Текст книги "Останься нетронутым (СИ)"
Автор книги: Призрак Квинзей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц)
– Расслабься, Ацуши, – улыбнулся Дазай, чуть прикрыв глаза, и более позитивным тоном добавил. – Мне просто нужно отправить одно письмо, хочу, чтобы ты пошёл со мной.
Ацуши не понимал, зачем при этом с силой тянуть его за запястье, но… Но давно уже привык ко всем странностям слизеринца. Поэтому просто замолчал, послушно следуя за Дазаем.
Это было на большой перемене между двумя парами, собственно, Ацуши и не подозревал, что проходящий мимо него Дазай схватит его за руку и уведёт за собой. У него были планы заглянуть в библиотеку, чтобы сдать книги в то время, когда там не было Акутагавы, но Осаму их своими же руками, в прямом смысле, поменял.
С того матча прошло достаточно много времени. Может быть, даже больше, чем две недели. Близилось Рождество, каникулы, Ацуши усердно учился, и весь факультет болел за него на уроках заклинаний, когда он выполнял задания профессора с первого раза. Никто не понимал, с чего вдруг незаметный, неуверенный в себе и забитый Ацуши стал так меняться. Будто после падения на четвёртом курсе, он вновь поднялся с колен. Стал меньше дрожать на ответах перед классом, почти никогда не ошибался, снова играл в квиддич, пускай и на скамье запасных. Что случилось с тем Накаджимой? Никто не знал… Но многие подозревали, что виной всему этому был странный слизеринец с бинтами на руках.
Ацуши так и не извинился перед Акутагавой за тот раз. В лазарете их уверили, что особых повреждений нет, и спустя один день отпустили. Однако Ацуши так и не успел сказать Рюноске ни слова, а подойти ещё раз где-нибудь на перемене или в начале пары просто не хватало духу. Накаджима знал, что, стоит только Акутагаве посмотреть на него, как все мысли сразу же покинут его голову. Он начнёт запинаться, прятать лицо в учебниках, дрожать и потеть, сглатывая слюну. Ацуши не знал, с чем это связано, но, когда Рюноске не видел, он наблюдал за ним со стороны и, кажется, терял понятие о времени…
Все черты Рюноске были идеальными. Холодная кожа, острые линии лица, рост, плечи, запястья, спрятанные за рукавами мантии. То, как он опирается щекой о ладонь, то, как при этом падает ткань мантии, оголяя изящную, тонкую, белую, как снег, руку… Ацуши мог смотреть на это вечно и не понимать, зачем ему вообще это нужно… Но созерцание Акутагавы и правда приводило его в странное состояние, которое, хоть и было новым для него, не хотелось прогонять…
Ацуши почти не думал о Рюноске, пока его взгляд снова не спотыкался о чёрный силуэт. Накаджима замирал на месте, терялся в мыслях, забывал о том, что говорили ему рядом идущие ребята… Он просто смотрел на то, как мантия облегает плечи Акутагавы, как его чёрные волосы с белыми концами на некоторых прядях колышет ветер из окна. И хотелось почему-то улыбнуться, подавляя в себе желание подойти. Хотелось запомнить такое мгновение, запечатлев его в своей памяти, а потом прокручивать в голове все черты Акутагавы, идущего по коридору впереди, окутанного морозным ветром из окна…
Ацуши почему-то представил, как Рюноске смахивает с волос снежинки, идя по улице, и ему страшно захотелось увидеть эту картину вживую. Как и многие другие, мелькающие в голове… Как Акутагава читает книгу? Как Акутагава распаковывает рождественские подарки? Как он смотрит в окно на падающий снег? Как он греет ноги у камина, облокотившись о спинку мягкого кресла? Ацуши так хотелось всё это увидеть… Просто одним глазом. Посидеть рядом, украдкой глядя на серьёзного Рюноске и подавляя желание расколоться и рассыпаться в стеклянный прах.
Накаджима никогда не чувствовал подобного. Но ему нравилось. Нравилось смотреть в сторону Акутагавы, нравилось вслушиваться в его ответы на совместных парах, нравилось пересекаться с ним в коридорах… Ему вообще нравилось это имя. Рюноске. Акутагава. Красиво.
И в то же время Ацуши мучился тем, что не мог просто так подойти к Акутагаве и сказать ему привет. Даже улыбнуться ему не мог. Потому что Рюноске обязательно фыркнет, ударит, уйдёт в другую сторону и кинет какую-нибудь грубость. Да и просто потому, что Ацуши не был уверен в себе и в том, что сможет сохранить спокойный вид, улыбаясь Рюноске.
Хотелось дружить с ним. Ходить вместе по коридору, читать книги, хотелось знать о Рюноске всё, знать все его предпочтения и таскать с кухни его любимые сладости. Но, вспоминая, о ком именно он думает, Накаджима невольно качал головой, грустно усмехаясь. Вот уж кого сложно представить с конфетой в руках, так это Акутагаву. Вообще сложно представить, что у него может быть хоть какой-то друг… Даже печально немного.
В совятне было тихо. Никто в такое время обычно не ходил сюда. Ацуши осмотрелся. Ряды клеток с кучей сов, галдёж, неприятный запах и сено, раскиданное по полу. Лучи падали сквозь полузапотевшее окно на пол, на улице сверкал снег в призрачном зимнем свете. Ни одного облака на небе, кажется, будто туманы и дожди вообще покинули этот мир… Солнце зимой редко. Но сегодня оно светилось и смеялось так, что Ацуши невольно засмотрелся на пейзаж за окном.
Дазай же в это время достал письмо из сумки и, подойдя к чёрной сове в клетке, открыл засов. Птица тут же села слизеринцу на руку, игриво щипая того за мантию. Осаму улыбнулся, пощекотав сову пальцем в районе шеи. Заметив, что Ацуши наблюдал за ним, Дазай произнёс:
– Его зовут Ветер. Банальное имя для совы, но так назвала его моя двоюродная сестра, ничего не поделаешь, – пожал плечами он и, посадив сову на подоконник, поднёс письмо к её клюву.
Она тут же с готовностью схватила конверт и, когда Дазай открыл окно, вылетела навстречу солнцу и зимнему морозному ветру, теряясь в бликах ярких лучей. Ацуши сощурился, чтобы разглядеть её удаляющийся силуэт… Он даже не заметил, как его обдало холодом.
Дазай закрыл окно, улыбаясь, и, вздохнув, повернулся, глядя на Накаджиму.
– Скоро Рождество, – сказал он. – Но родители не знают, что я проведу каникулы у друга. Чем раньше узнают об этом, тем лучше. Не будут готовиться к моему приезду.
– А… Почему ты не хочешь провести это время с семьёй? – осторожно спросил Ацуши, тихо, будто боясь задеть какую-то особую струну в душе Дазая.
Но тот не ответил, просто пожав плечами, и, отведя глаза, с улыбкой посмотрел в окно каким-то задумчивым и грустным взглядом. Впрочем, он тут же вышел из этого внезапного состояния и, махнув ладонью, кивнул в сторону выхода:
– Что же, пойдём. Перемена подходит к концу, а тебе ещё добираться до кабинета зельеварения, – с теплом в голосе произнёс он и, проходя мимо Ацуши, приобнял его за плечо, прижав к себе. – Как бы профессор ни старался тебя замарать, ты всё равно учишься гораздо лучше остальных учеников с твоего факультета. Я прав?
Ацуши покраснел, чувствуя дыхание Дазая где-то над ухом. Его всегда смущала близость Осаму. Он сам не знал, почему. Просто чувствовал себя в этот момент маленьким-маленьким, совершенно ничтожным и загнанным в угол. Будто Осаму мог сказать, что угодно, а Ацуши не в силах был ни соврать, ни вырваться. Да, это… Странно… Но Накаджима боялся оставаться с Дазаем в такой близости непозволительно долго.
Однако они даже не успели дойти до выхода, как вдруг на пороге возник рыжий слизеринец, растрёпанный и насупившийся. Но, как только он заметил Дазая, приобнимающего Ацуши, так взгляд его стал не просто злобным… В синих сапфирах его радужки раскололся целый айсберг льда. Чуя замер, выпрямившись, и, кажется, стиснул от злобы зубы.
Ацуши тут же попытался выпутаться из объятий Дазая, однако тот сжал его плечо так сильно, что Накаджима зашипел от боли… Ясно, ясно, не буду больше, не зажимай так сильно.
– Развлекаешься? – процедил Чуя, фыркнув.
– Завидуй молча, – с улыбкой произнёс Дазай, явно провоцируя Накахару своим поведением.
В тот день никто не заметил, что Чуя специально толкнул Ацуши. Все думали, что это просто несчастный случай, так получилось. Однако Осаму верил в это с трудом. Он видел, как Накахара смотрел на Ацуши всю игру. Видел, как тот искал удобного случая, чтобы ударить. Дазай слишком хорошо знал своего однокурсника, чтобы ошибаться.
– Было бы чему, – презрительно ответил слизеринец, закатив глаза и кинув прожигающий взгляд на Ацуши. – От твоего щеночка несёт за километр.
Накаджима не любил встревать в драки и никогда не обижался на слова других и оскорбления в свою сторону. Поэтому он просто промолчал, всё-таки выждав удобный момент и скинув с себя руку Осаму. Выпрямившись, он сложил руки на груди и хмуро уставился на своего ненавистника номер два… Первое место никто не мог занять, кроме Акутагавы.
– Мой, как ты выразился, щеночек, довольно способный во всех смыслах, – промурчал Дазай, погладив рядом стоящего Ацуши по голове, и, склонив голову на бок, вдруг спросил. – Или ты хочешь занять моё место рядом с ним?
Чуя на миг замер, будто не понял, о чём сказал Осаму. Если честно, Накаджима и сам не понимал, о чём говорят эти двое. Он слышал, что в Дазая влюблялись даже парни, но… Но всё равно не мог уловить суть этих препираний, этих уничтожающих взглядов. Пылающего и холодного. Это невозможно было понять, не спросив. А спрашивать Накаджима боялся.
– Что? – повысив голос, Чуя рванулся вперёд, быстрым шагом преодолев расстояние до Дазая, и замахнулся для удара.
Но тот перехватил его руку, с силой сдавив запястье, и с невозмутимым видом, правда, без тени улыбки завёл руку ему за спину так, что Накахара невольно вскрикнул, оказавшийся прижатый всем телом к ставшему вмиг холодному, как лёд, Осаму.
Дазай, не глядя на Ацуши, ледяным тоном произнёс. И слова его не стоило оспаривать.
– Ацуши, иди. У тебя пара.
Чуя замахнулся второй рукой, но и её Осаму перехватил, так же заведя за спину Накахаре. Тот попытался пнуть Дазая, но слизеринец вовремя предугадал действия однокурсника и резким толчком прижал его к потрескавшейся от штукатурки стене, рядом с холодным окном.
Накаджима решил, что больше не стоит задерживаться, и быстрым шагом покинул башню, на ходу поправляя мантию и чертыхаясь вслух. Чёрт, как же ему надоело быть мишенью чьей-то ненависти…
Ладно, презрение, ладно, неприязнь. Но ненависть, лютая, жгучая, которая мучила не только тело, но и душу. Ацуши зажмурил глаза, быстрым шагом мчась по коридору, и не заметил, как впечатался в группу студентов, стоящих прямо перед ним.
Накаджима отошёл назад, положив ладонь на лоб, и, бормоча извинения, обошёл компанию мимо, быстрым и нервным шагом направляясь вперёд, по коридору, даже сам не до конца осознавая, куда идёт. Его переполняли и злоба, и волнение за Дазая, и страшное желание кому-нибудь врезать. Он не понимал, ничего не понимал в причинах ненависти Чуи. Ничего не понимал в причинах ненависти Акутагавы. Он просто хотел раствориться, сделаться незаметным, чтобы больше никто не смотрел на него так. Как же хорошо жилось, когда никто не обращал на него особого внимания. Ни любви, ни ненависти, и жить было так спокойно, пускай сердце часто пронзала боль.
Внезапно Ацуши остановился, буквально замер, будто его поставили на паузу. Тяжело дыша, он смотрел в одну точку перед собой. Будто кто-то коснулся его шеи, приложил ладонь к бьющейся вене, заставив остановиться. Нет, это было всего лишь чувство… Всего лишь видение, нежная иллюзия, ведь к нему прикоснулся чей-то взгляд. Холодный, но доводящий до дрожи и заставляющий сглотнуть.
Ацуши несмело поднял глаза и повернул голову влево. На подоконнике в коридоре сидел Акутагава, держа в руках книгу и равнодушно глядя на запыхавшегося и злого Накаджиму. Впрочем, злоба с лица Ацуши давно спала. Он смотрел на Рюноске, не смея ни двинуться дальше, ни сказать хоть слово. Просто задыхался. Скорее не от быстрой ходьбы, а от того, что снова смотрит прямо в глаза этому холодному, но до жути прекрасному человеку.
Акутагава так же не спешил с вопросом. Он внимательно смотрел на лицо Накаджимы, будто ожидал от того чего-то. Ацуши и сам не понимал, чего. Но знал, что в этот раз он не сможет смущённо отвести глаза, сглотнуть и убежать, не смея оставаться рядом с Рюноске хоть на минуту. В этот раз Ацуши просто не мог пролететь мимо, как порыв ветра, едва всколыхав внимание Акутагавы.
– П-при…вет, – проговорил он, прерываясь и окончательно поворачиваясь к Рюноске.
Теперь они были друг напротив друга. Ацуши стоял в пятне света, упавшего из окна за спиной Акутагавы. Тень Рюноске касалась плеч, лица, щеки… Сам слизеринец сидел, положив одну руку на колено, в расслабленной, но не менее изящной позе, с раскрытой книгой в одной руке и, чуть запрокинув голову, смотрел на Накаджиму, чуть вскинув бровь.
– Куда спешил? – равнодушно спросил Акутагава, скорее из вежливости, нежели из желания начинать разговор.
– Я? – от неожиданности Ацуши невольно вскинул голову и, тут же смутившись, потупил взгляд в пол. – А, ну… Это… У нас… Пара, зельеварение, вот, на урок… Шёл…
Слова давались ему с трудом, пальцы, сжимающие лямку сумки, дрожали. Он не смел поднять глаз на Акутагаву, в то время как Рюноске неотрывно следил за каждым движением Накаджимы, будто искал в нём что-то, что помогло бы ему ответить на один вопрос. Ацуши хотелось провалиться, исчезнуть, развернуться и уйти, но что-то удерживало его. Возможно, это были именно слова Дазая, сказанные когда-то…
Мы живём один раз, Ацуши, если не попробуешь, будешь жалеть. А если попробуешь, то хотя бы будешь знать, что не вышло.
– А ты что тут… Делаешь? – спросил Ацуши, зарывшись пальцами в волосы и глубоко выдыхая, будто каждое сказанное им слово равнялось одному кругу бега вокруг школы.
Акутагава, видимо, не ожидал такого вопроса. Впрочем, он и отвечать на него не собирался. Только поднял книгу, показав её Накаджиме, и, вновь опустив взгляд на белые страницы, полностью потерял интерес к стоящему перед ним гриффиндорцу.
Накаджима осмелился поднять взгляд и замер, чуть приоткрыв губы. Он впервые видел Акутагаву вот так. Не в профиль, не со спины, а прямо, смотря на бледное лицо и пряди волос, спадающие вниз, будто желая дотянуться до букв, напечатанных на тонких страницах. Ацуши ощутил резкое желание протянуть руку и провести кончиками пальцев по лбу Рюноске, заправить одну из прядей ему за ухо и увидеть удивление, смешанное с гневом, в глазах слизеринца. Но рука так и не двинулась с места. Как и сознание.
Наконец, отмерев, Ацуши грустно отвёл глаза, закусив губу. Он понимал, что никогда не сможет нормально общаться с Акутагавой. Никогда не сможет сделать ничего из того, что хотел бы. Как бы ни старался Дазай, Накаджима оставался всё тем же в глубине души. Забитым, неуверенным в себе, жалким мальчишкой, который всех раздражает.
Развернувшись, Ацуши хотел было уйти, но, сделав всего два шага, вдруг остановился и, кинув взгляд на Рюноске, вдруг сказал. Неожиданно твёрдо и искренне:
– Я так и забыл извиниться перед тобой за тот раз.
Акутагава медленно поднял голову, переводя взгляд на Ацуши. Поражённый и между тем не верящий ни единому сказанному Накаджимой слову. Ацуши так сильно хотел, чтобы эти фразы остались в сердце Рюноске, что даже слёзы навернулись на глаза. Однако он вовремя остановил этот порыв, отвернувшись и склонив голову, зажмурившись. Он чувствовал взгляд Акутагавы между своих лопаток. Чувствовал, как бешено хочется высказать всё, что скопилось на душе, предложить, в конце концов, свою дружбу. Но вместо этого он просто выдавил из себя:
– Прости. Прости меня, пожалуйста. Я… Мне жаль, что я тогда чуть не покалечил тебя… Пожалуйста, прости и забудь об этом, ладно? Прости меня!
Последнюю фразу он выкрикнул. И пусть никто, кроме замеревшего в оцепенении Акутагавы этого не услышал, Ацуши сжался от испуга. Впрочем, тут же выпрямился, глотая боль, с которой он это сказал, и срываясь с места.
Сердце отпустил страшный груз. Но в то же время ему было страшно больно, поскольку последнее, что он видел в глазах Акутагавы, перед тем, как попросить прощения, так это доля презрительного недоверия и тяжёлой злобы. Непросто попросить прощения у человека, который ненавидит тебя. Но ещё сложнее сказать это, зная, что он не простит тебя.
А Акутагава смотрел вслед Ацуши, не в силах сдвинуться с места и поражённо раскрыв глаза. Наконец, когда силуэт убегающего гриффиндорца скрылся за поворотом коридора, Акутагава опустил глаза на закрытую книгу в своих руках и, стиснув зубы, выдохнул.
Он не мог заставить себя поверить Ацуши, но…
Но почему-то от этих спонтанно сказанных слов угасающая ненависть в его душе затихла.
Это был первый человек, попросивший у Акутагавы прощения.
Комментарий к глава 9 – прости меня
Две обновы в один день… Ух, я бессмертный :)
Проду написал давно, возможности выложить не было…
Ух, всю душу вложил в эту сцену, но вышло всё равно не так, как я представлял это в начале. В любом случае, я старался для вас :)) Так сказать, начинается разворот конфликта Дазая/Чуи и начинается ЗОВАРКА Ацуши/Акутагавы. Хм… По сути, она давно уже началась, но да ладно.
Очень буду рад отзывам)
========== глава 10 – не лезь в мои дела ==========
– По итогам полугодия мы отстаём от Гриффиндора на пять баллов, – декан факультета, мужчина с лёгкой улыбкой на губах и добрым, нежным взглядом, ничуть не походил на главу Когтевранцев. Однако таковым являлся уже более десяти лет. – Куникида, думаю, тебе стоит исправить положение, подтолкни студентов пятого или четвёртого курса к работе, будь добр… Хм, за неделю ни одного замечания по поведению? Довольно странно, учитывая, что Ранпо учудил в прошлую среду на паре по уходу за магическими существами. Неужели ты провёл с ним нужную беседу, м?
Куникида нахмурился, сдвинув брови. Поправив очки на носу, он что-то хотел сказать, но декан перебил его одним движением руки, будто даже расстроившийся из-за того, что его факультет так редко нарушает правила. И всё же юноша произнёс, правда, не очень уверенно.
– Профессор Войцех, – Доппо подошёл ближе, взяв папку с расписанием и прочими документами из рук улыбчивого декана. – Мне кажется, что Ранпо стоит перевести на другой факультет. Либо попросить о его исключении. Он портит репутацию Когтеврана и…
– Ой, да ладно тебе, что ты такой занудный, – протянул Войцех даже обиженно и, положив ладони на лицо, добавил. – Ей Богу, не было бы Ранпо, я бы умер со скуки за последние семь лет! Ты только вспомни, как он кинул торт в старосту Слизерина, когда тот намекнул на то, что в Когтевране все целомудренные девственники! Ох, я еле сдержал себя, чтобы не поаплодировать ему прямо там, в зале! Такой умничка, просто прелесть. Нет, нет, не будем гнать Ранпо. А вот о тебе стоит задуматься.
Куникида вздохнул, кивнув. Доппо не одобрял поведение своего декана, однако уважал его, как предписывали правила. И всё же он чувствовал себя слишком серьёзным по сравнению с профессором Войцехом. Декан Когтеврана был польского происхождения, и имя у него было польское. Однако он против того, чтобы к нему обращались по фамилии, потому что звучала она довольно неоднозначно… Нет, какой нормальный человек будет носить спокойно имя Войцех Домагала? Вот именно.
Все завидовали когтевранцам из-за Войцеха, многие ученики готовы были отдать всё, чтобы оказаться под его крылом. Просто потому что он никогда не ругался, никогда не снимал баллы, вёл себя со всеми, как с детьми, и одинаково относился ко всем студентам. Вёл же он такой замечательный предмет, как защиту от тёмных искусств. Удивительно, но на его уроки приходили абсолютно все. Никто не хотел прогуливать весёлые, незагруженные, жутко увлекательные пары Войцеха. Все звали его по имени, и никто не догадывался, что это так. Куникида знал правду, как и многие ученики факультета, однако молчал. Но как же ему хотелось, чтобы Войцеха заменил кто-то более серьёзный и внимательный. Нет, Когтевран не стоял в последних рядах в школьных соревнованиях или по успеваемости. Но и победителем был лишь четырежды за последние десять лет его руководства.
Не мало, но Куникида всегда думал, что Когтевран – факультет победителей. Оказалось, что даже здесь есть такие оболтусы, как Ранпо или, что ещё хуже, неадекватный Лавкрафт. И из-за них ему приходилось каждый раз краснеть перед другими деканами или перед собственным, который воспринимал все шалости как подарок с небес и способ развлечься. Как там он говорил? «Слишком скучно, когда весь твой факультет живёт по правилам»… Да, что же ещё он мог сказать этот Войцех.
На выходе из кабинета его ждал Анго. Он с каменным лицом принял папку у Куникиды и зашагал рядом, ожидая момента взрыва. Каждый, кто общался с Доппо, знал, что есть такая точка, задев которую можно вывести вечно напряжённого и грубоватого старосту из себя. Вот и сейчас он, казалось бы, просто кипел от ярости, готовый выплеснуть её в любой момент.
– Да он даже не волнуется о том, что мы стоим на третьем месте по успеваемости! А на первом знаешь, кто, знаешь? Пуффендуй! Пуффендуй, твою мать! – закричал Куникида, когда они оказались в гостиной факультета.
Никого рядом не было, поэтому Доппо мог в полную свою силу выразить все скопившиеся эмоции.
– Эти барсуки никогда не стояли на первом месте! У них там одни только травы да грибы или что похуже, но, твою мать! – Куникида упал на диван, возведя руки к небу. – За что! За что, скажи мне, мы обречены на страдания и позор! Что бы вообще сказала Ровена Когтевран, увидев наш факультет сейчас?
Анго равнодушно стоял подле Куникиды, с идеально ровной спиной, слушая все его крики и возгласы. Не перебивая, не останавливая, не возражая. Просто ждал, пока тот накричится вдоволь. Когда Куникида, тяжело дыша, замолчал, Анго осторожно положил папку с бумагами на стол и, сев на диван подле Доппо, произнёс совершенно спокойным и даже немного уставшим тоном:
– Успокойся, Куникида, это не твои проблемы.
– Вообще-то как раз мои, я староста! – возразил Куникида, приподнявшись, но Анго тут же толкнул его в грудь, заставив упасть обратно. – Ты чего?
– Лежи и отдыхай, иначе просто свихнёшься, – пожал плечами Анго, поправив очки на носу. – А лучше знаешь, что? Подумай о том, как после рождественских каникул поднять факультет на самый высокий уровень и получить кубок школы в конце года.
– Утопить Ранпо, это поможет! – устало выдохнул Куникида, закрывая глаза. – Как он меня…
Однако закончить ему не дали, ибо в гостиную ввалился как раз таки Эдогава собственной персоной, на ходу жуя шоколад. Прищуренный взгляд, очки, спрятанные в кармане мантии, расслабленная и чуть подпрыгивающая походка, вызывающий взгляд. Доппо бесился от одного только вида Эдогавы. Впрочем, их неприязнь была взаимной.
– Можешь продолжать, – равнодушно бросил Ранпо, проходя мимо «беседующих» старшекурсников и поднимаясь по лестнице в свою комнату. – Нового всё равно ничего не скажешь, даже неинтересно как-то.
– Ах ты…
Но Ранпо уже хлопнул дверью, совершенно забыв о существовании своего старосты. Куникида хотел было выругаться вслух, пойти следом и прибить несчастного когтевранца, однако Анго снова толкнул его на диван одной рукой с таким чинным видом, будто печатал отчёт под присмотром декана.
Примирившись со своей судьбой, Куникида устало прикрыл глаза ладонью, сняв очки, и, простонав что-то нечленораздельное, затих, задумавшись над чем-то. Анго вздохнул, проведя ладонью по лицу. Он не спал последние две ночи, поскольку трудился над долгами Куникиды. Никто не знал, что только благодаря Сакагучи Доппо до сих пор успевал справляться с работой. Сам же Куникида всегда отказывался от помощи однокурсника, говоря, что успеет сделать всё сам. Не успевал. И Анго сдавал всё за него, подписывая работы именем Куникиды.
Правда, Доппо делал вид, что не замечает, откуда у него появляются отметки по тем или иным предметам. И вслух никогда не говорил, что дико благодарен Анго за то, что тот делает всё это для него. Но в мыслях, порой сидя в одиночестве около окна в комнате или дописывая никому не нужный отчёт, он всё равно вспоминал Сакагучи и жутко хотел, чтобы тот в этот момент оказался рядом, чтобы в порыве чувств и усталости сказать ему «спасибо».
– Кстати, где Алан? – вдруг спросил Куникида, нарушая тишину и заметив, что Анго, сидящий рядом до сих пор, вздрогнул.
– Алан? Не знаю… Я его не видел, хотя по вечерам его вообще никто не видел.
– У меня для него есть целых пять выговоров, – Куникида мучительно застонал. – Да как я вообще выживу до каникул, Анго?!
Анго пожал плечами и, когда Куникида начал громко говорить что-то про бессонницу и множество незаконченной работы, незаметно улыбнулся в ладонь, смотря на выжженное пятно на ковре.
***
Ацуши понял, что это уже вошло в привычку. Возвращаться в башню по тёмным и пустым коридорам с тренировок с Дазаем. Сегодня тот сказал, что Накаджима потерял не только несуществующую уверенность, но и внимание, так что погонял его знатно… В один момент Ацуши вообще показалось, что он не шутит, когда Дазай подошёл сзади и укусил его за ухо. До сих пор мурашки по коже от испуга.
Но что мог поделать Накаджима, если уже третий день как с трудом ел и спал, вспоминая последний разговор с Акутагавой? Именно. Ничего. Он не говорил с ним больше, потому что было стыдно даже в глаза Рюноске посмотреть. Что он мог подумать о нём тогда? Правда, Ацуши говорил искренне, говорил то, что хотел сказать, как и учил Дазай, но… Но всё равно было жутко страшно пересечься с Акутагавой вновь. Рано или поздно это произошло бы, но сейчас Накаджима предпочитал мучиться в размышлениях в глубоком одиночестве, нежели видеть перед собой равнодушное лицо Рюноске, в любой момент готовое исказиться презрительной гримасой.
Стоило Ацуши завернуть за угол, как он тут же услышал чьи-то стоны, звуки ударов, шипение, обрывки разъярённых фраз. Замерев на месте, Накаджима посмотрел назад, раздумывая, а не повернуть ли обратно, чтобы избежать встречи с неизвестными проблемами? Но вспомнил слова Дазая о том, что никогда не нужно проходить мимо, даже если уверен, что не сможешь помочь. Поэтому, поборов страх, Накаджима побежал вперёд по коридору, прямо на звуки. С каждой парой секунд они становились всё громче и громче, пока Накаджима не вписался в новый поворот, резко останавливаясь и едва ли не вскрикивая от удивления.
Акутагава с бешеным взглядом избивал какого-то когтевранца, превращая его лицо в кровавое месиво, с такой силой, что тот уже не мог даже сопротивляться. Что-то кричал, что-то шипел, бледный и дрожащий от ярости… Ацуши никогда не видел его таким. От страха вспотели ладони. Никто не заметил его, и можно было просто кинуться прочь, чтобы позвать кого-то на помощь. Но Ацуши уже давно понял, что в таких ситуациях важно время. И что ему просто не убежать от Акутагавы, как бы он ни старался.
Резко подавшись вперёд, Ацуши подбежал к дерущимся и, грохнувшись на колени, схватил Акутагаву, занёсшего руку для очередного удара, за запястье, прокричав что-то о благоразумии. Рюноске поднял на него полный зверского гнева взгляд и рявкнул:
– Отцепись, или тебе тоже достанется, тварь!
За тварь обидно ничуть не было, хотя Накаджима обратил на это оскорбление внимание. Сглотнув, он лишь сильнее сжал хрупкое, тонкое запястье худого парня и отрицательно замотал головой, прикрывая ладонью лицо когтевранца, который уже не мог даже пошевелиться, лёжа на холодных камнях.
– Отцепись, – прошипел Акутагава ещё раз, понизив голос так, что по телу побежали мурашки. – Иначе…
– Прекратить драку.
Холодный голос. Акутагава и Ацуши резко подняли глаза на стоящую чуть поодаль учительницу, сложившую руки на груди. Холодно ухмыляясь, она с удовольствием смотрела на дерущихся и, лениво двинувшись с места, произнесла:
– Рюноске, Накаджима, ступайте за мной. Вас ждёт наказание.
И только сейчас Ацуши понял, насколько сильно он влип. Каждый в Хогвартсе знал, что профессор Блэк никогда не спускает какие-либо шалости, долги и никогда не забывает обид. Она всегда рада поиздеваться над учениками. А уж если застанет тебя за каким-нибудь «преступлением», то молись о том, чтобы хотя бы вернуться живым в родную башню или подземелье.
Ацуши почувствовал, как пульс Акутагавы участился…
Только сейчас он, наконец, осознал, что под его пальцами бьётся кровь в венах Рюноске. Это чувство, это ощущение чьего-то сердца под ладонью на миг выбросило Ацуши из реальности. Он смотрел не на ужасающую учительницу, а на запястье Акутагавы, которое крепко сжимал. На тонкие, длинные пальцы, на линии вен на кисти руки. Он чувствовал пульс Рюноске и, кажется, сам забыл, как дышать, задрожав и вспотев.
Акутагава заметил это, резко повернувшись и встретившись с Ацуши взглядом. Нахмурившись, он одними губами прошептал: «Отпусти». Накаджима сглотнул, быстро кивнув, и, осторожно разжав пальцы, отпустил руку Рюноске, напоследок скользнув кончиками пальцев по холодной и бледной коже слизеринца.
Опять это грёбанное наваждение, что за фигня…
– Я сказала, Рюноске и Накаджима. Идите. За мной, – напомнила о своём присутствии профессор Блэк, и оба подростка подскочили на месте, отходя от лежащего на камнях когтевранца.
– Но, профессор, я, – начал было Ацуши, однако его прервал Акутагава, подняв ладонь и приказывая Накаджиме заткнуться.
Профессор хмыкнула, заложив руки за спину, и, кинув равнодушный взгляд на побитого ученика, подошла к нему, подняв за ворот мантии на ноги. В полубессознательном состоянии он попытался отбиться, однако Блэк перехватила его руку.
– Оба в мой кабинет, – кинула она стоящим позади Накаджиме и Рюноске. – Сначала с этим разберусь.
Ацуши выдохнул от возмущения, посмотрев на Акутагаву говорящим за себя взглядом. Однако тот лишь равнодушно вскинул бровь, фыркнув. Никого не волновало то, что Ацуши вообще тут не причём и пытался лишь остановить Рюноске. Да, конечно, да кто вообще его захочет слушать?
Если это профессор Блэк, то она вообще не станет разбираться, кто прав, кто виноват.
Когда учительница скрылась за поворотом, неся на руках обмякшее тело пострадавшего, Акутагава резко развернулся и влепил Ацуши такую пощёчину, что тот невольно отпрянул назад, врезаясь в стену и хватаясь за место удара.
– Да за что?! – возмущённо воскликнул Накаджима, но тут же прикусил язык, когда Акутагава резко приблизился и пробуравил его уничтожающим взглядом. – А-акутагава? Что не…
– Ещё раз полезешь в мои дела, я тебе оторву твои конечности и оставлю инвалидом на всю жизнь, всё понял? – холодно проговорил Рюноске, однако в голосе его были слышны всё те же не утихшие ноты ярости.
– А вот и полезу, – обиженно ответил Ацуши, выдохнув и закусив губу от боли.
Бил Рюноске и правда сильно.
– Что же, тогда твои проблемы.
И грубил тоже.
