Текст книги "Илиас (СИ)"

Автор книги: Реимарра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 20 (всего у книги 25 страниц)

– Мне просто отец не говорил. Работу он оставлял на работе, а дома была семья, даже если нужно было что-то сделать. А почему ты говоришь, что их как дерьма? – в животе похолодело от нехорошего предчувствия.

– А ты, что, не знаешь? – Эрик отобрал у Аристина ложку, положил на стол. – Пей, остынет. Еще две пары. Сейчас какую-то волну на вас гонят. Я как телевизор не включу – все время херню городят. Эй, ты чего?

– Как я устал от этого… – Аристин вдруг уронил голову на руки, задел стакан, и чай потек по столу. – Ну почему?

Он набрал ворох газет и журналов, за последние две недели, набив большую сумку и закинув ее в багажник машины. Охранники изумленно следили за ним, но молчали, лишь забрав тяжелый пакет.

Эвер. Либо не сказал ему ничего, либо не знал. В том, чтобы Эрлинг не знал, Аристин сомневался, не может быть такого. А вот не сказать Эвер мог, пощадить или наоборот? Еще надо знать, что написано точно в этих газетах, скорее бы добраться домой и просмотреть, все, что можно – газеты, журналы, телевидение, Сеть. Что бы знать. Конечно не правда, конечно, все лгут, его отец не палач!

– Это, может, и правильно, что ты так решил, – один из разговоров между ним и отцом, – может, что-то изменится. Но сейчас я не буду объяснять, что я имею в виду.

День был сумасшедшим – незапланированная проверка монопольной службы, срочное подписание нескольких сотен платежек, двое должников, которым надо было лично объяснить где они неправы и еще куча всего. Эвер приехал заполночь, успев отметить еще на подъезде, что свет в окнах только у Аристина. Полуночник, не спит, занимается. Сейчас они выпьют немного вина, поужинают, помолчат друг с другом. Ни на что большее Эвер сегодня неспособен. Душ и спать.

Да, тишина и темнота везде. Эрна уже спит, даже Церри не видно – наверное где-то зализывает раны. Охрана буркнула свое вечное: «Доброй ночи» и растворилась в коридоре. Ари заснул над учебниками? Обычно всегда спускается вниз, слух у него отменный. В любом случае – если заснул, значит, надо будет перенести в спальню.

Стучать смысла нет, поэтому Эвер просто открыл дверь, повернув ручку, а потом забыл сделать шаг. Да и ступить некуда.

Яркий свет, все лампы подвесного потолка включены на полную мощность. Везде, на полу, куда только попадал взгляд, клочки рваной бумаги, скомканные яркие листы газетных страниц, разорванные журналы и Аристин, на полу, посередине всего этого, спиной к Эверу, сидит на коленях и раздирает газету, устилая ковер новым слоем бумаги.

«…Девятого числа первого месяца осени Ингер Харальд Илиас предоставляет государю доклад, с анализом всей подпольной сети революционеров Хокдалена, где детально дана информация по каждому моменту – именам, способам работы с населением, прикрытиям, расположению основных центров сопротивления режиму, примерное количество вооружения. Подробнейшим образом разобраны все идеологические стратегии, с определенными выводами. Доклад был зачитан на тайном совещании, в присутствии лишь государя и пятерых глав родов из десяти. На титульном листе стояли лишь подписи – отца и сына.

Через несколько дней после совещания Ингер Харальд Илиас получает указ непосредственно от государя – гасить все очаги сопротивления, любыми мерами и способами. Он расписывает документ трем своим подчиненным – Улофу Ансгару инте Илиас (фамилия говорит о том, что Улоф Ансгар не является урожденным Илиас, а взят в род в качестве мужа одной из женщин), Дитеру Ингеру Илиас и Барди Гудлейву Идмунду с резолюцией – «Для работы! Ежедневный селектор».

Кроме аналитической работы, на Дитера Ингера Илиас были так же возложены обязанности по организации моментального реагирования на любые революционные проявления на всей территории страны.

Дитер Ингер Илиас – любимец лизоблюдских СМИ тогдашнего Хокдалена, красивый и обаятельный мужчина, один из самых близких приближенных государя, находящийся в расцвете своей карьеры. В тридцать шесть лет у него было все: высокий государственный пост, красавица жена, четырнадцатилетний единственный наследник Аристин и две дочери. Ничего из этого он терять не собирался.

Одним из самых известных на сей день его приказов является ликвидация почти двух десятков революционеров, задержанных в одном из отдаленных городков на Севере – Норве. Молодые парни, выходцы из крестьянских семей, которые грезили о свободной республике, были объявлены грабителями и убийцами, и расстреляны по приговору суда. Специально для этого в прессу были запущены сведения о том, что якобы они грабили усадьбы землевладельцев под угрозой применения огнестрельного оружия. Законы монархии были суровы и за простую кражу кошелька из чужого кармана можно было получить до пяти лет тюрьмы, невзирая на обстоятельства.

Именно Ингер и Дитер Илиас стали самыми главными врагами революции. Спруты и оккупанты, много веков сосавшие кровь из земли Хокдалена, они боялись потерять свою власть и признать неизбежное поражение. Род, на протяжении пяти сотен лет оттачивавший искусство убивать, выслеживать и преследовать. Гончие псы и карающая рука диктатора. Именно они позволяли себе вмешиваться даже в дела семьи государя, именно за ними числится отравление инвалида Оттара и многие другие «несчастные случаи». Самая могущественная семья Десятки, фактически правившая страной и обладавшая несметными богатствами. В роскошном огромном особняке Ингера Илиас были обнаружены бесценные произведения искусства, пополнившие галерею новой республики, историческое оружие, множество драгоценностей, ставших достоянием народа. Кстати, стоит отметить ту странность, что наследник Дитер жил в собственном доме, чуть скромнее, чем у отца и в престижном районе Далена, несмотря на то, что родовой дом был поистине огромен. Говорили и о ссоре из-за женитьбы Дитера Ингера Илиас на Уне Марте Асберг вопреки воле отца, и даже о том, что у него была аллергия на кошачью шерсть – жена Ингера Илиас известная заводчица вислоухих кошек. Однако, благодаря тщательно спланированной неизвестными героями акции, враг республики был устранен. И революция полыхнула очищающим пламенем по замшелой монархии – в течении нескольких дней был свергнут диктатор, арестован и расстрелян на глазах у всего ликующего народа Ингер Харальд Илиас, а после этого остальные крысы сами побежали с тонущего корабля, притихли и затаились в разных щелях. Но лишь одной из них нет покоя.

Снова Илиас. Аристин Дитер Илиас. Неизвестно как выживший, сумевший покинуть Дален и не постеснявшийся попросить убежища в Нуве. Успевший официально стать наследником рода Илиас незадолго до смерти отца и имеющий непомерные амбиции юнец. Еще при жизни Ингера и Дитера Илиас было известно то, что Аристин не собирается продолжать военную традицию рода, а решил поступать в медицинский. На самом деле, тут видна тонкая интрига и явная затея Илиас запустить свою руку еще и в медицинские технологии. Даже ради внука Ингер Илиас не стал бы поступаться принципами и традициями.

Теперь этот юноша известен всем. Не стесняясь своего происхождения и воспитания, он демонстрирует свое тело и смазливую мордашку всем желающим на закрытых показах мод, на рекламных плакатах модельера Гари Надиса, мелькает в светской хронике. Возможно, этим и объясняется то, что он выжил – элитная проститутка мужского пола, ставшая наложником олигарха Эвера Эрлинга. Эрлинг пропихнул своего смазливого мальчика в медицинский университет Нувы, купил для него и сестер мальчишки гражданство, замазав глаза чиновникам. И пользуясь этим, юнец безнаказанно хамит послам республики Хокдален и прессе, откровенно гордится кровавыми деяниями своего отца и деда и демонстрирует родовую татуировку, как почетную награду. Развращенный подросток с изворотливым умом, но забыл о том, что ничего не вечно, даже покровительство Эрлинга Эвера. Лишь недавно любовником бизнесмена был красавец-модель Ятвард Рассин, ныне покинувший страну и отказывающийся от любого общения с прессой. Так же из неофициальных источников известно, что у молодого человека серьезные проблемы со здоровьем, которые начались вскоре после покушения на Аристина Илиас. Что же будет с мальчишкой – когда бизнесмену надоест играть с падшим аристократом с громким именем? Он найдет себе другого покровителя или вернется обратно на панель, опускаясь все ниже и ниже? Время покажет.

Но, всей прогрессивной общественности должно быть совестно за правительство Нувы, пригревшее на своей груди и содержащие за счет налогоплательщиков змею.

– Ты решил утешить Церри и сделать для него суперлоток на полу? – спросил Эвер для того, что бы хотя бы что-то спросить.

Катастрофа. Он не успел. Не успел ни-че-го сделать. Не закрыл, не спрятал, не убрал, не защитил. Ни от пули убийц, ни от лживых слов и ненужной никому правды.

Не пошевелился. Механически движутся пальцы, раздирая бумагу. Не обернулся. Не слышал.

Где-то в комнате жалобно мяукнул Церри, и Эверу почему то почудилось, что кот зовет именно его.

– Ари? – все-таки войти и запереть за собой дверь. Два шага по рваной бумаге, с фотографиями и буквами. Он их нашел, все…

– Ари! – Эвер сел прямо перед ним, заглянув в лицо. Не слезы. Но у его мальчика не должно быть такого лица – застывшего, с судорожно сжатыми губами и остановившимся взглядом, смотрящим куда-то мимо, в прошлое или будущее. И руки – монотонное движение и отвратительный звук рвущейся бумаги.

Не слышит и не видит ничего. Плечо – камень, даже не пошевелился, словно Эвер тронул статую.

Шок или истерика? Если бы он заплакал Эвер бы справился, умел утешать, за годы пришел опыт, но глаза мертвые и сухие.

– Ари! – хлесткая пощечина. Мотнулась голова и чуть дрогнули пальцы, не прекращая работы.

Эвер быстро вышел из комнаты и секунды для него схлопнулись в доли мгновения.

Внутри него был, оказывается, замок. Хрустальный замок со стрельчатыми башнями и прекрасными жителями. Король, королева, принцессы и наследный принц. Прекрасный сияющий замок его детства, пронизанный солнцем, добротой и любовью. Он никогда и ни от кого не видел и не помнил зла. Все его шестнадцать лет этот живой замок строился, обрастая кружевами окон, шпилей и лесенок, греясь в лучах света и чудес, а потом – короля и королевы не стало, и померкло солнце. И замок перестал строиться, так и оставшись в своей форме. Потом он лишь ухаживал за ним – полировал, чтобы не было ни царапины, ни трещины, чтобы в галереях были портреты и ни одна вещь на каминной полке не была сдвинута, ревниво следя за порядком. Он был последним и самым верным стражем.

Хрустальные дворцы не взрывают бомбами или гранатами, они не падают от землетрясений или катастроф, но разлетаются в осколки, если метко кинуть злобой и ненавистью. Кинуть так, что, кажется, если он сейчас встанет, то осколки пронзят его и разрежут сердце. Не пошевелится, иначе сотни мелких хрустальных острых граней войдут в живую плоть. Сердце у него не алмазное.

Эвер наливал ром в стакан, руки у самого дрожали так, словно приступ был у него, а может и был, но сейчас не до собственных болячек, лишь бы вывести Аристина из этого жуткого ступора.

Сам разомкнул челюсти на неподвижном, застывшем лице, чуть запрокинул непослушную голову. Аккуратно, чтобы не захлебнулся.

– Выпей. По чуть-чуть, не торопись. Тихо, мой хороший, – больше успокаивает сам себя, Аристин его не слышит. Часть жидкости так и пролилась мимо, но хоть что-то удалось влить. Крепкое – должно подействовать.

Не нужно заливать пожар. В его замке ничего не горит. Он просто умер. Но пряная жидкость течет по осколкам, смешиваясь с кровью и заставляя все-таки дернуться, рискуя поймать стекло в рану.

Вздрогнул. Живой. Закашлялся.

– Ари! Ты меня слышишь? Отвечай! Ну же, Ари, мальчик мой, родной, – Эвер обнял, прижал его к себе, мокрого, пахнущего алкоголем и горем.

Нельзя его касаться. Нельзя. Никому, пока не выйдут или не останутся в крови осколки, а они не выйдут так просто из него, но он заслужил это.

Вырвался так, что Эвер, не ожидающий такой силы, выпустил из рук. И молча, вниз по лестнице, туда, где выход, где холодный ночной воздух. Где не так жарко и жутко, где его кровь быстрее замерзнет.

Он бился в руках охраны – профессионалов, понявших, что с обычно невозмутимым Аристином что-то не так, его держали крепко, но бережно. Он извивался, пинался, лишь бы его выпустили.

– Бернд, аккуратно, – предупредил Эвер. – Аккуратно. Все хорошо. Бернд, ты понял? Врача не надо.

Охранник все знал без лишних слов, найдя где-то на затылке юноши нужный нерв и нажав туда, под густые растрепанные пряди. Успокоить и отдать обратно хозяину уже обмякшее в недолгом обмороке тело.

Врача все-таки пришлось вызывать. Эверу стало страшно – вдруг что-то с сердцем, лучше не рисковать. Естественно, клиника была та, откуда приедут в любое время дня и ночи лучшие специалисты.

Уложил в своей спальне. Не хотелось заходить в комнату и еще раз наступать на эти обрывки. Эрна утром даст команду убрать.

– Перенервничал, – объяснил Эвер хмурому врачу причину. Не говорить же: «начитался идиотской прессы».

– Это не нервы, господин Эрлинг. Это шок, то, что вы рассказали, и все реакции, это подтверждают. Молодой человек, судя по медицинской карте, уже наблюдался у психолога. Это рецидив или есть какая-то другая, не связанная причина? Испуг, неприятное событие?

– Травма… – замялся Эвер, который ни черта не понимал в психологии. – Тяжелая жизнь и прочее.

– Ясно, – доктор понял, что не добьется внятных объяснений. Значит, будет говорить с лечащим врачом сам. – Хорошо. Сейчас я выведу из обморока и дам снотворное, если ему станет хуже, то сразу же звоните. Утром я с вами свяжусь.

====== Глава 24 ======

Из обморока так и ушел в сон, как тогда, когда они ездили на свой первый совместный прием. Кажется таким хрупким и слабым, если не знать, сколько этот мальчик вынес. Можно было задать себе вопрос – как же он смог выжить? Но Эвер знал ответ и пояснений ему не требовалось. Когда у тебя нет времени на горе, на эмоции, когда ты работаешь только на одних инстинктах выживания и ответственности, то выживешь. Ломаться можно начать потом, как бойцы возвратившиеся из горячих точек, не поддавшиеся огню и смерти, а потом спившиеся. И Аристину стоит поблагодарить своих сестер, за то что привязали его к жизни. Вот только что будет теперь?

Эту сраную оппозицию и газеты он уничтожит, любыми средствами. Травить как крыс и давить как блох.

Аристин спал беспокойно, не просыпаясь, но вскрикивая и ворочаясь, пихал Эвера длинными ногами, локтями, но бизнесмен уже ни на что не реагировал. День и вечер вымотали его так, что он просто старался удерживать юношу руками, не просыпаясь.

Душный, липкий и жаркий сон, из которого он не может вырваться, к которому словно прилип. Память, рассеченная осколками хрусталя, смешивала прошлое в жуткий коктейль и поила его им насильно – пламя взрыва машины, на вечернем шоссе, прыжок в кювет и гонка по бездорожью, с ними, еще ничего не понявшими детьми, боль от побоев и плач Анники, лицо убитого им бродяги, смущение от собственной наготы, когда Эвер впервые увидел его, сводки цифр из опубликованных приказов отца, все это теснилось в нем, заставляя задыхаться. И из недр памяти всплыло еще одно воспоминание.

Ему двенадцать лет. И впервые он боится увидеть отца вечером. Потому что провинился. Его никогда не ругали, а тем более не били и не лишали удовольствий, но и он доселе не делал ничего серьезного, за что стоило бы так наказывать. Зачем он только согласился попробовать эти дурацкие сигареты? В их доме никто и никогда не курил, это считалось дурным тоном, и Аристин знал, что родители не будут рады, от него будет пахнуть табаком. Ладно, если бы он сознался сам, но их застала учительница, троих и еще до того, как он вернулся из школы – мама уже знала, а если знала она... Еще и запись в дневник, которую увидит отец.

Ему было муторно, неприятно и почему-то жарко эти несколько часов до прихода отца. Мама ничего не сказала, но он видел, что она огорчена и расстроена, и еще от этого было нехорошо. Конечно, она погладила его по голове, накормила обедом и ушла в детскую. А он сидел, старался делать уроки, но ничего не получалось.

– Я пока не хочу с тобой говорить, Аристин, – все, что сказал отец ему вечером. – Позже.

Только через несколько лет он понял, что на самом деле это значило, что отец ответил ему так, чтобы не сказать более резких слов и не выпустить своего гнева, но тогда он задохнулся от боли и обиды. Первый раз с ним так. Отец не хочет разговаривать с ним. Мама сочувственно на него смотрела, но тоже ничего не сказала.

Он постыдным образом разревелся у себя в комнате, на кровати. Ему было совсем душно, кололо горло, он задыхался от слез и вины: что отец разочарован и расстроена мама, что сестры смотрят на него так, словно он испачкался в чем-то нехорошем. И что скажет дедушка Ингер? Он больше никогда-никогда не станет курить, лишь бы его не бросали и не оставляли в одиночестве. И еще очень хотелось пить и голова стала тяжелой.

Потом хлопнула дверь, вошла мама, положила ему руку на лоб и что-то сказала. Он расслышал только слово «температура», а затем они куда-то поехали на машине.

Он провел в больнице почти две недели, и каждую ночь в палате с ним ночевал отец. Дитер Илиас приезжал после работы, прогонял остальных родственников, взволновавшихся из-за болезни драгоценного наследника, и оставался с ним до утра, засыпая на раскладной кровати рядом. Конечно, у Аристина была отдельная палата, со своей санитарной комнатой и телевизором. Они ничего не сказали друг другу про злосчастные сигареты, но отец читал ему книги и они разговаривали столько, сколько позволяли Аристину врачи. Еще в больницу даже приезжал дед, один или два раза, и все то время, пока дед провел с внуком – отец молчал или выходил прочь. Аристин так и не решился спросить – почему.

В офис он сегодня не поедет, пусть заместители хоть разорвутся, за такие зарплаты он их еще и кнутом имеет право подгонять. Эвер посмотрел на часы – девять. Ари спит, наконец-то более или менее спокойно. Значит можно встать и пока выпить кофе.

– Я никуда не поеду, – сообщил он Эрне, – Ари нездоровится.

Администратор вздохнула. Значит, весь день не расставаться с радиотелефоном и у шефа такое лицо, словно на нем пахали.

– Что с ним? Вызывать врачей?

– Пока нет. Пусть спит, ночью уже был врач. Небольшой приступ. И вот что, дай команду, чтобы в его комнате прибрались.

Эрна нахмурилась. Как все странно. Неужели поругались? Но поссориться с Ари? Мальчик, конечно, не от мира сего, но характер у него выдержанный, если уж он с Мартой своей справляется.

– Господин Эвер, – он еще допивал кофе, когда Эрна вернулась откуда-то из недр дома, протянула ему разрывающийся от звонка телефон. Аристинов. – Вот, уже пять пропущенных. Что нужно ответить?!

– Я сам. Спасибо.

«Эрик».

Настойчивый парень. Эвер раскрыл телефон.

– Слушаю.

– Ой… – осекся голос на том конце вызова, став сразу испуганным. – А Аристина можно? Здравствуйте, господин Эрлинг.

– Здорово, – откликнулся Эвер. – Нельзя его. Заболел и спит. А что, у вас там пожар, без него никак?

Натужное молчание, еще бы громкость прибавить, и услышишь как у Эрика скрипят мозги.

– Нет. Его просто в деканат вызывают. За вчерашнее.

– По какому вопросу? – ого, а это уже что-то новенькое.

Кажется, парень понял, что сболтнул что-то не то. Опять замолчал.

– Ну! У меня нет времени!

– Из-за этого преподавателя, который прогонял Ари с лекции. Аристина просили к десяти приехать, а его нет. Я звоню, как староста группы. Ну и волнуюсь.

– Ясно. Нет, Ари пока не будет.

– До свидания, – явно с облегчением пискнул мальчишка.

Аристина могли прогнать с лекции? Интересно за что? За распитие пива или за кидание бумажками – вряд ли. Эвер отодвинул остывший кофе, сунул телефон в карман домашних брюк. Звонок явно не последний.

Холодно. Теперь начался озноб. Аристин забился поглубже в одеяла, стараясь особенно не шевелиться, чтобы не стало еще больнее, чем есть. Бежевые стены спальни Эвера, шлюха прячется у покровителя. Да, пусть так. Все надо называть своими именами. Но зачем тревожить мертвых?!

Он никуда не пойдет. Просто не сможет встать и понять, зачем ему все надо? За что он так проклят – все время быть заложником? Собственного имени, интересов сестер?! Почему он должен платить за то, что просто любит своего отца? И почему это так больно?!

Проснулся, но жалко свернулся под одеялом и смотрит снова в никуда. Глупо говорить ему: «Ну чего ты так расстроился из-за этого?», очень глупо.

– Ари? Как ты? – чуть тронул волосы, убрал их с лица. – Это придется пережить, Ари.

– Я не хочу так больше. Больно, – больше понял, чем расслышал Эвер.

Измучен, видно. И не вчера это началось. Он все-таки что-то упустил и не заметил в своем мальчике, какие-то сомнения и тревогу. До сих пор не верит?

– Я вызову врача. Ты плохо выглядишь, Ари. Потерпи чуть-чуть, ладно?

Я только и делаю, что терплю. Сначала я затолкал внутрь себя горе, не позволяя себе лишних слез, потом терпел все, что свалилось на нас и сейчас потерплю. Это никогда не кончится. Он даже умереть не имеет права, потому что девчонок оставить не с кем. И даже за то, что у него есть Эвер, он должен платить измазанным в дерьме именем и репутацией.

– Не надо, – все так же тихо. – Я просто полежу тут. Хорошо?

Надо, Ари. Увы. Слишком жутко сейчас, словно ты уходишь.

– Да, конечно, сейчас я приеду. И терапевт, – Эвера соединили с тем психотерапевтом, что работал с Аристином раньше, – может понадобится.

– Ты бы встал, поел. Или тебе принести сюда?

Покачал головой. Ничего не надо. Будет лежать и умирать. Можно найти слова и встряхнуть, заставить жить, напомнить об учебе и сестрах, и он выслушает, встанет и пойдет, до следующего срыва, еще более страшного. Нет, не выход. Этот человек снова закроется в себе и будет терпеть, пока совсем тошно не станет, как сейчас.

С ректором медицинского университета Эвера соединили мгновенно, значит, ждали звонка.

– Да, господин Эрлинг. Это неприятный инцидент, я согласен, и конечно университет и руководство факультета сделают все возможное, что бы исправить это. Конечно, преподаватель совершил недопустимую и непрофессиональную ошибку. Он уже уволен. Но Аристину Илиас весьма повезло с однокурсниками – все поддержали его. Я гарантирую, что эта безумная травля в прессе никак не отразится на процессе учебы Аристина Илиас. И, если надо, университет поддержит его, пресс-секретарю уже даны все нужные указания.

Это именно то, что Эрлинг и ожидал услышать. Конечно, кто же в здравом уме плюнет в руку спонсора? Хорошо, тут можно поклясться, что никто даже не посмеет посмотреть не так на Ари. А вот следующий звонок будет посложнее.

– Хакон, сколько я должен заплатить, чтобы это прекратилось? Я не могу тратить время на это, но эта дрянь начинает меня злить. Чья голова и сколько стоит?

– Даже ты столько не заработаешь, – рассмеялись в трубке, – но могу порадовать. Трех правозащитников вчера арестовали с плакатами напротив министерства внутренних дел.

– А завтра их выпустят и они развякаются еще больше?

– Ты теряешь навыки, Эвер. Мы так не работаем, нам есть чем заткнуть им рты, но со СМИ еще работать и работать. Вероятнее всего, это – оппозиция Далена. Она работает и против нынешней партии и заодно убирает потенциального конкурента. Удобно, сволочи, пристроились – тыкают носом этих в неубранное, настраивают народ против Нувы и подтягивают одеяло на себя. Кто это конкретно – пока не знаем, но у них есть средства и возможности. Не исключено, что может быть это кто-то из нынешних. Но Далену грозит гражданская война.

– А почему крайним должен быть Аристин?

– Не повезло с фамилией и не доработали отец с дедом. Я смотрю, у вас там все серьезно. Хорош мальчишка?

– Неплох.

– Нам это тоже невыгодно, Эвер. Дален – не самая плохая провинция, и пока Аристин у нас. Приготовьтесь, сейчас мы будем подключать спецуху и свои средства, газеты в том числе.

– Что значит «пока»? И, это, можно парня не трогать? Ему и так уже… Лежит вон, носом в подушку.

– Все так плохо? Хотя… Дерьма там хоть ведром черпай. Постараюсь, но не обещаю. Лучше всего, пусть пока будет белым и пушистым. Кстати, а чего ты не женишься на нем, раз уж такое сокровище?

– Боюсь, откажет, – прозвучало как шутка. – Что я должен делать со своей стороны? Может, их дешевле того?..

– Что за методы, Эвер… Это уже устарело. Хотя не спорю, эффективно. Нужно будет оказать спонсорскую помощь объединению ветеранов, как всегда. А пока иди, утешай свою детку.

– Самое лучшее – это сейчас поместить его в клинику. Но молодой человек отказывается напрочь, и поскольку он совершеннолетний, мы ничего не можем сделать. Небольшой курс седативных, работа с кризисными психологами и отсутствие внешних давящих факторов. Это последствия давней травмы и напряжения, плюс нервозное состояние. Сейчас поставлена капельница, и с юношей находится психолог, все рекомендации у него. Если кратко – то случай не самый легкий.

Кто бы сомневался. Это же Аристин.

Какие идиотские вопросы. Скорее бы этот психотерапевт ушел. Этот мягкий тон и уговоры, рассуждения. Он не хочет ничего слушать. Отца уже не вернуть – вот что самое страшное, и неприглядная правда – вот она. Теперь еще ясней, за что им плевали в лицо и спину в лагере, за что были все злые слова и ненависть. Не смогли достать мертвого – ненавидят живого и ненавидят люто. Чей-то брат, расстрелянного, что кинул в него камень, чья-то мать, проклявшая детей Илиас. Зачем, кому нужны эти документы? Они вернут мертвых? Отец не мог ошибаться, это не подлежит сомнению. Но зачем? За что? Зачем второй раз убивать их? И он – глава рода Илиас. Продажная дорогая шлюха. Он недостоин даже держать в руках родовые книги. И плевать на причины.

Снова спит. Измучен и истерзан. Эвер поправил одеяло, отрегулировал кондиционер. «Пока не идет на контакт, это нормально», – все, что сказал психотерапевт. Самому бы поговорить, понять и, самое важное, найти нужные слова.

Снова писк телефона Аристина. На этот раз Марта.

– Здрасте! А где Ари? – да, это не мямля Эрик. Это женщина Илиас. – Дрыхнет уже?

– Привет. Ага. Чего передать? – замечательная девчонка. Эвер даже не обращал внимания на ее манеру разговора. Что уж там.

– Что я звонила. Ну или я сообщение ему оставлю. Ой, еще хотела вам именно сказать, – затарахтела Марта, – вы ему только газет не давайте читать и телевизор не включайте.

– А ты уже видела? – против воли спросил Эвер. Ничего себе, ребенок.

– Ага, через телефон, в Сети. Ну и бред! Когда про папу плохо пишут, Ари всегда расстраивается и злится. Он всегда такой был.

– А ты не расстраиваешься? – уточнил Эвер.

– Я нет. Я же точно знаю, что врут. И Ари знает, но все равно, ему лучше не показывать.

– Хорошо. Я учту. Пока.

Лучше ей не знать, что он уже упустил. Вот она-то ему не простит.

Гари догадался раньше, чем он, а может быть сразу высчитал прибыль, которую принесет ему эта идея. Надис позвонил Эверу около четырех утра и немало не стесняясь неурочного времени, предложил такой выход. Хорошая мысль. Надо будет предложить ее всем, кому предложить, а кого просто-напросто купить.

Эта аристинова депрессия – просто лежит в спальне и смотрит в потолок часами. Даже психотерапевт посоветовал его оставить на время в покое, хотя Эверу казалось, что врач просто не справляется. Не будет Аристин с этим профи говорить о своих предках и о том, что он испытывает, когда видит имя своего отца на страницах газет.

– Захочет, тогда встанет и поест. То же касается остального. Организм его заставит, – успокаивал терапевт теперь уже Эрну и Эвера. – Два-три дня так и будет. Ступор и осознание. Потом он будет разговаривать и искать выход. Свято место пусто не бывает, и он найдет замещение.

Наконец-то тихо, и он остался в своем синем мире, наглухо затворил двери-витражи, погасил свет. Его спальня, самое любимое место в этом доме, с зеркальным шкафом-купе и темно-зелеными витражами, где он может остаться в одиночестве, распластаться на кровати так, чтобы было не больно и нигде внутри не резало. Абсолютная, глухая тишина, какой он ощущал давным-давно. Аристин любит тишину, но когда она была в последний раз? Так бы остаться в этом уютном вакууме и синем мире, раствориться, чтобы никто не заметил.

Почему он не может даже заплакать? Было бы легче, выгнать из груди это слезами, а так... Его словно затягивает внутрь боли. Никакой психотерапевт ему не нужен и не поможет. Это им всем только кажется, что глупость – расстраиваться из-за статеек. Даже Эвер не понимает. А для него – как будто привязали к стулу и заставили смотреть бесконечный повторяющийся ролик с расстрелом и взрывом машины, и он не может закрыть глаза и не слышать, а потом просто издевались и кидали в разные стороны. Что бы он не сделал, кем бы не стал – все равно, все будут помнить ту цену, что он должен уплатить. Никого не будут волновать его чувства к Эверу – благодарность, верность, симпатия, если это не волнует даже Марту. Для нее он так – проводник к чужой кредитной карте. «Он тебе не откажет». Никто и никогда не поверит ему, что деньги тут не причем. И он сам в это не верит. Разве пошел бы он в этот проклятый парк, если бы не было совсем края? Между ними всегда будут стоять эти деньги. И Марта только рада тому, что он еще ближе к Эверу – для нее это лишь благо, новые наряды и телефоны. Теперь он не брат, а источник материальных ресурсов. Так, расход во имя благополучия. Его просто используют, и он ничего не может поделать с этим. Они действительно должны закончить школу, и выучиться, и возможность только одна. Но что от него самого останется тогда? Пустая оболочка по имени Аристин Дитер Илиас, с красивой внешностью и глухим сердцем?

И Эвер? Верит ли Эвер ему – что все это не подделка и не искусная игра? Он не простит, если разочаруется. Как отмыть их обоих от пошлости сделки, понять, что она выросла во что-то большее и теперь это не контракт? Или еще контракт?!

Как же он запутался. Во всем. В делах отца, в самом себе, в своих чувствах и своей жизни. Может тишина что-то расскажет?

Работа валилась из рук. Две встречи – на одной Эвер даже не стал скрывать, что не слушает партнеров, а на вторую уже отправил заместителя. Остывший чай и мятные конфеты, которые так любит Ари, и на которые его легко приманить в офис. Он бездумно подписывал уже согласованные договоры, бесконечные пачки счетов-фактур и прочие бумаги, которые склеивают деятельность организации. Он отослал секретаря с поручением, запер дверь и сидел, просто сжимая пальцы. Стратегия почти продумана, сейчас только осталось ждать, что решат те, кто будет ее исполнять. Информационная война так информационная. Новый опыт для Эвера, ну так почему бы не поучиться?