Текст книги "Крест и Полумесяц (СИ)"
Автор книги: Normanna
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
– Просто приходи почаще, – лаконично ответил ясновидящий.
– Эфенди, я обеспокоена и другим вопросом, – на следующий день Башира так же сидела перед Якубом, сегодня она выглядела особенно задумчивой. – Меня разделили с очень дорогим человеком… Я давно его не видела, и даже не знаю, что с ним. Вы сумеете дать ответ? – ханым внимательно смотрела на прорицателя, уже заранее предчувствуя неладное. Звездочёт зажмурился и склонил голову, сжимая пальцами виски.
– Вижу… Тёмную воду… Глубинный гул, ил… – едва слышно шептал Якуб. Госпитальерка внимательно слушала, ей не терпелось расспросить больше, но она не смела перебивать. – В мешке, набитом камнями, утопленник, – на глазах девушки заблестели слёзы, но она спешно их утёрла, мужаясь услышать более страшные пророчества. – Насильственная, мучительная смерть… – мужчина говорил громче, он словно проникал в душу этого человека, переживая его страдания. – О, несчастная девушка, перед смертью она испытала боль куда страшнее, чем сама казнь. Эта боль раздирала её сердце и душу, да так, что она уже была мертва изнутри.
Башира закрыла лицо руками и тихо заплакала, отвернувшись, чтобы звездочёт этого не заметил, и лишь вздрагивающие плечи выдали её переживания. Не то, чтобы ей было так жаль подругу – госпитальерка представила, что на её месте могла бы оказаться она сама. Якуб пробудился от медитации и виновато посмотрел на девушку: ему всегда было печально смотреть в глаза тем, кто просил его поведать правду, но не был готов её принять, а теперь – особенно. Он робко притянул ханым к себе, чтобы утешить, следя за её реакцией. Она ответила на объятия и склонила голову к его груди, уткнувшись лицом в колючую шерстяную рубашку, и вмиг все страхи и тревоги отступили, на душе стало так хорошо и спокойно, как ещё никогда до этого не было. Звездочёт одной рукой гладил её золотистые волосы, пропуская между пальцев завитые пряди, другой – крепче прижимал к себе. Башира слушала частое сердцебиение мужчины, глубокое дыхание, вдыхала его запах. В этот момент она ощутила такое наслаждение, с которым ничего в этом мире не могла бы сравнить.
За двери в ту ночь ханым вышла, едва способная дышать. Девушка остановилась на миг, чтобы перевести дыхание, и её уста изогнулись в улыбке, а голос разума пел победный гимн. Чем чаще она приходила и чем богаче получала дары свыше, тем сильнее хотелось ещё. Удовлетворение быстро сменялось нехваткой. Ещё вчера она слабо верила в успех, а теперь же поняла, что едва способна это всё выдержать.
*
В сиянии полуденного солнца мистический шлейф колдуна словно рассеивался, лучи пробивались меж прядей тёмных волос Якуба, очерчивали его профиль, отражались от бусин ониксовых чёток, добавляя его образу светоносности, и госпитальерка видела перед собой почти обычного мужчину, который в этот самый момент наговаривал на свёрток заговор по устранению конкурента того торговца, что щедро осыпал его золотом. Занятый добычей своего хлеба, он то и дело посматривал, что делает девушка: она рассматривала склянки с разными травами, ссохшимися ягодами, зёрнами, камешками, порошками. Рукой, для безопасности, она подгоняла к себе аромат каждого вещества, и ставила на место. Раскрыв полотняный мешочек, Башира бросила короткий взгляд на прорицателя, чтобы убедиться, что он всё ещё занят, но мужчина оставил прежнее дело и наблюдал за ней. Игриво улыбнувшись, она заключила:
– Глицирриза глябра, – констатировала она. – Всегда любила вкус и запах её отвара.
– Меян, – поспорил с ней целитель.
– Не знаю, как зовут её османы, в наших краях издавна так именовали эту траву, – ей не понравилось сомнение в её знании лекарственных растений.
– Что ж, и какие ещё ты можешь узнать?
– Я их всегда различу по запаху, даже с закрытыми глазами, – гордо заявила госпитальерка, ожидая проверки такого смелого заявления. Звездочёт задумчиво смотрел на огромное количество разных сосудов и мешочков, и, взяв один из них, подписанный чернилами по ткани, раскрыл его и поднёс к лицу девушки.
– Леонурус, – недолго подумав ответила она.
– Ну, ты же прочитала надпись! – мужчина усомнился в честности испытания.
– Я так и не научилась быстро читать по-турецки! Просто бы не успела! – обиженно ответила Башира. – Если не верите, закройте мне глаза, – она нашла выход. Якуб вошёл в раж и согласился с условиями иоаннитки. Эфенди сел сзади, и своей шелковистой ладонью закрыл обзор девушке, а другой рукой он с трудом снял крышку с маленькой банки, наполненной мелкими белыми камешками. – Это – ладан, слишком просто: в наших храмах всегда им пахнет, и этот запах узнает любой католик, – ясновидящий не прекращал проверку, и давал новые и новые зелья. – Мелисса… Да что ж вы так меня недооцениваете, это базовое растение для травника! – В тот же миг ей подали стеклянную капсулу с чем-то знакомым, но узнаваемым не сразу. – Гиперикум, – наконец, вспомнила она. – А от ваших рук пахнет сандалом, мускусом и миррой.
– Верно, – колдун убрал руку с глаз Баширы и сел напротив неё. – Откуда такие познания?
– Я всегда мечтала стать ризотомом. Но мне моя семья единогласно заявляла, что это неподобающее женщине занятие, которое отвлекает её от истинного предназначения, – раздражённо девушка закатила глаза, вспомнив постоянные нравоучения. – Но я утверждала им, что в нашем роду были врачи, в том числе и девушка. С детства я слышала легенду о ней – как её хотели силой выдать замуж за одного богатого, но совершенно непривлекательного ей феодала. Тогда она прикинулась больной смертельной и очень заразной болезнью. Её отвели к лекарше, и она подтвердила – держаться от девушки нужно как можно дальше. Женщина была мудра и сразу всё поняла, пусть к ней и привели совершенно здорового человека. Она обучила её всему, что умела, да так, что умения моей прародительницы оказались уместны при дворе. Я напоминала моим родителям об этой врачевательнице, но они говорили, что это всё глупости и сказки, а даже если правда – эта женщина не знала счастья и не дожила даже до тридцати.
– Чего же сразу неправда? В моём роду так же была великая лекарша, жившая в Палестине, с которой даже учёные мужи вступали в полемику и каждый раз проигрывали. Они завидовали ей, называли ведьмой, угрожали и распускали самые разные слухи, но это никак не омрачало её блестящую репутацию. Мои родители так же были против этого занятия, называли грешником, попрекали, ссылаясь на Коран, но я не мог переступить своё призвание. Ты тоже ушла в свой орден, чтобы заниматься медициной?
– Нет, что вы. Я не выношу вида крови, даже мыслить об этом страшно. Так же, как и та лекарша времён крестовых походов, я сбежала от всех этих «надо», которые мне навязывали, и, поскольку меня в детстве как могли отвлекали от мира живой и неживой природы занятиями иностранными языками, литературой и грамоте, я стала писарем у главы Ордена.
Якуб Эфенди сосредоточился на какой-то своей мысли, и отрешённо смотрел на скользящие между пальцев бусины чёток. Башира не сомневалась: интуиция что-то подсказывала прорицателю, и он задумался об этом.
– Тебе бы следовало хоть как-то дать о себе знать тому, кто тебя ждёт, – как бы невзначай промолвил он осторожные, но позволяющие добыть интересующую его информацию слова.
– Меня никто не ждёт, – мгновенно сорвался с уст госпитальерки продуманный заранее ответ.
– Как же это… – едва слышно пробормотал звездочёт, готовый признать погрешность своего ясновидения. Он чувствовал чужую энергетику, но и допускал, что может ошибаться. – Куда и к кому же ты тогда собиралась сбегать? – в его взгляде была некоторая растерянность, в отличие от действительной обладательницы этой проблемы: она смотрела спокойно и расслабленно.
– Корабль доставил бы меня в Ниццу к братьям моего Ордена, – Башира была готова и к этому вопросу, – но главное – скрыться от тех, кто мог бы причинить мне вред, подальше от полного грехов дворца, врагов, туда, где будет спокойно.
– И разве ты ещё не достигла этого места? – калфа столкнулась с сосредоточенным взглядом собеседника, и, смущённо склонив голову, лукаво ухмыльнулась, придумывая наиболее меткий ответ. Всё это напоминало ей какую-то бесконечную дипломатическую игру без права на ошибку.
– Вы правы, эфенди, достигла, – выгнутыми в улыбке устами прошептала девушка. Звездочёт, удовлетворённый её согласием, положил ладонь на её щеку и развернул лицом к себе, какое-то время не прерывая зрительного контакта. Под пристальным взором серебристых глаз Башира чувствовала себя неловко, но она не смотря ни на что не отводила взгляд. Смести бы он пальцы чуть ниже, то ощутил бы её учащённый пульс, выдававший смущение и возбуждение девушки, скрываемое за притворным спокойствием. Её рассмешила промелькнувшая в голове мысль: коль Якуб – такой знаменитый прорицатель, то чего же не видит, о чём и о ком она сейчас так мечтает?
– О, Башира, не зови меня господином. Все люди равны перед Аллахом, а звания, титулы и богатства – лишь подпитка для гордыни, бренный прах, бессильный перед первым серьёзным испытанием, – звездочёт осторожно гладил одними кончиками пальцев то место, где ещё недавно был ожог. – На твоём лице больше нет ран, значит пора навсегда забыть дворец, – воспоминания омрачили настроение госпитальерки, но в тот же миг колдун приблизился к ней, и коснулся губами её щеки. Кожей она ощутила нежность тонких уст мужчины, жесткость бороды и его горячее дыхание.
Ханым не испытала ожидаемой радости, это будет потом, а сейчас она ещё не осознавала происходящего и чувствовала слабость, смешанную с истомой. На мгновенье подняв глаза на эфенди, девушка столкнулась с ним взглядом, и её охватил страх и смущение, какого до этого она ни перед кем не испытывала, захотелось сбежать и спрятаться от всех, но охваченные приятной негой ноги не позволили бы даже встать. Словно завороженная она смотрела на Якуба, и он, словно продолжая пытку, взял её за руки.
– Отчего они у тебя такие холодные? – своими массивными ладонями он сжал их, наполняя теплом оледеневшую от нервного напряжения кожу.
– Да вот прохладно здесь, – натянуто улыбнувшись, соврала она, с наслаждением разглядывая, какими миниатюрными в его сильных руках смотрятся её руки. Словно слыша её сокровенные желания, скрытые за ложью, колдун приобнял девушку, более не чувствуя никаких ментальных преград с её стороны. Ей вновь стало смешно: прояснялось главное преимущество дружбы с истинным магом – тебя поймут без лишних слов. – А вы умеете читать линии на руках? Я читала, что есть такие люди, хироманты, ещё со времён древних эллинов умеющие их трактовать. Они верили, что эти знаки скрывают тайны судьбы.
– Дай-ка взглянуть, – он сосредоточенно склонился над раскрытой дланью госпитальерки, тонкие и едва очерченные линии трудно просматривались в полумраке покоев Якуба. Пальцами он следовал за слабыми короткими изгибами, и что-то пояснял, а Башира, если сначала ещё и слушала, дабы удостовериться: всё совпадает, то затем лишь обратила пытливый взор на прорицателя и наблюдала за его мимикой.
Он заметил, что его рассказ остался без внимания, и остановился, но ладонь не отпустил. Звездочёт перевернул её, и смотрел прямо на рубин, украшавший средний палец, однако теперь его энергетика не отталкивала, а напротив – притягивала. Мужчина поднёс левую руку девушки к губам, касаясь и того самого кольца. Иоаннитка словно со стороны лицезрела происходящее, наконец справедливо ликуя своей победе, благодаря высшие силы и свой неизменный талисман. Вновь её мысли занял вопрос: кто прежде мог его носить и какую жизнь прожила эта дама, покуда владела им? В сердце больше не оставалось страха, одно лишь принятие и удовлетворение, чувство защищённости и спокойствие, которого ханым уже давно не знала. Пока что не за что бороться: ужасы войны позади, возмездие над врагами совершено, ледяная зима отступила, и даже тот, о ком она думала днями и ночами уже столько времени, прижимал её к себе, согревая этой холодной весенней ночью.
Засыпая в своей кровати с уст Баширы не сходила улыбка. Она не сводила глаз с загадочной вещи, с приобретением которой жизнь наполнялась любовью и счастьем. И вдруг ей вспомнился день, когда она покидала Родос: на миг она задержалась у руин языческого храма, чтобы попросить о сильнейшем из чувств, оставив подношение. Тогда, несмотря на все запреты, ещё звавшаяся Катрин-Антуанет дворянка ни на секунду не сомневалась в том, что древняя Богиня может её услышать и помочь, так же, как и когда всматривалась в застывшие мраморные глаза Девы Марии, мысленно проговаривая молитвы. И мусульманский Всевышний, имена которого не сходили с уст благочестивой Махидевран Султан, был с ней милостив. Разум ханым не покидала одна мысль: к чему все эти религиозные войны, когда нас слышат те боги, к которым мы искренне взываем? Зачем искать истинную веру, в то время как она у нас в сердце? С какой целью мы платим людям, зовущим себя связующим звеном с богом, когда мы и есть то самое звено? Она понимала, что за подобные размышления её не пощадила бы ни одна конфессия, ровно настолько, насколько и осознавала причину тому – мудрые и справедливые люди всегда останутся в меньшинстве, и не они будут вершить над ней суд. Что же остаётся? Говорить заурядным умам то, что они хотят услышать, а в душе держать свою истину и веру.
Мысли затихли. Ханым легла на спину и подложила руку под голову, пальцами другой руки она дотронулась до своей щеки, и улыбнулась. Нежная разгорячённая кожа ещё помнила сладостные прикосновения.
*
Встряхнув старое пыльное полотно, госпитальерка покрыла им голову, пытаясь правильно повязать без зеркала. Якуб Эфенди застёгивал чёрную накидку, надетую поверх песчано-жёлтого сирсакерового кафтана, спускаясь по обветшалой лестнице. Он увидел спасённую им ханым, когда-то проклинавшую всё османское, с болью произносившую своё новое имя, отвергавшую ислам, и наслаждался её скромной красотой, сокрытой под сдержанной фераджой. Лицо мужчины озарила беззаботная улыбка. Прорицатель присел перед девушкой, высвобождая плотную ткань из её рук, и умело завязал хиджаб, как бы невзначай дотрагиваясь до её разгорячённого лица. Слегка отстранившись, Якуб оценивал проделанную работу.
– Тебе идёт, ханым, – взяв её руки в свои проговорил турок, и потянул девушку за собой.
– Куда сегодня пойдём? – она обратила на собеседника пытливый взор, предвкушая длинный и увлекательный маршрут, подобно предыдущим прогулкам.
– Покажу тебе Стамбул, – лаконично ответил колдун, и открыл двери. Иоаннитка ничего не сказала, лишь покорно пошла за своим проводником. Куда бы он её не привёл, она не испытывала страха даже в самом сердце вражеского государства.
С нескрываемым наслаждением Башира полной грудью вдохнула тёплый влажный воздух, прежде чем закрыть лицо чёрной тканью. Турецкий климат с каждым разом всё сильнее подкупал её своей мягкостью, которой она не знала ни на ветреном Родосе, ни в ледяной Нормандии. Якуб переплёл пальцы рук с ханым, и без слов неторопливо вёл за собой. В такое раннее время люди на улицах были заняты делом, но даже это не перевешивало любопытства, с которым они разглядывали любого проходящего мимо человека. Однако особый интерес вызвал у них широко известный маг и ведун, которого боялись, сторонились, при этом не гнушаясь его услугами, а также его спутница. Госпитальерке стало немного не по себе – вдруг слуги из дворца узнают в ней ту строптивую хатун, которая проявила непредусмотрительность, столь привлекая к себе всеобщее внимание, однако потом она успокоилась: мусульманский головной убор скрывал её черты лица, ещё одно преимущество вынужденной новой жизни. Весь путь Башира не видела дороги впереди себя, глядя по сторонам, и то и дело сталкиваясь со взглядами народа, пытаясь понять, о чём же они все думают. Под вуалью она самодовольно ухмыльнулась – идя за руку с Якубом она испытывала гордость и удовлетворение. Однако со временем улицы становились всё и безлюднее, а медленный шаг слишком растянул и без того неблизкий путь. То и дело подозрительно оборачиваясь по старой привычке, ханым не заметила, куда её привели.
– Пришли, – констатировал мужчина, и Башира наконец подняла голову вверх. Прорицатель с широкой усмешкой наблюдал за тем, как госпитальерка переменилась в лице. Она бессознательно высвободила похолодевшую руку и прижала ладонь к устам. Широко раскрытые серо-голубые глаза защипало от слёз, а вскинутые брови отражали всю гамму эмоций от удивления, радости до ужаса и недоверия собственным органам чувств. Именно это испытываешь, когда получаешь то, о чём так мечтал и уже отчаялся получить. Нечто подобное её недавно заставил пережить Якуб, когда сделал шаг навстречу и проявил ответную симпатию, однако это же чувство теперь было смешано с невыносимой болью и воинственной эйфорией. Нетвёрдым шагом она преодолела каменные ворота, не отводя завороженного взгляда от гигантского красного здания католического храма. Над массивной дубовой дверью была изображена Дева Мария, а её добрый милосердный взгляд совсем не изменился с тех пор, когда госпитальеры ещё правили родосскими землями…
Эфенди остался за высокой оградой, не собираясь и шага сделать на территорию костёла, а Башира решительно направлялась ко входу в дом Господний. Дрожащими пальцами иоаннитка сжала дверную ручку и осторожно потянула на себя, изо всех сил сдерживая слёзы, но в тот момент, когда она ощутила такой родной и почти забытый запах ладана и розы, эмоции вырвались из своей клетки. Преклонив колено, девушка закрыла глаза руками и заплакала, лишь сила воли заставила её встать и перекреститься.
– Ханым Эфенди, могу я вам чем-то помочь? – из-за деамбулатория вышел встревоженный неожиданным визитом священник, и по-турецки, с заметным акцентом, обратился к вошедшей.
– Здравствуйте, отец, – на латыни начала Катрин, открывая лицо. – Можете. Я – сестра Ордена Святого Иоанна, захваченная турками в рабство. В любой момент я готова отдать жизнь за веру, но я не могла бы умереть, не посетив вновь святую Мессу и не причастившись, – её лицо сияло религиозным воодушевлением, а когда она перевела взгляд от пожилого священника к ровным рядам дубовых скамей, точно таких же, как и на Родосе, пред ней будто наяву предстали те далёкие и дорогие люди, к которым так хотелось вернуться. – Слава Богу, мне было послана такая благодать.
– Ты прибыла из Родоса, дочь моя? – монах внимательно смотрел на собеседницу, ответившую кивком на вопрос. – Тяжела учесть наших братьев. На правление Его Преосвященнейшего Высочества Филиппа де Вилье де л’Иль-Адама, – это имя заставило сердце в груди девушки неистово биться, – выпали трудные испытания, но даже самому сильному воину не защититься от вонзённого в спину кинжала. Однако я не знал о судьбе сестёр Ордена.
– Меня одну среди монахинь захватили в рабство, остальных убили. Но я с Божьей помощью смогу защитить себя и сбросить ярмо, сбежав к сюзерену, пусть Господь пошлёт ему долгих лет жизни.
– Желаешь ли ты исповедаться?
– Несомненно, моим грехам нет счёта, – без промедления проговорила ханым, однако уже в исповедальне она поняла, что не может искренне покаяться в содеянном. Ни в убийстве четверых девушек, ни в том чувстве, что разгоралось с каждым днём всё сильнее. Башира ни о чём не жалела. Будь на то надобность, она бы совершила всё это снова.
Забыв закрыть влажное от слёз лицо, вдыхая свежий воздух, девушка не шла, а словно летела на незримых крыльях, а солнце, освещая всё вокруг, вселяло радость и спокойствие. Госпитальерка коснулась спины Якуба, и он повернулся. Каждый день османского рабства она молила Бога об этой возможности, но этот бесценный дар ей преподнёс простой мусульманин, один из тех, кому ещё пару лет назад она велела резать горло без разбора. Радуясь, что сделал приятное своей гостье, он улыбался девушке в ответ, и рукой утёр слёзы и следы сурьмы на её лице. Башира склонилась к ладони турка румяной щекой и не отводила от него счастливого взгляда.
– Спасибо вам, – всё, что в этом состоянии она смогла проговорить. Мужчина сжал девушку в крепких объятиях и гладил по голове через плотную ткань хиджаба. Она бы совершала этот грех вновь и вновь, пусть даже за эти чувства её будет ждать ад.
*
Башира Ханым и Юсуф Эфенди сидели перед широким подносом, но не говорили ни слова, даже не смотрели в сторону друг друга. Тишину нарушил хлопок входной двери. Башира украдкой начала прихорашиваться, а когда прорицатель вошёл, она приветственно встала. Из-под полы плаща мужчина достал мешочек, плотно набитый золотыми монетами, и бросил брату.
– Династии опять понадобилась моя помощь, – пояснил он свою недюжинную прибыль.
– Ты опять взялся за старое? – от возмущения Юсуф оставил пересчёт их общих денег, и обратил на него сердитые глаза. – Мало того, что тебя выгнали из дворца, так ты снова ищешь неприятности? Аллах мне свидетель, это не к добру!
Ханым лишь молча слушала, огорчённая, что не может высказать своё мнение, но в то же время радуясь, что оно совпадает с Юсуфом, и лелея надежду, что звездочёт послушает брата, но в его взгляде читалась лишь неумолимая беспечность. Якубу далеко не впервой было выслушивать его нравоучения, и он лишь с лёгкой полуулыбкой присоединился к трапезе, жестом позволив сесть и госпитальерке.
– Таков мой хлеб, – он насмешливо улыбнулся, вглядываясь в обеспокоенный взгляд брата, – и платят щедро.
– За что ты хотя бы получил столько золота? – в руках Юсуф держал столько, сколько не обретал даже за полгода.
– Двух султанш беспокоило их будущее, – его слова были правдивыми, но не охватывали всей истины, и если такой ответ успокоил эфенди, то Баширу наоборот насторожил ещё больше, но она демонстративно не отвлекалась от трапезы.
Этим же вечером девушка застала Якуба за работой: в его руках была книга, он склонился над ней и тихо проговаривал какие-то неуловимые для слуха слова. Госпитальерка наблюдала за ним в щель дверного проёма, едва сдерживаясь от того, чтобы потревожить звездочёта. Из маленьких глиняных сосудов, стоявших на огне, шёл тёмно-бурый дым, а из комнаты доносился горький запах трав. Закатные лучи солнца пробивались между каштановых прядей, колыхавшихся вместе с движениями колдуна, полуприкрытые светлыми ресницами глаза были неотрывно устремлены к той самой вещи, над которой он шептал заговоры, но только лишь ханым решила оставить мужчину, он окликнул её:
– Постой, – внезапно раздавшийся за спиной голос заставил девушку вздрогнуть, но на её устах появилась едва заметная полуулыбка, исчезнувшая в тот момент, когда она повернулась. – Я уже закончил, не уходи.
Не дожидаясь лишних приглашений, Башира неторопливо зашагала к прорицателю и заняла привычное место возле него.
– Что это? – полюбопытствовала она, потянувшись руками к книге, которую держал Якуб.
– Нельзя трогать! – он резко отвёл руку и положил вещь на стол. – Этот дневник отравлен.
– Значит, вы не только гадали тем женщинам, – с прищуром предположила девушка, уже заранее зная, что она права.
– Именно. Но об этом больше никому не следует знать, – госпитальерка утвердительно кивнула и звездочёт продолжил, – ко мне пришли две султанши, одна спрашивала о судьбе своего мужа, другая хотела его смерти. Она не назвала его имени, но мне и без того ясно, о ком шла речь.
– Так кто же это? – нетерпеливо перебила его ханым.
– Ибрагим-паша, ты слышала про такого?
Ответом послужил изумлённый взгляд Баширы, который она поспешила отвести в сторону. Якуб ничего не говорил дальше, но и не спрашивал, лишь выжидательно смотрел в глаза беглой калфы, ожидая объяснений. Вынужденная рассказывать, ей пришлось разбередить неприятные воспоминания.
– Это по его приказу меня и других девушек схватили в январе двадцать третьего. Нашу галеру потопили, а немногочисленных рыцарей и пожилых женщин подло вырезали, когда никто не был готов к атаке. «Особый трофей» – так назвали тех хатун, чьи судьбы они сломали, – слеза скатилась по щеке, но Башира спешно её утёрла ладонью правой руки, испещрённой мелкими шрамами. Холод, который окружал её тогда на корабле и ещё совсем недавно в старом дворце, заставил невольно поёжиться. Но, сидя напротив этого мужчины, эти воспоминания казались отдалённым прошлым, трагическим и героическим.
– Не нужно вспоминать об этом. Этот человек сполна заплатит за причинённое зло.
– Если вы спросите моего совета, то я скажу, что согласна с вашим братом – такой риск не стоит даже всех мешков с золотом в мире.
– Яд, которым я пропитал страницы этого дневника, действует медленно, и паша даже не поймёт, что именно привело к его недугу.
– Но как вы вернёте его на место?
– Так же, как и добыли его: это заботы слуг Хюррем, но не мои.
– Но за любую малейшую ошибку поплатятся не только они, но и вы. В конце концов кто-то может проговориться.
– Моя Башира, не нужно обо мне беспокоиться, – обратив пронзительный взор светлых глаз на девушку тихо проговорил Якуб, он осторожно приобнял одной рукой девушку, другой прижал ладонь к её щеке. Она ответила на эти прикосновения расслабленной улыбкой, и теснее прижалась к столь желанной персоне. Реакция ханым воодушевила мужчину и согрела его сердце. – Моя профессия опасна, – продолжил он. – Но я не боюсь риска, так или иначе, такова моя суть, потому я и занимаюсь тем, чем занимаюсь. Сбегая с тобой, я точно так же ни на секунду не задумался о том, что нас могут схватить, хотя такую вероятность даже при идеальном плане нельзя было отрицать.
– Но почему? – раньше она не решалась задать этот вопрос, накрепко засевший в её разуме, но проявление внимания со стороны колдуна придало ей смелости.
– Я расскажу тебе чуть позже, а сейчас пойдём во двор, – не дожидаясь ответа, с жизнерадостной улыбкой он подхватил под руку Баширу и повёл её за собой. Хорошее настроение эфенди передалось и ей, и она вмиг забыла о всём том, что ещё недавно её печалило.
Она любила бывать здесь, ступать по первой, напоенной талой водой траве, дотрагиваться до светло-зеленых маленьких листиков, предвкушая прекрасное цветение и ещё более тёплые дни. Теперь же весь сад пестрил тысячами миниатюрных благоухающих цветов, утопающих в изумрудных кронах деревьев. На кустах роз уже появились малиновые бутоны, взглянув на них ханым поняла: не так много времени осталось до того дня, когда ей придётся покинуть этот дом, но сильная рука, крепко державшая её, прогоняла эти мысли. Подобно простому крестьянину она радовалась уходу смертоносной зимы, подставляя лицо ласковым весенним лучам солнца. Огненно-оранжевое светило зашло за горизонт, и всё устлало тьмой, озаряемой бесконечностью близких и далёких звёзд и лунным серпом.
– Посмотри наверх, – Якуб указал пальцем ввысь.
– Так будет лучше видно, – осмелев за все эти дни, Башира легла к нему на колени, чтобы взор её был обращён к небу.
– И что ты видишь?
– А что должна видеть? – изворотливо ответила она и улыбнулась звездочёту.
– «Азорайю» – коротко констатировал он и склонился над ханым.
– И что это означает?
– Что астрология – наука точная, – мужчина засмеялся. Ему нравилась эта фраза, ведь сколько бы с ней не спорили, опровергнуть её не удавалось: записанные ещё древними мудрецами толкования знаков в небе каждый раз подтверждали свою точность. Госпитальерка окинула взглядом крошечные белые огоньки, тщетно пытаясь понять, о чём говорил эфенди, и решила напомнить ему о заданном вопросе, но только она собралась заговорить, Якуб её опередил.
– Ты спрашивала, почему я тебе помог? Вообще, я стараюсь помочь каждому, кто в этом нуждается, – подобный ответ слегка разочаровал Баширу, однако колдун ещё не закончил. – Знаешь такое чувство, когда всё на своих местах? – резкая смена темы заставила госпитальерку поднять вопросительный взгляд на Якуба, но он этого не заметил и продолжил. – Это ощущение полного удовлетворения, совмещённое с некоторым радостным волнением от всей красоты целостной картины, которую ты видел много раз в голове, и теперь смог лицезреть собственными глазами.
Башира задумалась на мгновенье, пытаясь вспомнить подобные моменты в её жизни.
– Наверное было, – неуверенно проговорила она. Ещё меньше она была уверена в том, что по-настоящему она познаёт на себе эти слова именно сейчас – осознание придёт к ней только погодя. – А у вас?
– Когда пред Симоном его Эпинойя, его сердце и разум ликуют, – одной рукой Якуб гладил девушку по лицу, другой достал из кармана гребень. Он отделил один локон и стал проводить по нему редкими зубцами. – Я уже видел раньше, как расчёсываю эти золотые кудри, пока ты лежишь у меня на коленях. Они уже успели отрасти, – заметил мужчина, с нежностью глядя на спасённую им девушку и то, как она преобразилась: из истощённой, уставшей от борьбы и израненной хатун, она превратилась в прекрасную ханым, с чьего лица с тех пор не сходила улыбка и румянец, в глазах которой появлялся озорной блеск и нежность в тот же момент, когда они ловили на себе взгляд эфенди. Весеннее солнце отогрело замёрзшее тело и сердце Баширы, и теперь оно отдавало своё тепло звездочёту.
Исполненная волнением, она переступила порог дома, и увидела всё тот же дневник – связующее звено с дворцом, невольно оживляющий воспоминания и прогоняющий беззаботную радость. Госпитальерка обернулась на открытую дверь, через которую ей так или иначе придётся покинуть этого человека, и горькие мысли заставили её сильнее вцепиться в его плечо, наслаждаясь быстротечным моментом. Якуб почувствовал это и уловил напряжённый взгляд ханым эфенди. Он взял француженку за подбородок и устремил на её пристальный строгий взгляд, отчего Башира тотчас переменилась в лице, в глазах застыл испуг, а руки похолодели. Тонкие уста турка изогнулись в полуулыбке, и, положив руки на талию девушки, он прижал её к себе, а она крепко обхватила его спину, сжимая тонкими пальцами шерстяной кафтан. Теперь Башира всё поняла, а Якуб – окончательно убедился. Вдыхая его запах и чувствуя сердцебиение мужчины, ханым ощутила глубочайшее удовлетворение, но звездочёт вскоре выпустил её из объятий. Дотронувшись кончиками пальцев до щеки француженки, он вновь решительно притянул её к себе и поцеловал. От неожиданности девушка упёрлась ладонями в его грудь и отстранилась, в то время как её всю охватил жар и возбуждение. Осознав свою ошибку, она уже без прежнего смущения и страха уверенно провела ладонью по бороде звездочёта и сама прильнула к его нежным устам. Дрожащие от удовольствия пальцы перебирали тёмные длинные волосы мужчины, в то время как его руки накрепко впились в тонкую талию госпитальерки. Отступив, она сделала глубокий вдох и заставила себя вновь улыбнуться.
