Текст книги "Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)"

Автор книги: Мелани555

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 15 страниц)

‒ Вы все еще здесь, мисс Андерси! Немедленно приступайте к работе!

‒ Ну, что эта стерва опять не в духе? ‒ говорит двадцатипятилетний капитан Марселл Нортон, едва я оказываюсь в приемной. Марсел ‒ голубоглазый брюнет, невысокий, но атлетического телосложения. Похоже, занятия с топором тренируют все группы мышц.

‒ Полегче, капитан, ‒ говорю я. ‒ Все-таки она Ваша тетка и моя начальница.

‒ А еще у нее то ли климакс, то ли критические дни…

День двадцать третий

‒ Боже, мисс Андерси! Ни одного испорченного листа, ‒ мегера Эванс охает над моим ухом. ‒ Не прошло и полугода.

‒ Это я всему ее научил, ‒ гордо заявляет сержант Джон Кэпвол, поправляя ремень на хорошо заметном животе и вставая на цыпочки.

‒ Скорее его жена – Флора, ‒ щетинюсь я. В жизни не встречала никого умнее и добрее этой девушки. В Дистрикте-3 живут настоящие умницы!

День сорок восьмой

‒ Мисс Андерси, я принес Ваши любимые сэндвичи и кофе.

‒ Спасибо, капитан Нортон, но не стоило. Скоро обед.

‒ Да ведь уже четыре часа. Вы снова пропустите обеденное время, а я не хочу, чтобы главная роза этого штаба увяла от болей в желудке.

‒ Мадж, у тебя стол качается. Давай поправлю, ‒ длинные светлые пальцы ложатся на мое плечо, а букет ярких гербер на клавиатуру.

‒ Мистер Оуенс, я не помню момента, когда мы перешли на «ты», и уберите руку с моего плеча.

‒ Мисс Андерси, принтер зажевывает бумагу, потому что валик истерся. Я заменил. Посмотрите.

‒ О, Джон, Флора сделала это еще с утра.

‒ Какого черта здесь вообще происходит?! ‒ громовой голос Гейла заставляет меня вздрогнуть. Всех воздыхателей как ветром сдувает. Как всегда грязный и злой Хоторн взирает на меня рассерженным взглядом.

‒ Гейл, ‒ прижимаюсь к серому кителю, покрытому чем-то зеленым. ‒ Как прошло задание?

‒ Все было хорошо до этой минуты, и давно они так?

‒ Я их гоняю.

‒ Плохо гоняешь!

Вечером того же дня

‒ Ты видела, в какой юбке ходит твоя начальница? И волосы не стоит распускать, это по технике безопасности не принято, ‒ кричит Гейл, а мне не только не совестно, но еще и радостно.

‒ Ага, а еще ей стоит носить паранджу, ‒ замечает Вик, жуя бутерброд с маслом.

‒ Значит, Марселл принес покушать, ‒ Пози загибает один пальчик. ‒ Джон починил валик, ‒ второй, ‒ а Дик подарил цветы, ‒ третий, ‒ А ты что сделал?

Лицо Гейла багровеет, а челюсть отвисает до самых ключиц.

День шестьдесят третий

‒ Кроме Вас, мисс Андерси, это сделать некому! Вы лучший секретарь! ‒ майор Эванс почти плачет, передавая мне рукописные листы. ‒ Всего двенадцать отчетов.

День семьдесят второй

‒ Она меня ненавидит, Гейл! Ненавидит, ‒ прячу лицо на его груди, доедая остывший ужин. Часы показывают половину одиннадцатого, а я пришла домой только пятнадцать минут назад. Гейл прождал меня в приемной полтора часа. За окном уже зима ‒ темнеет рано, и мой любимый не позволяет мне так поздно бродить по улицам. Какое счастье, что «заданий с проверкой» становится все меньше и меньше! ‒ Я напечатала и разнесла сегодня 32 отчета. Даже Флора делает двадцать пять.

‒ Ты просто устала. В понедельник взглянешь на все по-другому.

‒ Нет, ‒ качаю головой. Сон и усталость одолевают меня, и мне не хочется спорить.

‒ Я поговорю с ней! ‒ чувствую его руку на своей талии, а губы на шее.

‒ Не нужно, ‒ наверняка, она мстит мне за то, что я отшила Марвелла, а Гейл чуть было не спустил его с лестницы.

‒ Ладно, уже поздно. Идем спать, ‒ любимые руки подхватывают меня как ребенка под колени и несут в сторону спальни. Глаза закрываются, едва моя голова касается подушки.

========== “Джейн Эйр” ==========

День пятидесятый

‒ Внимание, семья, ‒ говорит Гейл и, не разуваясь, ступает на коврик. ‒ Через месяц ‒ 20 ноября идем в театр, ‒ сверкая, как серебряная монета, достает из кармана шесть желто-черных бумажек, исписанных мелкими красными буковками. ‒ На спектакль «Джейн Эйр».

‒ Театр, театр! ‒ Пози начинает юлой кружиться вокруг брата, пытаясь отобрать у него билеты, но тот словно специально поднимает их все выше и выше к потолку, отчего девочка из юркой юлы превращается в гуттаперчевый мячик. Миссис Хоторн протягивает руку, и Гейл тут же отдает ей бумажки. Вопли ликующей Пози начинают раздаваться с колен матери. ‒ Мама, мама, а что такое театр? Там ведь не делают уколы?

‒ Театр ‒ это лучше, чем кино, только актеры играют на сцене, ‒ объясняю я, рассматривая глянцевую поверхность билетов, лучше всякой печки греющих мою душу. «Джейн Эйр»… Гейл помнит. ‒ Действие происходит вживую.

‒ «Джейн Эйр», ‒ моя соседка по комнате проводит рукой по маняще гладкой бумаге, ‒ интересно, о чем это?

‒ Да как всегда, ‒ слышится хрипловатый, как будто простуженный голос Рори. ‒ Она любила его, а он любил другую, которая была влюблена в третьего, ну, или четвертого, ‒ ломка голоса началась около месяца назад, поэтому последние четыре недели у среднего Хоторна «вечная ангина». Хотя после таких речей я понимаю, что ломается у паренька не только голос. ‒ В общем, скучно ‒ не пойду!

‒ С чего это? ‒ мать поднимает брови.

‒ Это пятница. Через десять дней должна приехать Прим. Я буду показывать ей дистрикт.

‒ Прим приезжает! ‒ Пози начинает хлопать в ладоши так громко, что оглушает всех на добрые секунд десять.

‒ Прим едет во второй учиться на врача, ‒ гордо заявляет Рори, и в комнате на одну сияющую серебром монету становится больше.

‒ И давно ты знаешь? ‒ строго спрашивает Гейл, и в его глазах начинают плясать знакомые мне бесенята.

‒ Пару дней, ‒ Рори хлопает себя по нагрудному карману, не удивлюсь, если там обнаружится письмо.

‒ Ну, что ж, Прим мы всегда рады, ‒ подытоживает миссис Хоторн. ‒ Пойдем ужинать.

Курица в пряном соусе и новомодный салат с огурцом и колбасой удаются на славу. Пальчики оближешь! Интересно, сколько лет нужно простоять у плиты, чтобы научиться так готовить?

‒ Вик, убери книгу и поешь нормально!

‒ Я уже доел!

‒ Ты еще не пил кефир! И если прольешь его снова, то затирать будешь сам!

‒ Пози ‒ забияка, а я его не проливал!

‒ Мама, он не дает мне спать по ночам, читая дурацкие книжки.

‒ Да ты сам не спишь. Под одеялом строчишь письма Прим: видел я свет от фонарика.

‒ И почему меня раньше это не напрягало? ‒ Гейл вытирает лоб тыльной стороной ладони. ‒ Надо было оставить вас в Двенадцатом!

‒ И чтобы ты без нас делал? С нами-то веселее, ‒ Пози тянется к брату и опрокидывает блюдце с вареньем. ‒ Ты знаешь, мамочка, я, пожалуй, пойду спать! ‒ секунда, и темноволосых косичек и красного платья в горошек даже за углом не видно.

‒ И я. Начитаюсь в комнате, чтобы ночью Рори не мешать.

‒ А мне еще уроки делать.

Я и миссис Хоторн заливаемся смехом, Гейл то ли от усталости, то ли от бессилия прикрывает глаза.

‒ Я уберу со стола и застираю скатерть, отдохните, миссис Хоторн. Ужин был превосходным.

‒ Они любят тебя, ‒ высокая худощавая женщина с проседью в темных волосах посылает мне благодарную улыбку и касается руки Гейла. ‒ Они знают, как много ты для них сделал и продолжаешь делать. Ты для них больше, чем старший брат!

‒ Я вижу, но иногда они страшно бесят! Однако я рад, что у них есть детство. До революции они были другими.

‒ Ты подарил им другую жизнь. Жизнь без больного урчания в желудке, ‒ она проводит рукой по волосам сына, я замечаю в глазах блеснувшие слезы. ‒ Я каждый день благодарю Бога за то, что ТЫ мой сын. Я воспитала достойного человека. Мужчину, отвечающего за свои слова и поступки и готового на все ради своей семьи.

‒ Спасибо, мама, ‒ Гейл целует ее в щеку. ‒ Иди спать. Мы справимся сами.

‒ Спокойной ночи, сынок, ‒ многозначительный взгляд на меня. ‒ Не задерживайся, дочка. Тебе тоже завтра вставать ни свет ни заря.

‒ Хорошо, ‒ улыбаюсь ей и принимаюсь за тарелки. Гейл активно намыливает их в раковине. Вдвоем дело спорится. Шесть белоснежных досуха вытертых тарелок отправляются в шкаф. Курица и салат ‒ в холодильник. Берусь за скатерть, но ловкая рука останавливает меня и, схватив за запястье прижимает к груди, будто хочет закружить в вальсе.

‒ Как прошел день?

‒ Ничего. Кажется, я привыкаю. Сегодня мегеры Эванс не было, поэтому…

‒ Я соскучился.

‒ Гейл, ‒ натренированные на ловушках пальцы правой руки мягко, но крепко продолжают держать мое запястье, а левая в это время легонько, даже слегка боязливо ложится на талию. Сердце ускоряет свой темп, щеки заливает румянец, лицу становится жарко от его дыхания. Теплые губы сливаются с моими, покусывая и дразня их мимоходом. Земля начинает вращаться вокруг своей оси слишком быстро.

‒ Почему ты всегда закрываешь глаза? ‒ спрашивает он, отстраняясь всего на пару сантиметров.

‒ Прости. Постараюсь больше так не делать, ‒ тяну запястье на себя.

‒ Я не сказал, что мне это не нравится. Ты обиделась?

‒ Нет, ‒ опускаю ресницы. ‒ Просто уже поздно. Пора в кровать, ‒ темные соболиные брови летят вверх, а озорная ухмылочка так и поддергивает уголки его губ. Чувствуя, что сморозила глупость, я медленно превращаюсь в только что разрезанный помидор. ‒ Позволь, я застираю скатерть, ‒ слава Богу, хоть не говорит ничего, а то от углубления в эту тему я бы точно расплакалась.

‒ Помочь? ‒ забирает у меня скатерть и аккуратно развешивает ее по батарее, не сводя с меня чарующих глаз. Чувствую, что жую губу. Или уже сжевала. ‒ Ты меня боишься?

‒ Нет.

‒ Но по-прежнему не доверяешь?

‒ Если бы не доверяла, то не поехала бы. Не стала жить под одной крышей.

‒ Однако есть одно «но»?

‒ Есть, ‒ мозг плавится, разламываясь надвое. На самом деле оно не одно. Причин много. Выдаю самую последнюю из списка. ‒ Кто-нибудь может войти как в поезде.

‒ Понятно, ‒ отворачивается и выходит из кухни. Я ругаю себя за глупость. Сглатываю слезы и возвращаюсь к раковине. Шагов не слышно: ушел. Открываю кран, и… горячие распаленные губы набрасываются на меня подобно ветру на сухое деревце во время осенней бури. Целуют, терзают, манят и спускаются вниз к шее и ключицам. Я забываю, как дышать, растворяясь в потоке этой безудержной страсти. Сладкие, сокровенные, необычные. Что-то меняется в них, в Гейле и во мне. Не просто приятно ‒ ХОРОШО. И все же, все же…

‒ Нет, Гейл. Нет, ‒ мягко высвобождаюсь из медвежьих объятий, едва он прерывает поцелуй, чтобы вдохнуть.

‒ Хорошо, иди, ‒ вглядываюсь в любимое лицо. Злится? Не похоже. Только серые глаза подернуты мягкой дымкой печального разочарования.

‒ Спокойной ночи, Гейл! ‒ касаюсь гладковыбритой щеки рукой.

‒ Спокойной ночи, фея.

День шестидесятый

‒ Дистрикт-2 завораживает своими размерами. Он ничем не похож на двенадцатый, ‒ Прим расстегивает пальто, которое тут же подхватывает Рори и отправляет на вешалку.

‒ Замерзли? ‒ миссис Хоторн провожает голубоглазую девочку и ее мать на любимую «васильковую» кухню.

‒ Сейчас будем пить чай с пирожными, ‒ Рори улыбается гостье во все тридцать два зуба.

‒ Как доехали? ‒ сажусь справа от Прим, подставляя ей блюдце с вареньем и убирая его подальше от Пози.

‒ Великолепно! Тепло, уютно, комфортно. И компания хорошая попалась. А Вы как устроились?

‒ Живем, ‒ миссис Хоторн обводит глазами кухню. ‒ Гейл ‒ второй человек в главном штабе. Мадж стали поручать самые важные отчеты. Вик учится лучше прежнего. Рори…

‒ Тоже молодец, ‒ заканчивает за нее средний сын и посылает Прим улыбку, от которой она краснеет.

‒ Как дела у Китнисс? ‒ спрашиваю я, и миссис Эвердин меняется в лице.

‒ Лучше, ‒ Примроуз вздыхает, но смотрит, не отводя взгляда. ‒ У нее есть Рута. Она смысл жизни Китнисс.

‒ Пит так и не вернулся? ‒ Гейл смотрит в свою тарелку.

‒ Нет, ‒ светловолосая гостья качает головой.

‒ Если Руте нужна помощь.

‒ Нет, ‒ миссис Эвердин закусывает нижнюю губу. ‒ В конце недели я буду дома, мы справимся.

Под столом я нахожу руку любимого и крепко ее сжимаю. Чтобы не случилось, я буду с ним.

День шестьдесят восьмой

‒ Да что такое могло случиться? ‒ убиваюсь я, глядя на часы. Стрелка показывает уже час ночи, а Гейла все еще нет дома.

‒ Срочное задание? ‒ миссис Хоторн тоже на взводе, хотя и усиленно прячет свои эмоции под маской непоколебимого спокойствия. Всего десять минут назад ей с трудом удалось уложить вопящую Пози, которая ни за что на свете не хотела идти в кровать, пока не увидит брата. На Вика и Рори мне тоже пришлось изрядно покричать, чтобы они отправились спать. ‒ Наверное, я выходила в магазин, когда он звонил. Пойду до Дикенсов.

‒ Миссис Хоторн, уже поздно, ‒ пытаюсь ее остановить, хотя сердце от страха у меня едва из груди не выпрыгивает. Ох, Гейл, Гейл.

‒ Ничего. Роза ‒ добрая женщина.

Хуже всего, что Роза тоже ничего не знает, а Хейзел Хоторн хочет уйти, чтобы за дверями нашей квартиры наплакаться всласть и при этом не травмировать меня. Ума не приложу, как она держится? Гейл ‒ ее первенец, ее старший и самый любимый из сыновей, и хотя она отчаянно пытается не выделять его среди других детей, иногда ее бесконечная материнская любовь берет верх над разумом. Я вижу, чувствую. Гейл так долго помогал ей, так долго тянул на себе эту лямку безысходности, а она столько раз теряла его, дежуря у кровати и считая часы. И она всегда верила, верила в то, что он выживет, и никогда не позволяла себе даже малейшего признака слабости. Такого внутреннего стержня не было ни в моей маме, ни в миссис Эвердин и, пожалуй, никогда не будет во мне. Видимо, духовная закалка и выдержка формируются только при взрослении в Шлаке.

‒ Гейл вернется, ‒ кладу ей руку на плечо, пока она надевает уличные туфли. ‒ Он всегда к нам возвращается.

‒ Конечно, ‒ она сжимает мои пальцы и выходит за дверь. В ту же секунду мощный столб темноты окутывает ее худощавую фигуру.

‒ Что это?

‒ Не знаю. Сейчас выясню.

Стук в дверь, и неясный недовольный шепот почти не различим; я старательно прислушиваюсь, но кроме шипения, разобрать не могу ничего.

‒ Поняла, ‒ голос мамы моего любимого разрезает давящую темноту надтреснуто глухо. Шаркающие шаги все ближе. ‒ На границе с третьим бунт. Их вызвали в начале второго.

‒ Когда они должны были вернуться в Штаб? ‒ чувствую, как ладони холодеют.

‒ Не позже десяти, ‒ зажимаю рот рукой, чтобы не разреветься. ‒ Не переживай зря, нам бы сообщили, если…

Молчу. Ее голос тоже дрожит. Ей страшно и горько, но она держится, и я буду держаться. Ради нее. Ради детей.

‒ Нужно поспать, Мадж, ‒ подытоживает она. ‒ На электростанции, кажется, авария. Весь дом обесточен. В темноте сидеть смысла нет.

Иду в сторону спальни, зная, что не усну, но спор ни к чему хорошему не приведет. Кутаясь в непроходимом мраке, сбрасываю домашнее платье и натягиваю ночную рубашку. Меня колотит. Ложусь на кровать, боясь пошевелиться. Слушаю частые переворачивания своей соседки по комнате. Она тоже не может спать и точно так же как я душит в груди рыдания. Лишь бы Гейл вернулся. Лишь бы вернулся!

Тишина. Тьма. Страх. Часы бьют два. Робкий, словно кошачий стук в дверь, и я стрелой бросаюсь к выходу. Пришел! Тысячи ярких бабочек мелькают пред моим взглядом, по телу медленно разливается счастье.

‒ Ох, Гейл, ‒ бросаюсь к нему на плечи, едва он обувает тапочки. ‒ Где ты был так долго?

‒ Срочно вызвали. Новая группировка…‒ закрываю ему рот поцелуем. ‒ Ничего не желаю слушать, ‒ напротив нас замолкают торопливые шаги хозяйки дома.

‒ Все в порядке?

‒ Да, мама, все хорошо. Устал, вымотался, но живой. Я звонил днем, никто не ответил.

‒ Я уже обругала себя всеми нехорошими словами за то, что ушла в магазин, ‒ чувствую в ее голосе облегчение и улыбку. ‒ Ты голодный?

‒ Так… Потерплю до утра.

‒ Нет, я тебя покормлю, ‒ вторгаюсь в беседу. ‒ Сейчас разогрею.

‒ Хорошо. Спокойной ночи, мама, ‒ миссис Хоторн целует сына в щеку и удаляется в сторону комнат. ‒ А что со светом? ‒ Гейл щелкает выключателем.

‒ Не знаю. Весь дом обесточен. Какая-то авария.

‒ Понятно. Возьми свечи во втором ящике стола на кухне.

Зажигаю длинную белую свечку, накрепко установив ее в литровую банку. Включаю духовку, и маленькая кастрюлька с супом уже через пару минут начинает скворчать.

‒ Готово? ‒ Гейл появляется неожиданно. Уже принявший душ и переодевшийся в домашнюю одежду он заставляет меня встрепенуться.

‒ Да. Сейчас перелью в тарелку.

‒ Оставь.

‒ Но ты же голодный.

‒ Ты даже не представляешь насколько, ‒ прикасается ко мне губами.

‒ Не надо, Гейл.

‒ Почему? ‒ жалею, что лунный свет не позволяет разглядеть выражение его лица. Мягкий, полудетский поцелуй заканчивается, не успев начаться. Навстречу ему приходит другой ‒ требовательный и властный. Губы, щеки, подбородок, шея, ключицы. Привычные прикосновения рождают особый трепет, дыхание, щекочущее мочку уха, разносит по телу сладкое неведомое ранее томление. Откуда, откуда он знает, что нужно делать именно так?

‒ Гейл, ‒ выдыхаю любимое имя не в силах совладать с новыми с трудом просыпающимися рефлексами.

‒ Останься со мной сегодня, пожалуйста, ‒ в голосе слышится мольба. Я не знаю. Нет, нельзя. Не могу говорить, не могу шевелиться. Чувствую, как тесемке на груди ослабевают. Оголенное плечо покрывается поцелуями. Хорошо отрепетированное объятие прекращается: рука мирно обнимающая талию скользит вниз, поднимая края рубашки. Ах, почему я не накинула халат? Ночнушка не прикрывает даже коленей. А еще темнота… Он специально пользуется отсутствием света, ‒ До чего же гладкая у тебя кожа!

‒ Гейл, ты вернулся! ‒ свет по-предательски подло зажигается в самом центре кухни, а ликующая визжащая Пози уже виснет на брате. Я отхожу к стене, пытаясь, справиться с дыханием. Быстро одергиваю поднятую к талии рубашку и поправляю тесемки на груди. Славу богу, что это не Вик или Рори. С Пози, по крайней мере, есть крохотная надежда на то, что она, предаваясь счастью от встречи с братом, не заметила, что он делал, а я позволяла.

‒ Спокойной ночи, ‒ шепчу я. ‒ Суп, наверное, еще не успел остыть.

День семьдесят восьмой

‒ Она не отпустит меня. Не отпустит! ‒ сокрушаюсь я вечером над полной тарелкой.

‒ У вас же по пятницам сокращенный день, ‒ удивляется Вик.

‒ Работы очень много, ‒ тяжело вздыхая, говорю я. ‒ Идите без меня.

‒ И без меня, ‒ уставшим голосом сообщает Гейл, сжимая мою руку под столом. ‒ Райли заболел, поэтому в пятницу я на дежурстве.

‒ С вашей работой каши не сваришь, ‒ обиженно качает головой Вик, а я утираю слезы. Как же хочется на спектакль!

‒ Выходит, у нас два лишних билета? ‒ как бы невзначай интересуется Рори.

‒ Может, отдадим их Флоре и Джону? ‒ смотрит на меня Охотник.

‒ А, может, возьмем с собой Прим? ‒ робко продолжает средний Хоторн. ‒ Она не была в театре.

‒ Ты же говорил, что там скучно, ‒ Вик показывает брату язык.

‒ Я решил пересмотреть свои взгляды на жизнь.

‒ Ладно, звони Примроуз, ‒ Рори выскакивает из-за стола со сверхзвуковой скоростью, ‒ и пусть какую-нибудь подружку с собой прихватит. ‒ Не переживай, ‒ утыкаюсь ему в плечо. ‒ В выходные сходим куда-нибудь вдвоем.

‒ Угу, ‒ левая рука в привычном жесте обвивается вокруг моей талии.

‒ Тебя отнести? ‒ в последние дней пять Гейл взял в привычку не только ждать меня после работы, но и уносить на руках в кровать.

‒ Нет, ‒ улыбаюсь и, дразня, целую его в кончик носа. ‒ Сегодня я устала не настолько сильно.

День восьмидесятый

‒ Вы можете идти, Мадж. На сегодня Вы свободны.

‒ Что? ‒ не верю своим ушам. Она впервые назвала меня по имени и отпускает домой в 16:45.

‒ Вы славно трудились последние две недели. Идите в свой театр. И поскорее, пока я не передумала.

Голова начинает лихорадочно соображать. Спектакль начинается в 18:00. Гейл сказал, что нужно выйти за час. По пятницам из-за большого количества машин и уже вполне объемных сугробов снега на дорогах стали возникать заторы. Но я успеваю. Успеваю на «Джейн Эйр»! Хватаю сумку, накидываю пальто, выбегаю на улицу. И… Крошечная здравая мысль медленно подползает к большим полушариям и начинает обвивать борозды одну за другой. Билетов больше нет… Прим. Рори даже стащил ради такого случая одеколон Гейла и согласился надеть галстук. Нечестно лишать его лишней возможности посидеть рядом с сестрой Китнисс и подержать ее за руку. В конце концов, нам с Гейлом он ни разу не помешал. Если бы, если бы эта мегера сообщила мне хотя бы вчера!

Неторопливыми шагами плетусь в сторону дома. Впервые за много месяцев я проведу вечер в одиночестве. Гейл сказал, что рядом с театром есть неплохое кафе-мороженое. Наверняка, дети затащат туда мать. Они вернутся не раньше десяти. Охотник на дежурстве до полуночи, а мне даже спать не хочется!

Захожу в совершенно пустую гостиную. Странное чувство: меня всегда кто-то встречал: миссис Хоторн в зеленом переднике, хохочущая Пози или читающий Вик, или все разом. Сейчас никого. Одиночество и тишина отдаются каждым неровным шагом. Может быть, мне приготовить ужин? Готовит здесь в основном мама Гейла, потому что жалеет меня, говорит, подмигивая, что я потом наготовлюсь. Ну, что ж, вот и подошел этот момент.

Надеваю зеленый передник, но ловкие руки поворачивают меня к себе, покрывая лицо поцелуями.

‒ Гейл! ‒ сердце ликует при виде самого лучшего мужчины на свете. Я даже не слышала, как он вошел

‒ Это тебе! ‒ букет белых хризантем возникает передо мной по мановению волшебной палочки.

‒ Как ты узнал, что я дома?

‒ Я не знал. Просто решил порадовать тебя вечером, ты же расстроилась из-за спектакля.

‒ Хорошо, ‒ принимаю цветы, вдыхая изысканный аромат, ‒ А почему ты не на дежурстве?

‒ Райли вышел, ‒ новая порция поцелуев сбивает меня с ног.

‒ Мне нужно приготовить ужин, ‒ про голод даже слово боюсь сказать. Все и без вопроса написано на его лице.

‒ Хорошо, ‒ в перерывах между лобзаниями, поглаживаниями и объятиями я с трудом начищаю картошку и скидываю ее на сковороду. Гейл тем временем занимается мясом. Дела по сравнению со мной у него идут лучше, но десяток кусочков все равно превращается в угольки.

‒ Миссис Хоторн, нас убьёт, ‒ говорю я, глядя на подгоревший ужин.

‒ Давай все съедим сами, ‒ он улыбается и берет картошку из сковороды рукой. ‒ Недурна, ‒ новый кусочек отправляется мне в рот. ‒ Проведем вечер вдвоем. Посмотрим кино.

‒ Идет, ‒ быстро раскладываю ужин по тарелкам и несу их к телевизору. Морщусь, но глотаю. Гейл улыбается, видимо, ему приходилось есть вещи и похуже.

‒ Ты счастлива со мной? ‒ целует самую середину моей ладони. От такой ласки мне хочется замурлыкать.

‒ Как нигде в целом мире, ‒ закидываю руки ему на шею. ‒ Сейчас ведь никто не зайдет,‒ отвечаю улыбкой на его сосредоточенный взгляд.

‒ Вся твоя печаль сошла на нет? ‒ руки подобно лиане оборачиваются вокруг моего стана, крепко прижимая меня к себе. Его лицо лишь в паре сантиметров от моего.

‒ Когда ты так делаешь, у меня дыхание перехватывает.

‒ Только дыхание? ‒ язык, ворвавшийся в мой рот, будоражит кровь, посылая странные стимулы в головной мозг, сердце и низ живота. Сладкая истома вновь забирает меня в царство желаний. ‒ И что же мне с тобой делать, Мадж Андерси?

‒ А что ты хочешь? ‒ пульсирующая неизведанная ранее боль плавно разливается между ног.

‒ Главное, хочешь ли ты? ‒ он знает ответ на вопрос, и все же боится, что опять скажу: «нет». Я помалкиваю: молчание – знак согласия. Руки понимают все правильно. Чувствую их на своей груди. Сжатие, поглаживание и теребление затвердевших сосков. ‒ Давай снимем твою блузку.

‒ Давай, ‒ хриплю, дотрагиваясь до пуговиц, но его пальцы действуют быстрее.

‒ Не здесь. Ты ведь еще не была в моей комнате.

Я опять не чувствую пола. Стены, люстра, диван и серая дверь, за которую я не позволяла себе заходить. Миссис Хоторн всегда убиралась в ней сама и… Разгляжу обстановку потом…

‒ С сегодняшнего дня ты будешь спать в моей комнате, ‒ спина чувствует мягкость перины. Кажется, у Гейла двуспальная кровать.

‒ Буду, ‒ нет сил спорить. ‒ Как же здорово, что майор Эванс отпустила меня пораньше.

‒ Еще бы, я целую неделю ее уговаривал.

========== Не очаровывайся и не разочаруешься ==========

Боясь вздохнуть, отползаю от него на безопасное расстояние и разрываю поцелуй.

– Что… что ты сказал?

– Только то, что мне пришлось неделю уговаривать твою ведьму-начальницу, для того чтобы провести этот вечер только вдвоем, – на лице появляется улыбка Чеширского кота. Видимо, он даже не понимает, что сделал, ведя ладонью по моему бедру, все выше задирая юбку.

– Значит, Райли не болел?! Ты все подстроил! И как давно? В день покупки билетов или раньше? – давно забытое чувство гнева начинает медленно подниматься от пяток к сердцу, утяжеляя его килограммов на двадцать. Выдергиваю из его рук концы расстегнутой блузки и начинаю яростно одеваться.

– Мадж, ты чего? – широкие темные брови взлетают до самых корней волос и задерживаются там на добрые секунд шесть.

– Ничего! – кричу я, чувствуя, как забытые почти на три месяца слезы фонтаном начинают брызгать из глаз. – Не мытьем так катаньем, да, Гейл Хоторн?! Все как в прошлый раз! Всеми и правдами и неправдами ты готов затащить меня в постель.

– Причем тут вообще это? – он тоже повышает голос. – Я что до конца жизни буду расплачиваться за то, что случилось вечность назад? Тогда все было по-другому!

– Естественно! – взрываюсь я, вскакивая на пол. – Тогда ты хотя бы был честным!

– Ты сама, черт побери, сказала, что боишься, что кто-нибудь войдет и помешает, как было тем вечером, когда вбежала Пози, – он встает, делая шаг навстречу, но я отхожу назад.

– Ты услышал то, что хотел услышать!

– Да я тебя спрашивал сегодня, и ты явно дала понять, что не против. Тогда в чем, черт возьми, дело?

Дело… Слезы текут рекой, и я даже не пытаюсь их утереть, оглядываясь по сторонам. Кажется, я хотела разглядеть комнату потом. После… Обзор представился гораздо раньше. Оранжевые обои, покрытые изумрудными листьями в капельках росы, молочные шторы на окнах с узорчатым ламбрекеном, светлый буковый шкаф и такой же письменный стол со стулом с высокой спинкой; у стены глубокое зеленое кресло, а посередине стоит широкая двуспальная кровать, покрытая коричневым покрывалом. Вот, наверное, благодаря ей я здесь и оказалась, потому что Гейлу было слишком одиноко и холодно одному на таких просторах. А еще в силу того, что он был «голоден» и скучал. Ловушки, так славно установленные в лесу Двенадцатого, плавно перекочевали в квартиру во Втором, только вместо зверя туда угодила я.

Дело… Гейл хочет знать причину. Причина проста: не свадьба, не большое количество людей в доме и даже не принципы, внушаемые когда-то папой. Нет… Важно только одно: Гейл меня не любит.

Я уже давно не строю воздушные замки, но все эти поцелуи, ласки, комплементы, ухаживания и провожания домой дали мне надежду на то, что в его сердце начинают зарождаться чувства по отношению ко мне. Краешком сознания я начинала верить и … снова ошиблась. Не нужно было очаровываться, тогда бы и разочарование не наступило. Гейл всего лишь оказался голоден, всего лишь захотел моего тела, как хотел Ретт Красотку Уотлинг, как Эшли – Скарлетт. Для меня этого слишком мало, а его любовь я больше выпрашивать не собираюсь.

– Так в чем же причина? – не унимается он.

– Ни в чем. Просто мы слишком разные, – проходя мимо него, удаляюсь в сторону своей спальни и запираю ее на ключ. Падаю на кровать и накрываю голову одеялом. Все хорошее когда-нибудь да заканчивается, восемьдесят счастливых дней тоже подошли к концу. Не стоило и надеяться: сказки бывают только в сказках.

– Открой немедленно дверь, Мадж, или я к чертям собачим вышибу ее, – кричит Гейл через четверть часа после упорного стука в деревянную пластину. Я делаю вид, что не слышу. Еще несколько минут препирательств с замком и выдергиваний ручки заканчивается ничем. Видимо Гейл пожалел казенное имущество. Слова. Опять слова.

Около десяти тишина в гостиной умирает под воздействием детских криков. Абсолютно счастливая Пози вместе с матерью и братьями вернулась из театра. Заставляю себя отпереть дверь и в изнеможении снова бухаюсь на кровать. Моя маленькая соседка вбегает в спальню, кружась, как фарфоровая балерина на старой музыкальной шкатулке.

– Мадж, – кричит она, забравшись ко мне ногами на кровать. – Я теперь обязательно научусь читать и прочитаю твою книжку. Вик сказал, что видел у тебя ее. Мы оба прочитаем. Ой, Джейн, она такая… Она как маленькая птичка, такая смелая! Я вырасту и тоже буду учительницей, а потом художницей!!! – танцует комнате, изображая подобие вальса, – А мистер Рочестер, он… он, – девочка никак не может подобрать нужное определение.

– Обманщик? Эгоист? – подсказываю я.

– Думаю, она искала другое слово, – с порога улыбнувшись мне, говорит миссис Хоторн.

– Мама называла «Джейн Эйр» повестью о разбитых надеждах. Джейн любила Эдварда по-настоящему, а он ее обманул. Что бы было, если бы правда о его сумасшедшей жене всплыла после венчания? Чтобы было с твоей маленькой птичкой? – восклицаю я. – Так не любят. Это эгоизм! Когда любят, не обманывают в угоду себе!

– Он просто хотел капельку счастья, – возражает мне Пози. – На него все имеют право.

– Видимо, у тебя сегодня был трудный день, – миссис Хоторн расправляет одеяло у моих ног, – раз ты так о своей любимой книге. Что-то на работе случилось?

– Как обычно, – отмахиваюсь я.

– Может, найдешь другую, – заботливо предлагает она. – Пусть подальше от Гейла, зато поспокойнее.

– Не нужно.

– Гейл давно пришел?

– Не знаю, – серые глаза начинают смотреть с подозрением. – Вы часом не поссорились?

– Миссис Хоторн, – прикрываю веки, чтобы не потекли слезы. – Я очень устала сегодня. Можно, я посплю.

– Ты хотя бы ела?

– Ела, а еще я испортила ужин, простите, – отворачиваюсь к стенке и подтыкаю одеяло.

Краем уха слышу, как мать хвалит старшего сына за то, что он вытащил ее из дома «впервые за десять лет», а Вик рассказывает о том, какой «улетный был спектакль».

– Хочешь, я спою тебе песенку, и тебе сразу станет лучше? – тихий голос Пози звучит около моего виска, а холодная ладошка касается щеки. –

– Нет, малышка, у меня голова болит, прости, – усилием воли я заставляю себя откликнуться.

– Прим сказала, что Пит вернулся, и они с Китнисс снова муж и жена.

– Здорово, – без всякого интереса отзываюсь я. Что толку: даже если Гейл и смог позабыть подругу детства, меня полюбить это ему никак не помогло. Сердцу не прикажешь. Коня можно привести на водопой и даже засунуть его морду в воду нетрудно, но заставить его пить нельзя. Также и тут…

– Рори не пришел домой: пошел провожать Прим до общежития. Знаешь, – голос Пози опускается до шепота и становится таинственным, как у заговорщицы. – Я видела, как они целовались. Не так, как вы с Гейлом, тогда на кухне, – сердце притормаживает свой бег, а дыхание замирает. Пози видела. Она знает. – В щечку.

– Пози, – слышится раздраженный голос Гейла, и я опять закрываюсь одеялом с головой. – Слезь с Мадж: ей и так плохо. Мама зовет тебя умываться и ужинать.