Текст книги "Останься нетронутым (СИ)"
Автор книги: Призрак Квинзей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
Чуя резко подскочил на месте, бледнея, и, сжав пальцы в кулаки, попятился назад. Дазай вскинул бровь, однако тут же перевёл взгляд с Накахары на Акутагаву. Тот не поворачивался, упрямо не замечая Дазая и стараясь отвлечь себя мыслями о… О чём же… О чём же подумать…
– Какая жалость, что ты остаёшься тут! – видимо, Дазай решил, по иронии судьбы, всё-таки подойти к Рюноске как раз в тот момент, когда тот этого впервые не хотел вообще.
Оперевшись ладонью об стол, Осаму внимательно посмотрел на замершего Акутагаву с каменным лицом и, хмыкнув, произнёс, игнорируя напряжённую обстановку вокруг:
– Что же… Не скучай здесь без Гин. Твоя милая сестрёнка с удовольствием бы осталась, будь у неё возможность, верно, Гин?
Девушка тут же отвернулась, порозовев. Дазай улыбнулся, вспоминая, как в детстве играл с ней в её дорогих фарфоровых кукол и, когда она случайно разбила одну из них, взял всю вину на себя. Акутагава тоже об этом вспомнил и невольно вздохнул. Гин смущалась при появлении Дазая, но он не нравился ей, как мужчина. В потёмках её души вообще невозможно было понять, что она испытывает, чего хочет… Только лишь догадки.
– Как-нибудь проживу, – пробурчал Акутагава, откашлявшись, и, прикрыв лицо ладонью, выдохнул, спрятав другую в карман.
Дазай некоторое время смотрел на него. Внимательно, с полуулыбкой на губах, чуть прищурив глаза. От него несло морозом и запахом хвои, пальцы его руки, коснувшейся плеча Акутагавы, были холодными, будто лёд. Рюноске вздрогнул, отпрянув, а Осаму лишь хмыкнул, опершись о стол, и, не замечая убийственного взгляда со стороны Чуи, спросил, смотря прямо на Рюноске:
– И всё-таки, почему ты решил провести каникулы здесь, м?
Акутагава отвёл взгляд в сторону. Он не хотел делиться ничем с Дазаем, к тому же, тот и так всё знал. Однако будто издевался, вытягивая из Рюноске признания за признанием, заставляя разрывать собственную душу воспоминаниями о прошлом. Вернуться домой? Провести праздник с Мори? Лучше умереть или повеситься. Акутагава никогда по своей воле не поедет домой, если есть возможность провести время вне стен его родового поместья.
– Просто… Не хочу ехать… Домой, – выдавил из себя Рюноске, готовый взорваться от желания расцарапать Дазаю горло за то, что тот спросил его об этом.
– Печально, печально. Кстати… Солнышко Ацуши тоже остаётся, – протянул он, замечая, как резко изменился в лице Акутагава. – Бедному не с кем справлять Рождество. Я бы пригласил его к себе, если бы не уезжал к Оде…
Он снова упоминает об Ацуши… Рюноске почувствовал, как злоба поднялась в его сердце. Тупая, тягучая, как раскачивающееся бревно над пропастью. Его раздражало то, как говорит Дазай об Ацуши, как он называет его солнцем. Вот только Рюноске сам не понимал, почему. То ли от того, что это говорил Дазай. То ли от того, что он так отвратительно говорил об Ацуши.
Чуя резко выдохнул от злобы. Акутагава услышал топот на лестнице и громко хлопнувшую дверь. Да, он знал, что Чую раздражает всё в Дазае. Но больше всего то, что Осаму вечно оставляет его одного, чуть поигравшись с чувствами и пообщавшись пару дней. Накахара ненавидел Дазая. Однако в этот раз почему-то не сказал ни слова. Молча взбесился и… Всё. Странно.
– Удачи тебе там, – выдавил из себя Акутагава, кинув беглый взгляд на Дазая, и, развернувшись, направился к выходу из гостиной.
Он с удивлением осознавал, что впервые в жизни говорил с Дазаем, не волнуясь о том, что именно скажет и что тот подумает о его словах. Впервые в жизни, кроме тупой боли в груди и лёгких остатков чувств, рассыпанных по полю сердца, не осталось ничего. Пустота или, может быть, усталость от того, что чувства его невзаимны?
Определённо было о чём поразмышлять. Определённо.
А ещё о том, что новость об Ацуши, об этом нелепом гриффиндорце с полным спектром эмоций на лице, невольно его порадовала. Это даже напрягло, самую малость. После отбывания наказания в мужских туалетах, Акутагава особо с ним не пересекался, да и год заканчивался быстро, но… Но он до сих пор думал о Накаджиме. И почему-то хотел как-нибудь снова с ним пересечься, чтобы послушать запинающуюся речь, мягкий и немного детский голос, посмотреть на чистое, светлое и глупое лицо… Просто поговорить с ним. Возможно, пройтись по коридору.
Вот только не знал, как дать понять, что он совершенно не против компании этого придурка, который вечно ему ломал все планы. Немного времени с этим гриффиндорцем на каникулах Рюноске бы провёл, конечно. И ещё…
Ему покоя не давал вопрос о том странном прикосновении, поставившем Акутагаву в тупик, из которого просто не было выхода.
Комментарий к глава 12 – ты остаёшься?
Написал ещё неделю назад, но у беты сессия. НЕ ТРОГАТЬ ЕЁ!
Кхм, жалко этот рождественский период не выпал на нг… Но ладно, у меня новый год определённо продолжается)))
Простите, что забываю про второстепенные пейринги. Но после рождественских каникул они все определённо начнут развиваться. Но сейчас по плану идёт замес шин-соукоку :)
Приятного прочтения и очень, очень жду Ваших отзывов)
========== глава 13 – мантия ==========
Все разъехались, и в Хогвартсе стало пусто. Ацуши почему-то любил эту застывшую тишину посреди коридоров, пыль в кабинетах, учителей, собирающихся за столом с оставшимися учениками, состояние покоя и безмятежности… Накаджима любил одиночество. Любил проводить время у камина в гостиной с книгой в руках или просто смотря на играющее пламя. Но всё равно. Как бы уютно ни было одному, Ацуши до боли в сердце хотелось, чтобы тишину с ним делил кто-то. Друг, близкий человек, родственник… Кто-нибудь, кому не всё равно, проснётся ли Ацуши утром или застынет в холодной постели.
Накаджима шагал по коридору, возвращаясь из библиотеки. Он надеялся на то, что теперь там не будет кого-то вроде Акутагавы Рюноске. Хотя, на самом деле, он ни капли не боялся пересекаться с ним. Просто это было несколько… Странным? Ацуши не понимал, что изменилось в их отношениях от «убить хочу» до «как-то вроде бы всё равно». И изменилось ли вообще? Неясно, сложно и запутанно. Но в любом случае в эти каникулы Накаджима хотел отдохнуть от сжимающего грудную клетку чувства печали.
Однако, кто бы подумал, что Акутагава тоже остаётся в Хогвартсе! Ацуши едва в обморок не упал, когда случайно столкнулся с ним этим утром. Конечно, они не завязали разговора. Акутагава скрылся за поворотом, а Ацуши продолжил свой путь к башне Гриффиндора. Но зато потом, в течение почти пяти часов, Накаджима не мог нормально сосредоточиться, рассуждая над вопросом, что не так пошло в его жизни. И за что шанс встретиться с Рюноске повысился на миллион процентов…
Сейчас был уже поздний вечер. И как раз таки в этот прекрасный поздний вечер до Ацуши дошло, что он до сих пор не вернул мантию Акутагавы. Да, он постирал её вместе со своей, как тот и просил. Сам не понял, зачем, ведь это Рюноске вылил на него ведро воды, следовательно, это он виноват в случившемся. Но… Но, вспомнив, как Акутагава накинул свою мантию на его плечи, Накаджима невольно вздрогнул, закусив губу.
Оставался лишь один вопрос: как вернуть мантию, если Ацуши не знает, где искать Акутагаву… Впервые за столько дней он сам хотел его найти и не мог. Впрочем, целые каникулы впереди. Как-нибудь вернёт…
– Ох, осторожно!
Ацуши резко остановился, едва не наступив на какую-то банку, и обернулся, смотря на подлетевшего к нему мальчишку лет двенадцати с копной волос, в которых, наверное, запуталось солнце.
– Не зевай, – с улыбкой произнёс он, наклонившись и взяв банку в руки, – и старайся не бросать мусор просто так. Это нехорошо.
– Э? – Ацуши непонимающе посмотрел на мальчишку, пытаясь понять смысл сказанного, но тот не дал ему этого сделать.
– Я Кенджи! Кенджи Миядзава, – радостно представился он, протянув ладошку, и Накаджима осторожно её пожал. – Я с Пуффендуя. Кто-то постоянно бросает фантики на пол, а я собираю… Это плохо, когда по школе разбросан мусор.
– А-а-а-а…
Протянув что-то нечленораздельное, Ацуши задумчиво почесал затылок, с интересом глядя на удивительного мальчишку, который, напевая рождественскую песенку под нос, поднял какую-то бумажку и кинул её в банку в своих руках.
То, что Накаджиму удивило поведение Кенджи, это ещё мягко сказано. Он привык к тому, что все относятся к порядку спустя рукава. Ведь есть домовики, которые рано или поздно уберут мусор, подметут полы, вымоют пятна на окнах и всё сделают за учеников. Однако этот пуффендуец поражал своим трепетным отношением к порядку и даже казался каким-то… Слишком наивным?
– Послушай, а с какого ты курса? – поняв, что тишина затянулась, Накаджима решил развить диалог.
Как-никак, а на каникулах стоило с кем-то общаться, особенно если судьба сама сталкивала Ацуши с каким-либо человеком.
– С четвёртого.
– Что? – удивлённо воскликнул Ацуши, которого Кенджи удивлял всё больше и больше.
На вид ему больше двенадцати было не дать. Небольшой рост, улыбка, веснушки, открытый и честный взгляд, хрупкое телосложение. Да, действительно, удивительный студент. Ещё и фантики за другими поднимает. Наверное, среди гриффиндорцев его бы считали помешанным.
– Да, я знаю, выгляжу младше, – будто читая его мысли, произнёс Кенджи, всё так же лучезарно улыбаясь. – Но мне, правда, четырнадцать. А ты ведь Ацуши, да? Играл в команде Гриффиндора в прошлом году?
Накаджима смущённо хмыкнул, отведя глаза, и кивнул, пожав плечами. Он почему-то чувствовал, как от одной улыбки этого нового знакомого на душе становится спокойно. Наверное, у пуффендуйцев есть такое свойство в крови: поднимать настроение рядом находящимся людям. И успокаивать одним словом.
– Почему ты остался в Хогвартсе? – решился-таки спросить Накаджима, смотря на веснушчатое лицо Кенджи.
– О, это сложно объяснить, – рассмеялся мальчишка, чуть поведя плечом. – Мои родители… Они сейчас живут не в этой стране. Они так хотели, чтобы я учился тут, что просто не могли не ответить на приглашение. Это странно, да? После второго моего курса тут они уехали в Японию, потому что там живут наши старшие родственники. А я остался на попечении у одной почитаемой семьи. Впрочем, мне там не особо рады, так что лучше провести время в стенах родной школы, правда?
Ацуши слушал Кенджи, удивляясь, как он может говорить о подобном со столь счастливым лицом? Накаджима вообще удивлялся этому студенту с Пуффендуя. Разве такие люди вообще бывают? Добрые, позитивные, радостные? Как бы то ни было, но Ацуши был рад, что столкнулся с ним в этот вечер.
И только он хотел задать вопрос вовлечённому в беседу Миядзаве, как вдруг замер, почувствовав знакомый холод между лопаток. Осторожно обернувшись, Ацуши невольно вздрогнул, столкнувшись с холодным взглядом Акутагавы, который стоял, прислонившись плечом к стене.
Обычно в свободное от школы время он носил странный чёрный плащ поверх рубашки и брюк. Это делало его ещё более похожим на летучую мышь. Но сейчас, на этих каникулах, он как будто бы забыл о канонах своего «стиля». И теперь на нём красовался простой чёрный свитер с длинными рукавами. Ацуши невольно отметил, что Акутагаве жутко идёт нормальная человеческая одежда, однако вовремя осознал, что довольно долго пялится на Рюноске, и резко отвернулся, нервно сглотнув.
– Эм, Кенджи… Это Акутагава, – представил слизеринца Ацуши, улыбнувшись уголками губ.
– Мы знакомы, – холодно проговорил Акутагава, смотря на Кенджи полу убийственным взглядом.
Ацуши знал этот злой взгляд Акутагавы. Этот холод и этот лёд, покрывающий радужку. Однако не понимал и не мог понять, почему Рюноске так смотрит на ангела-Кенджи, который, будто не замечая холода слизеринца, лучезарно улыбнулся, поклонившись.
– Да, рад видеть тебя, Акутагава! – произнёс он и, прижав банку к груди, повернулся к Ацуши. – Думаю, мне пора возвращаться в гостиную своего факультета. Ещё увидимся! Рад, что встретил тебя!
Помахав ладошкой Накаджиме, Кенджи, напевая под нос очередную праздничную песню, направился прочь, покачивая головой в такт играющей в его голове музыке. Ацуши проводил его заворожённым взглядом. Живое солнце или оживший солнечный луч? Впрочем… Какая разница? Всё равно от одного лишь разговора с ним у Ацуши поднялось настроение и словно расцвела душа.
Однако, стоило Кенджи скрыться в конце коридора, как Накаджима тут же выпрямился, закусив губу и стараясь не смотреть на стоящего позади Рюноске. Правда, заглушив гулко бьющееся сердце и чувство лютой неловкости, он всё-таки повернулся, ловя не отрывающийся от него взгляд Акутагавы.
После того наказания в туалетах они так нормально и не поговорили. Не было ни возможности, ни времени. И вот теперь, смотря на невозмутимого, как всегда холодного до дрожи во всём теле Рюноске, Ацуши осознал, что не может начать разговор, не может найти слов, не может оторвать взгляд от знакомых волос и бледного лица. Да и вспомнилось то прикосновение, которое отпечаталось в сознании, не давая забыть себя ни на день. Накаджима отвёл взгляд, стоило мыслям о том касании посетить его голову, и просто взмолился, чтобы Акутагава не заподозрил неладного в немом волнении Ацуши, который от смятения не знал, куда себя деть.
– Эм… Э… П-привет, – выдавил из себя Ацуши, всё ещё смотря в сторону и изредка кидая несмелый взгляд на невозмутимого Акутагаву. – Ты, знаешь, довольно вовремя… кхм… Появился. Я как раз о тебе думал…
Да что ты говоришь? А ты случайно не думаешь о нём почти каждый раз, когда остаёшься один?
– Вот, я, помнишь, ты… Дал мне мантию тогда? Так вот, я постирал, погладил, всё хорошо. Куда принести, как передать?
Ацуши мысленно отвесил себе пару грубых пощёчин. Как можно плести такую несвязную речь? Заикаться, отводить взгляд, теряться в мыслях, едва заметно дрожать от колотящего тело чувства и лёгкого страха. Накаджима жутко радовался тому, что он встретил Акутагаву. И жутко боялся того, что тот снова уйдёт или кинет в него какую-то грубость. Почему-то сердце Ацуши не покидало ощущение, что Акутагава мог всё-таки почувствовать то касание и просто делает вид, что ничего не знает об этом странном порыве Накаджимы.
И всё же, смущение, накрывшее его поначалу, потихоньку отступило, и Ацуши выровнял своё дыхание, успокоив бьющееся сердце. И всё-таки взглянул в упор на Акутагаву, стараясь подавить желание тут же отвести взгляд в сторону.
– У вас там есть сейчас кто-нибудь в башне? – спокойно спросил Акутагава, в голосе которого уже не чувствовалось того ледяного холода.
– А? – переспросил Ацуши и, не догадываясь ни о чём, тут же ответил. – Да нет, вроде бы. Если кто и остался, так это младшекурсники, и они сейчас в гостиной Когтеврана, играют в домино. А что?
Акутагава оттолкнулся от стены, подойдя к Ацуши и заставив того невольно сделать шаг назад. Видимо, Рюноске отметил это движение в своей памяти, но всё-таки ничего не спросил.
– Пошли. Сейчас и отдашь.
С этими словами Акутагава, не принимая возражений, направился в сторону башни Гриффиндора. И Ацуши ничего не оставалось, кроме как последовать за ним, правда, держась чуть позади.
Вопрос, что это только что было, оставался открытым.
Ацуши шагал следом за Акутагавой, что ступал медленно, спрятав ладони в карманах. Накаджима смотрел на его спину и невольно отмечал в себе странное желание прощупать лопатки Рюноске сквозь ткань этого однотонного свитера. Странное желание, но почему-то очень хотелось это сделать. Правда, Накаджима отдёргивал себя в мыслях, просто представляя, какие, наверное, они острые. Такие же, как и всё в Акутагаве. От голоса до души. Колючее, холодное, острое, об которое ранишься каждый раз, как только смотришь на него, говоришь с ним, касаешься его…
Но, как бы то ни было, Ацуши знал одно. Он бы многое отдал за то, чтобы подружиться с Акутагавой. И стать ему лучшим другом из всех, что у того когда-либо были. Откуда взялось это желание, эта тяга к нелюдимому человеку, Ацуши не знал. Но его привлекало всё в таком холодном, но в то же время прекрасном и загадочном человеке, как Рюноске.
В подобных мыслях Ацуши, шагая за Акутагавой, достиг, наконец, башни Гриффиндора. Сглотнув, он подошёл к портрету и, проговорив пароль, прошёл внутрь, слыша, как Рюноске, шагая следом, тоже пересёк порог, оказавшись в гостиной львиного факультета.
Немного осмотревшись, Акутагава фыркнул, передёрнув плечами, и выдавил:
– Не то чтобы совсем плохо… Но и не хорошо. В гостиной Слизерина лучше.
– Вот и приглашал бы меня туда, чтобы мантию отдать, – огрызнулся Ацуши, прикусив язык от осознания того, что только что ляпнул, и тут же постарался исправить ситуацию. – Зато здесь уютно и тепло, знаешь ли…
– Ага.
Акутагава равнодушно посмотрел на Накаджиму, и тот, раздражённо выдохнув, сжал пальцы в кулаки, поднимаясь по лестнице в свою комнату и… Невольно осознал, что Рюноске следует за ним. Так, а вот это уже дико странно. Но спрашивать, почему Акутагава решил последовать за Ацуши в его комнату, последний, естественно, не стал. Он думал, что Рюноске развалится на каком-нибудь диване или кресле в ожидании своей мантии, но… Но нет. И это Накаджиму, мягко говоря, поставило в тупик.
Открыв свою комнату, Ацуши пропустил Акутагаву вперёд и, зайдя следом, захлопнул дверь за собой. В комнате было пусто, необычайно тихо и темно. Включив свет, Ацуши вздохнул, глядя на пустые кровати соседей, и, разведя руки в сторону, выдал:
– Да. Вот тут я примерно и живу.
Тут же ударив себя мысленно по лбу за глупые слова, Ацуши раздражённо вздохнул, махнув рукой на попытки что-то исправить, и просто замолчал, наблюдая за тем, как Акутагава, медленно проходя вглубь комнаты, с лёгким, вежливым интересом, осматривается вокруг.
– Странно видеть в комнатах окна, – проговорил он, как раз подходя к окну и опускаясь на подоконник. – В подземельях их даже в гостиной почти нет.
Ацуши ничего не ответил, пожав плечами. Он почему-то подумал о том, что Акутагаве тоже довольно сложно найти тему для разговора и он лишь из вежливости пытается что-то сказать. Лучше бы Рюноске вообще ничего не говорил. В этих сравнениях со Слизерином Накаджима постоянно чувствовал острый укол мысли о том, что они с Акутагавой совершенно разные, как и их факультеты, как и комнаты, где они проводят дни и ночи, как и люди, что окружают их. Слишком разные. И всё же, как бы это странно ни звучало, Ацуши чувствовал странную связь с этим молчаливым слизеринцем, которого то ли ненавидел, то ли…
Так, стоп.
Тряхнув головой и не смотря на Акутагаву, Ацуши подошёл к тумбочке у кровати и, осторожно взяв в руки сложенную мантию Акутагавы, несмело обернулся, протягивая её Рюноске.
Однако стоило ему найти взглядом Акутагаву, так он тут же замер, не в силах пошевелиться и бледнея от накатившего страха.
Акутагава склонился над кроватью Накаджимы, держа в руках тетрадный лист, на котором неровным почерком были выведены слова. Множество слов, нежных и красивых, воспоминаний и мыслей, слагающих письмо.
Подорвавшись с места, Ацуши кинулся к Рюноске и, кинув мантию на кровать, вырвал письмо из холодных пальцев Акутагавы, раздражённо и зло дыша.
– Кто тебе разрешил?!
– Кхм… А ты, оказывается, тот ещё романтик, – ухмыльнулся Акутагава, выпрямившись и с насмешкой посмотрев на покрасневшего от смущения Ацуши. – Отвратительно.
Накаджима хотел убить себя на этом самом месте. Как он мог забыть о том, что перечитывал свои письма Кёке сегодня утром? Как он мог забыть о том, что оставил их на кровати, не убрав под доску в полу? И сейчас приходилось краснеть перед Акутагавой за собственные, возможно, слишком откровенные признания в прошлом единственной девушки, которую Ацуши так сильно и так робко любил.
– Никто не просил тебя совать свой длинный слизеринский нос в чужие дела, – грубо прошипел Ацуши, скалясь и резко разворачиваясь к Акутагаве. – Бесишь!
Ацуши не на шутку разозлился, пытаясь скрыть смущение. Да какое вообще Рюноске дело до того, что пишет Ацуши и кому пишет? Накаджима вообще поражался, почему ему не наплевать на мнение Акутагавы? Почему он боится того, что Рюноске подумает о нём что-то отвратное?
– Странно, что эту чепуху ты посвящаешь девчонке, – продолжил Акутагава, будто наслаждаясь злым и покрасневшим Накаджимой, который готов был выцарапать несчастному слизеринцу оба глаза. – Ты же вроде бы по парням? Или роли особой не играет?
– Да не гей я, угомонись уже! – выкрикнул Ацуши, не понимающий, как вообще можно быть настолько противным, как Рюноске. – И вообще, не лезь не в свою личную жизнь. Сам же влюблён, так ещё и меня обвиняешь в чём-то!
Ацуши хотел этой фразой закрыть неприятный диалог и отдать уже Акутагаве чёртову мантию, однако тот резко замер, побледнев. Накаджима невольно тоже застыл, удивлённо смотря на вмиг изменившегося Рюноске. Тот будто увидел призрака, так сильно был поражён словами Ацуши. Будто застигнутый врасплох, пойманный собственной клеткой, сбитый на землю ударом кнута… Он стоял, ни жив ни мёртв и пытался справиться с наваждением.
Накаджима отметил, что впервые видел Акутагаву в таком состоянии, как сейчас. Впервые видел на его лице тень страха. Не считая того раза, в их первую встречу, когда Мори внезапно объявился у него за спиной. С чего же вдруг обычная, брошенная в раздражённом разговоре фраза, так выбила Акутагаву из колеи?
– О чём ты? – выдавил-таки из себя Рюноске, сжав пальцы в кулаки.
Ацуши вспомнил, что Акутагаве нравится Дазай. Вспомнил, что Дазай в последние дни в основном и делал, что только проводил время с ним, с Накаджимой. Учил его, обнимал, таскался везде, защищал от других слизеринцев… Разумеется, Рюноске от этого было больно, наверняка. А Накаджима своей фразой сделал ему ещё больнее. Ведь это он, если посудить, и есть причина того, что Акутагава не может подойти к Дазаю.
– П-прости, – дрожащим голосом выдавил Ацуши, подавшись вперёд и нервными движениями собрав разбросанные по кровати письма в одну кучу. – Прости, я не хотел обидеть тебя. Я знаю, тебе нравится Дазай и… И я и правда не хочу вставать между вами, просто я не понимаю, почему и…
Ацуши вздохнул, спрятав письма под подушку, и, подняв помявшуюся мантию Акутагавы, аккуратно и бережно сложил её заново, не зная, что ещё добавить. И сожалея о том, что вообще согласился отдать мантию в башне Гриффиндора.
– Это в прошлом.
Ацуши резко повернулся. Стоящий рядом Акутагава, смотрел куда-то в окно задумчивым взглядом. От прежней бледности и ухмылки не осталось ничего. Да и Накаджима больше не чувствовал злости из-за того, что Рюноске прочитал его письма.
Что он имеет в виду?
– Мне всё равно, что Дазай с тобой, – пожал плечами Акутагава, презрительно фыркнув. – Он больше не важен для меня.
Ацуши отвернулся, невольно улыбнувшись. Поджав губы, он протянул мантию Рюноске, будто прося прощения одним своим взглядом. И Акутагава, закатив глаза, выдохнул, приняв ткань из рук Накаджимы.
Почему-то Ацуши почувствовал страшную лёгкость на душе от того, что сказал ему Рюноске. Больше не важен. Дазай больше не волнует Акутагаву. А значит, и причин для неприязни больше нет. Накаджима понял, что надежда в его сердце разгорелась ещё ярче. И на душе стало так легко, будто с него скинули гигантский камень, не дающий вдохнуть.
– Как ты там написал ей? Твои глаза, как два океана, разливающиеся в моей…
– Так, заткнись! – ударив Акутагаву кулаком в плечо, Ацуши возмущённо выдохнул. – Ты даже интонацию нормальную сделать не можешь! Придурок!
Рюноске презрительно цокнул языком, поведя плечом. Однако всё равно ухмыльнулся, глядя на реакцию Накаджимы. Как бы то ни было, а Акутагава на самом деле не считал письма Ацуши чем-то глупым.
Просто, прочитав пару строк, он вдруг подумал, что был бы не против, если бы кто-то из всего дурацкого мира чувствовал к нему, Акутагаве Рюноске, что-то хоть на долю похожее на то, что чувствовал Накаджима к Кёке в своё время.
Комментарий к глава 13 – мантия
Так, ну, спустя… Неделю вроде? Да? Прода вышла! Столько идей и столько вдохновения навалилось, аж не знаю, что и делать… Но вот эту главу, например, я написал быстро, несмотря на её объём. И, так как до 17 главы у меня всё чётко расписано и понятно, то прода не заставит вас ждать х)
Очень буду рад отзывам, очень-очень-очень, они и правда сильно-сильно важны для меня :)
========== глава 14 – день в Хогсмиде ==========
Хрупкие снежинки путались в платиновых волосах Ацуши, кутавшегося в гриффиндорский шарф. Он шагал по хрустящему снегу вслед за бодрым и радостным Кенджи, вдыхая морозный воздух и изредка кидая взгляд на пасмурное небо над головой. Когда Миядзава пригласил его в Хогсмид, Накаджима не знал, что и ответить… Согласиться, конечно, хотелось бы, однако совесть подсказывала, что стоило пригласить и Акутагаву. Как бы это прозвучало, Ацуши не знал, он никогда ещё не делал каких-то первых шагов в общении с Рюноске. И всё-таки он смог. Подошёл к молчаливому слизеринцу, заикаясь и отводя глаза, позвал его гулять с ним и Кенджи в Хогсмиде и…
– Ты никогда не носишь шапку?
Тот согласился, чёрт возьми.
– Что? – Ацуши повернулся, смотря на хмурого Акутагаву, и, передёрнув плечами, покачал головой. – Нет, у меня нет шапки, пожалуй.
– Простудишься, – констатировал факт Рюноске, фыркнув и отвернувшись.
– Сам-то тоже шапку не носишь, – обиженно пробурчал Накаджима, которого часто задевали холодные замечания приятеля.
Акутагава прокашлялся в ладонь, шмыгнув носом, однако ничего не ответил. Видимо, всем известные правила распространялись куда угодно, но только не на него самого. Ацуши невольно засмотрелся на его, будто выточенное искусным мастером из белого камня, лицо. Отчего-то в который раз перехватило дыхание. Быть может, Накаджима давно уже не считал Акутагаву плохим человеком… Просто, такой характер? Проблемы в семье? Не заладилось знакомство? Да какая разница, если сейчас всё более-менее восстановилось. А большего Ацуши и не было нужно.
Кенджи подхватил руками в перчатках горсть снега и, слепив из неё снежок, развернулся, метко запустив его в грудь Акутагавы. Тот резко остановился, удивлённо смотря на смеющегося Миядзаву. Некоторое время ветер трепал его тёмные волосы… Пока второй снежок не прилетел Ацуши в лицо, и тот не вскрикнул, упав в снег. Накаджима почувствовал холод за шиворотом и пожалел о том, что не носил никогда шапки. Пытаясь смахнуть снег с лица, он вдруг ощутил, как чья-то не менее холодная рука потянула его за запястье, помогая сесть.
В следующую секунду Ацуши замер, поскольку Акутагава с серьёзным лицом вытирал рукавом его покрасневшее от мороза лицо и тяжело сопел, будто хотел накричать на Ацуши в любой момент. Накаджима не смел двинуться, пока Акутагава сам не поднялся, закатив глаза. Ацуши отчего-то вдруг улыбнулся, совершенно искреннее и так чисто, что Рюноске замер на месте, глядя на Ацуши широко раскрытыми глазами. Тут же осознав свою ошибку, гриффиндорец смущённо отряхнул волосы от снега и, вернув себе обычное выражение лица, с трудом поднялся с земли, тут же скомкав снежок из снега голыми руками и запустив его в ярко смеющегося Кенджи, что тут же взвизгнул, прячась за снежной кучей.
Рассмеявшись, Ацуши принялся делать ещё один снежок, как вдруг почувствовал, как Рюноске вновь схватил его за руку. Повернувшись, он увидел его поражённое лицо, которое тут же сменилось мрачным выражением. Хмыкнув, Акутагава холодно произнёс:
– Такими темпами не дойдём до Хогсмида. Потом наиграетесь.
Накаджима вырвался из хватки слизеринца и, возмущённо всплеснув руками, направился вперёд, мотая головой. Бесит, бесит, бесит… Нет, ну как можно быть таким? Они же не собирались до ночи перекидываться снежками. Но нет, слизеринцам вечно нужно испортить веселье.
Впрочем, вскоре они всей дружной компанией таки добрались до Хогсмида, что в это время был особенно красивым. И, наверное, пустоватым, ибо большинства школьников не было. Им-то самим еле разрешили выйти из школы в этот день, только разве что ради исключения… Но, тем не менее, всё вокруг казалось потрясающе сказочным. В леденцах на витринах переливались огоньки свеч и подсветок, ёлочные игрушки качались на ветру, скованные с высокой пышной ёлкой в центре площади. Двери украшали венки, с вплетённой мороженой рябиной, продавцы аккуратно и ловко упаковывали покупки в подарочную бумагу, перетягивая всё лентами…
Ацуши смотрел на всё с мягкой, тихой улыбкой на губах, будто боялся ей напугать идущего рядом Акутагаву. Кенджи то и дело подбегал к одной витрине, к другой, словно хотел запомнить всё, скупить все сладости… Он восторженно кричал, вздыхал, смеялся, рассматривая вещи и просто сияя от восторга. Невольно вся эта рождественская радость передалась и самому Ацуши. Он наблюдал за Миядзавой, спрятав замёрзшие руки в карманах куртки и чувствуя, как атмосферная музыка рождается в его сердце и как с губ срывается напев традиционных песенок, тонущий в свисте ветра.
Обойдя улицу, Кенджи таки потащил их в магазин сладостей. Ацуши не любил особенно сладкое, ибо таковым его в детстве не кормили. Но никогда не отказывался, если Марк или Танизаки угощали его из своих упаковок. Сам же он не тратил деньги на подобное, поскольку их и так должно было хватить на существование ещё хотя бы в течение двух лет. Но в этот день всё было по-другому, и побаловать себя определённо хотелось.
Ацуши прошёлся вдоль стендов, слыша комментарии Кенджи по поводу каждого вида и типа конфет. Опустившись на колени перед стендом с какими-то необычными жвачками, он поднял фиолетовую коробку с надписью «Драконьи языки». Звучало интересно, да и запах Накаджиме понравился. Улыбнувшись самому себе, он поднялся, собираясь подойти к кассе, и в этот самый момент налетел на Акутагаву, что стоял всё это время рядом. Тот пошатнулся, едва не упав на стенд, и схватился за Ацуши. Кое-как, но они смогли удержать равновесие.
– Смотри, куда…
– Акутагава! – нервно улыбнувшись, Ацуши склонил голову на бок, протянув Рюноске упаковку жвачек. – Хочешь, куплю их для тебя?
Рюноске выгнул бровь, непонимающе глядя на гриффиндорца. Тот и сам непонимающе бы на себя посмотрел, но он просто не знал, как ещё сгладить этот резкий угол в их еле образовавшихся приятельских отношениях.
– Зачем? – наконец спросил Акутагава, спрятав руки в карманы.
– Ну как зачем, – Ацуши пожал плечами. – Скоро рождество. Будет нехорошо, если я ничего не подарю тебе. Но я не знаю, что ты любишь, поэтому… Может, тебе это понравится?
– Обойдусь, – хмыкнул Акутагава, развернувшись и пренебрежительным взглядом окинув ближайшие полки со сладостями.
Накаджима нахмурился, оскалившись. Ах, значит так, да? Подняв вторую коробку с «Драконьими языками», он удовлетворённо хмыкнул. Ну, хочет, не хочет, а Ацуши заставит его принять подарок. Даже если тот окажется в мусорке через секунду. Почему-то Накаджима не думал о подарках, пожалуй, никогда в жизни… Но сейчас вдруг спросил самого себя: а ведь люди дарят друг другу что-то на Рождество, разве нет? Так не начать ли с этого года делать людям приятно? Хотя бы тем, кому мог навредить чем-то в прошлом, хотя и не хотел?
