Текст книги "Трудно жить в России без нагана (СИ 7.01.2012)"

Автор книги: Nazgul

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Гражданская война показала, что та надежда имела веские основания. Кавалерист, в эпоху "до пулеметов" царил на поле боя. Имел прекрасный обзор… Видел далеко. Мог себе позволить стрелять и попадать не только в противника человека, но и в его лошадь. За 200–300 метров! Прямо как мы… Как? Руками! Пугает, как уже сказано, неизвестность. Без точного знания "куда я попал?", человек склонен, в панике, жать на спусковой крючок часто и бессмысленно. "Мешкотная", то есть прицельная, стрельба "одиночными" ему не по душе. Как, в любой обстановке, мгновенно определить факт (место) попадания? Надо или сделать заметным эффект попадания, или же сделать пулю видимой. После попадания в человека – он падает. После попадания в лошадь она падает. Или вскидывается и ржет. Не перепутать. А можно сделать стрельбу ещё нагляднее – применить пулевые трассеры.

Точно наводить на 100–200 метров, через примитивный постоянный прицел, не каждому дано. Зато трассер медленной пули виден до самого конца полета (горит больше секунды). Учесть поправку (на ветер, на дистанцию, на подвижность цели) и метко пальнуть "ещё разок", реально, по силам кому угодно. Ствол у Нагана – винтовочный. Пуля – винтовочная. Дальность поражения – почти винтовочная. Траектория пули крутовата, не поспорить. Но, если она видна глазом, проблемы нет. На то и скорострельность. Промах, вилка, попал! Промах, вилка, попал! Больше половины зарядов ушли в молоко! И что? Подранков-то не осталось…

В титрах фильма, что Елена настрогала и "склеила" из обрывочного фото и звукового материала, моя фамилия упомянута дважды. В конце – как "директор по реквизиту". Вот с этим – согласный. Реквизит получился дельный. Согласно техническому заданию. Многозарядный пистолет постоянного ношения, для прицельной стрельбы, с одной руки, на дистанцию до 200 метров. Спасибо товарищу Леопольду Нагану. Я что? Я только его детище поставил на поточное производство (что б ему же в гробу икнулось, затейнику). И довел до ума тактику применения. Выжал из конструкции всё, что из неё можно было выжать. Много. Уй… Перед тем, как допустить "посмотреть черновик одним глазком", поинтересовалась. С трепетом в голосе.

– Вы заранее знали, что так оно и будет? – и что прикажете отвечать? "Ага, я, с бурятами, всю ночь напролет, сцену сражения репетировал"? Нет, конечно… Просто, трезво оценил в своё время известные факты. И наплевал на мнение тех, кто эти факты знать не пожелал.

Военные, на предложение оценить вероятность попасть из Нагана, на дистанции 200–300 метров, не целясь, на "пальцевом рефлексе", идею отвергли с презрением. Невозможно! Сказка… Глупость… Когда все высказались (а совещания с некоторых пор идут под звукозапись, вдруг, после, что важное забудется), коварные историки показали слайд. Фотографию, знаменитого "Ченгизова камня", из Эрмитажа. Камень обнаружен в 1802 году, сохранил надпись, которая, в переводе со старомонгольского языка, гласит – "Когда после покорения сартаульского народа Чингис-хан собрал нойонов всего монгольского улуса в местности Буха-Суджихай, Есунхэ выстрелил (из лука) на 335 саженей". Повторю, не шагов – саженей! Ясное дело – рекорд… Беда, что сегодня, вокруг нас – бродят потомки этого рекордсмена. Луки у них те же самые. И стрелы те же. Стреляют – с детства…

Античные пращники метали свои пули за 400 шагов (шаг, аршин, в старых единицах – это 710 мм) и надежно попадали в основную цель (голову бойца, точащую над щитом) за 260 шагов. Пуля пращи похожа на свинцовый желудь, весом 100–200 граммов. Неплохо?

Стрела лука с металлическим наконечником весит 50–80 граммов и сохраняет убойность на дистанции до 500 метров. Кто не знает, это древнегреческая рекордная дистанция для стрельбы из лука на дальность. Можете её сравнить с монгольской.

Как метко? Ну… Король Англии Генрих VIII, сам хороший лучник, попадал в яблоко мишени за 240 ярдов (785 шагов). Своим стрелкам он запрещал ставить мишень ближе 140 ярдов для простой стрелы (без перьев) и ближе 220 ярдов для оперенной стрелы. Без всяких там прицелов. На глазок. Как выяснилось – это не особо трудно. И?

Сами видите, "ни одно доброе дело не остается безнаказанным". Можете любого нашего спросить. Кто победил? Мы! А этот (который я), чем, тем временем занимался? Да так… кино снимал.

Можно подумать, я один его снимал? Все отметились! Дружненько… Прав оказался дедушка Ленин "Важнейшими из искусств, для нас являются кино и цирк!". Что там было, на самом-то деле? А… победная эйфория. И балаган… Сейчас, это постановочное шоу, называют "художественно-документальный фильм". А через пару лет, если уцелеет "носитель", приставка "художественный" отвалится. Чую, сей "капустник" однажды предъявят потомкам в качестве "безупречно достоверного кинодокумента", ага… А чо? Его же сами участники событий снимали! По горячим следам… Значит, так оно и было, на самом деле. М-м-дя. Большевики, 60 лет, крутили постановочное кино. "Штурм Зимнего". Как кинохронику! Тоже снимали "вскоре после событий", а участники знали, "как на самом деле" (штурма Зимнего не было вовсе). Э-эх! История любит повторяться.

Тут кто-то думает, что военные, при случае, да под настроение, не умеют вдохновенно валять дурака? Что им помешает осадное положение… и кучка-другая свежих трупов? Хе! Любят и уважают они это дело! Отдаются лицедейству с азартом и пылом. Их бы фантазию на мирные цели. "Шоу во время чумы", м-дя…

Я-то исходный материал видел… Звук слушал! Мы же радиоканал на громкоговорители завели, так он нам, с берега, этот радио спектакль и транслировал. Нас не надурите! Внукам своим будете щеки надувать и мозги пудрить! Бродячие комедианты, блин… Станиславского бы сюда, кричать – "Не верю!". До хрипоты и судорог. Только, "кому нужна ваша правда, если она мешает нам жить?". Оттянулись от души. Примеры?

Типичный эпизод из "блокбастера". Продолжительность – ну, минута. Назовем… "Был ли мальчик?".

Комплект актеров (против правды жизни), увеличен – с двух человек до трех. Потому, что сниматься хотели все. Типажи и стиль – из классических комедий Гайдая, идеи – его же. С примесью Бекмамбетова… Группа "разведчиков", в зарослях укропа… Тьфу, Тома говорила название зонтичного, мне – выше головы… Балбес, Бывалый и Эстет… В ролях, соответственно, Варнаков, Саляев и… уже забыл, очень симпатичный парень, которого в том, первой, настоящем дозоре, вообще не было. Зато, он рисует хорошо… Поставил им кадр – ничего не скажу. На уровне театрального декоратора… В роту разведки, абы кого с улицы, не берут…

Огромный Варнаков, потный, в каске (!), с засученными рукавами, но, вопреки жаре – застегнутый на все пуговицы (бой был ранним утром, а снимали кино уже днем), раздвигает стволом ПКМ густую местную растительность. СВД ему б тоже сгодилась, но Ким не дал. Более подходящего по росту оружия не нашлось.

– Командир! Кажется слон?! – удивленно хрипит он, ларингитным басом хронически простуженного алкаша… попутно тыча пулеметом в эпичную кучу отходов жизнедеятельности, которой не постыдился бы и динозавр. Клянусь – это декорированная навозом кротовина. Но! Вы же это видите, своими глазами… Тьфу!

За ним, из промятого в майском разнотравье тоннеля появляется Эстет. Тоже с засученными рукавами, но, без каски. Увидев, куда его загнала злая судьба, опускает автомат, манерно закатывает глаза, изображая – "Фи!". Из нагрудного кармана добывает носовой платок и кропит его фляжным самогоном с таким видом, будто там парфюмерия. Аристократически бледнеет, зажимает платком нос… Отшатывается в сторону.

Невысокий, на фоне парочки, круглолицый и подвижный, как шарик ртути, Саляев – в расстегнутом мундире на голое тело и с Наганом в руках. На голове – выпрошенная у Томы косынка. Сильно смахивает на мелкого чина из ГИБДД, утомленного дорожным беспределом и скрывшегося от житейской суеты большой дороги в зарослях травы у обочины. Начальник! Хозяйским жестом нахлобучивает на потного Эстета каску.

– Сынок! Когда послужишь, с моё – ты тоже будешь ходить летом без шинели! – отнимает у бедолаги флягу, мощно глотает. Шумно выдыхает, занюхивает обшлагом. Восхищенно крутит головой, но флягу не отдает, озирается, фокусирует глаза – Э! Да тут – полный беспредел! – ну и артист! Что он забыл в армии?

В кадре – вид сверху. На свет появляется огромная плотницкая рулетка (явно выпрошенная у боцмана, и когда только успели?). Ринат замеряет "длину тормозного пути", от поддельной кучи "гэ", до борозды в мятой траве, радостно бормоча под нос:

– Слон, говоришь? Тогда, почему на ногах подковы? Эко занесло-то как, живность на повороте… Ау, разгильдяи, кто первый назовет марку транспортного средства? А кто не назовет – наряд вне очереди!

– Лошадь! – гудит Балбес… – Девочка.

– Рыжая! – изрекает Эстет…

– Обоснуйте! – Саляев делает глоток, смачно закусывая пучком черемши (клянусь – во фляге вода!).

– Вот! – Варнаков показывает на лужу, окаймляющую кучу, – У жеребца то же самое было бы не здесь!

– И вот! – Эстет тычет клок шкуры, как бы снятый с острого сучка (глупость, натяжка, но, уже снято!).

– Молотки! – радуется Саляев, – А мальчик при девочке был? Кто не скажет – два наряда вне очереди!

– Да! – хором ответствуют испытуемые, тыча руками в сторону висящей на кустах бурятской шапки.

– О це бриль! – под Папондопулу из "Свадьбы в Малиновке" сипит Саляев, – Как раз мой размерчик!

Очень жизненно и ни слова правды. Шапку бы бурят никогда не бросил – плохая примета. Лошади – не подкованы. А народу этот стеб – нравится… Озверели? Да ничуть! Просто поменялась восприятие жизни. Как на фронте…

Доказать? Ещё эпизод фильма. На этот раз документально точный. Своими глазами с борта наблюдал.

Боцман, который отныне и пожизненно – "Экселенц". Четко "погоняло" прилипло. "Бабье слово – как банный лист!" С шумом тянет в себя воздух, озирая мгновенно изменившийся пейзаж. Мятую луговину и тела убитых на ней. Бледен… Шарит по карманам, отыскивая там не существующий, оставшийся в прошлой жизни "мобильник"…

– Влипли! В милицию бы надо сообщить, – мирные рефлексы, из совсем недавней, размеренной жизни.

– Звони! – добродушный Саляев протягивает ему армейскую рацию, – Заодно – и в "скорую помощь"!

– Э-э-э, – машинально поискав клавиатуру набора, боцман возвращает средство связи владельцу, – Эх!

– Раздумал звонить? – деланно удивляется хохмач, – Ну ты, Константин Никифорович и лют! – резко поворачивается к собеседнику спиной и делает несколько "добивающих" выстрелов. Распростертые в траве тела, в бурятской одежде, картинно дрыгают руками и ногами, изображая свою безвременную кончину.

Начало – чистая правда. Елена ручной камерой репортаж снимала. Дальше – беспардонная "фентези". Герои добровольцы не побрезговали, ради прикола, напялить бурятские тряпки, и побарахтаться в них на лужайке. Хотя из одежонок торчали не по местному длинные руки-ноги. Тома им, за эпидемиологическую расхлябанность, уже вставила… А орал тогда Ринат, не страшась Гаагского трибунала, совершенно другое:

– Раненых – добить! Трупы – раздеть догола и обыскать! Лошадей – ободрать! Время пошло! – сами сравните, кино и правду жизни. Тушки, между прочим, сначала сфотографировали нагишом, а после ещё и обезглавили. Для надежности. И с лошадок шкуры спустили, едва ли не быстрее, чем с их хозяев… Ловкачи. Экономика средневековой войны! Бой закончен, но отдыха нет – трофеи ж пропадают. Мясо, шкуры, вещи. Хабар сразу надо собрать, обработать, не дать ему потеряться или испортиться. Май месяц на дворе! Тепло.

Кстати, эпизод, для атмосферности, не желаете? Вполне правдивый? Предельно честный? Сам снимал.

– Дед, почему ты их фашистами назвал? – отцы командиры, самые опытные мясники, в четыре руки, разделывают вертикально висящую тушу. На заднем плане личный состав дерет шкуру со следующей по очереди лошаденки. Сортирует трофеи. Тщательно, по швам, обыскивает снятую с бурятов одежду. Пыхает фотовспышка. Мы, тут, и за милицию, и за паталогоанатомов, и за душеприказчиков… Обстановка к беседе, гм… располагает, – Дикари, они и в Африке – дикари. Зверство-то, по-моему, в пределах допусков. Не?

– Фашисты… – Константин Никифорович отвлекся от кровавой работы. Точит ножи… Это надо делать каждые пять минут… Рядком, на старой тряпице, по номерам, разложены бруски и сам инструмент. Окунув чистовой, графитовый брусок, в миску с водой, боцман волнообразными движениями направляет лезвие… – Фашизм – название "смысла жизни". Фашисты, кстати, мил человек – получше наших демократов. Просто бандюги. Если решили убить – сразу говорят. Честно. "Мы вас всех убиваем, за то, что вы – недочеловеки". Признаки, различия такие-то. Ясные. Здесь и сейчас фашисты – буряты. Но, если бы их не случилось – были бы фашистами тунгусы. А для них всех, враги – мы! Кто не похож на своих – не человек. Люди – только они.

– Странно, а почему тунгусы не сразу фашисты, а только после бурятов? – Саляев, раздетый до трусов, крутит на подвесе тушу, вгрызаясь в неё клинком. Толстые пласты парной конины, то и дело, отрываются и звонко шлепаются вниз, на подстеленный кусок брезента. Меня приставили фотографировать процедуру и думать над её ускорением. М-мдя… Семь мертвых коней – это, грубо, три тонны мяса и костей. За краткие часы их надо качественно обработать, не отвлекая слишком много народа от занятий… Съемка ориентиров, взятие образцов, разведка подходов – тоже святое. Плюс охрана. В голову пока ничего дельного не пришло.

– Про Дерсу Узала, писателя Арсеньева, книжку читал? Там, старый тунгус, все живое, "другой люди" называл. Одушевлял природу. Смекаешь? Для него, и бурундук, и тигр, 'другой', но всё же – "люди"… Их можно убить только на еду. Попросив прощения… Для развлечения, ни в коем случае, – боцман протягивает раздельщику отточенный клинок и принимает в работу затупившийся, – А эта шпана, – жест в сторону, где, рядом с барахлом, двумя кучками лежат убитые, – резвилась. Развлекались чужими муками, чужой смертью.

– На войне, как на войне, – коренастый и узкоглазый, Саляев, явно огорчен бесславной кончиной юных всадников. Не, наверно, ему лошадей жалко. Или степная кровь татарина почувствовала родственные души? – Фига они, в наглую, прямо на бойцов, галопом поперли? Видели же, что мы не местные… И безоружные…

– Дурак ты, Ринат – боцман внезапно легко разгибается, в полный рост, – Они не воевали, они ж "место зачищали". Айнзатцкоманда, проводила "окончательное решение тунгусского вопроса". Нас, тоже хотели… "немного эршлоссен", – кривится, словно от горечи, смачно сплевывает, в кучку отбросов, – Тут не война – чистый геноцид. Можешь такое понять? "Резать всех прочих, что бы очистить землю для своих потомков"

– Как американских индейцев, что ли? – господи, штампы пропаганды продолжают работать. Если где геноцид, то в нем виноваты проклятые империалисты и их пособники. Нацисты, фашисты, расисты… не мы.

– Как коренных жителей, – боцман, похоже, читал со мною одинаковые книжки. Ну, естественно, мы ж почти ровесники… О далеких материках, о первобытных народах. – Интересно, бурчит он себе под нос, – а эти, лешаки, чего подставились? Сидели бы себе в лесу… Буряты, рыбу не едят… и не ловят. Чащи боятся…

– С голоду они из леса вылезли, – неожиданно меняет тему Саляев. Вы сами гляньте – там, ребята, их рядком положили. Сущие дистрофики! – мысль неожиданная. Рассмотреть тунгусов у меня возможности не было. Незадачливых рыболовов собрали ещё с утра. И накрыли, в тени, собственным жалким барахлишком.

– Тогда ясно! – оживляется боцман – Их специально подловили… Потому, кони свежие… и нет следов боя. Знали, что с голодухи и отчаяния, тунгусы сами к речке полезут. Даже не мешали им стойбище ставить. И после, так делать будут, уже наши, русские… Сначала – голодом морить, а потом, на ловах – дубьем… Думаешь, они сами собой, на Байкале, дочиста повывелись?

– Чего? – Ринат, в удивлении, бросает кромсать конину.

– Таво! – передразнивает его боцман, – Знай и люби родной край! Начали геноцидить тунгусов буряты, продолжили казаки. Ясак на них был наложен, против обычных инородцев – втрое больший. Неподъемный. Церковь наша, православная, грабежу и изуверству не мешала. Чего нехристей жалеть? А добивали их вовсе простые наши селяне. Землепашцы. Задолбали они тут всех, своей таежной простотой. На скотину домашнюю охотились, как на диких зверей. В лесу или в поле – без различия. Кто такое потерпит? В людных местах – лесовикам жизни нет! – м-мда!

– Дед, я не понял, – Ринат озадаченно моргает, попутно трет лоб тыльной стороной ладони, оставляя кровавую полосу, – ты сам-то, за тунгусов или против? Считаешь, мы зря в их разборки вмешались?

– Док! – боцман подчеркнуто игнорирует вопрос, – что с тушами делать будем? Мало нас, едва вторую ободрали, а уже запыхались. А не сдюжим жиловку – мясо, на костях, пропадет! Разве тунгусам подарить…

– Нельзя им мясо! – из-за спины выныривает Тамара, – Тут одни мужики были. А женщин с детьми они где-то в лесу спрятали, – заминается, – У всех, кого подобрали – крайнее истощение. Я, вскрыла одного… Показана легкая пища. Ну, мясной бульон…. Или уха… Иначе – помрут, – снова заминается, – если найдем…

– О! Фр-р-р! – трель боцманской дудки заставляет нас подпрыгнуть, – Команда! Кто сейчас свободен? Котлы разводить! Воду-дрова носить! Кости лошадиные – варить! Бульон делать будем! – Ринат облегченно скалится, напряжение разрядилось, – Док, лошадиное мясо, как оленину, на ветру сушить можно?

– Конину и сырой есть можно, без специй, – Саляев тоже принял решение, – Но, посолить тоже хорошо. Смена, к снаряду! – подброшенный в воздух разделочный нож привычно ловит беззвучно подошедший к нам парень, – Дед, покажи, как точить ножи. Ловко у тебя получается. К туше не суйся – покормим лешаков. Мясо резать – только мякоть! Нам навар нужен… и бабы… – улыбается неожиданно широко и обаятельно, – Сытая женщина – добрая женщина. Я фото в журнале видел… Там… давно… Тунгуски – они красивые.

Глава 9. Здравствуйте наши девочки!

Очередной раз, в этом походе, вспомнил, что время воспринимается не часами, а событиями. Раньше, да и здесь, был один сплошной поток дел. Плотно набитый список, срочных, сверхсрочных, просто нужных. А в плавании настал относительный расслабон. Не в смысле, «нечем заняться». А – не от тебя зависит результат и сроки его наступления. Хотя… дунул встречный ветер (его тут называют Култук, по источнику) и хоть ты тресни – скорость «Матраса» упала вдвое. Промозглый сквозняк всех загнал в трюмы, где боцман устроил «парко-хозяйственный день». Нет ничего хуже, для молодых лбов, забитых в тесные коробки трюма, чем вынужденное безделье. А кому им пример показывать? То-то! Уй… Наломались так, что «язык на плечо». Стирали, прибирали, проводили регламент техники и мелкий ремонт (по объему близкий к капитальному). Мама! Психологически, вышел «самый длинный день в году». Тысяча мелочей… От покраски срочно вдруг облупившихся частей, до чистки и смазки механизмов. Лебедок, талей, дверных петель. Стальных деталей здесь полно. Вода рядом… коррозия! Короче, потом, уже сами еле отмылись. Хорошо, что вода рядом, да-с.

Сегодня аналогичный случай. Сюрпризы, ситуация меняется… Планы то рушатся, то строятся заново. Волшебное слово "красивые тунгуски" стянуло личный состав к Саляеву, как магнитом. Симптоматично… Проблема не пропорционального представительства в экспедиции женщин – больная. Главная, после еды… Выдать манящую, пусть наполовину придуманную байку (для поднятия духа) он не успел. С дальнего края поляны, где утром, в холодке рядком сложили убитых тунгусов, донеслось тихое тоскливое подвывание… Жуткий, искренне отчаянный, собачий плач… Крупная лайка, на фоне зелени кажется ярко-белой, как умеет выражает своё горе… Тычется в мертвого хозяина носом… и тонко надрывно скулит… Всех нас, что показательно, вообще не принимая в расчет. М-м-дя, интересно… И? Сколько людей – столько мнений.

– Собачка! Кавайная! – с восторженным придыханием, на грани сюсюканья. Это Елена.

– Голодная, – с сочувствием, уже без восторга. Это Тамара.

– Не стрелять! – вполголоса, зато на рычащих тонах, поскольку рефлекс хвататься за оружие – четкий и с десяток стволов на зверушку уже нацелился. Это Ринат. Это правильно. Рационально… В силу бредовых инструкций, о соблюдении режима секретности, мы так и не смогли добиться разрешения взять в аномалию хоть одну собаку. "Не положено" и весь ответ. Согласно такого и такого пункта… ну, не процитирую точно. Типа"…допуск в помещения, где находятся секретные материалы, любых домашних животных – строжайше запрещен". Представляете, каково оказаться посреди сибирской тайги без собаки? Мы – уже представляем. И очень наглядно. Зла не хватает! Это целая планета – секретная зона? Сколько докладных писали, сколько запросов… Не успели. Пока скрипели колеса бюрократической машины – проход закрылся… Э-э-эх! Знать бы заранее – лично, в карманах бы, пару щенков пронес. Через все пропускные пункты. Собственноручно бы поймал. Интересно, сколько бы мы заплатили сегодня за эту вот собаку, её хозяевам? А за парочку таких же? Кобеля с сучкой? Подозреваю, дорого… Железом – по весу. Тут, хорошее железо, дороже золота

– Охотная… – мечтательно. Кто-то из ребят, окающий говор прирожденного лесовика. Те же мысли?

– Ци-и-и-ть! Всем молчать! – боцман уже сложил в голове одному ему известные резоны, – Варнаков!

– Я! – непорядок, однако. На суше, обращаться к подчиненному через голову непосредственного его командира? Ну, раз уж отозвался, значит быть по сему. Пистон, за нарушение субординации – потом. Если…

– Немедленно накормить животное! – вот так, прямо, однозначно, без разъяснений и комментариев.

– Есть! – подхватил кусок парного мяса (шмат вырезки, на полкило, не меньше) и двинулся… Забавно.

Помнится, в прошлой жизни, здесь и там, натыкался на дискуссии о последствиях тотальной раздачи населению России боевых пистолетов. Одни ораторы, с пеной у рта, доказывали ценность такого шага для дела демократии, приводили в пример Америку. Другие… рвали на жопе волоса, заклинали не совершать трагической ошибки, приводя в пример ту же Америку. Третьи, кричали, что если дать народу волю, мы сразу друг дружку перестреляем. Потому, воли давать не след. "Люди должны созреть" Ну, этих я хоть понимаю. Когда человек истошно верещит, что, при тотальной вооруженности народа, в стране сразу же начнется массовое взаимное смертоубийство, то он сам, уже наверняка и очень хорошо знает, за что следует пристрелить именно его. На воре шапка горит, хе-хе… Хотя, в чем то, эти персонажи правы. Контраст, да… Второй месяц непрерывных упражнений в стрельбе, постоянная и привычная гонка на время с голодной и холодной смертью, ночные тревоги… аварии. Чувства притупились? Как-то всё стало буднично. Не пугает. Трудно иметь дело с народом, который забыл страх. "Если люди перестанут бояться – то мир рухнет", хе… Нате – имеем наглядный пример. Вот ты, какой есть, "Золотой век"! Геосид ротором вертится в гробу…

Вышел из леса пес. Из настоящей тайги… дикий зверь… Размером почти с волка. Злой, скорбный и голодный… Не знающий чего ждать и угрожающе скалящий зубы. Страшный, в своем собачьем горе… Идет навстречу человек. С куском мяса в одной руке и пистолетом в кобуре. Ещё более страшный зверь. Поймут они друг друга? Поняли! Лесной гость поджал хвост, поднял губу, взъерошил шерсть на загривке, но от тела не отступил. Охраняет, что ли? Ещё шаг… Зарычал. Ещё шаг… Обнажил клыки. Без дураков. Готов хозяина защищать? Даже мертвого? Человек не стал нарываться – бросил кусок. Пес рванулся навстречу и… поймал его в воздухе. Кажется, прямо в полете проглотил. Действительно, голодный… Отскочил. Очень неуверенно вильнул хвостом. Снова зарычал… Ближе не подпустит! А тот – не боится, он и раньше, хе… не очень кого боялся, а последнее время – совсем перестал. Тем более, сама Елена на него смотрит. Да он, ради одной её улыбки, этого бобика – голыми руками… поймает. Или придушит, по обстановке… Хотя, бобик матерый. С такими – на медведя ходят. Ни черта они оба не боятся. А Варнаков это понимает? Похоже… Улыбается…

– Я сказал, накормить! – боцман прав – кусочек собаку маловат. На один укус… Точнее, глоток. У-у, прорва! – Следующий! – оп-па… Не ослышался? Интересное развитие сюжета. Какое нам всем дело до этой псины? Людей от дел отвлекать? Тем не менее – команда отдана… Сортировка? Проверка крепости нервов?

– Есть! – парнишка, пожиже Варнакова, тоже наган из кобуры не вынул. Так идет. А Варнаков пятится ему навстречу, держа барбоса на прицеле. Не навязчиво… Просто повернув кисть у бедра… Ага, это он, тот самый… окающий. Длинный нос и конопатая физиономия типичного уроженца Русского Севера. И кусочек, м-м-дя… щедрый. Не лопнет ли, от пережора, этот собак? Не лопнул… Силен! Заглотнул, почти, как первый раз… Ну, в два укуса. Правда, уже на земле. И хвостом вильнул, вполне определенно. Благодарно…

– Следующий! – нас всех, что ли, через процедуру кормления, пропустить решили? Или это умысел?

– Есть! – Похоже, данный воин не чужд навыков экспериментатора. Кусище в его руке потянет почти на килограмм. Боцман молчит. Странно… На глазах расточают материальные ценности, а он ни звука… Оп! Пес на лету хватает кусок… Вспышка! Ослепительная. И совершенно неуместная, в данный момент. Елена не смогла удержаться. Сфотографировала… Собака бросается в заросли, зажав в зубах мясо… Сбежала? Испугали так, что больше не появится? Мир замер, в ожидании громовой матерной тирады… Аж ветер стих.

– Ци-и-и-ть! Молчать! – надо ж, Саляев усвоил лексикон собеседника, – Когда вернется – дать ещё! И ещё! И – варить бульон! Котлы – на берег! Оба! Быстро! – значит, всё уже идет по некоему плану. Ладно.

– Следующим кормишь собаку – ты! Потом – ты! Потом – ты! – похоже, боцман твердо уверен, что пес вернется. Заранее распределяет роли, – Дамы – первыми! – а вот это странно, обычно мы женщин оттираем за спину при малейшей опасности. Чего ждать от таежной псины, пусть слегка одомашненной – неизвестно.

– Как его не разорвет? – неужели трудно сразу догадаться? Впрочем, чего разумно требовать… от наивного "дитя асфальта"?

– Он – не себе. Он – людям харч носит, – густо басит в ответ Варнаков, добавляет – Очень правильная собака. Голодные они… там – До какой степени голодные – знает одна Тома, вон, с начальством шепчется.

– Док, ваш выход! – о черт, пока болтали – собака вернулась. Запыханная, язык висит наружу. Смотрит жалобно. Поскуливает. Просит… Что, не знаешь, как мы отреагируем на беспримерную наглость? – Держи!

Зверь подхватывает мой щедрый дар и снова исчезает в чаще… Сколько он ходок сделал? Пять-шесть, не меньше. Трудолюбивая скотинка! Пес-потаскун… Маленьким, читал, как собака носила еду заваленному в подвале больному человеку, пока тот не окреп и смог разбить дверь. Знакомый охотник готов был о лайке (это же лайка?) говорить часами. Жаль, что в прошлой жизни не удосужился завести собаку. Действительно, "друг человека". Интересно, сколько там народа? Что они думают о происхождении свежего мяса? Конина – явно новинка в рационе тунгусов. Кажется, они её считают за особое, деликатесное мясо. Или это татары? Не! Тунгусы, наоборот, считают лошадь и всадников – табу. Стараются не иметь с ними никаких дел. Боятся. Тогда у них, там, в потайном таежном схроне, уже должна от догадок конкретно ехать крыша. Стрельбу-то они слышали, о бурятах – могут догадаться. О происхождении свежей конины – тоже. Но, как она образовалась? Почему собака конину беспрепятственно таскает? М-м-дя! У меня бы не хватило воображения… Ладушки… Скорость неторопливого бега собаки – около 20 км/час по ровной дороге и 10–12 км/ч по траве… Если псина мотается без отдыха, до схоронки тунгусов не больше километра. Если отдыхает – ближе… Скоро узнаем.

– Дед, клейстер готов! – эге, поспела первая партия "лошадиного бульончика", следует понимать. На вид, да-с. Скороварка сработала, на ять. Субстанция, когда застынет, несомненно сгодится в качестве клея.

– Разливать! – надо же, и канистры приготовили, похоже, действительно имелся план. Что-то знали…

– Мальчики – берите мазь от комариков! – вот тут Тома права. В долинке – ветерок, а под сенью леса, озверелая мошка, накинется и начнет грызть. Сетки для накомарников мало… только мазью и спасаемся. Жирной, вонючей и противной. Хорошо, для массового вылета гнуса пока не сезон. Слепни появятся недели через полторы. Тогда – взвизгнем. Их тут, говорят, чуть ли не сорок разных видов… Один другого злее…

– Док, вы – с ними. Нам, в группе, нужен человек выглядящий солидно, – уй, у Томы в глазах пляшут чертики. Вчера пожаловался на проступившую седину, но, она не пожалела, а загадочно хмыкнула, – Может пригодиться! – Чую, мне и шевелюре, в их плане, уготовано почетное место – изображать аксакала…

– Я что, рыжий?! – машинально вырвалось.

– Ты седой! – объяснение, хм… оскорбительное (у меня черных волос ещё много, "соль с перцем", да).

– Пойдете вторым! Елена – третьей! За старшиной, – это уже легче. Варнаков напяливает бронежилет. Уже легче. Хоть почетную обязанность разряжать впалой грудью тунгусские самострелы, мне не доверили.

– Только ничего не говорите! Если щелкну пальцами один раз – кивайте. Если два раза – улыбайтесь. Угу… В ихнем плане мне явно отведена декоративная роль "почтенного пожилого идиота". Без "права вето". Если вспомнить, что данные конкретные туземцы, в фольклоре покорителей Сибири – это и есть прославленная летописцами "кровавая самоядь", то веселого мало. "А почему аборигены съели Кука?" Он знал, как отказаться от предложенной высокой чести… Гы-гы.

– Куда выбрасывать? Добро переводить?! Добавить новых… и опять кипятить! – а я-то думал – боцман стал чуть щедрее. После разливки сомнительно пахучего варева, зато – отчаянно жирного (прямо свиньи, а не лошади попались), порядок экспедиции определился окончательно. Варнаков, я, переводчица и четверо носильщиков, с заправленными в рюкзаки канистрами. Те, кто собаку уже кормил, кого она не так боится… И Тамара, замыкающей… С небольшим отставанием. Она – единственная, кто умеет ходить в лесу. Именно ходить, без хруста и шороха. Как положено таежному аборигену. Мало ли? Присмотреть за тылом полезно.

– Встали! Попрыгали! – Саляев не может без прикола, не в разведку ж идем, наоборот – знакомиться, – Пошли! – точно, собак очередной раз выскочил на свет, а тут и мы. Понял? Понял… Умный – аж противно. Взвизгнул и убежал. Ничего… теперь мы и сами дорогу найдем. Тропинка – вполне просматривается. Ух…