Текст книги "Илиас (СИ)"

Автор книги: Реимарра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 25 страниц)

– Так не они же твоих родителей убили и дом ограбили, – Самиру было жалко друга, и нужно было прекращать этот разговор, но не получалось.

– А мой отец и мать тоже никого не убивали, а бабушка тем более. И никогда мы не брали чужого! И Юльва не брала и не убивала. Однако мы – «ворье», «отродье палача» и «живодеры». Я не глухой.

– Так! – тетка Викки появилась так внезапно, что парни испугались, – Вы стол делаете или только языком чешете? Ишь, от проулка слышно. Вы бы орали потише, оба! И, темнеет уже, завтра соберете. Марш по домам!

Отвратительный день. С утра поцапался с Мартой, снова нывшей по поводу запрета, так до конца и не помирился с Самиром, пробраться зайцем на электропоезд не удалось и еще, в довершение всех неудач шел мелкий дождь. Про такую роскошь как зонт Аристин даже забыл и думать. Вымокший, со злым лицом он будет желанным кандидатом на любом собеседовании. Его не пустят дальше дверей. Намокли волосы, вместо тщательно расчесанного утром хвоста теперь жалкая свалявшаяся веревка. Так трудно разобрать все пряди, которые мелко вьются, путаются и при этом выглядеть опрятно. Отец как-то умудрялся, а у Аристина выходило плохо. Что у него на сегодня? В газете он отчеркнул вакансию уборщика в школе, младшего технического персонала в одной из больниц и помощника на складе. На последнее он не очень надеялся, но мало ли... Все равно по дороге, отчего бы и не зайти?

Денег осталось на два дня, это если купить старой картошки или пшена. Ему нужно найти работу, а значит, придется стереть с лица раздражение, и улыбаться, хотя внутри поселился холод.

Школа была совсем не такой, в какой учился он, не маленьким зданием, окруженным садом, в глубине одной из старинных улиц Далена, а большим трехэтажным строением, за чугунным забором, со спортивной площадкой, где носилось много детей.

– Я сожалею, молодой человек, – седой заведующий отложил его бумаги, едва узнав сколько ему лет, – я рассчитывал, что на это место мы будем брать пожилую женщину.

– И чем я хуже? Я могу таскать и ведра, и мебель, а женщина этого не сможет, – Аристин смотрел прямо в глаза заведующему, – проблема только в моем возрасте?

– И в поле, – заведующий почему-то смутился, – Вы ровесник учеников, у нас заканчивают школу в семнадцать. И представьте, они учатся, а вы работаете, у них на глазах.

– И что? – недоумевал Аристин. – Я буду им мешать?!

– Нет... Дело не в этом. Как вы не понимаете, – вздохнул заведующий, – вас будут задирать и провоцировать, в лучшем случае. Это не этично и не я могу позволить такого в школе. Извините, вынужден вам отказать. Мне очень жаль.

– Этичнее будет если мы подохнем с голоду… – Аристин собрал сам свои документы и вышел.

Нет, создать дружелюбный вид не получится совсем, после такого отказа. Какая глупость! Он просто будет делать свое дело, а школьники пусть учатся. Драк Аристин давно не боялся, хотя драться приходилось всего лишь несколько раз в жизни, но идиотам он сумеет ответить, если понадобится. Теперь нужно выслушать еще два отказа и сегодняшний день можно считать потраченным впустую, если уж не везет, так во всем.

На складе его развернули сразу, даже не посмотрев в документы, едва лишь узнав возраст – указали на дверь. Несовершеннолетние не нужны. Он спросил, надеясь на последнее, нет ли временной работы, но для него не нашлось и такой. «Будет восемнадцать – приходите», везде один и тот же равнодушный ответ. И в третьем месте, в больнице, он получил отказ.

Аристин добрел до какого-то сквера, комкая пальцами клочок бумаги с адресами, почувствовал, что пальцы дрожат. Что ему делать?! Что? Он уселся с ногами на лавку, обхватил колени.

Зря они приехали в Нуву. Но деваться было некуда. Здесь еще хуже, чем в Хокдалене, там он мог помогать фермерам, в дальних деревнях, которые еще не задела гражданская война. Но волнения были быстрее пожара и Илиас приходилось срываться, убегать, как только они слышали об очередных поисках уцелевших из Десятки. Но те, кто искали и сами толком не знали, кого они ищут, беглецы, жалкие родичи Альмар, Финнгейр, Бекан и других, путали следы, как зайцы, вспугнутые гончими. Подделывали документы, мужья, которых женщины Десятки приводили в род, сдавали новым временным властям истинных, рожденных в роду мужчин. Именно поэтому тетка Ингерд выставила их из дома, именно поэтому Аристин сам лишил ее фамилии, хотя его слово уже ничего не стоило. Тогда он был горд, не взял даже денег, которых совала им тетка, выручила родня матери, которых арестовали позже, после того, как они помогли беглецам скрыться на окраинах. Глава никому не нужных Илиас, недостойный даже мыть полы в хосписах Нувы. Еще наверно немного и он расплачется от отчаяния. Но если бы слезы помогали! Через два дня им придется туго, если он не найдет хоть чего-нибудь. Куда ему идти завтра? Кажется, он обошел все, что можно, измерил весь город своими шагами. Можно попробовать занять у Самира, но чем отдавать? Симлин и сами не роскошествуют. Понятно, что тетка Викки, если поймет, что девчонки голодают – накормит их, но этого быть не должно. Ниже некуда – стать попрошайками. Он, молодой здоровый парень… и в таком огромном городе для него нет ничего.

– Скучаешь, парень? – Аристин дернулся от прикосновения к плечу, поднял голову. Надо же, он даже не заметил, что к нему подошли. Какой-то мужчина, гораздо старше самого Аристина. И что ему за дело до скуки?

– Да. Заняться нечем, – буркнул Аристин, не понимая, зачем он вообще отвечает. Настроения для разговоров не было. Он почти ненавидел этот город и его жителей.

– Да? Надо же какое совпадение, – улыбнулся незнакомец, присев рядом, пристально разглядывая Аристина. Даленец нахмурился, что-то было не так, слишком прямой, неприятный взгляд, и внешность. Взрослый мужчина, короткая стрижка, а лицо – будто смазанное. Но, никогда нельзя судить по внешности, пока ему не сделали ничего плохого.

– Я как раз хотел предложить тебе небольшое дело. Как ты на это смотришь? – продолжал незнакомец. – Это не займет много времени, впрочем, как ты сам пожелаешь.

– Я вас не понимаю, – Аристин и вправду ничего не понимал. Может у него уже галлюцинации? Только что он едва не плакал от отчаяния и безработицы, и тут же, словно добрая фея, этот мужчина ему предлагает какое-то дело? Разве так бывает? – Вы говорите о работе?

– Ну если ты считаешь это работой, – пожал плечами незнакомец, – молодежь нынче прагматична.

Мужчина коснулся его руки и Аристин едва не отдернул ладонь, так неприятно было прикосновение.

– Я не понимаю, – еще раз повторил Аристин. Надо встать и уйти. Ничего хорошего этот мужик ему не предложит!

– Какой ты непонятливый, красавчик. Сто пятьдесят за работу ротиком, двести – за задницу, а триста пятьдесят за ночь. Чего неясного?

Аристин слетел с лавки, словно его пнули со всей силы.

– Что?! Придурок!!!

– Тебе больше и не даст никто, не ломайся, лапочка, – усмехнулся мужик, – хорошие ведь деньги!

– Да пошел ты! Козел!!! Урод! Извращенец! – выпалил Аристин на одном дыхании, ища выход из сквера.

Его трясло. Все как назло, с самого утра! Что за день такой проклятый! Аристин почти бежал по улице. Скорее, домой, пока еще что-нибудь не случилось.

Омерзительно! Ощущение такое, словно упал в грязь, всем телом, накрыло с головой. Его приняли за проститутку, шлюху! Его, сына Дитера Илиас, главу хоть и маленького, но рода, члена Десятки – в сквере Нувы пытались снять, как проститутку. Проститутку-мужчину. Славная работенка, ничего не скажешь. И расценки…

– Молодой человек, стойте, – Аристин обмер. Казалось, хуже, чем было, уже не могло быть. Однако перед ним стояли два полицейских. Вляпался. – Куда так торопимся? Документы покажите.

Сейчас его заберут. Он окажется в участке и хорошо, если его не изобьют и не ограбят и не отберут документы. Лучше пусть изобьют тогда. Он стерпит. Документы – это для Илиас все.

– Ну так куда спешим? – пожилой полицейский перебирал бумаги, медленно читая свидетельства и справки.

– У вас, там в парке, придурки… я только посидеть решил, а они...

– А ты не ходи в этот парк, не ходи… – подмигнул ему второй полицейский, – а то отсидишь себе ненароком.

– Так... Аристин Илиас, семнадцать лет и восемь месяцев, учтен как беженец, в миграционном лагере «Восточный». Родом из Далена, Хокдален. Что-то мне фамилия знакома, – задумался полицейский. – Слышал ведь. Ингер Илиас вроде.

– Так вроде у них там, безопасник такой в верхушке был. Семья даже, отец и сын, типа династии, – проявил знания молодой офицер. – Говорят, суровые спецы были, постреляли их, кажется потом. А теперь хрен знает, что там.

– Ага, слышал что-то, ты не родственник, случаем, а? – шуршал бумагами полицейский.

– Случаем родственник. Ингер Илиас мой дед, – не стал отпираться Аристин. Нет смысла. Такой фамилии больше в Хокдалене ни у кого нет.

– Ого! – оба полицейских изменились в лице, от удивления. – И не врешь?

– Татуировка на мне, – не стал говорить лишнего Аристин.

– Вот довели страну! – покачал головой старший. – А родителей твоих тоже, того?

– Того. Взрыв, – не нужно много слов, главное, не сболтнуть ненужного. – Мой отец Дитер Илиас. Там написано, в свидетельстве.

– А, точно, – не стал смотреть бумаги заново полицейский. – Во дела. И что ты тут шляешься, Аристин Илиас?

– Работу ищу.

– Хорошее дело. Удачи, – ему отдали документы, Аристин несмело взял бумаги обратно.

– Постой, парень. У тебя есть на чем писать? – окликнул его офицер, уже почти развернувшийся к своей машине.

Аристин порылся в карманах, нашел вырванный из блокнота лист, протянул.

Полицейский заглянул в машину, порылся там, достал печать и оттиснул на листе, размашисто расписался.

– Вот, держи, – лист вернули обратно, – не потеряй только. Приколи к документам, если остановят, покажи. Проблем быть не должно. Удачи, парень.

– Спасибо, – сказал Аристин, но полицейская машина уже уехала, он аккуратно прицепил к скрепке свидетельства нежданный подарок.

Отец выручил его даже сейчас…

Триста пятьдесят. Ночь. Самиру нужно работать за эти деньги целый месяц. По двенадцать часов, таскать кирпич, цемент, пачкаться в грязи. Всего одна ночь и триста пятьдесят. Аристин никак не мог уложить эти сравнения в голове. Как же так! Кто-то, кто продает свое тело, получает те же деньги, что и работяга на стройке, только с гораздо меньшими усилиями. Или обманывают Самира, чей труд на самом деле стоит гораздо больше? Что такое триста пятьдесят? Скудная еда из крупы и тушенки, самый дешевый чай и полкило сахара, оплата за домик и полицию. А если кто-то продается за триста пятьдесят каждую ночь, то это что же – он может жить богато и не выбирать в магазине между банкой тушенки и тощим синим мороженым цыпленком? Уборщик в хосписе или больнице – триста плюс обед. Обед, например, для Аристина, это немаловажное обстоятельство, есть ему всегда хочется, он был бы рад даже тощей больничной каше, а уж хлеб остается в больнице всегда. Он же работал, в провинции Хокдалена, хоть и несколько месяцев, но работал именно в больнице.

Все эти размышления никак не оставляли его. Аристин натаскал воды, чтобы согреть и помыться в летнем душе, потом нужно натаскать, чтобы Марта постирала, наконец-то тетка Викки убедила ее, что девочки со стиркой справляются лучше. По правде говоря, ни шить, ни стирать Аристин так и не научился по хорошему. Стежки выходили грубыми и чаще всего расползались, а на мокрой постиранной им и вроде бы чистой одежде, после высыхания, все равно были видны следы грязи. Да, и об одежде тоже следует подумать, тут же пришло в голову Аристину. Скоро лето, за зиму девчонки выросли из прошлогодней одежды, которой было немного да и та из сэконд-хэнда. Если покупать ее там на вес – то это совсем дрянь, на выброс, а приличные вещи, которые не стыдно одеть даже в их положении, стоят не совсем, чтобы дешево и еще надо успеть ухватить. Детская одежда быстро разбирается и нужно проследить за сестрами, чтобы не нахватали лишнего, того, что не пригодится, но приглянется. А скандалить с Мартой по поводу тряпок Аристин ненавидел больше всего – здесь он не игрок, откуда ему знать, сколько нужно девочкам юбок или брючек? Это он обходится и зимой и летом двумя парами джинсов, наверх летом хлопок, зимой свитер. Может стоит попросить тетку Викки сходить с Мартой в сэконд? И Марта лишнего не купит, и тетка дельное подскажет. Были бы деньги.

Снова деньги! Последний год он думает только о деньгах, еде и ночлеге. Причем думает все больше и больше, а денег все меньше и меньше. Завтра последний шанс поискать работу, а потом нужно будет идти на свалку или просить взаймы. Ну или надо было соглашаться на триста пятьдесят за ночь. От этого воспоминания Аристина передернуло. Его уже стали принимать за шлюху? Интересно, чем же он так похож?

Это какая-то ловушка. Им удалось выжить, когда убили родителей, уйти от ареста, когда хватали всю Десятку, не замерзнуть зимой, но в большом городе, в лагере, среди соотечественников, они вынуждены голодать.

– Ари! Оставь нам ведро! – Марта смотрела как он наливает воду в бак самодельного душа. – Мы с Анникой тоже хотим мыться, на тебя конечно уйдет больше, но имей совесть.

– Кто бы сомневался, – проворчал Аристин, просьбу он такую предвидел и поэтому воды всегда было больше, чем нужно было ему самому. Кстати, наверняка мыло тоже кончается, это уж как водится, если не везет, то во всем. Волосы у них у всех длинные, мыла уходит много, а про шампунь они давно уже забыли.

– Ты читала Аннике сегодня? – он сушил волосы обмотав их полотенцем, до ужина есть время позаниматься с младшей сестренкой. – Я тогда немного позанимаюсь.

Анника среди детей Илиас больше всего похожа на мать – более светлые и прямые, чем у старших брата и сестры волосы, темно-каштановые, карие глаза не такие темные и не такие резкие, характерные для Илиас, черты лица. В будущем Анника станет красавицей. Только бы удалось справиться с болезнью...

– Вот смотри, – Аристин посадил сестренку к себе на колени, рисовал в блокноте карандашом яблоки, – у нас есть десять яблок. Два съест Марта, одно я, сколько останется? Ну, нарисуй мне? Правильно, умница.

Аристин старался заниматься с сестрой ежедневно, задавая решать задачи, рисовал фигурки, где нужно было выбрать подходящие, составлял простые загадки на логику, чтобы не дать Аннике замкнуться и потеряться окончательно и дело, по его мнению, обстояло неплохо – сестренка легко справлялась с заданиями.

– Где бы нам столько яблок взять... – проворчала Марта. – Ари, вот сегодня ужин, я завтра разогрею его на завтрак, и останется только на обед. И все. А знаешь, чего хочется? Торт шоколадный.

– А не слипнется? – от очередного напоминания чуть было исправившееся настроение снова испортилось. – У нас совсем ничего не остается? Даже сухарей?

На сухари была последняя надежда, если оставалось хоть чуть-чуть подсохшего хлеба, Аристин и Марта сушили его и складывали в полотняный мешочек, “на черный день”. Но поскольку “черные дни” стали случаться чаще и чаще, а мешочек не был бездонным, то и сухарей было все меньше и меньше.

– Неа. В прошлый раз все съели, а сушить ты не принес ничего. Ари, а завтра-то что?

– Ничего, – еще секунда и он не выдержит, сорвется. – Можно подумать мне это за так дают! “Не принес ничего”! Откуда я возьму, если работы нет? Я для своего удовольствия по улицам шатаюсь! Посмотрим, что завтра...

В дверь постучали. Значит не соседи, ни тетка Викки, ни Самир, стучаться не станут. Так и есть, незнакомый подросток ухмыльнулся, глядя на Марту и объявил:

– Эй, Илиас! Тебя там староста зовет, быстрее!

Аристин встревожился. Просто так староста никого не зовет, тем более под вечер, а уж тем более сомнительных личностей, вроде сына Дитера Илиас. Набросил куртку, вышел.

Домик старосты отличался от жилищ остальных беженцев, добротно поставленный сборный небольшой дом, с двумя комнатами, хоть и старая, но машина перед входом. У старосты жена и трое детей, жена работает в Нуве, а дети учатся в благотворительной школе. Ну на то он и староста, со всякими фондами, полицией и прочими службами именно он решает все проблемы, а если его хорошо попросить, подкрепив просьбу купюрами, то и с регистрацией и работой поможет.

Жена старосты убирала со стола, когда Аристину указали на стул, чтобы присесть. Староста, высокий пожилой мужчина, с короткой крестьянской прической, смотрел на Аристина пристально, изучая с ног до головы, как будто видел впервые. А на столе лежали какие то списки, с фамилиями, некоторые из которых были подчеркнуты красным.

– Аристин Илиас значит? – зачем-то уточнил староста.

– Аристин Илиас, – хмуро подтвердил юноша.

– Безработный, семнадцать лет и восемь месяцев? Не путаю?

– Не путаете, – странный допрос все больше и больше пугал Аристина.

– Дело такое, парень. На следующей неделе у нас комиссия, по делам беспризорных детей мигрантов. Это как раз про вас. Если у кого мамки-папки нет, то таких в приют значит, и потом по семьям раздадут, у кого своих детишек нет, в Нуве. Ты-то понятное дело, нахрен никому уже не нужен, а вот сестренкам твоим может и повезти, хотя как посмотреть. Сначала в распределитель отвезут, вшей отмоют, подлечат, а там в детдом и по новым мамкам. Из тебя ж добытчик как из дерьма пуля.

– У нас вшей нет, – вспыхнул Аристин, – и девчонок я не отдам никуда! У нас только один отец и одна мать! Я за них отвечаю!

– Ты сначала за себя отвечать научись, сопляк! И про отца своего помолчи лучше! Кто тебя спрашивать будет, отдашь ты или не отдашь?

– Гнилые гвозди в досках еще никто не отменял, – намекнул Аристин. – Ни Марта, ни Анника, к чужим людям не пойдут, никогда, и из приюта сбегут и семьям бы новым я не позавидовал. Илиас, знаете ли. А уж работу я найду. И что, я один такой в поселке, с детьми?

– Ну вот и ищи работу, да пошустрей! В выходные нужно по двести принести, если не хотите в приют.

– Сколько?! – Аристин не поверил своим ушам. Запредельная сумма, не только для Илиас, для многих в лагере.

– Двести, – спокойно повторил староста. – Вас, нищебродов, тут десятеро, где хотите, там и берите, а две тысячи комиссии отдать нужно. Все, свободен. Есть время подумать.

Аристин не помнил, как добрел до своего вагончика. Двести. До выходных два дня. А потом девчонки окажутся в приюте, а он может пойти и повеситься в пустом вагончике, потому что не выполнил своего долга и остался один. Зря он тогда выбросил пистолет, можно было бы застрелиться от позора и тоски. И про ржавый гвоздь с доской он сказал наверно зря. Верно, оружие неплохое, даже царапина опасна, но его просто посадят в тюрьму, а сестренок заберут. Выхода нет, вариантов тоже – или найти деньги или не найти. Зато он теперь знает, где их найти быстро.

Он лег ничком на лежанку, на свое место. Не нужно ему сейчас задавать вопросов и дергать по пустякам, хоть немного покоя. Ну Марта же не помилует его.

– Марта, не сейчас, ладно? Ложитесь спать. Я прошу, – он потянул на себя часть одеяла, отвернулся к стене. И не нужно, чтобы сестры видели, что он плачет.

Ясно, Ари лучше не дергать, когда он такой. Наорет, а потом будет извиняться, когда уже не надо. Интересно, что же случилось? Марта тихо собрала посуду, поставила в большую миску, брат так и не поел, она разогреет ему завтра. Девочка перелила суп в банку, выставила на улицу, чтобы не прокис за ночь и грязную посуду тоже за дверь, утром помыть лучше, чем греметь над ухом Аристина. Если Ари сейчас молчит, значит что-то плохое.

– Анни, давай ты к нему, теплее будет, – она подвинула сестренку на середину, Ари по ночам уже не вертится, если уж лег, то лег. Разделась сама, ухватила оставшуюся часть одеяла.

Между Аристином и стеной всунули что-то мягкое и пушистое. Заяц Анники, единственная игрушка, которую им передали из какого-то фонда и с которой Анника почти никогда не расставалась. Аристин повернулся, спиной к стене, обнял Аннику, поцеловал в мягкие волосы и уткнулся лицом в игрушку, которая впитает его слезы. Так никто не заметит, а деньги он достанет.

====== Глава 4 ======

Он зашел к соседям, тетка Викки чистила картофель к обеду, а Самира не было.

– Ты сегодня не с утра в город? – удивилась тетка. – Или совсем не пойдешь? Время-то уже... Пока доберешься, вечер будет. И староста-то вчера чего звал? Снова взятку какую надо?

– Вот к вечеру и пойду, – улыбнулся Аристин одними губами, соблюдая приветливость, – есть кое-какая работа, вернусь утром. Я хотел попросить Вас за девочками присмотреть. А староста сказал, что комиссия по несовершеннолетним сиротам будет на следующей неделе.

– Снова откупаться будешь?

– А есть варианты? Впрочем, я могу в тюрьму, а Марта с Анникой в приют.

– Ты прямо с утра какой-то не свой, Ари, – смягчилась тетка и тут же насторожилась. – Ну-ка, парень, что там у тебя за работа по ночам? Ты чего задумал?

– Работа как работа, обычная, – пожал плечами Аристин. – Так вы присмотрите?

– Присмотрю уж, будь спокоен. И ты если дурь задумал, так лучше сразу остановись! Я, может, потолкую с бабами, девок при проверке к себе возьмут, а документы мало ли потерялись.

– Здесь никто кроме вас их не возьмет, а стукачей полно, – обронил Аристин Илиас. – Спасибо, я тогда утром буду. До свидания.

Вроде ничего, и в электропоезд влез, и контроль мимо прошел, когда Аристин притворился спящим, а все же ему было жутко боязно. После этой ночи все будет другим и порвется еще одна нить, связывающая его с честью семьи. Аристин Илиас – проститутка.

Он даже плохо себе представлял, что ему предстоит, но от этого было еще больше не по себе. У Аристина и с девушками, точнее с одной единственной девушкой, не было никогда ничего серьезнее поцелуя, и он всерьез полагал, что как только закончит университет, они с Юльвой поженятся и вот тогда у них будет все, что полагается двум любящим людям. Но ничего у них уже не будет. Этой ночью он ляжет под чужого дядьку и получит, если конечно получит, свои триста пятьдесят. А потом будет делать это снова и снова, пока ему не исполнится восемнадцать. Четыре месяца.

А если не удастся? Если этой ночью в сквере и около не будет никаких извращенцев? Полицейские тогда сказали ему, что место специфическое, но мало ли? У него в запасе только одна ночь. И наверно в этом скверике он не один такой. Что нужно делать, чтобы выбрали именно его? Марта утверждает, что он красивый. Наверно. Он не знал, как оценить. Девушки да, они красивые, почти все, а парни есть парни. Он похож на отца, а мама всегда говорила, что отец хорош собой. И наверное из-за похожести, отчасти, он был отцовским любимцем, но ведь это были мама и папа. И не ему теперь сравнивать себя с отцом, хокдаленским офицером. Таким как папа ему никогда не стать. Даже невозможно себе представить, что сказал бы отец, узнав о том, что Аристин торгует собой. И наверняка Дитер Илиас нашел бы более достойный выход из ситуации.

Наверно будут касаться татуировки. Да и не только татуировки и не только касаться. Наверное это больно? Очень противно – точно. Мужчина с мужчиной – какая гадость!

Надо успокоиться, а то он наверно выглядит как перепуганный малолетка. Это же не самое страшное, правда, Ари? Страшнее было, когда он убил человека.

Это был первый год их скитаний. Они прятались на заброшенной метеостанции, куда их отвез сердобольный родич тетки Ингрид, выставившей племянников из дома. Метеостанция была глухим местом, давно брошенным исследователями, старый дом с почти выпавшими стеклами, остатками утвари, нещадно дымившей печкой и мышами. Трем детям, старшему из которых было всего шестнадцать лет, предстояло зимовать в нем. В том доме Аристин начал кричать во сне.

Тот же родственник, Олле, изредка привозил продукты, пряча их в условленное место, чтобы сбить с толку возможную слежку. Немного, чтобы никто не заподозрил излишних трат, но Аристин с сестренками были благодарны и за это.

Именно на метеостанции Аристин привык вздрагивать от каждого шороха. Он боялся всего: упавшей от мороза ветки, писка мышей, привлеченных теплом в заброшенный дом, редкого крика птицы. Из оружия у него был только пистолет, что оставил ему водитель отца, увезший детей Илиас от смерти. Машину бросили недалеко от дороги, путая следы, водитель отдал Аристину деньги, пистолет и распрощался навсегда. Стрелять Аристин толком не умел, отец не учил его, а те несколько уроков стрельбы, что он получил на школьных занятиях по самообороне, почти не остались в памяти.

Они топили печку брикетами, найденными в кладовке и не растащенными, ибо редкий селянин поволок бы из такой глуши топливо, когда можно спокойно заготовить дров рядом с домом. Илиас нужно было продержаться зиму, в надежде на то, что шумиха утихнет и они перестанут быть добычей.

Был последний месяц зимы, когда Аристин и Марта отправились на условленное место, чтобы забрать очередной нехитрый припас, которого им хватало на половину месяца. Они забирали, оставляли какую-то вещичку с метеостанции, в знак того, что они живы.

Сухие брикеты лапши, супы в пакетах, быстрое картофельное пюре, чай и каши из хлопьев – дешевая химическая еда, но на ней они выжили в ту зиму.

– Ари, слышишь? – Марта крепко вцепилась в рукав его куртки. Он слышал. В зимнем лесу все звуки слышны.

– Разворачивайся и в дом! Быстро! – прошептал Аристин сестренке, нащупывая в кармане пистолет. – И тихо, как мышка!

Тогда еще Марта не пререкалась со старшим братом, для нее, десятилетней, он был почти богом, такой высокий, взрослый и умный Аристин. И она побежала назад быстро-быстро, по следам, которые они оставили.

Их тайник нашли. Аристин видел из-за деревьев, как кто-то, явно мужчина, вытаскивает из ямы пакеты. Бродяга, коих зимой немало бродило по стране. Илиас были точно такими же.

Аристин сделал ошибку сразу же:

– Эй, постойте! Что вы делаете?! – закричал он, подходя ближе, бродяга обернулся, и Аристин едва не убежал от страха. Заросшее бородой почти черное от грязи лицо, вместо правого глаза бельмо. Отвратительный запах.

– Гы... Девка… – ощерился бродяга гнилыми зубами.

– Уходите, я буду стрелять! – неуверенно объявил Аристин.

Им нельзя остаться без еды. Он должен думать о сестренках.

– Девка… – снова оскалился бродяга, выхватывая откуда-то нож.

Аристин так и не вспомнил потом, как же ему удалось сразу вытащить пистолет из кармана и выстрелить. Звук оглушил его, а бродяга рухнул рядом с добычей. Юноша же стоял и смотрел, как кровь вытекает сквозь пальто бродяги на снег. Он уже видел мертвецов, но все равно не мог осознать того, что человек, с которым он только что разговаривал, умер. Умер, убитый им.

Потом он тащил труп в лес, задыхаясь от вони, тяжелое тело пришлось тянуть за руки, присыпал снегом, скатив в овражек. Пистолет бросил, и, наверняка, патронов в нем больше не было.

Затоптал кровь, забрал пакеты, распотрошенные бродягой.

Затрясло Аристина уже дома, когда Марта, слышавшая выстрел, ни о чем его не спросила. Девочки топили снег для супа, а Аристин не мог даже открыть пакет макарон, так дрожали руки. И до весны у него началась бессонница, измученный дневными заботами, он падал на лежанку, накрывался курткой и безуспешно пытался уснуть, впадая в забытье лишь под самое утро. Мертвец ему ни разу не снился, но все равно он мучился от страха и тоски по былой жизни.

Потом все исчезло в болоте памяти. Были новые беды, голод, скитания и поиск убежищ.

Аристин добрался до памятного ему сада, когда уже почти стемнело, стал присматриваться. Действительно, среди посетителей, странно многочисленных для вечера, почти одни мужчины. А вдруг его примут за конкурента? Может не стоит заходить в сам сквер? Где-нибудь встать незаметно, от входа подальше. И что же ему надо делать, чтобы его заметили?

Аристин прислонился спиной к оградке недалеко от фонаря, вынул книжку-шпаргалку, не стоять же и не смотреть вокруг себя? А так он как будто читает.

Но читать он не мог, буквы расплывались перед глазами, в животе противно урчало, он так ничего и не поел толком дома. И сколько ему так стоять? Ожидание хуже всего, уже скорей бы кто-нибудь прицепился, и пытка бы закончилась. Началась бы другая.

Чистокровный даленец стоит около оградки и читает. Все нормально, не считая того, что машина едет мимо «лазурного сквера», где снимаются все проститутки мужского пола в Нуве. Просто рай для любителей, неразборчивых в половых связях. Однако господин Эрлинг Эвер, был весьма разборчивым человеком, и никогда не опускался до мальчиков из городских парков. Все отлажено в делах, но мало ли? И вот даленец. Молоденький даленец с идеально прямой спиной, хвостом длинных волос. Если есть хвост, значит даленец совсем не из простых. Хокдаленец – это крестьянин, грубо и надежно сколоченный природой, а даленец – это горожанин, иногда даже аристократ. А мальчишка весьма похож на аристократа, с такой-то спинкой. Надо же, аристократ из Далена на панели Нувы. Эрлинг Эвер был бы не склонен верить в чудеса, но в его жизни они иногда случались. И этот мальчишка один из таких чудес.

– Даг, назад! – отдал Эрлинг Эвер приказ водителю. – Остановись у сквера.

– Не спи, а то замерзнешь! – Аристин вздрогнул от резкого голоса, так глубоко закопался в воспоминания, что не заметил снова как к нему подошли. – Иди со мной!

Аристин поднял голову, обнаружив перед собой высокого парня, чуть постарше его самого, в дорогой кожаной куртке и темных, несмотря на вечер, очках.

– Куда идти, зачем?

– К машине, видишь там? Шеф зовет, дело к тебе есть, красавчик, – как-то противно ухмыльнулся парень.

Аристину стало не по себе, внутренний голос просто кричал, умолял не ходить, убежать, но убежать уже было поздно. Увидел машину, черную, наглухо затонированную, похожую на ту, в которой отца возили на работу. Несколько шагов Аристину дались с трудом, он едва владел собой, перед ним распахнули заднюю дверь:

– Садись!

Он даже и забыл, как нужно усаживаться в такие машины, забыл когда и ездил в последний раз на такой. Он неловко стукнулся, с трудом уместил ноги, услышал щелчок блокируемой двери. Парень, который его провожал, сел за руль.

– Я смотрю, ты тут новенький? – спокойный голос рядом. Аристин снова не заметил человека. Да что же за невнимательность?!

– Здравствуйте, – поздоровался Аристин, прежде чем ответить на вопрос. Спокойно, нужно взять себя в руки и справиться с волнением. – Нет, я тут случайно.

Мужчина, очень непростой, сидел рядом с ним, и Аристин поразился тому, как он был похож на отца Юльвы Гринер, почему-то забылось его имя. Серые глаза, волосы неясного, но явно серого цвета, короткие, и жесткое лицо.