Текст книги "Ситтин (СИ)"

Автор книги: Pale Fire

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

– Получается, я отделил нас троих от Туу-Тикки, причем вслух и публично? Мы трое играем вместе, а она недостойна? Она так это восприняла?

– Скорее всего, – согласился Средний. – А характер у нее не тот, чтобы устраивать сцены по какому бы то ни было поводу. Так что она просто улетела успокаиваться, как ты говоришь, куда-то в Европу. Да еще с похоронным настроением.

– Я идиот.

– Ты молод и неопытен, – пожал плечами Средний. – Это проходит с возрастом. Кстати, вы где репетировали?

– В гостиной. Там хороший звук.

– Переберитесь в подвал или в гараж. Да хоть на холм, только освободите гостиную.

– Зачем? – не понял Грен.

– Чтобы Туу-Тикки не чувствовала себя лишней в собственном доме. И чтобы не мешать играть ей.

========== 13 ==========

«Долетела», – писала Туу-Тикки в блоге. – «Джет-лаг такой джет-лаг. И мелатонин не взяла, чучундра, а до аптеки еще не дошла. Устала и взбудоражена. Сейчас ночь, я сняла номер в бывшем «Интуристе», забыла, как называлась эта площадь в мое время. То ли Площадь Освобождения, то ли еще как-то. В самом начала бывшей улицы Ленина. Завтра поброжу по ней. Интересно, в том кафе все еще подают те восхитительные взбитые сливки?»

Грен оставил комментарий: «Все-таки Россия? В каком городе эта улица Ленина?»

Она не ответила. Наверное, легла спать.

Ему было тревожно. Одна, без духов – все семеро остались в доме, он проверял, – где-то на огромном постсоветском пространстве…

На следующий день появились фотографии. Широкая улица, застроенная псевдоклассическими домами, засаженная высоченными деревьями, с вывесками латиницей, но с незнакомыми знаками, на языке, который Грен понимал, но не мог опознать. Фотографий было немного, и были они странные. Наверное, они что-то значили для Туу-Тикки, но что – он не мог распознать. Ее детство? Ее юность? Что для нее значит этот мрачный серый двухэтажный дом с высоченным деревом рядом? Это псевдоклассическое здание – какой-то лицей? Эта низина, заросшая травой и окруженная деревьями?

На третий день в блоге появились фотографии самой Туу-Тикки: вот она с трубкой на парапете у какого-то фонтана, в джинсах и блузке с длинными рукавами; вот она с веточкой черешни в руке; вот она в обнимку с каким-то деревом… Кто ее снимал? Кому она доверила камеру?

А город, по которому она бродила, Грену понравился: зеленый, невысокий, довольно старый, с холмами и узкой речкой в центре. Туу-Тикки явно знала этот город когда-то, она писала о нем как о старом друге, она рассказывала о крымских соснах, которые когда-то были ростом с нее, а теперь вымахали в целый лес, о каштаново-кленовой улице. Воспоминала, как цвели клены и на город обрушился снежный шквал, и она поутру, в темноте, еще до рассвета, смотрела, как просвечивают под уличными фонарями зеленые листья в снегу… Ей было хорошо там, и Грен радовался за нее. Вот только на комментарии она не отвечала. Вообще никому, не только Грену.

Грен, в общем-то, понял, что произошло в то утро на кухне. Осмыслил все свои ошибки. Их было несколько: он разом отделил Туу-Тикки от них – дорожников, от них – мужчин, от них – уже выступавших музыкантов. Жестоко и несправедливо. Игрек-хромосома не дает никаких преимуществ; то, что Туу-Тикки еще не выходила на Дорогу, ровным счетом ничего не значило в той ситуации; Эшу и Дани были такими же дилетантами, как и Туу-Тикки, может, даже и послабее нее – Эшу снимал мелодии на слух, Дани не знал даже основ нотной грамоты. То, что Эшу, желая того или нет, спровоцировал ситуацию, значения не имело – Грен считал себя достаточно зрелым для того, чтобы не вестись на такие простые подначки. Получалось, музыка для него важнее Туу-Тикки? Над этим он размышлял все время, пока ее не было.

С домом он справлялся, хотя и не так хорошо, как она. Нет, духи его слушались, но все те домашние рутины, которые Туу-Тикки творила как бы мимоходом, отнимали у него немало времени и сил. Духи могли многое, но им надо было приказывать – и не только приготовить еду. Продукты надо было покупать, а Грен плохо представлял, где и сколько это стоит. За садом надо было ухаживать. Цветы в доме – поливать и вытирать от пыли. Котам – покупать корм, вычесывать, убирать их туалет. Надо было регулярно менять постельное белье во всех спальнях, даже в тех, где никто не жил. Туу-Тикки держала все эти дела в голове, не вела списков, не составляла таблиц. Грен же зашивался. Духи задавали вопросы, а Грен даже не знал толком, как на них ответить. Просить же совета у Среднего было попросту стыдно – стыдно дать понять, что он, Грен, совершенно несостоятелен в своей роли хозяина дома. Зато он понял, почему одной Туу-Тикки было сложно. Но она справилась. Значит, должен справиться и он.

С Клеа вернулся Гинко, его надо было возить на физиотерапию. Надо было покупать ему снаряжение, причем Гинко в современном походном снаряжении разбирался еще меньше, чем Грен. По счастью, Гинко пришел без собаки, но, по его словам, он поладил с одним молодым кланом черно-рыжих псов, и теперь псы между собой решали, кто пойдет в Ямато.

Замотанный дневными заботами, вечерами Грен играл. Дани заглядывал пару раз, но Грен предложил ему записать то, что они с Эшу играли на Дороге, чтобы встроить туда арфу, и сейчас Дани и Эшу были заняты записью в доме Среднего. Грен не особенно хотел видеть их до того, как вернется Туу-Тикки.

На восьмой день ее отсутствия он написал ей личное сообщение с вопросом, где и когда ее встречать. Она ответила не сразу – сначала выложила новый пост с песней про белый город, который цветок из камня. А потом написала, коротко и внятно: «Мой самолет садится в международном аэропорту Сан-Франциско послезавтра, в 20.00, рейс LH-458, первый терминал. Надеюсь успеть на обе пересадки, если не успею – позвоню. Вели духам приготовить суши, очень соскучилась по ним. По тебе – тоже. В следующий раз поедем вместе?»

«Конечно, поедем», – ответил Грен.

В аэропорту он встречал ее с огромным букетом огненных роз. Туу-Тикки не стала кидаться ему на шею – мешал багаж, который она толкала перед собой на тележке. Грен перехватил у нее тележку и вручил цветы. Туу-Тикки зарылась лицом в прохладные лепестки.

– Спасибо, – сказала она и сняла темные очки.

Он посмотрел в ее сияющие синевой глаза, тоже снял очки, наклонился и поцеловал ее.

– Скучал по тебе, – сказал он. – Так что это был за город? Который белый цветок из камня?

– Кишинев, – ответила она, шагая рядом. – Молдова. Город, в котором я родилась и выросла. Ни фига не Россия. Россия для меня очень долго была экзотикой – другая страна, климат, природа, даже сосны другие.

– Наверное, тебе и правда надо было отдохнуть от меня.

Она пожала плечами.

– Я не за этим ездила. Я хоронила… кое-кого. В машине расскажу. Или ты заказал такси?

– Нет, – коротко ответил он.

В машине Туу-Тикки немедленно достала трубку, набила ее и с наслаждением раскурила.

– Зато я в Венеции была, – сказала она. – Пересадка пять с лишним часов. Даже погуляла по городу. Так неожиданно – и очень здорово. И в Мюнхене. Успела на обе. Прямых рейсов не существует. Летела Люфтганзой, очень славно. Правда, последний раз я летала самолетом из Риги в Кишинев, в пятнадцать лет. Переменилось многое. Устала невероятно. Велю духам приготовить лавандовую ванну и заберусь туда с едой. Как Гинко?

– Нашел себе собаку. Или собака нашла его. Жалуется, что брюки, которые купили ему на выписку, стали тесны в поясе. Нервничает из-за глаза.

– Еще бы. Как Эшу с Дани?

– Пишутся у Среднего. Я велел им сделать записи всего, что они играли на Дороге, пусть трудятся, импровизаторы. Прости, что я…

– Об этом потом, – Туу-Тикки положила руку Грену на запястье. – Так вот, для чего я уезжала… Ты знаешь, что обиду нельзя показывать, иначе непременно снова ударят в это место еще больнее?

Грен поежился.

– В тюрьме и на Каллисто знал. Потом забыл. Но ты же не была в тюрьме.

– У меня была семья, Грен. И это похуже тюрьмы, потому что из тюрьмы можно выйти или сбежать. Я ездила хоронить ту девочку, которой была до последней смерти. Ту, которая боялась даже осознать свою обиду, потому что если обидели – значит, сама виновата. Она хорошая была, эта девочка, и несчастная, и ничего у нее в жизни не складывалось. Я не могу позволить, чтобы она влияла на мои реакции, поступки и решения.

– Я все равно виноват.

– Виноват, – согласилась Туу-Тикки. – Но и я – тоже. И вообще дело не в вине. Ты ошибся, я отреагировала слишком резко… Испугалась собственной реакции. Я совершенно не представляла – и сейчас не представляю – как разговаривать о таком.

– Мы же научимся? – спросил Грен. – И потом, ты сняла аккомпанемент, достаточно сложный, переделала его для гитары, а я даже и не понял, насколько это важно для тебя. И как сложно вести дом, я тоже не понимал. Думал, все делают духи.

– Ну, они и правда все делают.

– Делают. А думаешь за них – ты. Знаешь, это был очень правильный поступок – оставить меня наедине с домом. А то я бы так и не понял, как он у нас ведется. И не догадался бы у тебя спросить. Слушай, ты белье в гостевых спальнях по какому-то принципу стелешь или просто так?

– В две спальни – из небеленого льна, тканое вручную, в остальных – просто покупное. Для наших спален я закупила отдельные комплекты – лавандовое, зеленое и аквамариновое себе, серое, темно-синее и белое с морским рисунком – тебе. Ты у себя спал?

– У тебя, – признался Грен. – Очень скучал. Извини. У тебя табаком пахнет, а в гостиной запах выветрился на второй день. Ты когда вычесываешь Киану, шерсть выкидываешь или собираешь?

– Собираю. Потом спряду, что-нибудь свяжу. Как Кай?

– Неплохо. Оказывается, он ест охлажденное мясо, индейку главным образом. И я купил яиц индейки, из них омлет вкуснее получается. А вообще завтра съезжу на рынок органических продуктов, помнишь, он в цоколе того молла, куда мы в первый день ездили?

– Что, все подъели?

– Ну… – замялся Грен, – я не очень представляю, где ты закупаешь продукты, а запасы у нас большие. Были.

– Значит, съездим вместе. Я на Ферри-плаза закупаюсь и на тридцать девятом пирсе. Завтра у нас какой день недели?

– Вторник.

– Вот и отлично. Ферри-плаза работает по вторникам, четвергам и субботам до двух. Надо будет только мою машину взять, у нее багажник побольше.

– Я буду менять машину на внедорожник, – сказал Грен. – Если мы с Эшу и Дани будем выходить на Дорогу…

– Я помню ваш разговор. Я бы поговорила с Йодзу. Хорошую машину может подсказать его брат, Росс. Может, даже пригонит. Он сам дорожник, а надежные колеса на Дороге – это критично, особенно если вы заберетесь в неиндустриальные миры. Слушай, ты возмешься написать список продуктов? Я слишком устала.

– Попробую. Если что, дополним его и я съезжу в четверг.

– Вдвоем, вдвоем. Никто новый не приходил?

– Нет пока. Как ты управлялась с волосами одна?

– Думаешь, это первый раз, когда у меня длинные волосы? – улыбнулась Туу-Тикки. – У меня есть навыки. Правда, косу я плести не умею – ну, одну косу. Но хвост – тоже ничего. Ты сказал духам про суши?

– Сказал. А что, в Кишиневе их не продают?

– У Молдавии нет выхода к морю, и рыбы там мало. Я не стала экспериментировать. Там своя кухня хороша. Я купила кулинарную книгу, надо будет попробовать.

Когда Грен загнал машину в гараж, Туу-Тикки некоторое время сидела там, не выходя.

– Хочешь, я отнесу тебя в дом? – спросил Грен.

Она покачала головой и выбралась наружу. Велела духам отнести сумки в дом и приготовить ванну. Приласкала подбежавшего поздороваться Кая. Погладила отиравшихся о ноги котов.

– Что, хвостатые, соскучились? Я тоже. Как же хорошо дома… Грен, приходи ко мне минут через двадцать, хорошо? Я как раз в ванне буду.

Грен пришел к ней с блокнотом и карандашом. Список продуктов получался длинным. Они с Гинко за десять дней действительно совершенно опустошили холодильник и изрядно проредили запасы в кладовой. Последний кусок сыра утащил и сожрал Кай, воспользовавшись тем, что за кухней утром никто из людей не следил, а духи не мешают ему, разумному псу, брать то, что ему нравится.

Туу-Тикки лежала в благоухающей лавандой пенной воде. Волосы облепили плечи, как у русалки. На маленьком круглом столике по правую руку от ванны стоял чернолаковый поднос с остатками роллов. Косметику Туу-Тикки смыла и без нее казалась совсем юной.

Туу-Тикки взяла у Грена блокнот и карандаш и принялась читать, проставляя количество того или иного продукта возле названия.

– Молока на фермерском рынке не продают, сливок тоже, – сказала она, – это в другом месте. Сыр там есть. Я бы еще конфеты добавила, хочу сладкого. Надо будет отдельно съездить за шоколадом. Что у нас с пряностями?

– Закончился мускатный орех и остался только один стручок ванили, – отчитался Грен. – Я не знаю, где ты их покупаешь.

– В магазине тайваньских специй, – ответила она. – Это рядом, заедем. В общем, пойдем по списку плюс купим всего, на что глаз упадет, – она отложила блокнот. – Забирайся в ванну, места хватит.

– Тикки, – осторожно сказал Грен. – Тебя не было со мной полторы недели, и ты устала. Если я залезу к тебе…

– Именно это я и имею в виду, – подтвердила она. – Раздевайся.

========== 14 ==========

– Ты прекрасна, – с улыбкой сказала Тами, поправляя локон Туу-Тикки. – Очень красиво, и почти незаметно, что ты не человек. Идея с прической была хороша.

Туу-Тикки потрогала шпильки в волосах, украшенные перламутровыми цветами. Взмахнула широким рукавом, тронула ящеричный браслет на запястье.

– Хорошо, что не белое, – сказала она. – Я уже выходила замуж в белом.

– Я тоже, – кивнула Тами. – Аквамарин тебе очень идет.

– Я тоже выходила замуж в аквамариновом, – подала голос Тави, курившая в глубине гостиной. – Правда, в кимоно. Жарко было. Вы будете фотографироваться?

– Я взял фотоаппарат, – подал голос Дани. – Снимаю я неплохо. Погоди, возьми букет, я сделаю пробный снимок.

Туу-Тикки взяла со столика небольшой букет из чайных роз.

– Два шага вправо, – скомандовал Дани. – Вот так. Отлично.

– Нам пора, – напомнила Тами. – Идем. Документы у Грена?

Туу-Тикки кивнула, потрепала по ушам подошедшего Кая и вышла за дверь. Она волновалась, хотя, казалось, о чем тут волноваться? Простая гражданская церемония с двумя свидетелями – Грен и Дэн уже уехали в муниципалитет.

Дани распахнул перед ней заднюю дверцу машины, потом сделал то же самое для Тами. Сам он сел за руль – негоже невесте вести машину самой. Переднее пассажирское сиденье осталось пустым – Эшу еще не пришел, как не пришли Старший и Средний. Дома осталась только Тави – она должна была проследить, чтобы духи приготовили праздничный стол.

– Очень красивое ожерелье, – сказала Тами, когда машина начала спускаться с холма. – Работа сидхе?

– Работа Грена, так что да, – кивнула Туу-Тикки. – Оно меняет цвет на коже.

– Я заметила, – кивнула Тами. – Змеи и ящерицы… Связь со стихией земли?

– Скорее, просто со стихией жизни, – Туу-Тикки качнула головой. – Я не спрашивала. Мои документы у тебя?

– В сумке, – Тами хлопнула ладонью по плетеной кожаной сумочке. – Ты не против, если я загляну в твой паспорт?

– Нет, – улыбнулась Туу-Тикки. – Хотя я почти не пользуюсь паспортным именем.

– Фамилию менять не будешь?

– Нет. Слишком много хлопот.

Тами раскрыла паспорт. Посмотрела на фото, хмыкнула.

– Видно, что фотография зачарована, – сказала она. – Лицо твое, но ты как будто спишь.

– Йодзу вручил мне паспорт буквально в тот же день, как я очнулась, – объяснила Туу-Тикки. – Так что, может, снимок действительно сделан, когда я спала. Но он после-смертный, раньше я была другой.

– Я тоже, – кивнула Тами. – Но мне документы сделали, уже когда я была здесь, так что имя и фамилию мы выбирали с Греном. С моим Греном. Точнее, фамилию пришлось взять никину, у нее уже были документы, мои сделали позже. Мы выбирали имя. Тамара. Тамара Тэтар.

– Ну, мои почти настоящие. Натали Шук.

Тами хмыкнула.

– Я тоже была Шук. Ты за Федором замужем не была?

– Присмотрелась и передумала.

– А я влипла. Но фамилия была удобная. Интересно, как Серж выглядит сейчас?

– Ты про Шука? Твой тоже был Серж?

– Ну а как же? Слишком много амбиций для Сережи.

Они рассмеялись.

– Что да, то да, – кивнула Туу-Тикки. – Но красивый был. Только я постоянно помнила, что вся эта юная красота и свежесть со временем испортится. Очень обидно было.

– Ну, теперь ты от этого застрахована надолго.

– Знаешь, вот уж о чем я не думала, – Туу-Тикки посмотрела на свой аквамариновый маникюр. – В любом случае, Грен будет стариться красиво. Другая кожа, другой лицевой череп, другие волосы.

– Что да, то да, – согласилась Тами. – Хотя еще вопрос, старятся ли – физически, я имею в виду – сидхе. Нам-то это только предстоит, и еще вопрос, когда. Грен-старший сама знаешь как выглядит, несмотря на возраст. А там всего-то капля крови ши.

– И магия Первого Дома, – напомнила Туу-Тикки. – Вообще, с этим могут возникнуть проблемы. Долгая жизнь и неизменяющаяся внешность.

– Только если заводить друзей среди людей. А вообще, если следить за модой на макияж, можно особенно не беспокоиться, – Тами спрятала паспорт обратно в сумочку.

– Смоки айз уже вышли из моды, – подколола ее Туу-Тикки.

– В этом и смысл, – улыбнулась Тами. – Так я выгляжу старше и менее похожей на тебя. Потому что если нас одинаково одеть, причесать и накрасить… – она покачала головой.

– Мы же пробовали. Разница все равно есть. Помнишь?

– Угу, в цвете волос, – фыркнула Тами. – Интересно, Тави не надоедает все время быть брюнеткой?

– А тебе – рыжей? – спросила Туу-Тикки. – Я-то блондинка слишком недавно. До этого вообще волосы не красила.

– Я была брюнеткой, была светло-рыжей, хотела когда-то покраситься в тот оттенок, что у тебя, но не вышло. Какая-то ерунда с покраской. Ты чем красишься?

– Понятия не имею, – рассмеялась Туу-Тикки. – Меня духи красят. Какой-то растительный настой. Кора, цветы, что-то еще…

– Цвет роскошный и очень тебе идет, – одобрила Тами. – Ну вот мы и приехали.

Грен и Дэн встретили машину на стоянке. Дэн открыл дверцу для Тами, Грен – для Туу-Тикки. Обнял ее, поцеловал, вдохнул запах духов.

– Новый аромат, – сказал он. – Ты потрясающая. Я ведь так и не видел тебя с утра.

– Я тебя тоже. Отлично выглядишь.

Волосы Грен собрал в высокий хвост, под белой рубашкой поблескивала полированная деревянная подвеска на деревянной цепочке и серебряный ворон, в ушах блестели серьги – по три в каждом, стрелками на темно-серых брюках, кажется, можно было порезаться, начищенные туфли бликовали на ярком солнце. Туу-Тикки полюбовалась на свои атласные туфельки. Грен предложил ей руку и Дани тут же сфотографировал их.

В этот день он фотографировал много – саму церемонию, молодоженов на крыльце мэрии, Тами и Дэна, росписи в книге записи актов гражданского состояния, припасенную Дэном бутылку вина и бокалы, кольца на сплетенных руках. Кольца были из плотного темного дерева – словно несколько корней переплелись между собой. Их за пару дней до свадьбы принес Эйрик. Просто вручил, окинул взглядом Грена и Туу-Тикки и вернулся в зеркало. Грен и Туу-Тикки обменялись кольцами под доброжелательным взглядом муниципального чиновника. Немного свободные сначала, кольца со временем плотно обхватили пальцы. Туу-Тикки пожалела, что не спросила у Эйрика, какие еще чары на них наложены.

Домой вернулись, как и уезжали, на двух машинах. В первой ехали Дэн и Тами, во второй – Дани, Туу-Тикки и Грен.

– Ты так и не кинула букет, – улыбнулся Грен.

– Вот еще! – возмутилась Туу-Тикки. – Это мои розы. Приеду домой и поставлю в вазу. Дани, а ты не знаешь, что именно Эшу припас нам в подарок? Мне что-то не по себе.

– Знаю, но не скажу, – отозвался Дани. – Ничего опасного и никаких двойных свойств, обещаю. Я проследил.

– Спасибо – улыбнулся Грен. – А то ведь Эшу есть Эшу. Я послушал то, что вы играли. Думаю, надо будет просто добавить к вашему репертуару арфу и выучить несколько дорожных песен. Когда вы сможете порепетировать?

– Да хоть завтра.

– У нас как бы медовый месяц, – напомнила Туу-Тикки.

– Целый месяц я тебе не обещаю, – поцеловал ее в волосы Грен, – но неделя будет точно. Правда, тут пройдет дня полтора-два. Не стоит оставлять Гинко надолго.

– Он все равно почти все время проводит на Клеа. Но… неделя, а тут пройдет полтора суток? Ты меня интригуешь. Это то, о чем я думаю?

– Узнаешь ближе к ночи, – пообещал Грен. – Помнишь, я же тебе обещал?

– Помню, – кивнула она.

Едва они вступили в дом, как раздалась музыка. Пьеса для двух саксофонов и рояля. Играли Старший, Средний и Эшу. Светлая, радостная и торжественная музыка. Она отражалась от высокого потолка, стен, окон и наполняла гостиную. Пьеса была недлинная. Грен подозревал, что ее написал Старший, и именно к этому случаю.

Гостей было немного – семья Старшего, но без внучки, семья Среднего, но без Ники, Эшу и Дани. Ну и Гинко, изрядно ошарашенный всей этой торжественностью.

Праздничное застолье решили не устраивать. Тави просто накрыла стол в кухне и велела духам не подпускать к нему животных.

– Девять музыкантов, – покачала головой Туу-Тикки. – И ведь все мы будем играть. А слушать кто?

– Я, – помахала рукой Тави. – Я-то не музыкант.

– Я буду рад, – наклонил голову Гинко. С него уже сняли жесткую повязку, но руку он все еще держал на перевязи.

– Дэн, – повернулся к тому Грен. – Эшу. Дани. Вы помните?

– Что помнят? – удивилась Туу-Тикки, сбрасывая туфли на каблуках и с облегчением ступая босыми ногами на деревянный пол.

Тави протянула ей набитую трубку, и Туу-Тикки с удовольствием закурила.

– Сейчас, – сказал Грен. – Сейчас.

Дэн взял из кресла свою гитару и сел с ней. Старший достал откуда-то флейту и поднес к губам. Дани устроился с хангом прямо на полу. Тронул клавиши Эшу. Прозвучало вступление, и Грен запел:

– Между тем, кем я был,

И тем, кем я стал,

Лежит бесконечный путь;

Но я шел весь день,

И я устал,

И мне хотелось уснуть.

И она не спросила, кто я такой,

И с чем я стучался к ней;

Она сказала: “Возьми с собой

Ключи от моих дверей.”

Гости разошлись к ночи. Гинко попрощался и ушел спать. Кай подлизывал тарелку из-под плесневых сыров, которую Грен поставил на пол специально для него.

– Как хорошо получилось, – сказала Туу-Тикки, потягиваясь. – Вы долго репетировали «Ключи от моих дверей»?

– Дней десять, – ответил Грен, кладя ладони ей на талию. – Вот такой и оставайся. И не вздумай снова худеть.

– Не буду, – покладисто согласилась Туу-Тикки. – Знаешь, я очень тронута. Ты думаешь, это песня про нас?

– Про меня точно. И не только про меня. Я ведь говорил с братьями. Просто они этой песни не знали.

Туу-Тикки мягко высвободилась и взяла трубку. Спросила:

– У меня косметика не поплыла?

– Вроде нет, но ты все же смой ее. Ты и так хороша.

– Откуда тебе знать, если ты меня почти не видел ненакрашенной?

– Видел. В ванной, – улыбнулся Грен. – Помнишь? У тебя яркие губы и темные ресницы. Не обязательно усиливать это косметикой.

– Губы я обычно делаю бледнее, – возразила Туу-Тикки и закурила. – Ох, хорошо. А зачем мне сейчас умываться? Перед сном.

– Спать мы будем не здесь, – покачал головой Грен. – Медовый месяц, помнишь?

– Что, прямо сейчас? – удивилась Туу-Тикки.

– Зеркало, – напомнил он.

– Мне нужно что-то с собой взять? – спросила она.

– Нет. Ничего. Разве что трубку, если ты не можешь без нее обходиться.

– Могу вообще-то. Ну жди.

Туу-Тикки поднялась к себе. Грен сел на стул перед арфой, тронул струны. Сегодня он много играл – и сам, и вместе с остальными. Джазовый джем с арфой – это было очень странно, и все же здорово. Чувство близости, чувство общности, радость – и то, что Гинко слушал музыку как зачарованный, и то, что к вечеру, выпив достаточно вина, петь вместе с сестрами стала даже Тави. Неважно, что у нее сырое сопрано и совершенно не поставлено дыхание, главное – она пела! «Виноделие», и «Город золотой», и «Вальс при свечах», и что-то еще… А Туу-Тикки играла, и играла она хорошо. Значит, для перекрестка в ситтине Грен будет играть вместе с ней. Что бы там ни думал о себе Эшу.

Но его подарок оказался хорош. Эшу вручил молодоженам дорогущие дизайнерские солнечные очки, зачарованные на «человечность».

– В них для людей вы будете выглядеть как люди, – объяснил он. – Не обязательно даже надевать. Можно на воротник повесить.

Туу-Тикки вернулась в гостиную. Умытая, она выглядела совсем юной. Она сняла украшения и вытащила шпильки из волос. Но платье оставила то же.

– Ты восхитительна, – сказал Грен, подхватил белую резную коробку, подозвал Кая и встал. – Идем.

Они вместе подошли к зеркалу. Туу-Тикки крепко держала Грена за руку.

– Я волнуюсь, – сказала она. – Твой дед…

– Мы выйдем там, где жил я, – объяснил Грен. – Дед живет отдельно. Все будет хорошо.

Он коснулся зеркала. Оно пошло волнами, отразило древесные стены в лианах, и они вместе шагнули вперед – Грен, Кай, Туу-Тикки. Туу-Тикки запнулась, и Грен поддержал ее.

– Вот что было моим домом несколько лет, – сказал Грен. – Листьев нанесло, правда.

Туу-Тикки огляделась. Она стояла внутри огромного древесного ствола. Через щели в коре пробивались солнечные лучи. Потолок терялся в сумраке, под ногами шуршали мелкие золотые листочки. Позади нее было вделанное в стену серебряное зеркало, чуть вытягивающее отражения по вертикали. Ближе к выходу был сложенный из камней очаг, слева висел гамак, справа стояла резная скамейка, над ней висела какая-то одежда.

– Скромно, – оценила Туу-Тикки.

– Я отдал деду почти все вещи, когда ушел, – объяснил Грен. – Да их и было немного.

Кай, обнюхавший все углы, выскочил наружу, раздвинув плотную занавесь из чего-то вроде плюща.

– Как здесь пахнет, – мечтательно улыбнулась Туу-Тикки. – Деревом и цветами. И почему-то морем.

– Пойдем, – Грен снял со стены два серебристых плаща, накинул один на плечи Туу-Тики и потянул ее наружу.

– Что теперь? – спросила она, минуя лиственную занавесь. – Ой. Вода совсем рядом.

– Мы на острове, – объяснил Грен, сводя ее по истертым каменным ступеням к маленькому причалу, к которому была привязана лодка с резной птичьей головой на носу. – На совсем маленьком.

– А как же Кай?

– Это его родина. Он ориентируется на островах лучше меня, – ответил Грен и помог Туу-Тикки забраться в непривязанную лодку.

– Вода совсем прозрачная, – тихо сказала она, опуская руку вниз. – И теплая.

– Тут теплые течения, – Грен шестом оттолкнулся от дна и лодка поплыла между цветущими берегами. – Сейчас мы выйдем в главное течение и через пару часов будем на Острове Мхов.

– Где белый мох и зеленая вода? – вспомнила Туу-Тикки.

– Именно.

Грен, почти не качнув лодку, перешел поближе к Туу-Тикки и открыл шкатулку.

– Короную тебя, – серьезно сказал он, надевая на нее диадему. – Обручаю тебя, – он надел ей браслеты. – Одной судьбой на двоих, – он защелкнул у нее на шее ожерелье. – Тикки. После Острова Мхов наши судьбы соединятся на все последующие жизни. Еще можно оказаться.

– Ты бы отказался? – под негромкое журчание воды вдоль бортов лодки спросила она.

– Нет, – твердо ответил он. – Но я не выдержу снова того одиночества, которое было моим спутником до встречи с тобой. Я не хочу.

– Вот и я не хочу, – сказала она.

Высоко над ними, мелодично крича, пролетела стая птиц. Синие, лиловые, белые лепестки цветущих по берегам кустов и деревьев бесшумно ложились на воду. Лодка миновала пролив между двумя островами и устремилась вперед.

========== 15 ==========

– А скажи мне, друг мой милый, – пропела Туу-Тикки, перекусывая нитку – она дошивала для Грена прикидный плащ, – где твои силиконовые ушки?

Грен озадачился. Грен не сразу понял, о чем она. А когда понял – рассмеялся.

– Кажется, я их в бардачке забыл, – признался он. – Черт с ними, не буду брать с собой. А то придется серьги снимать. Я не хочу.

– Вместе никак не монтируются?

Грен отрицательно помотал головой.

– Эти силиконовые ушки – они на всю ушную раковину. И под ними жарко и чешется.

– И ты убедил мастеров, что сидхе были круглоухие? – подмигнула Туу-Тикки.

– Я просто волосы уберу так, что верх ушной раковины будет не виден, – объяснил Грен. – Боги, какая глупость – остроухие сидхе!

– Знаешь, кстати, откуда это пошло? – спросила она.

– Нет. А ты знаешь?

– Кажется, знаю. В викторианские времена – середина-конец девятнадцатого века – в Британии пошла мода рисовать феечек. Потом пошла мода на древние сказания, их собирали, записывали, придумывали. Ну и рисовали. Феечек рисовали остроухими. За ними и всех ши стали рисовать так. Хотя если подумать… Сидхе – это дети богини Дану, с чего бы им быть остроухими, как волчата?

Грен улыбнулся.

– А потом Джексон снял шесть фильмов, и в массовом сознании эльфы окончательно стали остроухими. Хотя Толкин ничего такого не писал. Занятно. А ты все-таки похудела.

Туу-Тикки, прищурившись, посмотрела на него.

– Неделя в Ллимаэсе, Грен. Если не больше – мы с тобой как-то за временем не следили. Подножный корм и все такое. Мы три дня пробыли во Мхах, и питались одними ягодами… когда вспоминали.

– Зато потом я ловил рыбу.

– Рыба сама по себе диетический продукт, – оповестила его Туу-Тикки. – Тем более несоленая. Хотя было вкусно.

Грен кивнул.

– Ты права. Я сам все время забывал поесть на Островах. После охоты или рыбалки – да, просто потому, что охота и рыбалка. Но чаще мне еду заменяла музыка.

– А тут еще Лэи подарил тебе малую арфу, – улыбнулась Туу-Тикки. – Вы очень похожи, правда. Только у него волосы светлые.

– Да, почти как у тебя. Ты ему понравилась.

– Я все боялась, что я для него слишком человек.

– Ты меньше человек, чем я, – объяснил Грен. – Понимаешь, мы с ним считали… В общем, тот сидхе, которого я называю отцом, на самом деле мой дед. Просто леди Наари усилила во мне его кровь и ослабила человеческую. Лэи приходится мне прадедом. У моего отца – деда – нет других детей, похоже. А сидхе детьми не разбрасываются.

– Интересно, сколько во мне крови сидхе? – задумалась Туу-Тикки.

– Ты же проходила обряд.

– Какой? – удивилась она.

– Когда мы брали черенок у черной акации, тебе она дала ветку, а мне отказалась. Значит, в тебе более чистая кровь. Ты полукровка, я думаю.

– Правда, что ли? – не поверила Туу-Тикки. – Мне, значит, придется изменить мнение о своей матери. Не думала, что у нее настолько изысканный вкус.

– Один раз, – сказал Грен. – Один-единственный раз. Если твоему отцу что-то в ней понравилось, он мог зачаровать ее – на ночь или на час.

– Таких подробностей я не знаю, – покачала головой Туу-Тикки. – Она меня ненавидела. Точнее, не так. Она была нарцисс и ненавидела меня за то, что я – это что-то отдельное. Сначала игнорировала, потом использовала как маркер своего социального статуса и ненавидела. А мой отчим… – Туу-Тикки махнула рукой. – Слышал же, говорят: «Мы делаем добро из зла, потому что больше его не из чего делать»? Вот это как раз тот случай. Педофил, который действительно любил ребенка. Что не мешало ему быть педофилом. Самое смешное, что иначе я бы не выжила – меня убивала нехватка тактильного контакта, а мать ко мне не прикасалась. Знаешь, у меня в детстве была бронхиальная астма, которая прошла, как только отчим начал… ну ты понимаешь. Зато началась у матери.