Текст книги "Так и знал, что трахнут все-таки меня (СИ)"

Автор книги: sengetsu_no_yuki

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 27 страниц)

Несколько двойственным, хотя явно более высоким, чем у разведенных женщин, был и негласный социальный статус вдовы – она нередко расценивалась как некое подобие ронина – самурая, утратившего господина, отношение к которым всегда также было двойственным (они могли вновь стать социально востребованными, но идеальным вариантом, конечно, негласно признавалось дзюнси – хоть и совершалось оно относительно нечасто, а в эпоху Токугава и вовсе было запрещено законом – но не бусидо). Несмотря на гордую поговорку «у верного слуги не бывает двух господ, у верной жены не бывает двух мужей», на практике вдовы нередко вновь выходили замуж, но в мире самурайского идеала, отраженного в легендах, любящая вдова или женщина, потерявшая любимого, всегдапостригается в монахини и молится об успешном перевоплощении любимого, а иногда умирает от горя или совершает дзюнси. Гораздо реже подобная верность преподносилась как идеал мужского поведения – но будем справедливыми, такие легенды тоже есть. Так, в сборнике Лафкадио Хёрна (американца-японофила, переселившегося в Японию в конце XIX века) приводится красивая грустная история о человеке по имени Такахама, до самой смерти соблюдавшем обет безбрачия, данный им после смерти своей невесты Акико (в тексте говорится о ее памятнике с родовым именем, то есть речь идет о девушке и мужчине из числа самураев), явившейся ему перед его смертью в виде большой белой бабочки…

В целом складывается впечатление, что и в сфере отношений с противоположным полом регламентация жизни женщин была тем меньше, чем ниже на социальной лестнице они находились. В общем, господин (князь, влиятельный самурай-вассал) имел полное моральное право покарать своих слуг (в том числе самурайского происхождения) за «прелюбодеяние» (совершенное до, вне или в браке) смертью (известно немало произведений, использующих этот сюжет). Все же некоторые авторы (в их числе парадоксальный Ямамото Цунэтомо, который поведал нам две изложенные несколько выше мрачноватые истории о «внезапном возвращении мужа домой») утверждали: «Некто предлагает быть требовательным к людям [во всем. – Д. Ж.], но я с этим не согласен. Известно, что рыба не будет жить там, где есть только чистая вода. Но если вода покрыта ряской и другими растениями, рыба будет прятаться под ними и разведется в изобилии. Слуги тоже будут жить спокойнее, если некоторые стороны их жизни будут оставлены без внимания». Такая терпимость и относительное невмешательство в личную жизнь были скорее благим пожеланием, особенно в эпоху попыток тотальной регламентации образа жизни самураев в эпоху Токугава, однако характерным является уже то, что они декларировались в одном из самых великих произведений на темы, связанные с бусидо.

Некоторые средневековые авторы, так или иначе затрагивавшие тему самурайского женского идеала, подчеркивали необходимость не только гармоничного физического единения мужчины и женщины (напомним, что они не были стеснены представлениями о якобы «грязной» сути таких отношений – буддизм, в отличие от христианства или, например, иудаизма, в этом плане более терпим), но и неких эмоциональных контактов – нахождения тем для бесед, ценности самой возможности поделиться своими переживаниями с по-настоящему близким человеком, советуя самураю искать образованную и понимающую жену, с которой можно будет достойно и интересно прожить жизнь. Так что в чем-то логичные рассуждения относительно сходности японского и древенегреческого идеалов человеческих отношений, признающего высшей ценностью лишь мужскую дружбу (или же любовь), исходя из заведомо более «низкой» природы женщины, кажутся нам все же несколько надуманными. Ведь древнегреческий этос не требовал от женщины следования неким «мужским» образцам поведения, обязующим иметь качества, которые сами по себе позволяли сделать вывод о том, что тендерные различия не столь огромны и непреодолимы, раз эти качества могут быть присущи обоим полам. В самурайском же мире женщина находилась в более двойственной ситуации – с одной стороны, за ней часто заранее признавалось некое «право быть слабой», но тем не менее проявление ею силы (причем даже не силы – инь, а силы – ян) отнюдь не порицалось (по крайней мере, «на словах»), а иногда и вызывало восхищение.

Обычный ход жизни самурайской женщины мог быть нарушен – к примеру, она могла попасть в плен и превратиться в наложницу какого-нибудь влиятельного князя (если мужчины и мальчики из вражеского рода чаще всего подлежали истреблению, женщин, как правило, не убивали – так, в «Повести о доме Тайра» говорится, что из всех вельмож Тайра после победы Минамото «никто не сохранил жизнь, но о сорока с лишним женщинах не вышло никакого распоряжения, и они либо укрылись у родных, либо, положившись на узы дружбы, нашли приют у прежних знакомцев» и остались в живых). Так, например, произошло с матерью Такэда Кацуёри, дочерью погибшего в бою князя Сува, ставшей наложницей знаменитого Такэда Сингэна. Положение наложницы было гораздо более шатким, нежели законной жены, но оно могло укрепиться в случае рождения сына, особенно такого, который проявлял бы неплохие способности к военному делу (это как раз и произошло в случае с Кацуёри, ставшим со временем наследником Сингэна). Количество наложниц у богатых и влиятельных аристократов не в самурайскую эпоху не ограничивалось ничем и могло быть значительным. Бывали случаи, когда наложница со временем превращалась в законную жену (яркий пример – Ёдогими, последняя жена великого Тоётоми Хидэёси, родившая ему наследника, Хидэёри). Наложницы даймё часто выполняли роль мелких чиновников, ведая различными хозяйственными вопросами. Жизнь наложницы также регламентировалась, особенно это касается наложниц даймё, сёгунов и т. д. Они были обязаны хранить верность своему господину, который мог со временем выдать их замуж за кого-то из своих приближенных. В случае, если наложница заводила связь на стороне, она подлежала тем же наказаниям, что и жена. Так, в свое время много шума наделал случай с одной из многочисленных наложниц сёгуна Токугава Иэцугу (звали ее Эдзима), которую в 1714 году уличили в том, что она завела себе любовника, некоего актера театра Кабуки по имени Икусима. В результате огласки этого случая Эдзима отправили в ссылку (хотя сначала собирались казнить), актера вместе с труппой выслали из столицы, а театр закрыли. В целом положение наложницы рассматривалось самурайской моралью как не слишком достойное, но не откровенно унизительное.

Другое дело, что нередко сами женщины, воспитанные в традициях верности мужу, не желали становиться наложницами, даже имея перед собою немалые выгоды. В качестве иллюстрации этого приведем одну печальную историю о влюбленном всесильном регенте сёгуна, неуступчивом и гордом вассале и его верной жене. В ней прекрасно отразился как дух эпохи, так и многие важные нюансы самурайских отношений «мужчина – женщина». Итак, действующими лицами нашей истории (а взята она из «Тайхэйки» – «Повести о великом мире») являются регент сёгуна Асикага Такаудзи по имени Ко-но Моронао, родственница императора, прекрасная Ниси-но Таи, ее муж, самурай Энъя Такасада, а также придворная дама по имени Дзидзю, которая на беду себе и всем героям этой истории поведала Моронао о замужней красавице, живущей в провинции Идзумо, описав ее так живо, что Моронао начал искать встречи с Таи. Увидев ее тайком, он «с этого времени окончательно заболел болезнью, которая зовется любовь, и во сне и наяву лепетал бессвязные слова». Моронао был не слишком хорошо образованным, грубым и, как мы увидим далее, весьма подлым самураем, но все же решил прибегнуть ко всему огромному арсеналу средств соблазнения, известных со времен блистательного принца Гэндзи. Он посылал предмету своей любви изысканные подарки, стихи (которые за него писал известный мастер каллиграфии, спешно найденный слугами Моронао), угощения. Дзидзю, поневоле ставшая сводней, уговаривала Таи согласиться уступить домогательствам регента, но та оставалась непреклонной. В ответ на письма со стихами, содержавшими довольно прозрачные намеки, она отвечала: «Ночная рубашка поверх одеяла» – что Моронао расценил было как… просьбу прислать шелковое ночное кимоно. На самом деле, как ему растолковал один знаток японских танка, имелось в виду известное стихотворение из антологии «Синкокин-сю»:

«Ночная рубашка, лежащая поверх одеяла, слишком тяжела,

Не добавляй к своей жене чужую».

Моронао в гневе кричал: «Я всегда считал, что в нужный момент не колеблясь отдам жизнь за своего господина. Но сейчас я теряю ее из-за какой-то женщины и очень сожалею об этом». В конце концов сводня Дзидзю, опасаясь за свою жизнь, сбежала от Моронао, и тот решил действовать грубо: оклеветал перед сёгуном мужа Таи, Энъя Такасаду, якобы замыслившего мятеж. В результате Такасада вынужден был и впрямь восстать, но шансов на победу у него, конечно, не было. Его вассалы полегли за своего господина, а красавица Таи попросила одного из слуг убить ее и дочь, что тот и сделал. Такасада совершил сэппуку, прокричав врагам перед смертью: «Я не мог даже короткое время прожить без дорогой жены и детей, а теперь их нет! Зачем мне жить? Пусть я семь раз буду рожден врагом Моронао, пусть он узнает, что это значит для нас!» Как меланхолично замечает автор «Тайхэйки», кармическое возмездие все же настигло злодея Моронао – он и впоследствии совершал злые деяния и в конце концов был убит, ибо «тем, кто вредит другим, Небо обязательно принесет беду».

Итак, в радости и в горе японская женщина самурайской эпохи рассматривалась бусидо прежде всего как достойная спутница самурая-мужчины на Пути воина, и, несмотря на свое далекое от равноправия положение и, главное, отношение как к существу «объективно несколько более слабому» (во всех смыслах), хоть и «далеко небесполезному», от нее нередко считалось вполне целесообразным требовать проявления практически всего спектра вполне самурайских добродетелей. В сегодняшнем японском обществе положение женщины достаточно сильно изменилось (особенно после Второй мировой войны и сексуальной революции 1960-х годов), но в то же время идеал «верной самурайской жены», «хозяйки дома» отнюдь не ушел в прошлое. Он до сих пор востребован и достаточно широко распространен, а значит – и в этой важной сфере давно канувшие в Лету времена самураев и их идеалы продолжают оказывать немалое влияние на сознание сегодняшних жителей Страны восходящего солнца.

И снова – загадки «божественного ветра»,

или

Еще немного о камикадзэ

В шумном токийском районе Кудан есть один тенистый парк, посреди которого расположен синтоистский храм, название которого известно всем японцам и многим жителям других стран Азии: Ясукуни дзиндзя – храм Ясукуни. Это – своеобразный некрополь для всех японцев, погибших в бою за свою страну в XIX–XX столетиях.

На дисплее, установленном перед входом в молитвенный зал, высвечивается прощальное письмо 29-летнего армейского капитана, который был убит под Ханоем в последние дни Второй мировой войны: «Я ясно видел божественную страну Японию и сто миллионов человек в Стране Императора, идущих вперед. Я был преисполнен чистой веры и твердой решимости сражаться». Частью храма является уникальный музей Юсюкан. На плакате, приглашающем посетителей войти в зал, написано: «Посмотрите правду о том, как Япония возродила себя. Вы будете охвачены чувствами, которые, несомненно, захотите передать младшему поколению, не пережившему трагедии войны». Музей призван передать дух храма Ясукуни.

Еще одна надпись у входа так объясняет назначение музея: «В истории было много неизбежных и вынужденных сражений, которые велись ради защиты этой страны и ради построения мира свободы и равенства, где каждый народ счастлив, независимо от цвета его кожи. Люди, которые пожертвовали в тех войнах своей драгоценной жизнью, почитаются здесь как души погибших солдат. Это делается для того, чтобы хранить память об их выдающихся военных заслугах и доблести». В залах музея демонстрируются многочисленные экспонаты времен Японо-китайской войны 1894–1895 годов, Русско-японской войны 1904–1905 годов и Второй мировой, нарочито названной здесь «Великой войной Восточной Азии». Коллекция музея огромна – она включает в себя около ста тысяч экспонатов: образцы техники, оружия, военной формы, личное имущество погибших солдат, их прощальные письма и другие предметы. В залах постоянно показывают документальные фильмы, прославляющие военную доблесть Японии. Во всех фильмах особо подчеркивается честь мученичества ради процветания государства. Так, в зале часто звучит записанный на пленку голос солдата, который готовится направить на врага свою самоубийственную торпеду кайтэн:«Кровь моего отца, деда и прадеда вопиет: «Убей заклятого врага!» Я слышу крик их крови».

Но голос 20-летнего солдата, который четко различается, несмотря на сильные помехи, многим почему-то кажется грустным и переполненным болью. Кажется, что время в храме Ясукуни и в залах музея Юсюкан остановилось и человек, попавший сюда, действительно оказывается в прошлом. Создается впечатление, что души погибших более чем двух миллионов солдат все еще сражаются. Да и сам храм Ясукуни регулярно оказывается в эпицентре борьбы, связанной с восприятием японцами и жителями соседних стран неоднозначных перипетий японской истории XX века. Дело в том, что храм посвящен памяти всех без исключенияяпонцев, погибших в войнах. В их числе – люди, официально признанные Токийским трибуналом военными преступниками, и те, кого считают таковыми японские левые, а также многие китайцы, корейцы, жители Мьянмы, Индонезии, Вьетнама, Малайзии, Филиппин… Поэтому споры вокруг этичности посещения храма премьер-министром Японии и прочими официальными лицами не утихают и по сей день. Действительно – ведь экспонаты музея Юсюкан и сопровождающие их объяснения рисуют картину минувших войн только глазами японцев. В музее нет ничего, что рассказывало бы о том, как относились к Японии и что думали о ней во время войн жители других стран мира.

Больше всего внимание посетителей приковывают к себе подлинники и точные копии самолетов и управляемых бомб пилотов-смертников и торпед кайтэн, управляемых людьми. У выхода из зала стоит своеобразная «книга отзывов» – компьютер, специально предназначенный для того, чтобы посетители могли написать о своих впечатлениях от увиденного. Один пожилой японец написал: «Мой сын вырос в Японии, которая находится в состоянии похмелья от мира и поэтому стала ленивой. Страна, которую вы так блестяще защитили, скоро растает». Другого мнения придерживается 19-летний студент колледжа: «У меня сложилось одно впечатление: все, что я здесь увидел, только прославляет войны. Меня это пугает». Все же как бы современные японцы ни относились к своему прошлому, образы молодых людей, сознательно пошедших на смерть ради… Здесь, на месте нашей очередной загадки, мы пока поставим троеточие, попытаться заменить которое неким вариантом ответа призвана данная глава нашей книги. Так вот, эти образы продолжают будоражить умы и сердца японцев – и не только их. Само слово «камикадзэ» продолжает жить своей, особой жизнью, нередко появляясь на страницах газет и журналов, на кино-, телеэкранах и мониторах. Этим словом падкие до аналогий журналисты нередко называют исламских шахидов, хотя, судя по опросам общественного мнения, большинство японцев, в том числе сами ветераны корпуса камикадзэ, считают, что было бы крайне несправедливо целиком отождествлять современных террористов-смертников, которые без разбора нападают на военные цели и мирных жителей, с летчиками-камикадзэ, совершавшими атаки на военные объекты. Однако безусловно и то, что их объединяет идея принесения в жертву собственной жизни ради сокрушения противника и некие идеалы, в массе своей далекие от сугубо материальных целей.

Итак, круг нашего повествования замкнулся. В последней главе нашей книги речь пойдет о новом Вызове, во весь рост вставшем перед страной Ямато уже в XX веке, и о ее ответе на этот вызов – явлении, словесное обозначение которого вошло практически во все языки народов мира. Если божественный ветер, разметавший когда-то корабли Хубилая, помнят за пределами Японии немногие, то кому не знакомо само слово «камикадзэ» и стоящий за ним образ человека, сознательно идущего на смерть ради своих идеалов (или некоего фанатика, одурманенного пропагандой, слепого орудия в руках поджигателей войны, или честного воина, обманутого политиками, – примеры отношения к этому явлению можно множить и множить)?

В главах, посвященных ниндзя, японским христианам и самурайскому идеалу, мы попробовали нащупать возможные ответы на вопрос, что же непосредственно определяло именно такой Путь этих людей, живших в достаточно отдаленную от нас эпоху. Здесь же мы попробуем на основании специальных исследований, а также дневников и писем самих камикадзэ, ответить на вопрос: чем был (или все же – что есть?) Путь камикадзэ и почему он вообще стал возможен? Было ли это возрождением бусидо или чем-то иным?

Для начала – небольшая историческая справка. Итак, после поражения в битве у атолла Мидуэй 4 июня 1942 года Япония начала терять инициативу в войне на Тихом океане. В течение 1943–1944 годов войска США шаг за шагом продвигались по направлению к японским островам, занимая оккупированные ранее японцами территории, а затем и захватывая заморские владения собственно Японской империи. К этому времени японские самолеты, особенно истребители, серьезно уступали в качественном отношении новым американским моделям. Из-за больших боевых потерь ощущалась нехватка опытных пилотов – система подготовки летчиков в Японии оказалась недостаточно эффективной в условиях тотальной войны колоссальных масштабов. Кроме того, из-за недостатка запасных частей и топлива (в результате неудач на море доставка топлива из заморских владений в метрополию стала проблематичной, а сама Япония, как известно, запасами нефти не располагает) проведение любой крупной авиационной операции стало для Японии практически невозможно.

15 июля 1944 года войсками США был захвачен стратегически важный остров Сайпан, а вскоре и остальные Марианские острова. В результате этого у дальней бомбардировочной авиации США появилась возможность наносить удары непосредственно по территории Японии. После падения Сайпана японское командование предположило, что следующей целью американцев будет захват Филиппин – из-за их стратегически важного расположения между Японией и захваченными ей источниками нефти в Юго-восточной Азии (в Индонезии).

17 октября 1944 года американцы действительно атаковали Филиппины, начав крупнейшую в истории современности морскую битву в заливе Лейте. Первому воздушному флоту военно-морских сил Японии, базировавшемуся в Маниле, было приказано осуществлять поддержку японским кораблям, которые будут пытаться уничтожить силы союзников в заливе. Первый воздушный флот к этому моменту имел в распоряжении лишь четыре десятка самолетов. Таким образом, задача, стоявшая перед японской авиацией, к тому же учитывая слабую подготовленность пилотов, была практически невыполнимой. Командующий первым воздушным флотом вице-адмирал Ониси Такидзиро принял решение сформировать специальный ударный отряд летчиков-камикадзэ. На брифинге 19 октября Ониси заявил: «Я не думаю, что есть еще какой-то способ выполнить стоящую перед нами задачу, кроме как обрушить вооруженный 250-килограммовой бомбой «Зеро» [знаменитый каждому мало-мальски знакомому с историей войны на Тихом океане японский истребитель фирмы «Накадзима». – Д. Ж.] на американский авианосец». Именно Ониси, крупнейший после гибели годом ранее знаменитого адмирала Ямамото Исороку специалист по применению морской авиации, стал известен впоследствии как «отец камикадзэ», в полном смысле слова разделив судьбу своего детища.

Первые четыре отряда летчиков-камикадзэ (эти отряды получили поэтические названия «Ямато», «Асахи», «Сикисима» и «Ямасакура») были сформированы 20 октября 1944 года на основе подразделений морской авиации, в которых все до одного пилоты были готовы пожертвовать жизнью ради своей страны. Первая атака камикадзэ была проведена 21 октября 1944 года против флагмана австралийского флота тяжелого крейсера «Австралия». Вооруженный 200-килограммовой бомбой самолет, имя пилота которого так и осталось неизвестным, ударился в надстройки «Австралии», разбросав обломки и топливо по большой площади. Однако крейсеру повезло – бомба не взорвалась, хотя по крайней мере 30 человек погибло, включая капитана корабля. 25 октября «Австралия» получила еще одно попадание, после чего корабль пришлось отправить на ремонт (крейсер вернулся в строй в январе 1945 года, а всего к концу войны «Австралия» пережила шесть попаданий самолетов камикадзэ).

В тот же день 25 октября 1944 года отряд камикадзэ, возглавляемый Секи Юкио, атаковал американское авианосное соединение на востоке залива Лейте. Пожары, возникшие из-за попадания камикадзэ в палубу эскортного авианосца «Сент-Ло», вскоре вызвали детонацию арсенала, в результате которой корабль разорвало на части. Погибло 114 членов экипажа. Всего в результате этой атаки японцы потопили один и вывели из строя шесть авианосцев, потеряв 17 самолетов.

Первоначальный успех привел к немедленному расширению программы. В течение следующих нескольких месяцев более 1200 самолетов совершили самоубийственные атаки. Также были разработаны новые типы вооружения исключительно для самоубийц, включая пилотируемые крылатые бомбы «Ока» («Цветок вишни», тяжелые и неээфективные. Большинство из них уничтожалось зенитным огнем еще в воздухе. А те, что долетали, могли при удачном попадании пробить лишь деревянные палубы. Корабли с бронированной палубой были для этих снарядов неуязвимы. Японцы, служившие в американском флоте, прозвали эти бомбы «бака» – «дурак», и в американских пособиях эти самолеты-снаряды именовались только «бака»), пилотируемые (и в целом тоже малоэффективные) торпеды «кайтен» и различные типы катеров, начиненных взрывчаткой.

3 января 1945 года попадание камикадзэ в авианосец «Оммани-Бэй» вызвало пожар, вскоре в результате детонации боезапаса корабль взорвался и затонул, унося с собой 95 моряков. 6 января были повреждены линкоры «Нью-Мексико» и отремонтированный после Пёрл-Харбора «Калифорния». Всего в результате действий камикадзэ в битве за Филиппины американцы потеряли 2 эскортных авианосца, 3 эсминца и 11 транспортов, повреждения получили 22 авианосца, 5 линкоров, 10 крейсеров, 23 эсминца, 27 прочих кораблей.

Дальнейшие действия по массированному применение камикадзэ развернулись во время битвы в водах Тайваня (Формозы). 21 января в результате пожаров, вызванных попаданием камикадзэ, сгорел и затонул авианосец «Бисмарк Си» (318 человек погибло), также был серьезно поврежден авианосец «Тикондерога», его потери составили 140 человек. Особо уязвимыми перед камикадзэ оказывались американские ударные авианосцы, которые, в отличие от британских аналогов, не имели бронированной полетной палубы, а также эскортные авианосцы, эсминцы, транспорты и десантные суда.

Максимальной интенсивности атаки камикадзэ достигли во время битвы за Окинаву. Всего во время ожесточенных боев за остров участвовало порядка полутора тысяч японских самолетов. 3 апреля был выведен из строя авианосец «Уэйк-Айленд», 7 апреля – поврежден авианосец «Хэнкок», 20 самолетов уничтожено, погибло 72 и ранено 82 человека. До 16 апреля был потоплен еще один эсминец, выведено из строя 3 авианосца, линкор и 9 эсминцев. 4 мая почти полностью выгорел, но остался на плаву авианосец «Сэнгамон». 11 мая попадание двух камикадзэ вызвало пожар на авианосце «Банкер-Хилл», в итоге было уничтожено 80 самолетов, погиб 391 человек и 264 было ранено.

К концу битвы за Окинаву американский флот потерял 28 кораблей (из них 26 потоплены камикадзэ), 225 были повреждены, из них 27 авианосцев и 6 линкоров и крейсеров. Тем не менее, предпринятые американцами меры по защите от камикадзэ дали результат – 90 % японских самолетов-камикадзэ было сбито в воздухе. Вскоре, в связи с уменьшением у японцев количества самолетов, был разработан особый тип летательного аппарата, специально для действий камикадзэ. «Накадзима Ki-115 Цуруги» представлял собой простой в постройке самолет с холстяной обшивкой на деревянном каркасе, в котором могли быть использованы практически любые устаревшие авиационные двигатели. Шасси не убирались, а сбрасывались сразу после взлета, что позволяло использовать их повторно. Было произведено несколько сотен этих самолетов, каждый из которых мог нести 800-килограммовую бомбу, но ни один из них так и не успели использовать. Вообще, в качестве самолетов-камикадзэ применялись практически любые модели – от совсем устаревших до относительно новых, что дает автору право заявить, что основной объективной причиной создания корпуса камикадзэ была все же нехватка хорошо подготовленных пилотов и лишь во вторую очередь – относительно слабый экономический потенциал Японии, не позволивший к концу войны нарастить выпуск самолетов новых модификаций.

На момент окончания Второй мировой войны всего совершили атаки 2525 летчиков-камикадзэ из состава Императорского флота, 1388 – из армейских частей камикадзэ, плюс небольшое неучтенное количество камикадзэ-одиночек, атаковавших вражеские корабли в самые последние дни войны. То есть, по самым распространенным оценкам, погибло около 4 тысяч камикадзэ, хотя некторые авторы упоминают более высокую цифру – 5 тысяч. В соответствии с японскими заявлениями, в результате атак камикадзэ был потоплен 81 корабль, 195 повреждены. По американским данным (в целом подтвержденным после войны), потери составили всего 34 потопленных и 288 поврежденных кораблей (среди которых, как минимум, несколько десятков были впоследствии разобраны как не подлежащие восстановлению). Людские потери (только убитыми) флота США от атак камикадзэ, по наиболее осторожным оценкам, превышают 7 тысяч человек. Флот Великобритании безвозвратных потерь в кораблях не имел, людские потери и поврежденные корабли были, но их было немного. Флот СССР за краткое время войны с Японией потерял от атак камикадзэ один корабль – катерный тральщик КТ-152 с командой из 17 человек. Кроме того, большое значение имел и психологический эффект, произведенный на американских моряков, – но об этом позже, как и об эффективности или неэффективности этой тактики.

Таковы голые факты. Они давным-давно известны и кочуют из одного издания в другое, хотя отдельные нюансы продолжают вызывать горячие споры знатоков военной истории. Чаще всего споры идут об эффективности тактики камикадзэ, отдельных моментах организации этих подразделений, цифрах потерь и т. д.

Скажем сразу – в центре нашего разговора будет человеческая психология, а не статистика, историко-философский анализ, а не сугубо военно-исторический подход (ведь на эту тему существует не одна прекрасная детальная работа, как, к примеру, те, что фигурируют в списке литературы, прилагаемом к нашей книге). Но сначала – наше мнение относительно чисто военной эффективности камикадзэ. Отталкиваться здесь от очевидного факта проигрыша Японией Второй мировой войны мы считаем в корне неверно – в конце концов, ввиду явного неравенства экономических потенциалов, усугубленного менее выгодным географическим положением, империя была обречена на поражение в долгосрочной войне на Тихом океане с США и их союзниками, с камикадзэ или без них. Если же совершенно бесстрастно оценивать именно чистые факты – да, к концу войны тактика камикадзэ оказалась единственно эффективной тактикой, позволявшей нанести противнику хоть какие-то серьезные потери, заставить изменить планы, отложить или отказаться от проведения некоторых операций. То есть – попытаться затянуть войну, дав дипломатии хотя бы минимальный шанс на заключение более достойного мира или – как ни парадоксально – на более достойный великой империи конец (помните самурайский идеал достойной смерти?). Попытки использования тех же молодых летчиков с той же техникой в обычных воздушных боях скорее всего привели бы к тому же масштабу потерь с гораздо меньшим ущербом для врага (опыт «обычных» боев в небе над Марианскими островами в начале 1944 года, прозванных американцами «Марианской охотой на индеек», подтверждает наш тезис). Гласно или негласно после войны этот факт признавали многие как японские, так и американские военные эксперты. Тогда поставим вопрос по-другому: в чем основная причина многолетних споров вокруг летчиков-камикадзэ и прочих бойцов «самоубийственных подразделений»? Наиболее горячие споры велись и ведутся и сегодня на актуальную для Японии (да и не только для нее) тему – была ли тактика камикадзэ моральна (как со стороны командования, так и со стороны подчиненных)? То есть – кто такие камикадзэ и их командование? Герои-патриоты? Бездумные фанатики, обманутые шовинистической пропагандой? Последователи бусидо? Жертвы жестокой системы или самообмана? Исполнители чужой (злой ли, доброй ли) воли? Или что-то еще? Каков был результат их действий – военное и моральное поражение их самих и их страны, образа жизни? Моральная победа? Абсурдное проявление абсурдной отваги в абсурдном мире? И как нам, сегодняшним, относиться к этим молодым людям и их руководству? С ненавистью? С сожалением? Или все же попытаться понять, что двигало их действиями?

Попробуем по порядку разобраться со всеми этими неясностями и спорными моментами. В этом нам могут помочь как мнения очевидцев, современников тех событий и известных историков, так и бесценные свидетельства эпохи – дневники и письма самих камикадзэ, а также мемуары тех из них, кто уцелел. Кстати, в самом факте наличия таковых нет ничего удивительного, ибо количество подготовленных к боям камикадзэ значительно превышает те четыре-пять тысяч летчиков и точно не известное количество моряков – «человекоторпед», катерников и водолазов-самоубийц, которые погибли.

Но прежде всего нам хотелось бы сразу отмести в сторону явные, причем часто очень распространенные, ошибки и заблуждения, а также откровенную, иногда намеренную, ложь и домыслы, коих вокруг камикадзэ немало. С тем, о чем сейчас пойдет речь, согласно абсолютное большинство серьезных историков – как западных, так и японских, а также немногих отечественных, которые глубоко изучали данный вопрос.

Начнем с парадокса. Камикадзэ – это название, которое никогдаофициально не употреблялось в императорском флоте Японии ни до, ни во время войны на Тихом океане относительно подразделений летчиков или моряков-смертников. Разгадка примерно та же, что и в случае с сэппуку и харакири – одни и те же иероглифы, но разное прочтение. «Высокое» их прочтение в данном случае – симпу(другой вариант – синфу). Сначала это название было присвоено только специальной группе из состава 201-го авиасоединения, дислоцировавшегося на Филиппинах, а затем распространилось и на прочие подразделения, в целом известные как «Симпу токубэцу когэкитай» («Особоый ударный отряд божественного ветра»), или сокращенно «Токкотай» – «Особые ударные силы» (где «особые» означало самоубийственные). Символами подразделений морских и армейских камикадзэ стали цветок дикой вишни ( ока,или ямасакура –горная вишня), хризантема – мон(герб) императора, а также плывущая хризантема – герб знаменитейшего японского героя XIV века Кусуноки Масасигэ. Само же слово «камикадзэ», по одной из версий, появилось благодаря японцам, служившим в американской армии и флоте, и именно так, «по-простому», читавших эти два иероглифа (хотя данная версия вызывает много возражений). Так или иначе, камикадзэ называли себя во время войны именно «симпу», как, впрочем, и японская пресса.