Текст книги "Есть ли сердца у призраков (СИ)"

Автор книги: Missandea

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 16 страниц)

Ариана с удивлением призналась себе в том, что Гарднера она уже почти не боится. Нет, шрамы на руках и спине остались, но раны-то зажили. Что ещё он способен сделать с девушкой?..

Умирать с каждым днём хотелось, признаться, всё меньше. Мир за узким решётчатым окном был так прекрасен, а девушка так молода. Поначалу Ариане удавалось убеждать себя в том, что её смерть будет геройской, такой, за которую не может быть стыдно. Что она гордо взойдёт на эшафот, не проронив ни слова, и после смерти о принцессе сложат песни и легенды. Что о такой смерти можно только мечтать.

Но вот как-то… не мечталось. Постоянное присутствие солдат за дверью и приходы Себастьяна кое-как спасали её, однако ночью, оставшись одна, Ариана не могла избавиться от мыслей о том, что вскоре лишится головы. Если она и засыпала, то через час или два подскакивала на матрасе, испуганно хватаясь за шею и задыхаясь: девушке всё казалось, что её душат.

Когда вечером Алестер сообщил, что Питер Гарднер желает видеть её, девушка почти не испугалась, только вспомнила с отвращением лицо последнего, покрепче сжала в руке медальон, висевший под свободно болтавшимся на ней платьем, и пожалела, что Себастьяна не было рядом. От его ледяного, но уже такого родного взгляда становилось спокойно.

Посреди сильно запылённого зала стояла какая-то женщина, богато одетая. Несколько секунд Ариана приглядывалась, а потом вдруг узнала в ней Джетту Гарднер.

– О, леди Ариана Лэриэн Лейтс Осториан, – язвительно протянула блондинка омерзительным голосом и склонилась в шутливом поклоне. – Ваша светлость, какая честь!

– Добрый вечер, Джетта, – стараясь не засмеяться над её ужимками, ответила Ариана.

– Сама благословенная принцесса здесь! Подумать только! – продолжала глумиться она, подходя ближе. – Ох, Ваше высочество, что-то Вы подурнели… Цвет лица совсем не тот. Хорошо ли кушаете?

– Благодарю Вас, леди Гарднер, – в свою очередь мило улыбнулась принцесса, наклоняя голову. – Сырой воздух не идёт мне на пользу. А Вы что же, недавно были на юге? – спокойно поинтересовалась она.

– Нет, – ответила блондинка, подозрительно покосившись на принцессу.

– По цвету Вашей кожи никак не скажешь, – пожала плечами Ариана, печально вздыхая.

И правда, кожа Джетты была сейчас ярко-пунцового оттенка, может, потому, что она недавно побывала на морозе, а может, из-за волнения и досады. И без того красная, как помидор, Джетта вспыхнула ещё больше.

– Я рада видеть, что ты, наконец, на своём месте, – процедила она сквозь зубы и вдруг пугающе рассмеялась. – Наконец благословенная принцесса, уродина, непонятно за что любимая миллионами, там, где должна быть, одета, как и должна быть одета, – злорадствовала Джетта.

– Тебя так сильно радует моё положение… – задумчиво пробормотала Ариана, подходя к Джетте на расстояние вытянутой руки. – Отчего?.. Может, оттого, что ты всегда завидовала мне?

Рука Гарднер-младшей взлетела, однако в ту же секунду её перехватила другая рука – тонкая, но уверенная.

– Ты. Не смеешь. Бить. Меня, – сквозь зубы проговорила Ариана, чувствуя, как кровь в ней закипает, и до боли сжимая белеющие пальцы на запястье Джетты. – Никто не смеет. Я принцесса даже сейчас, а ты, сколько ни бейся, никогда не станешь ею.

Девушка чувствовала, как где-то в глубине неё рождается огромная, жгучая сила, которая, как она думала, ушла ещё месяц назад вместе с десятком килограммов.

– Это ненадолго, – прошипела Джетта, вырвав руку и подойдя к Ариане так, что их лица почти соприкасались. – Твоей семейке совсем недолго осталось. Ещё пару дней, и их не будет. Ни одного. Твою мерзкую мамашу, сестёр…

Кровь из носа Джетты хлынула ярко-алая. Ариана не думала, что сумеет ударить так. Она вообще не знала, что когда-нибудь сможет кого-нибудь ударить. Прекрасные дамы в книжках никогда не бьют других. А если и бьют, так только рыцарей и только пощечиной, никак уж не кулаком со всего размаха.

– Браво! – послышался насмешливый голос сзади, и девушка обернулась.

Питер Граднер, довольный, весёлый, хорошо одетый, вошёл в зал, аплодируя. Джетта мгновенно поднялась с пола и, подставляя руку под бежавшую ручейком кровь, кинулась к брату, но тот лишь оттолкнул её.

– Удар прекрасный. Наконец-то мою сестрёнку хоть кто-то поставил на место, – насмешливо протянул он, сверкая голубизной глаз и подходя к принцессе.

– Благодарю Вас, – спокойно ответила она, чувствуя, что, если будет нужно, она и ему вмажет.

– Моя сестрица, знаешь ли, была неправа, – грустно вздохнул он и обернулся к Джетте, сидящей на какой-то коробке и утирающей кровь. – Джетта, извинись перед леди Осториан.

Гарднер смотрит на брата как на сумасшедшего.

– Ты совсем больной? Немедленно заставь её извиниться! Ты видел, что она сделала? Она меня чуть не убила! – возмутилась она, кидая в сторону Арианы злобные взгляды.

– Невелика потеря, – невзначай заметил Питер, поднимая брови и не слушая возмущённых слов Джетты. – Ты виновата, извинись. Мы с леди Осториан ждём.

– Я не стану извиняться, ты вообще… – начала говорить она, однако Питер мгновенно подлетел к сестре, взял её за окровавленный подбородок, поднял голову так, что той стало больно, и с нажимом произнёс:

– Ты солгала принцессе. Извинись.

– Я не лгала! Что происх… Ай! Отпусти! Больно! – закричала она, пытаясь вырваться из цепких рук брата.

– Извинись, Джетта, – пугающе улыбнулся он.

– Из… извини! Доволен?! Отпусти меня!

– Вполне, – пожал плечами Питер, оттолкнув сестру так, что та чуть не упала. – Вы принимаете извинения, леди Осториан? – учтиво спросил он у Арианы, вновь подойдя к ней.

– Принимаю, – тихо ответила девушка, не понимая, что вообще происходит, и нервно теребя рукав платья.

– Думаю, теперь мне стоит объясниться. Джетта солгала тебе. Сказала, что через пару дней твоя семейка будет убита, – покачал головой Питер, притворно жалостливо сдвинув брови и покачав головой. Ариана вздрогнула и насторожилась. – Это неправда.

Страшная информация была опровергнута, однако на душе девушки легче не стало, скорее наоборот – тяжёлое, ужасное подозрение пришло ей в голову, заставляя порывисто вздохнуть. Что-то в глазах Питера, склонившегося к ней, очень пугало.

– Неправда. Ты знаешь, дорогая, я ведь уезжал в столицу. Лично смотрел, как наша армия подбирается к Этелиарсу, шаг за шагом становясь ближе к твоей семье, – проговорил Питер и вдруг убрал за ухо девушки выбившуюся прядь – она шарахнулась в сторону. – О, зря ты так, милая, очень зря, – пугающе усмехнулся Питер, приближаясь к отступающей девушке. – Я бы на твоём месте был поласковей.

– Что Вы хотите от меня? – настороженно прошептала Ариана.

– От тебя? Ну что ты, ничего. Совсем ничего, – протянул Питер, вплотную подойдя к упершейся в каменную стену Ариане и заглядывая в испуганные девичьи глаза. – Только правду. Так вот, проконтролировав всё, я взял свою непоседливую сестрицу и отправился сюда, чтобы проверить, как ты поживаешь, не надумала ли чего…

– Моё решение неизменно, – быстро выпалила принцесса.

– Я бы не торопился с этим, – многозначительно поднял брови он, улыбнувшись и опалив шею девушки горячим дыханием. – Несколько часов назад мне доставили вот это, – произнёс он, достав откуда-то белый конверт. – Не хочешь прочитать?

– Что это? – настороженно спросила девушка.

– Письмо от нашего главнокомандующего. Возьми, сегодня я добрый, – ухмыльнулся Питер, протянув девушке конверт, и отошёл, наблюдая за ней.

Дрожащими пальцами Ариана открыла конверт и вынула перепачканный в саже лист.

– Вслух, дорогая, вслух, – довольно пробормотал Питер, отвернувшись.

– Лорду Питеру Редерику Гарднеру от главнокомандующего Дж.С.Рейбранта, – начала читать девушка, чувствуя, что голос не повинуется ей. – Настоящим спешу уверить, что Этелиарс взят… – Ариана порывисто вздохнула и схватилась за грудь.

– Дальше, моя милая.

– Взят… и… вся королевская семья… была захвачена в плен, – дрожащим голосом проговорила девушка, не в силах читать далее: буквы расплывались и прыгали.

– Читай дальше, Ариана Осториан, – выдохнул Питер, вновь подойдя к девушке.

– Однако оказала сопротивление и была убита.

Несколько секунд в зале висела оглушающая тишина, прерываемая лишь частыми вздохами Арианы.

– Это… неправда, – выдохнула она, пытаясь унять бешено колотившееся сердце.

– Я это предвидел. Смотри-ка, незнакома тебе эта вещица? – ухмыльнулся Питер, протягивая дрожащей принцессе фиолетовый лёгкий платок с вышитыми на нём инициалами «А.Э.О.». Мамин платок. Окровавленный мамин платок.

– Анамария Эленора Осториан, верно?

Принцесса… нет, не принцесса. Просто Ариана Лэриэн Лейтс Осториан его не слышала. Она сползла на пол, чувствуя, что не может вдохнуть. Будто что-то в горле застряло. Сомнений не было, да и какие могли быть сомнения?.. Была только пустота. Одиночество. Как бы плохо с ней ни обращались и что бы ни делали, раньше девушка чувствовала, что мама, папа, братья и сёстры любят её. Поддерживают, думают, молятся.

А теперь… их просто нет? Осознание этого пришло как-то резко и сразу. Чувство пустоты. Не пустой комнаты, из которой вынесли всю мебель, нет. По такой комнате ходишь, касаешься её стен, плачешь, может быть, вспоминаешь. А чёрная дыра – это не чувство. Это просто пус-то-та. По ударам сердца. Зияющая пустота, которую ничто и никогда не заполнит, как ни старайся.

***

– Леди Лейтс, я хочу поговорить с Вами, – серьёзно проговорил Себастьян, решительно входя к девушке без стука. – Я долго откладывал этот разговор, однако его не избежать.

Принцесса сидела на матрасе лицом к стене, не шевелясь и, кажется, не слушая его. Но мужчина во что бы то ни стало решил довести до конца начатый разговор.

– Вы можете не оборачиваться, но прошу Вас послушать меня. Поймите, Ваше поведение – оно непонятно, я… Принцесса, Вы слушаете? – строго осведомился он, вглядываясь в острые лопатки девушки. – Что-то произошло?

Ответа не последовало, и несколько секунд Себастьян стоял, озадаченный подобным поведением девушки.

– Вы категорически не хотите выслушать меня? – спросил он, пытаясь угадать причину такого странного поведения принцессы.

Натянутая спина не шевельнулась.

– Хорошо. Я не понимаю, в чем причина, но как Вам будет угодно. Я приду завтра, – резко произнёс Себастьян, нахмурившись и шагнув к двери.

Что с ней произошло? Она обижена? Но на что же? Просто плохое настроение? Или же… Стремясь понять, что же случилось с этой обыкновенно весёлой и улыбчивой девушкой, мужчина резко повернулся, подошёл к матрасу и развернул принцессу лицом в себе.

На несколько секунд он забыл, как дышать. Ариана будто бы смотрела на него, но, очевидно, не видела: взгляд был далёк и… пуст? Не было ничего, кроме всепоглощающей боли, невыносимой боли, застывшей в измученных сухих глазах. Совсем бледные губы плотно сжаты, кожа совершенно белая.

– Что с Вами? – шёпотом спросил Себастьян, с ужасом вглядываясь в девушку. Не видел он её со вчерашнего дня, а казалось, что прошли месяцы.

Ничего, кроме всепоглощающей боли, не выражающие ничего глаза не шевельнулись, и губы всё так же остались сжатыми.

– Ариана, – впервые назвав девушку по имени, мягко и тихо произнёс мужчина. – Расскажите, что произошло. Быть может, я смогу помочь.

Хрупкая фигурка осталась неподвижной; казалось, девушка даже не дышит.

– Чёрт побери, – с ужасом прошептал Себастьян в сторону, а потом вновь попытался обратить на себя внимание Арианы. – Скажи, что случилось. Скажи мне! – крикнул он, встряхивая девушку за плечи, чувствуя, как с каждой секундой в душе всё больше и больше нарастает паника.

– Командир, – тихонько позвал Лейнд из коридора.

– Черт тебя дери, Лейнд, если что-то несерьёзное, я клянусь, что убью тебя, – зло сказал Себастьян, поднимаясь и бросая ещё один тревожный взгляд на неподвижную девушку.

– Это серьёзно, – тихо проговорил здоровяк, нервно облизнув губы и почесывая затылок. – Питер Гарднер того… Убил семью-то девчонки.

========== 18. Наше счастье жить такой судьбою ==========

– А ещё моя мать часто рассказывала мне легенду о неудачливом рыцаре и драконе. Вы не слышали? – осведомился Себастьян, впрочем, зная ответ: всё та же повёрнутая к стенке голова и полнейшее отсутствие реакции.

Себастьян еле прожил четыре дня. Он готов был поклясться, что это были самые длинные дни в его жизни.

Мужчина закрыл глаза, прислушиваясь к тихим шагам Лейнда за дверью и потрескиванию факела у того в руках. За все эти дни ему не удалось вытянуть из принцессы ни слова. Ни одного чёртового слова.

Несколько секунд он смотрел на Ариану, физически чувствуя, что та его не слышит. Что она вообще не здесь. Вспомнил её состояние четыре дня назад – сухие, измученные глаза, полные боли. А теперь даже той не осталось. Девушка сидела, обняв колени руками и положив сверху голову. Глаза были по-прежнему сухи – ни одной слезинки. Но ни боли, ни страха, ни чего-либо ещё в них не было – только тупая, непробиваемая усталость. Он вздрогнул при мысли, что девчонка, такая наивная, упрямая и мятежная, могла вдруг сломаться. Нет, нет, этого не могло случиться. Он не позволит.

Именно поэтому, должно быть, Себастьян четвертый день говорил, говорил и говорил, не переставая. Пересказывал ей всё, что знает, рассказывал какие-то дурацкие истории, а теперь вот и на легенды перешёл. Он инстинктивно чувствовал, что нужно говорить. Нельзя оставлять девчонку одну, наедине с мыслями, которых, судя по совершенно пустым глазам, уже нет.

Боль. Было больно смотреть на неё, на то, как неисправимо глупая, непонятная, жизнерадостная и смелая Осториан просто угасает и тает. До одури больно. Что-то адски болело в груди у него, там, где у обычных людей находится клубок мышц, называемый сердцем. Ему было страшно за неё. Так страшно, что он почти кричал.

А она раз за разом отворачивалась и утыкалась носом в колени в ответ на все его вопросы и рассказы. Оставляя одного тонуть в раскалённом воздухе и, кажется, собственной крови.

– Я так хочу помочь тебе. Если бы ты знала, – выдавил он из себя фразу, вертевшуюся на языке уже несколько недель.

Осториан не шевельнулась, не распахнула глаз, не вздрогнула. Она попросту не услышала, наверное.

Если он мог. Если бы он-чёрт-возьми-мог.

– Я сделаю всё, чтобы вытащить тебя, слышишь? – произнёс он шёпотом, чувствуя, как скручивает внутренности от осториановского взгляда в пол, взгляда не-трогайте-меня-дайте-умереть.

– Ты как-то сказала, что бог защищает всех, что он добрый. Помнишь? – горько усмехнулся он. – Где сейчас твой бог? Почему он не спас тех, кого ты любишь? Где его милосердие? Где же ты, чёрт возьми, когда так нужен?! – почти крикнул он, хватаясь за волосы и поднимая взгляд к каменному потолку. – Где же ты, всепрощающий и милосердный?! Почему не помогаешь ей?

Но бог не ответил, как и принцесса.

Ярость в груди закипает внезапно, почти что прожигает дыру в груди. Бессилие не даёт нормально дышать.

– Ты знаешь, я ведь никогда никого не любил, – прошептал он, поражённый этой внезапной мыслью. – Никого. Отца и мать не видел почти. Были друзья, даже лучший друг был, но ничего не осталось. Никого. Он… уже мёртв. Родители – тоже.

Не любил. Это правда. Отца поначалу вообще ненавидел за то, что тот постоянно отправлял его в военные походы. Мать не видел годами и не скучал совершенно. Женщины… они были, конечно, но ни одна не задела в его душе хоть одной струны. Пыталось множество, к каким только хитростям и способам они не прибегали, чего только не делали. А ты, господи, Осториан, просто появилась из ниоткуда, и…

– Откуда у тебя такая власть над моим несуществующим сердцем? – тихо произносит он, не задумываясь над этой фразой.

Плевать.

Думать он будет потом.

Он протянул руку и взял гитару, уже второй день валяющуюся в углу. Она не будет слушать, так почему бы не спеть?

– Ничего на свете лучше нету, – тихонько тянет он, и обычно жизнерадостная и веселая песня звучит так, что хочется орать от боли. И он скоро заорёт, наверное, если ещё хоть раз взглянет на прямую, как игла, спину девушки.

– Наше счастье жить такой судьбою, наше счастье жить такой судьбою… – песня заканчивается, и он умолкает. Нужно что-то сказать, попробовать её расшевелить, но все слова давно закончились.

– Мир ужасен, Ариана Лейтс, Вы не находите? – усмехнулся он. – Ты как-то сказала, что он прекрасен, в нём полно добра, радости и любви, но оглянись вокруг, и ты увидишь его таким, каким вижу я. Полным жестокости и насилия. Боли. Бесконечной, не отпускающей никогда. И воспоминаний. Теперь они будут преследовать и тебя.

Вдруг худенькое тельце дёрнулось и, о боги, повернулось к нему. Медленно, по сантиметру. Сердце готово было выпрыгнуть из груди. Огромные, сухие, пустые-пустые глаза девчонки уставились на него.

– Я дышу, моё сердце бьётся, но я не жива. Я так хочу почувствовать что-нибудь, – тихо, слабо, так, что грудь рвётся на куски, и снова прямая спина и полнейшее отсутствие реакции.

Сидеть рядом с вытянутой в струнку безмолвной Осториан не представлялось более возможным. Он, чёрт возьми, должен сделать хоть что-нибудь. Себастьян вскочил, отбрасывая гитару, которая упала на каменные плиты с жалобным визгом, и выскочил за дверь, бросив на девчонку ещё один пристальный взгляд и заставляя себя не разбить её башку об камень, лишь бы она сказала хоть слово.

Лейнд тоже волновался за девчонку, которую он так удачно в первый день знакомства огрел между лопаток: это видно по бледному цвету его лица и такому непривычному для великана задумчивому состоянию.

– Вы куда? – как-то нервно спросил он, теребя рукав одежды.

– Попробую узнать что-нибудь об обстоятельствах гибели её родных. Черт возьми, хоть что-нибудь узнать. Побудешь с ней? – произнёс Себастьян, рвано выдыхая.

***

За окном ревело. Ариане казалось, что сама природа плачет и кричит по её погибшей семье. Вместо неё кричит.

Она не могла ни плакать, ни кричать. Даже дышать, кажется, не могла. Ариане всё казалось, что она спит: вот ещё чуть-чуть, и проснётся, и встанет, и увидит Нору, которая бормочет о том, что пора вставать. Оденется, пойдёт гулять, встретив маму, братьев и сестер. Но сон не кончался.

Пробуждения не было. Осознание реальности приходило медленно, но уверенно.

– Вас это… Питер видеть желает, – услышала девушка далёкий-далёкий голос Лейнда, кажется, но она могла и ошибаться.

Ариана не знает, как сумела встать и пойти куда-то. Смутно знакомые очертания возникли перед ней, и через секунд тридцать до девушки дошло, что она в зале. Кажется, перед ней Питер. Он ехидно говорил что-то; Ариана слышала, но не понимала значения слов.

– Ну раз тебя тоже вскоре пустим в расход, то, думаю, самое время попользоваться тобой. Не пропадать же. Помойся, бога ради, и расчешись. Себя в зеркале видела? – тянет он насмешливо. – И приходи снова. Наконец-то я смогу поразвлечься с тобой. И так уже слишком долго жду. Обещаю, эту ночь ты не забудешь, уж я-то постараюсь.

От зала Ариана шла одна.

За окном гремело так, что казалось, будто старый замок разлетится на куски. Что ж, это было бы неплохо. Тогда она просто умрёт – тихо и незаметно.

Безумно хотелось рыдать, но слёз не было. Глаза сухие и, кажется, красные. Хорошо, что зеркал нигде нет. Она не видела своего отражения давно. И не дай бог увидеть.

Боль. Боль. Боль. Больбольболь. Она хочет, чтобы её ощущали.

Внезапно в голову пришла мысль, что стражи нет. Можно и сбежать. Замок почти не охраняется. Можно попробовать, рискнуть, но сил хватило только на пару шагов, и она остановилась, чтобы не упасть.

Ну, что же ты, Осториан? Где твоя любовь к приключениям и жажда нового? Где любознательность и необычность, которой ты так гордилась?

Хотелось просто уснуть. Вот так, опираясь на ледяной камень. Закрыть глаза и больше не открывать. Тихо, безболезненно, навсегда. Раствориться.

И холод. Боже, он шёл отовсюду: от стены, от пола, от воздуха. От самого её существования. Он пронизывал насквозь. Он сжирал изнутри, заползая в самую душу и замораживая всё лучшее, что есть там. Доброту. Сострадание.

Нет, не это.

Веру.

«Безнадёжность – самое страшное», – говорила мама. Вот она. Все её родные лежат сейчас где-то метра на полтора ниже земли, если их вообще удосужились похоронить.

Скоро к ним присоединится и она. И Себастьян, наверное, тоже. Все.

Скорее бы.

До камеры она не дойдёт.

Ледяной ветер дул отовсюду, но особенно – справа. Она не знала, зачем делает это, но почему-то ей показалось жизненно важным, – девушка встала и пошла туда, в темноту, где не было даже факелов. На ощупь нашла дверь. Замка не было.

Толкнула.

Она думала, что упадёт от такого сильного порыва ветра, но всё же осталась стоять, держась обеими руками за стену.

Снег бил в лицо.

Перед ней было поистине легендарное место Колоколов – мост в никуда. Мост, соединявший раньше две части замка, пока одна из них вместе со скалой не ушла под воду.

А часть моста осталась. И теперь она так и висела над пропастью, обрываясь где-то на середине.

Сплошным потоком лился дождь вперемешку со снегом. Изредка небо озарялось всполохами молний.

Вдалеке – горы. Невыразимо прекрасные.

А под мостом – море. Бушующее.

Даже отсюда было слышно, как разбиваются огромные волны о скалы.

У Арианы захватило дух, когда она взглянула вниз. Ничего более прекрасного и одновременно ужасного она не видела никогда.

Порыв ветра отбросил волосы со лба. Уже насквозь мокрое платье прилипало к груди, трепыхаясь на спине.

Она пыталась дышать, хватая воздух приоткрытым ртом, как рыба, выброшенная на берег.

Не получалось.

Она больше не могла. Терпеть Питера. Терпеть унижения. Тысячи раз сходить с ума, думая о том, как люди Гарднеров насилуют и убивают её семью.

Ариана живёт не в своем мире, полном света, добра и сказок. В мире Себастьяна. Он, наверное, думал, что она не слышит. Она и вправду не слышала, не осознавала, что он рядом, но отчего-то сознание её немного прояснилось именно в тот момент, когда он говорил о мире. Жестоком. Беспощадном. Полном боли и насилия.

С нее хватит.

Она не может терпеть. И не будет.

«Но что ты сделаешь?» – усмехается подсознание, издеваясь.

О, ты увидишь.

Осторианы всегда были сильными.

Не бойся, мама, я не опозорю нас.

Она сделала медленный, несмелый шаг к концу. К тому месту, где камень обрывается и начинается темнота.

Еще шаг. И ещё.

Бездна всего в полуметре от неё, и здесь, словно насмехаясь, появились остатки перил, которые как будто кричат: “Подумай ещё раз!”.

Поздно думать.

Хватаясь рукой за эти перила, она сделала шаг к краю. Под ней – огромная, необъятная пустота, бушующая.

Интересно, какой температуры сейчас вода?

На секунду Ариана закрыла глаза, и как-то неожиданно предстал образ Себастьяна. Не холодного и безразличного, а такого, какого видела она его лишь раз – улыбающегося.

Искреннего.

…прости, Себастьян.

В том мире, в котором живёшь ты, у Арианы просто нет другого выхода.

Кости превращаются в крошево, а кровь застывает в лёд.

Она открыла глаза и увидела звёзды. Всё небо в тучах, страшных и темных, но там, вдалеке, над горами, отчётливо виднеется полярная звезда.

Светлая. Тихая. Обещающая спокойствие.

Ариана протянула руку к небу, пытаясь дотянуться до неё. Правильно. Тянись, иди к ней.

Тянись, падая вниз.

Наверное, так и нужно: умереть, касаясь звёзд.

От её стопы до бездны остается сантиметров десять.

– Прости меня, боже… Ты же всё видишь, – сорвался с посиневших, до крови искусанных губ полушепот-полухрип. На большее её голосовые связки уже не способны.

«Наша крыша – небо голубое, наше счастье жить такой судьбою, наше счастье жить такой судьбою»…

– … судьбою.

Глаза неотрывно смотрят на звезду. Только бы не вниз. Чтобы не было так страшно.

– Прости, Себастьян… В лучшем мире, моём, мы еще встретимся…

Шаг.

Комментарий к 18. Наше счастье жить такой судьбою

http://s019.radikal.ru/i604/1504/7a/8f1d57ef44a7.jpg – я так вижу Колокола.

А это очередной мой шЫдевр – Ариана http://s019.radikal.ru/i628/1504/68/189f790a54fe.jpg

Ура, “есть ли сердца у призраков” перевалили за сто страниц. Знаете, я всю жизнь всё пыталась написать что-то и всегда понимала, что у меня не хватит терпения закончить большую работу. И тут – вот, это сбывается, и сбывается не просто так: это я делаю, я пишу, я создаю свой мир, и в нём уже больше ста страниц. Потрясающее чувство.

Буду рада отзывам даже в одно слово. :) Если у Вас есть предположения или какие-то мысли по поводу героев, их будущего и пр., очень хотела бы послушать.

========== 19. Сумасшествие ==========

– Какого чёрта ж ты творишь? – орёт он, хватая за руку девушку, уже почти соскользнувшую вниз.

Чёрт подери, она, она… Боже.

Он отбросил её на скользкие ледяные плиты моста. Осториан упала, ударившись головой и тихонько всхлипнув.

Она дрожала – это было первым, что он заметил. Тряслась, часто вздыхая. А он просто схватил её за руку, не поднимая с пола, и потащил внутрь. Плевать, что она бьётся о неровные плиты. На всё плевать.

Дверь захлопнулась.

Сквозь плотно сжатые ладони прорвался громкий всхлип. А за ним и безудержные, безостановочные рыдания. Она лежала на полу, скорчившись в один маленький комок, и почти что кричала.

– Как ты мог?! Откуда в тебе столько жестокости, – орала Осториан, сжимая белеющие пальцы в беспомощные кулаки. – Я не могу больше так, не могу, не могу! Я хочу умереть! Они все мертвы, все! Он убил их! Он обещал изнасиловать меня, я не могу больше… – пищит она, корчась в невыносимой боли, перебирая тонкими ногами, будто пытаясь забиться в угол.

Гребаный мудак. Он убьёт Гарднера. Убьёт. Но не сейчас.

Через одну десятую секунды он уже оказался рядом с ней, рыдающей и трясущейся. Резко приподнял с пола, так, что серые заплаканные глаза смотрят на него.

– Они живы. Слышишь меня?! Они живы! Твоя семья не убита, слышишь меня, чёртова идиотка?! Это твоя мать сделала так, чтобы Питер думал, что их убили. Чтобы выиграть время. Она жива, а если ты ещё раз выкинешь подобное, я клянусь, что задушу тебя! – орёт он прямо в испуганное и непонимающее лицо девчонки, орёт так, что кажется, будто сейчас лопнут барабанные перепонки, орёт, выплёскивая всю злость на эту непомерно тупую Осториан.

Она ещё несколько секунд смотрит, хлопая широко раскрытыми глазами, а потом вдруг тяжелеет у него на руках и теряет сознание.

***

Дверь с грохотом ударилась об стену. Себастьян бережно положил всё ещё не приходящую в себя девчонку на кровать, приказав растерянному Лейнду немедленно позвать Лолу. Сам он вышел, ещё раз взглянув на жалкую, мокрую до нитки фигурку.

Питер ел. Чёрт бы его подрал. Будь его воля, голова этого кретина уже была бы разбита о камни. Но Питер… умел убеждать.

– О, Себастьян! ― обрадованно заговорил блондин, откладывая в сторону вилку. ― Хорошо, что пришёл. Проследи, чтобы девчонку помыли как следует. Я хочу… развлечься с ней, ― самодовольно улыбнулся он, закидывая руки за голову и потягиваясь.

Себастьяну казалось, что его разорвёт на части. От накатывающей ярости. Держи себя, чёрт возьми, в руках.

– Ей очень плохо, она сильно простужена, ― процедил он сквозь зубы, взглядом убивая Гарднера. А тот поднёс к губам кубок с вином, отпил и улыбнулся.

– Мне плевать, ― беззаботно пропел он. ― Плевать. Так ты проследи. Ну, иди же. Что-то не так? ― повернул он голову, замечая, вероятно, уничтожающий взгляд Себастьяна.

Он не понял, что случилось. Просто в одну секунду оказался рядом с Питером и, схватив за кружевной воротник, приподнял того над столом.

– Хватит, ― прорычал Себастьян, чувствуя, что от бешенства хочется скулить. ― Я не знаю, что за садо-мазо версию того, что обычно называют любовью, грёбанный сукин сын, ты к ней испытываешь, но во имя этого чувства дай мне вылечить её. Иначе я сию же секунду перережу твоё горло, чёртов ублюдок.

Лицо Питера, испуганное и красное, искривилось.

Да, пугайся. Давай.

– Но твою сестру… ― замямлил он, и Себастьян почувствовал очередной приступ бешенства.

– Убьют, я помню, ― прошептал он, встряхивая Питера. ― Только тебе уже будет всё равно.

Блондин, наконец, заткнулся, и Себастьян почти что кинул его на стул.

– Полагаю, это «да»? ― усмехнулся он.

Питер не ответил, и Себастьян стремительно вышел из комнаты. Когда он пришёл к себе, в комнате уже была Лола. Она осматривала бесчувственную девушку и пыталась снять с неё платье.

Осториан. Мать его, Осториан. Лицо её было совершенно синим, а губы белыми. Себастьян нечаянно коснулся её пальцев, когда переворачивал девушку, и вздрогнул: они были ледяными. Общими усилиями они с Лолой развязали шнуровку на платье. Себастьян нашёл в шкафу огромную белую рубашку ― как раз то, что нужно. По настоянию Лолы, он вышел, когда та стягивала с Осториан платье.

Вышел. Прислонился лбом к двери. Слишком. Это слишком. Слишком больно, слишком глупо, слишком неправильно. Она не может так… умереть? Слово пришло в голову так внезапно, что захотелось завыть от боли, захватывающей целиком, замораживающей изнутри.

Наконец, его снова позвали. Девчонка лежала на чистых белых простынях, укрытая одеялом почти до подбородка. В комнате значительно потеплело, но лицо её по-прежнему оставалось синеватого цвета, а грудь всё так же часто, с хрипом вздымалась.

– Врача здесь нет, и привезти его неоткуда. Я пошлю кого-нибудь в ближайший город, но раньше, чем через день, врача не будет, ― покачала головой старушка, смахивая слезу. ― Принесу тебе все, что у меня есть.

Она ушла, оставив Себастьяна наедине с Осториан. А она лежала, не шевелясь, будто не зная, как нужна ему сейчас.

– Даже не думай. Ты меня слышишь? ― едва слышно прошептал Себастьян, чувствуя, как по венам разливается отчаяние. ― Только попробуй умереть, Осториан. Только попробуй.

И он закрыл лицо руками. Чувствовал, что скоро разрыдается, как ребёнок. От бессилия, от того, что вот она, рядом, она здесь, она ещё жива, а он ничего не может сделать.

Лола принесла поднос с какими-то лекарствами. Положила на бледный лоб компресс.

– Смотри, вот эту настойку… ― заговорила она, а потом вдруг взглянула на синюю Осториан и покачала головой. ― Если господу не будет угодно, она не выздоровеет, как ни лечи. Молись, и бог услышит нас.

Когда она ушла, Себастьян не запомнил. Сначала он сидел, закрыв глаза и вообще не понимая, где находится. Потом встал и взглянул на девчонку. Впалые щёки, тёмные круги под глазами. Веснушки кажутся огромными и неестественно яркими на бледном, синеватом лице. Мокрые волосы смешно облепили лицо и шею.

Он засмеялся. Он с ума сходил, наверное. Засмеялся тихонько, а потом резко замолчал, чувствуя, как смех переходит в рыдания.

Рука дотронулась до мокрых волос. Себастьян сел, всматриваясь в безжизненное лицо. Дыхание как будто стало реже. Лицо стало не таким синим, но побледнело ещё больше. Она уходила. Он чувствовал, как её становилось всё меньше и меньше, как она таяла.