Текст книги "Тень рока (СИ)"

Автор книги: Михаил Таран

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 28 страниц)

Глава 19 «Самопровозглашённый»

С появлением трёх «черепах», коими командовал доблестный Франко Лауритцио, помрачённые рассудком ренегаты дрогнули. Неизвестно, испугались они или решили отступить в угоду тактической выгоде, но одержимые покинули свои позиции, бросившись назад. Назад, к окраинам «мёртвой столицы», от которых рукой подать до линии фронта.

Манёвренные черепахи уже в первые секунды своего появления сокрушили несколько опорных точек, занятых бесноватыми одержимыми. Взрывы снарядов, выпущенных главными калибрами, обрушили стены, похоронив под обломками десятки безумцев. Грохот крупнокалиберных пулемётов вытеснил собой все остальные звуки, оглушая и дезориентируя.

Воодушевленные Доминионцы перешли в стремительное наступление, вознамерившись добить начавшего рассеянное отступление врага. Но одержимые разбегались кто куда. Разбегались по улочкам и подворотням, словно дикие крысы. Уже через двадцать минут, с момента прибытия «черепах», одержимых совсем не осталось. Большая их часть была уничтожена в ожесточённом сражение, а те кому всё же удалось выжить, отступили.

Настал момент принятия решений. Момент, которого ждали все, находящиеся в резерве Доминионцы. И Авиаль Сигилиус это прекрасно понимал. Понимал, что ему необходимо сплотить разрозненные и подавленные войска, дав им надежду и указав новый путь.

Быстро и ловко, хаупт-командор запрыгнул на броню одной из «черепах». Отсюда его должно было быть прекрасно видно и слышно. Вокруг выстроившихся клином танков собрались уцелевшие солдаты. Их было не много. Не больше сотни, а возможно и меньше. Авиаль окинул выстроившихся на улице солдат тяжёлым взглядом. Все они выглядели испуганными и отчаянными людьми, совершенно не понимающими что происходит. Их форма и броня испачканы в грязи и бетонной пыли. Взволнованные лица в копоти и крови. Каждый из солдат смотрел на возвышающегося над ними Сигилиуса с читающейся во взгляде мольбой о спасение.

– Мы доблестные воины Объединённых Сил Свободного Человечества! – громогласным, строгим голосом начал Авиаль, рывком поправив мундир. – Генерал Абрах был одержим злом, истинное имя которого мы не знаем. Но мы называем это «тенью рока». Тенью, берущей под контроль тела людей. Использующей эти тела, как оболочки, как игрушки подчиненные её воли. Сейчас, одержимый генерал пал. Пал от моей руки и я полностью беру на себя ответственность за принятое решение и готов ко всем возможным последствиям, включая трибунал. Но другого пути у нас нет. Мы единственные, кто остался не тронутыми «тенью рока». Но не стоит обольщаться, братья мои. Наш черёд тоже скоро настанет. Настанет, если мы не покинем эти земли до того как зловещие тени не выберутся из своих поверженных оболочек. У нас есть несколько часов, чтобы убраться на достаточное расстояние и выйти из зоны действия «тени рока», в противном случае мы пополним армию одержимых.

Закончив свой монолог, Сигилиус снял фуражку и торопливо поправил рукой влажные от пота волосы, после чего вернул головной убор на место. Оглядевшись, хаупт-командор понял, что солдаты в замешательстве. Они перешептываются друг с другом и настороженно переглядываются. Недоверие? Возможно, это было недоверие со стороны резервных войск, а возможно простая трусость и безвольность, но солдаты не могли принять решения, заставляя стоящего на танке Авиаля ждать и нервничать. Он прекрасно понимал, что убийство Абрахта на глазах его воинов не самый благоразумный шаг. Да и сами солдаты наверняка не сильно-то хотели присягнуть убийце в верности, поскольку боялись последствий. Боялись суда на котором они вполне справедливо были бы никем иным как соучастниками военного заговора и переворота. А ведь именно так всё и выглядит со стороны неосведомлённых и не ведающих. Оставалось лишь надеяться на то, что им удастся убедить Канцлера и его окружение в безумности Абрахта и его армии. Но поверит ли в это Канцлер, если сам Сигилиус в это с трудом может поверить.

Послышался протяжный скрип, затем округлая крышка люка одного из танков откинулась назад, с лязгом и бренчанием ударившись о броню и из недр «черепахи» показался смуглый человек. Человек проворно выбрался из своей машины и торопливо пробежав по её корпусу, запрыгнул на броню соседнего танка. Того самого, на котором стоял хаупт-командор. Авиаль узнал его, хотя встречаться им доводилось от силы, раз пять или шесть. Это был полковник Франко Лауритцио. Низкорослый, улыбчивый мужчина в тёмно-сером комбинезоне и шлеме танкиста. Единственное, что отличало его от остальных членов экипажа, это золотые эполеты на плечах и широкая портупея.

– Лорд Сигилиус избавил нас от нечисти в лице генерала Абрахта! – звонким и уверенным голосом начал Франко, бесцеремонно положив свою руку на плечё ошеломлённому от такой наглости Авиалю. – Да что там, Абрахт погиб уже очень давно. Его телом управляла какая-то неведомая тварь. Вы все это прекрасно понимали. Или как минимум догадывались. Но ни кто не осмелился противостоять этому. Да, нам было страшно, чего уж это скрывать. Гораздо проще было просто наблюдать за тем, как наши сослуживцы, наши друзья меняются. Становятся безумными и полностью теряют собственную личность, приобретая при этом личность иную, более жуткую и пугающую чем только можно себе вообразить. Это был истинный кошмар наяву! Не знаю как вы, а я рад, что лорд Авиаль прикончил Абрахта! Слава новому генералу! Слава Генералу Сигилиусу! – голос низкорослого полковника перешёл на крик.

Эзекиль тем временем был в толпе солдат и прекрасно слышал и чувствовал, как сомнения и колебания сменяет ликование и воодушевление. Да, капрал Эзекиль Монг это чувствовал и знал, что балансирующую на гране толпу нужно подтолкнуть, обеспечив абсолютный триумф своему отчиму. И Эзекиль сделал это. Что было сил, капрал завопил:

– Слава Генералу Сигилиусу! Смерть отродьям «тени рока»!

Это был тот самый толчок, который был нужен солдатам для принятия правильного решения. Уже через секунду хор из сотни голосов скандировал приветственные слова. Слова, которые были ничем иным как новой присягой.

– Слава Генералу Сигилиусу! Слава Генералу Сигилиусу! Слава генералу Сигилиусу!

В этот самый момент Эзекиль встретился с ним взглядами. На обожжённом лице нового генерала застыла улыбка. Стоящий рядом с ним полковник Франко Лауритцио тоже улыбался, хлопая при этом в ладоши. Да, этот день совершенно точно останется в памяти Эзекиля навсегда. День, когда недолюбливаемый им отчим возвысился столь высоко, на такую непостижимую высоту, падение с которой принепременно бы закончилось гибелью. Странно, но сейчас Монг уже не чувствовал той неприязни к старине Авиалю, скорее наоборот, какое-то слаборазличимое чувство на подобие гордости.

– Спасибо за оказанную честь, мои воины! Да, я с радостью приму это звание, пусть и незаконно и самовольно. И мне плевать, что тыловые крысы из канцелярии назовут меня самопровозглашённым генералом, самозванцем и дезертиром. Гораздо более важно то, что вы думаете обо мне. Я обещаю, что заставлю Канцлера принять меры. А если он этого не сделает, то мы штурмом захватим власть в Церта-сити и сами станем вершить судьбу Доминиона. А кто достойнее? Канцлер? Или эти щеголи из тринадцатого отдела? Нет никого более преданного Доминиону чем мы. И мы заставим с нами считаться! Заставим открыть глаза и узреть хаос, что породила «тень рока». Без сомнений, по какой-то причине, тень прорывается в земли Иерихона, но возможно уже завтра эти безумные отродья устремят свои взоры на нас! Устремят свои взоры на Доминион! И мы должны быть к этому готовы! – Сигилиус со скрежетом высвободил свою саблю из ножен и поднял высоко над головой. – Вперёд, в Церта-сити! Пришло время новой власти! Власти Объединённых Сил Свободного Человечества! Отправим Канцлера в отставку! Подготовим Доминион к встречи с «тенью рока»! Отныне мы сами вершим судьбу этого мира! – суровый голос Сигилиуса казался уверенным и полнящимся решимости.

Толпа солдат взорвалась одобрительными возгласами, громогласно скандируя:

– Слава Генералу Сигилиусу! За Доминион! За О.С.С.Ч!

Сердце Эзекиля колотилось в груди. Чувства переполняли юного капрала. Романтичная атмосфера революции, грядущих перемен захлестнули и всецело поглотили наивного Эзекиля. Да, Монг с самого детства был мечтательной и романтичной натурой и сейчас, он нашёл в этой авантюрном восстании что-то очень близкое и интересное. Совершенно точно, в этот самый момент, он идеализировал Авиаля, больше не считая его поверхностным и недалёким. Нет, теперь в глазах молодого капрала Сигилиус стал героем-освободителем, поднявшим втоптанное в грязь знамя. Знамя несокрушимых О.С.С.Ч., которое теперь будет развиваться над Капитолием канцелярии, как только самопровозглашенный генерал войдёт в Доминионскую столицу. Эзекиль с замиранием сердца следил за Авиалем, вслушиваясь в каждое его слово. И солдаты окружающие капрала, делали тоже самое. Доверие или даже слепая вера, читались на их лицах. Каждый из этих солдат, от молодых новобранцев до закалённых в боях ветеранов, были готовы идти за Сигилиусом до конца. Сияющее в лучах солнца лезвие офицерской сабли указало путь, направление в котором следовало идти. Назад, в Церта-сити. Сигилиус ещё около получаса рассказывал о предназначение и чести, а так же о первостепенности долга. Он говорил о примитивности старых порядков власти, зарывшейся и с головой утонувшей в бюрократической возне. Он говорил о грядущих переменах, говорил о революции и даже недвусмысленно намекал о перевороте. Его слова встречали овации и одобрительные возгласы со стороны солдат. Стоящий рядом с ним полковник Франко Лауритцио поддерживал сказанные новым генералом слова, добавляя при этом не менее красочные и яркие эпитеты. Да, оба офицера были прекрасными и увлечёнными своим делом ораторами. Порой, Эзекиль даже ловил себя на мысли, что Авиалю ничего этого не надо, а просто хочется славы и всеобщей любви. Но капрал гнал эти мысли, не позволяя им укорениться в разуме и испортить чистоту момента.

Сигилиус привычным движением заправил саблю обратно в ножны и взобрался на бронированную башню «черепахи», что бы казаться ещё выше и величественнее. Забравшись на башню, он опёрся ногой о ствол её пушки и, нависая над толпой, продолжил вещать.

– У нас мало времени, воины мои! Пусть все, кто может продолжать наш поход, немедленно разместятся в грузовиках и бронетранспортёрах. Мы выступаем сейчас же! Осталось несколько часов до того момента как «тень рока» вновь обретёт свободу и к этому моменту мы должны быть уже далеко. Раненных оставляем в госпиталях, вместе с врачами и медперсоналом. Все остальные готовьтесь к отбытию.

Как только достигнем безопасного расстояния, проведём перегруппировку и сформируем новые боевые группы. Хотя в прочем нас едва ли наберётся на полноценную роту… – голос Авиаля стал ещё более грозным и суровым, впрочем, как и его лицо.

– Слышали? Давайте за дело! Пригоните грузовики! Начинайте погрузку! – поддержал эмоциональный Франко Лауритцио, перепрыгивая на корпус своего танка.

Началась суета. Солдаты, под руководством младших офицеров, разделились на боевые группы. Вскоре послышался шум двигателей и появились несколько потрёпанных, еле живых грузовичков. Началась погрузка. Доминионцы спешно запрыгивали в грузовики, занимая места. Да, они хотели поскорее убраться из этого мёртвого города, подальше от злополучной тени.

– Здесь всё! Мест больше нет! Трогай! – постучав ладонью по двери грузовика, сообщил один из младших офицеров. Грузовик лениво затарахтел и нехотя двинулся вперёд, в дальний конец улицы. Со стороны соседнего перекрёстка показались ещё два грузовика и один легкобронированный бронетранспортёр. Погрузка шла полным ходом. Помимо самих солдат, в грузовики заталкивали тяжеленные ящики с боеприпасами и амуницией, помимо прочего ящики с провизией и медикаментами. В воздухе витало небезосновательное напряжение. Многие беспокоились, что на всех мест не хватит и кому то придётся остаться здесь или волочиться пешком, не поспевая за автоколонной.

Сигилиус тем временем безучастно сидел на броне всё того же танка, что совсем недавно был для него неким подобием трибуны. Самопровозглашонный генерал неподвижно сидел и задумчиво курил, делая редкие, ленивые затяжки. Эзекиль не теряя времени направился к нему. Приблизившись достаточно близко, что бы начать разговор, капрал произнёс:

– Удивлён, что всё вышло именно так. Признаться поначалу я думал, что ты ослеплён сулящей вечную жизнь «тенью рока». Я до сих пор не могу поверить. Тогда, в госпитале, ты так искренне и самозабвенно говорил тот бред про воскрешение матери и обретение вечной жизни, что я невольно возненавидел тебя и уж точно перестал доверять. Но сейчас… Сейчас ты спас мою жизнь, прикончил одержимого Абрахта и воодушевил оставшихся солдат, дав им надежду которую они так долго ждали. Я не знаю как относиться к тебе, Авиаль… Не знаю… – Эзекиль положил свои руки на холодную броню «черепахи», после чего подтянулся, преодолевая боль в рёбрах. Вскоре он уже сидел рядом со своим угрюмым и на редкость молчаливым отчимом.

– Я очень сильно её любил. Да и сейчас я по-прежнему люблю её и с трепетом вспоминаю те счастливые дни, когда она была жива, – после непродолжительной паузы, ответил Сигилиус.

– Но что же тогда заставило тебя передумать? Что заставило отказаться от этой безумной идеи по воскрешению? Мне казалось, ты был твёрд в своём решение, – Эзекиль Монг внимательно изучал угрюмое и изрядно потрёпанное лицо Авиаля.

– Ты! Ты заставил меня передумать. Твои слова, сказанные мне в госпитале, – задумчиво прошептал Сигилиус, выдыхая серое облако терпкого дыма.

– Мои слова? – удивился Эзекиль.

– Да. После нашего разговора я понял, насколько безумна моя идея. Насколько глупа эта задумка. Ты прав, её уже не вернуть. Да и вечная жизнь, что сулит нам тень, не что иное как рабство. Я знал, что нужно действовать, но не знал как. Увидев, как Абрахт пытается тебя придушить, я моментально понял, что нужно делать. Долг и честь, про которые я тебе говорил в госпитале… Для меня всё это не просто слова, Эзекиль. Я люблю тебя, пусть и не так, как любил тебя твой отец. Но всё же люблю. Ты похож на свою маму и напоминаешь мне о ней каждый раз, когда я тебя вижу. Может быть, именно поэтому я и решил отправить тебя в кадетскую школу. Отправить, что бы не видеть тебя и не терзаться мучительными призраками прошлого. Думаешь, я мог бы остаться в стороне и спокойно наблюдать, как генерал пытается тебя прикончить? Нет! Я не мог! – монотонный, усталый голос Авиаля казался опустошённым и подавленным. Тлеющая промеж пальцев сигарета украдкой роняла пепел на чёрную броню. Эзекиль прослезился, быстрыми движениями смахивая проступившие слёзы.

– Видимо я ошибался на твой счёт, – напряжённым от волнения голосом выдавил капрал.

– Да брось. Мы же семья, какая ни какая, – улыбнулся Сигилиус и обняв своего растроганного пасынка, крепко прижал его к себе.

Несколько минут они сидели молча, даже не замечая царящей вокруг суеты, а после Сигилиус спросил:

– Тот усатый парень. Он был твоим другом?

– Томми? Да, он был мне другом. Он спас меня и помог добраться досюда живым. Мы познакомились на передовой, прорываясь к окопам. Даже не вериться, что его уже нет. Не вериться, что он преодолел весь этот ад, что бы умереть здесь. Умереть от ножа бесноватого ублюдка, – голос Эзекиля стал злее, а всхлипывания доносились всё реже. Было понятно, что сердце капрала захлестнула ярость. Ярость, порождающая жажду мести.

Томми стал для него кем-то на подобии старшего брата. Того самого брата, которого у Эзекиля никогда не было. Томми был заботлив и рассудителен, но при этом не заносчив. Он был достаточно умён, не смотря на отсутствие должного образования. Его простые житейские мудрости подкупали своей бесхитростностью и очевидностью. Он знал чего хочет, не смотря на то, что хотел совсем не многого. Да, Томми был хорошим парнем и Эзекилю его будет не хватать.

– Это война, сынок… – сочувственно произнёс Сигилиус, потрепав капрала за плечё.

– Ты правда хочешь устроить революцию? – осторожно уточнил Эзекиль, чуть отодвинувшись от усталого офицера.

– Не хочу. Но у меня попросту нет другого выбора, – несколько помедлив, ответил Авиаль, строго взглянув в опухшие от слёз глаза молодого капрала.

Глава 20 «Соблазн»

Настольная лампа подозрительно жужжала и мерцала жёлтым пятном света, невероятно раздражая своей нестабильной работой. Возможно, причиной тому была неисправная, ветхая проводка этого не самого лучшего номера. А возможно причина крылась в самой лампе, поскольку висящая под потолком люстра работала исправно. Но, не смотря на то, что люстра работала исправно, света от неё было ещё меньше, чем от мерцающей настольной лампы.

В номере стоял затхлый запах сырости и плесени. Сомнительного вида и неприглядного цвета краска, которой были выкрашены стены комнаты, повсеместно потрескалась и вздулась пузырями, отставая и отваливаясь от поверхности которую покрывала. Небольшая деревянная кровать была не заправлена, поскольку Николаю сейчас было не до неё, а горничная за целый день в номере так ни разу и не появилась.

Николай сидел за узким, но при этом каким-то несуразно громоздким письменным столом, некогда выкрашенная лаком поверхность которого теперь представляла ужасное зрелище. Лак рассохся и местами отвалился от старого дерева, оставляя неровные проплешины, напоминающие небольшие острова среди безбрежного океана.

Перед Николаем лежал листок плотной, белоснежной бумаги, на котором он старательно и скрупулезно что-то писал своей серебряной шариковой ручкой. Каллиграфический почерк. Ровные буквы. Красивые слова и предложения, что в этот момент значили для него слишком много.

Напряжённое, смуглое лицо усталого агента сосредоточенно вглядывалось в написанные строки. Он перечитывал их снова и снова и каждый раз реагировал по-разному: то улыбаясь, то хмурясь.

И каждый раз, перечитав и обдумав, он снова продолжал писать, добавляя что-то ещё к тому, что уже изложил. Казалось, что Николай был всецело увлечён своей работой и совершенно не замечал окружающей его убогости унылого убранства паршивого номера. Не замечал раздражающего мерцания настольной лампы, что запросто могла бы вызвать эпилептический приступ у склонных к тому индивидуумов. Не замечал той вони, которой пропиталось вся комната. Не замечал скоротечности времени. Времени, что уже успело погрузить суетящийся Церта-сити в глубокую ночь. Впрочем, позднюю ночь уже скоро должно было сменить раннее утро, так как если чесы не врали, времени было уже без четверти четыре.

Закончив свою работу, Николай со скрипом откинулся на спинку старого, неудобного стула и вновь принялся перечитывать написанное.

«Дорогая Элизабет, прости меня за моё необъяснимое исчезновение. Да, я прекрасно понимаю, что ты волнуешься и переживаешь, но возможности написать раньше у меня не было. Да и если честно, сейчас я тоже не могу быть уверен в том, что это письмо попадёт тебе в руки.

Но если ты читаешь эти строки, то значит, оно всё-таки попало к тебе. Я безмерно скучаю по тебе и нашей малютки Саре. Ты даже не представляешь, насколько сильно я хочу увидеть вас и обнять. Я думаю о вас ежеминутно. Надеюсь, у вас всё хорошо.

Что касается меня, то я спешу заверить вас, что жив и здоров. Однако ситуация в которой я оказался мне совсем не нравится. Не могу раскрыть всех деталей, дабы не поставить вашу жизнь под угрозу, но с уверенностью могу заявить, что в ближайшие недели домой не вернусь.

И если говорить по совести, то я не уверен, что смогу пережить то испытание, которое уготовила мне судьба. Возможно, всё закончится печально и мы больше никогда не увидимся. Поэтому хочу сказать всё то, что ты и сама прекрасно знаешь. Я безмерно люблю тебя. Счастье, что наполняет меня в те моменты, когда мы рядом, не описать словами. А наша дочь… Наша малютка Сара точная копия своей прекрасной мамы.

Я знаю, со стороны всё это больше походит на прощальное письмо, но просто пойми, что мне так легче. Мне легче сказать это сейчас, чем не сказать вовсе. Да и возможно, это письмо и правда может стать прощальным, как бы мне этого и не хотелось.

Всё началось в тот злополучный день, когда к нам домой явились солдаты О.С.С.Ч. и забрали меня. В этот день выяснилось, что безумный пропойца Фальтус решил возродить орден. Сейчас же орден возрождён, как он того и хотел, но это уже совсем не то великое общество каким было раньше.

Идеалы „Искариот“ втоптаны в грязь, как и мечты о величии человечества. Фальтус ведёт какую-то свою, ведомою лишь ему одному, игру. И эта игра мне всё меньше нравится. Но я уже ввязан в это безумие и вырваться пока не в силах.

Однако, дорогая Элизабет, я клятвенно спешу заверить тебя в том, что это моё последнее дело и я больше не буду принимать участия в жизни ордена. Я уйду в отставку, если смогу пережить последнюю миссию. Уйду в отставку и больше никогда не покину тебя и нашу милую малышку Сару.

С любовью, твой Николай.

Дата: 06.08.2371»

Написанные строки затронули угрюмого агента за живое. Смахнув скупую слезу, Николай аккуратно свернул письмо пополам, а затем поместил в заранее подготовленный конверт. Со скрипом он открыл ящик стола, где хранилась всякая письменная утварь, и достал одну из сургучных свечей. Багрового цвета свеча с причудливыми узорами по бокам. Вынув из кармана коробок спичек, Николай достал одну из них и незамедлительно чиркнул, раздобыв огонь. Маленькое, вытянутое куда-то вверх пламя причудливо танцевало, облизывая почерневший фитилёк. Николай терпеливо ждал, пока танцующее пламя растопит сургуч. В этот момент он поймал себя на мысли, что извивающиеся, дрожащие языки жёлтого огонька всё больше и больше походят на змею. Хитрую, скользкую змею, постоянно перемещающую свое мерзкое вытянутое тельце. Эти мысли вызвали в душе усталого агента какую-то необъяснимую неприязнь, вскоре сменившуюся явственным страхом. Сургуч достиг нужной консистенции и Николай осторожно наклонил свечу над конвертом. Багровая клякса растеклась по почтовой бумаге неровным пятном. Сделав дело, Николай поспешил затушить пламя свечи, что бы пугающие мысли о зловещих змеях поскорее улетучились. Осторожно сняв с пальца фамильный перстень-печатку, с изображением родового герба, Николай незамедлительно вдавил его в багровую кляксу, придавая конверту законченный вид.

Оставалось лишь указать адрес получателя и дело сделано. Николай вновь взялся за серебряную ручку и принялся выводить на конверте адрес своего дома. Странно, но в этот момент он ещё сильнее стал скучать по семье. Ещё острее чувствовалась печаль, а сердце сжимала необъяснимая меланхолия.

Отложив письмо, Николай встал из-за стола и направился к окну. Отодвинув плотную, тяжёлую штору, он начал вглядываться в зачаровывающий пейзаж спящего города. Рядом с окном, в углу, стоял большой глиняный горшок с землей, из которого торчали безжизненные, высохшие останки какого-то растения. Николай достал из пачки сигарету и прикурил, не отрывая взгляда от горшка. «Видимо некогда это было раскидистой пальмой или пышным фикусом» – подумал Николай, делая быстрые затяжки.

Он не особо-то хорошо разбирался в растениях, поэтому не мог с уверенностью ручаться за то, чем именно раньше были эти высохшие стебли.

– Фальтус, сукин ты сын. Что за игру ты задумал? – задумчиво бормотал Николай, стряхивая пепел в горшок.

Странно, на сейчас это мёртвое растение, что корявыми палками торчала из земли, напоминало ему орден «Искариот». Да, сейчас их орден выглядел именно так. Сейчас он был лишь тенью того величия, что десятилетиями внушало трепет всем и каждому как в самом Доминионе, так и за его приделами. А что же теперь? А теперь остался лишь корявый стебель, по которому остаётся только гадать, каким же он был раньше пышным фикусом или же раскидистой пальмой. «Искариот» уничтожены и то наследие, что передавалось из поколения в поколение на протяжение долгих веков, теперь превратилось в высохший стебель, жутковато торчащий из горшка с землёй. Бесспорно тому виной их бестолковый и недальновидный лидер, решивший заключать союзы с теми, кого орден испокон веков считал врагами.

Может быть недуг, что одолел сердце Фальтуса это знак судьбы? Может это шанс на спасение утерянных и позабытых идеалов? Возможно, Фальтусу пора умереть, что бы дать выжить ордену.

Размышления Николая прервал странный звук со стороны входной двери. Кто-то поворачивал ручку. Затушив сигарету о стену, агент бросил окурок в горшок и настороженно уставился на дверь, которая вскоре открылась.

В комнату вошла Мария. Та самая безумная блондинка, которую Николай возненавидел с самого первого их знакомства. Но чего ей тут нужно? Экспедиция начнётся только завтра, а других поводов для визита он, как ни старался, но придумать не мог.

Безумные глаза наглой блондинки источали синеватое свечение, что само по себе нагоняло жути, даже не беря в расчет её неадекватность. Девушка грациозно вышагивала, неспешно приближаясь к угрюмому Николаю. На ней было лёгкое, блестящее платье из чёрного шёлка на тонких бретельках. Глубокое декольте, простиралось практически до пупка, что делало её образ неимоверно вульгарным и броским. В руках она держала початую бутылку шампанского и два пустых бокала.

– Скучал по мне, обезьянка? – нетрезвым голосом прошептала блондинка, разместив бокалы на письменном столе.

Она была пьяна, это очевидно. Но сколько же ангелу нужно выпить алкоголя, что бы достичь такой интоксикации. Ангелу, чей метаболизм, иммунитет и регенерация совершенны. Николай этого не знал, да и не особо-то хотел узнавать. Сейчас она пугала его ещё больше чем в тот день, когда заявилась в департамент с гранатой в руках.

– Молчишь. Но я знаю, о чём ты сейчас думаешь, – продолжила свой несвязный монолог Мария, разливая шампанское по бокалам.

Её белокурые волосы уложены в прекрасную прическу. Утончённое, пусть и безумное, лицо было прекрасно. Совершенный идеал красоты, который можно было встретить лишь среди ангелов. Большие, нетрезвые глаза часто хлопали неимоверно длинными и густыми ресницами. Накрашенные ярко-красной помадой губы улыбались своей неизменно дикой, вызывающей волнение улыбкой.

Наполнив оба бокала и оставив бутылку стоять на столе, безумная блондинка направилась к окну, где в немом негодование замер Николай. Она двигалась изящно и грациозно, бесшумно переставляя свои босые стопы по грязному полу убогого номера. Приблизившись к побледневшему и оцепеневшему от страха человеку, Мария медленно протянула ему бокал.

– Выпьешь со мной? – томным голосом прошептала девушка.

Николай взглянул на протянутый ему бокал. Вытянутая стекляшка на тонкой ножке, скорее всего стоящая каких-то невменяемых денег. По запотевшей стенке бокала стекала одинокая капелька конденсата, что свидетельствовало о низкой температуре налитого в него напитка. Шампанское чуть слышно шипело и пузырилось.

– Я не пью перед работой, – с напряжением в голосе, отказал Николай.

– Какой серьёзный и ответственный, не то что твой дружок. Тот-то наверняка уже в стельку, – промурлыкала Мария и разом осушила сначала один, затем и второй бокал.

Послышался звук разбитого стекла. Оба бокала разлетелись на мелкие стекляшки и рассыпались по всему полу. Безумная блондинка сделала ещё один шаг навстречу растерянному Николаю, после чего тот попытался отступить. Но отступать было некуда, позади было то самое злополучное окно. Оставалось разве что прыгнуть в него, но этого Николаю делать совсем не хотелось.

– А ты мне нравишься, примат, – холодные руки блондинки опустились на плечи напуганного агента.

Тонкие пальцы скользнули по коже его шеи, а затем зарылись в чёрных волосах. Мария смотрела на человека недвусмысленным взглядом игриво трепая его волосы.

– А ты мне не очень, – чуть слышно выдавил из пересохшего горла Николай.

– Ты лжешь. Ни один из смертных не сможет устоять перед этим телом. Я слышу, как стучит твоё сердце. Я чувствую. Я знаю, о чём ты сейчас думаешь, – нетрезвым голосом шептала Мария, разглядывая смуглое лицо побледневшего человека.

Николай был из числа тех людей, что как говориться «неплохо сохранился». Моложавый, худощавый, высокий. Не смотря на то, что черты его лица казались не особо-то привлекательными, он обладал каким-то невероятным обаянием и харизмой.

– Я не… – начал было Николай, но Мария остановила его слова страстным поцелуем.

Безумие, но это доставляло растерянному и опустошённому человеку невероятное наслаждение. Поцелуй, слаще и горячее которого Николаю пробовать ещё не доводилось. Это не с чем несравнимое чувство, выходящее за пределы понимания и рационального анализа. Чувство, сопротивляться которому было практически невозможно, равносильно тому, как и невозможно сопротивляться самому сильному в мире наркотику. Но Николай был человеком стойким, и к тому же с высокими моральными качествами. Да и неприязнь к Марии как к заклятому врагу, никуда не делась. Преодолев порыв и совладав с собой, Николай с силой оттолкнул блондинку.

– Ты что, ничтожество? Ты смеешь отвергать меня? – несколько сконфуженным голосом, воскликнула Мария.

– У меня есть любимая жена и дочь. Тебе же стоит немедленно уйти отсюда и поискать для утех кого-то другого, – резкими движениями избавляясь от следов помады, произнёс Николай.

Его голос был строгим и тихим, а суровые глаза блестели от злости. Соблазн, с которым он с трудом совладал, стоял прямо перед ним, удивлённо хлопая большими синими глазами.

– Мне кажется ты, просто разволновался. Такое бывает, когда тебе оказывает внимание совершенное существо. Можно сказать, я для тебя божество, не так ли? Не сопротивляйся, мартышка. Доверься мне. – Мария вновь сделала шаг вперёд, протянув руки к ошеломлённому человеку.

– Ну чего-чего, а доверия от меня не жди! – воскликнул Николай, выхватив из-за пазухи пистолет.

Благо плененным агентам вновь выдали их оружия, поскольку Фальтус и Асмодей заключили так называемый союз, и завтра уже планировалась совместная экспедиция в Китай.

Увидев направленный в её сторону ствол пистолета, блондинка моментально протрезвела и сделала несколько быстрых шагов назад.

– Мне ничего не стоит тебя прикончить. Прямо здесь и сейчас, – сквозь зубы, злобно процедил Николай.

Рука, в которой он держал оружие, была абсолютно неподвижна и тверда. Его безразличный взгляд полнился решимостью.

– Тихо-тихо. Хорошо. Я поняла, игра зашла слишком далеко, – медленно разведя руки в стороны, Мария продолжала отступать, пока не упёрлась в противоположную стену.