Текст книги "Крест и Полумесяц (СИ)"
Автор книги: Normanna
Жанры:
Ужасы
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)
– Это ставни на ветру стучат.
Но она не поверила, как и сам прорицатель не верил собственным словам. Башира думала о том, чтобы посмотреть на крыльцо из окна, но от одной только мысли конечности будто отнимались и тяжелели.
– Не вставай, лежи, – руки Якуба сцепились на её спине, лишая её возможности пошевелиться.
– Говорите, вблизи ни души?
– Именно, – неохотно подтвердил мужчина. – Послушай как ветер бушует, вот ставни и стучат, – повторил он, словно убеждая самого себя. – Давай, спи.
С первыми лучами солнца, бесцеремонно вынудившими иоаннитку пробудиться от тревожного бесцветного сна, она сразу же покинула постель. Ловко управившись с поясом, завязанным сзади в пышный бант, и расчесав волнистые от влажности волосы, она спешно покинула дом с одной только целью – найти объяснение ночному происшествию. Первое, что бросилось в глаза: на окнах во всей округе не было никаких ставней, а на размокшей после дождя земле невозможно было распознать какие-либо следы. И тут Башире расхотелось здесь жить, так же, как и гулять по этому неведомому краю. В прочем, внезапно хлынувший ливень и без её желания вынудил девушку сидеть взаперти до следующего вечера.
– Вы знаете, тут нигде нет ставней, – с победной ноткой в голосе, но без ощущения триумфа госпитальерка обличила прорицателя в ошибке. Тот лишь взглянул на неё исподлобья, словно она сказала что-то недопустимое, а затем продолжил возиться с остывшей костлявой рыбой. Башира горестно вздохнула и также занялась своей нехитрой трапезой, не говоря более ни слова: обсуждать этот вопрос бессмысленно, либо Якуб не имел по этому поводу никаких догадок, либо же знал слишком много, о чём не желал с ней делиться. Он выглядел особенно мрачно, а от вчерашнего праздного веселья на его сухом лице не осталось и следа. Робко, словно это не позволительно, девушка дотронулась до его костлявой, увитой выпирающими венами руки, и это прикосновение вывело эфенди из забытья. Прорицатель взял её ладонь и без слов смотрел на Баширу. Она тоже задумалась, а затем озвучила свою мысль.
– Стук среди ночи древние трактовали как предупреждение… Я читала об этом у какого-то античного автора. Кажется, у Артемидора.
Якуб удивился и воспрянул духом, ведь его ханым и вправду понимала его и знала гораздо больше, чем он вообще мог ожидать от кого-либо из своего окружения. Ум и сила этой француженки с каждым днём всё сильнее умножали его уважение к ней. Теперь он мог не бояться, что её испугают его пророчества, напротив – спокойствие девушки передавалось и ему. Он поднёс миниатюрную руку девушки к губам и поцеловал.
– Завтра мы уедем. Кто или что бы это ни было, оно хочет, чтобы бы покинули это место.
– А что, если наоборот – оно предупреждает о том, чтобы мы оставались здесь? Даже этот проливной дождь, заперший нас в доме?
– Одному лишь Аллаху ведомо, – проговорил мужчина, задумавшись над этим предположением.
*
Башира шла под руку с Якубом, выглядя под стать ему, даже взор её светлых глаз рядом с ним становился каким-то отрешённым и задумчивым. Стражник указал им место в увитой лозой беседке и подозвал служанку, в руках которой лежал непонятный свёрток. Когда девушка подошла ближе и протянула загадочную вещь, ханым эфенди перехватила её, и уже сама отдала мужу. Провожаемая недобрым взглядом, хатун быстро зашагала прочь и скрылась за массивными дверями, ведущими во дворец её госпожи. Прорицатель развернул мешковину и увидел богато расшитый хиджаб, принадлежащий жене наместника Бурсы, и погрузился в раздумья о судьбе его владелицы. Госпитальерка же наблюдала за ним, любуясь его особой завораживающей красотой, и наслаждалась жизнерадостным пением птиц.
– Я готов, – с уверенностью опытного ведуна произнёс он.
– А знаете что, – остановила его девушка, – я могу сама пойти к этой женщине и передать всё, что вы мне скажете. Мне интересно увидеть дворец изнутри и познакомиться с его госпожой. И ни у вас, ни у неё не будет проблем, – довольная своим планом, Башира заискивающе улыбалась.
– Это хорошая идея, мне и правда так удобнее. В любом случае пришлось бы через кого-то передавать.
Мужчина придвинулся ближе к своей юной жене, привычным движением убрал волосы с её плеч, оголяя шею, и без особой на то надобности, будто бы опасаясь нежелательных слушателей, начал шептать ей на ухо нужные слова, обжигая кожу горячим дыханием и слегка касаясь её губами. У француженки перехватило дыхание, и совсем расхотелось уходить куда-либо от эфенди, а он, видя, как она реагирует на его провокации, начал ухмыляться. Нехотя иоаннитка встала и медленно зашагала к стражникам, которым было велено провести прорицателя к госпоже.
Наверху, в невообразимо просторных покоях её встретила женщина поразительной красоты и роскоши. Она была облачена в изумрудное платье, расшитое золотыми нитями и драгоценности, казавшиеся слишком огромными для такой тонкой шеи и миниатюрных рук, а бронзовые локоны увенчивала корона, достойная султанш. Убранство покоев только дополняло её величие, и указывало на несметные богатства того, кому всё это принадлежит.
– Устадашах Ханым Эфенди, – первой представилась юная госпожа, жестом повелевая прислужникам выйти. Жене прорицателя девушка виделась сверстницей, если даже не младше неё. Ладонь с перстнями на каждом пальце покоилась на заметно выпирающем животе ханым.
– Башира Ханым Эфенди, – подойдя ближе, назвалась она. Несмотря на всё богатство первой, они были равны по статусу, потому госпитальерка не поклонилась.
– Как ваш путь? – вежливо справилась ханым и указала рукой на место возле себя.
– Спасибо, – улыбаясь хозяйке ответила француженка и села на тахту.
– Дай Аллах, вы с добром.
– Сегодня есть, чем вас обрадовать, Устадашах Ханым. Иншалла, всё то, что увидел мой муж, произойдёт с вами в действительности.
– Ходит молва, что все его предсказания сбываются.
– Верно, – с гордостью ответила Башира.
– Но они всегда мрачны и наводят ужас.
– Якуб Эфенди говорит лишь то, что видит. Не он выбирает судьбу для тех, кто к нему обращается. Но для вас я принесла добрые вести.
– Как интересно – Башира, приносящая добрые вести.
– Nomen est omen, – не задумываясь ответила ханым, а затем опомнилась, и перевела для своей собеседницы, – «Имя – это знамение».
– И что же меня ожидает? – с нескрываемым любопытством спросила Устадашах.
– Вы беременны. И родите здорового сына. Он будет похож на вас…
– Сколько ещё у меня будет детей? – нетерпеливо перебила её юная госпожа.
– Ещё четверо, – видя радостный блеск в глазах жены наместника, Башира и сама повеселела.
– Амин. Да пошлёт Аллах и вам такое счастье.
– Амин, амин, – засмеялась француженка, благодарная за такое пожелание.
– И давно вы замужем? – ханым искренне заинтересовала гостья. После никаха ей приходилось видеть самых разных людей, но только не сверстниц, да ещё и таких необычных.
– Ещё и месяца нет, – мечтательно проговорила Башира, погрузившись в фантазии о том, какой будет её жизнь дальше.
Госпожи разговорились, пока служанки подносили им яства и напитки, и госпитальерка лишь изредка отвлекалась, поглядывая в окно на беседку. Они испытывали друг к другу взаимную симпатию, и, возможно, девушки стали бы подругами, но они жили слишком далеко, а эта встреча – не более, чем работа Якуба, и вряд ли снова повторится. Башира понимала, что пора уходить, и напоследок передала предсказание до конца.
– Ваш муж станет очень влиятельным человеком в Османской империи и самым богатым из всех. Он дослужится до дефтердара и за ним пойдёт народ. Большего мне не рассказали.
Устадашах Ханым Эфенди внимательно слушала, выискивая скрытое предостережение, но его не последовало, что и успокоило душу юной госпожи. Служанка передала Башире заранее приготовленный мешок с золотом, а затем жена наместника передала ещё один от себя, более увесистый.
– Это вам на новую жизнь, чтобы вы пустили крепкие корни на этой земле, – пытливый взор Устадашах подметил больше, чем рассказала француженка.
– Да вознаградит вас Аллах, – та лишь смутилась и поблагодарила госпожу за щедрость. Беседа с ней ободрила госпитальерку и подарила прекрасные надежды.
*
Госпитальерка сидела в лодке, понуро глядя в сторону дворца. Место, которое она желала покинуть живой или мёртвой, сейчас было в опасной близости от неё, но тоску навевало совсем не оно. Якуб снова отправился в Мраморный павильон для встречи с коварной и вероломной Хюррем Султан. Как не нравилась Башире сама мысль о гаремных рабынях, вопрошавших прорицателя о своей судьбе, так и работа с хитрыми приближёнными султана – хождение по острию кинжала ради пригоршни монет. За себя же она теперь не беспокоилась: кто вспомнит калфу, высланную в Старый дворец, вероятно погибшую в огне или лесу? Намного большая угроза нависала над её возлюбленным, но говорить с ним об этом было без толку.
Она уже не могла спокойно ждать, словно чуяла опасность, но эфенди пришёл быстрее, чем обещал. Он выглядел совсем невесёлым, но, встретившись с игриво блестящими глазами юной жены, его уста изогнулись в лукавой ухмылке. С трудом справившись с узлом, мужчина отвязал лодку, и начал грести, отходя от опасного берега. Зайдя в течение, он отпустил вёсла, и повернулся к ханым.
– Как прошёл сеанс? – с искренним любопытством поинтересовалась она, поправляя волосы.
– Яд не подействовал, – горестно констатировал Якуб. В печали его благородные тонкие черты казались особенно завораживающими, а тень, отбрасываемая капюшоном, очерчивала его обаятельные морщины.
– Вы приготовите Хюррем новый?
– Мы не успели договориться, в павильон пришла Валиде Султан, и Гюль-ага увёл меня, – эфенди поднял голову, окидывая взглядом юную жену. С непокрытой головой и приспущенной с плеч фераджой она виделась ему то ли райской гурией, то ли суккубом из ада. В её очерченных сурьмой глазах он видел азарт и желание, которым невозможно было сопротивляться.
– Не работайте с ними больше, это опасно, – томным голосом молвила ханым, осознанно провоцируя звездочёта. Её рука соблазнительно прошлась по колену, слегка приподнимая чёрную юбку и открывая линию вязаных чулков. Якуб склонился над Баширой и начал целовать её, переходя устами к щекам и шее, а его руки властно проходили по телу девушки. Француженка обхватила спину мужчины, притягивая к себе и чувствуя его тяжесть, ощущая горячее глубокое дыхание на своей шее. В то время как он был охвачен страстью, девушка из-под ресниц смотрела по сторонам, чтобы не попасться на глаза нежелательным свидетелям, пока река уносила их дальше от дворца.
*
Башире снился старый дом Якуба, и всё в этом сне: и как она сидит на подоконнике и кормит птиц, и хруст сухаря, рассыпающегося в её ладонях, и шелест их крыльев – казалось реальностью. Свинцовые тучи затянули солнце, погружая комнату и всё вокруг в полумрак, а поднявшийся ветер холодил кожу и трепал волосы. И снова – стук в дверь, подобный грому. Птицы испуганно разлетелись по сторонам, а девушка отряхнула руки и, держась за деревянную раму, свесилась из окна, чтобы разглядеть незваного гостя, но какая-то сила не позволяла увидеть хоть что-то, тьма окутывала крыльцо, словно была глубокая ночь. А этот некто продолжал ломиться внутрь. Француженка посмотрела на мужа, а тот сосредоточенно читал какую-то книгу, не отвлекаясь ни на что, словно и не было этого раскатистого звука.
Карета подскочила на камне, и госпитальерка проснулась. Грохот колёс на брусчатке напоминал о неприятном сне, но прохладная влажная ладонь прорицателя, сквозь дрёму поглаживавшая волосы Баширы, успокоила её. Она удобнее устроилась на его коленях и любовалась его умиротворённым спокойным лицом, пока голос извозчика не пробудил мужчину, сообщив о приезде. Якуб взял ханым за руку, и, увидев её некоторую настороженность, подбадривающе улыбнулся. Как и полгода назад у порога ожидали Юсуф Эфенди и Омер Амджа, но теперь оба были рады их приезду. Брат прорицателя для себя осознал, что не всю жизнь ему жить с ним вдвоём, и это большая удача найти ту, что готова пойти на многое ради него. Он видел Баширу, облачённую в скромную мусульманскую одежду, чьи заморские белые локоны были старательно убраны под хиджаб, и радовался, что она наконец приняла для себя их законы.
С того дня ханым начала ощущать, будто бы всё её прошлое до Османской империи произошло не с ней. Оно казалось таким далёким и нечётким, словно это – история, рассказанная ей какой-то малознакомой девушкой. Спокойствие сменило бесконечную готовность к бою, но всё изменилось в одну из ночей. Башира крепко спала, когда ощутила, что её настойчиво пытаются разбудить. Открыв глаза, она увидела Якуба, склонившегося над ней. В его широко раскрытых глазах читалась неподдельная тревога и безумный страх.
– Никогда не уходи от меня, – его шипящий шёпот казался более, чем убедительным.
– Чего мне уходить? – непонимающе уточнила госпитальерка.
– Даже не думай, слышишь? – его пальцы до боли впились в плечи девушки. Мужчина был так близко, что она ощущала его обжигающее дыхание, а тёмные волосы приятно касались открытой кожи.
– Я поняла, не уйду.
Поверив слову этой девушки, прорицатель облегчённо вздохнул, и, словно в награду за верность, он впился в её уста пылким поцелуем, мягко сжимая пальцы на её шее и талии. Взгляд звездочёта стал спокойнее, и он лёг рядом с девушкой, заключив её в свои объятия, и уснул.
Наутро ханым продолжила размышлять об этом, пока мужчины трапезничали, готовясь к трудовому дню. Юсуф покинул дом, вежливо попрощавшись со всеми, включая Баширу, Омер Амджа отправился на рынок, а Якуб ушёл в свой салон, оставив жену убирать столовую. Эти обязанности, доселе неведомые выходце из аристократического рода, приносили ей особую радость, как и забота об этих господах, что приняли за порог незнакомку и доверились ей. Решив отдохнуть, француженка отложила посуду в заполненный водой казан и села на лавку, наблюдая в щель, как Якуб перебирает какие-то зёрна и травы. В его комнату проникал солнечный свет, и он в своём соломенно-жёлтом кафтане, окружённый множеством горящих свечей, казалось, и сам сиял, заставляя ханым неотрывно им любоваться.
И вдруг – снова стук, теперь уже наяву. Всё внутри иоаннитки похолодело, страх и адреналин сковали её тело и разум, не позволяя сдвинуться с места. Она знала, что это произойдёт наяву, и, если открыть – случится что-то ужасное. Шаркающая походка, минувшая её комнату, стихали по мере отдаления младшего слуги. Скрип двери, и к шагам раба добавилась другая, более твёрдая и решительная поступь. Башира совладала с собой и вновь заглянула в щель: высокий мужчина в богатых одеждах, окантованных дорогим мехом, вошёл в её дом.
– Ибрагим-паша, – прозвучало из уст звездочёта знакомое имя, и он встал, почтительно склонив голову. Госпитальерка затихла и с ужасом ожидала действий от того, кто пленил её и обратил в рабство.
– Якуб Эфенди, – в ответ поприветствовал его вошедший человек. – После того, как тебя выгнали из дворца, ты не образумился, и продолжаешь обманывать людей. Твои выдумки лишили Хатидже Султан спокойствия.
– Я говорю лишь то, что вижу. Но султанша слишком слаба, чтобы знать всю правду.
– И какова же она, твоя правда?
– Я вижу кровь на мраморных плитах дворца, – прорицатель поднял взгляд и дерзко посмотрел в исполненные гневом глаза Ибрагима. – Эта кровь твоя.
Ханым всё слышала, и ей до боли хотелось помешать эфенди произнести эти слова, за которыми не последовало бы ничего хорошего, но наиболее верным для неё было сидеть тихо и не попадаться на глаза Великому Визирю. Дрожа от страха, она вновь заглянула в приёмную комнату, и увидела, что паша уходит, не проронив более ни слова. Он громко хлопнул дверью, а затем настала тишина. Якуб всё так же стоял, а Башира не спешила выходить – все замерли в тревожном ожидании, словно в самой глубине подсознания понимая, что это ещё не конец. В мгновенье ока в дом ворвались стражники, решительно направляясь к звездочёту. Когда двое рослых мужчин схватили его, госпитальерка решила, что они собираются арестовать её мужа, но его никуда не повели. Аги Ибрагима-паши заломили руки прорицателя, обездвижив его и лишив возможности сопротивляться. К ним неторопливо ступал третий, обнажая свой кинжал. Он вонзил его в солнечное сплетение Якуба, и с усилием рванул нож вверх. Зажимая от ужаса рот, девушка наблюдала за происходящим. За широкой спиной аги она ничего не могла увидеть, кроме исполненного болью и страхом лица прорицателя, чьи застывшие глаза взирали куда-то вдаль, в пустоту. Они продолжали терзать его тело, но ни крика, ни стона не сорвалось с уст мужчины, был слышен лишь треск рёбер, скрип разрываемой плоти и его шумное болезненное дыхание. Дойдя до груди, стражник достал окровавленный кинжал и вытер его об одежду. В этот момент уже, как показалось, неживой взор колдуна устремился в сторону Баширы. Девушка не смогла больше смотреть и вжалась в стену, закрыв уши оледеневшими руками, чтобы заглушить эти ужасающие звуки. Она услышала глухой удар о деревянный пол – убийцы отпустили его, но не спешили уходить. Всё происходило быстро, но ханым казалось, что время замерло здесь, в этой комнате, в шаге от смерти.
Даже когда слуги Ибрагима ушли, иоаннитка боялась выходить из своего укрытия, так же, как и выглянуть и проверить. Лишь сдавленный стон и прерывистый кашель Якуба вывели её из забытья. Она подбежала к нему и увидела, что весь пол вокруг, вся его изорванная одежда была красной, отчего у девушки перехватило дыхание. Упав на колени, госпитальерка стала самозабвенно зажимать руками глубокую рану, но горячая чёрная кровь проступала между её пальцев, забирая вместе с собой жизненные силы колдуна. Схватив чистую тряпку, она уже ею попыталась задержать кровотечение, но ткань вмиг обагрилась. Прорицатель закашлялся, и Башира подняла его голову, чтобы он не захлебнулся хлещущей изо рта кровью. Ханым чувствовала, что мужчину лихорадило, и видела, как его воспалённые глаза безвольно закрывались. Она звала его по имени, не давая ему потерять сознание, а тот, силясь, смог выдать лишь заглушенные клокочущие звуки, и тогда-то девушка увидела, что люди Ибрагима-паши отрезали ему язык. Башира заплакала только сейчас, она ощутила ту боль, которую сравнивают с ударом ножа прямо в сердце. Девушка прижала его к груди, и ощутила, как тёплая алая жидкость заливает её платье. С нежностью в каждом прикосновении, француженка гладила его сбившиеся мокрые волосы дрожащими пальцами. Из горла рвался крик, но она сдерживалась, издавая лишь слабый вой. Ощущая трепет раненого тела возлюбленного и видя его слабое шевеление, ей хотелось отдать полжизни за его спасение, принести в жертву сотни и тысячи людей, вместо чего в действительности она не могла даже позвать кого-либо на помощь. И вновь его гортанный голос, едва похожий на человеческую речь. Ханым отстранила эфенди от себя. Он смотрел на неё, заплаканную и разбитую, а его слабая рука потянулась к багровому от слёз лицу девушки, провела по нему и бессильно упала на её колено. Усилием воли Башира заставила себя улыбаться, в то время как глаза её отражали адские муки. «Я люблю вас, не оставляйте меня» – молила она, хотя и понимала, что его исход очевиден. Когда вспыхивала невыносимая боль и с уст звездочёта срывался стон, её словно ударяло сотни плетей, а когда он что-то бормотал растерзанными губами – тысячи. Она не знала, сколько часов прошло, но понимала, что с таким ранением эфенди осталось ещё столько же. Тот самый лик, которым Башира была готова любоваться до конца своих дней, теперь был бледен, словно первый снег, и искажён в невообразимых муках. Мужчина сжал окровавленные зубы, сдерживая крик, но ханым понимала, как ему было больно. Ей доводилось видеть госпитальеров с подобными ранениями – страшная и медленная смерть, когда даже взывать к Господу об исцелении было тщетно. Несчастные молили о смерти. Возможно, если бы Якуб сейчас мог говорить, то он попросил бы девушку именно об этом. Дрожащей ладонью она вслепую нашла коробку с самыми опасными ядами, среди которых находилась уже знакомая ей склянка, несущая мгновенную смерть. Иоаннитка открыла её, и замерла в нерешимости. Эфенди видел, что она делает, и на мгновенье смиренно опустил взгляд, показывая своё согласие. Тонкие, уже похолодевшие пальцы звездочёта с неожиданной силой сжались на окровавленной руке Баширы, в то время как в другой её руке находилось его избавление. «Я люблю вас» – всхлипывая молвила девушка, целуя его руку, и выливая всё до последней капли в зияющую рану. Мужчина содрогался от конвульсий, душераздирающе стеная, но не отводя взгляда от своего прекрасного Ангела Смерти. Сделав последний вдох, он замер, так и не выпустив руку. Госпитальерка легла на его изувеченную грудь, и рыдала взахлёб, когда, казалось, уже не было сил. Она гладила его застывшее лицо, и не верила, что на этом всё. Башира не могла оторваться от него, даже от мёртвого, и напоследок поцеловала его, словно живого, и губы её окрасились вязкой зловонной кровью. Она захотела вытереть её, но окровавленные ладони лишь сильнее испачкали лицо. За смертью возлюбленного всё остановилось и для Баширы: единственной родной души больше нет, а Юсуф обвинит во всём её, и, если не убьёт своими же руками, то прогонит, а в этой чужой стране она совсем одна, окружённая врагами со всех сторон. И лишь один корабль ещё не сошёл с якоря. Эта мысль, словно глоток свежего воздуха, вернула ей веру в спасение.
Она вернётся в Орден.
Башира высвободила ладонь из хватки мертвеца, вытерла руки об юбку, и встала на онемевшие ноги. Слабой походкой ханым зашагала вверх по лестнице, в некогда их с мужем спальню. Машинально она развязала пояс, расстегнула корсет и сбросила с себя пропитанное кровью платье. В миске с водой девушка умыла лицо и промыла волосы. Надев первую попавшуюся одежду, она собрала все свои драгоценности, сгребла в карман золото и спрятала кинжал Великого Магистра, отданный благоволящей ей Махидевран Султан. Пройдя мимо бездыханного тела возлюбленного, Башира старалась не смотреть на него, чтобы не дать слабину и не остановиться. Закрыв за собой дверь, француженка устремилась по знакомому маршруту к порту. И вот, прямо перед собой она увидела паруса, что помчат вперёд корабль в её новую-старую жизнь. Что, если и не было ничего? Если её не повели во дворец, и не прошло столько лет и зим, а она лишь стояла здесь, чтобы увидеть турецкий берег и вернуться домой? Может, она и не знала того звездочёта, не совершала грех убийства и никогда не была рабыней. Ветер осушил мокрые волосы и кожу, как и всегда напоминая о том, что всё уходит, и всё меняется. Ускорив шаг, она почти дошла до парапета.
– Схватите её! – раздался за спиной знакомый голос, и вмиг её взяли под руки. От шока госпитальерка даже не закричала – она понимала, куда её поведут, и что никто уже не сможет ей помочь.
*
Башира провела рукой по сырому камню, на котором были выцарапаны кривые кресты, совсем такие, как в Храме Гроба Господня в Иерусалиме, оставленные первыми крестоносцами. И так тепло стало на душе, словно рядом незримо присутствовала родственная душа, возможно и не одна, чья жизнь оборвалась в этой камере. Может быть, здесь и погибла Садыка-Виктория, вспоминая Ариэля и вознося молитвы Деве Марии. Опустив руку в карман, иоаннитка с удивлением обнаружила свой розарий, и дрожащими пальцами достала его, чтобы спрятать в расщелине тюремной стены как напоминание о себе.
Из дальнего угла коридора послышалась твёрдая поступь. «Вот и моя смерть» – решила госпитальерка, и гордо распрямила спину. Башира не корила себя и не жалела ни о чём – сделав всё возможное для своего спасения, она потерпела неудачу – с кем не бывает? Она видела юношей её возраста, погибавших в первой же битве, вспоминала Поля, отдавшего жизнь зазря, и сама убивала, потому смерть более не казалась ей чем-то сверхъествественным, особенно когда она пряталась от неё по всему миру. Это была великая история, захватывающее приключение и большая трагедия юной девушки, обращённой в рабство. У решётки появился ага, и он вставил тяжёлый ржавый ключ в замочную скважину, туго провернув его.
– Султан Сулейман хочет видеть тебя.
От изумления девушка широко раскрыла глаза – этого она совсем не ожидала. Недовольный её промедлением, стражник грубо поволок беглянку наверх, передавая ожидавшей её калфе.
– Я не знаю, в чём твоя вина, но в таком виде ты не пойдёшь, – сердито шипела она, ощущая запах не до конца смытой запёкшейся крови и вглядываясь в безумный взгляд заплаканных глаз. Башира не знала эту калфу, как и она – её, и госпительерку обрадовало, что гаремных служанок не поставили в известность о том, кто она, и ей оставалось лишь покорно следовать за женщиной. – Ступай в хамам, – приказала рабыня, вталкивая француженку внутрь и запирая её там. – Грязное тряпьё оставь на полу, – бросила она напоследок.
«И снова всё идёт по моему плану» – ухмыльнулась ханым, подняв юбку и взглянув на надёжно примотанный к ноге кинжал. Если бы калфа вошла за ней, то осталась бы без него, но та даже не предусмотрела подобного исхода. Возможно, после случившегося бедную женщину накажут, но иоаннитку это уже мало беспокоило. Раздевшись догола, она села на мраморную плиту, и начала усердно отмываться, а разум уносил её в тот далёкий остывший хамам, где она знала только радости и утехи. Нежно проводя пальцами по телу, ей хотелось хотя бы немного воссоздать прикосновение рук Якуба. Она расслабленно откинулась к стене и, забываясь в этих ласках, никуда не торопясь и продлевая последние мгновения жизни. Словно раскат грома прозвучал удар в дверь и призыв калфы поторопиться. Башира взяла широкое полотенце, едва закрывавшее нож, и надёжно закрепила его на груди.
– Я готова, – уверенно произнесла госпитальерка.
Её сопроводили до какой-то комнаты, где калфа суетливо начала подбирать платье по росту и комплекции Баширы.
– Хочешь это? – она показала ханым белое платье, напоминавшее ей теперь похоронный саван. Расшитый сверкающим бисером шёлк был достоин султанш, но для иоаннитки была важна лишь пышная юбка, под которой не было заметно оружие.
– Да.
Она надела платье поверх полотенца, снимая его уже потом. Калфа подозрительно на это посмотрела, но ничего не сказала, и отправилась за украшениями, сменившими сотни хозяек. Служанка захотела снять талисман-тумар, но Башира остановила её.
– Можно не снимать его?
– Можно.
– А кольца? – ханым любовалась алым и лиловым камнем, не желая в последний миг расставаться с ними.
– Дело твоё.
– Спасибо, – с благодарной улыбкой девушка взглянула на ту, кто уже совсем скоро отведёт её на смерть.
Калфа грубо расчёсывала влажные волосы француженки, совсем не так, как это делал Якуб, и укладывала их на соблазнительно открытые плечи. Замаскировав чёрные круги под глазами и нездорово бледную кожу непрозрачной пудрой, служанка накрасила искусанные губы госпитальерки кроваво-красной помадой, а затем обвела глаза сурьмой. Привычными движениями она умащивала шею девушки, грудь и руки, а Башира глубоко вдыхала этот приятный аромат, напоминавший тот, что царил в салоне Якуба, которым он был пропитан и сам. В зеркале она видела дивный раскрывшийся цветок, готовый напоследок показать миру свою таинственную красоту и неизбежно увянуть. Ей уже доводилось видеть, как великолепен человек в шаге от погибели, и теперь она наблюдала таковой уже себя.
– Хатун, мы готовы, – калфа подозвала других рабынь, и они спешно вошли в покои, чтобы сопроводить француженку.
Золотой путь расстелился пред Баширой Ханым Эфенди, но ей он казался усеянным лезвиями и залитым кровью. Однако она переступала свой страх с каждым шагом, гордо держа подбородок и осанку. Хранитель покоев известил, что султан ожидает беглую наложницу внутри.
Сделав глубокий вдох, госпитальерка приготовилась встретиться лицом к лицу со своим злейшим врагом. Она не поклонилась, но Сулейман стоял спиной и не увидел этого.
– Ибрагим-паша сказал, что ты сбежала из дворца. Кто ты такая? Как ты посмела? – он был возмущён, но едва повышал голос, не желая тратить силы на свою жалкую рабу. Султан обернулся и столкнулся глазами со смелым и прямым взглядом приведённой хатун. – Наказание за такую немыслимую дерзость – смерть. Отвечай. Я жду объяснений.
– Я была в Эдирне, когда меня готовили к вашему приезду, но другие девушки позавидовали мне, заперли в комнате и подожгли. Я спаслась, но они угрожали мне расправой. Я испугалась и сбежала, каждый миг проливая слёзы по упущенной возможности увидеть вас, – госпитальерка машинально озвучивала заранее подготовленные слова, слабо надеясь на то, что Сулейман поверит. – Я молила Аллаха, чтобы мне дали второй шанс, и вот, я перед вами, – её алые уста изогнулись в приторной улыбке, а в глазах отражалось лишь бесконечное презрение к своему злейшему врагу. Султана заинтересовала эта хатун, и он подошёл ближе, чтобы провести рукой по её необычным белым волосам.
– Откуда ты?
– С Родоса.
– Гречанка?
– Француженка, о, Владыка мира.
Падишах удовлетворённо улыбнулся, и, взглянув на свою пленницу, он прильнул к её губам. Башира опешила, ей стало противно, но она ответила на поцелуй. Сулеймана распалила заморская красота наложницы, и он продолжил опытно осыпать ласками её шею и плечи, однако вместо удовольствия все эти прикосновения вызывали лишь отвращение и неприязнь. Он вновь впился в уста девушки, уводя её к своему ложе. Правитель мягко толкнул рабыню на постель, а сам навис над ней. Его похотливые руки проходили по соблазнительно вздымавшейся груди девушки, талии, бёдрам, он смаковал их, но не спешил вкушать, осознавая, что покорная жертва не посмеет противиться его воле. Башира же изображала удовольствие и трепет, в то время как её охватывала тошнота и брезгливость. Взяв её под колени, он притянул девушку к себе, и вновь склонился для поцелуя. Опираясь о кровать, султан свободной рукой управлялся с замысловатой застёжкой на поясе. Госпитальерка же прижимала его спину ближе к себе, в то время как ловкие пальцы левой руки проникли под юбку, и сомкнулись на рукояти кинжала. Француженка столько раз представляла себе этот миг, и вот теперь реальность в точности совпадала с её мечтами. Она ударила султана ножом в бок, закричав «Deus vult!». Тот зашипел от боли, зажав рану, и отстранился от девушки.
– Стража! – скомандовал он. – Бросьте в темницу эту неверную!
Башира ответила лишь раскатистым хохотом, не выпуская из рук обагрившийся кинжал Великого Магистра. Когда аги поволокли её из султанской палаты, выбив у неё нож, другие слуги справлялись о здоровье султана, но тот лишь отмахнулся, что рана несерьёзная. Госпитальерку это до боли опечалило, но она радовалась, что не позволила завладеть собой. Она покинула покои с надменной улыбкой и гордо поднятым подбородком, но в глазах скупыми слезами блестела тоска по её утекающей молодой жизни. Навстречу конвоирам и их заключённой шёл Искендер Челеби с юной женой, Устадашах Ханым. Девушка храбро преградила дорогу стражникам, чтобы напоследок поговорить со своей знакомой.
