Текст книги "Нет прощения (СИ)"

Автор книги: Рада Девил

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 13 страниц)

Мне даже немного неловко, что я не могу разделить ее переживаний, потому что зелья притупили мою восприимчивость. И я очень рад этому. Разглядывая обнаруженную на днях еще одну тонкую отметину магического шрама на запястье, я теперь понимаю, откуда она появилась – Северус перебросил собственную связь с моей магией на Люциуса Малфоя. Еще одно доказательство, что он отказался от меня. Отвернулся и ушел.

Больше Гермионе нечего мне рассказать, и я благодарю ее за сведения, которые, несомненно, помогут мне лучше представить, что со мной произошло. Я уговариваю друзей не тратить столько времени на визиты ко мне, уверяя, что очень ценю их поддержку, но прекрасно понимаю, что у них есть и собственные заботы. После этого Гермиона признается, что готовится стать учеником профессора МакГонагалл, надеясь когда-нибудь получить звание мастера трансфигурации, а Рон делится своими планами заняться семейным магазином вместе с Джорджем.

– Гарри, ты прости, я обещал вместе с тобой пойти работать в Аврорат. Но понимаешь… – он мнется, не зная, как признаться мне, что его приоритеты в жизни изменились, – мама ни за что не соглашается меня отпустить туда работать. Она так переживает после гибели Фреда, и…

– Рон, я все понимаю. Не переживай, – перебиваю его и успокаиваю, искренне признаваясь: – Я тоже уже не мечтаю стать аврором. Так что все в порядке, друг.

Договариваюсь с Гермионой насчет конспектов, обещанных ею, передаю привет Молли и всему семейству Уизли. После этого с друзьями я вижусь намного реже. Правда, с Гермионой мы иногда сталкиваемся в коридорах Хогвартса, когда она прибегает к МакГонагалл за очередными указаниями о том, что следует приготовить к учебному году. Ведь Гермиона Грейнджер совсем скоро станет помощником педагога, а там, глядишь, и в профессора выбьется. Мадам Помфри пока не отпускает меня из Больничного крыла, уговорив еще пару недель понаблюдаться у нее. Я не капризничаю – все же это необходимо для меня и моего здоровья, да и какая разница, где я буду тасовать в сознании свои невеселые мысли обо всем произошедшем.

Самой болезненной, после рассказа Гермионы о моем спасении, оказывается мысль о том, что Северус так просто от меня оказался, отдав контроль над моей магией Малфою. Мне кажется это чуть ли не издевательством – бывший приближенный Волдеморта будет присматривать за его же магией, поселившейся во мне. Северус – близкий мне человек, и я не чувствовал никакого неудобства из-за необходимости позволять ему присматривать за моей силой. Я считаю это даже в какой-то степени интимным – допускать постороннего к собственной магии – это все равно, что позволить кому-то следить за твоими чувствами или, например, способностью видеть или слышать. И Северус так спокойно раскрыл Малфою мою тайну… Я понимаю, что такая связь не делает меня зависимым. Малфой, напротив, взял на себя обязанность удерживать мои стихийные всплески – это ответственность, а не выгода. Но… Малфой, видимо, и в этом нашел для себя корысть, иначе он вряд ли согласился бы повесить себе на шею такие хлопоты. Как все сложно… Но Северус… Как он мог так поступить, даже не посоветовавшись? Что ему стоило узнать, кого я хочу видеть в качестве якоря для своей магии, раз уж он посчитал это неприемлемым для себя? Задумываюсь, кого бы я выбрал в таком случае, и не могу найти никого, разве что – Кингсли. Он сильный маг, и я хорошо его знаю. Но нужно еще получить и его согласие. Некоторое время взвешиваю все «за» и «против» и решаю, что поговорю с ним при первой же возможности, а пока буду вести себя максимально осторожно, внимательно следя за своей магией. Я не хочу давать Малфою повод думать, что я несдержанный юнец, которого необходимо все время контролировать и разбираться с результатами его безответственного обращения с магией. Пусть знает, что я прекрасно могу обойтись и без его помощи! Не хочу иметь ничего общего с Малфоем, который без моего ведома вторгся в мое личное пространство! Я его не выбирал, я не позволял ему связывать себя со мной кровным ритуалом!.. Чувствую, что даже зелье может не спасти меня от потери контроля над эмоциями, а это может послужить сигналом и для магии, которой захочется посвоевольничать. Прилагаю усилие и успокаиваю разыгравшееся чувство здорового возмущения практически незаконными действиями Малфоя, как-то уже упуская тот момент, что без Северуса тот ничего не мог бы сделать. Но я не хочу обвинять Северуса… Вот не хочу – и все. Я еще оставляю себе маленькую надежду на то, что он вернется и все мне объяснит.

За неделю до моего дня рождения ко мне наведывается сам министр магии – Кингсли Шеклболт и приносит мою волшебную палочку, которую нашли при тщательном обыске того места, где меня держали преступники. Он весьма искренне интересуется моим самочувствием и заверяет, что мои мучители получили по заслугам. Только после его слов я понимаю, что абсолютно не в курсе, кто и как меня отыскал и спас. Так что Кингсли, сам того не ожидая, становится для меня очередным источником информации, которая замысловатой фишкой ложится в картинку-паззл, изображающую мою жизнь.

Я узнаю, что операцией по моему спасению практически руководил Северус. Кингсли рассказывает о том, как меня нашли – сухо, сжато и без красочных подробностей, но я имею некоторое представление, как мог выглядеть после того, что со мной делал Нотт с помощью Эйвери. Я чувствую, что мои щеки начинают полыхать, и Кингсли, видимо, заметив это, торопливо уточняет, что забирали меня из тоннеля они с Северусом только вдвоем, давая понять, что я не был выставлен на всеобщее обозрение. Это немного успокаивает, я все же не лишен чувства стыдливости, и мне очень не хочется, чтобы в меня тыкали пальцами кто ни попадя. От Кингсли я узнаю, что Нотт умер в своей камере через сутки после моего освобождения, а Эйвери осужден на пожизненное заключение в Азкабане без права на пересмотр дела. Удивительно, но я не чувствую большой радости, а должен бы, ведь Нотт причинил мне столько боли только потому, что решил вдруг сделать меня ответственным за смерть своего отца. Когда Кингсли заводит разговор о моей учебе в Школе Авроров, я честно признаюсь ему, что передумал и больше не хочу посвящать всю свою оставшуюся жизнь постоянной борьбе.

– Я не готов к такому. Понимаешь? – я отвожу взгляд, потому что мне кажется, что Кингсли сейчас будет либо меня уговаривать, либо осуждающе смотреть, как на слабака, сдавшегося под давлением случившегося.

– Это хорошо, что ты сам это понял, – прозвучавшие слова оказываются для меня неожиданностью, и я вскидываю голову, всматриваясь в лицо Кингсли, чтобы убедиться, что правильно его понял, а он продолжает: – Ты слишком мягкий для такой работы. В тебе нет необходимой жесткости. Гарри, ты справедливый и презираешь зло, творимое нелюдями, но этого недостаточно. Ты все же настоящий ученик Дамблдора – веришь во второй шанс даже для самого отъявленного преступника. У тебя рука даже на Волдеморта не поднялась, уж я-то знаю, – Кингсли как-то особенно озорно улыбается, намекая, что я победил Темного Лорда, не убивая его собственноручно.

Разговор с Кингсли вышел смущающим для меня, и я так и не решился попросить его стать гарантом стабильности моей магии. Все же ритуал для этого нужно проводить кровный, а я даже и приблизительно не знаю, как Кингсли может к этому отнестись. Вдруг он не согласится? А мне ведь придется честно все ему рассказать и объяснить перед просьбой. Я даже не смогу потребовать у него молчать о моей тайне, о том, что я стал вроде как сосудом для силы Волдеморта. Не хочу даже представлять, как среагируют обыватели, если эти сведения дойдут до прессы. А еще я так и не осмелился поинтересоваться у Кингсли – может, он знает, куда отправился Северус? Они же вместе меня искали… А вдруг…

– Нужна будет помощь – обращайся. Всегда помогу всем, что в моих силах, – говорит Кингсли на прощание, а я снова остаюсь наедине со своими размышлениями.

Меня и радует, и ужасает мысль, что именно Северус спас меня из ада. Я так мечтал, что он меня найдет и заберет оттуда, поэтому мое сердце радостно учащает свой стук от мысли, что мои надежды сбылись. Ведь, если бы Северус меня не любил, то он ведь и не пошел бы меня искать? Ведь так? Я не хочу даже предполагать, что он просто выполнял свой долг, выручая меня из очередной беды так, как делал это шесть первых лет моей учебы в Хогвартсе, пока мы не смогли узнать друг друга поближе. Но моя радость омрачается закономерной мыслью – Северус теперь точно знает, что со мной произошло, и может посчитать, будто я сам виноват в том, что со мной делал Нотт. Он, особенно в свете нашей ссоры перед моим похищением, может решить, что я дал повод Нотту для того, чтобы… Ведь в последнюю нашу встречу Северус именно это выкрикивал мне, бросая в лицо обвинения в неверности и распущенности. Вот Мерлин – слова-то какие отыскал… Я иронизирую над своей попыткой даже в малом обелить Северуса и его незаслуженный выпад, смягчая слова и формулировки, которые он использовал, стараясь ударить меня побольнее. Я так до сих пор и не знаю, что послужило причиной для его нападок на меня. И не смогу узнать, пока мы не встретимся и не побеседуем. Хотя здесь и к Трелони не ходи – кто-то наговорил на меня всяких гадостей, никак не иначе. Ведь я точно знаю, что никогда даже не представлял себя с кем-нибудь другим, кроме Северуса.

Однако я смогу понять, если он больше не пожелает меня в качестве любовника – ведь он видел, что сделал со мной Нотт. Северус большой собственник. К тому же случившееся со мной совсем не служит оправданием для меня в его глазах за те мнимые грехи, о которых он мне высказывался во время последней встречи. Я уверен, что Северус не стал бы так долго на меня сердиться по пустякам, а значит, ему нужно услышать мои объяснения чему бы там ни было, что заставило его накричать на меня. Прошу Мерлина, чтобы это не какое-нибудь проклятие заставило его так невоздержанно тогда себя вести, потому что чем дальше, тем сложнее будет бороться с его последствиями. Но все наши разногласия можно разрешить, только встретившись, а это мне сейчас кажется несколько невыполнимым из-за ограниченности возможностей моего передвижения. Вот отпустит меня мадам Помфри – тогда посмотрим. Можно будет наведаться к Северусу домой, не исключено, что он сейчас там. Даже не знаю, на что я надеюсь и чего хочу больше – чтобы он вернулся и снова обозвал меня как-нибудь изысканно и гадко, лишь бы был рядом, или чтобы все оставалось, как есть.

Я скучаю по Северусу. Днем мне еще удается отвлечься на штудирование принесенных Гермионой конспектов и на редкие встречи с посетителями – приходят друзья, иногда заглядывает директриса. А вечером мои мысли все время вертятся возле одного и того же вопроса – почему Северус бросил Хогвартс? Он никогда даже не заикался о том, что хочет уйти из школы. Что бы там ни говорили, несмотря на его специфическое отношение к студентам, он все же любит преподавать, находя в своей работе смысл для своего существования. Он сам как-то однажды нехотя признался в этом. Так почему же он ушел? Неужели я стал причиной этому? Все равно не понятно – я ведь уже почти закончил Хогвартс, так зачем же отсюда сбегать? Надеюсь, что Северус опомнится и вернется. Я не стою того, чтобы терять смысл жизни.

Даже МакГонагалл как-то вскользь обмолвилась, что не понимает, как это Северус мог ее так подвести – ведь ей теперь не только преподавателя зельеварения нужно найти, а и решить вопрос, кто станет деканом Слизерина. Возможно, директриса рассчитывала, что я смогу вернуть Северуса в школу, но я промолчал и никак не стал комментировать ее реплику. Мне нечего ей сказать. Если уж она не знает, почему ее коллега бросил работу, то что могу подсказать ей я? Меня он тоже бросил. Бросил и ушел, даже не дождавшись, пока я приду в сознание полностью. Ничего не объясняя и не прощаясь, словно так и должно быть. Словно я для него никто.

Засыпая с такими мыслями, я ожидаемо по ночам вижу во сне Северуса. Иногда мне снится, что я снова сижу на его уроке и делаю ошибку при изготовлении зелья, а он меня ругает, но почему-то выкрикивает все те слова, которые сыпались на меня во время последней встречи. Порой я снова проживаю ужасное время последнего года перед победой, когда наши встречи были краткими и отчаянно искренними – мы спешили в то трудное время получить от жизни все, что еще успеваем. Но чаще мне снятся его руки, скользящие по моему телу. Он еле дотрагивается кончиками пальцев, вызывая волны предвкушения – моя кожа покрывается мурашками, а дыхание сбивается. Я словно наяву чувствую во сне, как его губы плотным кольцом обхватывают мой член, как его язык влажно щекочет и проходится изысканной лаской по чувствительной головке. Но мне этого мало, и я подбрасываю бедра, стараясь проникнуть поглубже в его рот… Когда я просыпаюсь на влажных простынях с именем Северуса на губах и понимаю, что все это было лишь сном, боль захлестывает меня с такой силой, что я с трудом сдерживаюсь, чтобы не кричать в голос. Мне приходится подолгу делать дыхательные упражнения, силой воли беря под контроль расшалившиеся во сне эмоции. Я помню об ответственности перед миром и не хочу уничтожить даже часть его своей магией.

День рождения я не праздную в общепринятом смысле – Рон и Гермиона провожают меня из Больничного крыла Хогвартса в Блэк-хаус. Мадам Помфри соглашается наконец-то отпустить меня. Мы с Роном и Гермионой пьем чай с тортом, устроившись на пыльной кухне, где мы наспех наводим подобие порядка. Кричер вовсе забросил хозяйство. Прячась в своем закутке, он лишь кряхтит и что-то бормочет, даже не потрудившись выйти и посмотреть – кто же пришел в дом. Вот и весь праздник в честь моего дня рождения. Но мне большего и не хочется. Нет желания веселиться, видеть улыбки и выслушивать поздравления. Друзьям поясняю, что еще не полностью восстановился после комы, чтобы избежать лишних вопросов и уговоров сделать все «как положено». На том мы и расстаемся – у всех есть свои заботы и планы на ближайшее будущее.

========== Глава 9 ==========

Гарри Поттер

Правда таинственна, неуловима,

ее вечно приходится завоевывать заново.

Альбер Камю

Первые пару дней, оставшись в одиночестве в Блэк-хаусе, я неистово хандрю и ничего не делаю. Сразу после ухода Рона и Гермионы я отправляюсь в Паучий тупик в Коукворте, где находится дом родителей Северуса, доставшийся ему по наследству, и не нахожу там того, кто мне сейчас так отчаянно нужен. Дом закрыт, но маггловские замки на дверях для волшебника не помеха – я вхожу внутрь и понимаю, что Северус уже очень давно здесь не был. Никаких магических флуктуаций, фон спокоен и нейтрален – следовательно, в доме не колдовали как минимум полгода. Я возвращаюсь в Блэк-хаус и погружаюсь в беспросветную тоску и самокопание.

Ем купленные в маггловском магазине колбасу и сыр с хлебом – готовить что-то более серьезное совсем не хочется, потому что сразу вспоминается маленькая кухонька в коттедже, который мы с Северусом снимали прошлым летом на море, где мы с ним соревновались, кто вкуснее приготовит обед. Приводить в порядок особняк тоже нет желания, а Кричер, несмотря на все мои попытки дозваться его, из своего закутка и носа не кажет, только продолжает бубнить там что-то о недостойных магах.

Валяюсь в постели, снова и снова пережевывая свои мысли о том, что произошло. В который раз ругаю себя за невнимательность и безрассудство – ну кто меня толкал идти среди ночи на улицу? На мне даже мантии теплой не было, а все равно туда поперся… Идиот и дебил – правильно Северус оценивает мои умственные способности. Это же нужно – победить Волдеморта, остаться в живых во время войны, получить в награду магическую мощь своего врага вдобавок к своей немаленькой, и не справиться со средненьким магом. Нотт ведь звезд с неба не хватал, у него только безмерно раздутое самомнение и неимоверная злоба имелись в активе. И я так нелепо попался! Потому что дурак! Выплеснуть свою магию, играя со снегом. Играя! Оно, конечно, понятно – я старался не сорваться и не упустить из-под контроля свою силу, вкладывая ее в энергоемкое колдовство. Не хотел, чтобы Северус узнал, что мне ужасно плохо – подогревать его и без того дурное настроение не входило в мои планы. Но зачем было себя опустошать? Да так, что позже и на элементарные согревающие чары не хватило. Обладание огромным магическим потенциалом заставило меня расслабиться и стать неоправданно беспечным. Я все больше и больше виню себя в случившемся. Даже мелькает мысль, что издевательства Нотта специально были припасены моей судьбой, чтобы поставить меня на место и показать, что я не пуп земли, а всего лишь глупый и никчемный мальчишка, причинивший так много беспокойства тем, кто меня любит. В первую очередь – Северусу. Не могу себе представить, чтобы он не волновался за меня. Ведь он меня любит – что бы там ни кричал в тот вечер. Да если бы не любил, то и скандала не закатывал бы – ему было бы абсолютно все равно, где я и с кем еще трахаюсь.

С каждым новым днем скучаю по Северусу все сильнее, тоска изводит меня, мысли вгрызаются в мозг, подавляя и заставляя становиться рассеянным. Когда понимаю, что собственным бездействием невольно загоняю себя в депрессию, опасную в моем случае вдвойне – и для меня, и для окружающих из-за непредсказуемости реакции моей магии на такое состояние сознания, решительно меняю образ жизни, загружая свой день работой и занятиями, чтобы отвлечься от горьких мыслей. Северус в свое время научил меня некоторым нехитрым приемам, как переключить внимание с одного вопроса на другой – этим и пользуюсь. Теперь утро провожу в хлопотах по дому – навожу порядок, лишь иногда используя беспалочковую магию собственных желаний, чаще все же стараюсь колдовать, как и все обычные волшебники, вспоминая бытовые заклинания. Это заставляет меня сосредотачиваться на том, что я делаю, а не полагаться на то, что магия исполнит любой мой каприз, в рамках разумного, конечно. Колдуя, все больше убеждаюсь, что чувствую свою магию как-то немного по-другому, чем раньше. Не то чтобы моя сила уменьшилась – я все еще слышу ее могучий поток по своим личным магическим каналам, но она стала ощущаться иначе, словно изменилась. Это сложно объяснить, потому что магия в чистом виде вроде не должна обладать свойствами, характерными для мага, которому она принадлежит. Колдовство носит отпечаток, личную подпись волшебника, но сама по себе магия – она нейтральна. Так твердят все исследования в области магии. Но я, тем не менее, заметил изменения в качестве основного потока, когда получил нежданный сюрприз от судьбы. После смерти Волдеморта его магический потенциал почему-то решил, что его место со мной. Редчайший феномен волшебного мира, но все же – не уникальный. Северус предполагает, что это случилось из-за того, что в обряде своего воскрешения Волдеморт использовал мою кровь. Так вот, когда я получил подарок от побежденного мной Темного Лорда, то понял, что магия во мне стала другой – более густой, насыщенной и бурлящей. И вот теперь я снова чувствую, что моя магия неуловимо изменилась – словно поменяла оттенок цвета или пахнет теперь немного иначе, будто движется по-другому или стала более мягкой, что ли. Думаю это из-за того, что я запирал ее в себе.

После активного труда, если можно так назвать ремонт скрипящих ступеней, мытье окон, вытряхивание докси и пыли из штор, магическую очистку обоев, натирание деревянных панелей пчелиным воском с лимоном и все тому подобное – сажусь за книги, которые мне порекомендовала профессор МакГонагалл для самоподготовки к выпускному экзамену по трансфигурации. По остальным предметам пока довольствуюсь конспектами Гермионы. С преподавателями о сдаче экстерном экзаменов по их предметам планирую поговорить перед началом учебного года, когда они вернутся в Хогвартс.

Так и проходят мои дни, изредка разбавляемые визитами друзей. Гермиона с удовольствием подсказывает мне, разъясняя непонятные темы при подготовке к будущим экзаменам, а Рон составляет компанию в полетах на метле, для чего мы отправляемся с ним за город, но не в «Нору» – мне не хочется пока активного общения с людьми. Я наведываюсь в Министерство Магии, где в отделе образования оставляю заявку на персональную сдачу выпускных экзаменов в конце года, надеясь к Рождеству справиться с подготовкой. Мне выдают разрешение и составляют план консультаций, если я в них буду нуждаться. А вместе с тем миловидная доброжелательная секретарь отдела советует мне не обращать внимания на все эти планы, а пойти и договориться с преподавателями Хогвартса, чтобы они помогли подготовиться. Что вполне совпадает с моими собственными намерениями. В один из своих приходов Гермиона напоминает мне, что через неделю начнутся занятия, и тогда преподаватели будут очень заняты, как это всегда бывает в начале учебного года, намекая, что мне следует поторопиться, если я собираюсь просить их о помощи.

***

Как всегда мое везение имеет свое особенное чувство юмора – в день, выбранный мной для посещения Хогвартса, там собрался попечительский совет школы. Как мне объяснили портреты бывших директоров, висящие в кабинете МакГонагалл, через камин которой я пришел в школу, попечители так делают каждый год. Они узнают обо всех пожеланиях директрисы и профессоров по улучшению обеспечения Хогвартса, чтобы по возможности учесть их в своей деятельности в текущем учебном году.

Мне ничего не остается, как терпеливо дожидаться окончания собрания, устроенного в Большом зале. Я брожу по Хогвартсу, улыбаясь знакомым магическим портретам, поднимаюсь на Астрономическую башню, выхожу на открытую галерею. Собрание преподавателей с попечителями школы затягивается, и я вдруг решаю, не дожидаясь его окончания, проверить – не вернулся ли вдруг в Хогвартс Северус. Путь до его комнат занимает всего несколько минут.

Моя надежда, у которой вдруг начали отрастать крылья, пока я спешил в подземелья, получает очередной болезненный удар – комнаты Северуса по-прежнему абсолютно пусты. Я уверен, что он не стал бы занимать другие апартаменты, если бы все же вернулся, как на то надеялись МакГонагалл и, конечно же – я. В этот раз я прихожу сюда без страховки от мадам Помфри – ее успокаивающие зелья в прошлый раз помогли мне сдержать эмоции. Сегодня же меня просто накрывает волной переживаний. Я даже не могу определенно сказать, что именно я чувствую – то ли это боль от расставания, то ли раздражение на упрямство Северуса, который не желает разобраться в ситуации, то ли обида на него за то, что бросил меня без объяснений. На глаза наворачиваются слезы, возникает желание все крушить и ломать. Это плохо, потому что такое мое состояние не способствует удачному контролю за магией, и я пытаюсь дать выход эмоциям безумной выходкой – остервенело бью кулаком по стене, надеясь, что боль меня отрезвит и заставит взять себя в руки. Мне в самом деле очень больно – рука разбита в кровь, а я дышу часто, словно загнанный конь, стараясь успокоиться после вспышки то ли гнева, то ли отчаяния.

Вдруг, заставляя меня вздрогнуть от неожиданности, в комнате бесшумно появляется домашний эльф – я узнаю его, это тот самый, который помогал мне, когда я лежал в Больничном крыле после выхода из магической комы. Он суетливо начинает хлопотать над моей израненной рукой: вытирает кровь и смазывает сбитые косточки на пальцах какой-то мазью, вовсе не обращая внимания на мое удивление. Я на секунду даже забываю, отчего мне так плохо сейчас на душе.

– Что ты делаешь? – я наконец-то прихожу в себя настолько, что могу поинтересоваться странным поведением домовика. Ведь раньше, когда я ранился, никто из их ушастой братии не спешил мне на помощь.

– Тилли следит за здоровьем мистера Гарри Поттера, – послушно отвечает домовик.

– Но я уже не лежу в Больничном крыле, – я по-своему понимаю его поведение, однако оказывается, что не совсем верно.

– Директор МакГонагалл еще зимой сказала, чтобы Тилли следил за здоровьем мистера Гарри Поттера и помогал его лечить. Директор МакГонагалл еще не отменяла своего распоряжения. Тилли – хороший домовик и знает, как нужно лечить мистера Гарри Поттера, – домовик удовлетворенно осматривает мою руку, на которой не осталось и следа от кровавых ссадин. Он явно доволен своей работой. – Профессор Снейп хорошо научил Тилли.

– Что? При чем здесь профессор Снейп? – я недоуменно смотрю на домовика.

– Профессор Снейп учил Тилли, чтобы Тилли присматривал за мистером Гарри Поттером, когда профессор Снейп учит студентов и варит зелья для мистера Гарри Поттера, – мне даже кажется, что в глазах домовика мелькает грусть, когда он говорит следующие слова: – Только теперь профессор Снейп ушел и больше не дает указаний Тилли, – он секунду медлит и добавляет совсем уж несчастным тоном: – И не хвалит больше Тилли.

– Спасибо, Тилли, что залечил мне руку, – спохватываюсь я, пристыженный его словами. – Ты отлично справился, – домовик расцветает на моих глазах, довольно улыбаясь, а я пользуюсь его настроением и продолжаю расспросы: – Тилли, а профессор Снейп часто наведывался ко мне в Больничное крыло, когда ты за мной присматривал?

– Когда мистера Гарри Поттера перенесли в Больничное крыло? – уточняет домовик, видимо, немного не поняв мой вопрос.

– Да, зимой, когда меня принесли в Больничное крыло, – подтверждаю я и получаю неожиданный ответ:

– Зимой мистер Гарри Поттер не лежал в Больничном крыле, только летом, когда проснулся, – теперь ответ домовика сбивает меня с толку, и я ожидаемо интересуюсь:

– А где я лежал зимой?

– Здесь, – радостно заявляет Тилли, подбегая к месту, где когда-то стояла кровать Северуса.

Меня кидает в жар, даже дышать становится трудно. Почему я такой идиот? С чего я решил, что все время лежал в Больничном крыле? Даже не удивился, что не нахожусь в больнице святого Мунго? А ведь именно этого следовало ожидать, раз я был в магической коме. Я вообще ничем не поинтересовался, переживая, что меня, несчастного, бросили. Возникает желание снова крепко приложиться к стене, но на этот раз головой. Здесь! Именно сюда принес меня Северус! Кингсли говорил, что Северус забрал меня из той дыры, где меня нашли. Но я даже не задумался о том, куда же он меня отправил потом. Сюда! В свою комнату!

– Тилли, а как долго я лежал здесь до того, как меня перенесли в Больничное крыло? – я уже догадываюсь, что услышу в ответ.

– Профессор Снейп отнес мистера Гарри Поттера в Больничное крыло в тот день, когда вместе с мистером Малфоем проводил ритуал и будил мистера Гарри Поттера.

– Значит, летом. В тот день, когда я очнулся, – шепчу себе под нос, но Тилли считает, что я уточняю у него и подтверждает:

– Да. Мистер Гарри Поттер проснулся в тот день.

Я полгода лежал здесь, в спальне Северуса. И он ухаживал за мной, лишь на время занятий оставляя на попечении Тилли. Я и раньше не сомневался в том, что Северус меня любит, а теперь и вовсе понимаю, что только ему обязан своим спасением – не только из-за проведенного ритуала, но и потому, что он взял на себя все хлопоты по уходу за мной. Почему же мне никто об этом не сказал? И почему в таком случае Северус ушел? Почему он меня бросил тогда, когда я пришел в сознание? Все еще злится из-за той ссоры? Не может этого быть… просто – не может быть! Если бы он так сильно на меня злился, то я не лежал бы в его постели все это время, пока оставался без сознания. Уж чем-чем, а извращениями Северус не страдает – он не стал бы пользоваться моим беспомощным состоянием для… Меня даже передергивает от отвращения из-за своих глупых мыслей. И тут я замечаю, что домовик все еще стоит рядом и ждет моих указаний.

– Тилли, большое тебе спасибо, что ухаживал за мной. Ты отлично справился – видишь, я теперь здоров. Можешь оставить меня одного? Я буду осторожен и постараюсь больше не пораниться.

– Тилли рад помочь мистеру Гарри Поттеру, – домовик подозрительно окидывает меня взглядом, словно пытается удостовериться, что я на самом деле не стану себе вредить. – Профессор Снейп никому не доверял присматривать за мистером Гарри Поттером, только Тилли, – с гордостью сообщает он перед тем, как, поклонившись, исчезнуть, отправившись по своим делам.

Последние слова Тилли добавляют мне раскаяния за свою невнимательность – ну почему я не расспросил всех раньше? Хотя… Что бы это изменило, кроме, конечно, того, что я знал бы больше о том, как меня выхаживали, пока я находился в магической коме? Мне снова становится нестерпимо больно и одиноко. Я не могу понять поведения Северуса. Ведь, раз он никого не подпускал ко мне, то, значит, никому не мог доверить лечение моего изломанного и израненного тела. Меня окатывает жаркой волной стыда – Северус лечил не только мои ожоги и рваные раны после действия магического хлыста, он залечивал и мою порванную Ноттом задницу. Я никогда не стеснялся своей наготы, особенно при Северусе, но это совсем другое. Это – как печать моей слабости и унижения. Мне хочется кричать и рыдать, несколько непослушных слезинок все же срываются с моих ресниц.

Стою, упираясь руками в стену, и глубоко дышу, собираясь с силами, чтобы не сорваться. Моя магия привязана, а я нахожусь в сознании, поэтому даже при плохом раскладе не натворю непоправимых бед, разве что немного оплавятся стены в комнате. Это ведь не тот случай, когда магия возвращалась ко мне после долгого блокирования – тогда ее никакая кровная привязь не удержала бы. Но все же не стоит идти на поводу своих эмоций и в очередной раз доказывать, что я несдержанный психопат.

Однако мне больно, очень больно. Северус… За что ты меня бросил? Вон даже лопоухий домовик – и тот не отказывается от меня, а ты… Я и злюсь на Северуса, и безмерно ему благодарен за спасение. Мысли идут по кругу, не давая мне сосредоточиться и успокоиться. Когда я слышу шаги приближающегося человека, мое сердце делает кульбит и стучит так быстро, что еще миг – и оно выскочит из груди, проламывая грудную клетку. Апартаменты Северуса находятся в стороне от основных коридоров – так что кто-то направляется именно сюда – здесь больше нет других учебных или жилых помещений, кроме этих комнат. Чувства перемешались в гремучий коктейль, и я даже не знаю, что буду делать, если Северус вдруг сейчас зайдет в эту комнату – брошусь ему на шею или накинусь с обвинениями и упреками.

Но в комнату входит не Северус. Это Люциус Малфой. Мы несколько секунд молча смотрим друг на друга. Я не выдерживаю первый: