Текст книги "Я всегда буду рядом (СИ)"

Автор книги: Noniko_27

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)

– Обычное дело для малолетки, – подчёркнуто равнодушно отмахнулась Джулия. В этой черте характера они были похожи: чем сильнее их что-то эмоционально ранило, тем активнее прикидывались безразличными. – Поэтому я с детишками и не связываюсь. Никаких гарантий и конкретики. Да и вкусы у него… у мальчика явно спермотоксикоз: бросается на всех, у кого есть сиськи и письки. Да она ему в матери годится! Уже вся рожа в морщинах. Но этот придурок-то на рожу и не смотрит, главное – сиськи и писька.

– Бьянка старше тебя всего лишь на пять лет. И сыну её двенадцать, а не двадцать.

– Вот именно. Ей всего-то за тридцатник стукнуло, а она уже себя так запустила. Что с глазами этого идиота?

– Джулс… ты что ли?.. – Аннель поражённо прикрыла рот ладонью.

– Нет! – рявкнула она так, что несколько посетителей в кафе покосилось в их сторону. – Ничего подобного!..

Джулия принялась с остервенением ломать вилкой несчастный кусок яблочного пирога из цельнозерновой муки. Он и без того выглядел не слишком аппетитно, а, превратившись в однородную буровато серую массу, окончательно растерял съедобный вид.

– Прости, – дотянувшись до сжатого кулака подруги, она накрыла его ладонью, – неудачная шутка.

– Я не западу больше ни на одного мужика, до конца своей жизни. Усекла?

– Знаю. Будешь любить до конца своих дней исключительно меня.

– Именно!

Кулак разжался, и они переплели пальцы в замок. Со стороны их могли принять за повздоривших и теперь померившихся любовниц. Пожилая женщина, сидящая за соседнем столиком, видимо именно в таком ключе о них и подумала. Презрительно скривила тонкие усохшие губы и отвернулась, звякнув большими металлическими серёжками в обвисших мочках ушей.

– И вообще, тебе не показалось странным, его поведение? – изумрудные глаза сощурились и устаивались на неё, как на преступницу. – Ему было глубоко наплевать, что и как говорили о его подружке. Но стоило ей зашипеть в твою сторону, как Ланц весь прям встрепенулся и зарычал.

– Наверное, хочет перед шефом выслужиться, – задумчиво предположила Аннель. – Сейчас вокруг меня довольно специфические слухи ходят. А он далеко не дурак.

– Нет, так не смотрят на тех, при помощи кого хотят закрепиться на должности.

– Господи, ты же не думаешь, что он запал на меня?

– Нет, конечно, – фыркнула Джулия, сверкнув кривой улыбкой. – Там что-то совсем другое. Сексуальный интерес Ланц проявляет более очевидными вещами – не ходит вокруг да около. Твою же лапку он сжимал с нежностью… дедули?

– Жест, конечно, для него нетипичный, но… дедуля? Ты слишком сурова!

– Ты говоришь, что раньше о нём ничего не слышала?

– Впервые увидела несколько месяцев назад, когда он явился на собеседование.

– Может в детстве в одну школу ходили или какую-нибудь спортивную секцию? Вспомни, у тебя точно не было мелкого, с которым ты нянькалась? Он ведёт себя как приласканный щенок, что хоть и вырос, но помнит человека, что чесал ему за ухом и давал колбасу.

– Нет, Джулс. Я половину своего детства провела в психушках. Особенно тяжело мне дался подростковый возраст, когда гормоны взыграли. И не с какими мальчиками на пять лет младше меня, я не общалась.

– Вдвойне странно…

Они расплатились по счёту. Вернее расплатилась Джулия – её очередь. И вышли на солнечную улицу. Молодая трава зеленила кусочки земли, не закатанные в асфальт, а на всё ещё голых деревьях стали обрастать маленькими симпатичными почками. Ещё пару недель и скрюченные ветки спрячутся за пушистостью листвы.

Глубоко вздохнув, Аннель зажмурилась и призналась:

– Я улетаю в командировку.

– Что?! Опять?! Когда?

– Завтра.

– Вы же пару дней назад вернулись! Какого чёрта?!

– В этот раз не по работе – по личным обстоятельствам шефа. Что-то произошло с его родственником. Не знаю, насколько затянется эта поездка.

– Этот Нейпер у меня уже в печёнках сидит с его командировками. Начинает складываться впечатление, что он делает все, чтобы свести наше общение на минимум, – хмуро отметила Джулия, позволив подхватить себя под локоть. – Слушай, а зачем ты вообще тогда снимаешь квартиру? Может, перевезём твои вещи ко мне? Всё равно ты дома ночуешь от силы раз пять в месяц.

– Не пять. Побольше. Но я подумаю над твоим предложением.

– Что тут думать. Я займусь твоим переездом, пока ты будешь в этой проклятой командировке.

***

Родной город шефа встретил их хмурой, дождливой погодой. Мелкой, противной изморосью, из-за косово ветра, от которой нельзя было спрятаться под зонтом. Сначала они решили заселиться в отель, принять душ, переодеться с дороги и пообедать. На всё ушло не больше пары часов. А затем уже отправились в пансионат, где содержался Нейпер старший.

Байрон Нейпер – последний живой родственник, что имел с шефом прямое кровное родство. О семье начальника Аннель узнала всего несколько часов назад, пока они летели шестичасовым рейсом в Лефорд. Он сам ей всё рассказал и ответил на все вопросы, возникшие у неё походу осознавания: сколько несчастий выпало на его многострадальную судьбу.

Пожилой мужчина оформил над Куртом опеку, когда тому едва исполнилось десять лет, после трагической смерти родителей, погибших в автокатастрофе.

Одним поздним вечером они возвращались, чтобы забрать его от бабушки со стороны мамы. Но на въезде в город в них на башенной скорости врезался внедорожник под управлением молодого парня, что решил покуражиться, предварительно хорошенько чем-то подзарядившись: не то алкоголем, не то наркотиками. У них не было и шанса выжить в седане, пусть и представительского класса, но всё же на полторы тонны более лёгком, чем джип на высокой подвеске. Машину смяло и выкинуло на обочину, как консервную банку. Виновник же аварии скрылся с места преступления и его ещё несколько дней отлавливали по всей стране.

Родственников у внезапно осиротевшего ребёнка почти не осталось. У родителей была большая разница в возрасте – в тринадцать лет. Мама родила его в двадцать девять, в то время как отцу уже стукнуло за сорок. Они происходили из разных социальных прослоек, поэтому многие не приняли их союз. В особенности вся высокопородная родня, что носила фамилию Нейпер.

Однако после смерти младшего сына, тогда ещё живой девяностолетний аристократ наказал старшему и единственному приемнику титула, передающегося по наследству в мужской линии, забрать мальчика в семью и воспитать в соответствии с их дворянским происхождением. Байрон, к тому времени дважды овдовевший, но так ни разу и не ставший отцом, охотно выполнил наказ своего предка. Поскольку ему уже перевалило за шестьдесят, и он окончательно оставил попытки собственными силами продлить род.

Дядя не отличался мягким нравом. Он многое давал: престижное образование, дополнительные частные занятия по музыке и фехтованию, сбалансированное питание, дорогую одежду и ещё более дорогие аксессуары. Но и требовал не меньше. Запрещал заниматься бесполезными на его взгляд вещами. Критиковал за общение с детьми недостаточно благородных кровей. Впрочем, стоило отдать должное, в отличие от своих предков, он не вмешивался в личную жизнь воспитанника. Пилил, кряхтел и чванливо брюзжал всякий раз, как до его ушей доходило, что Курт общался со сверстниками из городских школ. Тем не менее концерты дядя исполнял наедине за закрытыми дверями, в попытке образумить своего отпрыска, а не навредить чужим. Старшее же поколение Нейперов предпочитало действовать более радикально. Они запугивали бедняков, безжалостно рушили их жизни, или изгоняя из семьи тех, кто отказывался следовать правилам. Так и с отцом разорвали все отношения, когда узнали о его намеренье жениться на женщине из обычного люда.

Шеф рассказывал о детстве так, будто речь шла не о нём, а о каком-то совершенно чужом и незнакомым ему Курте Нейпере. Холодно и отстранённо. Сначала Аннель подумала, что таким образом срабатывает защитный механизм у его психики. Но потом он добавил, что позже тоже попал в автомобильную аварию. С трудом выжил, но потерял большую часть воспоминаний. Поэтому о родителях и детстве знает в основном по чужим словам.

– Так значит, ваш дядя совсем плох? – сочувственно поинтересовалась она, не отрывая глаз от пустой дороги. Точно это ей приходилось управлять автомобилем, взятым на прокат, чтобы добраться до пансионата, расположенным за городом, а не шефу.

– Скорее всего, да. Альцгеймер ещё никому жизнь не украшал.

– Как давно ему поставили диагноз?

– Двенадцать лет назад.

Искоса кинув озабоченный взгляд на шефа, Аннель переплела свои пальцы в замок и стала подбираться в уме слова утешения: не банальные, не формальные, а отражавшие всю глубину её искренности. Но чем больше думала, что со смертью дяди он останется в полном одиночестве, тем сильнее у неё начинало щемить в груди.

Быть покинутым всеми близкими. Жить одной работой. Друзей или любимой девушки – и тех нет, из-за того, что постоянно приходилось держать оборону перед теми, кто хотел им всего лишь воспользоваться. Нажиться на богатстве, наиграться с красимым телом. Характер у него, конечно, немного скверный. Временами просто невыносимый. Но всё же, шеф оставался хорошим человеком. В свою сторону Аннель почти постоянно чувствовала исходящую от него доброту и заботу, в то время как сама не давала ничего взамен.

– Я хочу, чтобы вы знали, что можете положиться на меня, – тихо произнесла она. Поймала его озадаченный взгляд и добавила: – даже если в будущем каждый из нас пойдет собственной дорогой, в трудную минуту я всегда протяну вам руку помощи.

– Я предпочту ногу. Уж больно они у тебя аппетитные, – съехидничал шеф, отправив парой фраз в нокаут всё её желание как-то его утешить. – Увольняться собралась?

– Нет, конечно. Я помню о космическом штрафе за одностороннее расторжение контракта.

– Тогда что за подозрительные речи о разных дорогах?

– Суть моей речи была немного в ином, – проворчала Аннель и затихла, разглядывая комплекс из пяти одинаковых трёхэтажных зданий. Они расположились полукругом, в центре которого оживал после зимней спячки ухоженный сад. – Но вообще, контракт заключён на пять лет. А позже я вполне могу не захотеть его продлевать, так как он накладывает на мою жизнь слишком много ограничений.

Шеф припаривал машину на краю стоянки, расположенной как раз напротив миниатюрного парка. И ей вспомнилась любопытная теория из одной книжки по криминальной психологии, что предполагала у людей, неосознанно выбирающих самые дальние столики в ресторане или последние места в автобусе, наличие наклонностей к слежке и преследованию.

Улыбнувшись нелепости мысли, что такой мужчина, как Курт Нейпер может кого-то одаривать до того навязчивым вниманием, что захотелось бы спрятать от него за спинами полицейских, Аннель отстегнула ремень безопасности.

– Ты ещё не поняла? – обронил он с томной усмешкой, вынудив её перевести взгляд на лицо, едва задетое грустью. Протянул к ней руку, нежно огладил тыльной стороной ладони щёку и фалангой указательного пальца провёл под нижней губой, словно очерчивая её. – Мы никогда не расстанемся.

Она растерянно моргнула. И как трактовать его слова: как признание в чувствах? Или как заявление о пожизненном рабстве? Попыталась себя привычно осадить, убедить, что надумывает лишнего. Но сердце не желало поддаваться уговорам и бешено бухало в груди, так и подмывая задать давно мучающий её вопрос.

Наконец Аннель собрала всю храбрость в кулак, приготовилась спросить – пикантная своей красноречивостью фраза уже вертелись на кончике языка, а шеф взял и выбрался из салона автомобиля. Педантично одёрнул пиджак и поторопил её:

– Чего застыла? Ждёшь волшебного поцелуя?

– Ага, вот только принцев по близости не вижу, – разочарованно буркнула она, последовав его примеру.

– Да кому нужны эти слащавые хлюпики, ратующие за добро во всём мире?

– Может, как минимум половине женского населения?

– Ты наверное хотела сказать: скучной половине женского населения, – он интонационно выделил добавленное слово. И, не преставая шагать рядом, придвинулся к ней, чтобы шепнуть на ухо: – но мы-то знаем, кто нужен конкретно тебе – и это далеко не принц.

Стоило им оказаться в фойе главного корпуса пансионата, как вся игривость в настроение шефа сошла на нет. Он внимательно слушал врача, что рассказывал о тяжёлом состоянии его восьмидесятилетнего дяди.

Галантный мужчина средних лет деликатно объяснил, что в среднем люди с болезнью Альцгеймера живут от восьми до десяти лет. Пансионат сделал всё возможное, чтобы Байрон Нейпер прожил как можно более длинную и качественную, для его состояния, жизнь. Однако теперь они бессильны перед его текущем состоянием.

Смерть мозга – необратимый процесс, равноценный смерти человека в общем смысле этого слова. Сердце старика стучало и гоняло кровь по венам исключительно из-за аппарата искусственной вентиляции лёгких. Техника поддерживала видимость жизни в его теле, но на деле – он мёртв уже как двое суток.

Они зашли в палату, и шеф опустился на стул возле постели дяди. Он молча разглядывал осунувшееся лицо с запавшими глазницами, точно пытался запомнить каждую морщинку. Долго и пристально. Вдруг сильно наклонил голову, сгорбился и сложил руки в замок на шеи.

Невозможно представить, что хуже: хоронить почти постороннего человека, о котором толком ничего не помнишь, или ворчливого, моментами неприятного, но всё же родного дядьку. Отношения бывают трагичными и полными обид, но всё же в любой ситуации зло идёт рука об руку с добром – с какой бы аристократичной строгостью старик не подходил к воспитанию племянника, он наверняка любил его и по своему выражал заботу.

Шеф не рыдал, и даже скупой слезинки не пустил, но это вовсе не говорило о том, что на душе у него не скребли кошки. Аннель прекрасно понимала, насколько мучительна могла быть ментальная боль, не идущая ни в какое сравнение с физической. Поэтому она тихо подошла и положила ладонь ему на плечо. Успокаивающе постучала пальцами.

Его тёплая рука опустилась на её кисть и слегка ту сжала.

Время тянулось бесконечно долго, но всё же наступил момент, когда он поднял на неё глаза и попросил привести доктора.

Отключение Байрона Нейпера от аппаратуры происходило в полной тишине. После прощания пришёл черёд бюрократии. Шеф ушёл заполнять и подписывать все необходимые документы, а Аннель села за телефон, занявшись организацией похорон. Она не догадывалась, сколько нюансов нуждалось в её внимании. Наивно полагала, что достаточно купить место на кладбище и заказать мемориальную табличку, но на деле количеству ритуальных услуг не было концу и краю. Пришлось позвонить в агентство, специализирующееся на организации похорон, и нанять квалифицированного человека.

Вернулись в отель они поздно вечером. Скромно поужинали в номере и до полуночи слушали музыку в полумраке гостиной, в компании бутылки полусладкого вина. Шеф вёл себя более сдержанно, чем обычно. Меньше острил и пускал в сторону Аннель двусмысленных замечаний. А ещё усердно делал вид, что смерть дяди – данность, которую следовало покорно принять.

Он облокотился на подоконник у длинного окна и смотрел куда-то вдаль, поверх улиц ночного города, утопающих в жёлтом свете высоких фонарей, разноцветных неоновых вывесок и холодных белых фар автомобилей, круглосуточно снующих по широкому проспекту. На чёрное беззвёздное небо. Лишь на миг отвлёкся, когда она подошла и встала рядом – плечом к плечу, а затем снова устремил задумчивый взгляд в размытую границу горизонта.

– Иногда нужно выговориться, чтобы почувствовать себя лучше. Выплеснуть на кого-нибудь свои переживания, озвучить страхи – пока будете переводить образы и эмоции в слова, сами не заметите, как в голове наступит порядок. – Аннель предпочла виду из окна изящный профиль. Хотелось прикоснуться, провести подушечками пальцев по линии нижней челюсти, ощутить тонус вздувшихся желваков. Она глотнула вина и с расслабленной улыбкой добавила: – я предлагаю вам свои уши, в то время как сама вынуждена посещать психотерапевта и каждый час беседы оплачивать круглой суммой.

– Это ты так тонко намекаешь на премию?

– Премия – вещь чудесная… но нет, я намекаю, что сохраню ваши секреты не хуже профессионала.

– Сколько ты ещё мне Вы-кать собираешься? – недовольно процедил шеф сквозь зубы. Притянул её за запястье, поставив перед собой, и обнял со спины. – Ты можешь, хотя бы наедине отбросить эти раздражающие формальности? Неужели я так многого прошу? Как я могу раскрыться перед тобой – человеком, что видит во мне исключительно грозное начальство?

– Я не… – она замолчала, едва успев сообразить, что собралась ляпнуть. Всё же первой заявлять об интересе, выходящем за рамки профессиональной этики, не в её характере. Опрокинула голову назад, прислонив затылок к его ключице, и шумно выдохнула. – Хорошо. Я постараюсь. Но только внерабочее время.

– Я вызываю у тебя жалость?

– Скорее я понимаю и сопереживаю… тебе.

Руки обнимающие поперёк живота теснее прижали Аннель спиной к его груди. В районе лапоток учащённо забилось сердце, вот только чьё именно – непонятно. Могли ли их сердца сравняться в ритме и теперь биться в унисон?

– Я никогда особо не боялся одиночества. Скорее наоборот – мысли о большой семье меня угнетали. Одно время даже был убеждён, что у меня не всё в порядке с головой и я на физиологическом уровне не способен на близкие эмоциональные связи с другими людьми. Как какой-то моральный урод…

– Просто у тебя было сложное детство и травмы, заставившие почувствовать себя потерянным, – она погладила Курта по предплечью. – Это нормально – закрыться ото всех, чтобы защитить себя.

– Да, как позже выяснилось, я способен не только на симпатию, но и на глубочайшую привязанность, – он надрывно хохотнул, и в его смехе не проскочило ни намёка на веселье. Сразу стало ясно: однажды перед кем-то уже раскрылся и этот кто-то сделал ему очень больно. – Я встретил девушку и полюбил её так сильно, что всё остальное потеряло смысл. Мои слова могут показаться слишком банальными и вычурными, но другими невозможно описать то, что я испытываю: она стала центром моей вселенной. Весь мир замкнулся и крутиться вокруг неё – для неё. И теперь меня пугает совсем другая мысль, вынуждает не спать по ночам, постоянно тревожиться и злиться: что, если я не смогу добиться взаимности от этой девушки? Что мне тогда делать?

Откровенность признания, сама его суть, ударила Аннель под дых не хуже боксёрской перчатки, выбила почву из-под ног и подвесила вверх тормашками. Да ему следовало вручить медаль – непредсказуемость года.

Тем не менее, несмотря на смятение и горечь разочарования, она заставила себя спросить:

– А эта девушка знает о твоих чувствах?

– Думаю, она в них сомневается.

– Понять её можно… не каждый день в тебя влюбляется настолько необыкновенный мужчина.

– Что мне сделать, чтобы она перестала нас мучить этой неопределённостью?

Вот уж кому следовало жаловаться на неопределённость в отношениях в последнюю очередь – так это ему. Сам творил чёрт знает что, даже сейчас продолжал обнимать одну, в то время как думал совсем о другой.

Её захлестнула такая всепоглощающая обида, что Аннель не выдержала и грубо дёрнулась из кольца рук. Развернулась к Курту лицом и толкнула, увеличивая между ними дистанцию. В груди клокотало, глаза щипало, и чтобы не разреветься прямо перед ним, она до тупой боли в висках сжала челюсть, тыкнула пальцем в районе его сердца и отчаянно прошипела:

– Быть честным и не морочить никому голову!

Он выглядел сбитым с толку. Смотрел на неё как на ласковую зверюшку, не пойми почему вдруг вставшую на дыбы и оскалившую зубы. Его лицо наполовину утопало в тени, но Аннель всё равно уловила, как дёрнулись уголки рта, расходясь в улыбке. А уже в следующую секунду Курт опрокинул голову и громко рассмеялся.

По щекам побежали злые слёзы. И когда он заметил их, то попытался её обнять, но она воспротивилась. Стала отбиваться от его проклятых приставаний кулаками, не переставая выкрикивать:

– Отвали от меня! Не трогай, козёл! Убери свои поганые руки!

Какое время они молча боролись, а потом Курт не выдержал, грязно выругался, закинул её на плечо, как мешок картошки, и потащил в свою спальню.

Аннель брыкалась и даже пробовала кусаться. Наверняка оставила расчудесный след на его пояснице под рубашкой. Но всё равно в конечном итоге оказалась лежащей на чужой холодной постели, придавленной горячим и ещё совсем недавно желанным телом.

Шумно дыша, она немигающе смотрела в глаза нависающего над ней Курта, и мысленно готовилась ко второму раунду. Но этот высокомерный гадёныш перечеркнул тщательно накопленные намеренья воевать до победного всего одной фразой. Три слова, произнесённые спокойным тоном, осудили её пыл получше ведра ледяной воды. И что сбивало больше всего – Аннель не услышала ни малейшего оттенка, слабого полутона, что выдал бы фальшь.

– Я люблю тебя, – лаконично поведал он и поднялся с неё.

========== Восемнадцатая глава ==========

Курт сидел на краю кровати к ней спиной. Сначала огорошил своим признанием, а затем отвернулся и ушёл в молчанку. Аннель же продолжала лежать в той позе с запрокинутыми руками, что он её оставил. Будто одно неловкое движение могло разрушить хрупкое равновесие, зависшее в воздухе между ними подобно гильотине.

В голове стоял кавардак, информационный шум из разных обрывков фраз, спонтанных образов. Она всё никак не могла определиться с тем, как ей стоило отреагировать. Постоянно отвлекалась на воспоминания, что теперь заиграли новыми красками. И самое удивительное, испытывала ужасное смущение, всякий раз как думала о прямолинейных в своей впечатляющей искренности словах, сказанных в полумраке гостиной. Это Курт распахнул душу и вывалил на неё свои переживания, отчего же ей тогда так хотелось спрятаться и забаррикадироваться в чулане, подальше от чужих глаз?

Руки затекли – мышцы стали покалывать мелкими неприятными иголочками. Аннель медленно их опустила, привстала на локти и тихо произнесла:

– Это немного выбивает из колеи.

Кинув на неё из-за плеча утомлённый взгляд, Курт улыбнулся краешками губ.

– Как давно? – спросила она, и тут же скривилась от осознания собственной эгоистичной трусливости: расспрашивать другого всяко легче, чем раскрываться самой.

– Да явно подольше, чем у тебя, – в его ответе проскочила извращённая гармония из несочетаемых эмоций. Голос звучал так диссонансно весело и мрачно, что ей не удалось удержаться от глухого смешка. – Конечно, не сразу понял, что к чему – видишь ли, я не особо влюбчивый мужчина. В одно хмурое утро мои глаза по необъяснимой причине зацепились за симпатичную девушку, взирающую на всё вокруг с равнодушной отстранённостью. На первый взгляд она мне не показалась какой-то особенной – чудо какой красивой. Хорошеньких в наше время, что ли мало? Но при этом в ней ощущалось что-то неправильное, надломленное. Что-то такое, в чём захотелось разобраться.

– Однако у тебя довольно специфические вкусы.

– Честно говоря, я сам себе не мог объяснить, что заставляло меня постоянно искать тебя глазами. Просто испытывал в этом потребность на уровне базовых инстинктов. А потом мы постепенно сблизились. И по мере того, как я узнавал о твоих мелких привычках, особенностях характера и мыслях – вот уж чем ты действительно не любишь делиться – всё глубже и основательнее влюблялся.

Ему так легко давалась откровенность, что Аннель даже испытала зависть. Для неё подобное выражение чувств оставалось за гранью недоступной роскоши.

Как можно говорить о том, в чём сама не до конца определилась? Её влекло к нему – факт. Хотелось касаться загорелой кожи, ловить на себе взгляд хитро прищуренных глаз, утопать в бархатистой хрипотце голоса и наслаждаться видом игривой улыбки, обращённой одной лишь ей. Но можно ли это всё подвести под черту ёмкого и вместе с тем бесконечно неопределенного – «‎люблю»‎. Они впервые встретились друг с другом всего пять месяцев назад. Для кого-то этого срока было достаточно, чтобы пожениться. Она же всё время оборонялась, усердно занимаясь самовнушением, направленным на то, чтобы не влюбиться.

Сопротивляться выходило скверно. Из разряда: против лома нет приёма. У неё то и дело сносило крышу, и Аннель с трудом удерживала себя от изнасилования собственного начальства. Кто ж знал, что этот искуситель-интриган провоцировал её на действия интимного характера от большой любви?

Откинувшись на выставленные назад руки, Курт пристально посмотрел на неё, точно к чему-то подталкивая, но так и не дождавшись никакой реакции, протяжно вздохнул и спросил упавшим голосом:

– А ты? Что ты чувствуешь ко мне? Я могу надеяться на взаимность?

– Я… мне сложно говорить на подобные темы, – призналась она и села рядом, тоже спустив босые ступни на мягкий ковёр. – Сейчас могу сказать уверенно только то, что ты мне интересен как мужчина. Но я пока слишком мало о тебе знаю, поэтому не хочу заранее обнадёживать громкими заявлениями.

– Могу ускорить процесс? Я готов ответить на любые твои вопросы.

– Нет, за сегодня я и так много нового узнала.

– Почему с тобой всегда так сложно? – не то простонал, не то прорычал Курт в приступе острого негодования. И принялся разжёвывать ей, как меленькому ребёнку: – Нет, я, конечно, люблю трудности, но очевидно же, что ты влюблена в меня не меньше. Эта сцена ревности была красноречивее любых слов. Почему ты продолжаешь отрицать глубину своих чувств?.. Всего-то интересен?

– Какая сцена ревности? Я разозлилась совсем по другой причине.

– И какой же? – он придвинул своё лицо так близко, что Аннель почувствовала дыхание на своих губах. – Чего затихла как пугливый воробушек? Я тебя не поцелую, пока не признаешься.

– Что? – окончательно опешила она.

– Ты меня любишь?

– Это…

– Хочешь меня?

– Зачем ты всё усложняешь?! – Аннель вскочила на ноги и сложила руки на груди.

– Нет, это ты здесь всё усложняешь. Я же пытаюсь добиться от тебя хоть одного внятного ответа.

– Почему ты такой напористый?

– Не любишь напористых мужчин? – ехидно уточнил Курт, выгнув бровь.

– Не то, чтобы не люблю. Просто сейчас такое поведение неуместно… Мы… Я понимаю, у тебя стресс из-за похорон дяди и ты пытаешься переключиться на что-то другое, отвлечься от неприятных мыслей…

– Бред, – бесцеремонно перебил он. – Я прекрасно осведомлён, что даже до потери памяти у меня никогда не было близких отношений с ним. Думаешь, в шестнадцать лет переезжают на съемное жильё от хорошей жизни? Очевидно – мы не ладили. А наши отношения всё равно нуждались в обсуждении: не сегодня, так завтра – это был вопрос времени. Ты позволяешь себя целовать, обнимать, даже готова со мной переспать, но при этом не хочешь обсудить, что между нами приходит?

Казалось, что за последние годы, тем более проведённые в обществе любвеобильной и необремененной лишними обязательствами Джулии, ей удалось заматереть. Что волшебство между мужчиной и женщиной может произойти из-за искры, вспыхнувшей на миг – длинной в ночь. Но стоило встретить на своём пути этого самоуверенного, прущего как бульдозер, Курта Нейпера, и всё рухнуло. Фасад свободомыслящей и в меру раскрепощённой женщины сложился подобно карточному домику. Аннель вновь ощущала себя пятнадцатилетней, ни разу не целовавшейся девчонкой, что смущалась каждому мимолётом брошенному на неё взгляду понравившегося парня.

Круто развернувшись, она успела сделать лишь шаг в направлении двери, прежде чем её схватили за запястье чужие пальцы. На красивом лице отразилось беспокойство, а губы почти беззвучно шевельнулись:

– Ты куда?

– Хочу принять душ.

– Опять сбегаешь?

– Нет, – Аннель почувствовала, как её щёки краснеют от воспоминаний, при каких обстоятельствах она в прошлый раз смылась под столь благовидным предлогом. – Сейчас я на самом деле хочу сходить в душ. День был длинный – мы провели на ногах больше двадцати часов. Я физически в этом нуждаюсь, понимаешь?

– Я могу присоединиться к тебе? – в его тоне прорезались хищные нотки, и она непроизвольно одернула руку, прижав её к груди. – Это понимать, как нет?

Растерянно пожевав нижнюю губу, Аннель так и не нашлась, что ему ответить. Именно поэтому не придумала ничего лучше, чем молча сбежать из спальни подстать перепуганному зайцу. А уже стоя в большом роскошно обставленном санузле, запоздало подумала о пижаме, что забыла захватить с собой. Впрочем, можно обойтись и халатом, весящем на одном из крючков рядом с банными полотенцами.

Она потянулась к щеколде на двери, дотронулась до маленькой металлической бусинки и замерла. В её поведении и правда отсутствовал здравый смысл. Сама же охотно подставлялась и отвечала на его ласки. И вот Курт показал серьёзность своих намерений. Первым сделал шаг к ней на встречу. Казалось бы, радуйся – потаённые мечты и надежды исполнились. Но нет, в её дурной голове снова что-то перещёлкнуло, побуждая идти на попятную.

– Что со мной не так? – она стукнулась затылком и медленно сползла по двери, осев на кафельной плитке. Закрыла лицо ладонями и обречённо усмехнулась: – и кого я пытаюсь обмануть?..

Поднявшись с пола, Аннель не стала закрывать дверь. Решила оставить всё на волю случая: присоединится он к ней в душе или нет, теперь завесило от его упрямства. Если пойдет проверять дверь, то окажется приятно удивлён. А если останется сидеть в спальне, то сам себя лишит интересного времяпрепровождения. Всё же ей больше нравились инициативные мужчины. Пусть временами наглые и напористые – в этих чертах характера и заключалась основа их привлекательности.

Горячая вода обожгла грудь и плечи, спустилась по телу к замёрзшим ногам. Ступни словно окатило кипятком, но Аннель перетерпела несколько секунд, давая телу привыкнуть и согреться, а затем подставила голову под упругие струи, успокаивающе забарабанившие по темечку. Она не знала, сколько времени провела застыв в одной позе. Но когда поясницу огладил сквозняк, то вынырнула из блаженной неги, развернулась и открыла глаза.

Ладони Курта легли ей на талию и удержали на месте, не дав отшатнутся. Сам же он встал придельно близко. Их обнажённые тела разделяло не больше пары сантиметров. Аннель взволнованно смотрела ему прямо в глаза, даже на секунду боясь отвести взгляд и случайно выхватить то, на чём и без того концентрировалось её периферическое зрение.

– Ты не закрыла дверь – я принял это за приглашение, – низким от возбуждения голосом произнёс Курт.

– Оставила выбор за тобой, – её голос тоже звучал иначе.

Он наклонил голову. Вода тут же намочила часть его распущенных волос, одна толстая прядь разметалась по высокой скуле и скрыла глаз. Но никому из них до неё не было дела – лицо с маняще приоткрытыми губами продолжало постепенно приближаться. До прикосновения оставались считанные миллиметры. Аннель прикрыла веки и чуть привстала на носочки.