Текст книги "Стану твоим дыханием (СИ)"

Автор книги: SashaXrom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Харона накрывает практически моментально. С самого начала, когда только горячие сухие губы сомкнулись на головке его члена, закоротило все нейроны. И сейчас, толкаясь в жаркую влажность рта захлёбывающегося слюной и давящегося парня, Харон чувствует неотвратимость раскалённой лавы оргазма. Его утягивает куда-то в глубину ревущего и бушующего моря. Топит, вышвыривает в запредел. Не успев даже отстраниться, да и не желая этого, он дрожащими пальцами впивается в шею парня и, плотно прижав его лицо к своему паху, кончает. Нирвана настолько осязаема, что Харону кажется, будто с этим свистом ветра в ушах, он пролетает через все галактики Вселенной, рассыпаясь на миллиарды молекул, каждая из которых взрывается нереальным удовольствием. Это такой экстаз, который просто невозможно передать словами.

– Бля-а-а-а-а, – хрипло воет Харон в ночное небо.

Хочется как можно дольше ощущать расслабленный посткайф, но Харон, не давая опомниться стоящему на коленях в песке парню, опускается рядом с ним и сразу же засасывает его в поцелуй. Обхватив одной рукой за поясницу, пальцами второй гладит по затылку и шее сзади. И целует, целует глубоко, ощущая свой же вкус и жадно вылизывая внутри рот своего наваждения. После секундной заминки тот начинает отвечать, и рука Харона перемещается с шеи на плечи. Спускается по расхристанной груди, выглаживает ключицы, грудные мышцы. Сжимает и растирает между пальцев соски, скользит ниже. Парень стонет, выгибаясь от каждого прикосновения, и Харон снова плавится от ощущений гладкой кожи под пальцами, от податливости этого послушного тела. Пальцы вцепляются в край полурасстёгнутой рубахи. Рывок. Треск вырываемых с мясом из ткани пуговиц. Горячая ладонь уже оглаживает мышцы пресса, настойчиво опускаясь ниже. Забирается за пояс джинсов, дергая на себя. Парень что-то стонет в рот Харона, но тот только усиливает натиск. Расстёгивает ширинку, сжимает в ладони ствол и ведёт кулаком вниз, оголяя головку.

– Ах-х-х-м-м-м, – вырывается из горла парня, и Харон прижимается вплотную, не переставая терзать поцелуем.

Рука движется быстрее, ритмичнее. Харон, невзирая на недавний оргазм, чувствует, что снова хочет. Постоянно хочет ещё. Физиология пока не готова соответствовать желаниям, но в голове пульсирует диким возбуждением категоричное «хочу». Наконец, Харон прерывает поцелуй в губы и быстро, хаотично целует везде, куда дотягивается. Одна рука крепко сжимает ягодицы, вторая движется по стволу чуть ли не каменного стояка парня. Харон уже совершенно по-животному вылизывает шею и плечи дрожащего и стонущего в его объятиях тела.

– Мой хороший, мой жаркий, мой чувствительный, – подушечка большого пальца проходится потирающим движением по уздечке. – Охеренный мой, – ладонь Харона ощущает максимальное напряжение члена и внутреннее дрожание по ходу уретры. – Да-а-а, мой сладкий, давай. Мо-о-ой, мой мальчик…

С хрипло-протяжным «Тво-о-о-ой», сотрясаясь всем телом, парень изливается Харону в руку. Харон, слизав сперму с ладони, обнимает его обеими руками и прижимает к себе, пытаясь продышаться. Закрывает глаза и чувствует, как его мальчик кладёт свою голову ему на плечо. Харона накрывает каким-то доселе неведомым ему чувством. В горле душит комок, перекрывающий кислород и вообще хоть какую-то способность дышать. И Харон практически не дышит, только изо всех сил прижимает к себе драгоценное тело. Хочется, чтобы это не заканчивалось никогда. Хочется стоять так целую вечность, даже не шевелясь. Хочется…

Но любая вечность рано или поздно заканчивается…

За секунду что-то меняется. Харон чувствует, как ещё недавно целиком и полностью принадлежавшее ему и льнущее к нему тело напрягается. Он наклоняется, поглаживая спину парня меж лопаток:

– Хорошо тебе было?

Андрей словно просыпается от глубокого сна… сознание возвращается… отрезвление обрушивается на него разрядом шаровой молнии, а вместе с ним приходит понимание того, что только что случилось:

– Бля-я-я, – он резко отшатывается от прижимающегося к нему демона, пару мгновений смотрит ему в глаза, внутри сжимается от ужаса катастрофы, что только что сломала ему жизнь. Андрей толкает в грудь обнимающего его парня, поднимается на ноги… шатаясь, делает пару шагов и снова падает на песок, обхватив голову руками:

– Пиздец, какой пиздец, – слова глухо отхаркиваются из горла.

Что он сделал?

Что он, блядь, сделал?

Отсосал парню.

Пиздец, какой же пиздец.

Кто он теперь?

Голову сжимает стальным обручем, в висках ломит, тело горит, словно он попал в самый эпицентр пожара.

Андрей, пошатываясь, поднимается; смотрит невидящим взглядом вдаль… делает шаг вперёд, ещё один… прямо перед ним набрасываются на берег высокие волны… ещё шаг… быстрее… срывается в бег… и вот уже море обнимает его колени, раскрывая перед ним свои объятия.

========== Харон and Андрей ==========

Харон находится в каком-то тупом оцепенении. Не то, чтобы он не ожидал подобной реакции, хотя, положив руку на сердце, всё-таки, именно такой – не ожидал. Как-то привык к тому, что даже совращаемые им иногда «типа натуралы» не так уж и ярко реагировали на своё «грехопадение». Ну да, натуралы, конечно – наверное, именно поэтому они тусят в гей-клубах, не стесняясь, накачиваются спиртным и пялятся на контингент. И именно поэтому охотно идут, куда позовут, разве что, изредка немного поломавшись для приличия. Но здесь совсем другой случай – Харон понимал это и раньше, понимает – очень отчётливо – и сейчас. К тому же, полученное совсем недавно удовольствие расслабило настолько, что он практически потерял способность соображать и действовал чисто на инстинктах.

Конечно, он не хотел сразу же вставлять по самые гланды. И кончать в рот, не давая парню возможности отстраниться – тоже не хотел. Всё произошло само собой. Или хотел? Всё случилось слишком стремительно, а сейчас уже не до анализа. Сейчас Харон хочет только одного: чтобы его мальчик успокоился. Проснувшуюся совесть, начинающую подгрызать изнутри, Харон игнорирует – не время. Сначала парень. Нужно как-то успокоить его, что-то сказать… Что? Что это не конец света? Что если ему было хорошо, если понравилось, то это нормально? Что он нисколько не хотел его унизить и всё это просто рефлексы? Что не нужно загонять себя в какие-то глупые, придуманные кем-то рамки? Что не стоит насиловать свою сущность и жить так, как того требует социум, а не хочешь ты сам? Это, бесспорно, сказать, может, и стоит. Да вот только никто сейчас ничего не услышит.

Харон топчется на месте, не решаясь снова обнять раскачивающегося на песке парня, обхватившего руками свою голову. Колеблется, прикидывая, как лучше поступить в данном случае. Затыкает очнувшееся раскаяние, которое ядовито замечает, что лучше было вообще такого не допускать. Но делать что-то нужно, в конце концов, по его милости произошло то, что произошло, а значит, ему и надо теперь как-то разгребать образовавшийся пиздец.

Харон делает шаг в сторону парня, а тот поднимается и, словно сомнамбула, бредёт к морю.

«Смыть с себя грязь случившегося», – появляется в голове дичайшая по своему идиотизму мысль, и Харон подавляет невольно вырвавшийся нервный смешок.

Шаги парня ускоряются. Он уже почти бежит к воде, влетая в бушующую полосу прибоя. Даже у берега волна достаточно высокая – тело всё дальше уходящего в море захлёстывает взбесившимися волнами. Одна сбивает его с ног, но он поднимается и снова идёт вперёд, дальше, глубже…

«Море коварное, далеко не заплывай в шторм – течение здесь очень сильное», – слова Вахтанга, сказанные Харону накануне его поездки в город, словно обухом по голове. Включают, заставляют действовать мгновенно и без промедления. Потому что промедление может стать фатальным.

– Стой! – кричит Харон, но его голос тонет в шуме прибоя и разрывается на мелкие ошмётки бешеным ветром. – Вернись, я кому сказал? Стой, мать твою, – Харон срывается с места и бежит следом, бросаясь в разбушевавшуюся стихию.

Течение, действительно, очень сильное. Да и шторм неслабый. Харона с ног до головы обдаёт солёными брызгами и окатывает холодной водой. Одежда промокает моментально, кроссовки превращаются в тяжеленные гири и тянут вниз. Харон избавляется от обуви и настигает своё наваждение, у которого абсолютно безумный взгляд и почти белые, трясущиеся губы. Внутри словно ледяной когтистой лапой кто-то безжалостно сжимает сердце, и Харон пытается избавиться от этого парализующего страха.

– Ты что творишь, мать твою? – орёт он, хватая парня за плечи и пытаясь вытащить из моря. – Совсем охренел? Самоубийца недоделанный!

– Да пошёл ты! – таким же ором в ответ, и парень, вывернувшись из захвата, – держать мокрое тело, облепленное свисающими лохмотьями рубахи довольно непросто, – отталкивает от себя Харона.

Сильным толчок не получается – обоих швыряет в волнах. Харону удаётся удержаться и успеть подхватить почти потерявшего равновесие парня. Он тут же сгребает его и прижимает к себе, обхватив обеими руками.

– Выходим, – кричит он, пытаясь тащить за собой упирающееся наваждение. – На берег, живо! Быстро вышел, иначе я тебя собственными руками прикончу, паршивца такого. Ты понимаешь, что жизнь – это самое дорогое, что у тебя есть? Ты это понимаешь? Ты что удумал, а? Это не способ решения проблемы. Это бегство от проблемы. Ты сбегаешь от самого себя, нихрена не решив. Ты же сильный, мать твою, ты же не слабак. Что ж ты ведешь себя, как последний придурок?

– Сам ты придурок, – с ненавистью шипит парень, продолжая выворачиваться. – Отпусти меня. Отпусти, сказал. Сейчас же.

– Хрен тебе, – Харон стискивает дрожащее тело ещё крепче. – Отпустить… ага, щас, разогнался. Чтоб ты мне утопился здесь? Какой же ты идиот, что же ты…

– Топиться? Я? Из-за тебя? Ещё не хватало, – орёт в ответ наваждение. – Не дождешься, сволочь. Буду я из-за какой-то хрени…

– Вот именно, что из-за хрени, – Харон уже более спокоен – они почти вышли, но отпускать он никого не собирается, а постепенно продвигается к берегу, борясь с прибоем, подталкивая и таща за собой уже меньше упирающегося парня. А когда они оказываются на суше, падает на влажный песок рядом с тяжело дышащим несостоявшимся «утопленником». – Херня ведь, на самом деле. Ну сам посуди, если вдуматься, то ничего же не произошло такого, из-за чего…

– Ничего не произошло? – Андрей смотрит на него, как на умалишённого. – Ничего не произошло? А-а-а, ну для тебя, конечно, что произошло-то по факту? Ты-то таким способом по сто раз на дню упражняешься. Да?

Снова начинают дрожать губы, подступает озноб – то ли от холодного ветра и насквозь мокрой одежды, то ли от вновь закипающей ярости. Андрей подрывается на ноги, его ведёт в сторону, но он, покачиваясь, тем не менее, удерживает равновесие. Харон тоже вскакивает – мало ли, сейчас рванёт обратно. Но парень, сжав в кулаке край мокрой футболки Харона, дёргает того на себя.

– Ты, – шипит он в лицо Харону. – Ты, сука, поиграть захотелось? Скучно живёшь? Развлечение себе нашёл? Что же ты со своими друзьями-пидорасами так не развлекаешься? Что ты ко мне привязался?

– Послушай… – начинает Харон, не пытаясь отстраниться и отцепить от себя сжимающиеся в бессильной ярости пальцы, но закончить фразу не получается из-за набирающего силу крика, который чуть ли не перекрывает шум прибоя.

– Нет, это ты меня послушай, – Андрей делает шаг вперёд, заставляя противника отступить. – Что тебе надо от меня? Что ты там про душу пиздел? Это ты сейчас вот с душой моей разговаривал? Вот таким способом, да?

Андрей задыхается – эмоций слишком много, они вытягивают последние остатки энергии.

– Я ненавижу тебя, сука, – наваливается головокружение, ноги отказываются держать тело, и чтобы удержать равновесие, Андрей хватается за плечо стоящего напротив парня. – Душа, говоришь? О душе моей ты подумал? Да ты, не разуваясь, по ней прошёлся. Наплевал ты мне в душу, сука. Откуда ты взялся вообще? Зачем? Почему я? Ты залез ко мне в голову, я спать не могу, я везде тебя вижу – отвали от меня, я прошу тебя. По-человечески, блядь, прошу, если в тебе вообще есть что-то человеческое.

Эмоциональный откат, усугублённый навалившимся похмельем, давит тяжестью на и без того отказывающееся подчиняться тело. Усталость, желание закрыть глаза, провалиться в спасительное забытье – всё это толкает Андрея вперёд, в тут же раскрывшиеся в объятии руки его персонального демона.

– Пусти меня, – бормочет сквозь сжатые губы Андрей, не пытаясь отстраниться. – Пусти меня, сука.

– Я пущу тебя, – мягко говорит Харон, прижимая к себе своё непокорное счастье. – Провожу тебя до твоего номера и тут же пущу.

– Нехер меня провожать. Я сам… – кажется, что парень пьянеет по новому кругу, настолько затормаживаются его реакции.

– Сам, сам, родной, – Харон внутренне удивляется своему терпению, но подумать об этом он успеет потом. – Тс-с-с, давай, мой хороший, вот та-а-к, пошли. Всё хорошо будет.

До отеля они добираются достаточно быстро – к счастью, он недалеко. В холле натыкаются на тётку-администраторшу, которая во все глаза пялится на двоих абсолютно мокрых парней, один из которых ещё и босиком. На светлой плитке остаются капли воды и грязные, влажные следы ног Харона.

– Боже, – единственное, что может произнести администратор, глядя на это явление.

– Я понимаю, что не положено, – улыбается Харон и двигает по стойке рецепшн ещё одну купюру, мысленно радуясь, что хотя бы деньги остались сухими – поясной кожаный кошелёк не промок в море. – Но мой друг слегка перебрал, сам идти не в состоянии. Я провожу.

Администратор молча выкладывает ключ на стойку, и Харон тащит Андрея в лифт. Оказавшись внутри кабины, Андрей слегка включается, пытается вырваться, но Харон держит крепко, продолжая, как заведенный, повторять «всё хорошо» и «всё в порядке». В номере Харон подталкивает парня к двери санузла. Тот вяло сопротивляется, но позволяет стащить с себя мокрую одежду и заходит в душевую кабину. Харон ждёт с полотенцем в руках и сразу же обнимает им вышедшего из душа парня. Движения того всё ещё замедленны, реакции заторможены. Харон укладывает своё наваждение в постель и стоит посреди номера. Парень лежит и смотрит в потолок. Харон не знает, что делать и нужно ли вообще что-то делать. Но такая реакция напрягает его ещё больше. Лучше бы истерика, ор, обвинения, драка, что угодно, только не такая вот апатичность. Именно в подобном состоянии люди чаще всего решаются на какие-то фатальные поступки. Его нельзя оставлять одного.

– Я останусь, – Харон опирается на стол, садиться в кресло в мокрой одежде не очень приятно. – Утром уйду. Сейчас, сам понимаешь, добраться мне нечем. Мог бы пешком, но босиком тоже как-то не очень удобно.

Парень поворачивает голову на звук голоса Харона и смотрит будто бы сквозь него.

– Слышишь меня? – Харон пытается добиться хотя бы подобия понимания. – Я не сделаю тебе ничего плохого. Вообще ничего не сделаю. Можешь на этот счёт не переживать. Я просто дождусь утра и уйду.

– Да делай, что хочешь, – равнодушно выдыхает парень и отворачивается к стене.

Харон выжидает некоторое время, а когда слышит ровное глубокое дыхание, подходит к кровати и заглядывает за плечо лежащего. Его веки плотно сомкнуты, ресницы слегка подрагивают, лицо бледное, а под глазами залегли глубокие тени. Поставив на тумбочку у кровати минералку из мини-бара номера и стакан, Харон уходит в душ. С удовольствием снимает с себя мокрую футболку и неприятно липнущие к ногам джинсы. Развешивает это всё вместе с одеждой хозяина номера на сушилке. Немного сомневается насчёт рубашки парня – теперь её осталось только выбросить, но вешает и её. Затем долго стоит под горячим душем и, надев белый отельный халат, выходит из санузла. Глянув ещё раз на спящее наваждение, глубоко вздыхает и выходит на балкон. Курить хочется неимоверно, но сигареты вместе с зажигалкой безнадёжно промокли в кармане джинсов. В холле гостиницы – он видел – есть автоматы, сигареты можно купить, но это лишний раз попадаться на глаза администраторше. Харон терпит, сидя в плетёном кресле на балконе и разжёвывая третью по счёту жевательную резинку.

Змей с укором смотрит из противоположного угла балкона. Харон чувствует его взгляд, но поднять голову и посмотреть в глаза учителя – не может.

– Твоё поведение недопустимо, – Змей каким-то непостижимым образом зависает над перилами балкона, куда устремлён взгляд Харона. – Это отвратительно, бесчеловечно, подло, абсолютно безответственно и…

– … и недопустимо для Топа, – заканчивает Харон. – Да знаю я, знаю. Ну так получилось, что теперь? Откуда я знал, что именно так всё выйдет?

– Не знал? – прищуривается Змей, склонив набок голову. – Серьёзно, Харитон? Ты не знал, что у парня никогда не было никаких контактов с представителями своего гендера? Ты не знал, чем это может закончиться? Что тебе нужно, чтобы ты это понял? Может, ему всё-таки надо было захлебнуться в том море, тогда бы до тебя дошло?

Харон стонет сквозь зубы и вцепляется пальцами во влажные волосы.

– Я не знал, что он настолько, настолько… дикий.

– Должен был предвидеть, – Змей категоричен. – Обязан был, как Топ…

– Да какой я ему Топ, – горячится, перебивая, Харон. – Я ему вообще никто.

– Вот именно, – подтверждает Змей. – Ты для него вообще никто. Так почему же ты решил, что тебе позволено вести себя так, будто он – твоя собственность? Да и, честно говоря, твои замашки и в отношениях вызывают вопросы.

– Я не решал, – Харон опирается подбородком о перила. – Оно само как-то так вышло. Я не хотел…

– Не хотел? – Змей качает головой и растворяется в густом сумраке южной ночи.

– Хотел, – упавшим голосом соглашается Харон. – Хотел я… И сейчас хочу. Постоянно его хочу. Совсем мозгами поехал. Но да, так – вот именно так – нельзя было. Да и вообще нельзя. У него своя жизнь, у него своё мировоззрение, и кто я такой, чтобы ломать это всё. Ну да, ему хорошо со мной, бесспорно. Но секс – это же ведь ещё не вся жизнь, хотя и без секса жизнь – не жизнь. Но помимо секса есть ещё блядский социум с его установками, и не каждый может противостоять… Блядь, что я несу? Какой в пизду социум, с социумом ему разбираться ещё предстоит, я в первую очередь ему самому жизнь испохабил.

«Наплевал ты мне в душу»

А ведь так и есть.

«Не разуваясь, по ней прошёлся»

Он полностью прав.

«Для тебя-то, конечно, ничего не произошло…»

Чёрт, ну он же сам…

Ну, конечно, сам он. Только прежде, чем он сам, ты его вымотал и морально, и физически. Приколами своими, ещё начиная с книжного. А в поезде ты что творил? Цирк весь этот… Зачем? Чего ты хотел добиться?

«Скучно живёшь? Развлечение себе нашёл?»

Тянет тебя, видите ли. Остановиться, сука, не можешь. Только свои желания видишь. Захотел – взял. А так нельзя. Нельзя, блядь. Ты его в поезде лапал, ты его здесь по своему хотению уволок. Руки заламывал, угрожал, душил… Сам он, как же. Какого хуя ты к нему примотался? Хочешь его? Хоти молча, блядь. А так, конечно, он сам всё сделал. Ты его довёл. Он это что, от большого желания сделал? Желание было, бесспорно, но сделал он это от отчаяния. И под алкоголем. На инстинктах. И для тебя это действительно ерунда, а для него… Ты его душу насильно вынул и изнасиловал. Прямо в ту самую душу. Молодец, блядь. А теперь возьми и скажи ему, что это ты от большой любви и слетевшей крыши…

Что, блядь? Любви? Да какая любовь? Когда любят, так не поступают. Эгоизм высшей степени, а не любовь. Как быстро ты его бросишь, когда трахнешь?

Никогда…

Да ладно, себе-то хоть не ври.

Это иначе…

Да конечно. Иначе, потому что он сразу на твой хуй не запрыгнул? Синдром охотника включился?

Заткнись, блядь.

Не нравится правда? А если бы он утопился к ебеням? Как бы ты смотрел в глаза его близким? Или сбежал бы и сделал вид, что ты здесь не причем? Как это называется? Доведение до самоубийства?

Заткнись, сука.

А ведь так и есть. Ты насильник. Ты самый настоящий насильник. Что бы ты сказал его матери? «Простите, но ваш сын погиб, потому что я его заставил отсосать себе»? Ты же у нас любишь правду, да? Правду бы и сказал. Ты же хотел этого. Хотел. Тебя же до сих пор плющит, когда вспоминаешь, как он стоял перед тобой на коленях. Взгляд его пьяный, поплывший. Ты же даже сейчас возбуждаешься, когда вспоминаешь свой хуй у него во рту. Извращенец конченный. Понравилось, да?

Блядь, но он же сам… Это всё случайность. Это обоих проштырило… Он и сосать-то толком не умеет…

Ну конечно, где б он научился? Только что-то тебе его неумение не помешало кончить буквально за секунды. Прямо в рот кончить. В рот, в самую глотку парню, который делает это впервые. Ещё скажи, что он тебя отблагодарить должен был за такую милость. Доволен теперь? А если он мозгами подвинется от того, что ты с ним сделал? Что тогда? Ты об этом подумал, когда хуй свой совал? Нихуя ты ни о чём не думал. Безответственный больной ублюдок. Тебя нужно за решёткой держать, подальше от людей, если ты не можешь со своими желаниями совладать. Там тебе самое место. Хотя бы извинился, но куда там, корона спадёт, блядь.

Харон тихо стонет сквозь зубы. Стон переходит в вой, он уже даже не понимает, с кем разговаривает – то ли со Змеем, то ли со своей совестью, то ли с самим собой.

Невозможным почти усилием взяв себя в руки, он немного успокаивается. В любом случае, хорошо, что хотя бы все живы. Это самое главное. А остальное… Остальное он постарается исправить.

Вымотавшись до предела, Харон возвращается в номер. Парень спит, разметавшись по кровати. Подавив в себе желание лечь рядом, Харон располагается в кресле. Но минут через тридцать начинает ломить спину. Вместе с желанием закурить это становится просто невыносимо терпеть. Харон крутится, пытаясь найти удобное положение. Замирает, услышав стон своего наваждения. Парень спит беспокойно – мечется по постели, что-то бормочет. У Харона сжимается сердце. Он сам хренеет от собственных реакций на этого пацана, но это сильнее него.

«Оставайся на месте, сука, – сам себе рычит Харон, – не смей к нему приближаться».

Но внушения бесполезны. Тем более, что каким-то шестым чувством Харон ощущает, что сейчас, именно сейчас, его порыв не принесёт неприятностей. Наоборот, это необходимо сделать. И пусть это как по минному полю, как по хрупкому льду, но семь бед – один ответ. Харон поднимается, садится на край кровати и почти невесомо гладит хрипло стонущего парня по плечу.

– Тс-с-с-с, – как тогда, в поезде, – это сон, просто сон. Тише, родной мой, успокойся. Всё хорошо.

Харон, опираясь на один локоть, ложится на край кровати. Гладит уже ощутимее, всей ладонью – широко, тепло. По плечу и спине, успокаивающе, расслабленно, повторяя тихим шёпотом, что всё хорошо. Невероятно, но парень успокаивается под этими прикосновениями и поглаживаниями. Он выдыхает, всхлипывает, переворачивается на другой бок – лицом к Харону – и притягивает того к себе. Обалдев от ощущений и реакции, Харон обнимает расслабленное тёплое тело своего наваждения, закрывает глаза и проваливается в сон.

Утро наступает настолько быстро, что Харону кажется, что он вот только минуту назад закрыл глаза. А солнце уже нещадно шпарит своими лучами в окно, и лёгкая штора ему вовсе не помеха. Харон улыбается, ощущая в своих объятиях того, кого хочется обнимать постоянно. Но воспоминания вчерашнего дня омрачают радость такого близкого пробуждения. Харон решает встать сейчас, пока парень ещё не проснулся, или лучше, наоборот, сделать вид, что он спит. Ещё позавчера он даже и не подумал бы подниматься, но после случившегося приходится учитывать каждую мелочь. Харон осторожно отодвигается, пытаясь выпутаться из объятий, и тут лежащий рядом открывает глаза. Отпрянув от Харона, он перекатывается на край кровати, судорожно стискивая на животе простыню. Но лёгкая ткань не может скрыть эрекции, топорщась «палаткой» ниже паха парня. Харону нужно прямо сейчас встать с кровати и свалить к чёртовой матери из жизни этого человека. Харону нужно не пялиться на напряжённое до предела тело. Нужно отвести взгляд хотя бы от распухших губ с небольшой ранкой в уголке рта. Харон радуется, что он хотя бы в халате, который так и не снял, – хвала небесам, ума хватило, – когда ложился. Харону нужно уходить. Но он абсолютно наперекор тому, что нужно, тянется к парню и, глядя тому в глаза, медленно произносит:

– Доброе утро.

Молчание. Парень смотрит на Харона не отводя взгляда, продолжая комкать в кулаке простыню, и крепко сжимает губы, пытаясь скрыть пробежавшую по ним дрожь.

– Всё в порядке, – говорит дальше Харон. – Я просто уснул. Вымотался. Места больше не было. И видишь, я в одежде. Всё хорошо.

Парень нервно облизывает губы, и Харона замыкает. С мучительным стоном он рывком бросается к своему наваждению и присасывается к его губам жадным поцелуем.

– Не могу, – бормочет он, на секунду отстранившись. – Не могу просто. Прости. Прости меня, это сильнее, ты меня с ума сводишь… Прости…

Харон, полностью теряя голову, обнимает парня за шею и, притянув к себе, с очередным стоном прижимается к его губам, проталкивая язык глубоко в рот. Пальцы гладят затылок и шею, язык скользит по зубам и дёснам. Харон втягивает губы парня и слегка прикусывает. Тот не сопротивляется и, кажется, даже начинает отвечать. Его тело уже ощутимо потряхивает, и Харон, окончательно обезумев, целует с таким напором, что это больше похоже не на поцелуй, а на секс. Он просто трахает рот парня своими языком и готов сейчас поставить сто против одного, что тому это нравится.

– Мой мальчик сладкий, наваждение моё, – стонет Харон, оторвавшись от рта парня и покрывая поцелуями его тело.

Шея, плечи, ключицы, грудина… обводит языком по кругу сосок. Руки скользят по бокам, оглаживая ребра и пресс. Тело под его руками выгибается. Харон смыкает губы на соске и втягивает его в свой рот. Наградой звучит протяжный стон и мурашки на коже под ладонями Харона. Лизнув сосок по верхушке, Харон отпускает его и слегка сжимает зубами второй, слыша очередной длинный низкий стон. Пальцы парня разжимаются, он отпускает простыню, и Харон стаскивает её, зацеловывая оголяющиеся участки кожи.

– Мой, – хрипло бормочет Харон, проходясь несильными засосами по животу, – мой хороший, мой охеренный. Какой же ты чувствительный, какой горячий. Как же мне хорошо с тобой. Сказка моя, чудо моё…

Стоны парня становятся ещё громче. Он неосознанно разводит в стороны колени и прогибается в пояснице. Харон вылизывает его пах, постепенно спускаясь ещё ниже. Проводит языком по мошонке, слегка приподнимая её. Облизывает по бокам, всасывает в рот по очереди, перекатывая языком внутри.

– А-а-а-а-х-хм-м-м-м, – слышит Харон и одним движением всасывает в рот член парня. Сразу на всю длину. До упора. Сжимает губами основание и плотно прижимает язык. Расслабляет горло и делает несколько глотательных движений. – Да-а-а-а-а-а, – почти кричит наваждение, ещё больше изгибаясь и вцепляясь пальцами в постель. – О-ох-х-х-х, да-а-а-а-а-а.

Харон скользит губами по стволу члена, заглатывая и натягиваясь ртом до самого максимума. Утыкается носом в гладкую кожу паха, втягивает щёки и сосёт глубоко внутри, создавая во рту вакуум. Парень дрожащими пальцами вцепляется в его волосы, судорожно толкается, проезжаясь головкой по стенке глотки. Харон стягивается, немного выпуская член и с пошлым чмоканьем засасывает его обратно. Возбуждение тянет собственные яйца, и Харон обхватывает в ладонь свой член, упираясь одной рукой о постель, между раздвинутых ног своего парня. Сосёт и двигает рукой в одном ритме. Сглатывает с каждым разом, когда член упирается в его горло. И чувствует, что уже сейчас, вот-вот… Стоны парня становятся более рваными – короче, интенсивнее, а его тело уже просто колотит. Харон сжимает свой член сильнее и ускоряется. Оргазм взрывает изнутри, извергаясь вместе с финальным воплем парня и потекшей в горло Харона спермой. Харон ещё какое-то время держит во рту член, медленно и неторопливо обсасывая и вылизывая его. Выпускает изо рта, целует тяжело дышащего парня в живот и поднимается с кровати.

Идёт в ванную, переодевается в свою одежду. Заглядывает в комнату. Парень всё ещё лежит в постели и смотрит на него таким взглядом, словно сам Дьявол сейчас стоит перед ним.

– Всё хорошо, – утвердительно говорит Харон, глядя на своё охреневшее наваждение. В голове крутятся глупости, типа «это был мастер-класс», «вот таким должен быть отсос» и подобные. Харон игнорирует готовые сорваться с языка скабрезности. – Всё в порядке. Я уже ухожу.

Харон замолкает, раздумывая, стоит ли спросить то, что его сейчас волнует:

– Ты когда обратно? – решается он.

– Завтра, – на автомате звучит ответ.

– Я так понимаю, обратно ты по той же брони едешь? – парня хватает только на утвердительный кивок. – Думаю, это и моё место тоже. Кто ж ездит один по курортам? – он слегка улыбается. – И наличие меня в одном купе с тобой – совсем не повод менять билет или опасаться насчёт того, что я стану навязывать тебе какие-то вещи, которых ты не хочешь. Не стану, не переживай. Я никогда больше ничего не сделаю, если ты, конечно, сам не попросишь. Это понятно? – парень снова кивает. – Ты в порядке?

– Да, – снова утвердительный кивок.

– Ну, я пойду?

– Иди, – хрипло-вымученный ответ, но Харон видит, что парень в относительном порядке, хотя и обалдевший.

Но это не то состояние, которое было вчера. Он более-менее в норме, что не может не радовать Харона. Надо идти. Надо. Но как же не хочется…

– Пойду, – он разворачивается и идёт к выходу.

Идёт, не оглядываясь, хотя кожей чувствует взгляд у себя на спине. Захлопывает дверь номера, спускается в холл и первым делом покупает сигареты. За стойкой администратора девушка, в которой Харон узнаёт вчерашнюю «курицу», нагло лапавшую его мальчика. Без яркого макияжа и в другой одежде девушка выглядит намного симпатичнее, но Харону всё равно, как она выглядит – перед глазами стоит вчерашний навязчивый образ. И он бы, возможно, просто прошёл мимо, невзирая на мутную ярость, поднимающуюся откуда-то из глубины. Обязательно бы прошёл, ничего не сказав этой кобылице, пилящей свои когти за стойкой. Если бы она сама не окликнула его, вдруг резко вспомнив о своих обязанностях:

– А вы откуда?

Харон резко разворачивается на пятках и подходит к стойке. Упирается руками и, глядя в глаза девушке, медленно произносит:

– Из преисподней. Ещё есть вопросы?

– Вы кто вообще? – девушка отшатывается и смотрит удивлённо расширенными глазами. – В смысле, из преисподней?

– В прямом смысле, – Харон сверлит «курицу» одним из своих самых убийственных взглядов.