Текст книги "Останься нетронутым (СИ)"
Автор книги: Призрак Квинзей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 14 страниц)
Однако вместо призрака из-за угла показался сонный Акутагава, бледный и хмурый. Ацуши едва не вскрикнул, увидев его, но лишь дёрнулся, отступив назад. Рюноске непонимающе смотрел на босого юношу в коридоре и некоторое время угрюмо молчал.
– А-акутагава? – осмелился нарушить молчание Ацуши, сглотнув и обняв себя руками. – Ты тоже не спишь?
– Нет, – коротко ответил Рюноске, склонив голову на бок. – Куда ты идёшь?
Ты не обрадуешься…
Передёрнув плечами от холода и колотящей тело дрожи, Ацуши неловко улыбнулся и произнёс, обходя Акутагаву со стороны, направляясь дальше нервной поступью и стараясь выглядеть достаточно спокойным:
– А, да так. Знаешь. Ничего особенного. Хочу поесть, живот болит немного, не переживай, иди спать. Я привычен к голоду, но сейчас что-то как-то… Не важно, словом.
Акутагава хотел что-то сказать, но Ацуши уже был далеко, чувствуя его режущий взгляд между лопатками. Тёмный коридор давил на рёбра, лица с картин, казалось бы, осуждающе смотрели вслед, и от этого становилось ещё паршивей на душе. Как Накаджима решился на подобное, он не знал. Да и не знал, нормально ли это вообще. Однако отчего-то думал, что да. Надеялся, что да. Во всяком случае, только так он сможет понять, что за камень преткновения лежит между ним и Акутагавой.
Тихий стук. Снова скрип, Ацуши ловит кончиками пальцев ног свет от лампы в пахнущем розами кабинете. Шаг, ещё один. И вот Накаджима уже внутри, замёрзший и бледный, немного неловко мнущийся у порога. Вздохнув, юноша прикрыл дверь до конца и наконец-то осмелился поймать на себе удивлённый взгляд сидящего за столом Мори Огая, что переписывал какие-то бумаги. Правда, оторвался от этого дела, едва юноша нарушил его уединение.
– Что-то беспокоит?
– Нет, я… Простите, – Ацуши откашлялся, вскинув голову, и, глубоко вздохнув, прошёл вглубь комнаты, остановившись перед столом мужчины и скользнув быстрым взглядом по его рукам. – Просто хотел спросить об одной вещи. Вы ведь психолог?
Мори улыбнулся, и от этой улыбки стало чуточку спокойнее. В том-то и дело, что чуточку.
– Нет, я просто врач, – покачал головой Мори, отложив бумаги в сторону и внимательно смотря на Накаджиму. – Был, по крайней мере, им.
Ацуши кивнул, будто своим каким-то мыслям, и на несколько минут замолчал, рассматривая собственные ноги и подрагивая немного от волнения. Как сказать так, чтобы прозвучало не странно? Спросить так, чтобы не быть выгнанным раньше, чем хотелось бы? Столько вопросов в голове, и ни один из них не находит своего ответа в итоге.
– Ты хотел что-то узнать у меня? – нарушил долгую паузу Мори, заставив Ацуши вздрогнуть.
– Я хотел… Господин Мори… Я хотел бы, чтобы вы показали, если вам не сложно, – Ацуши сглотнул, набрав в грудь побольше воздуха, и выдал на одном дыхании: – Показали, как люди занимаются сексом.
…
Да.
Ацуши долго думал над этим и не мог уснуть. Он никогда не чувствовал желания лечь с кем-то в постель, его не возбуждали девушки или полуголые парни. Он рылся в своей памяти и всегда возвращался только к одному: ему было больно и страшно. Всегда он боялся того, что упадёт и не сможет встать. А долгие летние каникулы превращались в сущий ад. Ад для него, ад для его сердца. Нервы сдавали, хотелось бы уйти. Просто уйти, чтобы никто уже не приносил ему, Ацуши, боль. Дать себе отдых, передышку, возможность перемахнуть через самого себя.
Дазай помог, Дазай избавил от страхов. А от тех, что остались, научил защищаться, тем, что грызли, научил сопротивляться. Акутагава показал Ацуши то, как прекрасен может быть один человек для другого человека. Дал надежду, показал чувства, по итогам которых Ацуши просто понял: он хочет быть с ним. Но что до постели…
Накаджима не понимал, и его это беспокоило. Не понимая, он мог не заметить того, как Акутагава остынет к нему или просто попытается найти замену. Ведь если чего-то в отношениях не хватает, человек может просто махнуть рукой, как-никак, поймать на свои ладони другое сердце. И если Рюноске нужно было спать с ним, с Ацуши, то тот был не против сделать что угодно, перебарывая страх.
Одно только мучило его голову. Как? Как и что такое секс между парнями? Огай Мори внушал доверие, он был мужчиной, плюс знал так много о таких вещах. И вот, Ацуши совершенно без стыда просит его об одолжении переспать с ним. Да, такая нелепая ситуация, любой бы посчитал Накаджиму поехавшим, но…
Но сам он не был смущён и не считал это сумасшествием. Он просто не знал, как к подобной просьбе отнесётся Мори. А сам хотел лишь понять, что это за чувство и с чем его едят. Только и всего.
Как говорил Огай Мори… Просто понять, принесёт ему такая вещь удовольствие или придётся терпеть сквозь зубы, отдаваясь Акутагаве.
– То есть, – протянул Мори, удивлённо вскинув бровь. – Ты имеешь в виду показать?
– Показать, – кивнул Ацуши.
– На тебе?
– На мне.
– Сейчас?
– Если вы не заняты, конечно.
Мори Огай вздохнул, потерев виски пальцами, и произнёс немного неуверенно, что было для него странно.
– Я всё понимаю, но, если ты не испытывал подобных чувств раньше, есть шанс, что тебе это покажется неприятным. А остановиться я не смогу, пока не доведу тебя до конца. Уверен, что хочешь? – Мори ухмыльнулся, подавшись немного вперёд. – Жалеть не будешь?
– Я просто хочу понять себя, – сглотнув, сказал Ацуши немного дрогнувшим голосом и порывисто расстегнул пуговицы рубашки, что обнажила часть его кожи, и, неловко опустив руки, добавил: – Не говорите Акутагаве. Пожалуйста.
Мори хмыкнул, качнув головой. Ацуши уже подумал было, что тот против или посчитал его идиотом, но вдруг Огай поднялся из-за стола, медленно обойдя его и встав сбоку от Ацуши, так близко, что и холода больше казалось бы не ощущалось. Накаджима вздрогнул, на секунду пожалев о своём решении. А потом просто смирился с той мыслью, что и правда не уснул бы, не смог бы, пожалуй, спокойно смотреть Акутагаве в глаза, не зная, как разобраться с его демонами.
Огай медленно провёл кончиками пальцев по скуле Ацуши до подбородка, отчего тот дёрнулся немного, но продолжил стоять. Сердце сковали жгуты, но ничего, кроме дикого желания поскорее с этим покончить, Накаджима не испытывал. В тишине прикосновения, кажется, обжигали.
– Что же, раз так, – Огай повернул лицо Ацуши к себе, едва касаясь пальцами кожи и заставляя юношу чуть приподнять голову. – То неси ответ за свою просьбу.
Ацуши сглотнул, когда пальцы Огая скользнули под расстёгнутую рубашку, пройдя рядом касаний по телу, тёплых, контрастом с холодной грудью и животом Накаджимы. Он ощутил волну дрожи, окутавшую тело. И желание отстраниться, наверное, потому что снова накатил страх.
Словно во сне он почувствовал, как Мори слегка подтолкнул его к столу и, сдвигая бумаги в сторону, осторожно усадил на него, едва касаясь, будто бы боялся ранить. Это радовало. Ацуши доверял, пусть и до сих пор вообще не понимал, как это происходит, что вообще за собой несёт.
Ладонь мужчины осторожно скользнула по щеке Накаджимы, и в следующий миг тот почувствовал, как Мори коснулся губами его обнажённой шеи. Склонив голову на бок, Ацуши прикусил губу, ощущая, как от прикосновения разливается тепло по венам. Было не так уж и плохо, во всяком случае, приятно, несомненно. И всё равно он чувствовал себя странно. Поцелуи стали спускаться ниже, и Ацуши подавил судорожный выдох, вцепившись пальцами в плечо Огая. Плавно скинув рубашку с плеч Ацуши, что запуталась где-то у локтей бледного юноши, Мори коснулся губами его ключицы, затем скользнув дальше, к плечу, предплечью, ладонью проводя вниз по руке… Накаджима издал какой-то странный для самого себя звук, который, по сути, назывался стоном. Всё странно. И необычно. И отчего-то нет чувства стыда, одно лишь слово в голове: почему. Почему Акутагава хочет этого и чего именно хочет.
– Ты дрожишь, тебе страшно? – спросил Мори, улыбнувшись и вновь поцеловав шею Ацуши, оставляя на ней лёгкий след, ведя носом выше, к скуле юноши.
– Н-нет, – хрипло выдавил Накаджима. – Это приятно, наверное.
– Наверное?
Ацуши не ответил, сглотнув и закрыв глаза. Мужчина скользил руками по его телу, оставлял поцелуи, это было безусловно волнительно и даже не так уж и плохо, но… Но всё равно вопрос оставался вопросом. Ацуши же жил без этого как-то раньше? Жил. И что в этом такого, что Акутагава так хочет получить? Непонятно… И совершенно не ясно. И то, что поцелуями всё не ограничивается, Ацуши по сути, тоже знал.
Рука Мори легла на его член сквозь ткань брюк, и Ацуши вздрогнул всем телом, запрокинув голову и сжав пальцы на плече мужчины. Странно. И, кажется, кровь начинает стучать в ушах от этих ласк. Самому за себя неловко, но что делать, когда ответы в простых словах не находятся.
Что подумает о нём Акутагава?
Ацуши не хотел отвечать на этот вопрос самому себе. Как-никак, а он сам не считал это чем-то странным. Лишь не хотел бы, чтобы Рюноске об этом узнал.
– А ты возбуждаешься.
Фраза громом ударила в голову, и Ацуши задохнулся в собственных словах, чувствуя, как ударяет что-то в низ живота от этого полушёпота где-то у уха. Чёрт, это точно странно. Но вроде бы не так ужасно, как он подозревал. Рука Мори скользнула выше, к пуговице брюк, и Накаджима понял, что тот хотел сделать дальше. Сопротивляться юноша даже не собирался.
Стянув брюки с Ацуши, Мори провёл ладонью по его обнажённому бедру, и Накаджима выгнулся, сжимая ногами талию мужчины и тяжело дыша. Слишком всё странно, и это слово будто бы преследует сознание, одно только оно. Странно. Необычно. Неосознанно и как-то никак. Сглотнув, Ацуши дёрнулся, когда Мори вновь коснулся его сквозь ткань нижнего белья, и ощутил, как кровь приливает к щекам.
– Не нервничай и просто расслабься, позволь себе возбудиться.
И, кажется, Ацуши позволил. Точнее, даже позволять не нужно было. Он просто почувствовал, как всё стянуло тягучей болью. Мори подался вперёд, прижимая Ацуши к столу, и из юноши на миг выбило весь воздух, от близости и щекочущих кожу прядей волос Огая, спадающих на лицо Накаджимы, стало не по себе. А после, стянув с него последнюю ткань, пальцы Мори обхватили член юноши, осторожно и мягко, так, что Ацуши снова прогнулся, дрожа. Закусив губу, он закрыл глаза, отвернувшись, смотреть в лицо Мори было слишком невыносимо сейчас.
Впрочем, тот и не пытался развернуть Ацуши обратно. Рука его двинулась, и Накаджима вновь подался вперёд навстречу его прикосновению, невольно, кусая губы и вцепившись ладонями в плечи мужчины. Странные чувства, но приятные, кажется, до одури… По крайней мере, сейчас.
Пальцы Мори сжимали член Ацуши и отпускали, ему казалось, что Огай просто знал те моменты, когда Ацуши просто дрожа выдыхал и вскрикивал, почувствовав новое грубое прикосновение, сменяемое более нежным. Мори снова оставил поцелуй на шее юноши, и тот отметил про себя, чувствуя, как глаза постепенно застилает пелена пустого наслаждения, что Огай не касался его губ. Странно или… Или правильно? Наверное, врач знал, что целовать губы Ацуши имел право, пожалуй, только Акутагава.
От подобных мыслей по телу разлилось ещё больше жара, и Накаджима не заметил, как потерял контроль, искусав губы до покраснения, и сорвался на стоне. Мори постепенно ускорился, и Ацуши вцепился в него сильнее, давясь собственными выдохами и поскуливая в его плечо. Наконец, грёбаная пытка закончилась, и Ацуши почувствовал, как всё его тело в один миг просто переклинило. Одно мгновение – и сил уже нет. Кажется, это тот самый конец, о котором говорил Огай. «Пока не доведу тебя до конца». Значит, это и есть конец…
Тяжело дыша, Ацуши лежал на столе, а Мори не спешил отстраняться. Наконец, он поднялся, скинув с себя пиджак, и, укрыв им Ацуши, довольно улыбнулся, спросив:
– Ну и? Почувствовал то, что хотел понять?
Ацуши прикрыл глаза, сглотнув и не чувствуя каких-либо сил в этот момент. Правда, тело, кажется, вновь наливалось энергией, пускай и достаточно медленно. Он не знал, что ответить на этот вопрос. Да и вообще не знал, что говорить сейчас, о чём думать, что предпринимать. Бросаться прочь или остаться на месте, смотреть в потолок или закрыть глаза навсегда. Он не знал. Да и то, что почувствовал… Он не мог сказать, нравится ему это или нет. Да и вообще ощущения были странные, будто через туман.
Зачем он вообще это сделал?
Затем, что и правда не знал, как вести себя с Акутагавой. Как сделать так, чтобы тому было более комфортно в их отношениях. Ведь если тот желает спать с ним, с Ацуши, то Ацуши готов пойти на это, ему в принципе…
– Мне всё равно, – дёрнул плечом Ацуши, вздохнув и тяжело приподнявшись на локтях. – Но… Спасибо, наверное.
– Не благодари, – хмыкнул Мори, вытерев руку о салфетку. – И всё же, ты меня очень сильно удивил. Настолько доверился мне?
– Вы внушаете доверие, – кивнул головой Накаджима и вздохнул. – Акутагава… Хочет сделать со мной то же самое?
Огай покачал головой из стороны в сторону, от чего Ацуши невольно выгнул бровь. Не то же? А что тогда? Или между парнями существует и другой секс?
– Он хотел бы зайти гораздо дальше, я уверен в этом, – хмыкнул Мори и вновь улыбнулся. – Но ты можешь не переживать на самом деле. Если ты не захочешь – он не тронет тебя.
Ацуши тряхнул головой, сев на столе и осторожно спустившись на пол, ступив босыми ногами на ковёр.
– Почему вы так уверены?
Ацуши услышал тихий смешок Огая и повернул голову, удивлённо воззрившись на него.
– Уж кому, как не мне это знать.
А у Ацуши пустота в голове разлилась по венам.
Почему?
Комментарий к глава 23 – почему
Ну… Я предупреждал *невинный нимб над головой*
Если честно, данный поворот событий я планировал с самого начала. Смысл названия так же с этим связан. Однако поступок Ацуши для его психологии в данном случае практически… Логичен? По-моему весьма логичен. И по-другому в данной ситуации идиот-Ацуши поступить не мог :3
В любом случае, надеюсь, убивать меня никто не будет, и… Ваши отзывы так же важны :)
/работа…подходит…к…концу…/
========== глава 24 – люблю ==========
Холодный пол. Ацуши шагал по коридору в лёгкой прострации. Сердце в груди колотилось медленно. Много мыслей, чувств, он смотрел на свои ладони и не понимал. То ли к ним прилипла грязь, то ли они просто похолодели от окружающей его температуры? Вообще, в лунном свете пальцы казались слишком белыми, мёртвыми даже. Сам себя не узнавал, думал Ацуши. Сам себе не верил. Но отчего-то в этой прострации лишь одна мысль была в голове: он поступил так, как посчитал нужным. И раз так получилось, то так получилось. Это не было приятным или неприятным, это было…
Ацуши сам не мог себе объяснить, как это было.
Осторожно приоткрыв дверь в свою комнату, которая была чрезмерно большой, поскольку относилась к гостевым, Ацуши зашёл внутрь. Он забыл застегнуть рубашку, потому и подрагивал от прохлады. Но сам этого не замечал, погружённый в свои мысли. Из потока размышлений его выдернула разве что фигура в кресле.
– А…Акутагава?! – вскрикнул Ацуши, вмиг придя в себя и замерев на месте.
Чёрт, только не это.
Акутагава вздохнул, повернув голову. Он сидел, закинув ногу за ногу, задумчиво подперев ладонью подбородок. Лицо его казалось каким-то осунувшимся и чрезмерно серьёзным. От этого холодного взгляда, замершего на едва обнажённой груди Ацуши в расстёгнутой рубашке, стало не по себе.
Вздрогнув, Накаджима резко поднял ладонь, сжимая края белой ткани и будто пытаясь в последнюю секунду скрыть тот постыдный для многих людей поступок, что было уже бессмысленно. Сглотнув, он отвёл взгляд в сторону. Сердце бешено стучало в груди, хотелось убежать. Однако бежать уже некуда, и Накаджима это понимал. В этот момент он должен был собрать в кулак всю свою волю.
– Ты был у Мори? – Акутагава спросил, даже не требуя ответа, и презрительно хмыкнул. – Я знал.
Ацуши хотел что-то сказать, но промолчал. Повернув голову, он вперил взгляд в профиль Акутагавы, что следил за лунными бликами на стене и о чём-то размышлял, сжимая пальцы в кулак. Он не двигался, и в этой повисшей между ними тишине Ацуши почувствовал, что впервые за всю свою жизнь не хочет двигаться с места. Не хочет говорить, чувствовать, думать. Хочет замереть так и забыть о том, что он человек. Что есть что-то вроде любви или что-то вроде счастья. Просто потому что не так он хотел. Не так… Не так должен был узнать Рюноске.
– Я знал, что этот старик до тебя доберётся, – вдруг резко выдавил из себя Акутагава и с силой сжал подлокотник кресла, стиснув зубы.
С такой злобой это прозвучало, что Ацуши невольно выдохнул, очнувшись от оцепенения. Сил сделать шаг вперёд не было. Но сердце снова сделало кувырок в груди. Чёрт возьми, как, как объяснить Акутагаве, что на этот поступок он пошёл ради их отношений? Ради того, чтобы понять, как вести себя с Рюноске, что делать, чтобы не бояться, в конце концов. Любой нормальный человек не сделал бы подобного, но Ацуши не так был воспитан. Возможно, он не был воспитан совершенно. И смысла во всём этом физическом контакте, именуемым «любовью» в какой-то мере, не видел.
– Акутагава, – наконец, произнёс Ацуши, закрыв глаза. – Всё не так.
– Я знал! – с болью в голосе крикнул Акутагава, вскочив с кресла и в два шага преодолев расстояние до Ацуши, смотря на него полным невыносимой боли и отчаяния взглядом. – Знал, что так будет. Я боялся, я думал, что смогу тебя уберечь. Но нет, он, как обычно. Не знает никаких границ.
– Всё хорошо, Рюноске, – прошептал Ацуши, протянув руку и коснувшись пальцами плеча Акутагавы, правда, стоило тяжело дышащему от злобы Акутагаве перевести взгляд на бледные пальцы Накаджимы, как последний тут же их отдёрнул, будто обжёгся.
Ему всё ещё было страшно. Страшно смотреть Акутагаве в глаза. Страшно нарушить что-то в этот момент, не имея возможности исправить. И этот страх сдерживал Ацуши, кричал в голове: «Будь осторожен». Но… Сердце рвалось в груди, хотелось что-то сказать, оправдать, понять. И не получалось выдавить ни слова.
– Нет, – зло прошипел Акутагава и, вдруг протянув руки, дрожащими пальцами, едва касаясь кожи Ацуши, начал застёгивать одну пуговицу на рубашке Накаджимы за другой, нежно, трепетно, так, что от касаний его по телу проходился ряд мурашек. – Нет… Нет. Нет. Нет… Что он сделал с тобой?
Ацуши сглотнул, опустив взгляд вниз. От этих касаний холодных пальцев к груди становилось не по себе. Но они были приятны. Безусловно, приятны, хотя никакого возбуждения Ацуши не ощущал. Что там Мори говорил насчёт этого? Как всё сложно, Накаджима ведь так ничего и не понял. Ничего, совершенно ничего.
– Он сказал, что, – хрипло пробормотал Ацуши, несмело встретив взгляд Рюноске своим, – что ты захотел бы зайти дальше.
Акутагава замер, слова застыли на его губах. Он смотрел на Ацуши широко раскрытыми глазами, казалось, до него постепенно доходило то, что имел в виду Накаджима. Закусив губу, Ацуши вновь опустил взгляд на пальцы Рюноске, замершие на последней пуговице белой рубашки. Некоторое время между ними царила тишина, которую Ацуши бы даже не решился первым нарушить. Никогда. Слишком хрупкой и невесомой она казалась, оседала пылью на плечах и не давала сдвинуться с места.
– Ты, – Акутагава запнулся, руки его дрогнули, и он обхватил ладонями предплечья Ацуши. – Он заставил тебя? Или…
– Я по своей воле, – кивнул Накаджима, но тут же добавил, поспешно, дабы Акутагава не разозлился вновь. – Но я всего лишь хотел понять, что тебе нужно! Я не хотел, чтобы ты чувствовал себя некомфортно рядом со мной. Если хочешь, я… Я всё что угодно сделаю. Мне не сложно. Просто не молчи, Акутагава, я… Я, правда, не хочу, чтобы ты что-то скрывал.
Ацуши выпалил это на одном дыхании и, сглотнув, подался слегка вперёд, будто хотел упасть ближе в объятия Акутагавы, но тот удержал его на расстоянии, тяжело вздохнув и задрожав. Кажется, хватка его ослабла. Отпустив Накаджиму, он слегка покачнулся, прикрыв лицо ладонью, и опустился на подлокотник кресла, сжавшись. Ацуши не смел двинуться вперёд, дабы спросить, что не так. Он вообще не смел сейчас делать что-то, будто ходил по тонкому льду и не имел возможности шевельнуться.
– Прости, – вдруг проговорил Акутагава и, наконец, отнял пальцы от лица и поднял взгляд на Ацуши. – Прости, что не сказал тебе, как сильно хочу тебя.
Накаджима вздрогнул, чувствуя, как во рту скапливается слюна, и шумно вздохнул, сжав рубашку у самого горла. В вены ударил жар от подобных слов, однако Ацуши всё равно не чувствовал чего-то особенного. Разве что-то, как по телу прошлась рябь мурашек, как ухнуло в глубь груди сердце. Как эти слова от обычно немногословного Акутагавы прошлись по его сознанию раз десять из стороны в сторону. И не желали оставлять голову запутавшегося во всём этом Накаджимы.
– Не извиняйся, я сам виноват, что не понял, – сглотнул Ацуши и, набрав в грудь воздуха, добавил: – Я… Я готов пере… Переспа… Переспать с…
Слова давались довольно тяжело, Ацуши стиснул зубы, выдохнув от безысходности. Как постыдно они звучали вживую. Не то, что в голове. В голове это было как-то спокойно, наверное, просто. А на языке, будто самую пошлую вещь на свете повторял вслух.
– Переспать с тобой, – в конце концов, закончил хрипло Ацуши, сжавшись и отняв руку от рубашки.
Акутагава некоторое время молчал, смотря на Накаджиму долгим, глубоким взглядом, а после произнёс, выдохнув нервно и стиснув зубы:
– Нет, не так.
– Что не так? – вскинул брови Ацуши, дрогнув и испугавшись собственных слов.
– Я не могу, – проговорил Акутагава, сжав с силами ткань брюк на коленях и заставив себя отвести взгляд в сторону. – Не могу просто взять тебя. Не могу просто бросить под себя и сделать всё, что вздумается. Не могу, даже если хочу. Не могу, потому что… Потому что это ты.
Ацуши непонимающе уставился на Рюноске. Он и правда не понимал, о чём тот говорил… Всё казалось настолько запутанным, что Ацуши даже испугался. Вдруг своим поступком с Мори он вызвал ненависть Акутагавы к себе? Или презрение? Может, поэтому он сейчас не хочет исполнять того, что хотел? Как разобраться в чужой голове, когда сам подобных чувств не понимаешь?
– Потому что… Это я?
Акутагава стукнул кулаком по спинке кресла, добавив громче:
– Ты не вещь. Впервые. Впервые за всё время мне не всё равно. Чёрт, почему ты не можешь этого понять? Я должен сказать вслух?
Ацуши несмело протянул руку, будто хотел прикоснуться к Акутагаве, но опустил её, зная, что всё равно с этого расстояния не сможет дотянуться. Кивнув, он сжал губы, чувствуя, как от волнения, кажется, начинают подкашиваться колени.
– Л…Люблю, – вдруг прохрипел Акутагава, сжав пальцы в кулаки до побеления и уже прокричал. – Люблю! Тебя. Тебя, не… Тело твоё. Тебя я… Чёрт, не заставляй, просто заткнись, не говори ничего, просто не заставляй меня повторять это снова.
Ацуши рвано выдохнул, не зная, что сказать, нужно ли что-то говорить. В сердце разлилось какое-то необъяснимое тепло. Собственно, это был, наверное, первый раз, когда Акутагава так прямо, так искренне, в таком волнении произнёс эти слова. Ацуши редко видел Рюноске таким. Бледным, дрожащим, раздражённым и сжимающим зубы. Он не хотел бы доводить Акутагаву до такого состояния. И всё же… И всё же ради этих слов Накаджима готов был пережить события сегодняшнего вечера снова и снова, до полуодури. Лишь бы впитать в себя это простое «люблю» снова. Снова, до самой последней капли.
– Тогда, на платформе… Ты помнишь, как остановил меня? Ты, я так ненавидел тебя за это, – усмехнулся Акутагава и отвернулся, закусив губу. – Ведь я ни за что не хотел возвращаться. Ни в Хогвартс, ни, тем более, сюда. В этот чёртов дом. В дом, где главой является не кто-нибудь, а именно он. Огай Мори.
Ацуши слушал, пытаясь вставить хоть слово, но все слова застряли в горле, голос стал хриплым, и он просто молчал. Молчал и впитывал эмоции Акутагавы глазами. Впервые Рюноске был настолько открыт перед ним.
– Знаешь, откуда Мори так много знает обо мне? Всё просто. Он делал со мной то же самое, что с тобой сегодня, – Акутагава нервно хмыкнул, зло ухмыльнувшись, и добавил: – Только гораздо больше. И что я мог сделать в ответ? Что я мог?! Я ни на что не был способен! Моё тело было настолько хрупким, что после каждой чёртовой ночи я хотел только одного – сдохнуть! Умереть, превратиться в грёбаную пыль. Он долго не хотел пускать меня в Хогвартс. Но в итоге пустил. И всё же я всё равно жил буквально в страхе, что однажды он придёт и заберёт меня. Ненавидел каникулы. Ненавидел школу. Ненавидел жизнь. А его любовь выряжать меня во всяческую женскую одежду… Знаешь ли ты, Ацуши, что это такое? Когда тебя буквально насаживают на себя в грёбаных красных кружевных шмотках?! Знаешь ли ты, что это?!
– Р-рюноске…
Ацуши стоял, не в силах шевельнуться. Сердце билось так медленно, как только могло. Каждое слово острым жгутом резало по нему. Накаджима не находил в себе сил даже вздохнуть. Всё это настолько его ошарашило, что, кажется, он попросту разучился дышать.
– Нет. Не можешь знать, ты же… Ты же… Ты же никем не был тронут, – вдруг выдохнул Акутагава, голос его сел на связки, и показалось, что ещё секунда и в глазах его блеснут слёзы. – Никем. Но зачем… Зачем ты к нему пошёл¸ зачем¸ я так… Я так хотел¸ чтобы… Чтобы…
Голос Акутагавы сорвался, и он едва слышно всхлипнул¸ впрочем, резко дёрнув головой и отвернувшись¸ дабы Ацуши не увидел его слабости, сверкнувшей чистой грустью в лунном свете. Пальцы Накаджимы похолодели.
Что…
И всё в один миг резко рухнуло в голове осколком множества зеркал. Будто вся схема в голове стала одним целым. Отношения Мори и Акутагавы, улыбка Огая, ненависть и неприязнь Рюноске. Конечно, конечно, Акутагава ненавидел его, Ацуши! Ведь это благодаря Ацуши Рюноске просто не успел сбежать. Не успел избавиться от тяжёлого груза насилия со стороны собственного отца… Какого это? Конечно же, Ацуши не знал. И он бы мог сказать, что ему тоже пришлось не так сладко. Что, корчась от боли от очередного введённого насильно препарата, он звал маму в тёмном углу. Что друзья и игрушки для него были чем-то настолько диковинным, что он никогда особо многого-то и не имел в этом плане. Но он не сказал. Потому что в этот момент почувствовал, будто прикоснулся рукой к душе Рюноске. Ободранной, обглоданной ненавистью к себе, такой похожей на его, Накаджиму, душу.
Ацуши подался вперёд, он хотел обнять Акутагаву. Прижать его голову к своей груди, извиниться за то, что сотворил, сказать, что всё равно это ничего не изменило в его жизни. Просто попросить прощения, просто поймать его слёзы, просто взять его за руку, даже если Акутагава вырвется, не желая показывать своей слабости.
Но на полпути он остановился, потому что Рюноске резко подскочил на месте, решительно направившись к шкафу. Взяв с полки сверкнувший в луче света предмет, он холодно хмыкнул, стиснув зубы, и проговорил, быстрым шагом преодолевая расстояние до дверей:
– Я убью его.
– Ч-что? – Ацуши от ужаса, разлившегося по венам, не знал, что делать, просто замерев на месте.
Потому что в такие моменты Акутагава никогда не шутил.
– Я готов был терпеть унижения сколько угодно, – резко повернувшись, произнёс Рюноске, оскалившись. – Но за то, что он посмел тронуть тебя, я ему не только обе руки отрежу!
Ацуши хотел было вразумить Рюноске, остановить его, но тот уже скрылся в коридоре. И единственное, что осталось сделать Накаджиме, так это, запинаясь об ковёр, броситься следом. Захлопнув дверь, крича что-то, пытаясь не разбудить при этом половину роскошного дома.
Акутагава шёл быстро, решительный, с сувенирным кинжалом в руке. Наверное, именным и уж точно, скорее всего, настоящим. Опасные украшения интерьера, боги, только бы всё обошлось! Ацуши представлял, насколько сильную ненависть питает Рюноске к своему отцу, но не хотел стать свидетелем того, как в глазах Огая потухнет свет от рук собственного сына. Это всё свалилось на его голову так внезапно… И в этом всём так сильно хотелось винить лишь себя!
Но Ацуши мчался следом, зная, что любой ценой остановит Рюноске. Сейчас тот шёл на поводу у злобы, сейчас нельзя давать ему спуску, нельзя давать ему возможность кому-то навредить.
До кабинета они дошли быстро, Ацуши схватил Акутагаву за плечо, но тот вырвался, резко распахнув двери и залетев внутрь. Накаджима с леденеющими от ужаса ладонями заскочил следом, хватаясь за одежду Акутагавы и пытаясь оттащить его назад.
– Я убью тебя! Я тебя, чёртов извращенец, порежу на части! – прорычал Акутагава, пытаясь сопротивляться Ацуши и добраться до стола, за которым сидел Мори, с серьёзным выражением лица читающий какое-то письмо.
Мужчина, кажется, даже не дёрнулся, когда они влетели в его кабинет.
– Акутагава… Нет… Стой…
– Отпусти! – рявкнул Рюноске, занося руку с кинжалом и рванув к Мори. – Я убью его за то, что он посмел прикоснуться к тебе! Все пальцы скормлю собакам! Каждый, по отдельности! Буду наслаждаться, как они исчезают в их слюнявых ртах!
Мори глубоко вздохнул, даже не подняв взгляда. Ацуши от ужаса, казалось бы, не знал, что делать. Он просто держал Рюноске, упираясь ногами в ковёр, держал и молил небеса о помощи. Он не хотел, страшно не хотел, чтобы свобода Акутагавы закончилась убийством собственного отца. Как духовная, так и материальная. Ведь, если узнают об этом преступлении, Акутагаву точно ждёт тюрьма! Наверняка, сам… Азкабан. Страшно, жутко страшно, ведь то, что собирался сделать Рюноске, было поистине чудовищно.
– Сейчас мне не до этого, опусти кинжал и заткнись, – вдруг холодно произнёс Мори, нахмурив брови, и, тяжело вздохнув, отложил письмо чуть в сторону, потерев пальцами виски.
– Что? Опущу его только в твой череп! – рявкнул Акутагава и одним резким движением вырвался, подавшись вперёд.
Ацуши упал на ковёр от неожиданности и протянул руку, с ужасом смотря на то, как Рюноске сокращает расстояние до Огая, как вдруг… Взгляд Акутагавы замер на листе бумаги, что Мори отложил на центр стола. Остановившись, он таки опустил руку с оружием, тяжело дыша, и, сглотнув, презрительно бросил:
– Что это? Что это за грёбаная важная бумажка?
– Вместо того, чтобы устраивать истерики на пустом месте, лучше бы ознакомился, – фыркнул холодно Мори и, налив из графина воды в стакан, медленно его осушил. – Новости от госпожи Миядзавы.
Акутагава некоторое время стоял в нерешительности, будто боролся с желанием продолжить и всадить кинжал в горло своего отца и желанием прочитать-таки грёбаное письмо. В итоге, бросив кинжал куда-то в сторону, он схватил бумагу пальцами и, тяжело дыша, со злобой начал скользить глазами по строчкам. Однако, чем больше он читал, тем бледнее становилось его лицо. Поражённое, затем шокированное. Пальцы Рюноске ослабели, и он некоторое время просто пялился в лист, не в силах оторваться.
