Текст книги "Звёздная ночь (СИ)"

Автор книги: neverwanttobewithyouanymore

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

– Я серьезно. Ты вышла замуж за придурка, который катался на своём идиотском мотоцикле и постоянно лез в драки, – я на секунду оставляю пакет, чтобы вскинуть руками, – Вот и результат.

– Вот именно, что я вышла замуж за придурка, который лез в драки и находил миллионы способов не принимать участия в нашей жизни, – я слышу, как она делает несколько шагов вперёд, пока я откидываю в сторону второй пакет и беру следующий, – Но ты не тот человек, о котором мы сейчас говорим. Ты никогда не бросал меня или Субина, чтобы жить в своё удовольствие. Ты помогаешь нам каждый день, и я уверена, что так будет всегда. Потому что я верю в тебя.

– Зато другие – нет, – в моей интонации звучит несвойственная мне обреченность, ведь это отношение окружающих все ещё имело возможность лишний раз уколоть меня. Как бы я не делал вид, что испытываю лишь безразличие, и как бы не пытался убедить в этом самого себя, это было далеко от правды.

– А Лиён – да, – её имя с уст матери огнём проходит по венам, по пути полностью сжигая их и приводя в чувства, что аж руки застывают на месте, не решаясь сделать лишнее движение, – Мне тяжело смотреть на то, как ты отталкиваешь её, – она подходит и перебирает вешалки, разыскивая что-то среди кучи барахла, – И сидишь в подвале, собирая пыльные шмотки, когда вместо этого можешь быть на выпускном, – саркастично добавляет она.

Я предпочёл не комментировать это, потому что понимал, что объективно анализировать ситуацию, не зная всех подробностей про отца Лиён и кучу другого, что сыграло свою роль, было тяжело. Я и сам был не прочь признать, что все мои последние действия по отношению к Лиён – глупость и несуразица.

Я вижу, как она находит прозрачный чехол с чёрным смокингом внутри и вывешивает его вперёд. Проводит по нему ладонью, чтобы стереть пыль.

– Он никогда не мог сделать выбор в пользу того, что ему дорого. Поэтому всё разрушилось, – тихо проговаривает она, смотря на мое лицо, – Мне кажется, что он и сам не знал, что ему нужно, иначе бы не ушёл.

Меня чуть ли не передернуло от того, как сильно что-то укололо меня в области груди, после чего я будто бы очнулся из долгой прострации, в которой даже не знал, что находился.

Всё, о чем я думал, было не больше, чем самовнушение, и на самом деле отец и я – два совершенно разных человека. Испытывал ли он что-то, кроме чувства собственного превосходства над другими, когда поступал так, как хочется только ему? Больше чем уверен, что нет, и что сейчас он не испытывал и капли сожаления, что причинял родным людям боль и унижение, которые они не заслужили. Как и не испытывал сожаления, что сделал свой выбор в пользу других вещей, которые и привели его к другой женщине, которая ничем не отличалась от него самого. Я сделал выбор в пользу мнения других, обрёк и себя и Лиён на бессмысленные страдания, которые, я уверен, не собирались заканчиваться. После слов матери я потерял причину, по которой должен идти на поводу у её отца, будто бы он действительно знает, как лучше. Даже если он и ненавидел меня, думал только о призрачной выгоде, то я сейчас чувствовал не меньше той самой пожирающей ненависти. Так почему же я должен слушать кого-то, кроме себя и девушки, без которой тяжело даже элементарно просыпаться по утрам?

– Даже если костюм и подойдёт тебе, ты всё равно выше него.

Мы молча смотрим друг на друга, обдумывая все сказанные слова, и мне показалось, что теперь я имею достаточно сил, чтобы всё исправить.

Комментарий к Часть 17

Мы ещё раз немного залезли Чонгуку в голову и поели стекла, но так или иначе, все не так плохо, как могло показаться))

Очень неприятно говорить это, потому что сама успела сильно привязаться к этой работе, но думаю, что осталось одна или две главы, после чего история Лиён и Чонгука закончится ☹️

Я очень люблю всех моих читателей и очень жду ваших комментариев) Они очень вдохновляют меня и ускоряют выход главы ❤️

========== Часть 18 ==========

До жути хотелось плакать. Закрыться в школьной кладовке, в которой так же невыносимо было находиться из-за того, что она целиком была связана только с гребаными воспоминаниями о Чонгуке. Как и этот зал, в котором играла весёлая музыка, крутился диско-шар и горели гирлянды, что действительно превращало этот вечер в какую-то незабываемую сказку. Но, правда, для кого-то другого. И этот же самый вечер побил рекорд по количеству фальшивых улыбок, которые я раздавала каждому встречному, спрашивающему о моём странном настроении. Мне определённо было бы легче, если бы я смогла выкрикнуть и уничтожить это ком в горле, или разбить одну из декораций, на которые тошно было смотреть. Было невыносимо находиться с самой собой, чувствовать этот гнев и беспомощность от невозможности его выплеснуть. Выпив из красного стакана немного пунша, я тут же ощутила холод, растекающийся по тревожности в груди, чуть утихомиривая её, но спустя секунды все начинается заново.

Некоторое время я пыталась выискать глазами Джиён, но провалившись в своих попытках, села за праздничный стол, осматривая окружающих и одновременно справляясь с тоской, засевшей глубоко в душе. Кажется, я ещё никогда в жизни не была такой слабой, как сейчас. Неспособной радоваться тому, чего ждала и к чему готовилась очень долгое время. Как бы я ни старалась, все было тщетно. Я лишь могла успешно бороться с желанием уйти отсюда, все ещё не понимая, что меня здесь держало. Я была уверена, что Чонгук внезапно не изменит своего решения и не появится здесь, но почему-то все равно продолжала находиться в эпицентре чужого счастья.

– Эй, – я непроизвольно дёргаюсь, когда на соседний стул приземляется ЧонСок, который тут же заглядывает в мои лишённые радости глаза и дарит мне улыбку, которая чаще всего имела способность поднимать мне настроение. Хотела бы я ощутить что-то хорошее, кроме неловкости и недосказанности, которую я чувствовала с ним слишком явно.

– Привет, – я улыбаюсь настолько мило, насколько могу себе позволить в силу своего ненавистного настроения, – Ты разве не должен быть на собеседовании?

– Я закончил раньше, чем мог ожидать, – быстро проговаривает он и закидывает в рот клубнику, взятую из фруктовницы, – Всё прошло отлично.

– Я очень рада за тебя, – я замечаю, как улыбка медленно начинает сползать с лица, и оно постепенно приобретает прежнее выражение, лишённое всяких эмоций, – Я думала, что ты не придёшь.

– Ты вроде сказала, что рада меня видеть, – с сарказмом говорит он и ухмыляется, и от этого мне кажется, что ЧонСок за такое короткое время стал совершенно другим, самим на себя не похожим. Или мое присутствие влияло на всё его поведение, о чём возможно он даже сам и не подозревал.

– Так и есть.

Я замечаю, как ЧонСок сводит брови к переносице и задумывается над чем-то, изредка двигая челюстью, дожевывая клубнику, и в конце концов проговаривает, уже будучи не в таком весёлом настроении, как пару минут назад.

– Где же Чонгук?

Мне показалось, что у меня расширились зрачки от того удивления, которое я испытала, услышав вопрос, на который я не хотела бы отвечать. ЧонСок никогда не спрашивал у меня о Чонгуке. Даже после того, как тот ударил его по лицу и явно намекнул на то, что между нами что-то есть, он избегал этой темы. Словно Чонгука не существовало в этой вселенной, будто все осталось как прежде, где я была той же влюблённой дурочкой, не знающей, как привлечь его внимание.

И поэтому сейчас я не имела понятия, что мне ответить, как не показаться идиоткой и тем более – не дать ему шанса убедиться в том, что он был прав в своих убеждениях. Мне принципиально не хотелось, чтобы ЧонСок чувствовал удовлетворение от своей правоты, потому что я знала свою правду, до которой на самом деле никому не было никакого дела.

– Он разве должен тут быть? – без интереса спрашиваю я, переводя взгляд на танцующую под весёлую музыку толпу.

– А разве нет? – задаёт вопрос он, и продолжает, не дожидаясь, пока повернусь или отвечу, – Ты рассталась с ним?

– С каких пор тебя это интересует? – возмущённо спрашиваю я и проворачиваю голову, тут же сталкиваясь с проникновенным взглядом друга.

– С тех пор, как ты сидишь на выпускном и не испытываешь от этого удовольствия, хотя прожужжала нам уши о том, как этого ждёшь. Думаешь, после этого мне сложно догадаться?

– Раз ты догадался, то мне и незачем отвечать, ЧонСок.

– Есть зачем, Лиён, – говорит он и делает небольшой рывок вперёд, приблизившись ко мне. Это ещё больше обескураживает меня, и мой взгляд застывает на его серьёзном лице, – Ты мне небезразлична.

Я не понимала почему, но эти слова сумели задеть меня и зашевелить остановившиеся шестерёнки, которые подали немного тепла в сердце. Хоть я и не была влюблена в ЧонСока, я всё ещё ценила его, как близкого мне человека, к которому когда-то я питала искренние чувства. Даже невзирая на то количество боли, которое он причинил мне своим равнодушием, я чувствовала нужду в его присутствии в моей жизни.

– Да, мы расстались, – сдалась я и снова почувствовала себя опустошенно. Защитный механизм, ограждающий меня от всего, что могло причинить мне боль, сломался, и играть на публику становилось все сложнее, – В конце концов мы оба знали, к чему это приведёт.

– Знаешь, – начинает ЧонСок, но неожиданно затыкается, словно обдумывая резонность следующей фразы, – Он полный идиот. Если быть точнее, то меня от него тошнит, но всё-таки это не выглядело так, словно кто-то из вас собирался придти к тому, что есть сейчас.

– А никто из нас и не приходил к этому, – сдавленно смеюсь я, вместе с этим смешком выплевывая всю горечь, – Мне не хочется рыться в этом, но это самая нелогичная херня, которая только случалась в моей жизни.

ЧонСок дергает бровью вверх.

– Ты сказала слово «херня»? – издевается он и откидывается на спинку стула, увеличивая расстояние между нами.

– Только так я могу это описать, – улыбаюсь я и делаю глоток пунша. Только сейчас, когда снова смотрю на толпу, я вспоминаю слова Чонгука о кучке школьников, которые могли бы упустить возможность потоптаться на танцполе и выпить стакан пунша. В сердце снова защемило, и стало ещё более херово, от того, что его нет рядом. Меня бы устроило, даже если бы он скептически смотрел на происходящее вокруг, и бесился с того, что он вообще находится здесь, а не занимается своими, наиболее важными делами. Как, скорее всего, и было бы. Но я была не против этого, а наоборот, желала попасть в эту мифическую ситуацию, которую я успела построить буквально за несколько секунд, и снова разочароваться в её нереальности.

– Ты без пары? – наконец спрашиваю я, чтобы перевести диалог и начать чувствовать себя не так, будто меня придавили железной плитой.

– Ты, наверное, не поверишь, но изначально я пришёл с Джиён.

Несколько секунд я молчу, в шоке осмысливая его слова, не совсем понимая, снова ли он издевается надо мной, или говорит правду, в которую мне верится с трудом.

– Ты шутишь.

– Если бы я шутил, то она бы сидела тут вместе с тобой, – хмыкает ЧонСок и берет следующую клубнику, теперь уже только покручивая ее между пальцами.

– Хочешь сказать, что она сбежала?

– Нет. Нашу подругу украл ее недо-парень.

Я прикусываю нижнюю губу, в какой то степени чувствуя себя… обманутой? Слишком неприятно было слышать это не от Джиён, а от ЧонСока, которого она сама терпеть не могла за своё отношение ко мне. Ещё более паршиво становится, когда я понимаю, что вина за поведение Джиён полностью лежит на мне самой. Я могла бы осуждать такой поступок, только если бы сама не повела себя так же, скрывая от неё свою влюблённость в Чонгука и наши странные на тот момент отношения. Вообще удивительно, что она молча глотала всю эту скрытность и вела себя так, словно я могу себе это позволить и не посвящать её в определённые части моей жизни. Но всё же, как же тяжело было постепенно проебывать её доверие и осознать это только тогда, когда меня просто ткнули лицом в собственное дерьмо, чтобы что-то понять.

– Что за парень? – с интересом спрашиваю я, словно его слова не сумели меня задеть, но все же думаю, что ЧонСок и без моего притворства даже не догадывался, что это могло меня как-то уколоть.

– Тэхён, – коротко бросает он и всё-таки сьедает ягоду.

– И давно ты знаешь об этом парне?

– Часа два. Узнал, когда она отошла поговорить, и не вернулась.

Я непроизвольно чувствую облегчение от того, что знала об этом не дольше, чем сам ЧонСок. Сначала испытываю желание расспросить его об этом парне, но затем останавливаю себя, понимая, что он не может рассказать мне больше, чем то, что уже успел сказать.

– Если она хотела его позлить, то думаю, что ей удалось, – предполагаю я, мысленно ставя галочку в голове, под пунктом поговорить с Джиён и извиниться за своё чёртово поведение. Стоило заметить раньше, что мои мысли только и делали, что крутились вокруг Чонгука, словно других не менее важных мне людей не существовало. И в итоге я получила, то что получила: отсутствие Чонгука, который принял, пожалуй, самое тупое решение за двоих, и подругу, которая молчала обо всем плохом или хорошем, что происходило с ней, потому что считала, что достучаться до меня будет просто невозможно.

Замечательно, Лиён. Ты самый херовый друг на всем белом свете.

– Очень приятно быть средством для достижения чужой ревности, – говорит ЧонСок и вскидывает брови. Он сам был не в восторге от поступка Джиён, хотя никто из нас не испытывал должного удивления. Она часто поступала только так, как нужно было ей, ориентируясь только на свои желания. Но, общаясь со мной, я прекрасно замечала, что она не ставит свои предпочтения выше нашей дружбы, подавляя их и находя компромисс, хотя наше видение мира и интересы совпадали, как сломанные часы показывали правильное время – дважды в сутки.

– Лиён, у нас проблема, – я обращаю внимание на возникшую сзади моего стула Минсу. Она приоткрывает рот, чтобы продолжить реплику, но останавливается, сталкиваясь глазами с ЧонСоком, который так же заинтересованно смотрел на неё, – Привет, ЧонСок. Ты разве не должен был быть в деканате?

Я прыскаю от смеха, когда ЧонСок цыкает языком и вздыхает.

– Все сегодня рады меня видеть.

– Не ёрничай, – хмурится она и пожимает плечом, – Лиён, у нас порвался фотофон и выглядит всё, как минимум жалко.

– И? – безразлично спрашиваю я, из ниоткуда образовавшегося волнения делая очередной глоток пунша, опустошая стакан, – Просто забейте, – говорю я и ставлю пластиковый стаканчик на стол, рядом с пустой тарелкой. Мне даже не хотелось делать вид, что это меня беспокоило, и что я желала что-то исправить. Весь вечер потерял свою изюминку ещё вчера, и сейчас, даже смотря на всю красоту, созданную моими руками совместно с Чонгуком, я не испытывала восхищения. Наверное, ЧонСок пока был единственным человеком, который меня здесь удерживал. О каких декорациях может теперь идти речь?

Минсу опешила, явно не ожидая от меня подобного ответа, но всё-таки в последний момент воспользовавшись возможностью исчезнуть с места, переполненного радостью, я встаю со стула, плюнув даже на безразличие ко всему происходящему. Лишь бы уйти.

– Ладно. Я заберу ключ от кладовки и возьму другой фон, если никто не убрал его оттуда, – быстро говорю я и теперь перевожу взгляд на ЧонСока, – Поможешь Минсу убрать порванный?

– Без проблем, – соглашается он и следом встаёт со стула, задвигая его к столу.

Выйдя из зала, я замечаю, что в коридоре мне становится намного свободнее, словно с меня только что сняли тяжелейшие кандалы. Даже обычный разговор с ЧонСоком выжал из меня остаток сил, и теперь мне казалось, что вся чаша моей энергии была опустошена. Из-за этого мысль повернуть к выходу из школы казалась самой правильной, но в силу своей гребаной ответственности перед другими я шагаю к вахте, беру нужный ключ и отправляюсь в кладовку, где, наверняка, вместо нужного фона будет куча хлама, который пришлось убрать, чтобы освободить зал.

Открыв дверь ключом, я захожу внутрь, чувствуя духоту помещения и отдушку пыли вперемешку с моющими средствами, для которых был выделен целый стеллаж. Включаю свет перед тем, как пройти вглубь помещения, и вижу свернутый белый фотофон на полу. Положив ключ на стол, я присела на корточки и взяла его в руки, слегка раскручивая и тут же удивляясь, как тот сумел сохранить свою чистоту, лёжа в пыльной кладовке, которую скорее всего не убирали несколько недель. По сравнению с тем порванным фоном, на котором красиво располагались декоративные бумажные цветы в голубых оттенках, этот был слишком простым для той вычурной атмосферы, но, к сожалению, выбирать нам было не из чего.

Слышу, как приоткрывается дверь, но сперва не проворачиваюсь, думая, что это Минсу или ЧонСок. Закручиваю рулон обратно перед тем, как выпрямиться и повернуться лицом к вошедшему человеку. Но когда делаю это, я замираю на месте, чувствуя, как от удивления приоткрываются мои губы, как электрические разряды пускают свои волны по всему телу, заставляя его дрожать и не подчиняться самому себе. Как у меня этот гребаный рулон чуть из рук не вываливается, как я его пальцами сжимаю, чтобы удержать и выместить на нем все своё волнение, которое выливалось за грани. Как ноги схватывают невидимые лианы, сковывают меня на месте и не дают двигаться. Как его глаза меня пожирают на месте, осматривают с ног до головы, как зрачки превращаются в зрачки хищного животного, который загнал в угол свою добычу.

Не могу сказать ни слова, даже вздохнуть, потому что дыхание сбилось, и еле как воздух пробирается в лёгкие. Не могу справиться с шоком от того, что он здесь, что стоит прямо передо мной в своём ахиренном костюме, смотрит на меня взглядом, полным эмоций, а не тем напускным безразличием, которое морозило все мои внутренности и делало меня в его глазах абсолютно никем. Чонгук проводит влажным языком по губам, и я, кажется, слышу, как он выдыхает через рот.

Не может быть, Лиён. Не может быть такого, что ты хочешь броситься к нему, скинуть этот рулон со своих рук, положить ладони на его щеки и впиться в эти манящие губы, которые произнесли самые чёрствые слова о том, что мы – это две несовместимые части. Не после того, как бросил тебя.

И не может быть, чтобы парень был таким красивым в классическом костюме. Это нереально. Ни в какой вселенной невозможно быть ещё более притягивающим.

Мне захотелось заскулить от того, что я чертовски желаю ощутить все тепло его тела и простить его сиюминутно, чтобы вернуть всё, что, мне казалось, я потеряла. Хочу этого всем, чем только могу хотеть, но не могу сделать ничего. Слишком обижена на него, слишком истерзала свою душу из-за его необдуманного поступка, слишком сильно скучала, чтобы так легко сдаться.

– Что… – я слегка кашляю, чтобы убрать появившуюся хрипотцу в голосе, которая раскрывала весь трепет в моем сердце. Мне все равно, что я выгляжу обеспокоенной и измученной, потому что он причинил мне больше боли, чем кто-либо другой, – Что ты тут делаешь?

– Спросил у ЧонСока, где ты, – говорит он и проводит пятерней по волосам. У меня от этого жеста что-то срывается и падает внутри, настолько красиво он всегда это делал. Его рука снова безвольно опускается, и он так же, как и я, не предпринимает попыток двинуться навстречу, лишь стоит и испепеляет меня взглядом, о котором я мечтала весь этот вечер, – И пришёл.

– Я не об этом, – неуверенно возразила я и как можно менее явно сглотнула, – Что ты делаешь здесь? На выпускном, который для тебя ничего не значит.

Он снова молчит. Снова не знает, что ему сказать. Только теперь я не позволю оставить свой вопрос без ответа, как это было раньше, только чтобы ему было комфортно, когда я не нарушала его личные границы и не лезла с лишними расспросами.

– Может ты хочешь сказать мне что-нибудь ещё из слов моего отца, которые я не услышала?

Мне кажется, что вопрос сбивает его с толку, и он мотнул головой, почти побеждённый, задумываясь над чем-то, пока я напряжённо жду его ответа.

– Нет, – наконец говорит он и засовывает руку в карман, в очередной раз облизывая губы, – Я здесь не из-за этого.

– А тогда из-за чего?

– Из-за тебя, – коротко отвечает Чонгук, и снова я чувствую этот сильный удар сердца по грудной клетке, от чего у меня ещё больше дыхание сбивается и руки трясутся вместе с этим несчастным фоном. Мне было страшно стянуть с себя маску безразличия, потому что знала, что если подпущу его к себе сейчас, то не смогу противостоять ему дальше. Вся моя обида улетучится, как только он коснётся меня или скажет что-то такое, от чего у меня бабочки в животе проснутся и начнут царапаться внутри.

Но черт возьми, как же это сложно. Как же сложно стоять так близко, и в одно и то же время чувствовать, что между нами огромная стена, которую я пока не в силах разбить.

– И что же это значит?

Чонгук растеряно смотрел мне в глаза, явно чувствуя себя некомфортно от того, что теперь ему приходится находиться в ситуации, где уже в качестве пиздецки провинившегося был он сам. Мне были родственны его чувства, потому что сама ощущала себя так же, когда не знала, как к нему подступиться после того, как жестко облажалась. Но это нисколько не утихомиривало мое желание услышать что-то, что может хотя бы немного оправдать его поступок и успокоить меня.

– Я считал, что не имею права удерживать тебя, когда ты хочешь двигаться вперёд. Поэтому, если бы я отпустил сейчас, то всё, что ты задумала, без сомнений исполнилось, потому что это ты, Лиён, и ты знаешь, ради чего живёшь, – он делает несколько шагов ко мне навстречу, а мне непроизвольно хочется отстраниться назад, но все ещё от ступора не могу сдвинуться с места, – Но я не могу этого сделать. И не хочу.

Он должно быть знал, что пока мы находимся в этой кладовке, я не смогу сопротивляться ему. Я пытаюсь, но не могу. Ни черта не могу. Ни пройти мимо, ни оставить его. Потому что мне хотелось быть рядом, даже за этой невидимой стеной, видеть и чувствовать это сожаление во взгляде, который приковывал меня к себе невидимыми нитями. Хочу быть уверенной в том, что я ощущаю с его стороны любовь, но остерегаюсь снова обжечься о новое разочарование. Боюсь даже думать, что он не любит меня настолько сильно, как люблю его я. Мне в принципе страшно думать о чём-то, что может снова приуменьшить мою значимость в его жизни.

– Ты такой придурок, – наконец тихо проговариваю я, коря себя за подрагивающий голос, – Я ненавижу то, что ты так подумал. Мне ненавистна каждая мысль о том, что ты повелся на эти пустые слова. Мне противно даже то, что ты говоришь мне эти вещи, что ты правда считал, что можешь быть моей преградой для достижения какой-то херни, которую навязал тебе мой отец.

Это было похоже на извержение вулкана. Совершенно непредвиденное, ведь ярость возникла в моей груди, словно стихия, за считанные секунды, которую я не в состоянии была обуздать. Я была живым шаром, переполненным самыми разными эмоциями, которые стремились вырваться за пределы тела и обжечь всей этой горечью Чонгука. Чтобы передать ему хотя бы часть того, что я чувствовала. Чтобы он понимал не только величину своей боли, но и разделил мою, силы которой ему были неведомы.

– Как ты мог так подумать? Неужели ты до сих пор ничего не понял, Чонгук?

Ну зачем он смотрит на меня так виновато, почему я не могу довольствоваться тем, что теперь ему так же больно, как и мне? Его глаза выглядят печальными, и мне хочется прильнуть к нему, заключить в объятиях и зарыться пальцами в волосах. Я мечусь между двумя состояниями сразу, сгорая от переполняющих злости и любви. Я должна проявить хотя бы долю своего характера, дожать до конца то, что съедало меня, окончательно убедить его в своей правоте.

– Прости меня, – говорит Чонгук и снова делает шаги навстречу, теперь стоя от меня на расстоянии вытянутой руки. Я тяжело сглатываю и пару раз моргаю, не имея сил отступить назад, будто невидимые лианы все ещё держали меня за ноги. Я слишком слаба перед Чонгуком, и даже не вижу смысла отрицать это, ведь с каждой секундой я теряла всю свою шаткую решимость.

– Ты поступил так, словно я для тебя ничего не значу, – говорю я, не сводя взгляда с его выразительных глаз, которые, кажется, видели меня насквозь и считывали лишь слова моего разума, обделяя вниманием то, что вырывается из моего рта, – Одного гребаного «прости» недостаточно, – в голову закрадывается мысль обойти его стороной и отправиться в зал, чтобы отдать фотофон и сбежать отсюда, но боюсь оттолкнуть его. Боюсь снова потерять.

– Ты полностью права в том, что я придурок. Только я и виноват в том, что произошло, – Чонгук снова делает шаг навстречу и теперь я вынуждена отступить назад, чтобы встретиться лопатками со стеллажом. Я была заключена в клетку, из которой не было искреннего желания выбраться, – Я очень виноват перед тобой, Лиён, слышишь? – его глазах, в которых всегда жила лишь одна сплошная уверенность, теперь поселилась тревога и легко читаемая вина. Мне даже не нужно было слушать то, что он говорит, потому что эти глаза передавали правду в тысячи раз точнее, – Может когда-то я и думал, что после окончания школы наши пути разойдутся, что все равно в моей и твоей жизни останется так же, и никто из нас ничего не потеряет. Возможно я и правда так думал, но теперь это звучит так отстойно, что мне противно даже произносить это. Мне противно думать, что ты не будешь со мной, Лиён, противно, что я буду лишь убеждать себя, что поступил правильно, когда меня будет ломать, как будто я наркоман, бросивший наркотики. И я наконец понял, что никуда не могу от тебя деться. Даже если бы это и было правильно, я не могу, потому что, – он прерывается и облизывает губы, опуская взгляд вниз. Аккуратно забирает фон, чтобы поставить его рядом у стены, отводя глаза лишь на секунду. Мои руки опускаются вниз, пальцами комкают край платья, чтобы убить их порыв потянуться к телу Чонгука, – Блять, это так тяжело сказать, – он опускает руку на одну из полок стеллажа рядом с моим плечом. Мне кажется, что если Чонгук придвинется чуть ближе, то он сможет уловить бешеный стук моего сердца, которое сходит с ума от всех его слов, в честности которых оно не сомневалось ни на секунду. Чонгук никогда ни перед кем не оправдывался, никогда не раскрывал свои истинные мысли, чтобы остаться понятым. И, чёрт возьми, он делал это сейчас и делал ради меня, и это заставляло меня чувствовать себя ахиреть, какой значимой.

– Что сказать? – типо переспрашиваю я, нервно цепляясь пальцами теперь уже за нижние полки. Я всем сердцем желала, чтобы он перестал. Я знаю, что так тяжело сказать, в чем нелегко признаться любимому человеку, даже если это давно известная ему правда.

– Я никогда не знал, какого это – чувствовать подобное, и от этого мне казалось, что такого просто не бывает. А если и бывает, то только не в моем случае, – он нервно хмыкает и тянется ладонью к моей напряжённой руке, затем касаясь кожи пальцами. Её обжигает одним безобидным прикосновением. Все мое тело в ту же секунду становится покорным, словно пёс, который виляет хвостом при виде своего хозяина. Чонгук действительно может сейчас делать со мной то, что ему вздумается, и я даже не почувствую себя неправильно.

Он берет кисть моей руки и тянет к своей груди. Кладёт ее там, где хаотично бьется сердце. Бьется так, будто оно сейчас выпрыгнет и поместится на моей ладони, всецело отдавая мне себя, как своему владельцу. Я слегка улыбаюсь, словно только что открыла для себя неведомую никому тайну. Его рука отпускают мою, но я все ещё держу ладонь на его груди, не желая разрывать связь с бьющимся в ней сердцем.

– Люблю тебя, Ким Лиён. Люблю, насколько только могу любить этим глупым сердцем. Если бы не любил, не испугался бы, что не смогу дать тебе то, в чем ты нуждаешься. Я повёл себя, как последний мудак только из-за этой чертовой любви, и я виню себя за то, что сделал.

Я ошеломлённо приоткрываю рот, и не сумев вынести пристальный взгляд, отвела глаза. Смысл его слов прокатился дрожью по позвоночнику, доходя аж до кончиков пальцев. Это словесное признание. Которое не было свойственно никому из нас, даже когда буквально сгорали в душераздирающих чувствах, даже когда был более уместный момент проговорить это вслух. Мне и сейчас тяжело заставить себя признаться в любви, хотя знаю, что если произнесу это, то скажу чистейшую правду. Я не представляю, как выразить свои чувства, что сказать ему, чтобы он понял, почему я опять имею возможность думать и ощущать себя живым человеком, а не статуей, какой была до его прихода. Даже сама атмосфера вдохнула себя жизнь, перестала быть кладбищем моих мечт, которые разрушились в один момент.

– Лиен, – он зовёт меня, и я со страхом сталкиваюсь с серьёзным взглядом, граничащим с недовольством. Прекрасно понимаю, что он хочет услышать эти слова в ответ, хоть и знает, что люблю его не меньше, чем он меня. И знает давно.

– Я тоже люблю тебя, – будто делясь чем-то сокровенным, шепчу я, чуть прикрывая глаза и опуская их вниз, чувствуя, как у меня всё тело словно вибрирует и сходит с ума от того, какие эмоции его переполняют. Я уступила ему, произнеся эти слова, хотя не была к этому готова. Я безнадежно привыкла к его присутствию, и я готова сделать и сказать всё, что угодно, лишь бы он остался.

Чонгук ничего не предпринимает до тех пор, пока я не поднимаю свой взгляд, боязливо смотря на него из-под ресниц. И тогда он положил ладонь на мою щеку и поцеловал, полностью отдаваясь тем ощущениям, которые мы испытывали от нежности всех наших движений. Он ластился, точно провинившийся кот, и эта ласка так отличала этот поцелуй от всех остальных, что наконец у меня на душе появляется желанное спокойствие. Мне хочется думать, что с этого момента мы можем быть самими собой, не задумываясь над тем, как нам нужно поступить, чтобы угодить кому-либо, кроме нас самих. Если кто-то считал, что может указывать, как надо жить, то это, черт возьми, неправильно. А еще более неправильно – следовать ненужным указаниям.

Я наконец приобретаю нужную силу, словно в моем теле только что расцвели цветы, которые питают каждую клетку жизненной энергией и стремлением радоваться жизни, полной американских горок. Наподобие той, которую я пережила день назад, и наподобие тысячи тех, которые ещё успею пережить. Главное, чтобы Чонгук переживал это вместе со мной.

– Каждую грёбаную секунду думаю о тебе, – шепчет он, на мгновение отрываясь от меня, – Ты думала обо мне?

Я молчу, переводя дыхание, но его сильные пальцы следуют вниз по талии и затем больно сжимают мои ягодицы.