Текст книги "Стану твоим дыханием (СИ)"

Автор книги: SashaXrom

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 18 страниц)

– Ты какой-то сегодня задумчивый, – Жанка пристально смотрит ему в глаза, томно расположившись рядом с ним на кровати с бокалом вина.

– День суматошный, не обращай внимания, – Андрей протягивает руку и проводит по гладким и ухоженным волосам девушки.

– Как не обращать внимания, если мой парень грустит, – Жанка ненавязчиво отводит голову от рук Андрея – не любит, когда он портит её идеальные волосы. – Я просто обязана утешить тебя, – тут она кокетливо проводит острым язычком по верхней губе, ставит бокал на пол и опускает взгляд.

Дыхание сразу тяжелеет, намерения девушки ясны, да и сама она уже приступает к активным действиям, наклонившись к животу Андрея и выцеловывая дорожку вниз.

Возбуждение растёт навстречу горячему дыханию, и вот Жанка уже осторожно прижимается губами, пропуская головку эрегированного члена Андрея в свой рот. Тут же обхватывает рукой ствол, движения отработанные, механические – Жанка словно выполняет работу, и чем быстрее она её выполнит, тем быстрее сможет приступить к чему-то более интересному.

Андрей смотрит на её склонённую голову и, повинуясь мгновенному желанию, кладёт руку девушке на голову, притягивая ближе, чтобы почувствовать жар в глубине её рта. Жанка давится и возмущённо отстраняется:

– Совсем? – глаза её мечут молнии, и она брезгливо кривится.

Возбуждения нет, будто и не было.

– Зачем ты это делаешь, если тебе не нравится? – спокойно спрашивает Андрей.

– Потому что все это делают, потому что я не хочу, чтобы ты, в случае моего отказа, нашёл это где-то на стороне, – нехотя признаётся девушка. – Да и вообще, как это может нравиться? Это унизительно.

– Мне бесконечно приятно слышать, что моя девушка считает себя униженной, когда делает что-то для меня, – Андрею совсем не хочется выяснять отношения, но, нак водится, отношения сами выбирают, когда им выясняться.

– Ты что, нарочно, именно в этот день решил меня довести? – губы Жанки начинают подрагивать – верный признак, что она сейчас расплачется.

– Прости, – Андрей чувствует себя виноватым. – Иди ко мне.

Жанка победно улыбается и тянется к губам Андрея.

И дальше всё по стандарту, набившему оскомину. Дальше они с Жанкой занимаются любовью. Не надо путать «занятия любовью» с «потрахаться». По мнению Жанки, интеллигентные люди, а они такими и являются, занимаются исключительно любовью, а значит красиво, эстетично, с ласковыми словами в процессе. Только так и никак иначе – есть сценарий – играем только его.

На ночь Жанка заплетает волосы в толстую косу, чтобы не растрепались за ночь, устраивает голову на плече Андрея и быстро засыпает.

Он же лежит, уставившись в одну точку на потолке, сон не идёт, а в голове мелькают обрывки недавнего разговора:

«Что ты хочешь?»

«Твою душу»…

Выбросить бы из головы, ведь это совсем ничего не значит – мало ли таких странных и случайных встреч у каждого в жизни? Но нет, перед глазами жёсткое лицо, на котором написано, что его владелец знает об Андрее что-то такое, чего он сам не знает.

Тревожный сон приходит только под утро…

Темнота. Ощущение чьей-то близости. Остро. Волнующе. Опасно.

Сильные руки ложатся на плечи, к спине прижимается чьё-то жёсткое тело – тесно, впритык – дрожь вниз по позвоночнику скатывается и собирается в тяжёлый, пульсирующий комок.

Дыхание в шею:

– Хочешь меня?

Сухость в горле, хочется ответить, но голос пропадает, тело не слушается, льнёт к тому, кто за спиной.

– Хочешь меня?

Поцелуи по кромке волос – незнакомо, хищно, почти укусами.

– Хочешь меня?

Пульсация усиливается, напряжение так сильно, что стоит дотронуться до ставшего одним сплошным нервом тела, как всё закончится.

– Хочешь меня!

Изнеможение давит на плечи, заставляя склониться под властью уверенного голоса. Связки оживают и из воспалённого горла хриплое:

– Да-а-а-а…

– Андрей, проснись, ты мечешься по кровати, разбудил меня, – укоризненный голос под ухом. Андрей открывает глаза – утро.

– Тебе что снилось? – Жанка потягивается и садится рядом. – Ты так дышал, будто бежал от своры бешеных собак.

– Я не помню, – Андрей хмурится, вспоминая фантомное возбуждение, странные ощущения и иллюзию чьего-то присутствия за спиной.

– Бывает, – Жанка весело спрыгивает с кровати. – Я в душ. Ты со мной?

– Нет, я до дома – дел много, – очень хочется вместо того, чтобы бежать, просто упасть обратно под тёплое одеяло и провалиться в сон.

Организм не успел отдохнуть, тупая боль растекается под черепной коробкой. Андрей разминает затёкшие мышцы – утро без кофе подобно смерти. За всё время общения с Жанкой он каждый раз надеется, что однажды утро встретит его горячим ароматом свежесваренного напитка, но остаётся, как год назад, как и два, как и сегодня, довольствоваться чем-то сублимированным из банки.

Как-то Андрей сам купил всё для утреннего ритуала и пару раз успел насладиться прекрасным утром, но потом Жанка рассыпала зёрна и выкинула их, потом куда-то затерялась турка, а электрическая кофемолка таинственным образом оказалась сломанной.

День проходит в суете рутинной работы, а вечером Андрей едет к медицинской академии, чтобы помочь тётке доставить до дома необходимый ей ворох бумаг.

Академия пустынна, ни студентов, ни преподавателей – в такое время тут можно найти разве что Людмилу Олеговну – тётку Андрея – она любит поработать в тишине, чтобы никто не отвлекал, да ещё, быть может, пару-тройку энтузиастов. Кафедра уже закрыта, деканат тоже, пройдясь по этажам в поисках родственницы, Андрей спускается во двор, набирает номер:

«Данный абонент недоступен или находится вне зоны действия сети».

Андрей чертыхается и набирает сестру:

– Ты не переживай, она точно где-то там, – тараторит Наташка. – Ты подожди возле входа, она, наверное, или в архивах, а там подвалы – связь не проходит, или ещё где-то наподобие этого. Ей же смс придёт, что ты звонил. Она перезвонит. Пока, родной. Мне некогда сейчас.

Стоять возле входа скучно – территория большая – много блоков и корпусов – неясная география. Андрей решает пройтись, хоть он и не так редко бывал в академии, дело ограничивалось только главным зданием, а тут наверняка должно быть много интересного.

Запутанные дорожки приводят его в одноэтажному длинному зданию, которое почти закрывают разросшиеся кусты. Конец весны, всё в цвету – Андрей идёт медленно вдоль здания, вдыхая полной грудью одуряющий аромат цветения.

Внезапно он замирает – слышится какой-то звук, проникающий на улицу через одно из окон. Звук похож то ли на стон, то ли на крик.

Непонятно.

Андрей хмурится. Показалось?

Но звук повторяется.

Любопытство часто оказывается сильнее здравого смысла, и Андрей подходит ближе к тому самому окну, чтобы заглянуть внутрь.

Прямо перед ним, на расстоянии нескольких метров – стёкла на удивление чистые и видимость стопроцентная – бесплатное кино, в лучших традициях Наташкиных вкусов – картина, достойная популярных порнографических сайтов.

Только то не кино, это происходит на самом деле, а Андрей – невольный свидетель разыгрываемого действия – одно из действующих лиц пьесы.

Этого не может быть.

Не может быть.

Это не он.

Таких совпадений не бывает.

Он.

Это он.

Тот парень, с которым Андрей только вчера столкнулся в книжном, который мельтешил в памяти почти сутки, а теперь вообще никогда не сотрётся из воспоминаний – ритмично, размеренно трахает – именно трахает, тут не подойдет утончённое Жанкино «занимается любовью» – чьё-то распятое перед ним голое тело.

Сам же он полностью одет, не считая приспущенных джинсов. А тело под ним сотрясается крупной дрожью – кто это понять невозможно, голова свешивается со стола вниз и не видна в пределах видимости. Единственное, что ясно, так это то, что это не девушка. Между широко разведённых ног возбуждённый член, а пальцы рук, сжимающие соски, плотно прижаты к плоской груди.

Первое желание бежать – от неожиданности, от шока, от жуткой открывшейся перед ним порнографичности.

Ступор.

Растерянность.

Возбуждение?

И тут парень поднимает голову и на Андрея смотрят пронзительно-зелёные глаза. В них мелькает удивление, потом насмешка, потом ещё какая-то совсем непонятная эмоция. Он сжимает губы, и так же глядя на Андрея увеличивает темп, заставляя тело под ним издавать те самые звуки – стон-крик, что и привели Андрея к проклятому окну. А парень вдруг совершенно неожиданно улыбается, и это, наконец, приводит Андрея в себя. Он отшатывается от окна и, ломая кустарник, пробирается в сторону главного корпуса.

– Андрей, я уже звонить тебе собиралась, – тётка стоит возле входа и удивлённо смотрит на него. – Ты откуда такой взъерошенный. В анатомичку случайно забрёл, что ли?

Андрей судорожно сглатывает, пытаясь придумать ответ, но тётка уже и забыла о своем вопросе.

– Так, пошли поднимемся ко мне, я там всё приготовила. А потом домой.

Андрей кивает. Всё что он сейчас хочет – это оказаться как можно дальше от этого места.

========== Харон ==========

Тогда, после неудачного посещения клуба и больше расстроившего, чем принёсшего удовлетворение, съёма, Харон, прежде чем покинуть заведение, решил заполировать отвратное послевкусие чем-то покрепче. И ожидая зашивающегося бармена около стойки, увидел одного из нечастых посетителей «Андеграунда».

Кажется, его звали Игорем, но Харон не был в этом точно уверен. Но вот то, что «Игорь» его узнал – сомнений не вызывало.

– На ванильку потянуло? – улыбаясь, спросил тот, когда Харон кивнул в приветствии.

– Тебя, смотрю, тоже? – не остался в долгу Харон.

– Я здесь случайно, – присев ближе, чтоб не перекрикивать музыку, поделился тот. – Стрелку набили, да прокинули, – он рассмеялся. – Знаешь, есть такие любители «подинамить».

– Бывает, – поддерживать разговор Харону не хотелось, но что-то его останавливало от того, чтобы просто развернуться и уйти.

– Тут неподалёку есть очень достойный абсент-бар, – тем временем продолжал знакомый. – Составишь компанию?

– А «зелёная фея» не приревнует? – ухмыльнулся Харон. – Собственно, – он бросил взгляд на часы: время ещё вовсе не позднее, всего-то начало двенадцатого, а втыкать дома не очень-то и хотелось. – Почему бы и нет?

Бар Харону понравился. Бывать раньше здесь не доводилось, и Харон отметил для себя это место, как стоящее. С удовольствием наведался бы ещё.

Спокойная обстановка, расслабляющая атмосфера, репродукции картин французских импрессионистов на стенах и приятное обслуживание. Девушка-официантка много рассказывала о культуре распития абсента, помогала с приготовлением напитка и выбором. Абсентная карта в этом баре занимала почти четыре страницы, и человеку, не совсем искушённому, определиться было бы непросто.

Харону понравилось, что напротив каждого наименования абсента в карте указывалось процентное содержание туйона – именно того, что и должно «торкать». Выпили по четыре разных. Но Харон почувствовал эффект только от алкоголя, «фея» его проигнорировала. Хотя Игорь – да, Харон не ошибся, именно так и звали его случайного соратника по абсенту – приход, видимо, почувствовал. Его понесло в пространные рассуждения, прорывался беспричинный смех, а внешний вид походил на вид человека, обдолбившегося анашой.

Харон даже немного позавидовал – забыться и расслабиться хотелось и ему. Понимая, что Игорю не скучно уже и с самим собой, Харон решил выдвигаться домой, но тут Игорь, наклонившись в его сторону, подмигнул, и принялся выкладывать историю своих отношений с недавним партнёром.

Обычно Харон таких историй не слушал, как и о своих предпочитал не распространяться. Но здесь зацепило имя партнёра Игоря и его профессорская должность. Харон насторожился.

– Так уж и профессор? – подначил он разоткровенничавшегося Игоря.

– Да самый настоящий, – горячечно доказывал тот. – Анатомии, кажется. Он вроде бы как даже в нашем меде кафедрой заведует или раньше заведовал, точно не скажу. – Игорь расхохотался. – Знали бы его студенты, что их преподаватель вытворяет. Но он это в секрете держит, понятное дело. Случайно выяснилось, ну да неважно. Ни тебе, ни мне с ним не пересекаться. Хотя, если заявится вдруг в «Андеграунд», не советую даже на разовую Сессию. Такой мозгоёб, я тебе скажу.

Игорь рассказывал, а Харон полностью превратился в слух, лишь изредка направляя периодически уплывавшего в пространные рассуждения собеседника в нужное русло наводящими вопросами. А уж когда прозвучало имя Андрея, Харона как изнутри хлестануло. Всё никак не мог полностью отпустить ту историю. Уточнив, что речь идёт именно о «его» Андрее, Харон слушал дальше, изредка сжимая кулаки и скрипя зубами от злости.

– Он сам об этом мальчике рассказывал, – продолжал историю Игорь. – Ну, об Андрюше. Что ушёл тот к нему после того, как Эдик до полуобморока выебал его во все дыры на чьей-то даче так, что мальчик забыл кто он, что он и как его звать. Пиздит, думаю, у Андрюши того, скорее всего, свои причины были. Но этого уже никто не знает. Что там и как у них дальше было, сие неизвестно, но когда Эдичка понял, что мальчику нужно пожёстче, то не смог всего спектра ему дать. Зло срывал на нём, считая, что если мазохист, то ему за счастье.

Андрюша этот вроде как сильно страдал по данному поводу. Уж что его торкнуло рассмотреть в Эдике Доминанта, тоже никто не знает, но от отчаяния мальчик, говорят, потом по рукам пошёл. А кто ему виноват, сам блядь, по сути. Оно ж вышло, что всё дело в том, что Эдичка наш долго пожёстче не может. Ему самому пожестче надо. Ну свитч у нас Эдичка. И периодически его конкретно замыкает на том, чтоб его опустили.

Да вот только после таких случаев ему самому надо на ком-то сорваться. Вот и срывался на парне этом. Может, и студентов своих гнобил по той же причине, кто его знает. А потом по кругу всё. Это, видимо, у него из-за его должности такое. Знаешь, бывает же и так, что когда человек наделён какой-то властью по жизни, то ему нужно расслабляться. И кто-то выбирает вот такие вот способы. Это отчасти объясняется бинарными установками, отчасти теорией Бёрна. Психоэмоционал у разных людей, он ведь…

– Ну это не во всех случаях, – прервал снова увлёкшегося философствованием Игоря Харон. – Оно и так бывает, и иначе бывает. Всяко бывает. Ты конкретнее давай. Почему с Эдичкой лучше не связываться даже на разовую Сессию? Мы же, бывает, даже проституток покупаем, что, скажешь, нет?

– Да бывает, – соглашается Игорь. – Но уж лучше проститутка, чем Эдичка. Потому что с ними всё ясно: договор – выполнение – вознаграждение. А Эдичка требует моральной компенсации за то, чего сам же захотел, понимаешь? Мощный откат у него происходит после того, как его хорошенько мордой о пол повозишь. Тут он тебя умоляет опустить его чуть ли не по беспределу, а когда кайф прохватит, к нему резко его достоинство возвращается. Самое отвратное то, что он считает, что, подчиняясь, он это самое своё достоинство теряет, понимаешь?

Харон понимал. И сам терпеть не мог подобных сублиматоров, которые не принимая себя, требуют принятия от других. И ладно бы просто с кем-то подчинялись, а с кем-то доминировали, это их личное дело и дело их же удовольствия. Но такие обычно отравляют жизнь не только себе, но и своим же партнёрам, вынуждая тех чувствовать себя либо неполноценными слабаками, либо насильниками.

– Ты знаешь, он тащится от зажимов на сосках и ограничителях оргазма на члене, – тем временем рассказывал Игорь, подтверждая предположения Харона. – Но стоит Сессии закончиться, он с такой брезгливостью смотрит на девайсы, будто это и не он некоторое время назад корчился в экстазе, воя, как последняя сука. И ведь поначалу этого не понимаешь.

Я ведь как думал, когда с ним познакомился? Ну время от времени хочет человек ярких ощущений. Хочет ощутить себя зависимым, хочет принадлежности, ответственности за себя, чтобы, типа, это не он такой «плохой», а за него решили и приказали ему быть таким. Ну, Бёрн, опять же говорил об этом, что проявляется подобным в некоторых случаях. Я ведь тоже не особо плотно в Теме, так, время от времени. А в остальном – обычная жизнь, пока не прижмёт, – Игорь хохотнул. – Думал, что и он так же. А тут всё настолько запущено. И ни с кем у него не получается толком из-за его сучьего характера. Ни просто так, ни по жести. Ни в одной роли, ни в другой. Я даже объяснять ему пытался, но куда там. Он смотрел на меня так, будто я его чуть ли не маньяком объявил, когда я только попробовал дать понять, что нет ничего стыдного в том, что позволяешь себе отпустить свою сущность. Мы из-за этого и разбежались. Знаешь, как? – Игорь посмотрел на Харона мутноватым взглядом.

– Скажешь, – пожал плечами Харон, не выдавая своей заинтересованности.

– Из-за его страсти к клизмам, – усмехнулся Игорь. – Точнее, из-за того, что я назвал вещи своими именами.

– В смысле? – Харон действительно не понимал.

– Ну, мы перед тем, как расстаться, какое-то время вместе жили, – неохотно пояснил Игорь. – Он ремонт делал, ну и с недельку у меня пожил. Я сам предложил, его угнетало на съёмной квартире. Так вот, я заметил, что он каждое утро промывается. Не, я не хочу сказать, что этого совсем не нужно, иногда и необходимо даже в целях гигиены или там подготовки, сам понимаешь. Но ты же знаешь, что и практики подобные бывают. Я и подумал, может, нравится ему, а сказать стесняется. Ну и спросил напрямую. Наслушался, конечно. Но старался всё же понять, и задал резонный вопрос, мол, зачем тогда, если не нравится. Он мне начал что-то там втирать о гигиене, но я хоть и не профессор медицины, но таки шарю немного. И знаю, что это микрофлору вымывает, если переусердствовать. В общем, взял и сказал ему напрямую, что думаю по этому поводу. Оно обида ещё мной двигала, отчасти, – Игорь почесал нос. – Тут, понимаешь, какое дело. Жить-то он у меня жил, но ничего в этот период между нами не было. Ему типа время нужно было в себя прийти и прочая херота. И тут такое. Я и сказал, что это его подсознательное желание быть выебанным, что он типа так готовится каждое утро на случай, если вдруг в течение дня представится возможность.

– Ну ты даёшь, – рассмеялся Харон. – И что?

– Да что, – Игорь махнул рукой. – Вылил на меня ушат грязи и ушел, хлопнув дверью – гордый и непонятый. Ну ты сам подумай, что это ещё могло быть, как не то, что я высказал? Практики он отрицал, значит, всё логично.

– Может, у него ещё кто-то был? – предположил Харон.

– Ну я тоже так подумал, – кивнул Игорь. – Только вот не было нихрена никого. Это трусость – признать просто. Или вот да, вдруг кто попадётся, а Эдичка у нас уже чистенький и готовенький, – у Игоря появилось такое выражение лица, что, если бы можно было плюнуть, он бы плюнул. – В общем, зашоренный донельзя. При всём при этом, он, говорят, ярый борец за права ЛГБТ, представляешь? Ну, хотя «борец» – это громко сказано. Так, попиздеть в узких кругах о незаслуженном притеснении – много смелости не нужно.

Игорь ещё что-то говорил о доморощенных, «кухонных революционерах», приводя уже исторические примеры, но Харон его не слушал. Полученная информация систематизировалась и подвергалась тщательному анализу. А всплывшие подробности, касающиеся Андрея, Харон предпочёл засунуть в дальний угол памяти. Тот самый – затянутый паутиной и заколоченный досками – где подобным воспоминаниям и надлежало быть.

В течение следующего дня ещё колебался, стоит ли водворять свой план в действие. С учётом полученных данных о Белкине, это было бы элементарным. Но ещё не отпустившая злость и ревность, хотя Харон и предпочитал об этом не думать, сделали своё дело.

Харон знал, что, возможно, будет жалеть о содеянном. Знал, что никто, кроме него самого, не виновен в том, что так получилось с Андреем. Змей говорил что-то о том, что виноваты всегда двое. Но Харон предпочёл бы быть виновным единолично, чем вот иметь эти знания о шлюховатости его избранника. Но знал же и раньше. Чего ж теперь-то убиваться? Не получилось. Бывает. А Белкина выебать таки надо. Пусть расслабится, сука. Собираясь, Харон, помимо подарка, прихватил с собой «походный» тюбик с гелем, несколько «прибамбасов», с которыми не жаль было расстаться и парочку презервативов повышенной плотности, на случай если вдруг профессор изменил своим утренним привычкам.

И сейчас, когда Белкин поплыл от лести и признаний, Харон, целуя его уже податливый рот, выжидал удобный момент для «переключения тумблера». Вот профессор залезает своими ладонями под одежду Харона, оглаживая его спину, – ещё рано. Вот он не может сдержать стон, когда Харон обхватывает и сжимает его ягодицы, – ещё немного. Вот тянется к своей ширинке, расстёгивая брючный ремень, – почти пришло время. Пальцы профессора расстёгивают уже молнию на ширинке, немного стягивают вниз брюки вместе с бельём – а вот теперь пора.

– Полностью снимай, – Харон отстраняется и отходит на шаг, в упор глядя на Белкина и с удовольствием наблюдает, как у того начинают дрожать руки.

– Что? – профессор обескуражен внезапным изменением настроя и сменой тона Харона.

– Полностью. Снимай. Всю. Одежду, – понизив голос и добавив металлических модуляций, отчётливо и с расстановкой повторил Харон. – Немедленно, – слегка улыбнулся, когда Белкин послушно и безропотно принялся выполнять распоряжение. – Вот так. И с удовольствием.

Как кролик перед удавом, Белкин избавился от одежды под взглядом Харона. Заметив начинающее проявляться в глазах профессора осмысление, Харон резко шагнул к нему и, положив руки на ягодицы, дёрнул на себя, вжимая и снова впиваясь в рот поцелуем. Пальцы сжались на полушариях, растягивая их в стороны. Белкин что-то промычал в рот Харона, но тот только усилил нажим, настойчиво просовывая язык ещё глубже, будто трахая им. Мычание перешло в стон, когда Харон потёрся своим затянутым в джинсы бедром по обнажённому члену Белкина.

– Нравится, потаскуха? – Харон разорвал поцелуй и немного отстранившись, заглянул в глаза профессора. – Нравится.

– Что… ты… ты… я, – Белкин не находил слов, а Харон тем временем нашарил в кармане жёсткое эрекционное кольцо и, ухватив профессора за член, сгребая в горсть и приподнимая мошонку, защёлкнул кольцо под ней и вокруг основания члена.

– Да ты что же… – Белкин посмотрел вниз на свой налившийся кровью, окольцованный стояк, а затем поднял растерянный, поплывший взгляд на Харона, – но… я же…

– Ты конченная блядливая сука, Эдик, – Харон произносил эти слова, глядя Белкину прямо в глаза. – И ты сейчас сделаешь то, что я тебе скажу. Потому что ты сейчас целиком и полностью принадлежишь мне. Развернулся. Живо. Упор руками о стол. Быстрее давай.

Профессор медлил, тогда Харон, взявшись за его плечо и противоположное бедро, резко развернул Белкина спиной к себе.

– Наклонился, – ладонь Харона с оттяжкой впечатывается в ягодицу профессора. Охнув и чуть согнув колени, тот упёрся руками в стол. – Ниже! – Харон впечатывает ладонь во вторую ягодицу. – Сильнее прогибайся. Отклячивай свою похотливую задницу, – Харон хлещет ладонью по обеим ягодицам поочередно, управляя действиями профессора. – Или ты не знаешь, как сучки стоять должны? Хуем не трись, не заслужил. Ноги шире. Ещё шире.

Поставив Белкина в нужное положение, Харон вынимает из кармана тюбик с гелем и выдавливает смазку между ягодиц профессора, оттянув левую в сторону. Убирает тюбик обратно и растирает гель по промежности, заталкивая его излишки большим пальцем в задний проход. Мышцы сфинктера судорожно сжимаются, нехотя пропуская вовнутрь палец. Харон наклоняется и кладёт вторую руку на член Белкина, ладонью упираясь в головку.

– Течешь, выблядок, – констатирует факт Харон, а профессор что-то нечленораздельно мычит. – Стоишь раком и течешь, как последняя блядь. И хуй стоит, – Харон немного отводит руку и несколько раз шлёпает раскрытой ладонью по члену Белкина. Тот скулит и немного приседает, но палец Харона в заду профессора не даёт отстраниться. – Стой спокойно, – Харон ещё раз несильно шлёпает по члену. – Не падает, надо же. Сильно хочешь, значит, – Харон ведёт рукой по животу Белкина и останавливается около соска, прижимая его пальцами. Тот протяжно стонет и выгибается. Харон сжимает сильнее. – Надо же как сильно хочется, чтобы хуй в жопу засунули, – Харон безжалостно выкручивает сосок профессора, упиваясь его стонами. – Даже сам жопу подставляешь. Выебать тебя, м? Выебать? Попроси.

Харон вынимает палец из задницы Белкина, снова шлёпает того по ягодицам и сжимает другой рукой второй сосок.

– Выеби, – хрипит потерявший голову профессор. – Выеби меня.

– Выебать, значит, – тянет Харон. – Выебать суку? А ты дырку свою подготовил, чтоб тебя ебать? Или тебя в душевую оттащить? В поддоне поставить на четвереньки и, скрутив с душа смеситель, шланг в твою похотливую дырку воткнуть?

– Я… я в порядке, – стонет тот. – Пожалуйста, я…

– Подготовился, говоришь? – Харон снова вталкивает в анус Белкина свой большой палец, вызывая очередной стон. Вынимает и вводит указательный и средний, раздвигая их внутри. – Раздроченная дырка, жадная, – приговаривает Харон, проворачивая пальцы внутри. Вынимает их, смотрит на слегка приоткрывшийся сфинктер. – Покажи мне, настолько твоя дырка растянута. Растяни сам свою жопу руками. Попросись на хуй, чтоб я захотел тебя выебать.

Белкин заводит руки за спину и обхватив свои ягодицы, тянет их в стороны, расширяя зияние сфинктера.

– Ну и сука, – сплёвывает на сфинктер Харон. – Похотливая, блядливая шлюха. Стой так.

Он расстёгивается и лезет в карман за презервативом. Ситуация возбуждает, в голове тонкий фоновый звон. Дыхание потяжелевшее, а член упирается в ткань. Высвободив из одежды член и немного приспустив джинсы, Харон раскатывает по стволу латекс презерватива, продолжая наблюдать за растягивающим свои ягодицы профессором. Можно присунуть и в этом положении, но у Харона есть ещё и другие цели.

– Лезь на стол, – командует он, снова шлёпая многострадальную задницу Белкина. – На спину. Ноги в коленях согни и разведи максимально в стороны. Глаза закрой. Руки на грудь себе. Пальцами соски потри.

Раздавая команды, Харон включает режим видеозаписи на телефоне, снимая крупным планом искажённое удовольствием лицо Белкина, его тело, содрогающееся в конвульсиях, его эрегированный член. Сняв, убирает телефон в задний карман.

– Сильнее соски прижми. Ноги шире. Сейчас получишь хуй в свою дырку, выпросил, – подходит вплотную между раскинутых в стороны ног Белкина и направляет член в анус. Притирается, упирается головкой. И, обхватив обеими руками колени профессора, плавным движением вгоняет до основания. – Руки не убирать. Пальцы максимально сжаты. Так и держи. – Харон начинает размеренно трахать Белкина, постепенно сдвигая того толчками по столу.

К середине процесса голова профессора уже безвольно свешивается с края стола. Стоны доносятся почти непрерывно. Тело периодически сотрясает крупной дрожью. Белкин послушно сжимает пальцами свои соски, а верхушка побагровевшей головки его члена блестит от выступившей секреторки.

Харон вдалбливается в анус профессора, ловя себя на мысли, что не ощущает какого-то особого кайфа или вкуса победы. Наоборот, какое-то мерзкое гадливое чувство. Надо поскорее с этим заканчивать. Он ускоряет движения. Поднимает голову.

Как раз напротив – приоткрытое на проветривание окно, из которого доносятся запахи цветущих на улице кустов. Хотя сейчас, при максимальной концентрации похоти, этот запах едва различим. Хорошо, что анатомичка практически скрыта в этих зарослях. Никому не придёт в голову заглянуть сюда, продираясь через цепкие ветки зелёных насаждений. Гулять в такое время здесь тоже некому. А дверь Харон предусмотрительно закрыл на ключ, который торчал в замочной скважине. Возбуждение медленно, но верно, спадает. Раздосадованный Харон не мог понять, что не так. В надежде вернуть остроту ощущений, он начал двигаться резче. Белкин отозвался на усиление грубости проникновения стоном. Бросив взгляд на побелевшие от напряжения пальцы профессора, стискивающие соски, Харон снова поднимает взгляд на окно.

И тут, прямо напротив по ту сторону окна, яркой вспышкой неожиданные и совершенно обалдевшие глаза на полностью ошарашенном лице того самого парня из книжного.

Харон моргает – слишком неправдоподобно.

Но тут же вернувшееся возбуждение накрывает жаркой волной. Харон двигается ритмичнее, быстрее, не отрывая своего взгляда от стоящего за окном парня.

Сейчас нет никаких мыслей. Ни откуда он здесь взялся. Ни каким образом появился именно за этим окном. Сейчас просто яркое, дрожащее удовольствие, бархатистой субстанцией стискивающее внутренности и заставляющее мышцы максимально напрячься. Харон двигается ещё быстрее, чувствуя, что сейчас, уже, вот-вот, ещё немного…

Парень отскакивает от окна именно в тот момент, когда Харон находится почти на пределе. Дёрнувшись ещё несколько раз, Харон вынимает член и стаскивает презерватив. Несколько раз передёргивает и изливается тремя мощными выплесками на распластанное на столе тело, будто помечая. Неспеша вынимает и распечатывает одноразовую упаковку салфеток, тщательно обтирает член, одевается. Использованный презерватив и салфетки заталкивает в упаковку от последних и убирает в карман. Выбросит по дороге. Не нужно здесь оставлять своих следов. Подсыхающая сперма на теле Белкина – не в счёт.

– Поднимайся, – бросает Харон своему незадачливому любовнику. – Сеанс окончен. Не могу сказать, что кайфанул от тебя, но в целом, благодаря обстоятельствам, вышло неплохо.

– А… – севший на столе обескураженный Белкин всё ещё находился в прострации. – А я?

– А ты, когда я уйду, снимешь кольцо и додрочишь, как тебе захочется, – Харон сделал шаг к двери.

– Я тебя с дерьмом смешаю, – профессор захлёбывался от ярости, пытаясь содрать со своего члена кольцо. – Тварь охуевшая.

– Со своим дерьмом? – Харон иронично приподнимает бровь.

– Ты у меня дерьмом умоешься и наешься, – рычит Белкин, безуспешно продолжающий сражаться с упрямым кольцом. – Сука зарвавшаяся. Ублюдок. Ты у меня повертишься, мразь. О зачёте можешь вообще не мечтать.

– Там сбоку выпуклость есть, на неё нажмёшь, колечко и раскроется, – Харон, опираясь плечом о дверной косяк, наблюдает за профессором. – И поменьше пафоса, Эдичка, скулить, как сучка, тебе идёт куда больше.

– Урод, – Белкин, сняв кольцо быстро одевается. – Не смей меня так называть. Я профессор, я уважаемый человек, а ты, ты… Мразота, тварь, скотина.

– Не удивил, – ухмыляется Харон и молниеносно реагирует, когда натянувший брюки профессор бросается на него с кулаками.

Болкировав удар и перехватив руку, Харон выворачивает кисть Белкина, заламывая её в обратную сторону.

– Отпусти, сука, – воет тот. – Больно.