Текст книги "Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)"

Автор книги: Мелани555

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

– А я не хочу. Я мороженого наелась, – визжит его сестренка.

– Марш, я сказал. А то никакого тебе балета на день Рождения.

Едва за ними закрывается дверь, как я начинаю лихорадочно соображать, что делать дальше. Не зашел. Разозлился. Переживает. Пожалуй, Пози права. Гейл просто хотел быть счастливым, и возможно он действительно собирался построить свою жизнь со мной. Но… Ничего не вышло. Не срослось. Может, он и пытался, но по одному желанию полюбить трудно. Не влюбился же Рочестер в мать Адель, а там хотя бы чувство долго присутствовало…

Гейл был заботливым и ласковым, он совершил только одну ошибку – привез меня сюда, позволив надеяться. А затем инстинкты взяли над ним верх. Он решился на хитрость, и я вполне могу это понять, но простить – нет. И раз уж так вышло, остается только один способ. Что ж, Джейн, сегодня мы с тобой подруги по несчастью.

Действовать нужно быстро, у миссис Хоторн очень чуткий сон, а мне нужны хоть какие-то вещи. Новый еще блестящий чемодан, старая местами обгоревшая книга, несколько платьев, теплая кофта, сменное белье – все отправляется под диван. Остается дождаться ночи…

– Тише, – слышу я голос своей соседки. – Не шуми, Пози. Пусть девочка отдохнет. Утро вечера мудренее, – даже свет не включают – боятся меня разбудить. Соседняя кровать приминается под тяжестью двух тел. Успеваю сосчитать до трехсот, и мерное дыхание Пози начинает сливаться в одну мелодию с негромким храпом матери. Сегодня Морфей, пользуясь огромным количеством ярких впечатлений, забрал их в свое царство на удивление быстро. Лежу в кровати еще час. Голоса Вика и Рори тоже постепенно смолкают, видимо, прогулка с Прим подействовала на среднего Хоторна особенно умиротворяющее. Досчитываю до тысячи и откидываю одеяло. Вытаскиваю чемодан из-под кровати и на цыпочках выхожу из комнаты. Переодеваться нет времени – накидываю на помятые Гейлом кремовую блузку и черную юбку гранитовое пальто, молния на сапогах издает слишком много шума. В темноте путаю перчатки, натягивая на правую руку перчатку с левой. Открывая дверь, запинаюсь за порог, боже, я забыла, что здесь есть порог. Спускаясь по ступенькам, ежусь от холода: ноябрьский ветер пронизывает меня насквозь и пригибает оголенные деревья к земле, почти переламывая их надвое. Кидаю последний взгляд на любимый дом. Вот таким я тебя и запомню: темным и холодным… Смахиваю слезы и выбегаю на шоссе, едва не упав под колеса какой-то машины. Водитель, не стесняясь в выражениях, объясняет мне, куда нужно смотреть при переходе дороги. Умоляю его довезти меня до станции и протягиваю крупную купюру, мужчина хмурится, но дверь открывает. Гудки поездов принимаются тормошить мой слух слишком быстро.

– Приехали, дамочка, – кричит он. – Вылезай.

– Спасибо, – дрожащими губами шепчу я и ступаю на холодный заснеженный асфальт.

– Кассы там, – грубым голосом ориентирует он меня, показывая на огромную коричневую будку. Благодарю его еще раз.

– Один билет на ближайший поезд, – пищу я, глядя на рыжую кассиршу с зелеными глазами.

– Куда? – сухо спрашивает она. Куда? Я и сама не знаю. Куда угодно, только не в Двенадцатый. – Давайте в Седьмой, – там хоть лес есть.

– Отправление в 11:00.

– А куда уходит тот, что уже стоит на путях?

– В десятый.

– Значит, я еду в десятый, – протягиваю ей новый паспорт.

– Вам, Мадж Андерси, совсем без разницы? – удивляется она, а я киваю. – Вагон четвертый, место – 72, – вздыхаю. Издевается она что ли: даже номер билета совпадает с номером квартиры Гейла. Хватаю билет и пулей бегу в сторону путей. Какой-то парень помогает мне залезть на высокую ступеньку. Невольно я вспоминаю, как спрыгивала. Дойдя до нужного места, буквально падаю до него. Напротив сидит пожилая женщина в шляпе и мальчик лет пяти, они протягивают мне леденцы, от которых я отказываюсь. «Прощай каменная коробка, – шепчу я, едва поезд начинает набирать ход, – прощай, Гейл. Прощай навсегда». Веки тяжелеют, и я проваливаюсь в сон, сон, который смаривает меня от усталости. Он слабый и прерывистый: я точно рыба, выброшенная на берег. Трудно дышать. Хватаю ртом воздух, женщина предлагает мне воды. Я закашливаюсь, ставя стакан на столик. Поезд замедляет ход, чьи-то сумки, закинутые наверх, падают с полок на пол. Мгновение, и мы останавливаемся.

– Уже приехали? – удивляюсь я.

– Нет, – женщина пожимает плечами. – Еще даже четвертый не проехали.

– На путях стоит четыре машины, – кричит ее внук, выглядывая в окно. – Они не позволяют поезду ехать дальше.

– Господи, – женщина начинает плакать. – Еще этого не хватало. Мы все умрем.

– Спокойствие, только спокойствие, леди и джентльмены, – между рядами проносится задорный голос Дика Оуенса, одетого по форме и каждый раз прикладывающего руку к фуражке, чтобы отдать воинское приветствие. – Ваша поездка продолжится. Просто специальная группа ищет особо опасную воровку, которая сидит в Вашем вагоне, – возгласы пассажиров становятся еще громче.

– Мистер Оуенс? – вскакиваю со своего места. – Вы пугаете людей.

– Вот и нашлась, – улыбнувшись, сообщает он и щелкает пальцами, словно делает знак кому-то невидимому. Чья-то крепкая рука обхватывает мое запястье и тащит к выходу.

– Пустите немедленно, – кричу я, пытаясь вырваться, оглядываюсь и замечаю Гейла.

– Выходи из вагона, – усиливает хватку. – Ты никуда не едешь!

– Это уже не тебе решать.

– Мне, потому я тебя люблю и отпускать не собираюсь.

========== Мой прекрасный герой ==========

Отступаю назад и глубоко вздыхаю. Что? Да нет, это всего лишь сон, или приятный, восхитительный, исполняющий самое заветное желание бред моего полусумасшедшего подсознания. Сейчас я растаю, обрадуюсь и… проснусь в своей спальне крайнего дома на центральной улице Дистрикта-12. На всякий случай защипываю хороший кусок кожи на запястье, закрываю глаза, и…

‒ Девушка, ‒ ворчливый голос моей соседки по сидению заставляет тело вздрогнуть, ‒ девушка, время дорого, а из-за Вас поезд не двигается дальше.

‒ Простите, ‒ говорю я сконфуженно. Что же делать? Может, в другой вагон перейти? Не потащит же Гейл меня силой на улицу.

‒ Эй, ‒ к возмущенной проповеди соседки добавляется рассерженный голос пожилого тучного мужчины с тростью, ‒ решайте свои проблемы побыстрее.

‒ Поезд должен ехать дальше, ‒ говорю я, заглядывая в серые глаза.

‒ Пока ты не выйдешь из вагона, состав с места не сдвинется, ‒ упрямится он.

‒ А если я не не хочу выходить?

‒ А ты хочешь уехать? ‒ прямой вопрос требует прямого ответа, которого у меня нет. Я не хочу уезжать, конечно же, нет. Как я могу уехать от Гейла? От самого любимого в мире Гейла? Да я бы пожалела о своем поступке уже через пару часов. ‒ Ну, так что? ‒ лукавая улыбка на обожаемом лице приводит мои мысли в смятение. Счастье разливается по груди, баюкая трепещущее сердце, которому хочется взлететь под самые облака.

‒ Да иди уже со своим героем, ‒ голос соседки становится озорным, она подмигивает Хоторну и дергает меня за руку. ‒ Эх, ради меня поезда никто не останавливал.

‒ Хорошо, ‒ делаю шаг вперед, подхватывая чемодан. ‒ Люди ни в чем не виноваты, – иду к тамбуру и позволяю Оуенсу помочь мне спуститься.

‒ Вот видишь, ‒ Дик ударяет Хоторна плечом. ‒ А я что говорил? У моей сестры чудо, какая память.

‒ Долго будешь дуться? ‒ Охотник обхватывает рукой мою талию, а я притормаживаю свой шаг, окидывая его подозрительным взглядом.

‒ Если ты думаешь, что я с криком влюбленной Джульетты, брошусь… ‒ властные губы зажимают мой рот, не позволяя произнести задуманную речь полностью.

‒ Что опять не так? ‒ он поднимает мой подбородок, и я таю от жара знакомых пальцев. ‒ Или ты думаешь, что я нашел тебя, воспользовавшись служебным положением и нарушив распорядок движения поездов, только для того, чтобы затащить в постель, а потом бросить?

‒ Бывает, я не знаю во что верить? ‒ честно признаюсь я, крутя третью пуговицу на пальто с такой силой, что она остается в моих руках. Вдруг это очередная хитрость, подобная фокусу с билетами. Расправившись с вырванной с мясом пуговицей, начинаю убирать из дыры образовавшиеся нити.

‒ Дай-ка мне, ‒ он с легкостью освобождает и ткань, и ножку от узелков, зачем-то разматывая один из них и обвязывая ниткой мой безымянный палец. ‒ Думал, пойдем вместе, но раз ты в обиде, куплю кольцо сам. В понедельник отпросишься с работы: пойдем подавать заявление.

‒ Ты делаешь мне предложение? ‒ нитка рвется от движения кисти. Чувствую, что сердце вот-вот выпрыгнет из груди. На всякий случай делаю еще один щипок и расплываюсь в улыбке.

‒ Да. Я так понимаю, ты согласна? ‒ он крепче прижимает меня к себе.

‒ Пожалуй, я подумаю и посмотрю на твое поведение, ‒ смеюсь я, чмокая его в нос.

****

‒ О, миссис Хоторн, ‒ говорю я, ‒ разглядывая белое муслиновое чудо с широкой юбкой и гипюрными рукавами. ‒ Поверить не могу, что Вы и миссис Дикенс сшили его своими руками.

‒ Ну, я только помогала, ‒ улыбается женщина, а вот Молли ‒ молодец. Только жалко ее глаза.

‒ Но сейчас ей лучше. Она снова шьет, и теперь не потому, что выхода нет, а потому что ей захотелось.

– Ты будешь очень красивой невестой, – свекровь вытирает набежавшие слезы. – Хотела сказать тебе еще вчера, – она берет меня за руку, заставляя присесть рядом. – После свадьбы я вместе с детьми возвращаюсь в Двенадцатый.

– Почему? – негодую я. – Так нельзя, миссис Хоторн, это Ваш дом, и…

– Миссис Хоторн теперь ты, – она проводит рукой по седой пряди, выпавшей из моей косы. – Молодая миссис Хоторн, – щеки начинают алеть от удовольствия. – Это твоя кухня, а когда на кухне две хозяйки, хорошего мало. Да и вдруг, – подмигивает мне, – Пози или Вик опять войдут в неподходящий момент, – чувствую, что сгораю от стыда. – Молодые должны жить отдельно, – встает и подходит к окну, – я знаю, каково жить с родителями мужа. Имей в виду, я буду отвратительной свекровью.

– Получается, что я выгоняю Вас.

– Не говори глупостей.

– Но у Вика здесь больше возможностей выучиться, и Рори будет скучать по Прим. Миссис Хоторн, нечестно лишать их…

– Гейл и так ради них многим пожертвовал, Так что теперь их очередь. Тем более, Вик, года через два поедет учиться в Дистрикт-3. Может, даже будет не хуже этого Бити.

– Мама, вы никуда не поедете, – прижавшись к косяку двери, говорит Гейл. Никак не привыкну к его невероятно тихим шагам. – В квартире нам всем и, правда, будет тесновато, особенно, когда у меня с Мадж, – многозначительный взгляд заставляет мои ладони покрыться испариной, – появятся дети. Вы останетесь здесь, а мы подыщем себе другое жилье.

– Ура, – кричит Вик, прыгая по коридору по подобию воинственного индейца. – Комната Гейла будет моей!

– С чего это? – доносится обиженный голос Рори. – Зачем тебе такому тощему двуспальная кровать?

– А тебе зачем? – показывает ему язык младший брат.

– Марш, к себе – строго говорит им обоим мать. – Гейл еще никуда не уехал. Это его дом. Так что переедем мы.

– Мама, – начинает мой любимый Охотник.

– Нет, нет, даже слушать не хочу, – грозит она пальцем, – а то соберусь в Двенадцатый.

– А вы все здесь! – Эффи Бряк озаряет коридор и нашу с миссис Хоторн комнату улыбкой, напоминающей блеск солнца. – Великолепно. Я нашла потрясающий зал, – закатывает глаза. – В вашем дистрикте таких нет. Платье готово? – едва заметно, киваю головой. – Отлично! Нужно срочно подписывать приглашения. Я купила сто штук, но боюсь, не хватит.

– Мисс Бряк, – робко начинаю я. – Сто – это очень много. Мы хотим небольшое торжество, отвечающее традициям нашего дистрикта. Не нужно огромного зала: мы пригласим самых близких людей.

– Вы с ума сошли?! – сердится она, – Давайте сыграем свадьбу в квартире. Ты, – показывает на Гейла, – герой революции, ты, – переводит взгляд на меня, – дочка мэра Дистрикта-12, – мы оба молчим. Эффи всхлипывает. – Почему вы все, как Китнисс?

– Эффи, – беру за руку, – Мы очень ценим то, что Вы для нас сделали, но мы не хотим устраивать пир на весь мир, в то время, как страну собирают по кусочкам.

– Ладно, – она машет рукой, поднося платок к глазам. – Но с твоими волосами нужно что-то делать. Такой красивой девушке нельзя появляться на публике с седой головой. Подберем нужный оттенок, и никто даже не узнает, что с тобой было.

– Нет, – резко заявляет Гейл, и все поворачиваются к нему. – Седина ее ничуть не портит. Я полюбил Мадж именно благодаря этой седой пряди.

– Я не буду краситься, Эффи, – с нажимом, утверждаю я, чувствуя, что в душе разливается уже хорошо знакомая сладкая нега. – Закроем седину фатой и цветами.

Мисс Бряк скулит, но больше не спорит.

****

– Можете поцеловать невесту, – говорит полковник Дикенс, пока я любуюсь кольцом, отбрасывающим золотые блики от моего безымянного пальца.

– Жену, – поправляет Хоторн, обхватив меня за талию и оторвав от пола, накрывает губы пьянящим поцелуем. Голова кружится, щеки горят, душа парит и сверкает тысячью бриллиантов.

– Только не плакать, только не плакать, – шипит сзади Эффи непонятно кому: мне, миссис Эвердин, Хейзел Хоторн или самой себе, – Нельзя, чтобы макияж потек.

Кольцо Гейла, наши росписи, танцы, цветы, поздравления, речь Пита, торт, слезы женщин, мягкие, сладкие губы моего мужа – все кружится в бесконечном вальсе счастья, радости и любви. Я не в силах что-либо говорить, боясь расплакаться от умиления. Крепкая рука Гейла удерживает меня от шатания и обморока. Боже мой, это правда, это все по-настоящему. Я миссис Хоторн, я вышла замуж за Гейла. Я люблю и любима им. Это так волшебно, так сказочно, что хочется петь. Я почти ничего не замечаю; цветы, подарки, фейерверк, пожелания семейного благополучия и скорейшего прибавления потомства, объятия – они остаются где-то за кадром. Важными являются только драгоценные глаза цвета неба перед грозой, теплые руки на моей талии и трепетные губы, порхающие по моему лицу. Я не чувствую ни вкуса еды, ни вина, только вкус поцелуев Гейла.

– Молодые устали, им пора собираться, – хлопочет Эффи вокруг нас, пока мы поднимаемся.

– Счастья вам, – кричит Прим, осыпая нас с Гейлом лепестками роз.

– Бесконечно-долгой любви, – смеется Китнисс, обнимая меня и возвращая нежный взгляд Питу.

– Миссис Хоторн, – Хеймитч Эбенети пожимает мои руки, задорно усмехнувшись, а я краснею от удовольствия, которое приносит мне новая фамилия.

– Мы зайдем завтра, – Пози виснет на мне, целуя в обе щеки.

– Нет, – Гейл качает головой. – Завтра мы будем очень заняты. Лучше в конце недели.

– Да, – кашляет мистер Эбернети. – Будут вешать шторы.

– Шторы давно висят, – удивляется малышка.

– Тесто на столе возле холодильника, – шепчет свекровь, обнимая меня за плечи. – Не забудь.

– Быстро. Быстро, – подгоняет всех Эффи, – машина уже ждет.

Я машу рукой, садясь в автомобиль, Вик напоследок взрывает хлопушку, засыпая нас конфетти. Полсотни ярко-красных шариков в виде сердца взмывают в воздух, представляя собой удивительное зрелище. Это словно материальное воплощение победы любви над скорбью.

– Ох, сумасшедший, но невероятно счастливый день, – говорю я, роняя голову на плечо Гейла. – Я так устала.

– Неужели? – он грозит мне пальцем, сужая глаза. – Уже начинаешь искать отговорки.

– Нет, – чувствую, что сотый раз за этот день превращаюсь в свеклу. – Просто, – он не дает мне договорить, даря тысячный поцелуй.

– Еле дождался окончания вечера, – шепот, из которого так и льется желание, заставляет мое сердце участить бег. – Кстати, мой свадебный подарок, – достает из кармана две желто-черные бумажки с надписью «Джейн Эйр».

– В конце следующей недели, – тяну я жалобно, разглядывая желанные билеты.

– Думаю, это время нам будет, чем заняться, – подмигивает он, прокладывая дорожку из влажных поцелуев по моей шее. – Потому что сегодня в мои планы входит не только созерцание кружевного бюстгальтера.

========== Воскресный папа ==========

‒ Вы уверены? ‒ спрашиваю я, глядя на сосредоточенное лицо миссис Эвердин. ‒ Это точно?

‒ На сто процентов, ‒ взгляд перестает быть серьезным, а тонкие губы расплываются в улыбке. ‒ Матка увеличена. Ты беременна.

Беременна. Каждый звук этого слова наполняет грудь упоительным чувством счастья. Беременна… Во мне растет и развивается маленькая жизнь ‒ частичка меня, частичка Гейла. Свершение такого долгожданного события окрыляет, волнует и будоражит мое и без того не совсем спокойное сознание.

Беременна! Моя душа взлетает вверх подобно весенней ласточке, не чувствует пола под ногами и касается ладошками мягких белоснежных облаков, плывущих на встречу. Беременна? А если я опять принимаю желаемое за действительное? Что-то рациональное, маленькое и недоверчивое накидывает на лодыжку моему парящему под небесами духу невидимую веревку и больно тянет вниз, заставляя его вернуться на грешную землю. «Не спеши радоваться, ‒ шепчет тихий, но настойчивый голос чересчур основательного рассудка, ‒ подожди. Еще слишком рано веселиться и рано посвящать в этот секрет Гейла. Вспомни, что было пару месяцев назад». Ступни с треском врезаются в твердое деревянное покрытие, а я печально вспоминаю не так давно произошедшие события.

О, тогда я тоже была уверена. О, как я ликовала! Как мы оба радовались! Гейл кружил меня по комнате с такой скоростью, что даже разбил одну из настольных ламп, стоящих на прикроватной тумбочке. Горячие поцелуи, стоны, ласки, его ранний приход домой на следующий день. Мой муж потратил половину месячной зарплаты на покупку кроватки, коляски, игрушек и распашонок. Он, словно хотел дать авансом нашему ребенку все то, чего был лишен сам. Однако уже через несколько часов моя стопроцентная уверенность растаяла подобно дыму от лесных костров, которые любил устраивать Хоторн в Дистрикте-12. Оказалось, я ошиблась, а моя недельная задержка случилась на почве каких-то там гормональных изменений. Я не могла посмотреть в глаза Гейла: он был расстроен до такой степени, будто у него отобрали что-то насколько важное и нужное, без чего он мог жить лишь с огромным трудом.

‒ Миссис Эвердин, пожалуйста, не говорите пока никому. Мне хочется удостовериться. Узнать наверняка. Сдать кровь в больнице Второго и пройти, ‒ делаю паузу, вспоминая труднопроизносимый термин исследования, который делали Китнисс, когда она ждала ребенка, ‒ проверку ультразвуком.

‒ Не волнуйся, ‒ она слегка прикрывает глаза. ‒ Только ты вправе решать кому и когда открыться.

‒ Спасибо, ‒ обнимаю маму своей подруги и спускаюсь вниз.

На дворе самое начало апреля, но погода стоит просто замечательная. Природа быстро отряхивается от зимней спячки, потому что теплое солнце светит и греет ежедневно. Снег почти весь стаял, а на деревьях распустились первые зеленые почки. Зверьки вылезают из зимних норок, а птицы, улетевшие в южные дистрикты, возвращаются в родные гнезда. И не только птицы… Мы с Гейлом и миссис Хоторн с Виком и Пози приехали на две недели погостить в Двенадцатый. Только сейчас нам удалось получить небольшой отпуск, и мы решили оставить каменную коробку и подышать воздухом хвойного леса.

Сначала наша семья остановилась в небольшом пансионе для приезжих, который располагается недалеко от железнодорожной станции, но уже в первый день пребывания во время праздничного ужина в Деревне Победителей миссис Эвердин переменила нас к себе в дом. Китнисс и Пит поженились, забрали Руту и переехали в особняк по соседству, поэтому подруге моей свекрови стало очень одиноко в последнее время.

Сегодня, вспомнив старые привычки, Гейл и Китнисс ранним утром ушли на охоту, Вик и Пози решили навестить старых друзей по Шлаку, миссис Хоторн отправилась на рынок, а я набралась смелости и попросила хозяйку дома осмотреть меня на предмет беременности.

Совсем недавно часы в гостиной пробили два раза. Скоро Гейл и Китнисс вернуться домой. Преодолеваю последние пять ступенек и замечаю Пита, возящегося в углу с Рутой. Недавно девочка сказала первое слово: «Мама». Думаю, радости Китнисс не было предела. Сейчас Мелларк учит малышку выговаривать и другие слова, но получается пока плохо.

‒ Ну же, Рута, ‒ говорит он ласково, ‒ скажи лам-поч-ка.

‒ Ляля, ‒ причмокивая, говорит та и дергает «учителя» за нос.

‒ Лам-по-чка, ‒ не теряет надежды тот.

‒ Ля-ля, ‒ упорствует девочка.

‒ Доброе утро, Пит, ‒ улыбаюсь я, присаживаясь с ним рядом. ‒ Нелегко, да?

‒ Просто нужно проявлять терпение, ‒ вздыхает он, поднимая на меня глаза. ‒ Что с тобой?

‒ Все в порядке, ‒ становится не по себе, а горький комок, полный желудочной желчи, подкатывает к горлу.

‒ Ты вся светишься.

‒ Я на родине. Рядом друзья и любимый муж.

‒ Только это? ‒ он долго глядит на меня испытывающим взглядом, а потом вдруг подмигивает, точно догадался, в чем дело, и дает понять, что не собирается задавать вопросы.

‒ Ты обнаглел в край, Гейл Хоторн?! ‒ слышится из-за дверей недовольный голос Китнисс. ‒ Этого бобра подстрелила я, какого черта ты забираешь его себе?

‒ Твоя стрела угодила в него, когда веревка от моего капкана затянулась вокруг его лапки. К тому же, я гость, могла бы и уступить из вежливости.

‒ Дистрикт-2 окончательно тебя испортил, ‒ с пеной у рта сообщает она, отворяя двери. ‒ Раньше ты не был таким пронырой.

‒ Как поохотились? ‒ спрашиваю я, делаю несколько шагов в сторону мужа и моментально оказываюсь в кольце его сильных рук. В серых глазах немедленно зажигается хорошо знакомый мне огонь страсти. Чмокаю мужа в гладковыбритую щеку и аккуратно освобождаюсь из крепких объятий. Со стыда сгорю, если сейчас повторится то, что произошло во второй вечер нашего пребывания здесь. Гейл утащил меня на руках наверх прямо после чая. Хеймитч Эбернети до сих пор припоминает мне случившееся ехидной усмешкой.

‒ Неплохо, если не считать, что Китнисс разучилась стрелять и позарилась на мою долю.

‒ Надеюсь, ты вела себя осторожно? ‒ обращается к жене Пит не столько словами, сколько внимательным и обеспокоенным взглядом.

‒ Я никогда не забываю того, о чем ты меня просишь, ‒ улыбка летит в сторону голубоглазаго мужчины, а я начинаю понимать, что у Мелларков тоже есть свой маленький секрет, которым они пока ни с кем не собираются делиться.

‒ Попробуй печенье, ‒ говорит Пит, указывая на желтую тарелку, расписанную синими волнами. ‒ Песочное с земляничным вареньем, ‒ Китнисс отправляет одну из звездочек в рот и протягивает вазочку Гейлу, но тот идет по направлению к Руте, подхватывает ее на руки и подносит высоко к люстре.

‒ Чем занималась, малышка?

Отчего-то мне вспоминается папа: он тоже часто поднимал меня к потолку, я заливалась громким смехом и просила: «Выше! Выше!», ‒ а мама всегда хваталась за сердце. Мне тогда было лет пять, и жизнь не представлялась интересной, если папа не играл со мной в игру «Ой, как высоко». Но сейчас что-то явно идет не так. То ли Рута не привыкла к такому обращению, то ли боится удариться о люстру, потому что Пит, уступающий в росте Гейлу, по меньшей мере, на голову, никогда не поднимал ее так высоко, то ли ей просто не нравится, потому что руки не те. Комнату начинают разрезать дикие вопли плачущего ребенка.

‒ Дай, дай мне ее, Гейл, ‒ Китнисс легко перехватывает девочку и прижимает ее к груди. ‒ Ну, что такое? Все хорошо. Больше не будет высоко и страшно?

‒ Прости, прости, Рута, я не хотел, ‒ мой муж выглядит озадаченным и расстроенным. Он мечется по овальному желто-коричневому ковру, не зная, что делать и чем помочь. Тем временем Рута продолжает орать истошным криком даже на руках у матери, выворачивается, пытаясь укусить ту за плечо и норовя спрыгнуть.

‒ Наверное, ей не нравится запах дыма, ‒ говорит Пит, принимая девочку на руки. Он гладит малышку по голове, и та мгновенно затихает, упершись в его шею.

‒ Пая, папа, ляля, ‒ лепечет она, засовывая в рот кулачок.

‒ Что? ‒ удивленно переспрашивает Китнисс.

‒ Кажется, она попыталась произнести слово «папа», ‒ испуганно и одновременно радостно объясняет ей муж.

‒ Что она сказала? ‒ гремит рассерженный голос Гейла, и я замечаю, как еще недавно горящий в его серых глазах огонь страсти превращается в пламя злости и ненависти.

‒ Гейл, она ребенок, ‒ голос Китнисс становится похожим на мольбу.

‒ Какого черта?! ‒ рука Хоторна действует словно гибрид грома и молнии. Четверть секунды, и до моих ушей доносится звон фарфора, а у ног рассыпается горка песочных печенюшек-звездочек, прикрытых черепками желто-синей тарелки.

‒ Гейл, ‒ кричит ему вслед Победительница Семьдесят четвертых Голодных игр, но тот уходит, громко хлопнув дверью.

«Беги за ним!» ‒ шепчет внутренний голос, но я и с места сдвинуться не могу. На душе становится гадко и мерзко. Супруги Мелларки обеспокоенно переглядываются, Рута, напуганная руганью Гейла и грохотом разбитой посудины, опять начинает плакать. Китнисс наклоняется, чтобы поднять черепки, но я оказываюсь быстрее. Один из неровных краев фарфорового осколка разрезает мою кожу, и я ойкаю от боли, заметив на указательном пальце правой руки яркую ягодку крови. Пит приносит пакет, и я скидываю в него подобранные части вазочки и испорченное печенье.

Глубокий порез зудит ‒ прячу его в складках юбки и быстро поднимаюсь наверх. День испорчен. Мне жаль Гейла. Мне жаль себя. Утренняя Мадж Хоторн не испытала ни капли ревности, когда ее горячо любимый муж умчался на охоту со своей бывшей возлюбленной, потому что она доверяла ему. Что теперь? Скверная, завистливая и ужасная Мадж Андерси вернулась, и ревнует она своего любимого к годовалой девочке. Наверное, это никогда не кончится, а замужество станет самой горькой из совершенных мною ошибок. Его всегда будет тянуть в Двенадцатый, но не лес, не Шлак, не к друзьям-знакомым, а голубоглазой дочке Китнисс.

Теперь, если моя беременность окажется правдой, мне даже страшно будет спрашивать у Гейла, кого он больше хочет: мальчика или девочку. Везде будет чудиться подвох. Мальчик, потому что девочка уже есть. Девочка, как напоминание о Руте, живущей в другом дистрикте.

‒ Ты поранилась? ‒ звучит хрипловатый голос миссис Хоторн, прижавшейся к дверям выделенной нам с Гейлом спальни.

‒ Пустяки, ‒ стараюсь не смотреть на нее, чтобы не выдать волнение.

‒ У тебя вся юбка в крови. Давай-ка обработаем, ‒ прикладывает ватку к ранке и обматывает ее бинтом. ‒ Так-то лучше, ‒ приглаживает волосы и опускается на рядом стоящий стул. ‒ Гейл устроил скандал?

‒ Не знаю, ‒ подгибаю ноги под себя и горблю спину на манер разъяренной кошки. ‒ То, что произошло в гостиной трудно назвать скандалом. Он просто ушел. Почувствовал еще одну несправедливость. А еще, ‒ прогибаюсь назад, распрямляя плечи, ‒ никогда мы не найдем золотую середину.

‒ Может, и найдем, ‒ свекровь хлопает меня по руке. ‒ Если закрывается одна дверь, то рядом всегда открывается другая. Непреложная истина, и сбывается всегда…

***

Хейзел Хоторн не собирается спать сегодняшней ночью. Она садится в бордовое кресло неподалеку от входной двери и, наблюдая за печальным бледно-желтым отблеском луны, господствующим на ночном небосклоне, вслушивается в звенящую тишину чуждого ей дома. Женщина ждет возвращения старшего сына, и чем дальше маленькая стрелка часов уходит от числа «двенадцать», тем неспокойнее у нее становится на сердце. Хейзел волнуется за Гейла, она понимает, что обязана что-то предпринять для того, чтобы он, погнавшись за призрачным отголоском прошлого, не потерял настоящее и будущее. Миссис Хоторн не может сказать наверняка, что поступает правильно. Она знает, что не должна вмешиваться в личную жизнь своего первенца и хочет сдержать обещание, данное самой себе много лет назад, но нельзя получить все сразу… Иногда приходится выбирать.

Гейл умеет ходить бесшумно. Крадется, словно мышь на ярмарку, и эту черту он унаследовал от отца. Однако Хейзел живет на свете не первый год и хорошо выучила повадки сына. Порою тяжелое сердце Гейла стучит сильнее осторожных пяток.

‒ Если ты опять напился, то даже не смей показываться Мадж на глаза, ‒ выговаривает она строго, поднявшись с кресла. ‒ Я не хочу, чтобы ее вывернуло наизнанку от запаха твоего перегара. Переночуй сегодня в моей комнате.

‒ Я не пил, ‒ уставшим голосом сообщает запоздалый гость. ‒ Ты давно сидишь здесь?

‒ Трудно сказать, ‒ она передергивает плечами и принимается вращать металлическую собачку от молнии на халате. Материнское сердце отчетливо осознает боль, исходящую от сына, но Хейзел четко знает, что ее жалость лишь усугубит дело. ‒ Прежний режим пал. Сноу мертв. Многие в стране понимают, что они притворялись, чтобы выжить, что показная любовь, свадьба и ребенок были попытками спастись от участия в Квартальной бойне. Так почему нельзя рассказать, что Рута ‒ твоя дочь? Узаконить ее статус, дать нашу фамилию?

‒ Ты предлагаешь мне опозорить Китнисс на всю страну?

‒ Хорошо, ‒ соглашается женщина. ‒ Бывает, что родители разводятся, и мать выходит замуж второй раз, но ребенок знает своего истинного отца. Плохо только одно: как часто ты сможешь приезжать в Двенадцатый? Один раз в год? Два? На неделю, на две? Письма, звонки. Пусть на каникулы приезжает во второй.

‒ Советуешь мне отказаться от дочери? ‒ Гейл скрепляет руки в замок настолько сильно, что слышится хруст костей.

‒ Нет. Советую начать переговоры с Китнисс и найти правильное решение не для нее или себя, а ради Руты.

‒ Рядом с ней всегда будет Мелларк. Круглый год.

‒ Именно поэтому прими правильное решение.

***

Следующий день становится особенно тяжелым. Китнисс и Гейл запираются вдвоем в небольшом кабинете, и оттуда доносится такая ругань, что Прим и Элизабет, то и дело, затыкают уши. Хейзел клянет себя и ругает обстоятельства. Женщина боится за сына и переживает за внучку. В этой истории нет правых: все виноваты, такого наворотили, отчего волосы на голове шевелятся, но все же миссис Хоторн не хочет, чтобы ответственность за все ошибки взвалил на себя ее сын. До чего они там договорятся?

– Отлично! – кричит Китнисс. – Я прямо сейчас расскажу дочери все. Покажу на тебя и скажу: «Рута, вот твой папа!», а ты пойдешь качать ее на качелях. Завтрашним днем поменяем документы, а потом через пару недель ты уедешь в Дистрикт-2, ну, а весь следующий год кормить, играть, гулять и ухаживать за ней будет Пит. Но ты, конечно, будешь часто звонить и посылать ей сладости.

– Мы могли бы найти выход, если бы ты захотела!

– Твоя жизнь во Втором, Гейл! Ты даже воскресным папой быть не сможешь.

Они ругаются долго, страшно и до пены, обвиняют себя и друг друга и лишь вечером выходят из комнаты.

– В день шестнадцатилетия? – звучит упрямый голос первенца Хейзел.

– В день шестнадцатилетия, – вторит ему голос Китнисс.

Комментарий к Воскресный папа

Глава была написана до моего исчезновения. Даже не знаю, почему я ее не выложила. Теперь остался только эпилог