Текст книги "Осколки падающих звезд (СИ)"

Автор книги: MissMercy97

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

– Брось, Грейнджер, – твёрдо настоял он. – Ты можешь всё испортить.

– Я не смирюсь, Малфой. Я не прощу себя.

В следующее мгновение её пышные кудри взмыли вверх, когда она резко развернулась на каблуках и понеслась к двери, которая, как назло, начала быстро открываться, чтобы выпустить Грейнджер в коридор, откуда доносились звуки взрывов. Драко не удалось схватить её за запястье, и он даже успел опешить от того, как ловко она увернулась.

Он устремился вслед за ней, раздражённо стуча зубами и ругаясь себе под нос. Грейнджер, словно обезумев, неслась вперёд и, дойдя до выхода, посмотрела на Драко через плечо.

– Депульсо, – произнесли её губы, и он, не сумев заблокировать неожиданно прилетевшее заклинание, был отброшен назад, едва избежав столкновения со столом Директора. – Прости, Малфой.

Она скрылась за дверью, и звук её шагов растворился в шуме взрывов.

Комментарий к Глава 21. Май (II)

Огромное спасибо за такую поддержку под прошлой главой, это просто Magic!❤️

Ну а шо ж!

Осталось совсем немного, и мне становится очень тоскливо 😂

Но ничего, у меня есть теперь две идеи по поводу следующего фф! И у теперь к Вам вопрос: Хогвартс или ПостХогвартс?😂

========== Глава 22. Май (III) ==========

Смятение – это момент.

Момент, который порождает сомнения.

Сомнения, которые приводят туда, где возникают моменты смятения.

Под ногами Гермионы что-то хрустнуло. Скорее всего, это было витражное стекло, ранее вставленное в оконную раму. Эмоциональное измождение, помноженное на ужас, дезориентировало её. Она всецело и полностью старалась сконцентрироваться на единственной задаче – добраться до Тонкс и Люпина, а затем Джинни. Спасти их всех, во что бы то ни стало. Но мысли, не прекращающие бесконечное танго, не позволяли очистить голову от постоянно всплывающих кадров, где мелькало лицо Малфоя.

Гермиона хотела использовать дезиллюминационные чары, но для необходимого – скорее даже, адекватного – результата у неё просто не было сил. И времени.

Время.

Эфемерное понятие, ставшее поперёк горла. Опасное и смертоносное при неправильном использовании, податливое и гибкое в руках мастера.

«Я не могу позволить Тонкс или Люпину умереть. Тедди не должен остаться сиротой».

В голове замелькали картинки – настоящее собрание воспоминаний. О Гарри, Роне, Джинни, Драко… Она не видела друзей уже три месяца. Формально. Пульсирующее чувство тоски внутри ударяло каждый дюйм тела, стараясь нокаутировать хозяйку. Мозг наотрез отказывался включаться, поэтому Гермиона неслась вперёд, вооружившись палочкой и той самой пресловутой гриффиндорской отвагой, которая закрыла глаза белой пеленой.

Однажды, в ночь перед свадьбой Билла и Флёр, Джинни нашла Гермиону в той комнате, где та всегда жила, когда останавливалась в Норе – в свете луны её волосы полыхали огненно-рыжими бликами. Стрелки на часах застыли между двумя и тремя часами ночи.

Джинни медленно приблизилась к кровати Гермионы и обвила рукой плечи подруги. Она казалась такой тёплой, почти горячей, словно страдала от лихорадки, и Гермиона отчётливо улавливала биение жизни под хрупкими косточками.

– Я не переживу, если он погибнет, – Джинни впервые начала горько плакать при Гермионе.

Та обхватила руками голову подруги и пропустила длинные рыжие пряди сквозь пальцы. Она дала Джинни выплакаться, сверля глазами тёмно-серую стену, которая при свете дня казалась персиковой.

Шаг. Ещё один. Второй. Лестница. Поворот. Ожидание. Следующий шаг.

Коридор. Настоящий лабиринт из коридоров, стены которых были обрамлены пустующими портретами. Пламя в факелах отбрасывало пугающие тени на каменные перегородки, которые сотрясались от взрывов. Гермиона стремительно шла вперёд.

Капля пота медленно стекла по виску и устремилась вниз, куда-то за воротник футболки.

Взрыв. Крик.

Крик? Яростный, злой, приказывающий искать всех, кто прячется. Гермиона прижалась к колонне, слегка согнув колени, стараясь уловить, откуда до неё донёсся возглас. За поворотом послышался стук каблуков, от которого каменные плиты на полу словно давали трещину. И её слуха достиг топот не одной пары ног.

Два Пожирателя смерти в масках, полностью прикрывающих лицо, шли неуверенной походкой, озираясь по сторонам и держа палочки наготове. Оба были невысокого роста, довольно плотной комплекции, и одолеть их в одиночку будет сложно. Если вообще возможно.

Гермиона подалась вперёд, чтобы нанести сокрушительный удар, выпустив наружу всю таившуюся внутри ненависть. Она начала огибать колонну с правой стороны, стараясь красться как можно тише. У неё это получалось ужасно – казалось, словно шаги были чересчур громкими, и Гермиона постаралась задержать дыхание, чтобы не было слышно, как ноздри втягивают кислород. В то мгновение, когда её тело отчаянно требовало новую порцию воздуха, судорожный рваный вздох сорвался с губ.

– Малфой? – грубый голос одного из них разрезал пыльный воздух, от чего по телу пробежали мурашки.

– Чего ты здесь ошиваешься, Флинт? – ледяной тон заставил Гермиону вздрогнуть, и она оцепенела, прижав к груди палочку и стараясь слиться с колонной, за которую вовремя успела зайти. – У вас с Ноттом свидание под звёздами?

– Ой, да замолкни, – огрызнулся второй. – Ты разве не должен быть сейчас…

– Я и без тебя прекрасно знаю, когда, а главное где я должен быть, Тео.

Какое-то время они стояли молча, и тишину нарушали лишь приглушённые звуки взрывов где-то в западной части замка. Спустя мгновение по коридору вновь раздалось шарканье ног. Гермиона отчаянно пыталась усмирить дыхание, её грудная клетка вздымалась, и она ощущала, как в лёгкие проникали частички пыли.

Тишина, причиняющая боль барабанным перепонкам.

Времени ждать больше не было.

Гермиона двинулась дальше, но на её пути вырос какой-то силуэт, и уже в следующую секунду она попыталась оглушить его, но рука отказалась подчиняться.

Никто не должен был меня видеть! Никто!

Малфой повалил её на пол, крепко вжимая руку, в которой она держала палочку, в каменную поверхность, усыпанную осколками стекла, которые неприятно вонзились в кожу. Его вторая ладонь расположилась на её груди, и, без сомнения, Малфой ощущал бешеное сердцебиение. Его лицо исказилось презрительной гримасой, а глаза стали такими тёмными, что в голове промелькнула мысль: этот металлический цвет радужки словно источал лёд и пламя.

Гермиона несколько раз моргнула, прежде чем поняла, что её лицо оказалось в недопустимой близости к перекошенной от злости физиономии Малфоя. Гермиона принялась сравнивать это нахмуренное и полное отчаяния лицо со своим воспоминанием о нём же, но светлом, заботливом и необычайно спокойном, и её начало слегка трясти, даже кончики пальцев поддались дрожи.

Оглушённая растерянностью вперемешку с собственным рваным дыханием Гермиона была не в силах разобрать, что только что он ей сказал. И вдруг всё, чего ей хотелось, сузилось до маленького огонька желания – зажмурить глаза и закрыть лицо руками, не дышать, пока все звуки не затихнут.

– Мать твою, я убью тебя сию секунду, Грейнджер! – в его голосе было столько ярости, что тело пробил озноб.

Это был её Малфой.

– Ты вообще соображаешь, что ты, блять, делаешь? – лицо скривилось ещё больше, и он наклонился вперёд, вжавшись в её тело сильнее, и Гермиона знала – он действительно был зол, и у него на это были все причины. – Твоя «гениальная» голова не додумалась, что это могу быть не я?

Её Малфой.

Он резким движением дёрнул её наверх, чтобы та встала на ноги. Оказавшись прижатой к его груди лицом, Гермиона тихо всхлипнула. Непреднамеренно, а от усталости. Она отстранилась на пару сантиметров от него, чтобы заглянуть в глаза.

Времени нет. Но это необходимо.

Глаза Малфоя дикие, широко распахнутые. Они блуждали по её лицу, следили за каждой малейшей деталью. Пальцы крепко сжали её плечи, от чего, скорее всего, там останутся синяки. Он опустил руки ей на локти. Его ладони были чересчур тёплыми.

– Ты абсолютно ненормальная, – вновь выдохнул он и крепко, требовательно и жадно прижался к губам.

Гермиона рвано задышала через нос, а её сердце устремилось в пятки. Малфой слегка отстранился, зажав между зубами её нижнюю губу. Из горла вырвался сдержанный, тихий звук, когда Малфой скользнул пальцами по шее и запустил руку в слипшиеся от пота волосы. Гермиона подалась вперёд, нагло, словно переняв его привычку, провела кончиком языка по его горячему нёбу, коснувшись ровного ряда зубов. Поцелуй стал жарким, адски горячим, отчаянным. Таким, который необходим им обоим, пока на них не обрушится жестокая реальность и не разобьёт вдребезги этот момент.

– За то заклинание ты ещё ответишь, – прорычал он ей в губы.

Гермиона надеялась, что сейчас, целуя её, Малфой не заметит, что она плакала. Даже когда щёки измазались в слезах вперемешку с потом от бега и страха, и теперь они больше напоминали грязное полотно, Малфой не отрывался от неё.

– Время, – выдавила Гермиона, мокро разорвав поцелуй.

– Грейнджер, не смей пытаться спасти всех. Неизвестно, как всё обернётся, если ты…

– Прекрати это повторять! – сбивчиво произнесла она, упрямо закачав головой из стороны в сторону, от чего стены закружились перед глазами. – Я не могу позволить… не могу… я… смерть Римуса… и Токн… и Фр, – паника жёстким комом вплелась в грудь, а сердце бешено заколотилось, норовя переломать рёбра.

– Есть только один вариант, который я могу тебе предложить, – Малфой отрывисто произнёс эти слова, с трудом сглотнув и заглянув ей в глаза. Она заметила в них сомнение, но бросила следом в него вопросительный взгляд. Он продолжил говорить: – Тебе нужно выбрать, Грейнджер.

В ушах тут же послышался свист, пресс из затхлого и тяжёлого осознания его слов опустился и плотно прижал Гермиону к грязному полу, на котором виднелись капельки крови. Её крови от врезавшихся в кожу осколков.

Выбрать?

Неужели Гермиона была действительно настолько наивна, что позволила глупейшей мысли о спасении абсолютно каждого поселиться в её сознании? Она была полна надежды. А это разные вещи. Но нельзя позволять вере заслонять обзор, иначе следом, когда Гермиона увидит осколки разрушенных надежд, дыра в душе больше никогда не сможет затянуться.

Ей потребовалось несколько секунд, чтобы вымолвить имя, и Малфой коротко кивнул головой.

***

Скользя по коридорам замка, идя вдоль стен и будто стараясь слиться с камнем, Гермиона и Малфой молча шли вперёд.

Внезапно руку Гермионы пронзила невыносимая боль. Её едва ли не стошнило на ботинки, дыхание застряло в груди. Скованность от болевых ощущений не позволяла даже сделать вдох, и из-за недостатка кислорода в очередной раз глаза были не в силах сфокусироваться на испуганном лице Малфоя.

Только что она, Гарри и Рон покинули Выручай-комнату. Именно в то мгновение, крепко сжимая тонкое древко метлы, Гермиона проскользнула в дверной проём и, неудачно приземлившись, разорвала локтевой нерв.

Тогда умер Крэбб, и, кажется, Малфой осознал это. Он с трудом сглотнул и сомкнул веки.

Тряхнув головой, Малфой на несколько секунд замер на месте, совершенно не двигаясь, а затем оглянулся по сторонам и просунул ладонь ей под руку, чтобы удобнее ухватиться за талию и в прямом смысле потащить на себе в ту сторону, куда сказала Гермиона. Она зажмурила глаза, пытаясь совладать с рвотным рефлексом, но её диафрагма начала сжиматься в попытках опорожнить содержимое желудка на пол. Глубокий вдох унял неприятное ощущение на пару секунд, но когда тошнота подступила вновь, Гермиона с трудом сглотнула и обмякла в руках Малфоя.

– Грейнджер, эй! – на его лице мелькнуло замешательство, но Гермиона быстро махнула рукой и подняла глаза. Встретившись взглядом с ним, она оцепенела и резко выдохнула.

– Пошли. У нас нет времени.

***

Винт. Они преодолели ещё один пролёт винтовой лестницы, стремясь попасть наконец на верхушку одной из башен.

Гермиона столько раз видела Малфоя в ночное время суток, но сегодня, в этой страшной темноте, он показался ей совершенно иным. Серебряные пряди волос спадали на лицо, а острые скулы играли на лице от напряжения. Она пыталась что-то сказать, но заметив её попытку, он приложил палец к губам. И хотя вокруг раздавались взрывы и их голоса слились бы с этой какофонией звуков, Гермиона решила перейти на шёпот.

– Баланс, – её голос больше напоминал писк. Малфой приоткрыл губы, затем сомкнул их и вновь открыл.

– Я убью Долохова, прежде чем он успеет…

– Тогда… Джинни… она не…

– Будем действовать по ситуации, Грейнджер, – грубо ответил он и крепче прижал к себе Гермиону, когда они взбирались дальше по лестнице.

Ступенька.

Они добрались до башни, но внезапно Малфой впечатал Гермиону в стену, от чего та сильно приложилась больным локтем об камень и жалобно закусила нижнюю губу, чтобы подавить вопль.

Воздух разрезали заклинания. Малфой всем телом прижимал Гермиону к стене, не давая двигаться. Они слились с темнотой на лестнице, наблюдая за происходящим хаосом впереди.

Ещё на третьем курсе Дамблдор сказал ей, что нельзя допустить, чтобы кто-то увидел её. Голос бывшего Директора растёкся по сознанию, а его образ предстал перед глазами.

Всё могло бы быть иначе.

Знакомое лицо мелькало перед Гермионой – член Ордена плавно перемещался по периметру башни, бросая заклинания в Пожирателей смерти, которые взмывали в воздух в виде чёрного дыма и уносились прочь. Один против троих. Трусость брала верх над молодыми Пожирателями, и они спешили примкнуть к своим товарищам внизу, чтобы подавить сопротивление количеством.

Долохов появился слишком внезапно, влетев в окно тёмной тенью и громко рыча. Гермиона ощутила, как Малфой напрягся, и тело, которым её прижимали к стене, слегка отпустило Гермиону, позволив выпрямиться. Он сделал шаг, и его лицо тут же осветил яркий лунный свет, заливавший башню. Гермиона заметила грозный оскал, изогнутые губы и нахмуренные брови. Малфой аккуратно перехватил свою палочку поудобнее и направил её вперёд.

Началась дуэль, окрасившая пространство в разные цвета вылетающих из палочки заклинаний и проклятий. Глазам было сложно привыкнуть к таким ярким вспышкам, и уследить за перемещениями волшебников было практически невозможно.

Малфой громко выдохнул.

Он никогда не убивал до этого. На шестом курсе Малфой выбрал неправильную сторону, и страх, сковавший его на Астрономической башне, был тому подтверждением.

Иногда казалось, что всё происходило как в замедленной съёмке.

Она услышала крик – ненавистный и полный презрения. Ей не удалось понять, чей голос зазвенел у неё в ушах.

– Авада Кедавра!

Гермиона успела отвести глаза от неожиданно вспыхнувшего ярко-зелёного света, и только спустя несколько секунд, открыв веки, она заметила, как злобная и мёртвая ухмылка заиграла на губах Долохова, а тело Люпина упало на колени, а затем лицом на пол. Чёрная тень взмыла в воздух и вылетела в окно.

– Нет! – возглас Гермионы был заглушён ладонью Малфоя, который зажал ей рот. Она пыталась брыкаться, изо всех сил бить его локтями по торсу, не обращая внимания на боль, но это не причиняло ему никакого вреда. Гермиона сжала кулаки, пытаясь костяшками врезаться ему под самые рёбра и выбить весь кислород из лёгких. Но всё, чего она добилась, – очередная волна усталости.

Под ногти словно врезались иголки, а кожа горела и пузырилась от гнева.

Малфой всё ещё прижимал к её губам свою грязную ладонь. Направив палочку на неё, он наложил «силенцио», от чего её язык словно прирос к нёбу. Малфой развернул Гермиону к себе спиной. Раздирающая боль была так велика, что кроме этого Гермиона ничего не чувствовала.

Тогда, второго мая, она увидела лишь труп Римуса, но не застала его смерть. От этой мысли внутренности скрутило в тугой жгут, а еда, которую она запихнула в себя сегодня утром, вновь медленно начала подниматься вверх по пищеводу.

Вокруг всё стихло, хотя Гермиона не была уверена, что вообще понимала реальность происходящего. Возможно, тишина была лишь плодом её воображения. Но уловив шёпот Малфоя, она поняла, что они действительно стояли в полной тишине.

– Я не успел, – его голос раскалённой плетью хлестнул её сознание.

Гермиона пыталась закричать на него, но губы не размыкались, поэтому единственный звук, который она издавала, было отчаянное мычание.

Гермиона неожиданно потеряла способность дышать.

Люпин мёртв. Опять. Его тело лежит перед ней, ещё горячее от битвы.

Имя сорвалось с её губ, когда Малфой сказал ей выбрать. Римус был важен для Гарри. Словно тот хранил в себе частичку его отца, и ей показалось, что если он выживет… если он сможет дать Тедди то, чего не смог отец Гарри, то…

Гермиона заблудилась. Она позволила мыслям дрейфовать где-то далеко. Лицо Тонкс, обрамлённое фиолетовыми волосами, возникло под веками. Гермиона тихо заскулила, эмоции захлестнули её так, что горло будто пережала колючая проволока. Тонкс тоже будет мертва.

Тедди…

Свою тревогу и горечь она выплеснула на Малфоя. Как только скорбь подчинила себе её сознание, как и тогда, Гермиона внезапно округлила глаза. Мир замер на месте.

Принятие. Это было единственным, что смогло бы удержать Гермиону от схождения с ума. Хотя остекленевшие глаза тяжело вытравить из памяти. Скорее даже, невозможно.

***

– Я в порядке, – её голос прозвучал слишком тихо, когда они спустились вниз и заперлись в какой-то небольшой комнатушке, напоминающей подсобку Филча.

– Грейнджер, – Малфой невольно опустил глаза на неё, а затем отвёл взгляд в сторону. – Сейчас Он сделает тот перерыв.

Спустя минуту голова начала раскалываться от шипения Волан-де-Морта. Гермиона взглянула на Малфоя, обнаружив, что тот, не прекращая, сжимал её ладонь. Он скривился, словно испытывал адскую боль от голоса Тёмного Лорда. Но у неё даже не было больше сил держать веки открытыми.

Время оказалось гораздо более жестоким, чем она думала.

Когда шипение стихло, а звуки взрывов прекратились, Гермиона поднялась на ноги, от чего колени громко хрустнули, и уставилась на Малфоя. Бьющаяся на его виске жилка и сцепленные вместе зубы указывали на то, что он нервничал. Малфой огляделся и недоумённо поднял брови. Выражение его лица поменялось, и Гермиона впервые за долгое время увидела его измученным.

– Вставай. Мы должны сделать то, ради чего вернулись сюда.

Страх потери преследовал Гермиону уже несколько лет подряд, дыша в спину. И именно в моменты полной безысходности на ум всегда приходили слова её отца: «От страха нельзя убежать, но через него можно пройти».

***

Перед глазами были лица Гарри и Рона. Уставшие, избитые, залитые грязью и кровью. Слишком юные для этой войны. Гермиона никогда не думала о том, как она выглядела, но сейчас не сомневалась – отвратительно. Наступившая тишина значила многое: некоторые получили передышку, некоторые оплакивали погибших. Но Гермиона не видела это сейчас. Она видела это тогда. И это зрелище глубоко отпечаталось в её памяти, а в ушах, не прекращая, будет стоять крик.

Ей казалось, что она может уловить движение пыли в воздухе и услышать, как частички приземляются на землю. Настолько сильно молчание сдавливало голову.

Время было неумолимо.

Малфой сидел рядом, прислонившись к стене. Им удалось найти скрытое место за одной из башен, прямо в небольшом проёме каменного основания. Они смогли аккуратно пробраться туда, оставляя позади стоны и всхлипы. Малфой нервно теребил палочку, затем принялся перебрасывать её из руки в руку, а когда и это ему надоело, он просто опустил древко на землю и начал растирать ладони о брюки.

Его кадык сильно дёргался, словно горло пересохло, и Малфой был не в силах протолкнуть скопившуюся слюну по сухим стенкам гортани. Шёлковые белоснежные волосы окрасились в пепельный цвет из-за кружащих в воздухе ошмётков копоти.

– Грейнджер, я…

– Не надо.

– Мне, правда, жаль.

– Я сказала, не надо, – отрезала Гермиона, сжав пальцы на острых коленях. – Цель была одна. И она всё ещё осталась не достигнута.

Он громко выдохнул и откинул голову назад, макушкой прислонившись к стене.

Впереди, перед самым замком, где лежали обломки стен и покоились тела тех, у кого никого не осталось, чтобы оплакивать, послышалось движение. Гермиона вздрогнула и обменялась взглядом с Малфоем. Он подался вперёд и, проведя рукой по грязным волосам, выглянул из их «убежища».

– Гарри Поттер мёртв! – воскликнул Волан-де-Морт, и от этих слов желудок Гермионы сделал кульбит, подпрыгнув до самого горла. – А теперь пришло время вам признать меня. Присоединяйтесь или умрите!

Голос этого монстра с глазами рептилии заставил дрожь пробить тело Гермионы, её руки затряслись.

«Гарри жив. Он жив. Её лучший друг жив» – твердила она, кусая нижнюю губу.

Малфой расположился рядом, но спустя мгновение сделал ещё шаг вперёд, чуть больше выйдя из укрытия. Гермиона хотела схватить его за рукав, но руки отказывались слушаться, поэтому между пальцев она ощутила лишь воздух.

– Драко, – шёпот. Люциус нерешительно махнул рукой сыну, стоящему в толпе тех, кто вышел из школы. Тех, чьи души были уничтожены смертями близких. Тех, кто был истощён этой войной.

– Драко, выходи, – Нарцисса Малфой, исхудавшая, запачканная и дрожащая от страха женщина, постаралась придать голосу мягкости, но ужас читался в её тоне гораздо отчётливее.

Малфой застыл на месте. Его глаза неотрывно смотрели на мать. Живую. Гермиона заметила, как пальцы на руке подверглись тремору, но он мгновенно собрался, сжав палочку до предела.

Шаг.

Вдох.

Ещё шаг.

И Малфой прошёл половину пути к Волан-де-Морту, огибая обломки и стараясь не смотреть вверх, блуждая взглядом по земле.

– Молодец, Драко, – похвалил тот, шипя и ухмыляясь.

Момент казался вечностью. Гермиона была не в силах двигаться, и она чуть не захлебнулась глотком воздуха, который сделала спустя мгновение, осознав, что затаила дыхание на слишком продолжительное время.

– Сердце Гарри билось за нас. За всех нас! – болезненный крик Невилла клинком вонзился под рёбра, и Гермиона едва успела прикрыть рот ладонью, чтобы не вскрикнуть. Он вытянул меч Годрика Гриффиндора из Шляпы. – Ничего не кончено!

Гермиона заметила, как Гарри – её любимый и родной Гарри – спрыгнул с рук Хагрида. Живой. Тёплый. Знающий свою цель – победить любой ценой.

Вопль. Крик. Визг. Хаос вокруг.

И Малфой, держащий палочку наготове. Малфой, принявший решение. Её Малфой.

– Конфундус.

Его отца снесло вбок в то мгновение, когда Волан-де-Морт запустил в Нарциссу зелёную молнию. Люциус упал замертво. Малфой схватил мать за руку и трансгрессировал прочь, не оборачиваясь и даже не забрав с собой бездыханное тело отца.

Её Малфой сделал два шага назад, развернулся к ней лицом и упал на колени. Впервые Гермиона увидела его слёзы.

Комментарий к Глава 22. Май (III)

Когда я начинала писать этот фф и планировала эту главу, то преследовала две цели:

1. Не делать из Драко настоящего и неубиваемого Марти Стью, который одним своим появлением может спасти мир, при этом даже не пострадав ни морально, ни физически;

2. Не воскрешать тех, кто погиб в каноне. Я считаю, это было бы слишком «счастливо» для войны. Я сама люблю ХЭ, но стекловата не помешает иногда для отрезвления 😂

P.S. Следующая глава будет заключительной, но у нас ещё останется эпилог ❤️

========== Глава 23. Май (IV) ==========

– Гарри Поттер мёртв! – мерзкое шипение Волн-де-Морта протиснулось в сознание и заставило желудок упасть вниз. Драко сделал короткий вдох, ощутив во рту привкус гари, и затаил дыхание. – А теперь пришло время вам признать меня. Присоединяйтесь, – его голос завибрировал и словно царапнул кожу Драко, – или умрите.

Внезапно показалось, что воздух пропитался ядовитыми парами зелий, вызывающими головокружение. Глаза не могли сфокусироваться на одной точке и стали бегать по разным углам. Из укрытия Драко едва удавалось разглядеть что-то помимо шеренги Пожирателей, выстроившейся за Волан-де-Мортом. Они все казались вымотанными, но мимолётные взгляды, брошенные в сторону бессознательного и бледного тела Поттера, вызывали мерзкие улыбки на их лицах, которые больше не скрывались за масками.

Драко сделал шаг вперёд, чтобы выглянуть чуть больше из укрытия и постараться оценить окружающую обстановку. Грейнджер протянула руку, чтобы, скорее всего, ухватиться за его рукав, но он незаметно дёрнул рукой, чтобы не позволить её тонким пальцам схватить чёрную ткань его пиджака. Драко уловил вздох за своей спиной и, слегка тряхнув головой, уставился вперёд.

Желудочные колики впились в него, словно орлиные когти, перекручивая внутренности мучительной болью. Драко выпрямился, дрожа так сильно, что клацали зубы. Факт, что ему не удалось спасти Люпина – одного из членов Ордена Феникса, к которому в нём взращивали ненависть на протяжении долгого времени, – иглами проник под кожу. Драко не хотел встречаться глазами с Грейнджер, которая, он был уверен, старалась стереть из своего взгляда разочарование и скорбь. И Драко отдалённо понимал, что он был не обязан его спасать, но тошнотворное чувство скребло душу и отравляло разум. А сейчас всё, что ему требовалось, – это ясная голова.

– Драко, – голос отца сочился от страха и ужаса. И Драко было непонятно – был ли это страх за собственную жизнь или жизнь сына. Одна из самых больших потерь за время войны – слепота к хорошему в людях и к искренности любви его отца. Но мать. Она всегда была тем человеком, который отдал бы всё ради него.

«Драко, всё будет… хорошо?» – спросила мать у него в марте, когда он пробрался в Поместье ради чёртовой коры для зелья. И Драко кивнул, молча пообещав, что так оно и будет.

Хо-ро-шо.

– Драко, – ему удалось разглядеть, как мать легко махнула ему рукой, – выходи.

Её душевные страдания сделали впалыми щёки и грудь, иссушили руки, окружили некогда красивые глаза сизыми мешками и слегка проредили волосы. Чёрные пряди стали серыми, а белые – более тусклыми. Краски смешались, словно коробка, где их хранили, попала в руки неразумного ребёнка. Завладев душой и телом, страх атаковал мозг, посылая по ночам кошмары, слёзы и холодный пот. Исключительная практичность раскололась, переродившись в перманентную нервозность.

Драко ощутил, как тело Грейнджер беспокойно зашевелилось рядом – по-видимому, она хотела придвинуться ближе, чтобы внимательнее всё рассмотреть. Было так странно наблюдать за самим собой – замаравшимся, трясущимся и потерянным в своих мыслях – что Драко не сразу заметил, как его собственная рука задрожала и едва не уронила палочку на землю. Он крепко схватил её, обхватив поудобнее.

У него был всего один шанс.

Драко сделал шаг. За ним ещё один.

– Молодец, Драко, – прошипел Волан-де-Морт, скалясь и обнажая зубы.

Грейнджер была похожа на восковую фигуру, чьи волосы даже перестали развиваться при лёгком дуновении майского ветра.

Момент, и…

– Сердце Гарри билось за нас, – начал тихо Долгопупс. – За всех нас! – в тот раз завопил он, и следом раздался испуганный возглас. – Ничего не кончено!

Долгопупс в то мгновение показался Драко глупым, отчаянно храбрым человеком. Таким, каким ему, казалось, никогда не удастся стать самому. Он струсил. Не остался стоять с теми, кто боролся за мир, где отныне не царила бы дискриминация по чистоте крови.

Чёрт возьми, Драко никогда даже не задумывался о том, что статусность того, что бежит по венам, может действительно ничего не значить. Он был воспитан так, что именно кровь определяет то, каким человеком ты являешься в обществе, и какое место по праву принадлежит тебе. Не поступки, а именно это. И Драко правда верил в свою привилегированность, несмотря на то, что такие же чистокровные волшебники зачастую были критическими идиотами и едва могли справиться с простейшими заклинаниями.

Чистота крови – вздор; разделение волшебников на слои, придуманные никчёмными чистокровными магами, которые только и были в состоянии кичиться тем, что было им дано от рождения, и даже не прилагали никаких усилий, чтобы доказать свою значимость.

Грейнджер была достойнейшей ведьмой, в чьих жилах текла якобы грязная кровь. Но разве пресмыкание перед кем-то не делает твою кровь такой же запачканной и зловонной? Разве это не отравляет то, что циркулируют вены, прогоняя через сердце?

Всю свою жизнь Драко провёл как в осаждённой крепости, готовый защищать те мысли и идеалы, которые в него вложил отец. И теперь ненависть к Люциусу легла белой пеленой на глаза, когда стены этой крепости рухнули, и обломки легли у ботинок Драко.

Безотчетный ужас и чувство смятения, которые он ощущал минуту назад, превратились в явственное ощущение решимости. В нём начал закипать гнев. Охвативший его страх перед будущим исчез так же быстро, как и возник.

Покадрово начали сменяться картинки перед глазами, и Драко внимательно наблюдал за всем: как Поттер, сгруппировавшись на мгновение, соскочил с рук лесничего, как расширились змеиные щелки Волан-де-Морта, и как его мать испуганно попятилась назад.

Палочка идеально лежала в ладони. Она слегка завибрировала в руке, когда Драко шепнул:

– Конфундус.

Отец, сделавший шаг в сторону – то ли неожиданно, то ли запланировано – вернулся обратно. Произнесённое Непростительное заклинание вызвало зелёный луч, который угодил ровно в центр солнечного сплетения отца Драко, закрывшего туловищем Нарциссу. Он резко вытянулся в прямую линию и свалился на землю. Пыль взлетела в воздух, окружив его тело мутным облаком.

Грейнджер издала тихий писк, но тут же умолкла.

Когда черствеет человеческое сердце: в момент потери или испытания? Драко никогда не был подвержен страданиям от глубоких чувств или сильных эмоций. И ему казалось, что лишь гибель матери может стать для него ответом на этот вопрос. Тогда, когда её настигла смерть на глазах у Драко, он понял, что его сердце наоборот стало подвластно чувствам. И Грейнджер, вторгнувшаяся в его жизнь, лишь обострила это.

Драко надеялся, что смерть отца не станет для него ударом. Надеялся, что когда он увидит, как погаснет жизнь в серых глазах Люциуса, ему станет легче. Словно он освободится от удавки на шее.

Отец лежал на земле, когда Волан-де-Морт повернул голову и взглядом ухватился за чёрную шевелюру Поттера, чтобы броситься вслед за ним и убить. Драко скользнул глазами по телу Люциуса и перевёл взгляд на мать, чья кожа лица казалась кипенно-белого цвета. Легко было рассмотреть, как у неё дрожали руки, когда она взялась за ладонь Драко, и они трансгрессировали прочь от этого хаоса.

Обернувшись к Грейнджер, Драко увидел, как сверкнули её практически чёрные глаза, словно вода на дне колодца. Во взгляде читалась напряжённость, но она тут же испарилась, стоило Драко сделать шаг к ней, затем ещё один и, когда ноги стали заплетаться, он рухнул на землю. Столкновение с каменной землёй могло бы стать болезненным, если бы не щемящее чувство внутри.