Текст книги "Останься нетронутым (СИ)"
Автор книги: Призрак Квинзей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 14 страниц)
Комментарий к глава 10 – не лезь в мои дела
Вот вам подарок на ночь глядя, так сказать, спустя два дня и прода :3
Давно хотел так сделать, чтобы прям быстро проду выложить, даже не знаю, нормально это или всё же стоит пить меньше…
На сцене появился Когтевран. Новые интриги, намёки и кто же тот еблан, которого отъебашил наш Акутагава? Хмм… Ответы, конечно же, у меня есть, но вот вы об этом узнаете только спустя время :)
Вы удивитесь, узнав, что глава 11 уже ГОТОВА. То бишь одно движение и я могу её выложить. Поэтому, проды ждать долго не придётся и бояться за то, что её может не быть, тоже не нужно :)
Ухожу писать 12 главу и…
ДА, КСТАТИ. Я ЖЕ ГОВОРИЛ, ЧТО НАПИШУ МИНИ, ДА? ДА, ДА? ВОТ, Я ВСЕГДА ДЕРЖУ ОБЕЩАНИЯ. Вот он: https://ficbook.net/readfic/7739374
Только осторожно, ибо это стекло… Но, думаю, вам понравится :)
БУДУ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ РАД ОТЗЫВАМ! Они для меня ооочень важны, правда правда)
========== глава 11 – наказание ==========
– Да какого…
Ацуши стукнул себя ладонью по лбу и, выдохнув, постарался успокоиться. Глубокий вдох… Нет, в таком месте лучше вообще не дышать. Взять с собой дополнительный баллон кислорода или создать вокруг себя пузырь с воздухом. Остановить лёгкие или просто умереть.
– Возьми средство получше, – равнодушно произнёс Акутагава, в голосе которого ничего, кроме холода, не читалось.
– Сам возьми! – рявкнул Ацуши, впрочем, тут же смутился, добавив. – Не… Не нуждаюсь я в твоих комментариях.
Кто знал, что профессор Блэк окажется настолько злобной, что заставит провинившихся Ацуши и Акутагаву всю ночь чистить мужские туалеты на втором этаже? Да ещё к тому же без использования волшебства, лишь с помощью каких-то маггловских средств и тряпок с щётками… Накаджима пытался оправдаться, выкрутиться, говорил, что он всего лишь пытался остановить Акутагаву, но становилось только хуже… В итоге так получилось, что в сложившейся ситуации Рюноске обвинил Накаджиму и теперь с равнодушным видом водил шваброй по полу, засучив рукава рубашки.
Мантию Акутагава скинул куда-то на подоконник, проверив при этом, чистый ли он. Ацуши хотел положить свою сверху, но почему-то рука его дрогнула, и он, смутившись, кинул свою на пол, решив, что хуже уже ничего не станет. Акутагава тогда удивлённо вскинул брови, правда, промолчал, будто ничего не заметил. Сам же Ацуши хотел провалиться на месте…
Он думал, что сегодня ночью поспит в своей гостиной, почитает книгу на ночь, переберёт старые письма Кёке, погрустит немного и уснёт, обнимая пахнущую стиркой подушку. Но нет. Из-за того, что Акутагава решил навалять кому-то по лицу, ему приходится чистить двери туалетных кабинок, пытаясь не задохнуться от запаха, который, наверное, не вычистили бы и спустя несколько лет… Кошмар какой-то.
И ладно бы он был один. Бесился бы, ругался вслух, но рядом находился Рюноске. Ацуши страшно злился на него за то, что тот даже не попытался защитить его перед злобным профессором. Ведь, по сути, Накаджима ничем не заслужил такое наказание, но…
Но кто он такой Акутагаве, чтобы тот его защищал?
Снова стало пасмурно на душе, будто кто-то в один миг вытащил из него жизненные силы. Злиться больше не получалось, и рука, что оттирала пятна от дверцы, стала ленивой, медленной, ослабев. Ацуши снова погрузился в себя, смотря в одну точку и забывая о том, что существует уборка, запах хлорки и непонятных химикатов. Существует Рюноске, стоящий в одной рубашке и брюках позади него и моющий засаленный пол… Всё это существует. Но Ацуши об этом забыл.
Сколько раз он уже сталкивался с Акутагавой? Сколько раз это заканчивалось какой-нибудь неприятностью? Почему, когда Ацуши пытается забыть о существовании Рюноске, тот резко появляется на его горизонте? Или наоборот… Когда Накаджима сильно хочет увидеть Акутагаву, тот всеми силами старается скрыться от него, уйти в другой поворот, спрятаться в столовой, пропасть на целый день… Неосознанно, но каждый раз, когда Ацуши думал об Акутагаве, он почему-то выпадал из реальности. Он так много рассуждал о том, что же Рюноске за человек, что забыл, наверное, с чего начинались все эти поиски правды. А, да… Всё начиналось с того, что Ацуши задался вопросом, за что так сильно его ненавидит Акутагава? К слову, он до сих пор не понимал, почему.
Что же всё-таки произошло тогда на платформе, когда Накаджима схватил Рюноске за руку? Ацуши до сих пор помнил тот уничтожающий взгляд, те плотно сжатые губы, ту бледность, что не сходила с лица Акутагавы никогда… Ему жутко хотелось понять, почему? За что? Ацуши бы хотелось быть рядом с Акутагавой. Общаться с ним, узнавать о нём что-то новое. Он никогда не чувствовал подобного. Он никогда не хотел дружить с кем-то, кто его терпеть не может. Обычно он уходил от таких людей подальше, но в этом же случае… Взгляд на Рюноске придавал ему каких-то непонятных сил и желание двигаться дальше. Просто потому что это было красиво. Да, Ацуши считал Рюноске довольно красивым. Ведь любуются же люди на картины в музеях. Почему же любуются? Потому что красиво. Кто же сказал, что с людьми нельзя так?
Из глубоких раздумий Ацуши вызвал резкий холод по всему телу. От неожиданности он вмиг подскочил, выронив тряпку из руки и опрокинув стоящее рядом ведро. Только спустя секунду он понял, что внезапно оказавшийся рядом Акутагава, облил его… Водой.
– Ты совсем с ума сошёл?! – крикнул Ацуши, с которого вода стекала ручьями. – Ненормальный!
– Ещё раз уснёшь за работой и я вылью на тебя помойную воду, – зло сверкнув глазами, сказал Акутагава, добавив. – Благодари за то, что эта чистая.
– Да я тебя… Да ты… Да что ты…
Ацуши не мог подобрать слова, чтобы описать своё потрясение и шок. Злоба в нём бурлила наравне с желанием отомстить. Он тряхнул руками, и пол рядом окропился мелким дождём капель. Тяжело вздохнув, Накаджима всё-таки принял свою судьбу, опустив глаза, и, закусив губу, ссутулился, обхватив себя руками. Было прохладно, к тому же теперь рубашка неприятно прилипала к телу, плюс волосы, наверное, выглядели, как сосульки. И как теперь высохнуть? Со временем? Тогда он точно окажется вновь в лазарете спустя какое-то время…
Вытерев лицо тыльной стороной ладони, Ацуши ещё раз вздохнул и, подняв глаза, встретился со взглядом Акутагавы… Который замер на месте, поражённо смотря на Накаджиму, чуть приоткрыв рот. Швабра в его руках грозилась сломаться, так сильно он сжал на ней ладони.
Отчего-то Ацуши пробрала дрожь некого страха… Смутившись, он потупил взгляд в пол и, отойдя к окну, всё так же обнимая себя руками, пробормотал:
– Да не смотри ты на меня…
Акутагава услышал, однако на него это не подействовало. Ацуши стоял к нему спиной, но до сих пор чувствовал этот холод где-то на уровне шеи. Нет, это не мороз от мокрой одежды. Это тот самый холод, к которому Накаджима не мог привыкнуть и который жаждал испытывать вновь и вновь. Так умел смотреть, наверное, только Рюноске. И это почему-то радовало. Нет, иначе… Вводило в странное состояние полусознания, когда все мысли сгребались в кучу и просто пытались выстроиться обратно, в попытках найти здравый смысл где-то внутри головы Ацуши.
Дрожащими пальцами Ацуши протянул руку к первой попавшейся под руку мантии… И только потом понял, что коснулся мокрыми пальцами мантии Акутагавы. Тут же отдёрнув руку, он сглотнул, надеясь на то, что Рюноске этого не заметил. Зря надеялся.
Потому что в следующий миг боковым зрением Ацуши заметил движение, услышал, как стукнулась об пол швабра, почувствовал дыхание на своей шее… Акутагава схватил свою мантию, перегнувшись через Ацуши, едва касаясь его, и, выпрямившись, накинул на плечи Накаджимы. Несколько секунд прошли в немом ожидании.
Ацуши считал время.
Акутагава ждал чего-то, чего Накаджима не понимал.
– Т-ты чего? – выдавил из себя Ацуши, не смея обернуться и пытаясь подавить бешено бьющееся сердце.
Акутагава стоял слишком близко к нему, к тому же Ацуши не видел эмоций его лица… О чём он думает сейчас? Что это вообще только что было?
– Твоя мантия и так вся намокла, – фыркнул Акутагава и, развернувшись, отошёл назад, поднимая швабру с пола. – Заодно и мою потом постираешь.
– Ах ты…
Ацуши повернулся, нахмурившись. Но мантию не скинул, сжав пальцами чёрную ткань. Сердце продолжало бешено биться в груди. От мантии исходил особенный запах, который было сложно описать… Но Накаджима и не пытался. В его голове плескалась лишь одна мысль: так пах Акутагава.
Что же. Пожалуй, стоит запомнить этот запах и потом вспоминать каждую ночь, потому что это слишком прекрасно, Ацуши…
Тряхнув головой, Накаджима вернулся к работе. Пару часов они просто драили туалет, в полном молчании. Ацуши даже забыл, что это Рюноске окатил его водой, а Акутагава, наверное, позабыл о том, что отдал Накаджиме свою мантию. Странно… С чего вдруг он так сделал? Ацуши хотелось спросить его об этом, но он не находил в себе смелости. Он помнил слова Дазая на этот счёт. Что если не спросить, то никогда не узнаешь ответа и будешь мучиться до конца своих дней. Но не мог Ацуши пересилить себя, чтобы просто открыть рот и крикнуть: «Почему, Акутагава?». Он не хотел нарушать и так жутко хрупкие отношения с этим слизеринцем, который почему-то был ему страшно интересен.
О чём же ты думаешь, Акутагава?
Ацуши дошёл до пола около кабинок и теперь оттирал пятна оттуда. К запаху он уже привык, к тому же… Мантия Акутагавы почему-то перебивала всё вокруг себя. Накаджима часто поправлял её, чтобы она не упала, всеми силами старался не запачкать и выглядел, наверное, страшно смешно. А потом просто плюнул на это и забыл о том, что эта вещь вообще принадлежит не ему, а Рюноске.
Тряпка наткнулась на странные белые пятна, и Накаджима замер на мгновение. Нахмурившись, он отогнал ненужные мысли из головы, даже не пытаясь представить, какой хренью здесь могли заниматься парни. Он давно уже понял, что чем меньше знаешь, тем больше спишь по ночам. Но, даже учитывая это, бессонница терзала его довольно часто… Особенно в последние дни.
– Да что это за хрень? – выругался Ацуши, оттирая множество белых пятен, рассыпанных повсюду.
– Ты что, спермы никогда не видел? – хмыкнул Акутагава, который отчищал в это время батарею.
Ацуши замер. Осознание сказанного Рюноске ударило кровью ему в голову. Сглотнув, он отдёрнул руку, подскочив, и, отпустив назад, попытался успокоиться. Однако слова Акутагавы были слишком внезапными и прямыми, поэтому невольно ввели в страшное смущение.
– Что? – Ацуши, казалось, даже охрип от волнения.
– Да ладно. Как будто не знаешь, – протянул Акутагава. – Никогда подобным не занимался?
– Да как-то не приходилось, – рявкнул Ацуши, гордо вскинув голову, и добавил более тихо. – Я не озабоченный придурок, понятно? И… Хватит. Забудем об этом.
– Если ты девственник, то я вообще не понимаю, как…
Ацуши закрыл уши, отойдя от Акутагавы как можно дальше, стараясь не слушать его, начиная при этом нести какую-то хрень, лишь бы не слышать то, что говорит Рюноске, а сам пытался справиться с оцепенением, которое до сих пор не отпускало сердце. Нет, он знал о подобных вещах, но заниматься… По сути, думая о Кёке, посвящая ей стихи, Ацуши никогда не представлял никаких непотребств в своей голове. Он вообще не понимал, как можно любить человека и заниматься такими грязными вещами? А все эти слова, что выстанывали девушки в туалетах на тайных свиданиях, вообще вгоняли его в сильнейшую депрессию дней на десять. Но всё же, здесь, рядом с Рюноске, Ацуши чувствовал себя беспомощным идиотом. Правда… Накаджима даже был рад в какой-то степени, что может сказать правду о том, что думает на этот счёт, кому-либо в лицо. Почему же просто спросить чепуховые вещи, вроде, «зачем ты накинул на меня свою мантию?», не получается?
За мыслями, громкими криками и попытками не услышать Акутагаву Ацуши не заметил, как споткнулся о ведро и оно со стуком покатилось по полу, разливая воду. В этот момент Накаджима перепугался, кинувшись догонять громкую тару и, конечно же, отнял ладони от ушей… Совершенно случайно до него долетел остаток фразы.
– …ведь это же Дазай.
Ацуши остановился, так и не дотянувшись до ведра, и, повернувшись, спросил непонимающим тоном:
– Причём тут Дазай?
Акутагава помрачнел, хмыкнув, и, проведя тряпкой по батарее, презрительно скривился. Ну вот, опять. Ацуши почувствовал, как от этих эмоций внутри что-то болезненно сжалось. Почему каждый раз, когда они говорят дольше, чем пару минут, всё приходит именно к подобному концу?
– Он вечно носится с тобой, – грубо произнёс Акутагава. – Тебе ли не знать, о чём я?
– Не понимаю, – прошептал Ацуши, отвернувшись, и, дрожащей рукой подняв таки ведро, добавил потухшим голосом. – Я не понимаю, о чём ты.
– Тогда забудь.
И снова час молчания. Ацуши чувствовал, как грустно на душе от того, что едва завязавшееся между ними общение снова рухнуло. Акутагава снова сидел мрачнее тучи, Ацуши же боялся лишний раз вздохнуть, лишь бы не разозлить последнего ещё больше. Впрочем, в какой-то мере и степени он даже был рад тому, что Рюноске не говорил с ним. Выносить этот ледяной голос было сверх его возможностей.
Когда туалет оказался вычищен до конца, на часах значилось три часа ночи. Ацуши устало выдохнул, опускаясь на пол, и, вытерев лоб тыльной стороной ладони, прикрыл глаза, откидывая голову назад и опираясь затылком о стенку кабинки. Усталость растекалась по телу, подобно мутному туману, обволакивая сознание… Сон навалился тяжестью на веки, и Накаджима приоткрыл губы, задышав через рот, чувствуя, как сознание проваливается в сон.
– Вставай, живо.
Ацуши почувствовал ощутимый пинок в бедро и, тут же подскочив на месте, непонимающе уставился на хмурого Акутагаву. Тот, презрительно хмыкнув, опустил закатанные рукава рубашки и пояснил:
– Нужно возвращаться в гостиные.
– В три часа ночи? – моргнул Ацуши, невольно задержав взгляд на скрывшихся за тканью оголённых руках Акутагавы. – Ты с ума сошёл?
– Предлагаешь остаться здесь? – скривился Акутагава, откашлявшись в кулак.
– Ну… Да, – неуверенно проговорил Ацуши, которого несколько напрягала ситуация озвучивать своё мнение.
Только сейчас Накаджима с удивлением заметил, что рядом с Акутагавой он будто бы становится другим… То ещё более неуверенным, запинаясь на каждом слове, то совершенно уверенным в себе и активным, готовым дать отпор любой колкости. Он впервые почувствовал это немое вечное раздражение от однотипного общения с Акутагавой, которое ничем хорошим не заканчивалось. Всё это было впервые, и всё – с Рюноске. Почему-то Ацуши улыбнулся самому себе, глядя в одну точку перед собой и положив руки на колени.
Акутагава заметил это, но промолчал. Он отметил, что Ацуши страшно идут накинутые на плечи вещи. Этому щуплому, нескладному идиоту… Да, страшно идут. Страшно не хотелось оставаться здесь на всю ночь, как и вообще оставаться в обществе этого ненормального, который вечно умудрялся портить ему жизнь, как только мог, но… Но почему-то Рюноске выдохнул, опустившись на пол рядом с Накаджимой, и, откинувшись на дверь кабинки, закрыл глаза, игнорируя удивлённый возглас Накаджимы.
– Акутагава? Хэй, ты точно Акутагава?!
– Заткнись и спи. Иначе – врежу, – прошипел Акутагава, который не хотел признавать собственного поражения в этом никому не названном соревновании.
Акутагава быстро провалился в сон, сидя в одной позе. А Ацуши долго ещё удивлённо рассматривал сидящего так близко Рюноске и понимал, что это первый раз, когда он может спокойно изучить его лицо, руки, ключицы, шею, плечи… Колени…
Не сумев сдержаться, Ацуши сглотнул, осторожно протянув руку и коснувшись пальцами колена Акутагавы, тихо и невесомо погладив его. Конечно, Рюноске не проснулся. Но Накаджима, медленно и с нежеланием отняв руку, постарался запихнуть обратно подскочившее к горлу сердце…
Чёрт, это ненормально…
И всё же Ацуши заснул. Он даже не подозревал о том, что Акутагава в тот момент лишь притворялся спящим.
Комментарий к глава 11 – наказание
Ааааа, лень мне ждать 14 января, тем более это не самый лучший день, поэтому, выкладываю сегодня х)
*все читатели, кто читает из-за АкуАцу, нападают с палками за облом*
*а Призрак такой просто*
ГХАААА, Я БЕССМЕЕЕЕРТНЫЫЫЫЙЙЙЙЙ
В общем, вот вам 11 глава, когда будет 12, я не знаю, но половину её уже написал. Надеюсь, что скоро, а может через неделю. Пока что у меня родилась идея для кроссоверного сборника драбблов по разным пейрингам БСД и я соберу небольшой материал для этой работы, хотя бы ещё две зарисовки х)
Ну и, конечно, книжку свою начал писать *фига я смелый*
На самом деле, я просто пережил за вчерашний день довольно сильный домашний скандал и сейчас пытаюсь не сойти с ума, однако вдохновение моё и желание печатать не сломают даже жизненные проблемы :)
Буду очень очень рад отзывам :3
p.s: и не спрашивайте, как мне вот это пришло в голову. я просто мыл ванную и пришла идея для 11-той главы хд
========== глава 12 – ты остаёшься? ==========
– А где ты собираешься праздновать Рождество, м?
Ацуши вздрогнул, подняв взгляд на Марка, который пытался аккуратно сложить вещи в чемодан, сидя на ковре и с умным видом раскладывая стопки одежды.
– Да нигде, – пожал плечами Накаджима, закрыв книгу, и, подняв ноги на кровать, добавил, потянувшись за конфетами. – Останусь тут, в Хогвартсе. Буду тренировать полёты.
Марк покачал головой, однако ничего не сказал, задумчиво сравнив две коробки, одну из которых собирался втиснуть между свитерами. Все уже собирались, поскольку завтра приезжал поезд, готовый вернуть детей на каникулы к их родителям… Многие уезжали к своим друзьям, многие праздновали в других семьях. А вот малое количество «неудачников», не хотевших домой либо не ожидаемых никем из родных, оставалось здесь, в школе. И праздновали они, в итоге, с учителями, которые, несмотря ни на что, умели устроить чудный праздник. В этом году Хогвартс украшали пуффендуйцы. Их декан, строгий, но между тем довольно любознательный и активный профессор травологии, проследил за тем, чтобы всё было идеально и красиво. Накаджима невольно засматривался на венки, подвешенные на гвозди от портретов, на гирлянды, горящие от магических источников, на шарики и сушёные композиции, висящие связками под потолками коридоров… Он невольно останавливался в дверях главного зала, чтобы посмотреть на то, как пуффендуйцы, разбирая коробки с множеством игрушек, наряжали огромную ёлку в течение нескольких дней.
Настроение праздника, запах невероятных сладостей, тянущийся с кухни, развеселившиеся призраки, снующие тут и там… Хогвартс казался ожившей ареной для какой-нибудь волшебной сказки, сошедшей со страниц старых книг.
Но при всём при этом Ацуши бы отдал многое, чтобы ему было, куда и к кому вернуться. Однако, кто его ждал? Сумасшедшая наследница грёбаного старика-алхимика? Она даже не праздновала никаких особых календарных дней, полностью посвящая себя пыхтению над котлом и записям деда… Ацуши каждый вечер возвращался домой с молитвой на губах, чтобы не попасть под её руку. И попадал. И терпел, когда на нём испытывали «безопасные и безвредные» зелья. Ну и когда брали кровь для некоторых проверок. Ох, он бы всё отдал, чтобы этот кошмар закончился поскорее. Впрочем, до следующего лета оставалось не так уж и мало времени… Ацуши мог спокойно забыть о том, что, приехав после СОВ домой, снова подвергнется множеству странных и диких опытов, которые превращали его тело в подопытное мясо.
Поэтому уже в который раз Ацуши предпочёл провести время здесь, не навещая свою опекуншу. Но написать ей всё равно написал, просто из вежливости и из благодарности за то, что она хотя бы не забрала его деньги себе и не посягает на всё его имущество… Кроме котлов, да множества ингредиентов со свитками.
– Я бы тоже остался, но родители очень хотят нас видеть на праздник, – проговорил Танизаки, закрывая свой чемодан, и, поправив просторную кофту на узких, хрупких плечах, добавил. – К тому же, Наоми и так, благодаря кое-кому, на меня злится.
– Ой, да ладно тебе, это был всего один раз, – ухмыльнулся Марк, подняв ладони в примирительном жесте, и, получив лёгкий подзатыльник от Джуничиро, ещё более зловеще пробормотал. – Но ведь признайся, что тебе понравилось…
– Боже, – выдохнул Ацуши, закатив глаза, и, откинувшись назад, уставился в потолок, нахмурившись.
Он давно уже привык к этим странностям своих соседей по комнате, однако часто вообще не понимал, о чём те говорили. Впрочем, не удивительно. Половина факультета со знаком вопроса над головой смотрела в сторону Марка и Танизаки, которые стали подозрительно странно общаться друг с другом в последние пару месяцев.
– Слушай, Марк, – вдруг спросил Ацуши, нарушая тишину. – Можно задать один вопрос?
– Ты же знаешь, для вас всё, что пожелаете, о прекрасная прин…
Марк не договорил, поскольку подушка, удачно запущенная Накаджимой, прилетела ему прямо по лицу. Однако он ничуть не обиделся, лишь рассмеялся.
– Для тебя что угодно, Ацуши. Давай, говори, – вытирая набежавшие от смеха слёзы, Марк закрыл чемодан и, поднявшись с пола, размял конечности, затёкшие от долгого сидения в одной позе.
– Скажи, нормально ли это… Интересоваться человеком, который тебя ненавидит?
Ацуши не просто так задал этот вопрос.
Он мучил его уже давно.
Акутагава занимал его мысли всё больше и больше. Казалось, этот чёртов слизеринец вытеснил из его головы всё до последней мысли, оставив только себя и больше не позволяя ничему захватить сознание Ацуши. Он мучил его, интриговал, вызывал любопытство и желание узнать о чём-то побольше… Накаджима мучился от желания стать для Акутагавы другом и не мог понять, откуда оно вообще в нём взялось.
Интересно, а у друзей нормально касаться колен друг друга? Так, стоп, Ацуши, о том моменте лучше не вспоминать…
Накаджима сглотнул, отведя взгляд от потолка и чувствуя, как невольно краснеют щёки. Он до сих пор клял себя за неуверенность. Пока Акутагава спал, Ацуши мог сделать что угодно, и никто бы не заметил. Но в то же время сердце сковывало чувство стыда, вдруг Акутагава бы очнулся и увидел, что Ацуши трогает его колено? Вопросы тогда точно были бы не только у самого Накаджимы. И живым бы он вряд ли в таком случае вернулся в Гриффиндор.
– Если ты о Холодном Принце, то я официально объявляю тебя поехавшим, – произнёс Марк, ослепительно улыбнувшись и театрально поклонившись. – Можешь не благодарить…
Ацуши хотел было что-то сказать, но Твен поднял ладонь, останавливая Накаджиму, и продолжил.
– Но если ты серьёзно, то мой тебе совет: прояви инициативу. Позови его погулять, там, попроси провести время вместе, разузнай о его интересах, поинтересуйся чем-нибудь из его жизни. Не мне учить тебя завязывать отношения, Ацуши, ты вроде всегда находил общий язык с людьми. Даже Дазай и тот обратил на тебя свой игривый взор…
На последней фразе временная серьёзность Марка слетела в никуда, и он снова ухмылялся, ничуть не скрывая прозрачности тонкого намёка. Однако Ацуши лишь закатил глаза, фыркнув, и, отвернувшись от ребят, пробурчал что-то вроде «это они со мной находили общий язык, а не я с ними».
Однако слова Твена совпадали в некоторых местах со словами Дазая. Правда, Дазай говорил это ещё месяц назад, но… Действительно, нужно проявить инициативу. После того, как Акутагава вернулся на Слизерин без мантии, оставив её Ацуши, чтобы тот постирал вместе со своей, Накаджима почему-то не сомневался в том, что они, наверное, смогут подружиться, но… Но проблемы были. Например, большой вопрос вызывал характер Рюноске. Ведь даже если тот будет нуждаться в общении, то вряд ли скажет о подобном хоть кому-то, выражая внешне лишь равнодушие и даже некую предвзятость к общению и друзьям.
Да, сложно… Но ещё сложнее было понять, почему Танизаки не уходит к своей сестре, продолжая сидеть на кровати, сцепив руки впереди себя, и вслушиваться в беседу. У них что-то произошло?
Видимо, Джуничиро мысленно услышал вопрос Накаджимы, столкнувшись с ним взглядами, и, закусив губу, вздохнул, пожав плечами. Мол, не сейчас, Ацуши, расскажу как-нибудь потом.
Гриффиндорцы долгое время ещё собирали вещи и разговаривали друг с другом. Марк обещал писать письма. Ацуши обещал выкинуть их в помойку, если они снова будут в розовых конвертах. Танизаки выглядел печальным, однако улыбался искренне.
Накаджиме было жутко жалко отпускать своих соседей на каникулы. Однако он не мог с этим ничего поделать. Да и не пригласил его к себе никто, хотя и Марк, и Танизаки знали, что Ацуши никогда не празднует снежный праздник у себя дома.
Впрочем, смысл их винить?
Ведь… Разве они друзья?
***
Акутагава стоял, опершись о стену рядом с камином, и слушал мирный треск дров в объятиях призрачного пламени. Огонь кидал тени на стены, плавал бликами по гобеленам, освещал лица слизеринцев, то поднимающихся в свои комнаты, то выходящих в коридор, то падающих на кресла с уставшим видом и требующих скорейшего прибытия дурацкого поезда.
Рюноске не относился ни к кому из них, просто слушая, как огонь поёт свои песни, и думая о своём. В кресле у камина, рядом со столом, сидела Гин. Маленькая, хрупкая, аккуратная девушка, которую все осуждали за маску и порой несоблюдение школьной формы. Акутагава готов был уничтожить любого, кто посмел бы хоть пальцем коснуться его сестры. Родной, милой Гин, молчаливой и скромной, но бывающей гораздо сильнее его самого.
При мыслях о недоброжелателях Акутагава невольно сильнее сжал свои предплечья в сложенных на груди руках. Он до сих пор помнил ту наглую ухмылку когтевранца, его дерзкую походку, полупьяный взгляд… В ушах звучали все мерзкие слова, что он произносил, до сих пор не в силах покинуть голову Акутагавы. Но как он мог просто стоять и слушать то, что говорил этот выродок из орлиного факультета?
– Не нужно…
Акутагава поднял голову, удивлённо смотря на Гин, которая, уже, наверное, минуты три просто следила за тем, как менялось лицо брата.
– Не нужно было бить его, – пояснила девушка, осторожно заправив прядь волос за ухо, и, поправив маску на лице, добавила. – Слизерин и так на последнем месте в этом полугодии. Декан расстроится.
– Так тебя волнует какой-то там декан? – хмыкнул Акутагава, держа в руках накатившую ярость. – Если тот подонок ещё один раз посмеет тронуть тебя, я сяду в Азкабан за убийство!
Гин покачала головой, приложив палец к губам. Тише, да, я знаю. Но, сестра, ты всё, что у меня есть, пускай и отдаляешься от меня каждый день…
Девушка снова вернулась к чтению маленького тома грустной повести в тёмной обложке с выбитыми красными буквами. Как будто не понимала, что брат хотел поговорить о том случае… Сильно хотел, но сдерживался, зная, что никогда не заставит Гин насильно открыться ему.
Поток его мыслей прервало появление Чуи, который, залетев в гостиную, отдышался, грубо пнув первый попавшийся предмет (коим оказался оставленный кем-то ящик с неизвестным содержимым). Зло выругавшись, парень плюхнулся на диван и, посмотрев на Акутагаву, выдал:
– Хочу убраться отсюда как можно скорее.
Рюноске вскинул бровь, удивляясь такому отвратительному настроению Накахары. Ещё утром тот с ухмылкой на губах ходил по школе, собирал вещи, прощался с однокурсниками, веселился… Конечно, Акутагава знал, что настроение может испортить что угодно. И кто угодно, если постарается. Но Чую мог выбить из колеи, разве что, только один единственный.
– Снова Дазай? – равнодушно спросил Акутагава после долгого молчания.
– Заткни пасть, – рявкнул Чуя, сверкнув глазами и дёрнувшись. Правда, спустя пару мгновений вновь расслабился и добавил уставшим голосом. – Нет, это не он, к великому счастью.
Последнюю фразу он сказал, так презрительно, что даже у Акутагавы, который никогда не интересовался проблемами других людей просто потому, что ему это было не нужно, невольно возник интерес. С Чуей они были знакомы давно, их семьи общались. Акутагава знал, что скрывается в душе у этого парня, прячущего всё за острыми иголками грубостей и дерзости. Рюноске и сам отталкивал от себя людей, но… Но всё-таки в чём-то они с Накахарой различались. Возможно, в том, что Рюноске не стремился доказать всем, что он выше. А Чуя стремился.
– Кто же? – подала голос Гин, осторожно повернувшись к Чуе, боясь сломать его и так отвратительное настроение.
– Даже имени его не знаю, – проговорил Чуя, поправив шляпу на голове. – Столкнулся в коридоре. Мальчишка какой-то, ходит, улыбается, будто идиот. Он спросил, почему я бросил обёртку от конфеты на пол. Я ответил: «Чтобы ты поднял». А он просто взял и, потащив меня за руку к этой чёртовой бумажке, сказал, что он поднимает, только если я пообещаю, что не буду так больше делать. Псих! Действительно псих! С какого он курса вообще, такой ёбнутый на голову?
Акутагава потерял интерес ещё на половине истории, отвернувшись и отойдя к столу. Гин тихо говорила с Чуей за его спиной, немногословная, кроткая, словно цветок в дожде. А Рюноске задумчиво катал из стороны в сторону новогодний шарик, погрузившись в себя.
Он оставался в Хогвартсе. Каждый понимал, почему. Но только не знал истинной глубины. Гин же, наоборот, ехала домой, поскольку не находила смелости в себе отказаться. К тому же, скрывая что-то от Акутагавы, она опускала взгляд вниз, когда он спрашивал её, зачем ей ехать домой… Впрочем, Рюноске не расспрашивал. Её дело. Её мысли. Её чувства. В конце концов, когда-нибудь, спустя месяцы, она обязательно скажет ему об этом.
Мысли плавно перетекли от сестры и семейных скелетов к школе. Хогвартс. Акутагава всегда оставался тут… Почти всегда. Когда была возможность, когда он мог отвертеться от родителей. Эти стены так надоели ему, что он бы отдал что угодно, лишь бы иметь возможность провести эти дни где-нибудь в другом месте. В другом городе, стране или ещё где. Однако у него не было знакомых, к кому бы он мог наведаться на каникулы, кроме, разве что, Чуи. Да и не хотелось тревожить людей лишний раз. Его и так недолюбливает каждый, кто хоть раз сталкивается с ним, не то что… Радоваться, когда он приезжает в гости? Да ладно. Кто вообще рад видеть его бледное потухшее лицо?
Ну и пусть. Ну и какое ему дело?
Но в глубине души даже больно немного…
– Какая интересная компания собралась, однако.
Акутагава вздрогнул, но не повернулся. Трепет в сердце взметнулся к горлу и упал пеплом на дно души. Каждый раз, когда он слышал его голос, становилось не по себе, но… Но на этот раз его волнения будто стали тише. Притупились, померкли, уступая место пустоте. Да, он уже месяц как замечал то, что при виде Дазая ничто в нём не загорается. Что при мыслях о нём хоть и бегает дрожь по коже, но сердце не начинает биться быстрее. Это странно, но… Неужели первые, единственные чувства Рюноске стали остывать и исчезать? Акутагава удивлялся тому, что ему всё равно. Что он не хватается за эту нить уничтожающей страсти в своей душе, чтобы удержать её в себе. Что же произошло? Почему он больше не страдает из-за Дазая? Как непривычно и в то же время странно…
