортской больницы. Он знал, что из Бангора приехали бы скорее, чем из Бакспорта, и был страшно зол, что до них невозможно было дозвониться.
Бакспортскую «скорую» ждать придётся больше получаса. Ри сидела в кресле, съежившись, и тряслась, рассказывая, что Крис сошел с ума, что он запер её в подвале и грозился, что убьет и её, и Денни. Что Крису прекрасно о них было известно. Что он вернется, обязательно вернется за ней.
Денни присел перед Айрис на корточки, взял в свои ладони её забинтованные руки. Коснулся губами всё ещё холодных пальцев.
– В больнице снимут с тебя побои. Как только от них поступит заключение, я арестую Криса. Он никогда больше не тронет тебя, слышишь?
Он и так ждал слишком долго. Он ждал, что Айрис решится заявить на мужа, но она боялась, и теперь он изувечил её снаружи и изнутри.
Денни поцеловал её ладонь. Айрис привычно дернулась, и тогда он, встав перед ней на колени, притянул к себе. Держал крепко, пока она вздрагивала и всхлипывала, держал, пока её рыдания не утихли совсем.
«Скорая помощь» из Бакспорта прибыла через сорок минут. Врач, записав всё, что сказал ему Денни, – слава Богу, что его положение шерифа спасло его от вопросов, кем он является Айрис Аддамс, – усадил Ри в машину. А потом, отведя Денни в сторону, тихо сказал, что ему сказочно повезло застать их машину еще в больнице – почти все машины уехали в Бангор, как и большинство машин из других окружных городов, находящихся поблизости. В больнице Бангора произошла перестрелка.
Денни вздрогнул, припоминая слова Ри, что Крис уезжал из дома с ружьем. Мог ли это быть он…?
– Спасибо вам, – поблагодарил он доктора, всё же воздержавшись от расспросов. Он понимал, что, если Крис Аддамс имеет какое-либо отношение к нападению на бангорскую больницу, коллеги из полицейского участка ему сообщат. Связи между полицией и шерифами более мелких городков работали исправно.
Айрис увезли в Бакспорт. Денни с тяжелым сердцем вернулся в участок, но что-то, зудевшее под кожей, не давало ему покоя. Это ощущение он звал чувством приближающейся большой беды, и оно его никогда не обманывало.
Поэтому, когда его телефон зазвонил, он уже знал, что где-то и что-то случилось. Что-то страшное. Только он пока не знал, что именно. А когда положил трубку – знал.
*
Марк приехал к дому подруги Рейчел. Девчонка всё же сказала Кире, у какой из подруг осталась ночевать, и Марк отлично знал, где жила эта семья. Ни в одном из окон не горел свет; семья давно уже спала – одиннадцать вечера для жителей Баддингтауна было глубокой ночью. Порез на руке больше не кровоточил, но чесался и болел под бинтом.
Проехав несколько домов вперед, ближе к основным улицам города, Марк оставил машину в одном из переулков и пешком возвратился к дому Кеев.
Он мог представить себе, что получает тюремный срок или огромный штраф за вторжение в частную собственность. Но сидеть и ждать, пока обозленный вендиго доберется до Рейчел – и убьет этим Киру – тоже не мог. Размотав руку, он снова полоснул по коже ножом. Рука вспыхнула болью.
Может, позвонить в дверь и потребовать, чтобы Рейчел вернулась домой, было бы лучше? Но кто он такой, чтобы девчонка его слушала?
Ветер снова запел. Марк слышал, как вендиго тянет свою песню среди голых, черных ветвей, и снова запел себе под нос мелодию, что, по словам Джека, была его собственной песней.
Он чувствовал, как разгорается в нём сила, как она рвется наружу, и ему казалось, будто знаки, что он кровью чертил на подъездной дорожке, горят под его веками, даже стоит зажмуриться. Холодные ветры дуют в ночи, но даже среди бури Марк видел свой путь так же ясно, как видел перед собой дом Кеев.