Текст книги "Крест и Полумесяц (СИ)"
Автор книги: Normanna
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 12 страниц)
– Что случилось? – она с ужасом заметила капли крови на белом платье Баширы.
– Ибрагим-паша зверски убил моего мужа, его головорезы привели меня во дворец, где султан покушался на меня, но я никому так просто не дамся, – ханым с гордостью кивнула на алые пятна.
– Госпожа, эта хатун покушалась на жизнь повелителя, – вмешался в разговор один из стражников. – Это сбежавшая наложница, которая оказалась предательницей. Будьте добры, не преграждайте нам путь.
– Я свободная замужняя женщина, а не османская рабыня! – кричала ханым аге в лицо.
Устадашах с горечью в сердце смотрела на заключённую, вспоминая, как приятно было с ней поговорить. На глаза навернулись слёзы от осознания той боли, что в один миг обрушилась на столь юное и прекрасное создание. Искендер беспокоился за беременную жену, потому взял госпожу под руку и велел идти за ним, а та покорно последовала за мужем, оборачиваясь француженке вслед.
– Да будет твоим пристанищем рай, – промолвила ханым, и услышала в ответ «Амин».
*
Плеть разрывала изувеченную спину девушки, а та уже устала кричать, из её горла вырывался лишь хриплый приглушённый стон. Башира давно сбилась со счёта, но раз за разом принимала новые удары, не отвечая ни на один вопрос.
– Остановитесь, – холодным тоном приказал какой-то знакомый голос.
– Султанша, – палач поклонился вошедшей женщине, управляющей гаремом.
– Оставь нас. И отвяжи ей руки.
Кнутобойца послушно ринулся исполнять приказ. Грубая верёвка, обвившая тонкие запястья ханым, ослабла, и она безвольно упала оземь. Подняв голову одним усилием воли, она увидела Хасеки, которой когда-то верно служила. Оперевшись о грязные камни, Башира попыталась встать, чтобы как следует поприветствовать Махидевран, но султанша жестом позволила ей сидеть.
– Как ты посмела напасть на падишаха? – госпожа была сердита, но скорее не от содеянного француженкой, а оттого, что ей пришлось отвечать за свою бывшую служанку.
– Султан приказал мне прийти в его покои, – спокойно созналась иоаннитка, – а я не пожелала. Так или иначе меня бы казнили, но я хотя бы защитила свою честь.
– Паша сказал, что увидел тебя в доме Якуба Эфенди. Что ты там делала?
– Я была замужем за ним, – с особым наслаждением произнесла ханым. Эти слова словно опиум заглушили на мгновение её боль.
– Как?! – Махидевран пришла в ярость. – Как ты могла заключить никах с этим неверным? Аги, приведите сюда лекаршу.
– Не надо, госпожа. Не терзайте меня перед смертью, вы же сами – женщина. Я и так настрадалась. И эти плети – малое из этого. Меня избивали, обливали ледяной водой под открытым зимним небом, я горела заживо, но самое страшное – мне пришлось избавлять любимого от адских мук, когда люди Ибрагима разорвали его плоть.
– Стойте, не зовите, – поникшим голосом приказала управляющая гаремом.
– И снова благодарю вас, султанша, – дрожащие холодные пальцы Баширы легли на впалый от голода живот и погладили его. У Махидевран замирало сердце, когда она смотрела на свою служанку. Она видела многих хатун, но именно история этой девушки смогла дотронуться до её души.
– С рассветом солнца тебя казнят, – констатировала женщина, прежде чем уйти.
*
Сон никак не хотел приходить, несмотря на всю моральную и физическую усталость – Башира понимала, что у неё будет целая вечность, чтобы вдоволь выспаться в сырой земле. Всё, чем она занималась этой ночью – смотрела пересохшими глазами за решётчатое окно под самым потолком, следя за ходом небесных тел, и вспоминала свою жизнь. Разум рисовал образы прошлого обрывистыми, но ослепительно яркими, порождая невыносимую тоску по давним и безвозвратно ушедшим временам. Не ощутив, как она провалилась в сон, иоаннитка резко пришла в себя и обнаружила, что небо стало чуть светлее. Хотелось завершить это мучительное ожидание, но с другой стороны она понимала: эти томительные минуты – завершающие строки в её книге жизни, исполненной захватывающих приключений и сражений, но вынужденной окончиться блекнущими в солнечном свете звёздами в этом тюремном окошке.
Шаги, за которыми последовал лязг навесного замка. «Наконец-то.» В руках у палача – верёвка. Низким голосом задан вопрос: «Будешь молиться?». «Нет» – решительный ответ. И грубый толстый шнур обвил нежную тонкую шею Баширы, сдавливая дыхание. Она и не думала, что умирать так больно. Девушка жадно хватала воздух и пыталась продеть пальцы под верёвку, но хватка палача была слишком крепкой. Лёгкие начало колоть от нехватки кислорода, а зрение то мутнело, то начинало видеть всё особенно ясно. И вдруг в открытую камеру неторопливо вошла фигура, облачённая в длинные чёрные одеяния. Госпитальерка пыталась поднять глаза, чтобы рассмотреть лицо этого человека, но увидела лишь раскрытую белую ладонь. С трудом она подала руку, и ощутила столь желанную свободу и облегчение. Обернувшись, Башира увидела себя со стороны: с неестественно склонённой головой, спутанными золотыми локонами, спадавшими на покрасневшее лицо, в грязном белом платье и с каплями вражеской крови на нём. Палач отточенным движением снял шнур с её шеи, и зашагал прочь.
– Ты посмотри, что они со мной сделали, – она обратила возмущённый взор больших светлых глаз на своего собеседника.
– Пойдём, – спокойно молвил гость.
Комментарий к Полумесяц – Глава VIII
Как вы думаете, кого в конце увидела Катрин?
========== Крест – Глава VIII ==========
Комментарий к Крест – Глава VIII
Второй части БЫТЬ
Я сегодня похож
на не сбывшийся дождь,
не расцветивший цветок.
Башира лежала на груди у Якуба, пока тот осторожно гладил её золотые кудри, с трепетом пропуская их между пальцев, словно прикасаясь к недоступным ему сокровищам. Сомневалась ли она в своём решении? Несомненно. Но главной целью госпитальерки было воссоединение с Орденом и Великим Магистром. Одно успокаивало душу – обещание, данное прорицателю, что она вернётся к нему, что бы не случилось – нерушимая гарантия для неё. Это же тешило разбитое сердце мужчины – он верил ей и твёрдости её слова.
– Я говорил тебе, – дрожащим голосом проговорил звездочёт, – ты можешь остаться, и если сейчас ты передумаешь, то подаришь мне целый мир. Юсуф не против тебя, он сам одобрил моё решение, – уговаривал Якуб, едва ощутимо проводя по её бледному лицу.
– Я лишь встречусь с товарищами, дам им знать, что я жива, и вновь увижусь с вами, – пересиливая себя, француженка улыбнулась, хотя внутри неё бушевала буря. – Они думают, что я утонула той январской ночью.
– Может, лучше им и дальше так считать? Не лучше ли новая жизнь старой?
– Возможно и лучше, но кратковременная поездка ничего не изменит.
– Дай Аллах, – расстроенно отрезал Якуб. В порыве обиды он убрал руку, но не выдержал и продолжил нежить свою возлюбленную. – Пойдём на улицу? – с наигранным спокойствием предложил эфенди.
– Давайте, погода замечательная, – ханым посмотрела в окно, и украдкой промокнула рукавом слёзы, проступившие от осознания, что это будет их последняя ночь.
Она вышла в чудесный сад, озаряемый миллиардами звёзд. Башира провела пальцами по закрывшимся цветкам лилий, в то время как другую её ладонь сжимала крепкая мужская рука. Он указал куда-то вдаль, призывая посмотреть на небо, но девушка не могла отвести взгляда от его светлых глаз, в которых отражался лунный свет. Якуб увидел это, и не смог удержаться от соблазна вновь прильнуть к устам возлюбленной. Ханым обхватила его спину руками и горько заплакала.
– Ну, ты чего? – прорицатель как и прежде заботливо утёр её слёзы. В ответ госпитальерка лишь помотала головой. – Ведь ты пообещала, что вернёшься, а, значит, нет смысла грустить. А чтобы ты там вдруг не заскучала, смотри на звёзды, – мужчина взял её за подбородок, чтобы показать Башире красоту ночного небосвода, – и вспоминай меня. И, даже если свершится воля Аллаха, вспоминай этот день, – эфенди поцеловал девушку, и вновь крепко обнял. Склонившись к его груди, француженка слушала учащённое сердцебиение, и ей хотелось, чтобы во всём мире время замерло.
Звездочёт сел по-турецки, и уложил ханым на свои колени, как она всегда любила отдыхать. Усталость взяла своё, и веки француженки сомкнулись, но даже во сне она не отпускала благоухающую восточными маслами руку. Сбросив с себя шерстяной плащ, мужчина укрыл им девушку, охраняя её сон всю ночь.
*
– Капитан Загалу!
Рослый мужчина в богатом, но уже изношенном алом кителе обернулся на своё имя. На корабль спешно зашла ханым, от которой он вчера получил задаток.
– Катрин-Антуанет, – суровый мореходец расплылся в дежурной улыбке и поцеловал руку загадочной гостье его судна, – ждём только вас.
– Благодарю, – застенчиво отвела глаза Башира, пристыженная таким замечанием.
– Я покажу вам вашу каюту…
– Стой, – раздалось у них за спиной. Сердце госпитальерки дрогнуло, когда она дала слабину и взглянула на турка, оставшегося на причале. Завладев её вниманием, он продолжил. – Подойди ко мне.
Не в силах сопротивляться его воле и своему влечению, она сошла с корабля, сопровождаемая раздражённым взглядом европейца.
– Да?
– Я забыл тебе что-то отдать, – эфенди достал из сумки грубый матерчатый мешочек, – открой его, когда тебе будет одиноко или грустно, – высказав последнее напутствие, он вложил подарок в раскрытые ладони Баширы, как бы невзначай касаясь их.
– Спасибо вам, пусть он станет моим талисманом, как и, – она достала из-под воротника тумар, – эта вещь.
– Ты хранишь его…
– Я всегда буду хранить всё от вас. И никогда не смогу забыть всё пережитое рядом с вами.
– Это будут хорошие воспоминания?
– Возможно, лучшие в моей жизни, – тихо ответила француженка, и решительно направилась к кораблю, но почувствовала грубую хватку на своём плече. Якуб развернул её к себе, и подарил последний поцелуй, долгий, властный и ненасытный.
– Я освобождаю тебя. Освобождаю. Освобождаю, – столь желанные слова, произнесённые её господином, ранили душу Баширы, но она лишь кивнула, выражая благодарность.
А затем их пути разошлись: госпитальерка зашла на судно, что приведёт её к давней мечте, а Якуб побрёл домой.
Облокотившись о поручни, Катрин провожала турецкий берег, старательно, но тщетно выискивая знакомый силуэт. Она не увидела, но прорицатель смотрел вслед её кораблю, скрывшись под сенью глубокой тени. Когда суша скрылась из виду, иоаннитка закрылась в своей каюте, бессильно упав на кровать. Скоро это всё станет былью, а за этим в жизнь придёт много нового.
*
В порту Савойского герцогства сплошь мелькали фигуры, облачённое в чёрные табарды с белоснежными крестами. Катрин вдохнула итальянский воздух, понимая, что османское рабство осталось позади. Она собралась было ступить на сушу, как стражник в госпитальерском нарамнике преградил ей путь.
– С какой целью вы прибыли к нашим стенам? – его насторожила женщина, увенчанная хотозом и одетая в чёрную фераджу, чьё лицо скрывало непроницаемое пече. Сощурив глаза, гостья с турецких земель стала оценивающе смотреть в лицо нахмуренного юноши.
– Сальве, – ханым сняла вуаль, смеясь над своим давним приятелем. Он был в замешательстве, но всё ещё не верил своим глазам. Тогда девушка показала кинжал Великого Магистра.
– Ты? Катрин? – громко восклицал он, привлекая внимание других госпитальеров. – Как это может быть?
– Может, может, – радостно улыбаясь, отмахнулась она. – Я всё расскажу погодя. Лучше отведи меня к Его Преосвященнейшему Высочеству.
– Я не могу, – неуверенно проговорил стражник.
– Это ещё почему? – писарь магистра никак не рассчитывала услышать отказ.
– Он на приёме у Карла V.
– Когда вернётся? – продолжила расспросы француженка. Молодые люди уже шли по какой-то узкой улочке, не замечая этого за увлекательным разговором.
– Дня через три .
– Ну, ты ж меня устроишь? – с надеждой она обратила внимание на старого знакомого, пытаясь вспомнить его имя. Оливер, это точно был Оливер, сержант из Языка Англии.
– Спрашиваешь! Конечно!
– Ты мне вот ещё что скажи, – Катрин-Антуанет нахмурила густые тёмные брови, решаясь задать главный вопрос. – А Магистр нашёл себе нового писаря? – в её глазах читалась бесконечная тревога.
– А как ещё? Нашел! – засмеялся англичанин, вызвав у собеседницы скрытое раздражение.
– И кто же – новый писарь?
– Да мальчишка один, не общался с ним…
Уста иоаннитки растянулись в счастливой улыбке, она рада была слышать, что это какой-то юнец. Чтобы продолжить разговор, она начала причитать:
– Куда ж теперь мне податься?
– А Магистр тебя в госпиталь отправит, будешь горшки выносить! – ещё не прошло и получаса, а госпитальер шутил так, как мог бы себе позволить только несколько лет назад, но он знал Катрин, и понимал, что она не затаит обиду.
– Ты у меня сам пойдёшь их выносить, когда меня вновь писарем сделают. Уж я-то замолвлю словечко, – она наигранно упёрлась кулаками в бока, грозно нахмурив брови. Едва увидевшись, они уже общались как закадычные друзья.
*
Бежавшие с Родоса католики выстроились по обеим сторонам широкой улицы, ведущей ко временной резиденции Ордена святого Иоанна: сегодня в герцогство возвращается их предводитель, чтобы доложить о результатах переговоров. Филипп де Вилье де л’Иль-Адам шёл с гордо поднятым подбородком, как и всегда, но в его напряжённом взгляде читалось категорическое нежелание выступать перед народом, поскольку Карл всё ещё не перешёл от обещаний к действительным поступкам. Во время осады его промедление и нерешительность стоили госпитальерам поражения при абсолютном военном преимуществе, теперь же – не позволяет рыцарям и католическому населению покинутого острова осесть и укрепиться. Сдержанно поприветствовав поднятой ладонью своих верных вассалов, Великий Магистр медленно ступал по мощённой дороге, окидывая внимательным взором пришедших.
Катрин стояла прямо перед ним, среди сержантов. Она долго думала, в чём желает предстать перед своим сюзереном, и наиболее верным признала надеть свой любимый чёрный хотоз с закрывающим лицо прозрачным пече и фераджу поверх шёлкового зелёного платья. Вспоминая удивление Оливера, девушка хотела посмотреть на реакцию повелителя, да и узнает ли он её вообще. Её очерченные сурьмой глаза пристально смотрели на статную фигуру в табарде с белым крестом и неизменном берете, шаг за шагом приближавшуюся к ней. Вдруг Филиппа де Вилье де л’Иль-Адама отвлёк помощник, по всей вероятности – новый писарь, и тот обратил на него внимание, выслушивая то, что он шептал ему на ухо. Иоаннитку разозлило это, но она лишь терпеливо ждала, в то время как её сюзерен оказался в пассусе от неё. И вот, дав короткий, едва слышимый ответ, магистр поднял глаза, и увиденное заставило его изумиться и перемениться в лице. Он не сбавил шагу, но позволил себе обернуться, чтобы убедиться, что ему не привиделся мираж. Катрин-Антуанет это увидела, и её алые уста изогнулись в победной ухмылке. Оливер так же не мог не заметить реакцию сеньора, и, дотронувшись до её руки, обеспокоенно обратился к приятельнице:
– Может быть не стоило встречать Его Преосвященнейшее Высочество в таком облачении? – юноша всё ещё не мог свыкнуться с изменившимся внешним видом его знакомой.
– Как будто несколько лет в турецком рабстве и без этого на мне не отразились, – с нотой раздражения ответила госпитальерка. – Лучше скажи, этот белобрысый мальчишка, – она кивнула вслед сопровождающему магистра, – и есть его писарь?
– Именно, Люсьен прислуживает и носится на побегушках не хуже твоего, если не лучше, – добавил другой стоявший рядом сержант, но иоаннитка никак на это не отреагировала. Девушка задумалась о другом: всё это время она могла ходить под парусами Великой Каракки к неизведанным берегам, засиживаться допоздна в кабинете Филиппа и самозабвенно выполнять любые его приказы во благо Ордена и себя самой, но было бы это лучше, чем смотреть на звёзды в тёплом саду, обсуждать травы и алхимические труды, и засыпать среди диковинных ароматов, чувствуя, что сердце вот-вот вырвется из груди от наполнявших его противоречивых чувств?
– Катрин, пойдём, – влажная ладонь Оливера, сжавшая тонкую кисть девушки, вывела её из раздумий, но она спешно отдёрнула руку. – Сейчас Его Преосвященнейшее Высочество выступит с речью на площади, – пояснил англичанин.
– Пойдём, – ускорив шаг, госпитальерка стала догонять процессию, следовавшую за Великим Магистром. В её взоре загорелся огонёк азарта. Она сняла вуаль, открывая свой загорелый лик.
Пробившись через толпу, девушка оказалась в первом ряду, не чувствуя больше страха, исполненная решимости и смелости. Великий Магистр говорил о светлом будущем, куда его народ пойдёт по Божьему позволению и, что куда важнее, с испанскими землями, которые пророчил им щедрый на обещания Карл V. Госпитальерка умела слушать тирады повелителя, зря в корень и очищая её от подслащающего героического пафоса, заставлявшего подданных успокаиваться и ликовать, даже когда для этого не было совершенно никаких оснований. Вилье де л’Иль-Адам заметил француженку, и в докладе этого незаурядного оратора произошла запинка. «Не мудрено, – подумала она, – не каждый день сталкиваешься с людьми, давно ушедшими на дно морское». Мужчина продолжил говорить, но без прежнего запала, не сводя глаз со своего бывшего писаря. Увиденное лишило бы его дара речи, если б не более рациональное объяснение, на которое указывали одежды француженки. Глава Ордена спешно завершил обращение к героическому народу Родоса напутствием молиться и быть готовыми вступить в борьбу. Когда люди начали расходиться в костёл, госпитальерка побрела к порту, краем глаза наблюдая за действиями сюзерена. Она улыбнулась, когда увидела, что он идёт за ней, но соблюдая некоторую дистанцию, чтобы не вызвать подозрений.
– Катрин-Антуанет? – то ли окликая, то ли вопрошая прошептал Великий Магистр, и его тихий голос был услышан.
– Ваше Преосвященнейшее Высочество, – девушка обернулась, и привычно поклонилась, словно и не прошло столько времени.
– Я не могу поверить, что это ты. Я думал, что ты… – мужчина замолчал, подбирая слова.
– Мертва?
– Мне доложили, что одна из галер затонула, ведь были неблагоприятные условия, а мы вышли в море… И что… – Филипп де Вилье де л’Иль-Адам не мог спокойно говорить, так сильно он был поражён. Сделав глубокий вдох и позволив себе подойти ближе к девушке, он протянул свою дрожащую руку и дотронулся до кисти девушки, словно проверяя, реальная ли она. – Что с тобой произошло? Ты попала к неверным?
– Да, – коротко ответила иоаннитка, на мгновенье взглянув на воды, что принесли её к этим незнакомым землям.
– О, моя несчастная Катрин, – глава Ордена приблизился к ней, желая обнять, но не решался – слишком давно он её не видел, но взгляд, обращённый на него, показался ему прежним, прогоняя все сомнения. Магистр обхватил спину девушки сильными руками, вдыхая заморский аромат её золотых кудрей. – Расскажи мне, как у тебя прошли все эти годы…
– Это длинная и увлекательная история, и уйдёт не один день, чтобы её рассказать, – госпитальерка расслабленно закрыла глаза и улыбнулась, наслаждаясь столь желанными объятиями и родным запахом ладана и розы.
*
Француженка лежала на огромной шкуре возле горящего камина, вкушая приготовленный искусными итальянскими поварами прошутто, и умиротворённо смотрела на Филиппа, увлечённо рассказывавшего о своих дипломатических буднях, сопровождая речь размашистой жестикуляцией.
– Ну, если Триполи – такая прекрасная земля, как он мне её описывает, то почему не построит там свой дворец?! – с наигранным возмущением воскликнул магистр и улыбнулся, услышав смех госпитальерки. – Я как-то в сердцах сказанул это после аудиенции, смотрю, а Люсьен весь белый от ужаса – говорит, что дверь в приёмную сквозняком открыло, и император мог услышать мои слова. Я, конечно, ответил ему, что мне всё равно, пусть слышит, а сам-то насторожился и мысленно себя отругал: вдруг и Триполи нам не дадут за мой острый язык.
– Вот поэтому я всегда оборачиваюсь, прежде чем чего взболтнуть.
– Твоей пары внимательных глаз на весь Орден хватило бы, это я в тебе особенно ценю, – мужчина положил мозолистую руку на открытое плечо девушки.
– Так что было дальше?
– Да оборачиваюсь я, а Карл уже со служанкой общается, не обращает внимания на нас. Это напомнило мне историю про Папу, только тогда он услышал мою колкость… Правда сказал я ему в лицо, – Филипп раскатисто засмеялся, довольный собой. Будучи фактическим дипломатом госпитальеров и до, и после обретения должности Великого Магистра, он не преодолел свою прямолинейную сущность, но, несмотря на это, всё же достигал успехов на этом поприще. – Так вот… – Вилье де л’Иль-Адам продолжил рассказ, но его прервал стук в дверь. Катрин и Филипп спешно встали с устланного шкурами пола, и позволили пришедшему войти в комнату. За порогом стоял Люсьен.
– Мне сообщили, что вы здесь, – доложил тот, и сделал пару шагов вперёд. Повелителя удивило, что юноша направился не к нему, а к его бывшему писарю. В руках у него был мятый свёрток. – К страже обратился купец, который передал это письмо. Сказал, что это одной из нас, светловолосой девушке, что недавно вернулась с османских земель. Передал, что на шее у неё должен быть особый амулет.
– У тебя есть такой? – Великий Магистр обратил на госпитальерку пытливый взор.
– Есть, – француженка с улыбкой достала из-под воротника тумар, стремясь поскорее узнать, что же написано в письме.
– Держите тогда, – француз отдал свёрток, и, не получив никаких приказов, поклонился сюзерену и ушёл.
Катрин села на своё место и начала просматривать написанное. Магистр следил за её глазами, скользившими справа налево, скрыто желая узнать содержание письма. Дочитав до конца, она сложила его вчетверо, и убрала в сторону.
– Это когда вы напомнили про торговые соглашения с Османской империей? – госпитальерка продолжила разговор в том месте, где его оборвали.
– Нет, уже после осады, – вспомнив, о чём он хотел рассказать, Великий Магистр продолжил. – Когда я прибыл к Папе, чтобы узнать, куда нам, собственно, теперь идти. Но вместо этого я не сдержался и начал обличать его в том, что с его великой помощью не то что наш Орден, а весь католический люд будет уничтожен: кто – от сабли врагов, кто – от рук отступников, в то время как он будет успокаивать, что всё хорошо, – француженка кивала, с улыбкой глядя на собеседника, а он же то и дело переходил от гневных тирад в сторону бесполезных союзников к насмешкам над ними. – Так видела бы ты лица этих напыщенных индюков – его кардиналов, и глаза Григория: я испугался, что его тут же удар хватит, а меня обвинят в его смерти. Так умер же через месяц, а я молился, чтобы никто не напомнил об этом неприятном инциденте.
Госпитальерка смеялась от рассказов Филиппа, но затем поднялась, и поклонилась, держа в руке письмо.
– С вашего позволения, я пойду, – робко сказала она, не рассчитывая на отказ.
– Возвращайся скорее, – понимая, что он не может ей запретить уйти, Вилье де л’Иль-Адам на долю секунды взял её за руку, и, коснувшись нежной кожи губами, отпустил. После возвращения девушки из османского плена, он увидел её в совсем другом свете: ранее привыкшая во всём ему подчиняться, она и без того покоряла сюзерена своим острым умом и изобретательностью, но он даже представить не мог, какой величины потенциал скрывался за этим миловидным личиком. Узнав о злоключениях, с которыми довелось столкнуться Катрин-Антуанет, как она стояла одна против ста, смело глядя страху в глаза, и в итоге достигла цели живой и невредимой, Великий Магистр проникся к ней бесконечным уважением и интересом, понимая, что не в силах противиться её харизме.
Девушка не ответила, и спешно покинула покои магистра. Она развернула лист бумаги, чтобы ещё раз прочитать:
«Даю тебе знать, что моего брата больше нет. Когда он был один, в наш дом ворвался Ибрагим-паша и убил Якуба. Я вернулся и обнаружил его мёртвым, всего в крови, с распоротым животом и грудью, без языка, что и свёл его в могилу. Я покину этот дом, и больше никогда в него не вернусь». Подпись: Юсуф Эфенди.
Француженка шла, куда глядели остекленелые глаза, постепенно осознавая ужас написанного. Сначала она не поверила, словно ей приснился кошмар, но теперь пощёчина реальности привела её в чувства. Иоаннитка ступала мимо братьев и сестёр Ордена, не позволяя ни единой эмоции отразиться на лице, и лишь полный боли взгляд выдавал адские муки, в которых пылало сердце Катрин-Антуанет. Тысячи кинжалов вонзались в душу, когда госпитальерка понимала, что больше никогда не сможет услышать голос Якуба и прикоснуться к нему, не ощутит на себе его мягкие ладони, не увидит загадочного блеска его серебристых глаз. Почему-то сейчас особенно не верилось в бессмертие души, на место этому слепому убеждению пришло осознание конечности и краткосрочности жизни, что может оборваться совсем неожиданно. Ноги привели девушку на безлюдный берег, над которым сгущались сумерки. Она смотрела вдаль, в сторону Османской империи, места, бывшего для неё адом и ставшего раем из несбыточной мечты: там она бы называла себя Баширой и вышла б замуж, доживая свой век в старом, но уютном доме, где всегда бы пахло травами и мёдом; дети звали бы её «аннэ», а она играла бы с ними в саду и учила всему, что знает сама. Порождённая разумом картина на миг заглушила окружающую реальность, заставив духовно её покинуть, и, словно со стороны, госпитальерка слышала, как навзрыд она плачет, как страшны стенания этой бедной безутешной ханым. Но наваждение не длилось долго, и сознание вернулось в лишённое сил тело, что дрожало от невыносимой боли, утратившей границу между моральной и физической. Ей вспомнилось данное прорицателю обещание, которое она много раз ему повторяла, и поняла, что теперь исполнить его невозможно.
Несколько ночей подряд бушевала гроза, и, даже когда Катрин проваливалась в неглубокий болезненный сон, раскаты грома пробуждали её, не позволяя высохнуть слезам на её бледном обветренном лице. Когда слуги заметили, что она не спускается к трапезе, им было велено приносить еду под дверь, но каждый раз они замечали, что к девушка так и не притронулась к яствам. В её комнату стучали, пытались окликнуть, но француженка всем отвечала одинаково: «Мне нездоровится. Спасибо, лекаря не нужно». Приходил Великий Магистр, справляясь об её состоянии, и, искренне огорчённый неизменным ответом, уходил. Настойчивее же всего ломился Оливер, не признавая никаких отговорок. Встав на ватные ноги, госпитальерка провернула ключ, впуская товарища в свои покои. Она неодобрительно посмотрела на него, но ничего не сказала, ведь сил не осталось даже на гнев. Юноша с ужасом окинул взглядом приятельницу, подобную увядшему цветку, лишённому земли и корней, и бесцеремонно сел на её мятую постель.
– Что у тебя болит? – побеспокоился он.
– Голова, – правдиво ответила девушка, ведь от непрерывных переживаний и слёз она у неё раскалывалась.
– Я принёс тебе успокаивающий чай из трав, который посоветовал лекарь.
– Спасибо, – охрипшим голосом ответила француженка, принимая глиняную чашу. Она вдохнула горячий пар, восстанавливавший в памяти знакомые родные запахи из дома в Стамбуле. Глаза защипало от слёз, но девушка не позволила себе заплакать при посторонних.
– Чем я могу тебе помочь? Ты только попроси, – англичанин горел энтузиазмом, но в ответ он встретил лишь скептический потухший взгляд.
– Оставь меня, пожалуйста.
Дождавшись, когда Оливер уйдёт, госпитальерка легла на кровать и склонила голову к влажной подушке. Османы сумели нанести беглой рабыне последнюю рану, и она оказалась самой болезненной.
Очнувшись ото сна на рассвете, Катрин увидела, что тучи расходятся, позволяя солнцу озарять спящий савойский город, однако оно уже не было столь ярким, словно напоминая, что за летом приходит осень и зима – всё, как в жизни. В углу комнаты стоял сундук с её скромными пожитками, он и привлёк внимание девушки. Она открыла его и начала предаваться воспоминаниями, разглядывая свои платья. Вот – белое, из тончайшего шёлка, полученное в подарок от госпожи Махидевран, в нём француженка отправилась к Якубу, чтобы тот прочёл её судьбу, вот – оранжевое, словно закатное небо, которое звездочёт сравнивал с цветками лилий, а вот и лохмотья, оставшиеся от голубых одеяний, что были на Башире в момент поджога – их она хранила как память и доказательство всему тому, что с ней произошло, чтобы никогда не забывать о той стойкости и силе, что сокрыты в глубине её души, готовые вырваться в любой момент и испепелить врагов. И вдруг госпитальерка вспомнила о загадочной вещи, которую ей дал прорицатель. Перевернув все вещи в комнате, она нашла искомый мешочек в потайном кармане фераджи. Затаив дыхание, девушка с трепетом открыла его и достала скромное, но приковывающее восхищённый взгляд кольцо с небольшим аметистом, но то, что нащупали её пальцы, заставило сердце девушки кровоточить вновь. Записка: «Я хотел подарить тебе его на наш никах». В голову закрался один вопрос: написал ли это Якуб, ожидая её возвращения, либо же осознавая, что больше не увидит свою французскую спутницу? Выплакав всё слёзы, Катрин просто сидела в тишине, в то время как душа выла от боли, и надела украшение на руку, любуясь его скромной красотой. Холодный металл, словно заколдованный, понемногу придавал сил и желания жить несмотря ни на что. Госпитальерка подошла к окну. Распахнув его настежь, её лицо остудил прохладный ветер, а в небе послышались голоса стрижей. Их пение всегда вселяло в разум девушки веру в лучшие дни и грядущее счастье. Свежий воздух принёс за собой рискованное, но несомненно верное решение.
В дом Оливера постучали, и тот, удивляясь чьему-то неожиданному визиту, лениво побрёл открывать. На пороге стояла Катрин-Антуанет, а в её бордовых воспалённых глазах блестел нездоровый энтузиазм. Она оценивающе осмотрела его с головы до ног, а затем, без лишних приветствий она перешла к делу:
– Мне будет нужна твоя помощь, – серьёзно заключила она. Англичанин сразу начал кивать, но девушка жестом велела ему слушать. – Но не спеши соглашаться, это очень опасное дело. Ты молодой и сильный, сможешь защитить и проводить, но если ты не захочешь рисковать, то я пойму и найму солдата.
– Куда проводить? – изумился юноша.
Прижав руку к опоясанной болью голове, девушка вспомнила, что не рассказала саму суть.
– В Османскую империю.
Глаза госпитальера расширились ещё сильнее, и тогда француженка добавила, что щедро ему заплатит, и вдвое больше – за молчание и отсутствие каких-либо вопросов.
– Хорошо. Я поеду, только чтобы с тобой ничего не случилось. И не надо мне золота.
