Текст книги "Тринадцатая ночь (СИ)"
Автор книги: nelpher
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц)
Но вместо этого он сказал:
– Они в порядке, спасибо.
Она улыбнулась и кивнула, а потом увидела, как секретарша хвастается новым обручальным колечком.
– Ооо, пойду, посмотрю на новую побрякушку Фионы. Хочешь со мной?
Он отказал так вежливо, как только сумел. На ее лице появилось облегчение. Уж на его лице оно точно было, когда она наконец ушла. Он сделал еще глоток пива и оглядел бар. Люди разговаривали и смеялись, сбившись в группки по два-четыре человека. Кажется, все расслаблялись, забывая о стрессе рабочей недели при помощи алкоголя и разговоров ни о чем. Он был единственным, кто сидел в одиночестве. Ну, он и еще тот темноволосый малый в круглых очках, что примостился в углу бара и постоянно бросал на него заинтересованные взгляды. Темноволосый что, приценивался к нему? Вот только этой радости не хватало!
О, чудесно, темноволосый заметил его взгляд. Слава Богу, он, кажется, сильно смутился, а вовсе не воспринял это, как предложение начать разговор.
– Привет, Тэд, – обратился он к Невыносимому Дрочиле.
– Ну че, каки дела, Малфорд?
Господь Всемогущий, он только что на самом деле сказал это? Да как он сам себя только терпит?
– Видишь того парня в углу?
– В очках что ли?
– Да. Он у нас работает?
– Нет. А что?
– Он кажется мне знакомым.
– Никогда его раньше не видел. Хочешь я… это… буду твоей свахой? – на губах Тэда расползлась широкая похабная ухмылка.
– Нет, – отрезал Дрейк. О, как же он жалел, что втянул Невыносимого Дрочилу в разговор…
– Так ты типа, эээ, по этому делу, да?
– А ты типа местной сплетницы? – сухо поинтересовался он.
– Что? Нет, я просто…
– Интересуешься моей личной жизнью?
– Ну да. В смысле, ты ж вообще оторван от коллектива.
– И меня это устраивает. – Он допил пиво и со стуком поставил стакан на стойку. – Увидимся в понедельник.
***
Воздух снаружи был бодрящим и удивительно приятно холодил кожу. Если бы он остался в этом баре еще хоть секунду, определенно слетел бы с катушек.
И какого черта ей понадобилось отправлять его туда? Как она могла предположить, что ему хоть что-то даст общение с этими имбецилами?
Ну ладно, согласился он, не все они были имбецилами. Тэд определенно был. Но вот Клем была милой женщиной. Да и Фиона тоже. Да и уборщицы в офисе ему нравились, потому что они всегда улыбались ему, правда почти не заговаривали. Но дело было не в них. Дело было в нем. Он не знал, как с ними говорить. Как будто он был другого человеческого подвида. Внутри сидело чувство уверенности, что он не принадлежит этому месту. А какому месту он тогда принадлежит? Идей, впрочем, не было. И это убивало.
Задул суровый пронизывающий ветер. Клем была права – надвигалась гроза. Ветки всех размеров усеяли улицы. Не совсем понимая, что делает, он наклонился и подобрал одну из них, повертел в руке. Это был тоненький прутик, почти совершенно прямой. Ему нравилось, как он лег в ладонь. Он крепко сжимал его в руке, пока шел домой.
========== Глава 10. Ужин ==========
Суббота
– Ну, вроде все не так плохо, – сказала Гермиона. Она положила ручку на записную книжку. Отчет Гарри о вылазке Драко в бар «У Спарки» был относительно безобидным. Он, конечно, сидел один большую часть времени, но все же немного поговорил с женщиной из его офиса. Подозрительно поглядывал на Гарри, но, может, просто от того, что заметил, как тот смотрит на него, а не потому, что узнал его по своей прошлой жизни.
– Нет, – согласился Гарри. – Вот та часть и не была плоха.
– Что-то мне это не нравится, – Гермиона снова взялась за ручку.
– А почему ты не используешь перо и пергамент? – вдруг спросил он.
– Потому что мне нравится хранить все записи в одном месте, – объяснила она. – А я не могу притащить перо и пергамент к Драко в квартиру. В любом случае, ручка и записная книжка заколдованы. Все, что я пишу здесь, одновременно появляется в папке вот в том сундуке, – она кивнула на деревянный ящик в углу комнаты. – Так что случилось после?
– Ну… после где-то получаса он покинул бар, и я пошел за ним к его дому. По дороге он поднял ветку, лежавшую на улице.
– И что он с ней сделал? – напряженно спросила она.
– Да просто держал в руке, потом занес ее с собой в дом. Я не пошел внутрь.
Гермиона учащенно нервно дышала, пока записывала слова Гарри.
– Да, может, это и не значит ничего, – безразлично бросил он.
– Если бы это был единичный случай, я бы с тобой согласилась. Но вкупе со всем остальным…
– Да, меня это тоже беспокоит, – признал он. – Но смотри: он ничего не может с этой веткой сделать. Во-первых, это не палочка. Во-вторых, Рескрипсо должно было значительно снизить его магические способности. Даже если бы у него была старая палочка из боярышника, он бы и Люмос не смог сотворить.
– Да, но, с другой стороны, Рескрипсо также должно было не дать Драко пытаться открыть дверь паролем, – пробормотала Гермиона.
– Справедливо.
– А я-то уж надеялась, что не придется доставать огневиски так рано с утра, – вздохнула она.
Гарри рассмеялся.
– А давай и не будем. Пока, по крайней мере.
– Как скажешь. – Она выдавила полуулыбку и закрыла записную книжку. – Полная неразбериха.
– Знаю.
Они немного посидели в тишине, а потом Гермиона поднялась и начала мерить комнату мелкими быстрыми шагами.
– Только не это! – воскликнул Гарри, но встал и присоединился к ней. – Может, стоит рассказать всему Совету?
– Нет! – Твердость голоса напугала саму Гермиону. Она остановилась и повернулась к нему. – Послушай, Гарри, знаю, звучит дико, но… я им не доверяю. А если они еще что похуже с ним сделают? Или попытаются снова перезаписать ему память? Это может только все усугубить. А ведь это не его вина, ну, вот именно эта часть, по крайней мере. Мы должны были проверить заклинание тщательнее, прежде чем использовать его на ком-то! – она снова двинулась по кругу.
– Да мы и так проверяли, Гермиона! Мы месяцами его проверяли. И с другими проблем нет. Может, кто-то в Совете поймет, почему с Малфоем все по-другому.
Она перестала мельтешить у него перед глазами и изогнула бровь, глядя на него.
– И что потом?
– Не знаю… мы потому их и хотим спросить.
– Гарри, я не хочу к ним идти. Они не поймут.
– Не поймут чего?
– Они не знают, как много у Драко от Дрейка. – Слезы пеленой застелили глаза. Она попыталась удержать их, ковыряя заусеницу на большом пальце ногтем указательного.
– Гермиона, – мягко сказал Гарри, – может быть, это ты не знаешь, как много у Дрейка от Драко?
Она глубоко вздохнула и напряженно потерла лоб.
– Ты прав, Гарри. Прав. Но я просто… Я пока не готова сдаться.
– Пообещай мне кое-что.
Она насторожено посмотрела на друга. Взгляд его был добрым, но серьезным.
– Что?
– Если к концу месяца не будет улучшений, мы идем к Совету.
Она все обдумала.
– Хорошо.
– Но если он начнет заниматься магией или сделает еще что-нибудь такое ужасное, мы идем сразу.
– Согласна.
– Гермиона?
– Да?
– Не позволяй своему сердцу становиться на пути разума.
Ее глаза сузились.
– И что это ты имеешь в виду?
– Я имею в виду, что ты так переполнена жалостью к нему, что принимаешь нерациональные решения. – Он вздернул голову. – А ты что подумала, я имел в виду?
– Яяя… Прости, Гарри. Знаешь, мне все еще как-то неприятно, когда Рон подкалывает меня по поводу Г.А.В.Н.Э.
Гарри по-доброму улыбнулся.
– Даааа, он бывает той еще задницей.
– Ну, совсем чуть-чуть, – она улыбнулась в ответ.
– Ну так что, идешь вечером на игру?
– Иг… ру? Аа… Что, еще один матч «Гарпий»?
Он кивнул.
– Против «Палящих Пушек». Игра будет не то чтобы очень сложной для них. Ну, разве только для Рона – ему придется выбирать, за кого болеть.
– Верно, верно… – как-то в прострации сказала Гермиона. И как она могла забыть?
– Гермиона, – осторожно сказал он, – я знаю, ты не особо любишь квиддич, но я думал, ты хотя бы захочешь прийти, посмотреть, как Джинни играет.
– Прости, Гарри. Я бы правда хотела пойти. Но у меня уже есть планы.
– И что за планы? – подозрительно спросил он.
Она вздохнула. Ну какой смысл лгать ему?
– Я встречаюсь с Драко.
– Вечером?
– Да.
– Гермиона… – в его голосе звучало предостережение.
– Гарри, это ничего не значит. Я просто… пообещала ему. За то, что он пообещал сходить в бар с коллегами.
Гарри набрал воздух в грудь и открыл рот, собираясь что-то сказать, но потом выдохнул и резко закрыл его. Он изучающе посмотрел на Гермиону. Она постаралась выглядеть абсолютно спокойной, чтобы он больше не задавал вопросов.
– Ладно, – сказал он, качая головой в неверии, что она действительно это делает. – Просто… будь осторожна, Гермиона.
– Буду.
– И слушай, если ты придешь на следующую игру, для Джинни это будет много значить. Матч против «Монтрозских сорок». Победа укрепит положение «Гарпий» в чемпионате.
– Я определенно приду, Гарри, – уверенно сказала она. – В следующую субботу?
– В четверг. В восемь. Встретимся в «Убежище»?
Четверг? Ну, ей точно придется перенести встречу с Драко. Она не может снова прокинуть друзей ради него.
– Определенно. Там и встретимся.
– Отлично. – Он подхватил пиджак и направился к выходу. – Ну, все, я обедаю с Роном сегодня. Увидимся в понедельник на работе.
– Верно. Спасибо, что зашел, Гарри. И что не сказал никому.
– Конечно, – он положил руку на дверную ручку. – Слушай… я доверяю твоим суждениям больше, чем чьим-либо другим, но все же… будь осторожна.
– Буду. – Она крепко обняла друга.
Конечно, проще сказать, чем сделать. Но она попробует.
***
Когда Гарри ушел, Гермиона провела несколько часов, исследуя чары памяти. Конечно, когда Совет впервые решил использовать заклинание, она прочла каждую книгу, какую только нашла в Министерской библиотеке с упоминанием слова «память». Но теперь ее задача была более специализированной, более узкой: она искала случаи, когда что-то пошло не так.
Некоторые книги оказались более подходящими, чем другие. Например, семисотстраничная «Чары, что напомнят» Димитры Димитрескью была совершенно бесполезной тратой вечера среды, ведь книга полностью состояла из заклинаний, которые помогали помнить что-нибудь типа визита к любимой бабуле на день рождения или возврата книги в библиотеку вовремя, то есть проблемы, которые легко решались ежедневником или простым Шариком-напоминалкой. Гермиона надеялась, что у мисс Димитрескью хотя бы найдутся полезные советы насчет того, что делать если с заклинанием что-то пойдет не так. Но ответ всегда был один и тот же: извинитесь перед оскорбленной стороной и постарайтесь быть внимательней, когда будете накладывать заклинание в следующий раз.
– Ага, уверена, поможет… – пробормотала Гермиона, представляя, как они всем Советом просят прощения у Драко.
А вот у Рудино Ван Бландермеера в «Косяках, ошибках и плохо наложенных заклинаниях», напротив, оказалась довольно полезная глава о заклинаниях памяти. Ван Бландермеер подробно излагал поучительную историю Малангты Крашоу, ведьмы, которая в 1626 году попыталась применить особое зелье, чтобы стереть часть воспоминаний мужа после того, как он поймал ее на измене. К несчастью для мистера Крашоу, Малангте не удалось отыскать толченую расторопшу. Так как по рецепту требовалось всего «одна шестнадцатая кубка феи» растения, Малангта решила, что не так уж это и важно. Она еще никогда так не ошибалась. Зелье имело эффект прямо противоположный тому, которого добивалась ведьма: каждое воспоминание в голове мистера Крашоу теперь было подпорчено образом Малангты в объятиях ее любовника, неважно была ли она в этих воспоминаниях в реальности или нет. Например, когда он пытался вспомнить свой первый школьный день, вместо старого строгого профессора Эллиот, который приветствовал его у входа в ветхое, продуваемое со всех сторон школьное здание, мистер Крашоу видел Тома Флетчера, вколачивавшегося в его жену.
В книге Ван Бландермеера была уйма таких историй – все они безумно интересные, но ни одна не напоминала Гермионе сложившуюся у нее ситуацию. Во всех историях в «Косяках, ошибках и плохо наложенных заклинаниях» было нечто общее: кто-нибудь накосячил, сделал ошибку или плохо наложил заклинание – простой просчет при добавлении ингредиентов или проговаривании заклятья. Гермиона была уверена, что этот случай – не про Драко. Они были особенно осторожны, исследуя, разрабатывая и накладывая чары.
У Синтиллы Лоусон в «Подчищая за собой: как поправить непоправимое» содержался один презабавный анекдот, в котором был хоть какой-то смысл. Лоусон рассказывала историю Джарвиса Минчпина, американского волшебника, который жил в восемнадцатом веке и наложил заклинание Обливиэйт на своего кузена Перкина, у которого занял приличную сумму денег. По какой-то неведомой причине Перкин забыл не только об одолженных деньгах, но и о том, как нужно одеваться. После того, как он прошелся по городской площади в одном только напудренном парике и непарных перчатках, Перкина бросили в тюрьму за «развращение общества». Вот тогда-то совесть Минчпина и проснулась: он подкупил местного судью, чтобы вытащить Перкина из-за решетки (на его же деньги, разумеется) и снял заклинание. Когда Перкин понял, что произошло, он был в такой ярости, что трансфигурировал Минчпина в козла. Вернуть свое доброе имя, однако, Перкину уже не удалось, и он уехал во Францию. Что стало с Минчпином-козлом, история умалчивала.
Но больше всего внимание Гермионы привлек рассказ о Флоризель Аскью, ведьме, безнадежно влюбившейся в Василия Ипсиланти, волшебника с пугающим интересом к черной магии. Согласно дневнику Аскью, она провела несколько лет, стараясь убедить Ипсиланти бросить темные искусства. Он даже пытался несколько раз ради нее, но каждый раз случались рецидивы. В конце концов, Аскью так отчаялась, что состряпала особое зелье, которое должно было стереть все воспоминания Ипсиланти о его увлечении темными искусствами, давая ему шанс, по словам Флоризель, «начать с чистого листа». Ипсиланти выпил зелье, но эффект был ужасающим: хотя нужные воспоминания стерлись, Аскью не подумала заменить их новыми. В результате в памяти Ипсиланти появились огромные провалы: например, он понятия не имел, чем занимался почти весь 1933 год. Из-за разрушенной памяти он медленно, но верно сходил с ума, что снова привело его к занятию черной магией. В попытке все исправить Аскью выдумала еще одно зелье, которое стерло бы все воспоминания Ипсиланти, сформировавшиеся после первого зелья. Второе зелье наделало много больше бед: воспоминания Ипсиланти исчезли, но сумасшествие осталось и, хуже того, все усиливалось. Он еще больше увлекся темными искусствами и, в конечном итоге, погиб, пытаясь разжиться глазом у живого единорога. Аскью винила себя, впала в глубокую депрессию, из-за чего вскоре навсегда бросила магию, чтобы стать пастушкой в Новой Зеландии.
История подтверждала страхи Гермионы: зелья Аскью, хоть она и хотела как лучше, стоили Василию Ипсиланти здравомыслия и, в конце концов (она нервно сглотнула при мысли об этом), жизни. Все последующие попытки уменьшить ущерб привели только к большим проблемам. Гермиона сделала несколько заметок, так, для себя. Может, ей удастся найти больше информации об Аскью или Ипсиланти в других книгах. По крайней мере, читая, она убеждала себя, что делает хоть что-то, чтобы помочь ему.
***
Суббота, позже
Когда Гермиона наконец оторвалась от книг, она удивленно вздохнула: было почти пять тридцать! Нужно поторопиться, если она хотела успеть на ужин к Драко вовремя. Она быстро приняла душ и оделась, пытаясь особо не париться по поводу наряда: розовая хлопковая рубашка, джинсы и коричневый вельветовый пиджак. Она стянула волосы в аккуратный хвостик и надела пару стоптанных кроссовок. Закончив одеваться, она отрыла сумку и аккуратно уложила туда палочку, а затем трансгрессировала в свое обычное место: туалет для персонала в библиотеке в двух кварталах от дома Драко. Она присмотрела это место даже еще до того, как он въехал в свою новую квартиру. В библиотеке не было камер, а уборщики пользовались этим туалетом только ночью. Если ей только не приспичит трангрессировать между двумя после полуночи и семью утра, она могла спокойно выходить через черный вход рядом с уборной, и никто ее не заметит. Тогда оставалось всего два квартала до дома Драко. Конечно, в дождливый день даже два квартала не были особым весельем, но в остальные дни это ее не напрягало.
К счастью, сегодня дождя не было. Может, позже и будет, но не такая уж это и проблема: в конце концов, она всегда может воспользоваться высушивающим заклинанием на обратном пути.
Она позвонила в домофон. Он впустил ее, даже не спросив, кто там. Ей пришлось сделать над собой усилие, чтобы не рассмеяться, когда он открыл дверь в квартиру. В конце-то концов, на нем была светло-голубая рубашка, мешковатые брюки цвета хаки и… фартук. Украшенный рисунком хрена поварской фартук.
– В чем дело, Грейнджер? Никогда не видела мужчину в фартуке? – поинтересовался он, принимая ее жакет.
– Просто никогда бы не подумала, что ты можешь носить его. Особенно… фартук с хреном.
– Хрен очень мужественный овощ, – со знанием дела заметил он, направляясь обратно на кухню. – А то почему, ты думаешь, мы называем хрен хреном?
– И что же появилось раньше? – спросила она, тут же жалея, что позволила себе продолжить эту линию разговора.
– А не важно. Факт остается фактом: хрен есть хрен. Или ты когда-нибудь видела фильм для взрослых, где джентльмен предлагает даме: «О, да, детка, пососи мою морковку»? Или дама говорит джентльмену: «Господи, какой огромный банан!»? – Он стоял к ней спиной, но она точно знала – на его губах играет пошловатая ухмылка. Наверное, он ждал, когда она сменит тему, и она уже собиралась, как он сделал это сам: – Хочешь вина?
– Нет, спасибо. – Алкоголь определенно был плохой идеей. Сегодня ей понадобится каждый самый маленький кусочек ее здравомыслия.
– И я предполагал, что ты это скажешь. Тогда, может, имбирный эль*?
– Звучит здорово. – Он налил каждому по стакану. – У тебя тут вкусно пахнет, – заметила она. – Что готовишь?
– Пиццу.
– Для пиццы нужен фартук? – удивилась она, опираясь на кухонную стойку.
– Для теста для пиццы нужен фартук. Мука, знаешь ли. Да и с соусом я развел чуть больше грязи, чем предполагал. Но, полагаю, ты права: угрозы моим брюкам больше нет. – Он серьезно кивнул, снял фартук и повесил его на крючок.
А рот у Гермионы так и остался открытым.
– Ты сам сделал тесто и соус?
Он искренне не понимал ее удивления.
– Я и сыр собирался сделать, но не смог затащить сюда корову так, чтобы домовладелица ничего не заподозрила. Никаких животных, – наигранно фыркнул он.
– Ух ты…
– Знаешь, я насчет коровы пошутил. – Он кинул в напитки по несколько кубиков льда.
– И все же я до сих пор немного ошеломлена тестом.
– Да это не так сложно, Грейнджер. Любой идиот может следовать рецепту. Ты любишь пиццу?
– А кто нет?
– И я так подумал. Плюс, заметил, что в ресторане на той неделе ты взяла суп-пюре с овощами. Решил, вдруг ты вегетарианка.
Гермиона глубоко и шумно вздохнула, в изумлении поднеся руку к груди. Движение было почти неосознанным. Она стала вегетарианкой три года назад, но Рон до сих пор забывал не класть бекон в ее сандвичи.
– Я и правда вегетарианка. Спасибо, что заметил.
– Я много чего о тебе замечаю, Грейнджер, – он хитро улыбнулся ей, и она покраснела под его взглядом.
– Ну так, – внезапно ее до безумия стали интересовать кубики льда в стакане, – как встреча с коллегами вчера?
Его лицо потемнело.
– Нормально.
– И все? Нормально?
– Да. Все. Было. Нормально.
– Ну а ты…
– Грейнджер, я сходил. Ради тебя. Это не было очень ужасно, но повторять мне бы не хотелось. Договорились?
– Договорились, – пробурчала она и уперла руки в бока. – Знаешь, Дрейк, я всего лишь пытаюсь помочь.
– Да как, черт возьми, бесконечная болтовня Клементины Сеймор о ее гребаной дочурке-кларнетистке и идиотском сольном концерте может мне помочь? – он почти кричал.
– Ну… я читала много… научных исследований, в которых говорилось, что люди в подобных ситуациях …
– Да сколько, блять, научных исследований о людях, страдающих выборочной амнезией, можно найти в истории Программы Защиты Свидетелей?
– Ладно, их ситуации не были абсолютно похожими, – она осторожно подбирала слова. – Но из прочитанного мной следует, что людям идет на пользу максимальная интеграция в социальную среду.
– Ну не здорово, а? – спросил он, закатывая глаза. – Жаль только полиция забыла включить инструкцию, как мне интегрироваться в социальную среду, учитывая мою Официальную Биографию и поддельное свидетельство о рождении.
– Дрейк, это займет немного времени, но…
– Гермиона, ты не понимаешь! – Сарказма в его голосе не осталось ни капли, и тон стал до безумия серьезным. – Я не принадлежу этому миру!
Во рту у нее пересохло. Она заставляла себя дышать ровно.
– Не… не совсем понимаю, что ты имеешь в виду.
– Я… я и сам не совсем понимаю. Просто есть такое чувство. В подкорке мозга застряло.
– Ну, это понятно. Ведь ты родился в… ну, где бы ты там ни родился.
– Знаю. Думал об этом. У меня явно британский акцент, так что я не могу быть так уж далеко от дома.
– Дрейк…
– И вот тут я начал думать дальше. – Он сел на один из стульев и жестом пригласил ее сесть напротив себя. Она взяла стакан и присоединилась к нему. Его глаза в отчаянии смотрели в ее. – Если за мной охотился какой-то серьезный криминальный авторитет, то почему меня поместили в Лондон? По большому счету, Англия не такая огромная страна. Поэтому я решил, что, наверное, был где-то в другом месте, когда это случилось. Может, я учился в Штатах в университете и провел там несколько лет. Так что я, наверное, давал показания в Штатах, и они решили, что безопаснее будет отправить меня домой. Но я определенно вырос здесь. Определенно. И я это прямо чувствую, Гермиона. Чувствую. Погода, пейзажи, все это так знакомо. Но что-то все равно не так. Я вроде как принадлежу этому месту, но… не этому месту в этом месте. Есть в моих словах смысл?
– Типа того.
– Знаешь, – продолжил он, – тот дрочила, с которым я работаю, вечно говорит что-то типа: «Ой, твои предки, наверное, до охерения богаты, чувак», потому что он думает, я ходил в частную школу.
– И… почему он так думает?
– Да ты мой почерк видела? Как гребаный компьютерный курсив. Такой с кучей завитушек. Так что я, скорее всего, откуда-то отсюда и, скорее всего, ходил в частную школу. Я просмотрел странички всех частных школ Англии, надеясь, что хоть картинки как-то простимулируют мою память, но ничего.
– Дрейк… – начала было она.
– Забудь, – махнул рукой он. Поднялся из-за стола, подошел к кухонному окну и уставился в него. – Я знаю, что ты скажешь. Давай сменим тему.
– Ладно, – сказала она, ведя пальцами линию вниз по стакану, следуя за капелькой, катившейся по стеклу. – Эмм… видел какой-нибудь интересный футбольный матч? – попытка была слабенькая – мозг все еще был слишком занят обработкой информации, только что поведанной ей.
– Погоди. Я не закончил. Думал, что закончил, но нет. А что, если моя семья и вправду богата? Они ведь могут стать более привлекательной целью для тех преступников!
– Я уверена, полиция обо всем позаботилась, Дрейк.
Он фыркнул.
– В любом случае, – сказала она, присоединяясь к нему у окна, – я вообще-то собиралась сказать вот что: твой почерк еще ничего не доказывает. Может быть, ребенком ты просто интересовался каллиграфией. Или, может, у тебя от природы красивый почерк. Или ты…
– Да миллиарды «или», – отрезал он. – Но ни одно не помогает.
– Тогда перестань думать об этом.
– Не могу, – голос его был едва слышен.
Она взяла в свои руки его. Они были ледяными.
– Послушай меня, Дрейк: твое прошлое не определяет, кто ты есть.
– А что тогда определяет? – он не смотрел на нее.
– Твое внутреннее я.
Он с отвращением усмехнулся, но рук из ее ладоней не выдернул.
– И что это значит вообще, Грейнджер?
– Ну, знаешь… такой, какой ты внутри.
– А сколько «внутреннего я» определяется воспоминаниями человека?
– Ты в смысле про природу против воспитания? – она на автомате облекла его слова в научную терминологию.
– Да как ни назови.
– Я не совсем уверена. Но давай посмотрим на это так… может, тот, который ты сейчас, и есть ты настоящий. Потому что на тебя не влияло никакое воспитание.
– Грейнджер, – он посмотрел прямо в ее глаза. – Тот, который я сейчас, полный псих.
– Вовсе нет, – ответила она. – Ты это… все из-за травмы говоришь. Будет лучше. – «Так или иначе, – добавила она про себя. – Не знаю, когда, но я сделаю все, чтобы помочь тебе».
– Не будет, – резко отрезал он. – Становится хуже.
– Что случилось?
– Не хочу говорить об этом сейчас. – Он вытащил свои руки из ее и опять посмотрел в окно.
– Дрейк…
– Позже, ладно? Я расскажу тебе позже.
– Ладно. – У нее сердце ухнуло на дно желудка. Насколько же все плохо, раз он не хочет об этом говорить?
– В любом случае, – добавил он, – откуда тебе знать, что настоящий я не был полным уродом?
– А я и не знаю, – легко ответила она.
– Справедливо, – усмехнулся он.
– Знаешь, это определенно самый худший вид из окна кухни, который я когда-либо видела, – сказала она. И не соврала. Окно выходило на мусорку.
– Могло быть хуже. Могли быть мусорка и горящие шины.
– Ну, думаю, огонь придает уюта.
– Плюс запах горящей резины определенно перебил бы те чудесные ароматы помойки, что так часто добираются сюда.
Кухонный таймер начал пиликать. Он надел варежки-прихватки (конечно, с изображениями хренов) и вытащил пиццу из духовки. Выглядело еще лучше, чем пахло. Мягкие белые холмики из сыра расплавились и пузырились, покрывая пропитанную соусом основу.
– Это что, свежая моцарелла? – спросила Гермиона.
– А ты что думала, я бы опустился до того, чтобы покупать какие-то отбросы в упаковке? Ты меня с плебеями спутала. Достань, пожалуйста, салат из холодильника.
Пока Драко резал пиццу, Гермиона вытащила из холодильника две миски со свежим салатом и бутылку с соусом. Она поставила это все на стол и свернула обе салфетки в розы. Драко поставил на стол пиццу и сел напротив нее.
– Выглядит замечательно, – сказала она.
– А это, – он взял свою салфетку, – выглядит так, будто ты спутала мою кухню с каким-нибудь фешенебельным рестораном. Оно, конечно, и понятно, учитывая изысканность угощения.
Она планировала выдать едкий комментарий, но рот ее был слишком занят.
– Ммм… – только и смогла промычать она от удовольствия.
Он, очевидно, был собой доволен.
– Так где ты научилась делать розы из салфеток?
– Родители отвели меня в шикарный ресторан на мой девятый день рождения. Бог знает, почему, ведь девятилетние дети едва ли интересуются высокой кухней, но, думаю, они хотели как лучше. В любом случае, я только помню, в каком восторге была от роз-салфеток на столе. Не позволила отцу использовать его салфетку, пока не выяснила, как розы сделаны.
– Ммм, и много времени потребовалось?
– Да не особо. Что было, безусловно, хорошо, потому что мой отец ужасный неряха в отношении еды.
– Неужели?
– Вообще. Ты, наверное, думаешь, что дантисты придают какое-то особое значение тому, как еда попадает в рот, но мне кажется, он не очень-то и пытался. И, скорее всего, поэтому его зубы в полном порядке. Половина еды оставалась на одежде по пути в желудок.
– А как насчет десятого дня рождения? Что ты делала на него?
– Десятый день рождения… хммм… – Гермиона задумчиво жевала. – А, вспомнила, мы ходили в планетарий.
– У тебя была вечеринка в планетарии?
– Нет, это была не вечеринка. Только мои родители и я. Мы смотрели потрясающее шоу. Созвездия Северного Гемпшира. Я потом неделями до безумия маму доводила своими просьбами не ложиться подольше, чтобы я могла смотреть на звезды. Родители говорили, что в городе слишком большое световое загрязнение, но я была уверена, что если посидеть подольше, небо станет достаточно темным, и я увижу звезды. Наконец, они купили мне книжку, в которой детально объяснялась концепция светового загрязнения, и я сдалась.
– А просто родителям ты не поверила?
– Ну, я не то чтобы думала, будто они лгали. Просто я книгам доверяю больше, чем людям.
– Тогда какую-то странную ты профессию выбрала.
– Хмм? А, социальная работа. Да. Ну… Что тут сказать? – Она сделала большой глоток из стакана. – Ты что, ешь пиццу ножом и вилкой?
– Конечно. А что насчет одиннадцатого дня рождения?
– Ой, этот я хорошо помню! Мы ходили в Британскую Библиотеку.
– Ты ходила в библиотеку на свой одиннадцатый день рождения?
– Не просто библиотеку, Дрейк. В Британскую Библиотеку. Это крупнейшая библиотека мира, если рассматривать общее количество экземпляров. Четырнадцать миллионов книг. – В ее голосе звучало благоговение. – Конечно, когда я наконец попала в Бодлианскую Библиотеку, была восхищена еще больше. Она не такая огромная как Британская, но гораздо более красивая. А как там они почитают книги… Просто нечто!
– Ты туда на двенадцатый день рождения ходила?
– Нет, тот день рождения… не был таким веселым. – Гермиона успела остановить себя до того, как сказала что-то лишнее. Ее двенадцатый день рождения был первым, который она провела в Хогвартсе. Тогда она еще не общалась с Роном и Гарри, а была просто заумной командиршей с зубами как у бобра, копной непослушных волос и без друзей. Она попыталась вспомнить, чем же она все-таки занималась в свой день рождения, но в голове было пусто. Наверное, из дома прислали какие-нибудь подарки, но, скорее всего, она просто делала домашнюю работу.
– Почему?
– О… ну… Я как раз перешла в новую школу и еще никого особо не знала. И была… немножко командиршей, – призналась она, – потому друзей мне было сложно заводить.
– Ну, – сказал он, подливая в стаканы еще имбирного эля, – если бы я тебя тогда знал, то точно стал бы твоим другом.
Гермиона расхохоталась так, будто ничего смешнее она в жизни не слышала.
– И что смешного? – озадаченно спросил он, ставя кувшин с элем обратно в холодильник.
– Я просто… я не знаю. Прости за смех. Почему ты думаешь, что стал бы мне другом?
– Ну, вот смотри: ты умная и язвительная, и мне нравится говорить с тобой больше, чем с любым из идиотов в моем офисе. Полагаю, ребенком я тоже был умным и язвительным, и мне бы точно понравилось тебя подкалывать.
– Подколки кого-то не делает его твоим другом.
– Ну, это были бы такие добрые подколки, Грейнджер.
«Едва ли», – подумала она и не смогла удержаться от нервного недоброго смешка. Она чувствовала, что начинает злиться: да как он смеет называть то, что делал с ней, Роном и Гарри «добрыми подколками»? Конечно, напомнила она себе, он ничего из этого не помнит. Он просто делает выводы, основываясь на имеющейся информации. Она глубоко вздохнула и вернулась мыслями в настоящее.
