Текст книги "Тринадцатая ночь (СИ)"

Автор книги: nelpher

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 15 страниц)

– Я… ты… я… – слезы вновь стали собираться в ее глазах.

– Да что такое?

– Ты… – она опустила глаза вниз, начав разглаживать несуществующие складки на юбке.

– Что? – он взял ее за подбородок и повернул голову к себе, чтобы видеть лицо.

– Мне… мне… так жаль.

– Тебе жаль? Тебе жаль почему? Да объяснись же ты, Грейнджер!

– Мне жаль, что… Мне жаль, что я принимаю такие отвратительно непрофессиональные решения.

– Ты, нахрен, извиняешься за прошлые выходные?

– Не только за них.

– Грейнджер… ты определенно не следуешь кодексу этики социального работника. Это я понимаю. И работа твоя важна для тебя. Это я тоже уяснил. Но послушай, я ведь, очевидно, не типичный твой клиент.

– Это не твоя вина. И это…

– Нет, – сурово прервал он. – Дай мне закончить. Когда ты только начала приходить ко мне, меня просто тошнило только от мысли, что я нуждаюсь в хреновом социальном работнике. Твои приходы ломали весь мой привычный распорядок. Я не знал, что тебе говорить. Я не хотел видеть тебя в своей квартире. Я не хотел видеть тебя в своей жизни. Потому что ты знала. Ты была единственным человеком, который знал, в каком до охерения унизительном положении я оказался. Со всеми остальными можно было притворяться. Избегать болтовни, не говорить ничего важного. Но не с тобой. И это было до ужаса неприятно… но по многим причинам это же было огромным гребаным облегчением, потому что ты была единственным человеком, с которым не нужно было притворяться. Через какое-то время я стал наслаждаться твоими визитами, даже если тебе и казалось, что я вел себя как абсолютная скотина. И слушай, Грейнджер, если бы ты была на сорок лет меня старше или волосатым мужиком по имени Герман, может, прошлых выходных никогда бы не было. Но ты есть ты: абсолютно очаровательная, и я думал о том, как хочу поцеловать тебя с того самого дня, как ты попала под дождь. Так что не смей снова за это извиняться. Никогда. Потому что ты помогла мне больше, чем можешь себе представить.

Она провела подушечками пальцев по его щекам. Они были мокрыми.

– А что если, – прошептала она, – я была бы мужчиной по имени Герман, но не таким уж волосатым?

– Тогда, полагаю, все зависело бы от того, как хорошо ты набиваешь вату под костюм.

Она рассмеялась и прильнула к нему. Он обвил ее руками и притянул ближе.

– Наверное, нужно идти. Темнеет.

– А в твоей квартире меня ожидает изысканная трапеза?

– Не в этот раз. Но глазурь все еще там.

– Ммм. А ты что будешь есть?

– Полагаю, об этом еще предстоит подумать.

– Могу поделиться глазурью. Или можем где-нибудь перекусить. Или я сделаю тебе мой знаменитый тофу в соусе марсала.

– Знаешь, мне очень понравился тот индийский ресторанчик в квартале отсюда, куда мы ходили в прошлый раз.

– Отлично. Но однажды ты попробуешь мой тофу. И он вынесет тебе мозг.

– Это угроза?

– Скотина, – она хлопнула его по руке, а он поймал ее ладонь и прижал к губам. – Ну, так идем? – она взяла его под руку, и они зашагали прочь из парка.

– Помнишь, – начал он, – я сказал тебе, что чувствую, будто не принадлежу этому месту.

Приводящая в оцепенение дрожь пробежала по ее телу.

– Да.

– Я до сих пор это чувствую. Каждый день. Но только не когда я с тобой.

– Дрейк…

– Это правда.

– Наверное, это потому что ты честен со мной, Дрейк. Все остальные, кого ты встречаешь, знают лишь часть тебя.

– Грейнджер, я знаю лишь часть себя.

– Ну, – ответила она, – эта часть больше.

– Я сейчас испорчу тебе чтиво на воскресенье.

– Хорошо.

– У меня новый сон.

– Оу?

– Ага. Я еду в поезде. Ты, я и черноволосый мужик, которого я видел в баре.

– И куда поезд идет?

– В школу, конечно, – ответил он быстро, голос был нетерпеливый. – Ой… погоди… я только что сказал «в школу»?

– Сказал, – опять дрожь.

– Хмм… Странно. Я во сне никак не мог понять, куда я еду. А, наверное, это из-за мантий.

– Мантий?

– Да. На мне что-то типа мантии, которые обычно надевают на выпускной. Я потому, наверное, и решил, что это как-то связано со школой.

– Конечно.

– Как думаешь, эти сны – что-то типа воспоминаний?

– В каком смысле?

– Ну, знаешь, – он открыл дверь ресторанчика перед ней, – о моей прошлой жизни. Что они всплывают на поверхность подсознания, когда я сплю?

– Ну, – начала она, – не совсем имеет смысл, ведь я была в этом сне, верно?

Официантка улыбнулась и предложила им присесть за ближайший столик. Они поблагодарили, когда она вручила им меню.

– Да, об этом я тоже подумал. Но может, мое подсознание просто вставило тебя туда? Тебя и того черноволосого мужика? Я только ваши лица и мог четко разглядеть. В смысле, я в общих чертах представляю человека на башне, того, с длинной бородой… его и… другого… но чтобы вот прямо видеть людей, то только тебя и черноволосого.

– Интересно, – она углубилась в меню.

– Да. Но вот теперь я об этом думаю, и рабочий сон, знаешь что? Тот, который с древними рунами на компьютерном экране?

Она резко взглянула на него поверх меню. Он узнал этот взгляд: взгляд, означающий, что он сказал что-то «странное и ненормальное».

– Что я сказал?

– Ничего.

– Говори, черт возьми, – прошипел он сквозь зубы.

– Древние руны?

– Да? – он часто заморгал. – Так разве не они?

– Ты их никогда так не называл.

Не называл? Чушь какая-то! Ведь это именно они были.

– Ну, короче, иногда Рик, или Клем, или Невыносимый Дрочила Тед тоже в этом сне. Так что сон не может на самом деле быть воспоминанием.

Вернулась официантка, и они сделали заказ. Гермиона начала возиться со своей бумажной салфеткой.

– А что заставляет тебя думать, что другие сны – это воспоминания?

– Не знаю. Просто чувство такое, – он тоже стал возиться с салфеткой, складывая ее пополам и по диагонали, стараясь изо всех сил воссоздать розы, которые она сделала у него на кухне в прошлые выходные. – Ага! – он вручил ей свое произведение искусства, которое смутно напоминало помесь обезглавленного лебедя и бумажного самолетика.

– И что это?

– Роза из салфетки.

– Оу?

– А что, не похоже? – он изобразил тревогу, потирая подбородок.

– Эмм… Нет. Хотя… – она перевернула салфетку, покрутила ее так и сяк. – Нет.

– Ну все, это последний раз, когда я дарю тебе цветы.

Она мягко рассмеялась и затолкала салфетку в сумку.

– Полагаю, тогда я должна ее сохранить.

– Очень умно с твоей стороны. В любом случае, что я на самом деле хотел тебе сказать: в этом поездном сне ты терпеть меня не могла.

– Неужели?

– Точно. Смотрела так, будто хочешь мне врезать.

– Интересно.

– И знаешь, что еще? У меня во сне волосы зализаны были. Прямо как ты сказала.

По ее губам проскользнула тень улыбки.

– Кажется, твое подсознание легко поддается внушению.

– Ну, если так, может, скажешь, как выглядят мои друзья? Я бы хотел, чтобы у них были лица.

– Твои друзья? – бровь у нее изогнулась.

– Да, они в поезде стоят позади меня.

Улыбка исчезла с ее губ.

– Я не знаю, как они выглядят.

– Да ладно тебе! – воскликнул он игриво. – Придумай что-нибудь. Скажи, что один из них высокий, а другой мелкий. Скажи, что они оба до ужаса толстые. Скажи, что они похожи на ящериц, или что у них все зубы золотые, или что они носят ботинки на руках.

Принесли их еду. Он жадно набросился на свое блюдо, а она начала размазывать свой чана марсала по тарелке.

– А лучше, – продолжил он, – скажи, что это Рианна и Сальма Хайек.

Это ее рассмешило.

– Хорошо. Отлично. Это Рианна и Сальма Хайек. Сладких снов.

Она принялась за еду.

– Премного благодарен. Слушай, а как насчет краба?

Она медленно опустила вилку, промокнула губы салфеткой и посмотрела на него так, будто хотела залезть прямо в мозг.

– Что ты сказал?

– Краб. В смысле еды. Я знаю, что ты вегетарианка, но рыбу ты ешь? Потому что я делаю потрясающие крабовые пирожные.

– А… Эмм… Нет. Нет, рыбу я тоже не ем.

Он положил недоеденный кусочек наана обратно в тарелку.

– И почему было странно, что я это спросил?

– Да просто показалось… немного не в тему.

Он попытался восстановить линию разговора в голове, но все равно терял нить.

– Мы… мы разве не говорили о крабе?

– Нет, – ее голос стал низким и строгим.

– Хах, – он опять принялся за свой наан. – Знаешь, Грейнджер, я и много более странные вещи говорил. Не понимаю, почему краб тебя так шокировал.

– Я тоже, – она попыталась улыбнуться и вернуться к еде.

***

Она молчала всю дорогу к его квартире. Он, с другой стороны, был в отличном настроении. В конце-то концов, она направлялась с ним в его квартиру и даже не пыталась придумать какую-нибудь слабенькую отговорку, чтобы улизнуть домой.

– Думаешь, Мальволио отомстит?

Она так долго молчала, что вопрос застал его врасплох.

– Чего?

– В конце «Двенадцатой ночи», его последние слова – это обещание отомстить им всем. За злую шутку, сыгранную с ним. Так, как думаешь, он на самом деле вернется, чтобы отомстить?

– Ну, – он открыл дверь своей квартиры, – Шекспир, очевидно, хотел, чтобы мы сами над этим поразмыслили. Иначе написал бы «Тринадцатую ночь».

– Тогда это не очень-то счастливый финал, верно?

– Да конечно, счастливый. Все, кроме Мальволио, счастливы.

– Но он может вернуться и…

– И что? Всех их убить? Да ни хрена подобного! Он позер. В любом случае, почему призрачная возможность, что что-то плохое может случиться когда-нибудь в будущем, делает конец несчастливым? Если уж на то пошло, то нет историй со счастливым концом, потому что любого из героев может автобус переехать после последней главы. Чаю хочешь?

– Да, спасибо, – она прошла за ним на кухню. – Даже так, без последних слов Мальволио, счастливый ли на самом деле конец?

– Ты это о чем?

– Ну, Орсино женился на женщине, которая все время ему лгала.

– Когда он соглашается жениться на ней, он знает, что она лгала. И все равно любит ее.

– Так ты думаешь, что они закончили счастливо?

– Только если мы забудем про жуткий инцидент с автобусом в «Тринадцатой ночи». – Засвистел чайник, и обе чашки сразу были наполнены. – Да что с тобой такое, Грейнджер?

– Хмм?

– Что. С тобой? Знаешь, если ты так на «Двенадцатую ночь» реагируешь, то напомни мне на «Короля Лира» тебя не брать.

Она несчастно уставилась на свою чашку с чаем.

– Это была шутка.

– Я знаю. Прости, Дрейк.

– Что такое?

– Ничего, – она стала помешивать сахар в чае. – Я просто… вроде как устала на работе.

– Ты жалеешь об этом, Грейнджер?

Помешивание стало более яростным. Чай пролился за края кружки.

– Жалею о чем?

– Об этом. Обо мне. О прошлых выходных. В этом дело?

– Нет. Совсем не в этом, – сказала она, промакивая пролитый чай салфеткой.

– А если потеряешь работу? Будешь жалеть?

– Нет, – она сама удивилась тому, как быстро ответила. Она вперила в него взгляд. – Дрейк, я не ожидала, что так получится.

– Но получилось.

– Да, получилось, – она отпила чай.

Он не мог понять, о чем она думает, по выражению лица. Глаза смотрели жестко, губы были сжаты. Неужели… она имела в виду, что рада, что это случилось? Или что не хотела, чтобы это произошло снова?

– Слушай, Грейнджер, ты уже не могла бы сказать, что хочешь сказать? Ты меня с ума сводишь, честное слово, а я и так уже полный псих!

Но она ничего не сказала. И вместо того, сжала его рубашку в руках и приблизилась к его лицу, накрыв его губы своими. Потянула его на себя, отклоняясь спиной на столешницу кухонной тумбы. Он прижал ее тело к себе, зарылся пальцами в волосы. Ее руки были уже под рубашкой, уже отчаянно пытались стянуть ее через голову. И вдруг факт того, что она так и не ответила на его вопрос, стал значить ничтожно мало. Ее руки плутали по его телу, неистово лаская грудь, живот, спину.

Когда его рубашка упала на пол, низкий рык вырвался из ее горла. От этого звука, казалось, вся кровь в его теле дернулась к чреслам. Ее рубашка вскоре присоединилась к его, и он прильнул к чувствительному местечку на ее шее. Она вздохнула, откинув голову назад, проведя дрожащими пальцами по его волосам. Он целовал ее шею и плечи, приспустив лямки бюстгальтера. Одной ногой она обвила его талию, прижавшись к нему там. Рукой он прошелся от ее щиколотки до бедра, ровно до края трусиков.

Она взяла его руку и толкнулась от тумбы. Ее глаза были дикие, возбужденные, кожа раскраснелась. За руку она вывела его из кухни. Он думал, она толкнет его на диван, но она направилась в спальню. Остановилась в дверном проеме и стала расстегивать его ремень.

– Грейнджер?

– Не хочу сейчас разговаривать, – голос был низкий и резкий.

Она расстегнула бюстгальтер, и он подчинился ее желанию, заняв свой рот посасыванием уже затвердевшего соска. Она застонала, все еще борясь с его поясом. Он расстегнул пряжку, и джинсы упали вниз, а она легким движением стряхнула юбку с бедер. Ее бедра, Господи, ее бедра… Ему нравилась их округлость, нравилось обводить руками плавные линии по ним. Он опустился перед ней на колени, слегка прикусив тазовую косточку зубами, целуя кожу у краешка трусиков, пока она сама, не выдержав, не стянула их с себя. Она запустила руки в его волосы и потянула его к кровати. Как только ее ноги коснулись матраса, она упала назад. Он прошелся руками по ее бедрам и довольно зарычал, выражая тем самым, как «вкусно» она выглядит вот такая, готовая для него.

Но еще до того, как он начал ублажать ее, она вдруг села.

– Что такое? Ты не… ты не хочешь?

– Хочу. Большего.

– Большего?

– Да, – ее губы раскраснелись и припухли. Багровый засос был ярко виден на ее шее. Волосы растрепались и выбились из пучка, мягкими волнами лежа на ее плечах. На теле выступили капельки пота.

– Блять, ты такая красивая, Грейнджер.

Она наклонилась к нему и нежно поцеловала в ответ.

– Ты уверена? Насчет большего?

– Да.

– Хорошо.

Он подошел к маленькой тумбочке у кровати и открыл верхний ящик. Вытащил пачку презервативов, достал один и положил рядом с ней на кровать, а потом вернулся к своей позиции на коленях. Он притянул ее ближе к краю кровати и провел языком по внутренней стороне левого бедра, остановившись как раз перед местом, где ее ноги смыкались. Она нетерпеливо вздохнула и задрожала. Он повторил то же самое с правым бедром, на этот раз двигаясь медленнее. Большим пальцем он начал нежно массировать клитор. Она застонала и двинула бедра ближе к его руке. Он толкнулся в нее языком, слизывая солоноватую влагу. Она резко выдохнула от прикосновения его языка, он ощутил, как сжались и задрожали мышцы ее бедер. Он зарычал в нее и вошел двумя пальцами, лаская клитор языком. В ответ она начала двигать бедрами. Он хотел лишь подразнить ее и остановиться перед самым ее оргазмом, но не смог и стал вводить пальцы глубже, начав посасывать клитор в том же ритме. С ее губ сорвался крик удовольствия, когда она прижалась лбом к его голове.

Когда она снова легла, он взобрался к ней на кровать и поцеловал ее красные щеки, виски, лоб. Она сглотнула ком в горле и провела руками по его спине. Он был так напряжен от слепящего желания трахнуть ее, что кружилась голова, но он ждал, пока она будет готова.

Они смотрели друг на друга в упор. Не говоря ни слова, она стянула с него боксеры и дала ему презерватив. Он жадно поцеловал ее и надел резинку.

Он навалился на нее. Капелька пота упала с его лба на ее грудь. Она развела ноги, взяла его член в руку и осторожно ввела его в себя.

Горячая, влажная, тугая…

– Блять, Грейнджер… – он закрыл глаза и судорожно вдохнул.

Она обвила его ногами и руками, по-паучьи, жалея, что не может коснуться его всего сразу. Они замерли, даже не дыша, боясь потерять этот момент совершенного слияния их тел.

Когда он открыл глаза, она смотрела на него. Взгляд был добрый, но напряженный, вперенный в него, будто она искала что-то. В его горле все сжалось. Правой рукой она обвела его лоб, скулы, нос, через губы двинулась к шее. Крепко поцеловала его, проникнув в рот языком, покусывая его губы, левой рукой сжимая его волосы в кулаке.

Он начал медленно двигаться в ней. Она застонала ему в губы и выгнулась дугой, вбирая его глубже. Он прервал их поцелуй, прижавшись своим лбом к ее шее, пытаясь сконцентрироваться на ритме ее пульса вместо переполняющего его желания потерять остатки контроля. Ее ноги туже сжались вокруг его бедер, заставляя его двигаться быстрее. Он потерялся в движениях, прижимаясь к ней каждой клеточкой своего тела, чувствуя каждую ее выпуклость, застонав с ней в унисон. Внезапно он остановился, сдерживая себя, чтобы не кончить до нее.

Ощутив приближение оргазма, она прошептала:

– Кончи для меня, Драко.

Услышав эти слова, он уже не мог с собой совладать. Он сжал ее бедра, вколачиваясь в нее снова и снова, пока не способен был различать больше, где ее стоны, где его; пока под веками не взорвались белые огоньки; пока не потерял чувство времени, места и самого себя.

Когда мир снова обрел четкость, когда он смог расслышать что-то, кроме клокотания крови в ушах, он аккуратно выскользнул из нее и стянул презерватив. Поднялся, выбросил его в корзину и вернулся в постель.

Они лежали рядом, мокрые от пота, задыхающиеся.

– Прости… плохая выдержка, – сказал он между выдохами.

– Шшш, – нетвердой рукой она погладила его по голове. – Восхитительно.

– Грейнджер…

– Ммм? – она чмокнула его в шею.

– Останешься? Сегодня?

– Да.

– Хорошо.

Она перевернулась на бок, волосы остались разбросаны по подушке, рука лежала на его груди.

– Грейнджер?

– Ммм?

– Мне вроде как даже нравится, что я не помню, как занимался сексом с другими.

Она крепко поцеловала его.

– Грейнджер?

– Ммм?

– Думаю, я как бы в тебя…

– Шшш.

– Ладно.

– Спокойной ночи, Дрейк.

– Спокойной ночи, Грейнджер.

Кажется, она заснула мгновенно. Он поцеловал ее в лоб и слушал ее дыхание, пока сам не вырубился.

========== Глава 16. Непростое воскресенье ==========

Воскресенье

Ветер свистел в ушах. Все кругом было объято туманным маревом зеленого света.

– Драко, Драко, ты не убийца, – сказал старик.

– Откуда Вам знать? – быстро спросил он.

И тут же понял, как по-детски это прозвучало. Краска смущения мгновенно залила щеки. Он чувствовал, что его вот-вот стошнит. Палочка буквально пылала в его руке, он сильнее сжал ее, направляя на старика. Тот умолял его не делать этого, но напуганным почему-то не выглядел.

– Вы не знаете, на что я способен! – на этот раз с силой выкрикнул он. – Вы не знаете, что я уже сделал!

Он чувствовал, что родители стоят прямо за спиной, заставляя его сделать это. Может быть, в этот раз, если он обернется достаточно быстро, он сможет их увидеть. Нужно было по крайней мере попытаться. Он крутанулся на месте, но они тут же растаяли. Вместо них там был Он. Человек-змея.

– Ты разочаровал меня, Драко, – голос его был будто маслянистый. Окунающий в грязь. Душащий. – Они умрут, потому что ты подвел меня. Ты будешь смотреть на это. А потом последуешь за ними.

– Нет… – свой голос он едва слышал.

Внезапно зеленый свет в небе сжался до маленького шарика и понесся вниз к башне. Он поднял руки над собой, пытаясь защититься от сумасшедшего огонька. Будто стрела, он пронзил его, ударив прямо в предплечье левой руки, послав по телу жгучую боль.

Непроницаемая тьма поглотила его, когда он закрыл глаза.

Вдруг в этой черноте появился еще один человек, пытающийся растормошить его, настойчиво и обеспокоенно повторяющий его имя. Только не совсем его имя. Что-то похожее, но не оно.

– Дрейк? Дрейк? Проснись. Это всего лишь сон. Проснись!

Он резко распахнул глаза. Серый рассветный свет заливал комнату. Он был в постели. Она была здесь, рядом с ним, окутанная какой-то туманной аурой. Простыни превратились во влажный, перекрученный беспорядок. Его предплечье буквально горело. Он застонал и поднес его ко рту, ожидая, что на губах сразу появятся волдыри. Но этого не произошло. Он убрал руку ото рта и сбросил простыни на пол.

– Блять…

– Башня? – спросила она.

– Я там, блять, был, Грейнджер. Я знаю, что был. Это. Не просто. Сон.

– Дрейк…

– Драко.

– … Что?

– Так они меня называли. Старик, и тот… другой. Драко. Как ты зовешь меня иногда.

– Твое подсознание, наверное, смешивает все в…

– Нет. – Он выбрался из кровати и потянулся за своими боксерами.

– Куда ты?

– На пробежку, – он открыл шкаф и вытащил оттуда носки, нейлоновые шорты и футболку.

– Сейчас? Еще даже шести нет.

– А почему, блять, меня должно это беспокоить? – спросил он, завязывая шнурки на кроссовках.

– Не уходи. Останься. Я сейчас принесу стакан воды. Мы поговорим…

– Скоро вернусь.

Он особо и не помнил, как открыл дверь квартиры, сбежал по лестнице и вышел на улицу. И сразу понесся вперед, не обращая внимания на сопротивление в мышцах. Резкий холодный предрассветный воздух прорывался сквозь еще свежие воспоминания о сне, не желавшие покидать голову.

Он полностью сфокусировался на глухом звуке, с которым кроссовки стучали по асфальту, на паре, вырывавшемся изо рта при каждом выдохе. Бешеный ритм пробежки прочищал разум, медленно, но верно, пока единственным, что он осознавал, не стали боль в ногах и пылающий огонь в легких.

***

Вернувшись в квартиру, он остановился в гостиной, сгорбившись, уперевшись ладонями в бедра, пытаясь отдышаться. Она высунулась из кухни, и он сразу выпрямился. Она уже приняла душ и снова надела его одежду. Он лишь кивнул ей, голова слишком плохо соображала, чтобы выдавить хоть какое-то подобие приветствия.

– Привет, – сказала она, кидая ему банан.

Тот ударился о его плечо. Он усмехнулся, поднял его с пола и поблагодарил ее.

– Я бы и стакан воды тебе кинула, но боюсь, беспорядок будет еще тот.

Он полностью выпрямился и выровнял дыхание.

– Согласен.

– Тебя долго не было.

– Да, – он прошел мимо нее на кухню.

Присев на краешек стола, он заметил полупустую чашку чая и открытый конверт. И хотя это раздражало, он не мог не признать, что право у нее было. В конце концов, воскресенье уже наступило. Он достал из шкафа стакан и налил себе воды.

– Я позаимствовала твою одежду.

– Я заметил, – он налил себе второй стакан. – Трусики в стиралке?

– Нет. У меня были запасные.

Он приподнял бровь. Кончики ее ушей загорелись. Он прикончил второй стакан и принялся за банан.

– Я прочла твои записи.

– Я видел, – банан уже исчез в его рту. За ним последовала пригоршня миндаля из банки, которую она предусмотрительно поставила на стол.

Она переступила с ноги на ногу. Он сам ненавидел взгляд, которым глядел на нее – ненавидел то, как пытался отдалиться от нее после ночи, когда они стали так близки. И все равно не посмотрел иначе, потому что так было проще, потому что это было равносильно еще пятнадцати километрам бега.

– Я в душ.

– Хорошо.

Он взял сменную одежду с собой и снял футболку, только закрыв за собой дверь ванной. Ему не хотелось снова оказаться с ней в постели, снова почувствовать себя обнаженным, открытым. Не сейчас.

Когда он закончил с душем, то понял что все его проявление скромности не имело никакого значения, потому что выйдя, у двери он ее не обнаружил. Он расчесался и повесил полотенце. От запаха блинчиков его желудок громко заурчал.

Войдя на кухню, он налил себе еще стакан воды. Она положила по три блинчика на каждую тарелку и вручила ему вилку.

– Подумала, что на этот раз ты захочешь их горячими, – сказала она.

– Спасибо.

Он ждал, когда же она начнет предложение словами «Насчет прошлой ночи…» или «Дрейк, тот сон…» или «Я кое-что прочла в твоих записях…», но она и не думала. Просто ела свои блинчики, пила чай и бросала на него короткие взгляды, когда думала, что он не замечает.

Она смогла съесть только два, свалив третий на его тарелку. Он глянул на нее, чтобы убедиться, что она не передумает, но она только выдавила полуулыбку и отмахнулась вилкой, так что он жадно слопал и четвертый блинчик.

– Вкусно?

– Мммм.

– Отлично.

Она отнесла тарелки в раковину и помыла их. Он развалился на стуле и вздохнул. Желудок был полон после воды и завтрака, так что, казалось, сейчас взорвется.

– Полагается есть углеводы до пробежки, знаешь ли, – сказала она, вытирая тарелку.

– Ну, тогда тебе стоило подняться пораньше, – парировал он.

Она фыркнула.

– Ты только что фыркнула?

– Да.

– Очаровательно.

– Как скажешь.

Она поставила сухие тарелки обратно в шкаф. Ему следовало бы помочь ей, но он как к стулу прирос. Изнеможение от пробежки, душ, еда… все это смешалось в его организме, создав идеальное состояние для сонливости.

– Кажется, тебе нужно прилечь.

– Да я в порядке.

Она закатила глаза.

– Как знаешь.

Она взяла конверт со стола и ушла с ним в гостиную, наверное, чтобы положить его в сумку. Когда она вернулась, в ее руках были блокнот и его любимая ручка.

– Мне нужно, чтобы ты снова делал это на следующей неделе.

– Грейнджер… – он потер переносицу большим и указательным пальцами.

– Я серьезно.

Он с отвращением вздохнул.

– И используй эти блокнот и ручку, – она протянула их ему.

– Зачем?

– … Чтобы было похоже на то, что ты уже написал. Проще хранить все в одном формате.

– Ладно. Но не думай, что это войдет у меня в привычку. Только еще одну неделю.

– Договорились.

– Придешь в четверг.

– Да.

– А трусики запасные принесешь?

В ее глазах цвета мускатного ореха за секунду промелькнули возмущение, смущение, а потом и чуть холодная смешинка.

– А тебе все расскажи!

Он усмехнулся.

– Спасибо за завтрак.

– Пожалуйста, – она села напротив него. – На этой неделе я поговорю кое с кем, кто может помочь.

– Оу?

– Да. Я провела исчерпывающее исследование.

Он ничего не ответил. Нет смысла предаваться ложным надеждам, к которым она себя привязывала.

– Слушай, – сказала она, беря его руки в свои, – если я права насчет этой зацепки, может понадобиться… несколько иная терапия.

– Ты о чем? – его ладони безвольно лежали в ее.

– Я пока не уверена на сто процентов. Но до того, как я в это впутаюсь, у меня к тебе очень важный вопрос.

– Я не хочу другого социального работника, Грейнджер. Или ебаного врача.

– Я это и не предлагаю.

– Не это?

– Нет. Тебе не придется иметь дело ни с кем, кроме меня. Обещаю.

– Хорошо.

– Но вопрос все еще есть.

– Ну так давай.

Он понял, что она не спросит, пока он не посмотрит ей прямо в глаза. Когда он наконец подчинился, она до боли сжала его руки. Слезы были готовы вот-вот сорваться с ее ресниц, но взгляд был прямой, пронзительный.

– Ты мне доверяешь?

– Да. – Он ответил без колебаний. Сердце с силой стучало о ребра, но он не понимал, почему.

– Уверен?

– Я полностью тебе доверяю. – Несмотря на поглощенное количество воды, во рту было сухо, как в пустыне.

Она ослабила хватку. Цвет снова вернулся к побелевшим было костяшкам пальцев.

– Хорошо, – мягко сказала она, стерла слезы с глаз тыльной стороной ладони и встала. – Мне нужно идти.

Грусть волнами исходила от нее, будто заразив его, распространившись по груди, как дыхание холодного ветра. Он хотел попросить ее остаться, прижать к себе, отвести обратно в спальню, где они могли разделить тепло друг друга, и судорожный шепот, и сплетение тел… но не сделал ничего.

Она прошла в гостиную, подняла сумку и обернулась к нему.

– Я вернусь в четверг. Пожалуйста, позвони мне, если тебе что-нибудь понадобится. И не забудь про записи. Это очень важно.

– Хорошо.

– Эммм… спасибо за пьесу.

– Пожалуйста.

– Мне… мне очень понравилось смотреть ее с тобой, Дрейк. – Имя звучало неверно на ее губах, но он пропустил это мимо ушей.

– Мне тоже понравилось смотреть ее с тобой, Гермиона.

Она сделала к нему шаг и остановилась. Ее подбородок дрожал.

– И спасибо за ужин и чай… – она уже всхлипывала. Сделала еще один шаг к нему и обвила руками торс, прижавшись головой к груди, потерлась носом о его шею, словно отчаянно хотела запомнить его запах или ощущение прикосновения к его коже. Слезы стали просачиваться через его футболку. Часть его умирала от желания спросить, что не так, а большая часть не хотела знать ответ. Она крепко поцеловала его в шею, сцепив руки, что было сил, а потом отпустила. – Прости за это, – сказала она. – Я… – прочистила горло, – сама не знаю, что на меня нашло.

– Да все в порядке. – К этому моменту у него самого начало пощипывать глаза. – Не нужно объяснять.

– Увидимся в четверг, – сказала она, в последний раз сжала его руку и покинула квартиру.

***

Гермионе удалось сохранить самообладание до самого возвращения в свою собственную квартиру. Она полагала, что спокойно сможет разреветься, как только захлопнет дверь, но план был совершенно испорчен присутствием Гарри, уже занесшим руку, чтобы постучать равно в ту секунду, когда она свернула в холл. И почему у ее друзей есть дурацкая привычка появляться так не вовремя? Она постаралась быстро ретироваться, но было слишком поздно – он ее уже заметил.

– Гермиона?

– Привет, Гарри.

– Я просто зашел, чтобы… А что на тебе надето?

Она посмотрела вниз, на одежду Драко, свободно обрамляющую ее фигуру. Перевесила сумку с одного плеча на другое.

– Одежда.

– А не великовата для тебя?

– Полагаю.

Гарри вперил в нее взгляд. Она открыла дверь и жестом велела ему следовать за ней. Войдя, она сразу достала два стакана, до краев наполнила их огневиски и со стуком поставила на кофейный столик.

– Так это будет такое воскресное утро?

– Да. – Она сделала огромный глоток.

– Что происходит, Гермиона?

– Сначала ты.

– Ну, для моих-то новостей огневиски не нужно.

– Так даже лучше. Давай их послушаем.

– Мы с Джинни назначили дату.

– Давно уже пора, Гарри. И когда.

– Десятое августа.

– Прекрасно, – она тепло обняла друга. – В Норе будете праздновать?

– Конечно. Думаешь, Молли позволит где-то еще?

– Ты прав. И о чем я только думала? Так Джинни согласилась надеть платье своей матери? Ну, то, с птичками?

Гарри втянул щеки.

– Понятия не имею. Тема болезненная, я стараюсь не вмешиваться.

– Разумная стратегия с твоей стороны. Так что, летняя свадьба? Гарри, это будет так красиво. – Волна удовольствия разлилась по ее телу. Настоящим облегчением было говорить об этом вместо очередного передумывания все тех же мыслей, что сверлом вкручивались в ее голову все выходные.

– Твоя очередь, Гермиона, – сказал он, жестоко вырвав ее из ее солнечной страны мечтаний.

– Моя очередь для чего? – она теребила край футболки Драко. Та пахла его порошком, а ее кожа до сих пор пахла его мылом.

– Этот фокус не пройдет, Гермиона. Не со мной.

Слезы побежали по ее щекам до того, как она успела остановить себя.

– О, Гарри… – воздух будто застрял в груди, она не могла нормально дышать.

– Сейчас полдень. А ты только вернулась из его квартиры что ли?

Она кивнула. Он положил руку на ее трясущиеся плечи.

– Он… он что-то сделал с тобой?

Ее голова взметнулась вверх.

– Что? Нет. Конечно, нет.

– Тогда… что… Гермиона… ты что…

– Да, ладно? Да.

– Гермиона… – его голос остался мягким, но была в нем нотка неодобрения… или, может быть, беспокойства… она никогда не могла отличить одно от другого.

– Я знаю, Гарри. Я знаю. Поверь мне, я знаю. Ничего не могу поделать. Ничего не могу поделать с тем, что чувствую.