Текст книги "Любовь длиною в жизнь. Часть 2: Я буду ждать тебя (СИ)"

Автор книги: Nastyad87

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц)

Испытывая разочарование и боль от прочтения письма, Репнина всё же села писать ответ отцу, в котором сообщила, что намерена жить так, как считает нужным и умоляет принять её выбор. Подбирая самые мягкие и дружелюбные выражения, Натали попыталась объяснить, что это вовсе не простая интрижка и не мимолётный роман.

Однако сердце подсказывало, что её слова не найдут понимания. Как вскоре и вышло: следующие письмо от отца было до неприличия кратким, с просьбой не беспокоить их более (а особенно матушку) до тех пор, пока она не вернёт себе облик порядочной барышни и не восстановит доброе имя князей Репниных!

***

Став хозяйкой помещичьей усадьбы, Наташа не сразу поняла, что помимо дома и земли от предыдущего владельца ей достались и крепостные крестьяне, проживающие на территории Высокого. Будучи до недавней поры исключительно городской, светской особой и придворной дамой, она слабо представляла себе уклад жизни в деревне, а также то, что ей предстоит управлять некоторым количеством людей. Наслышанная о бесчинствах местных управляющих, она твёрдо решила вести дела самостоятельно, однако не предполагала, сколько всего нового ей необходимо будет освоить.

Как-то раз за завтраком к ней в дом постучались два здоровых и крепких мужика, считавшиеся самыми уважаемыми в крестьянской деревушке. Заслышав о продаже имения, их послали в качестве гонцов: разузнать, что из себя представляет новая хозяйка и каковы будут порядки при ней. Наташа, выслушав от Глафиры Петровны краткий рассказ о нежданных гостях, в то время как те молча топтались в коридоре, попросила проводить их в гостиную, а сама, бросив свой кофе, в волнении встала и отошла к дверям, выходившим в сад. Через мгновение перед ней предстали двое: один помоложе, другой – постарше. И Репнина, и гости смотрели друг на друга с нескрываемым интересом.

– Доброго утречка, барышня! – пробасил тот, что постарше. – А мы вот к Вам пришли, так сказать, познакомиться.

– Доброе утро. – ответила Натали слегка напуганным голосом. – Что ж, присаживайтесь, давайте поговорим. – И рукой указала им на два стула, стоявших по краям стола.

Мужики удивлённо переглянулись.

– Что-то не так? – спросила княжна, видя замешательство своих гостей.

– Да видите ли, при прежних хозяевах нам не разрешалось и в доме-то особо бывать, а уж сидеть в ихних столовых и подавно. – вновь взял слово старший из двоих.

– А при мне всё будет по-другому. – осмелела Репнина и улыбнулась. – Садитесь, и ничего не бойтесь.

И дабы приободрить их, присела сама в мягкое кресло около стены. Её гости, с шумом отодвинув свои стулья, тоже сели.

– Так зачем Вы ко мне пожаловали?

– Видите ли, барышня, Вы теперь здешняя хозяйка, а мы – Ваши крепостные. – Подал голос тот из мужчин, что помладше. – И всю деревню волнует вопрос: какие теперь будут порядки? Кто будет новым управляющим, и каковы будут Ваши распоряжения на наш счёт: может, продать кого захотите за ненадобностью?

Старший гость одобрительно кивал, случая речь своего соседа.

– По поводу порядков я даже как-то не думала. – Пришёл черед Репниной быть растерянной. Она пыталась собраться с мыслями, чтобы хоть что-то вспомнить, что ей когда-либо приходилось слышать об управлении поместьем, особенно от Марии Алексеевны Долгорукой. – Управляющего я нанимать не буду – это вопрос решенный. Продавать тоже пока никого не намерена – для начала мне бы хотелось познакомиться со всеми вами. (Мужчины, вскинув брови, вновь переглянулись) Видите ли, я ещё мало что знаю о том: как и что нужно делать, будучи помещиком, а точнее – помещицей, однако думаю быстро научиться.

– А пороть нас будете? – спросил младший гость. – Управляющий Пётр Сергеевич любил время от времени бить нас розгами – говорил, чтобы место своё знали и не лентяйничали по чём зря.

– А когда нам лентяйничать? – продолжил старший крестьянин. – Встаём засветло, весь день в работе, ложимся затемно. Нам семьи кормить надо, землю пахать, снедь запасать, да за скотиной следить.

– Я не буду никого пороть! – в ужасе воскликнула Наташа. – Можете смело передать всем в округе, чтобы они забыли про телесные наказания! Я считаю это варварством и дикостью; да разве можно бить человека, тем более ни за что?!

– Спасибо, барышня, коли правду говорите. – промолвил старший, поднимаясь. – Будем Вам служить верой и правдой. А нам, наверно, пора – работа ждёт.

– Подождите! – сказала Репнина, тоже вставая со стула. – Я бы хотела узнать ваши имена, да как вас обоих найти.

– Я – Борис. – ответил старший и, указав рукой на своего соседа, продолжил – Он – Матвей. А найти нас проще простого: в деревне любой крестьянин покажет наш дом, только спросите, где Семёновы живут. Родственники мы: шурин и тесть.

– Хорошо, Борис и Матвей. Я обязательно приеду к вам на днях. Спасибо, что пришли. Моё имя Вам известно?

– Да как жеж не знать? – улыбнулся в ответ Борис. – Вся округа только про Вас и говорит: княжна из Петербурга, бывшая во дворце да служившая самой государыне-императрице – Наталья Александровна Репнина! – торжественно произнёс он.

– Да, да, всё верно. – смущённо пробормотала Натали, размышляя над тем, о чём ещё, касательно её персоны, может говорить весь Двугорский уезд и не имеет ли отношения к этим слухам Михаил?

– Так мы можем идти? – спросил младший Матвей.

– Конечно, ступайте. – Репнина проводила своих гостей до дверей гостиной, где их уже поджидала Глафира Петровна. – До скорой встречи! – сказала она напоследок мужчинам.

– До свиданьица, барышня. – крестьяне раскланялись перед ней напоследок чуть ли не до земли, чем вновь смутили Наташу. – Здоровья Вам, всех благ! Будем молиться за Вашу душу!

– Спасибо. – только и смогла произнести Натали.

Глядя из окна на то, как две огромные фигуры бодрым шагом идут вниз по дорожке, Репнина всё никак не могла прийти в себя от этого визита. «Боже мой, крестьяне, которыми я должна управлять! – ошеломлённо думала она. – Это значит, что теперь от меня зависят все эти люди – их семьи, дети и старики! И мне предстоит вникать в дела, связанные с урожаем, уходом за скотиной и наверно, чем-то ещё, о чём я пока не знаю!» Наташа вдруг вспомнила себя придворной дамой, в нарядном платье и блеске украшений, направляющейся на очередной бал или на концерт в оперу, – и рассмеялась. «Ничего, я справлюсь и с этим! – весело подумала она, возвращаясь к уже остывшему кофе. – Крестьяне – такие же люди, как все. Думаю, я найду с ними общий язык, а уж в делах поместья будем разбираться сообща!»

И вправду, пусть не сразу, но довольно быстро Репнина стала осваивать новую сторону своей жизни. Она действительно наведалась в крестьянское поселение, где была встречена и принята очень тепло – и всё из-за рассказа Бориса и Матвея о молодой и доброй барышне. Никогда не общавшаяся с простыми людьми столь тесно, Наташа обнаружила, что её умение располагать к себе благодаря природному обаянию работало и здесь. Находя большое удовольствие в искреннем и простом обращении с их стороны, Натали всё больше узнавала стольких людей, с которыми её свела судьба. Крестьянские семьи были так же непохожи одна на другую, как и семьи дворян: везде свои проблемы, а так же поводы для радости или гордости. Внимательно слушая всё, что ей говорилось, она старалась как можно больше запомнить, чтобы потом предпринять нужные шаги. И спустя совсем небольшой промежуток времени «душенька Наталья Александровна», как стали называть её крестьяне за глаза, стала желанным гостем в каждом доме.

***

У Михаила, сколько бы сильно он не был рассержен после ссоры с Натали – так и не получилось отречься от неё. Как бы далеко не заходили его каждодневные возмущения, высказываемые Лизе, что Наташа должна встать на правильный путь, избавившись от ложных иллюзий, как бы он не пытался показать, что ему всё равно, чем закончится эта история – в душе он сильно страдал и мучился. Привыкший с детства восхищаться и обожать старшую сестру, он не мог так жестоко вырвать её из своего сердца. Поэтому, съедаемый противоречивыми чувствами, он, через некоторое время после того, как Наташа покинула их с супругой, появился-таки в Высоком. А вскоре завёл традицию наведываться в поместье по нескольку раз за неделю под каким-нибудь благовидным, а в сущности пустяковым предлогом. Нет, он не попросил прощения, не стал мягче в общении с Наташей – скорее наоборот: всякий раз напускал на себя суровый отеческий вид, говорящий о том, что Репнина должна непременно упасть на колени и покаяться во всём содеянном.

Наташа же, тяжело переживая такие приезды («Лучше бы он и вовсе не являлся, чем с такой кислой миной, будто проглотил лимон!» – сказала она как-то Глафире Петровне после очередного визита брата), всякий раз пыталась найти способ помириться. Однако Миша отстранялся при любой попытке, замыкался в себе и делался ещё более угрюмым.

Они оба старались избегать в разговорах имени Александра Николаевича. И каждый новый приезд Наташа приноровилась заполнять беседой о делах, коих к удивлению самой Репниной, всегда находилось немерено.

Как-то раз, прогуливаясь с Михаилом вдоль поля, на краю которого виднелась крепостная деревушка, княжна решилась поделиться своей тревогой о том, что крестьянские дети совсем не образованы. И быть может он, как предводитель уездного дворянства в Двугорском, сможет что-то придумать? Брат посмотрел на неё как на умалишённую: неужели найдётся учитель, готовый заниматься этими детьми? Натали стала уверять, что непременно найдётся, если предоставить ему дом под школу (хотя бы для мальчиков!), а также солидное жалование.

В другой раз, идя рядом меж стройных сосен, возвышающихся за усадебным домом, их разговор зашёл о Глафире Петровне, которая очень полюбилась Наташе. Репнина сказала брату, что хочет дать женщине вольную, отблагодарив её за всю заботу и помощь, которой была окружена с первых дней пребывания в Высоком.

– И потом, Миша, мне претит мысль, что она находится в статусе прислуги, хотя я отношусь к ней, как к матери. (Тут голос Наташи немного дрогнул – она вспомнила родную матушку, Зинаиду Гавриловну) – Нет, её решительно надо освободить! Ты ведь поможешь составить вольную? Я прежде ничем подобным не занималась и совсем не смыслю в документах такого рода.

– Будь твоя воля: ты бы их всех освободила. – буркнул Миша в ответ.

– Александр Николаевич говорит, что давно надо это сделать! – воскликнула Наташа. Но в миг опомнившись, закусила губу – всё-таки не удержалась, произнесла это имя.

– Я наслышан о либеральных взглядах Его Высочества. – холодным тоном произнёс Репнин, делая вид, будто ничего не произошло. – Однако, некоторые считают, что это никому не пойдёт на пользу.

– Что ты имеешь ввиду? – княжна подошла к брату и, забыв о ссоре, дотронулась до его руки.

– А то, что народ, столько столетий державшийся в узде, вдруг получит свободу. – Князь Репнин аккуратно высвободился и отошёл на несколько шагов, посмотрев на Наташу с трудно скрываемым раздражением.

По правде сказать, его неприятно укололо чувство ревности: цесаревич столь откровенен с сестрой, что делится своими мыслями по поводу управления государством и планами насчёт реформ, которые так мечтал осуществить! За время своего адъютантства при Александре, Репнин успел изрядно наслушаться о том, что России необходим новый путь, толчок к прогрессу, более совершенные законы и множество других вдохновенных идей наследника престола. Но по мнению Михаила, женщины ничего не понимали и не должны были понимать в политике, а так же предпринимать попытки забивать себе голову подобными мыслями. Хотя, положа руку на сердце, Наташа не походила на большинство женщин, знакомых Репнину. Пожалуй, она и Лиза были единственными, кто не переставал удивлять его.

– Мне тоже кажется, что свобода необходима. А то мы ведём себя, как рабовладельцы или как феодалы, хотя на дворе девятнадцатый век! – упрямо сказала княжна.

– А знает ли этот народ, что с ней делать, с этой свободой? Подумай об этом, Наташа. – парировал князь. – Впрочем, слава Богу, будущий государь – не я! – Он с вызовом посмотрел на сестру. А затем тихо добавил. – Надеюсь, Александр Николаевич понимает все возможные последствия такого решения.

И бросив взгляд, полный неодобрения, на стоявшую рядом Натали, попрощался и отправился восвояси. А растерянная Репнина, с непонятным чувством тревоги, так и осталась стоять меж покачивающихся деревьев.

***

Вскоре её вновь навестила Анна Корф, и Наташа принялась показывать той комнаты второго этажа, а так же поделилась небольшой задумкой, которую на днях взялась осуществить. Выслушав идеи Натали, её подруга предложила свою помощь в одном щекотливом деле, которую княжна приняла с огромной благодарностью. Две молодые барышни могли часами вести беседы и были в равной степени интересны друг другу. Анна, возможно сама того не сознавая, тянулась к Наташе как к родственной душе, ведь обе они прошли (а кто-то продолжал проходить в настоящее время) похожие испытания.

Думая о судьбе мадемуазель Репниной её подруга не могла не замечать некоторого сходства с собственной. Конечно, Наташа никогда не была крепостной, на неё неумными и склонными к предрассудительности людьми возлагалось иное клеймо позора, но слушая как-то рассказы Натали о сплетнях и интригах Зимнего, Анна вспомнила о чём-то очень схожем, происходившим за кулисами Императорского театра. «Бывшая крепостная – и прима! Нечистокровная дворянка! Недостойна быть на этой сцене!» – вот что часто слышала она за своей спиной. А ещё по какому-то странному, не иначе роковому стечению обстоятельств, обе барышни были отвергнуты Михаилом: одна – в качестве возлюбленной, другая – родной сестры. Однако все выпавшие невзгоды закалили характер и при этом не изгнали доброту из сердца. И Анна, и Натали привыкли держать удар с гордо поднятой головой, даже если на душе при этом было очень скверно.

Именно поэтому баронесса очень привязалась к Наташе и всегда с радостью приезжала в Высокое. Она так же пыталась зазывать подругу к себе домой – в имение Корфов, но Репнина всякий раз смущалась и откладывала визит на «потом». Беря во внимание дружбу Владимира с братом, Натали не хотела рисковать, потому как чем бы закончился такой приезд в гости – ещё не известно. А учитывая положение подруги, лишние нервы ей были вовсе ни к чему.

***

Настоящим сюрпризом стал для неё приезд дяди в начале декабря. В первое воскресенье зимнего месяца, когда Наташа собиралась отправиться в Двугорскую церковь на службу и уже одетая, стояла в коридоре и надевала тёплую муфту, во входную дверь требовательно постучали. И каково же было удивление Репниной, когда перед ней предстала величественная фигура Сергея Степановича Оболенского, взиравшего на неё хоть и строго, но без злости и холодности.

Войдя в дом и поцеловав ошеломлённую племянницу, господин Оболенский приступил к неспешному осмотру коридора и комнат сначала первого, а затем – второго этажей. Натали, робко ступая, следовала за дядей по пятам. Время от времени он задумчиво бормотал: «Неплохо, неплохо… Вполне хорошо. И это годится. А это так вообще – просто блеск!», после чего усадьбе был вынесен вердикт замечательного дома. Наташа, осмелев, кинулась обнимать Сергея Степановича, а после, усадив в столовой, накормила сытным завтраком и напоила чаем с травами.

– Да… – вконец раздобрев, сказал господин Оболенский, откидываясь на мягком стуле и взирая на Натали с улыбкой. – Моя племянница – и хозяйка поместья!

– Я очень рада быть здесь. – ответила княжна, сидя напротив.

– Значит, с твоей службой при дворе и впрямь покончено?

Несколько напрягшись, Наташа молча кивнула. Она подозревала, что о её нынешнем местонахождении дяде мог написать только Михаил. Родители вряд ли стали бы этим заниматься – она знала, что такой привычки за ними не водится. Но тогда брат, скорее всего, сообщил и о причинах, почему она поселилась в этой усадьбе.

– Какая же ты смелая, Наташа. – произнёс Сергей Степанович. – Я, в общем-то даже горжусь тобой, только это не для ушей нашего Мишеля. – И он подмигнул удивлённой Репниной.

– Гордитесь? А я думала, Вы будете ругать меня.

– Как будто это на тебя когда-нибудь действовало! – всплеснул руками господин Оболенский. – Ты, конечно, изрядно удивила старика, что нашла себе в качестве возлюбленного Александра Николаевича, но в том, что ты – вольная птица – это я никогда не сомневался. Так же, как и в том, что из твоей попытки выйти замуж за князя Долгорукого не выйдет ничего хорошего.

– Но дядя, как Вы можете?!

– Знаешь, скольких умных и независимых женщин я повидал на своём веку? Немного. Но все они, как правило, были несчастливы в браке, и знаешь – почему? (Княжна пожала плечами) Потому что мужчины не любят, когда их женщины умнее и успешнее, чем они сами! Эти дамы часто заводили романы на стороне – с господами, которые могли оценить их по достоинству – и порой подобные отношения длились долгое время… А ты и князь Андрей абсолютно не подходили друг другу. И хорошо, что этот брак не свершился – страдала бы потом всю жизнь.

При упоминании о покойном Андрее Петровиче, Наташа вздохнула. Она хотела было что-то возразить дяде, но в душе была согласна с ним – и промолчала.

– Тебе нужен такой мужчина, который умнее и сильнее тебя во стократ. – продолжил свои рассуждения господин Оболенский. – И тот, кто не будет притеснять твоей свободы. Вот если такой найдётся – ты будешь счастлива.

– Думаю, что именно такого я и полюбила. – ответила, наконец, Натали, взирая на дядю исподлобья.

– Значит, Его Высочество всё же завладел твоим храбрым и мятежным сердцем? – Сергей Степанович улыбнулся, разглядывая Наташу. – Да, наш будущий государь молод, красив и отважен!

– А также очень внимателен ко мне, добр, отзывчив и, кажется, любит меня не менее сильно, чем я его. – продолжила Репнина.

– Если это так – то я рад за тебя. Возможно, в таком союзе вы оба получите то, чего бы вам хотелось.

– Что Вы имеете ввиду, дядя? – Натали, забыв про чай, уставилась на своего гостя в недоумении.

– А ты не понимаешь? – Сергей Степанович пристально взглянул на племянницу и наклонился вперёд. – Ты будешь под крылом сильного и властного покровителя, но при этом достаточно свободна для того, чтобы жить так, как тебе хочется. А Его Высочество получит взамен твою любовь, а также силу, которая ему необходима для всевозможных свершений на государственном поприще.

– Вы так об этом говорите, словно мы с Александром Николаевичем заключили формальную сделку. – недовольно пробормотала Натали. – А как же чувства?

– Ma chere, любые отношения – и есть своего рода сделка, где при самом благоприятном исходе каждая из сторон выходит победителем! И чувственную сторону вопроса тут никто не отменял. – он лукаво взглянул на Репнину.

– Нет, с Вами просто невозможно говорить! – засмеялась Наташа. – Но я очень рада, что Вы приехали!

– И я счастлив повидать тебя, потому как в Петербург, ты видимо, теперь будешь наведываться редко.

– Думаю, это так. – Натали вернулась к своей чашке с чаем и принялась мерно помешивать душистый напиток серебряной ложечкой. – Мне не хочется появляться там без надобности. По крайней мере пока.

– Жаль. У меня намечается премьера нового спектакля по комедии Шекспира – ты тоже могла бы приехать и поддержать своего дядю. Думаю, сюжет будет тебе небезынтересен.

– Я бы очень этого хотела, но не могу ничего обещать. – грустно сказала Репнина. – Понимаете, я не хочу появляться там, где моё присутствие может породить сплетни и злые наветы, которые непременно дойдут до Зимнего и причинят боль тамошним обитателям.

– Ну хорошо. – ответил господин Оболенский. – И всё же, если будешь в столице – загляни в театр или мой дом на Мойке – в любое время дня и ночи.

– Спасибо! – Наташа была преисполнена признательности дяде за его приезд и поддержку. – Я постараюсь выбраться, как только приведу в порядок здешние дела.

– Ох, ты же у нас теперь деловитая барышня! – воскликнул Сергей Степанович, поднимаясь. – Ладно, мне пора обратно. Я пока так и не нашёл актрису, которой можно заменить Анну, а она мне позарез, как нужна. Но приходят либо глупые, как пробки, либо ленивые, либо просто бездарные!

И княжна проводила до дверей причитающего о непростом поиске талантов господина Оболенского, где сердечно распрощалась с ним, после чего директор Императорских театров сел в свою просторную карету и велел трогать в Петербург, оставив Наташу бродить во своему дому со счастливой улыбкой. Запланированный поход в церковь пришлось отложить до следующего воскресенья.

========== Глава 3 ==========

Декабрь 1841 года выдался холодным и богатым на метели. Ближе к середине месяца снега выпало столько, что лошади с трудом везли даже самые лёгкие сани. Ходить пешком, как это привыкла делать Наташа, стало попросту невозможно: ноги, облачённые в тёплые высокие сапожки, проваливались в сугробы по колено. Поэтому первое, куда направила свои силы Репнина – было расчищение дорожек и подъездных аллей, ведущих к усадьбе, ведь она каждый день надеялась увидеть вдали силуэт Александра Николаевича. Подрядив для этой работы крестьян из деревни, сама она заканчивала обустройство второго этажа, где каждая комната приняла, наконец, уютный и завершенный вид.

Иногда вечерами, уставшая от дневных забот, сидя в одиночестве на широкой кровати в своей новой спальне, она доставала из ящика прикроватной тумбы подаренный медальон и подолгу смотрела на портрет цесаревича, мысленно разговаривая с ним и рассказывая о своих заботах. С момента их последней встречи прошло больше месяца, а она получила всего одно письмо (ещё во время покупки Высокого) с настойчивым предложением оплатить стоимость поместья. На что Наташа написала короткий ответ, в котором исчерпывающе объяснила Его Высочеству, что намерена возместить всю сумму самостоятельно. И вот – последовало молчание.

«Быть может, он обижен на меня? – мелькнуло в голове Натали холодным вечером, когда она, обхватив руками колени, вновь сидела перед сном на постели за своими думами. – Да нет, Александр не настолько упрям, чтобы дуться на подобные пустяки. Ведь я, кажется, хорошо успела узнать его. Или, – чувствуя, что замерзает, она залезла под одеяло и поплотнее закуталась, – только думаю, что хорошо узнала»

Репнина откинулась на подушки и, взяв в руки начатую книгу, попыталась читать:

…И снится чудный сон Татьяне.

Ей снится, будто бы она

Идёт по снеговой поляне,

Печальной мглой окружена;

В сугробах снежных перед нею

Шумит, клубит волной своею

Кипучий, тёмный и седой

Поток, не скованный зимой;

Две жёрдочки, склеены льдиной,

Дрожащий, гибельный мосток,

Проложены через поток:

И пред шумящею пучиной,

Недоумения полна,

Остановилася она…*

«И тут снег!» – в сердцах воскликнула она. Наташа тяжело вздохнула, и не в силах более сосредоточиться на чтении, закрыла книгу и устремила свой взор в тёмное окно, в стекле которого отражалась недавно зажженная свеча. «Он снова не приехал» – подумалось ей. Она перевела грустный взгляд на вторую свечу, стоявшую на небольшом прикроватном столике и стала смотреть на неё, не отрываясь – огонь всегда действовал на Натали успокаивающе.

«Моим решением было выбрать такую судьбу. Я должна ему верить: если он обещал, что приедет, как только сможет вырваться, то сдержит слово. У меня нет прав просить, требовать что-либо. Я просто обязана быть сильной: для него и для себя. И не стоит поддаваться пустому унынию!»

Ещё какое-то время она вела молчаливый бой со своими мыслями, как неожиданно заснула – веки вдруг опустились сами собой, и Наташа погрузилась в глубокий и спокойный сон, так и оставшись с книгой в правой руке.

***

Впереди дорога – несколько часов непрерывной езды. Но Александр Николаевич настроен решительно: он больше не в силах терпеть эту разлуку, кажется – ещё день без неё – и он умрёт от тоски. Поэтому, невзирая на сгущающиеся сумерки, на сильную усталость от государственных дел и на ещё больший ворох того, что предстоит осуществить в ближайшее время, он велит подать коня. Затем заходит в покои супруги: как обычно, справиться о её здоровье и пожелать спокойной ночи, а после вновь возвращается к себе.

Сменив своё царское одеяние на более простой и вместе с тем тёплый мундир на меху тёмно-синего цвета, а так же поплотнее закутавшись в дорожный плащ, надвинув на брови любимую фуражку и прихватив перчатки, он тихо спускается во внутренний двор Зимнего. Там его уже ждёт верный Пегас, выведенный под уздцы камердинером Иваном Францевичем.

– Ваше Высочество, надолго ли Вы? И главное – куда собрались на ночь глядя? – шёпотом начинает Иван Францевич, состоящий на службе у Александра Николаевича уже добрых десять лет и привыкший опекать цесаревича, как родного сына.

– Не волнуйся, Иван Францевич, мне нужно съездить в одно место. Думаю, я вернусь завтра ближе к вечеру! – весело говорит Александр, ловко запрыгнув на коня. Свежий морозный воздух бодрит и как будто вливает новые силы в наследника русского престола.

– Так ведь хватятся же Вас: если не сейчас, то к утру точно. Тогда мне головы не сносить! Что же я скажу Их Императорским Величествам, а, милостивый Вы мой?

Цесаревич хмурится: и действительно, maman и papa должны знать, куда направляется их сын. А то, чего доброго, поднимут на ноги весь дворец. И милую Марию заставят беспокоиться, а это вовсе не нужно.

– Ладно, – вздыхает Александр. – Пойди сейчас же к матушке и передай, что я направляюсь в Двугорское, в усадьбу Высокое. Только смотри, чтобы государыня была наедине, без посторонних ушей, понял? И ещё скажи ей, чтобы она не тревожилась.

– Понял, Ваше Высочество. – камердинер лукаво улыбнулся цесаревичу и поклонился. Название этой усадьбы было ему знакомо: Иван Францевич знал, кто там проживает, и догадался – к кому в такой поздний час направляется наследник престола. Хотел того Александр Николаевич или нет, но так уж вышло, что всё важное и значимое, происходившее в его жизни, не ускользало от внимания этого заботливого человека. Правда, в отличие от большинства обитателей дворца, Иван Францевич никогда не выдавал секретов своего подопечного (а именно таковым считал он цесаревича), чем сумел сыскать доверие и уважение не только Его Высочества, но, как ни странно – и всей августейшей семьи.

– Тогда: до завтра! – цесаревич пришпорил коня и направился к воротам. Его камердинер какое-то время молча смотрел ему вслед, а затем, будто что-то вспомнив, побежал догонять царственную особу.

– Ваше Высочество! Александр Николаевич, стойте!

Наследник престола придержал за удела уже было готового разогнаться Пегаса и обернулся.

– Ну что тебе ещё?

Иван Францевич поравнялся с лошадью Александра и задал свой вопрос:

– А как быть с Вашим батюшкой? Коли они узнают, куда Вы поехали, да ещё и без охраны… – камердинер попытался испугать цесаревича. – Время неспокойное: и ворьё промышляет на улицах, и разбойники всякие, и вообще – нельзя Вам одному! Разрешите позвать пару солдат в сопровождение, а?

– Никого звать не нужно. – твёрдым голосом ответил Александр. – Няньки, а также шпионы Третьего отделения мне не нужны. Я же сказал: у меня важное, секретное и личное дело. А что касается моего отца: матушка найдет для него слова – я в этом уверен. И потом, у нас с ним уже был разговор, и я его предупреждал, что не отступлюсь!

Он бросил грозный взгляд на Ивана Францевича, а затем повернулся и решительно поскакал прочь – в ночную питерскую синеву. Его Высочество не могли видеть, как обеспокоенный камердинер, едва слышно шепча молитву, трижды перекрестил удаляющуюся фигуру.

Он мчался так быстро, как только мог его конь, вдоль мрачных, почти безлюдных улиц, широких проспектов с тусклым светом фонарей, бескрайних полей, отмечаемых по краям верстовыми столбами. Уже на подъезде к Двугорскому посыпал лёгкий, пушистый снег. Цесаревич свернул на длинную аллею, ведущую к воротам усадьбы. Выползшая из облаков большая бледно-жёлтая луна освещала путь. Вокруг было темно, тихо и очень умиротворённо. Сквозь падающие снежинки, Александр увидел знакомую ограду и вдали на холме – силуэт дома, который в окружении белого снега словно парил на волшебном облаке. Ему показалось, что не горит ни одного окошка, однако, подъехав ближе, он увидел слабый свет на втором этаже. По видимому, одинокая свеча догорала в комнате с выходом на балкон. «Должно быть, в её комнате!» – радостно подумал цесаревич и улыбнулся своим мыслям. Поравнявшись с домом, он ловко спрыгнул с лошади, а затем направился ко входу. Однако на пороге Александр Николаевич замешкался: должно быть, двери заперты, и чтобы попасть внутрь – надобно разбудить кого-нибудь из обитателей усадьбы. Но как сделать это так, чтобы никого не испугать?

Пока он пытался найти выход из сложившегося положения, одна из дверей неспешно приоткрылась и удивлённому взору цесаревича предстала миловидная пожилая женщина с маленькой свечой в руке, закутанная в цветастую шаль.

– Доброй ночи, Ваше Высочество. – сказала незнакомка тихим, ласковым голосом и поклонилась. – А мы уж думали, Вы никогда до нас не доберётесь. Да Вы проходите. – по-хозяйски продолжила она, пропуская Александра внутрь. – Меня зовут Глафира Петровна и я помогаю Наталье Александровне во всём.

– Но как Вы… – цесаревич хотел сказать «узнали обо мне», как вдруг замялся и замолчал.

– Как же мне не знать, кто Вы такой? Я Вас из окна видела, когда Вы приезжали помочь моей голубушке с покупкой этого дома. – без стеснения ответила женщина. – Наталья Александровна много говорит о Вас, Ваше Высочество. И каждый Божий день ждёт, что Вы приедете. А по ночам велела всегда зажигать свечу у себя в комнате. Только мы уже и не надеялись… Барышня, должно быть, давно уснули крепким сном, но я-то сплю чутко и проснулась, заслышав конскую поступь, хотя сейчас зима и по снегу-то лошадь мягко скачет. Да вот видите, какой у меня слух! – Глафира Петровна с гордостью посмотрела на Александра. А затем продолжила свою речь. – Вы только тише ступайте, а то разбудите нашу Дуню, а она у нас такая трусиха – весь дом на уши поднимет!

Александр Николаевич не решился спросить: кто такая Дуня, но предположил, что это, возможно, помощница Глафиры Петровны – кухарка или портниха.

Между тем они, преодолев длинный коридор, оказались в помещении, очертания которого напоминали гостиную. Цесаревич успел разглядеть уютную полукруглую залу с незанавешенными шторами, благодаря чему был виден выход в сад. В центре комнаты стоял добротный деревянный стол, по краям которого были аккуратно расставлены резные стулья. В дальнем левом углу, с противоположной стены от окон, разместился большой буфет с поблёскивающей в сумеречном свете посудой, а в правом – тикали старинные часы с золотыми стрелками. Между буфетом и часами вырисовывались очертания мраморного камина, в котором ещё тлели красные угольки. Александру было чрезвычайно интересно в этой комнате, ведь всё здесь, как он догадывался, обустраивалось руками Натали.