Текст книги "Алая жемчужина (СИ)"

Автор книги: Shelly Eclipse

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)

Наилли поднял голову и улыбнулся.

– Смотри, – он протянул исчерканный лист. – Если взять вот тут чуть правее, то получится нужная петля. Теплое течение пойдет по правому борту, а скала окажется не настолько близко, чтобы достать. При нужной скорости, этим путем можно пользоваться для некрупных скоростных судов.

– Согласен, – Кин оценил грамотность решения, не став опровергать. – Отлично, мастер Наилли.

Юноша довольно засиял.

– Мне пора, – вздохнул он, подползая и наклоняясь. – До завтра.

Легкий поцелуй на прощание затянулся. До вечера Кин успел прибраться, просмотреть карты и не найти в них ничего сверхординарного. Кое-как принять ванну, свернуть шею перед зеркалом и убедиться, что утренние вольности не сказались на ране. Она немного открылась, не более. Болтушка Милы творила чудеса – края не выглядели воспаленными, хорошо стягивались. Уже по сумеркам, он сходил в главный дом. На кухне странно тихая и как-то сжавшаяся Сара собрала ему большой поднос, не предложив остаться. Тяжко вздохнула на расспросы, туманно пояснив, что хозяин не в духе. Слуги ходят на цыпочках, боясь лишний раз попасться на глаза. Нрав у генерал-губернатора был не горячим. Как все мало вспыльчивые и привыкшие держать себя в руках люди, если он выходил из себя, то штормило всех. Сара вздыхала и прятала глаза.

Салокин забрал накрытый полотенцем поднос.

– Сара, а Наилли всегда живет только тут?

– Нет, – кухарка нервно оглянулась на двери. – Он раньше жил в западной резиденции, вместе с матерью. После ее смерти, губернатор перевез сюда мальчика. Он хороший, но… не нашего ума это дело, мастер.

Кин кивнул. Не нашего. Ума. Зато тело сладко ныло до сих пор, неудовлетворенное, жаждущее снова прижаться к атласному нежному шелку, почувствовать прикосновение пушистых вьющихся прядей. Крышки на блюдах мелодично звякнули, поднос чуть не выпал из рук. Тихонько вытянув себя последними словами, «проводящий» зашагал к домику.

Он уже поел, полежал, посчитал морских котиков в уме, походил. Пожалел, что не курит, и вышел на крыльцо. Спина зудела – рана начала заживать и противно чесалась. В воздухе нестерпимо пахло цветущей лианой. Сильный приторный аромат раздражал ноздри. Кин расчихался. Запах прогнал его от домика к павильону. Вода в бассейне стояла недвижимым зеркалом. Опустившись на колени, «проводящий» зачерпнул в ладони, подержал отразившую чистое небо над головой жидкую амальгаму и отпустил ее струями сквозь пальцы обратно. В кронах шуршало. Мимо проползла короткая упитанная змея. Кин досадливо убрался с ее пути – могла бы и обогнуть. Ядовитых ползучих безногих на островах Контраттоса не водилось, только семейство душащих. Дорожка сама ткнулась под ноги. Кин пнул камешек, пошел за ним. У поворота на главную аллею качали головками и фосфоресцировали большие синие колокольчики. Не тропическое растение каким-то чудом прижилось в губернаторском саду, разрослось и цвело по ночам. Кин не заметил, как уперся в ступени крыльца главного дома. На кухне свет уже не горел – Сара ушла спать. Где-то за домом вскрикнула морская чайка, захлопав крыльями, пронеслась в сторону востока.

Обойдя дом справа, Кин перепрыгнул клумбу и задрал голову. Со стороны отвесной скалы дом опускал стены, разводил их овальной чашей, выступая широким балконом, разделенным на сегменты. Кин попытался разглядеть, где сломаны перила. Но в темноте не смог. Добравшись до края, Кин вытянул шею. Внизу океан ласкался к скале, еще совсем тихо, нежно. Плеск и сдержанный рокот рассыпались с ветром, не долетая до уровня сада. Снова застонала птица, за ней следом вторая. Пара крылатых спикировала в темноту, вниз, потерявшись в ночи.

– Нет! – отчаянный вскрик, стеклянный звон.

Кин рванул назад к дому, пытаясь разобрать, откуда звук и что происходит. Голос он узнал, и сердце подпрыгнуло к горлу. На балконе теперь брезжил свет от мощного фонаря, но он давал неясные тени вместо людей.

– Нет, папа, пожалуйста, нет!!!

«Проводящий» бросился бегом, топча клумбы и перепрыгивая декоративный заборчик. Двери не запирались. Охранник сонно клевал носом. Кин, приметивший давно, что Сара оставляла приоткрытым окно в кухне, поддел створку и влез, стараясь не греметь и не натыкаться на углы. Вверх по лестнице, на второй этаж. На пересечении крыльев дома он нерешительно остановился, потом мысленно разделил балкон по дверям на сектора, свернул налево и пробежал еще одну короткую лестницу. Руки от волнения немели. Дверь в комнаты оказалась заперта, зато узкие стеклянные на балкон – нет. Кин вывернулся из них, едва не упав, оступившись на порожке. Пришлось тут же шарахнуться назад, в тень. Поваленный фонарь валялся на плитках. У самого края балкона, рядом с выломанной секцией перил стоял Арман де Винеско. В одних бриджах, злой, как тысяча дьяволов. Ледяная маска треснула, лицо мужчины искажала ярость. Медальон на груди истерично сиял зеленой звездой. Полураздетый Наилли хватался за держащие его за горло и волосы руки, опасно выгнувшись у самого края.

– Умоляю, не надо! Папа!

– Маленькая дрянь! – Арман сипел и плевался. – Вся ваша порода порченная! Развратная сволочь! Не смей! Не смей даже смотреть на других, слышишь?! Это все гены. Ты изъеден пороком, как твоя мать!

Губернатор наотмашь ударил сына по лицу. Юноша едва не сорвался, но Арман намотал волосы на руку и дернул его обратно, свалив на колени. Кин до крови закусил губу и вцепился в каменную лозу винограда, украшавшую стену. Вступись он сейчас – взбешенный де Винеско просто швырнет сына на скалы. Салокин не успеет даже добраться. Часть балкона ограждалась серебристой сеткой охранки. Кин с досадой проклял свой дар обращаться быстро и бесшумно только с водой.

– Ты думаешь, что сможешь меня одурачить?! – продолжал бесноваться Арман. – Твой дар и красота на меня не влияют! Я знаю вашу суть! Ты мой! Мой и только. Даже если я тебя продам, ты все равно останешься моим! Если еще раз ты позволишь себе хотя бы подумать о ком-то другом, я выкину тебя с этого балкона, как…

Губернатор сорвался, ухватил сына за пояс бриджей и отшвырнул от себя к фонарю. Наилли упал, разбив локти и ударившись головой.

– Нет, прошу не надо, папа! – юноша попытался встать на колени, но пощечина свалила его снова. – Ты ошибаешься, я ни на кого не смотрел. Пожалуйста. Не надо!

Тяжело дышащий Арман прижал его к плитам пола, как хищник загнанную добычу. Кин с потусторонним ужасом наблюдал, как отец срывает с Наилли штаны, переворачивая на живот и дергает, приподнимая бедра. Юноша не сопротивлялся. Он покорно встал на четвереньки, опустив голову на скрещенные руки.

Салокин не мог двинуться с места. Второй раз на его глазах Наилли обладал другой. И если Ланц любил, насколько он это может, то сейчас юношу насиловали. Арман пропустил руку под локти сына, заставив выгнуть спину и встать на коленях. Разбитый фонарь резал тенями поджавшийся живот и напряженную грудь. Наилли беззвучно хватал ртом воздух, по щекам текли слезы. Де Винеско вбивался в него отрывисто и крепко, не отпуская, кусая плечо, почти выламывая руки.

Кин отмерз, судорожно ощупал сетку охранки и положил ладонь на грудь, вдавливая нужную точку, пока напротив сердца не начал разливаться жар. Для вскрытия незнакомой схемы требовалось несколько минут… несколько бесконечно длинных проклятых минут. Стремительно разливалось под ключицей жжение, Кин безжалостно ломал узлы охранки, только успевая немного маскировать следы. Наилли застонал. Коротко сорвано. Уже не от боли. Арман опустил руку, плотно обхватил его ладонью. Юноша запрокинул голову, крепко зажмурился, приоткрыв рот. Кин знал это выражение, за мгновение, как он сорвется в оргазм. Арман вжался в ягодицы Наилли последний раз, напрягся и со стоном кончил. Юноша бессильно осел, попытавшись свернуться комочком. Губернатор поднялся на ноги.

– Надеюсь, урок запомнил? – спокойно и холодно произнес он, вытирая испачканную руку о штаны. – Не слышу?!

– Да, папа, – прошелестел Наилли, не двигаясь.

Сжав подбородок юноши, Арман нежно поцеловал его в губы, на миг прижался щекой к щеке и, отпихнув, ушел в дом. Почти сразу за этим сетка осыпалась искрами. Кин перемахнул кадку с цветами, прикончил одним тычком фонарь и сгреб сжавшегося юношу. Наилли даже не вздрогнул, когда в темноте его подняли на руки.

– Где твоя комната? – спросил моряк на ухо, едва размыкая сведенные от злости и перенапряжения зубы.

– Оставь тут, – на нервах Кину показалось, что голос раздался прямо в голове.

Он легонько встряхнул свою ношу.

– Направо, первая дверь, – снова прошелестело, отдавшись в виски.

Наткнувшись на кадку с цветами, выругавшись, Салокин плечом распахнул дверь. Здесь под потолком копошились светлячки фонарей, ослепив светом. Маленькая кушетка, столик и толстый мягкий ковер – вся обстановка. Не считая еще небольшого комода в углу.

Кин осторожно опустил Наилли на ковер, расцепил руки и осмотрел. Ссадины на локтях, неглубокие, взявшиеся первыми следами будущих синяков. На плече багровый оттиск зубов, на шее и запястьях – следы от крепкой хватки, кое-где остались полумесяцы от вдавленных ногтей. Вензеля татуировки испачканы семенем и мелким океанским песком – намело на балкон. Колени рассажены куда глубже и кровоточили. Взбитые и спутанные волосы были наполовину мокрыми и пахли океаном сильнее прежнего. Кин осторожно отвел их в сторону, открыв заплаканное лицо. Наилли смотрел на него, не моргая.

– Если тебя увидят, убьет обоих.

– Посмотрим, – Кин осторожно тронул опухший уголок губ, юноша отодвинулся, уходя из-под руки. – Больно?

– Заживет, – с пугающим равнодушием сказал Наилли и попытался подняться на ноги. – Пожалуйста, уходи. Как ты вообще тут оказался?!

Салокин растерялся от прохладцы и отчужденности, с которой его рассматривали. Как будто это он только что надругался над Наилли.

– Проходил мимо. Он всегда так с тобой?

Юноша дернулся.

– Уходи, – повторил он, упираясь ладонью Кину в плечо и вдруг затряс кистью. – Ай! Жжется! Что это?! Ты пользовался медальоном?! Что ты сделал?!

– Успокойся, – Кин перехватил судорожно зашарившие по нему ладошки. – Наилли, успокойся. Тебе надо помыться и лечь.

– Я привык… – юноша снова сжался, обхватив колени руками. – Ланц впервые показал, что может быть без боли. До этого…

Он замолчал, кусая и без того истерзанные губы.

– Мне неприятно, что ты меня увидел… так. Забудь.

«Проводящий» подумал, что скорее забудет, как выглядит сам, чем такое. Как вообще можно обидеть собственного ребенка?!

– Почему? – вырвалось против воли.

– Ну как тебе сказать, – Наилли пожал плечами, сморщился от боли и вздохнул. – Он очень любил маму. До сумасшествия. Ланц говорил, была б его воля – запер в спальне и не выпускал. С ее смертью, он окончательно потерял рассудок. Теперь я для него замена. Это его любовь.

– К дьяволу такую любовь, на тебе живого места нет!

– Неправда, – Наилли опять вздохнул, потрогал живот. – Я в порядке. Он… знаешь, зачем меня с тобой познакомили? Нужен был повод. Он не приходит просто так среди ночи. Провоцирует мой интерес, а потом наказывает. Такая игра.

– Игра?! – Кин осип от шока. – Ты в своем уме, мальчик? Тебя насилует собственный отец, а ты так спокойно еще пытаешься его оправдывать? А Ланц? Он знает?

– Знает, – Наилли отвел глаза, скулы взялись нервным румянцем. – Он ничего не может пока сделать. Отец не подозревает о нас, если Ланц вмешается…

Кин схватился за голову. Разум отказывался усваивать только что услышанное. «Проводящий» рад бы был совсем не знать эту сторону отношений генерал-губернатора с сыном, но слепой случай выкинул ему орла. Так, дышим, ни к чему юноше еще его нравоучения и истерики. Хочет забыть – Кин сделает вид, что пока забыл.

– Хорошо, вставай. Я помогу…

– Кин! – Наилли поймал мужчину за рубаху, притянул к себе, жадно целуя, вцепившись в волосы, хищно сглатывая дыхание; Салокин едва не забылся, и все кончилось. – Оставь, пожалуйста. Я приду к тебе утром, но сейчас умоляю, оставь меня одного. Справлюсь, завтра не найдешь на мне даже царапины. Даже если хорошо будешь искать, конечно… если захочешь теперь.

– Я буду ждать, – Салокин сдался. – Осмотрю всего, имей в виду.

– Хорошо, – Наилли улыбнулся. – И расскажешь, как сумел попасть сюда.

Видя, что «проводящий» все еще колеблется, Наилли встал, ровно добрался до внутренней двери и, прежде чем скрыться, подмигнул. Кин остался пялиться на цветущие лилии витража. Под сердцем покалывало, напоминая, что он только что варварски распотрошил чужую охранку и сейчас находится внутри контура. Так чужой «проводящий» отторгался кораблем. Еще немного, и амулет сработает, сообщив хозяину о постороннем. Отчетливый плеск вывел Кина из прострации. Он выбрался из дома обратно в сад, добрел до бассейна и ничком упал в него, больно ударившись о поверхность воды. Прогревшись за день, бассейн исходил паром, прохлада осталась только у самого дна. Выдохнув, Кин распластался, как лягушка, прижатая стеклянной колбой. Темнота и гул в ушах. Он остужал ярость, вымывал с одежды запах Наилли и немного его крови. Человек внутри стихии закрыл глаза, а она утешала его, баюкала, обещая покой и забвение. Горошина-уголек, пылавшая в груди, затихла. Теперь даже самый ловкий и умелый следователь с обширным даром и сильнейшим медальоном не найдет взломщика. Спасибо близкому океану.

Кин вынырнул и лег на воду, глядя в чистое небо. Он замерзнет до утра, продрогнет до костей так, что будут стучать зубы и сводить ноги. Но пока вода осторожно и бережно ограждала его от чувств и мыслей.

====== Часть 7. Связанный бриг ======

Наутро серебряная бляшка Неша обзавелась цифрами и точной датой. Завтра ровно в полдень хозяин паба будет ждать с оставшейся суммой, чтобы передать камни. Кин, завернувшись в плед, сидел на крыльце, неотрывно наблюдая за дорожкой. Озноб не ушел после горячей ванны, рана на спине, про которую вчера благополучно «проводящий» забыл, открылась после долгого пребывания в соленой воде, теперь беспокоила и дергала.

Наилли шел очень быстро, но, увидев встречающего на пороге, замедлился, потом и вовсе остановился в нерешительности.

– Доброе утро, – поздоровался юноша. – Ты почему тут сидишь?

– Доброе, Наилли. Тебя жду…

Кин с удивлением разглядел, что следов ночного «происшествия» не осталось буквально. Руки, открытые закатанными рукавами, не тронуты – ни царапин, ни синяков. На шее тоже. Даже на губе ничего. Тяжко вздохнув, юноша устроился рядом, залез под плед и прижался к боку.

– Может, в дом? Сейчас начнут ходить…

– Идем.

Они устроились в обнимку на диване. Оба молчали, не зная с чего начать. Наилли посапывал куда-то Кину в плечо, жался и вздыхал.

– Через четыре-пять дней бриг уйдет к западу, а оттуда курсом на Гиблый, не позже чем через сутки после него, встанет на Дорогу Сирен и исчезнет с карт. Уговори Ланцео взять тебя на борт.

Спрашивать зачем Наилли не стал, только крепче прижался и вдруг полез целоваться. Кин не успел глазом моргнуть, юноша утянул его на пол, подальше от окна, и улегся сверху, жадно потираясь всем телом. Куда делась одежда, «проводящий» не заметил, а когда Наилли обвил его ногами и потянул на себя, завалившись на бок и на спину, то и вовсе выбросил все из головы. Осталось только желанное отзывчивое тело в руках, сдавленные отрывистые стоны и шумное дыхание.

Наилли не отпускал Кина от себя, цеплялся за плечи, жадно сжимал коленями, требовательно вскидывался на каждое движение и тянулся, стоило над ним приподняться.

Они сцепились крепко, до боли, до нехватки воздуха и невозможности толком двигаться. Кин тонул в серых омутах глаз, в запахе свежего ветра.

Наилли свернулся вокруг Салокина, лежал неподвижно и беззвучно.

– И все же, поговори с Ланцем, – вернулся к теме «проводящий», когда в голове слегка прояснилось. – Ты можешь уплыть отсюда на бриге. До Самшитового кряжа далеко. Обратно еще дальше – они пойдут обычным курсом, или короткими перебежками по путям.

– Почему?

– Потому что я не вернусь. Останусь в Самшитовом городе.

Наилли долго молчал, рисуя знаки на раскрытой ладони Кина.

– Не могу, – он завозился, зябко поежился. – Ослушаться отца для меня равносильно смерти. Дело не в долге или моих эмоциях. Просто не могу. Дорога скроет не все следы, он все равно меня найдет.

– Но…

– Можно я попрошу? – Наилли привстал на локте. – Не надо об этом. Просто представь, что ночью ничего не было. Я не буду говорить с Ланцем и не могу объяснить почему. Прости.

Салокин с досадой выругался. Попытался переубедить, но юноша замкнулся и молчал. Не спорил, не отрицал ничего, просто смотрел и молчал. И целовал всякий раз, когда Кин готов был кричать от бессилия. Смирившись, «проводящий» обнял его крепче, умудрившись задремать.

Проснулся Кин далеко за полдень в одиночестве. Наилли ушел, а толком поговорить так и не удалось. Перекусив, Салокин, невзирая на запрет и облавы, пробрался в порт посмотреть на бриг. Посмотрел. Кордон из охраны не дал приблизиться. С виду судно совершенно не пострадало, только боцман матерился так, что слышно было за милю. Чайки истерично вторили, кружа над бригом и получая свою долю проклятий и посылов. По пирсу носился Имс, бледный до синевы, всклокоченный и невыспавшийся. Он до багрового румянца орал на юнгу, парнишка только плечами пожимал и комкал в руках беретку, не очень старательно делая виноватый вид. Из воплей выяснилось, что пропал сундук с картами, который оставили под ответственность Мани, а тот банально прохлопал ушами. Теперь «проводящий» срывал голос, в бешенстве отчитывая юнгу. Кин потянулся к бригу мысленно, получил легкий знакомый отклик и, успокоенный, повернул обратно в город, обходя узкие улочки.

На привозе до сих пор шаталось много народу, на Главной – как всегда. Два плотных людских потока текли в противоположные стороны, иногда смешиваясь водоворотами на перекрестках. Кин не заметил, как его отнесло «течением» к пабу Неша. Постоял, подумал, покусал губу. Сюда он придет завтра забрать заказ, а потом исчезнет навсегда из порта и с острова. Посомневавшись еще с минуту, Кин решительно развернулся и потопал в ближайшую знакомую лавчонку. Выбрав кварцевую колбу-подвес, он попроси наполнить ее измельченной травой горнянки и положить в центр черную жемчужину. Мастерица – пожилая женщина с длинной седой косой через плечо – одобрительно хмыкнула, заговаривая украшение. Тонкий фиолетовый оттенок травы перекликался с отливом жемчужины, которая, после притирки плотно закупорившей колбу пробки, стала испускать легкое свечение. Такие украшения стоили баснословных по меркам простых горожан денег, делались исключительно при клиенте и служили оберегами. Основное условие – искренность подарка. Выложив цельный золотой, Кин присмотрел еще тонкую цепочку, несмотря на легкость и воздушность, выдерживавшую вес украшения.

В пабе было неожиданно немноголюдно. Парочка морских мастеров за дальним столиком, несколько одиночек, девушка у окна. За стойкой скучал давешний новорожденный бармен.

– Доброго дня, – поздоровался Салокин. – Налей темного пива и спроси, может ли Мила уделить мне пару минут.

– Минут? – щербато улыбнулся бармен, ловко выбирая кружку из чистого ряда и поворачивая краник на бочке.

Запахло сладким солодом и медом.

– Мне передать кое-что, – Кин бросил на стойку монетку.

– Ну погоди, спрошу.

Пока ждал, Салокин потягивал пиво и поглядывал по сторонам. Пара служанок протирала столы, повар выходил из кухни в подсобку через бар – паб сонно готовился к вечернему наплыву посетителей.

– Привет, дорогой, – Мила улыбнулась, положив ладошки на плечи Кина, легко поцеловала его в щеку и присела рядом на стул. – Не ждала тебя. Как рана?

– Твоими молитвами, – заверил искренне Кин. – Почти не беспокоит. Иногда забываю уже, валюсь на спину, почти не чувствую.

– Ну, допустим, ты врешь, но все равно спасибо. Чем обязана? Хочешь заглянуть ко мне?

Кин взял ее за руку.

– Не уверен, что успею заглянуть до отплытия, поэтому хотел поблагодарить.

– Не стоит, – Мила качнула распущенными рыжими кудрями и тут же удивленно застыла, когда в ладонь легла теплая колбочка на цепочке. – Боже мой!

Она поднесла кулон к самому лицу, разглядывая видимые лучики сквозь крошево травы. Жемчужина кокетливо выглядывала сверху, дразнилась переливающимся бочком. Салокин помог застегнуть замок. Мила сжала кулон в кулачке.

– Спасибо… буду беречь его, – девушка обняла «проводящего». – Жаль, что это прощальный подарок.

– Мила…

– Ой да перестань, – она весело улыбнулась и подмигнула. – Я чувствую, когда в моих услугах больше не нуждаются. Семи футов тебе под килем, старпом. Если судьба сведет еще раз – приглашаю на бокал вина… или пива. Как захочешь.

Вечером вернулись опасения и тяжелые мысли. Кин ворочался, пытаясь заснуть, но ничего не выходило. Беспомощность раздражала. Еще больше выводила из себя жажда. Не воды. Тело бесилось от отсутствия рядом Наилли. Разум еще пытался сопротивляться, выискивая причины, по которым юноша мог просто использовать Кина, но все они выглядели жалко и неправдоподобно. Собственное влечение ничем не объяснялось. Впервые Кин столкнулся с неконтролируемой тягой к другому человеческому существу и не знал, что с этим делать. Насмешка судьбы, не иначе – вместе им оставалось урывками четыре дня, два из которых Кин будет занят на бриге.

Следующим утром Наилли не пришел. Кин промучившись всю ночь, дважды сходив купаться в бассейне у павильона, отключился с первыми лучами солнца, а проснулся, когда золотистый горячий квадрат света от окна расположился рядом на постели, играя пылинками воздухе. Разочарованно хмыкнув, Салокин надел медальон «проводящего», спрятав его под рубашку, прицепил бляху старпома и отправился в дом искать Арта – забрать остаток суммы за камни. В гостиной на первом этаже обнаружился Ланцео. Капитан с блаженной улыбкой пускал в потолок ровные колечки, расслабленно раскинувшись на диване.

– Мастер, – широко зевнув, бывший пират отсалютовал горящей сигариллой. – Что за суета?

Сытая расслабленность Ланцео вызвала у Кина приступ раздражения.

– Я забираю камни. Завтра на бриге не должно быть никого, кроме Имса. И на ночь он тоже должен уйти.

– Хм, – Ланц повел кончиком сигариллы, оставляя дымные полосы. – Хорошо. Мальчишку я заберу, но потом он должен увидеть ровно столько, сколько остальные матросы.

– Он увидит больше, потому что «проводящий». Но я понимаю, о чем вы. Уже договорились. Мне нужен Арт или сумма на остаток. Сейчас.

Ланцео медленно поднялся, потягиваясь.

– Умеешь ты испортить настроение, мастер. Дьявол с тобой, Арт на кухне. Про Имса не волнуйся, делай свое дело. Через три дня мы должны отплыть.

Кин молча вышел. На кухне нашелся и Арт, и Сара. И Наилли. Юноша с мокрой косой сидел на широком подоконнике и грыз яблоко. Увидев Кина, он замер, отводя взгляд, соскользнул на пол и бесшумно исчез.

– Доброго дня, мастер, – Арт протянул Салокину руку. – Присаживайтесь, Сара вас покормит.

– Спасибо, – Салокин мельком улыбнулся темнокожей кухарке, – некогда. Надо забрать покупку. Снабдите меня средствами?

– О, да, посидите пока. Хозяин предупреждал. Сейчас принесу. Сколько?

Кин показал бляшку. Слуга с сомнением покосился на цифры, что-то посчитал в уме.

– Возьмите бутерброд, – Сара успевшая сотворить из обычного хлеба и холодного мяса пару произведений искусства, украшенных веточкой зелени, поставила перед Кином тарелку и кружку молока. – Все равно ждете. Приходите вечером – испеку яблочный пирог, очень молодой хозяин просил. Он любит яблоки.

– Это я заметил, – пробурчал себе под нос «проводящий», старательно гоня мысль, что хорошее настроение капитана не связано с неловкостью и быстрым бегством Наилли и тем, что его не было утром.

Кабинет Неша на третьем этаже в углу представлял собой сложное нагромождение цветного стекла и камня. Огромное окно выходило на сторону порта, стеклянный стол стоял в самом дальнем углу. По внутренней стене шел узкий высокий шкаф со множеством отделений. Каждый ящичек пронумерован и запечатан кованый замком. Хозяин паба встал из-за стола, приветствуя гостя, усадил в глубокое кресло, из которого при случае просто так не вскочишь – слишком уж тесные мягкие объятия.

– Вина? – Неш уселся напротив, сдвинув ногой небольшой стоик для фруктов, тоже стеклянный и на вид больше похожий на застывший гейзер, чем на серьезную мебель.

– Не откажусь, – Кин настороженно приглядывался к собеседнику, до конца не понимая, чем обязан такому вниманию.

Хозяин при нем открыл темную бутылку, смахнув с горлышка пыль, разлил благородное багрово-рубиновое вино и первым поднял тост за здоровье.

– Ваши камни, – Неш поставил на столик небольшой сундучок, небрежно выщелкнул крышку, засветив один из браслетов.

Внутри ящик делился на три сектора: в одном лежали охранки. Бесцветные камни, ограненные под бриллиант, прозрачные и игривые. Во втором – амулеты: цветные круглые всех цветов и размеров, совершенно друг другу не подходящие. Прозрачные, мутные, матовые, со сколом. Просто груда отходов ювелира. Если не знать, что это за камушки. В третьем покоились аметисты. Примерно одного веса и огранки, десять глубоко-фиолетовых теплых камней, которые Кин терпеть не мог.

– Спасибо, – Салокин двинул по столу жетон, положил мешочек с монетами, прилично бумкнувший о стеклянную столешницу.

Неш, не пересчитывая, даже не развязывая горловину, просто взвесил его в руке. Браслет мигнул и погас. Цифры и знаки на жетоне пропали, оставив гладкую потертую поверхность.

– Как спина? – мужчина оставил кошелек лежать на столе, отпил вина, всячески давая понять, что идет обычная застольная беседа, почти дружеская. – Зелья Милы гадкие на вкус и запах, но изумительно помогают, когда надо собрать посеченную шкуру, сам проверял.

– Не беспокоит, – уклончиво ответил «проводящий», поднимая свой бокал. – Еще раз спасибо за помощь. Не справился бы.

– Не стоит, мастер. У меня свой интерес в этом деле.

– Хм?

– Скажем так, я очень заинтересован, чтобы губернаторский бриг вышел из этого порта и увез груз. Предупреждая ваш вопрос – да, я знаю, что это и куда везут. И нет, вам я не скажу. У вас своя нить судьбы, если хотите, свой путь. Сейчас вы идете наощупь, вслепую – и это самое разумное. Поверьте старому торговцу.

Салокин нахмурился, но Неш смотрел открыто, говорил без угрозы, буднично, словно обсуждал легкую сделку.

– Я не люблю загадок, мастер Неш.

– Это не мои загадки, мастер Кин, я не торгую информацией, – Неш примиряюще улыбнулся. – Вы беспокоитесь, почему я заступился – я объяснил. Мне надо, чтобы бриг с грузом на борту прошел Дорогой Сирен и оказался в открытой акватории. Считайте, это зуб на губернатора не дает спокойно жить. А вы, несмотря на бляху старпома, отличный «проводящий». С даром. Настоящим, не развитым, как у многих, а врожденным. И усиленным в детстве.

Кин невольно потянулся к поясу. Про свое детство он никому и никогда не рассказывал. Никто не знал, что с ним случилось, а свидетели покоились на морском дне. Хотя нет, не покоились. Их давно сожрали рыбы и прочие обитатели океанских вод. Хозяин паба жест заметил, не шелохнулся, по-прежнему держа руки на виду. Оба браслета дремали.

– Я не торгую информацией, – повторил Неш. – Только собираю нужную. Вашу историю, мастер, знаю давно. Примерно, как вы ступили на берег Контраттоса три с лишним года назад. Сирота, выросший в приемной семье капитана судна, в одиннадцать уже считался отличным «проводящим». Когда вам исполнилось двенадцать, судно под названием «Медуза» попало в шторм за Самшитовым кряжем… вы тонули, Кин. Повстречались с морским дьяволом, и он почему-то вас отпустил. Одарив маленьким подарком. Вот здесь.

Неш ткнул себя пальцем в грудь, обозначив место чуть ниже ключицы.

– Именно это помогает вам перехватывать любые нити управления амулетами и охранками. Подозреваю, что и на суше близ океана и открытой воды вы можете манипулировать связями. Для этой жемчужины нет ограничений, поэтому ваш кварцевый медальон не более чем ширма. Хотя и им вы пользуетесь отменно. Не смотрите так, мастер. Скорее всего, я единственный, кто знает эту историю на этом участке суши. И не имею намерений делиться с кем бы то ни было. Три года молчу и дальше буду.

Кин тяжело молчал, не зная, как реагировать. С одной стороны, если уж Неш действительно три года хранил эту тайну, да и продай ее – толку? Салокин не царского рода, чтобы им манипулировать. Не лез выше головы, предпочитая скромный заработок шумной репутации и известности. С другой, знание Неша заставило его вмешаться в драку, которую он бы, наверное, обошел стороной, не будь Кина. Что же за груз повезет бриг?!

– Политические игры, не более, – Неш словно прочел мысли. – Почти. Вы повезете драгоценность, одну из самых редких в наших водах. Я обещал проследить, чтобы бриг вышел из порта.

Салокин чуть не спросил, кому обещал. Но решил, что новостей на сегодня с него хватит. И так перебор. Оставалось положиться на судьбу и плыть по заданному фарватеру. Как Неш сказал? Свой путь? Отлично, идем на всех парусах.

– И еще одно, мастер, – Неш посерьезнел, обереги вспыхнули рубиновым, под рубашкой обозначилась синяя звездочка – отозвался сапфир в медальоне. – Маленькая просьба. Возьмите.

На столе оказалась крохотная коробочка с бархатным мешочком внутри. Неприметным, потертым и каким-то потрепанным. Кин с осторожностью вытряхнул содержимое на ладонь. Алая жемчужина, почувствовав тепло «проводящего», засияла перламутровым отливом, нагрелась, разбросав лучи. Точка в груди тут же отозвалась размеренной пульсацией, впервые без разрешения и контроля Кина. Жемчужина под кожей почувствовала близкое соседство с такой же.

– Она заговорена от слежения, можете проверить. Оставьте у себя.

– Зачем? – Салокин покатал алую крошку на ладони и убрал обратно в мешочек. – Слишком много недосказанности, мастер Неш.

– Я не прошу вас довериться мне, но доверьтесь своей интуиции – течение несет в правильном направлении. Скалы будут, но на то вы и «проводящий».

Салокин вышел из паба со странным чувством, что только что продал душу дьяволу. Никаких договоров они не заключали. Неш убедил взять жемчужину и выпроводил с пожеланием успеха. Кин сам не понял, как так получилось. Хотелось ругаться и напиться.

Купив вина в том же баре, «проводящий» вернулся в поместье. Убранный в неприметный вещевой мешок сундучок с камнями хлопал по спине, жемчужина невесомо болталась в стеклянном кофре, скрывавшем ее цвет и тепло, на цепочке.

В домике Кин снял жемчужину, бросив ее к другим камням, сунул все под подушку, стянул сапоги, завалился на диван и откупорил бутылку.