Текст книги "Алмаз твоих драгоценных глаз (СИ)"

Автор книги: Мелани555

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

‒ Значит, ты остаешься здесь один?

‒ Нет. Я отправляюсь во второй. Вспышки сопротивления новому режиму там особенно сильны.

‒ Условие, ‒ заикаюсь. ‒ Вот в чем оно состояло.

‒ С моей стороны это даже не было уступкой. Я бы все равно туда отправился.

Молчание. Я, наверное, должна что-то сказать. Нечего. Мысли разрознены. Он уезжает опять.

‒ Я ошибся и опоздал.

‒ Нет. Тебя еще покормят, ‒ пищу я.

‒ Я опоздал не на ужин. Пропуск приема пищи ‒ не самое страшное, ‒ он отворачивается и уходит. Я остаюсь. Одна. Он уезжает не во второй. Он уезжает из моей жизни. Он понял, что слишком поздно. А я… я не могу его отпустить вот так… И я бегу, бегу, как тогда во время «звездопада», потому что я должна что-то сделать, потому что теперь уже я могу ошибиться и опоздать.

‒ Гейл, ‒ кричу я, заставляя военного остановиться. ‒ Гейл, ты надолго уезжаешь во второй?

– Недели на три, может на месяц. Как решу все дела.

– Месяц – это целая вечность, ‒ закусываю губу, но это мало чем помогает: непослушные слезы все-таки проливаются.

– Но ведь в этот раз я точно вернусь, – с улыбкой обещает он, касаясь моей седой пряди и заправляя ее за ухо.

− Так ты приедешь в Двенадцатый?

− Да. Когда обустроюсь во втором, вернусь за своей семьей.

– Можно, я приду на перрон встречать тебя? ‒ стыжусь и всем сердцем надеюсь, что он разрешит.

– Я не знаю точной даты приезда и сообщить не могу: почта и телефон вряд ли быстро заработают.

– А я буду приходить каждый день, и тогда точно не пропущу твой поезд.

– Мадж, – говорит он мягко, беря меня за руку и поднося ее к гладко выбритой щеке, а затем к губам. – Не тревожь себя напрасно. Я не хочу опять сделать тебе больно.

– Это ничего… Чтобы ты потом не решил. Я все равно буду приходить, ты только помни об этом… А пока я буду любить за двоих, – Встаю на цыпочки и легонько целую его в щеку. Он крепко прижимает меня к себе, я отстраняюсь, как только он меня отпускает. Убегаю в комнату не в силах терпеть эту муку прощания. Утром я не застаю его. Видимо, специальная группа уехала ночью. Злюсь и колочу подушку.

‒ Мисс Андерси, ‒ хрипловатый голос зачем-то зовет меня.

‒ Чего Вам? ‒ ворчу, закрывая мокрое лицо от слез в ладонях.

‒ Хотел сказать вам спасибо за Ваши чудные руки, доброту, терпение и за чуткость, ‒ открываю глаза и замечаю у дверей своей спальни крючкообразного наполовину облысевшего старичка с темно-коричневыми пятнами на лице. Кажется, ему отняли ногу и поставили протез. Так и есть трость в руке, значит, не ошиблась.

‒ Меня не за что благодарить, ‒ пожимаю плечами. ‒ Вас лечил настоящий кудесник.

‒ Вы сделали немало. Ваша улыбка согревала мою душу. Вы стали единственным человеком без белого халата, кто меня навещал. Счастья вам.

Старик уходит, я медленно поднимаюсь и выхожу в коридор. Отчего-то мне вспоминается папа и его глаза. Не хочется ничего. Оглядываюсь по сторонам и налетаю на сгорбленную фигуру, с трудом идущую вперед. Походка неровная, на щеках следы от ногтей, губы искусаны…

‒ Китнисс? Что-то случилось? Рута? ‒ девушка машет головой из стороны в сторону, хватаясь левой рукой за сердце, и стонет, словно от дикой боли. Из правой вылетает немного мятая серая бумажка. Поднимаю ее, пытаясь отдать владелице, но упорно отталкивает никчемный листочек. Подношу его к своим глазам и обмираю. Свидетельство о расторжении брака и Китнисс и Пита Мелларк.

‒ Пит все вспомнил, ‒ плачет она, ‒ вспомнил.

Что ж. Вот дело и решилось. Гейл еще может быть счастлив, а для меня круговорот бед только начался.

========== Я против грусти ==========

То, что еще несколько месяцев назад было Дистриктом-12, превратилось в руины и горы бескрайнего пепла, который иногда под действием ветра поднимается в воздух и заставляет почувствовать горьковатый запах дыма. Все еще запах дыма… Дорог не видно, практически все дома стали плоскими, как коврики; волей чьей-то насмешки они разлеглись по земле в окружении одиноких осколков кирпичей, стекол и изломанных палок. Все деревья сожжены дотла, кладбище с бесчисленным количеством деревянных крестов тоже уничтожено. Глубокие рытвины без труда заметны на местах, где когда-то были могилы. Хорошо, что эти люди умерли давно… В конце улицы, где когда-то располагался мой дом, распростёрлась огромная яма, которая похожа на рот беззубого кашалота, поглотившего всех. Боже мой, а я волновалась за клумбы Мэри… Где-то вдалеке слышится оглушающий рев работающх экскаваторов: они старательно роют гигантский котлован на Луговине, чтобы сбросить туда останки тех, чьи тела были разорваны бомбами или сгорели в жерле всепоглощающего адского пламени. Колоссальная Братская Могила…

‒ Мисс Андерси. Мисс Андерси! ‒ звучит молодой, красивый голос, принадлежащий бывшему шахтеру и хорошему другу Гейла. ‒ Вам не стоит тут стоять.

‒ Я осторожно, Том. Со мной ничего не случится.

‒ Я не о технике безопасности говорю, Мисс Андерси, ‒ он вздыхает и нагибается, чтобы отряхнуть штаны, запачканные землей и пеплом. ‒ Вы каждый день сюда приходите.

‒ Мне нужно, Том. Простите.

‒ Ваш отец был хорошим человеком. Не выдал имена шахтеров миротворцам во время первой стычки, хотя знал о бунте заранее, нашел способ связаться с тринадцатым. Жаль, что Вашей семье не удалось спастись.

‒ Жаль…‒ отворачиваюсь и смахиваю набежавшие слезы. ‒ Жаль, ‒ показываю в сторону Луговины, ‒ что все эти люди не смогли спастись.

‒ Да уж. Порою мне хочется опустить руки, ‒ он теребит нос. ‒ Сесть и ничего не делать. Нет, не потому что устал. В шахте я уставал больше. Просто…

‒ Просто, ‒ подсказываю я, ‒ это давит. Вам приходится расчищать дороги. Вам попадаются людские кости..? ‒ он прикрывает глаза и долго не отвечает, почти разворачивается, чтобы уйти, но зачем-то остается.

‒ Знаете, Мадж, ‒ впервые произносит мое имя, и в его устах оно звучит по-особенному: ласково и трепетно. ‒ Мы с Гейлом делили всех на своих и чужих, а оказывается в городе было немало хороших людей, а в Шлаке тоже попадались подонки… Я не позволяю себе горевать по усопшим. Не позволяю именно ради них, ради той жертвы, что они принесли.

‒ Вы, молодец, Том! ‒ улыбаюсь и касаюсь его плеча. ‒ Вы против грусти!

‒ Да, и Вы, Мадж, тоже будьте против грусти! Помните о них, но живите дальше. Я вообще-то не имею права, но дух совести сильнее. Нашел это вчера близ Вашего дома. Мне кажется, это принадлежало мэру или его жене, ‒ незаметно вынимает из-за пояса, прикрытого коричневой жилеткой, и протягивает мне сверток, завернутый в черную клеенку.

Дрожащими руками убираю обертку и обмираю. Верхняя часть обложки сгорела полностью, первые пять страниц обуглились наполовину, остальные пожелтели, но остались целыми. Смотрю на серые буквы и не могу поверить: Я держу томик «Джейн Эйр», тот самый, что я так долго читала маме, тот самый, что взяла из библиотеки отца, тот самый, который так усердно протирала Мэри от пыли.

‒ Она была прикрыта землей и поэтому сохранилась, ‒ говорит мужчина, растеряно глядя на меня.

‒ Спасибо, ‒ шепчу я и в порыве чувств целую его в щеку. ‒ Вы нашли не книгу, Вы отыскали часть моей души, ‒ прижимаю сверток к груди, как величайшее сокровище в мире, ‒ Как я могу Вас отблагодарить?

‒ Вы отблагодарили давно, ‒ пожимает мою руку. ‒ В госпитале, когда ухаживали за мной. ‒ Идите, мисс Андерси, и не приходите сюда хотя бы неделю.

‒ Хорошо. До свидания, ‒ кричу ему вслед и бегу к участку своей работы. Обеденный перерыв подходит к концу. Я не должна задерживаться. Папа не любил, когда люди опаздывают на свою работу. А маму бы, наверное, хватил удар, если бы она узнала, что ее благовоспитанная и начитанная дочь занимается озеленением улиц.

Каждый день я начинаю с того, что проверяю всхожесть цветов в клумбах и поливаю их, а затем иду к месяц назад высаженным кустарникам и молодым деревцам, иногда подвязываю их, чтобы буйные порывы ветра не оборвали только что зародившуюся жизнь, и удобряю специальной смесью. Мне нравится моя работа: я помогаю выжженной земле зазеленеть, я избавляю дистрикт от боли. Пройдет много-много месяцев прежде, чем он станет зеленой цветущей долиной, но я верю, что у него получится. Ведь моему черному изуродованному и обожженному сердцу удалось зацвести.

Большей частью облагораживанием города я занимаюсь одна. Лишь иногда под вечер мальчишки Хоторны приходят, чтобы помочь мне, и приносят новые саженцы деревьев из леса. Чаще всего они заняты на стройке и помогают взрослым мужчинам возводить новые дома. Работа спорится: каждый вернувшийся хочет принести в отстройку дистрикта частичку себя, все стараются для будущей прекрасной жизни без Голодных Игр. Теперь Дистрикт-12 будет заниматься производством лекарств, поэтому у миссис Эвердин работы тоже хватает.

Я, Хейзел Хоторн, Рори, Вик и Пози вместе с Прим и ее мамой живем в старом доме Китнисс. Огонь не задел Деревню Победителей. Она осталась цела и превратилась в коммунальный поселок до тех пор, пока строятся новые дома в городе. Победительница семьдесят четвертых игр и ее дочь тоже живут с нами. Пит не вернулся в двенадцатый, где он теперь никто не знает. Его дом закрыт ото всех, одинокий и печальный, он наводит скорбь на всех, кто смотрит на его пустые, никогда не зажженные окна. Метью Мелларк пожелал остаться в тринадцатом. Наверное, он не смог возвратиться туда, где погибли его жена и сыновья, а дело всей жизни стало грудой праха…

Китнисс медленно угасает. Иногда она неделями не встает с постели и не желает ни с кем разговаривать, напоминая молчаливый кусок льда. Рутой все женщины занимаются по очереди…

«Ту. Ту-ту», ‒ гремит звук приходящего поезда. Сегодня я так заработалась, что чуть было его не пропустила. Ах. Снимаю косынку и фартук и скорее прячу их вместе с томиком «Джейн Эйр» в дорожную сумку, перекинутую через плечо. Поезд приходит каждый день равно в пять часов вечера и привозит в Дистрикт-12 семена, продовольственные товары, строительные материалы и даже одежду. Здесь всегда толпится народ. Мужчины загружают состав, женщины проверяют срок годности продуктов и их целостность, малышня пытается урвать лишнюю конфетку, случайно выпавшую из коробки при разгрузке вагона. Я прихожу с другой целью: я жду и встречаю Гейла. И это сладостное чувство ожидания рождает в моей душе странный трепет. Я прихожу на перрон ежедневно, надеясь, что сегодня он приедет обязательно, и всегда расстраиваюсь, когда не нахожу его в толпе новеньких. И все же какая-то часть меня, маленькая, но вредная и горластая, радуется тому, что он все еще далеко. Она знает то, о чем я так долго боялась подумать: Охотник, приехавший за матерью и сестрой с братьями, не оставит одинокую и печальную Китнисс здесь. Он заберет ее с собой. Наверное, это будет единственно правильным решением. У них дочь, между ними существует особая мало кому понятная связь, Гейл любит Китнисс, да и она явно испытывает к нему какие-то чувства, правда, какие ей самой решить трудно.

Я давно приняла и согласилась с этим, но все равно прихожу сюда ежедневно, хотя бы для того, чтобы иметь шанс увидеть его.

‒ Поаккуратней, черти, ‒ кричит толстый начальник поезда, внимательно следя за тем как длинные тяжелые ящики вынимают из первого вагона. ‒ Не дрова. Не дрова.

Четвертый, пятый, шестой…одиннадцатый. Снова не приехал. Поднимаю глаза к небу и закрываю их. На дворе уже сентябрь, но солнце все еще теплое и светит на удивление ярко.

‒ Неужели не обманула? ‒ доносится звон райских колокольчиков за спиной. Я оборачиваюсь и боюсь поверить. Живой. Здоровый и вернувшийся. Военная форма обтянула широкие плечи. Кажется, он стал выше еще на несколько дюймов. Левая рука расслаблена, а правая сжимает букет из белых гладиолусов.

‒ Здравствуй, Гейл, ‒ только и хватает у меня смелости произнести. Словно прикованная, я стою на земле, не имея даже возможности пошевелиться, а он рассматривает меня с такой наглостью, что я кажусь сама себе диковинным созданием из капитолийского цирка.

‒ Как дела? ‒ он улыбается и слегка прищуривается.

‒ Все хорошо. Мы живем в Деревне Победителей в старом доме Китнисс.

‒ Нравится? ‒ он делает шаг ближе и протягивает цветы. ‒ Белый, да?

‒ Белый… ‒ краснею, принимая цветы-звезды. ‒ Спасибо, ‒ подснежники давно затерялись, а эти источают медовый аромат. И как он вспомнил, неужели думал обо мне?

‒ Отведешь домой? Или тут ночь проведем? ‒ от таких слов хочется провалиться сквозь землю. Покрываюсь еще более густой краской.

‒ Отведу.

‒ Дистрикт, смотрю, во всю отстраивается, ‒ замечает Гейл, пока мы идем неспешной походкой по протоптанной тропинке к Деревне Победителей.

‒ Да, все стараются. Виден вклад каждого, ‒ делаю паузу. ‒ Как Второй?

‒ Там жизнь кипит. Но не все хорошо так, как бы хотелось. Есть группировки, которые по-прежнему не хотят сотрудничать. Однако, как видишь, на пару дней меня отпустили.

‒ Миссис Хоторн и дети будут на седьмом небе от счастья.

‒ Когда начальство узнало, что у меня есть семья в Двенадцатом, которую я хочу забрать, то выделило мне трехкомнатную квартиру. Целых две недели жил в ней один: раньше приехать никак нельзя было.

‒ Здорово, ‒ останавливаюсь и заставляю его взглянуть на себя. Лучше сейчас. Лучше тут. ‒ Гейл, Пит развелся с Китнисс.

‒ Давно? ‒ черные брови взлетают так высоко, что касаются корней волос.

‒ В тот же день, что ты уехал.

‒ Почему не знаешь?

‒ Не знаю. Китнисс говорила, что он все вспомнил. Гейл, ей так плохо. Она, словно помешалась. Прим говорит, что Китнисс теперь, как их мама в первые годы после смерти мистера Эвердина.

‒ Зачем ты это мне говоришь? ‒ не отвечаю, он ведь и так все понимает. Просто Китнисс свободна. Пит где-то далеко, и Сноу больше никому не угрожает. ‒ Знаешь, а ведь мы все с ней решили, сразу как ты ушла. Поняли, что ничего у нас не выйдет. Я много чего передумал, пока был во Втором, ‒ поворачивается ко мне лицом и вдруг касается моих плеч. ‒ Я бы хотел, чтобы ты поехала со мной, ‒ внутри меня что-то отрывается и падает вниз.

‒ Зачем? ‒ в его глазах застывает удивление и, кажется, уважение. Такого он, видимо, не ожидал.

‒ Мы бы попробовали начать все заново. Я хочу построить жизнь с тобой.

Молчу. Выжидаю. Взвешиваю. Слишком страшно поверить в то, чего я так долго ждала. Он тоже ждет, словно дает мне время, словно теперь его жизнь и судьба зависят от моего решения.

‒ Ты ведь меня не любишь. Даже моей любви не хватит на двоих.

‒ Ты права, ‒ снова пауза. ‒ Помнишь, ты когда-то сказала: «Любовь начинается с симпатии. С дружбы»?

Помню. Слишком хорошо помню. Тот день стал началом конца.

‒ Я многого не понимаю, Гейл. Ты меня в госпитале и видеть не хотел, потом вдруг начал искать возможность встретиться. Я знаю, что порою веду себя глупо. Я не должна была просить разрешения встречать тебя. И много чего говорить не должна была. Не занимать чужое место! Не желаю заполнять пустоту, которую создала другая. Китнисс…

‒ Китнисс занимала много места, но мы решили оставить друг друга в прошлом.

‒ Ты мог бы найти другую. Гораздо лучше.

‒ Уже нашел. Куда лучше?

‒ А если ничего не выйдет, не получится?

‒ А почему люди, которые расчищают дороги, высаживают деревья и отстраивают дома, не задаются этим вопросом, ‒ он берет мою свободную руку и обхватывает ладонями. ‒ Пальцы холодные, как ледышки, ‒ поочередно касается каждого губами.

‒ Не все сразу, Гейл. Они строят впервые. Они первый раз в жизни восстанавливают дистрикт.

‒ Так твой ответ «нет»?

‒ Моим ответом будет: «Нужно подумать и просчитать все риски».

‒ И с каких пор феи стали такие расчетливые? ‒ смеется, обхватывая мою руку.

‒ Жизнь научила, ‒ язвлю, но позволяю ему держать себя за руку и идти рядом.

Миссис Хоторн охает вокруг старшего сына около часа. Она никак не может понять поправился тот или похудел. Пози прыгает у него на коленях, Вик и Рори ради общения с братом сбегают с работы, даже Хеймитч Эбернети вылезает из своей берлоги, чтобы перекинуться с Гейлом парой словечек. Прим и миссис Эвердин готовят праздничный ужин, и только молчаливая тень Китнисс тихо застывает в прихожей при виде Охотника.

Все женщины уходят на кухню. Она остается. Мое сердце дикой кошкой визжит и царапается внутри от мыслей о том, что может происходить за закрытыми дверями. А что если Гейл ошибается? Если Китнисс не желает его отпускать. Миссис Эвердин все чаще поглядывает на двери. Она тоже надеется на то, что в сознании дочери проснется рациональное чутье. За пределами Дистрикта-12 Китнисс бы поправилась. Мне бы точно полегчало…

Вечер удается на славу. Мы смеемся и шутим. Гейл все время рассказывает о Втором и своих сослуживцах. Похоже, военная служба ему по душе. Он не спускает с рук Руту, и я прошу горластую часть моей души не ругаться: стыдно ревновать к ребенку. Китнисс улыбнулась. Два раза. Особых изменений после часового разговора в ней не произошло. Одежда не помята, волосы не взлохмачены, губы не распухли. Боже, я пытаюсь поймать Гейла на вранье… Опускаю голову над тарелкой.

‒ Душно стало, ‒ вдруг слышу тихий голос Охотника. ‒ Хочется подышать лесным воздухом. ‒ Не хочешь составить мне компанию, Мадж? ‒ все за столом переглядываются и начинают хихикать. От стыда мне хочется залезть под стол, а Гейл как назло помогает мне встать и протягивает локоть.

‒ И когда ты успел стать таким галантным? ‒ удивляется его мать.

‒ Скажем так: военные изучают этикет.

‒ Ммм. Надень плащ, Мадж: вечерами становится прохладно, ‒ голубая материя в тот же миг падает на мои плечи. Спешу к дверям. Интересно, сколько пар глаз за нами наблюдают? Делаю шаг за ворота и тут же начинаю жалеть, что согласилась выйти. А если он начнет требовать ответа?

‒ Так чем ты занимаешься здесь? ‒ кричит он мне и в два прыжка догоняет.

‒ Я ухаживаю за цветами и новыми посаженными деревьями. У меня даже есть униформа. Погляди, ‒ расстегиваю молнию на сумке и показываю черный фартук и синюю косынку.

‒ Чувствую, ты откроешь новое направление в моде, ‒ абсолютно серьезным голосом говорит он, внимательно рассматривая материю платка.

‒ Несмешно, ‒ делаю движение вперед, чтобы отобрать у него свои вещи, и вдруг обуглившийся томик выпадает из сумки.

‒ А это что? ‒ он растерянно поднимает книгу и начинает крутить ее в руках.

‒ Отдай, ‒ почти плачу. ‒ Это мое. Это единственное, что осталось от семьи. Семье в общей могиле, ‒ возвращает книгу, я скорее прячу ее в сумку. ‒ Она еще хорошая. Война коснулась книги, но читать вполне можно.

‒ Она как ты, ‒ делает шаг ближе. ‒ Ты тоже прошла через многое, но все еще можешь любить.

‒ Не надо, Гейл, ‒ слезинка почти проливается, но он оказывается быстрее. ‒ Теплые мягкие губы скользят от виска к мочке уха, а затем, меняя траекторию спешат к уголку моего рта. ‒ Я почти забыла, как целоваться…

‒ Я напомню. Просто приоткрой губы и повторяй за мной, ‒ шепот щекочет подбородок, я закрываю глаза… Невесомые, словно крылья бабочки прикосновения касаются моих губ. Язык очерчивает контур. Напор нарастает. Требовательный и властный он будоражит и манит. Манит, манит, манит… Целая вечность проходит, прежде чем я начинаю чувствовать воздух.

‒ Если ты обидишь или обманешь меня еще хоть раз, я уеду в тот же день. Теперь я против грусти! ‒ чеканю, глядя ему прямо в глаза и вытянув вперед палец.

‒ Договорились, ‒ крепкая рука, которая уже не первую минуту покоится на талии, плавно спускается вниз по бедру.

‒ Не смей! ‒ строго продолжаю я и подставляю полураскрытые губы.

‒ Понял, ‒ рука возвращается на разрешенное место. Я улыбаюсь и обхватываю его шею. Не в этот раз, Гейл. Не так скоро. Не раньше, чем ты сделаешь меня миссис Хоторн.

========== Семьдесят два дня ==========

День первый

‒ Миледи, ‒ Вик встает в позу, принятую в эпоху Средневековья, ‒ Вы прибыли по назначению. Дистрикт-2 в Вашем полном распоряжении, ‒ Пози хихикает, миссис Хоторн качает головой и треплет сына за вихрастые пряди, поезд медленно тормозит: мы прибываем на вокзал Второго.

‒ Готовимся к выходу, ‒ Гейл и Рори подхватывают сумки с вещами, я крепко прижимаю к себе их сестренку и кидаю последний взгляд на уютную обстановку вагона. Поездка оказалась приятной. Мне ничуть не было скучно: последние полутора суток чрезвычайно сильно располагали к чтению, мерный стук колес успокаивал, настраивая на позитивный лад, и позволял окунуться в ни с чем несравнимые воспоминания о колыбели.

Пози, видимо, сильнее других чувствовала это, поэтому дорога быстро сморила ее, Рори тоже недолго смотрел в окно, и только Вик все время что-то записывал и сверялся с недавно подаренной старшим братом энциклопедией. Два раза нам с Гейлом удалось затаиться в укромном уголке вагона и провести несколько сладостных минут в объятиях друг друга, в третий раз миссис Хоторн все-таки застукала нас, оказавшись куда хитрее и проворнее, чем мы от нее ожидали. Мой любимый Охотник насупился, а я превратилась в свеклу.

‒ Не смей подпускать к себе Гейла слишком близко, какие бы медовые песни он тебе там не пел, ‒ сказала мне она, едва мы остались вдвоем. ‒ Попробует сладенького и остынет, а ты потом будешь лить слезы, ‒ я от таких советов вновь залилась краской, но на всякий случай решила с ней согласиться. В конце концов, я дала себе слово, и буду держать его до конца, так что пусть теперь Гейл наматывает круги около меня…

‒ Поскорее, Мадж, ‒ мальчишки и миссис Хоторн уже спустились на асфальт и кидают на меня нетерпеливые взгляды. Всем до сердечных колик хочется взглянуть на новую квартиру. Я аккуратно спускаюсь по железным ступенькам, ах, какая низкая платформа ‒ придется прыгать. Сильные руки забирают у меня Пози, а затем с легкостью подхватывают меня за талию и почти в ту же секунду опускают на асфальт.

‒ Я уже стою на земле, Гейл, ‒ руки все еще обнимают мою талию, а в серых глазах вспыхивает озорной огонек. Интересно, с чего бы это? Не могу удержаться от улыбки, и правый уголок губ Охотника тоже ползет вверх.

‒ Капитан Хоторн, ‒ немолодой немного подрагивающий голос невысокого полноватого мужчины в серой форме заставляет меня отвести взгляд от драгоценных глаз. ‒ Вещи погружены. Дети и Ваша мама уже в машине. ‒ Миссис Хоторн, ‒ обращается ко мне, ‒ Ваш багаж?

‒ О, нет, ‒ снова краснею. ‒ Миссис Хоторн в машине. Мое имя Мадж Андерси. Мисс Андерси.

‒ Понятно, ‒ мужчина тушуется.

‒ У тебя личный шофер? ‒ поднимаю брови, искренне борясь с желанием задать другой вопрос.

‒ Нет, просто встречают дорогих гостей.

Длинная коричневая машина с тонированными стеклами петляет вдоль узких улочек Дистрикта-2. Я чуть приоткрываю окно, наслаждаясь великолепным чистейшим горным воздухом и вместе с Пози рассматриваю красоты невиданного ранее поселения. Оно кажется бесконечным. Складывается впечатление, что Второй растянулся на многие мили вперед, назад, вправо и влево. Да он раз в сто больше Двенадцатого! Нет ни одной деревянной постройки: все дома каменные, видимо, прибрежные скалы просто так не простаивают.

‒ Какой огромный! ‒ вскрикивает Пози, показывая на пятиэтажный дом из красного кирпича.

‒ Это не огромный, ‒ спорит Вик, ‒ вот в Капитолии дома бывают и тридцатиэтажные, и…‒ недоговаривает, получив от старшего брата красноречивый взгляд.

Узкие улочки покрыты гладким новым асфальтом, все дома расположены ровными рядами примерно одинакового размера и одинаковой стоимости. И нет ни одного даже захудалого деревца! Стоит заняться озеленением нового места жительства. Ах, мирно гуляющих по поляне коз тут, наверное, точно не встретишь! А сильного погрома не видно, хотя, может быть, нас специально везут такими тропами, которые не пострадали при бомбежке Орешка. Единственное, что настораживает, так это: длинные ряды солдат и офицеров, прогуливающихся строевым шагом вдоль некоторых зданий. Возникает неприятное чувство дежавю: так на моей памяти в Двенадцатом “гуляли” миротворцы, чтобы искоренить даже мысли о бунте.

‒ Мы пытаемся контролировать порядок. Несогласные с новыми законами все еще встречаются, ‒ объясняет Гейл, заметив мой взгляд. ‒ Мы уже почти дома.

Пятиэтажный кирпичный дом серого цвета возвышается над землей на добрые двадцать метров. Вик так высоко задирает давно нестриженную голову, что его новые очки сползают к переносице.

‒ Неплохо, ‒ присвистывает он, ‒ но я надеялся, что мы будем жить в отдельном особняке. Ты же все-таки Герой войны.

‒ И откуда в тебе эти барские замашки? ‒ подняв левую бровь, удивляется Гейл.

‒ Здоровое честолюбие еще никому не мешало. А университет далеко отсюда?

‒ Мы будем жить на Центральной улице. Школа, Главный штаб, где я работаю, и магазины находятся в шаговой близости. Нашими соседями являются мои сослуживцы. Мой начальник живет на третьем этаже.

‒ А ты на каком? ‒ хлопает глазами Пози.

‒ На четвертом.

‒ А лифт есть? ‒ осведомляется Вик, за что тут же получает затрещину от матери. ‒ Ладно, ‒ сокрушается паренек, потирая ушибленное место. ‒ Значит, тренируем мышцы ног.

Восемь пролетов по десять ступенек и мы, запыхавшиеся, но довольные, оказываемся у железной черной двери с номером 72.

‒ Прошу, ‒ Гейл отпирает двери и пропускает нас вперед. Мягкие персикового цвета обои врезаются в мои глаза, едва я ступаю на красно-коричневый линолеум, покрытый миллионами мелких прямоугольников. Длинный коридор, два шкафа с выдвижными дверцами, шикарная кухня в синем цвете с новой плитой и блестящей раковиной и бесконечные крики детей, бегающих из одной комнаты в другую и издающих победные вопли, подобно воинственным индейцам. Все рябит и переливается. Кухня и коридор залиты солнечным светом. Деревянные табуретки и стол в цветовой гамме «гранит» слишком сильно напоминают кухонную мебель в папином доме. Я смущенно присаживаюсь на удачно подставленный Рори стул.

‒ Все-таки дорога выматывает, ‒ слышу я неторопливый голос Хейзел Хоторн.

‒ Идем мама, выберешь для себя и Пози комнату. Вам стоит отдохнуть.

‒ Для себя и Мадж, ‒ чувствую строгие нотки. ‒ А какая твоя?

‒ Моя справа.

‒ Рори, Вик и Пози, прекратите поднимать пыль и помогите мне разобрать вещи.

‒ А день так хорошо начинался, ‒ доносится недовольный стон Рори.

‒ Немедленно, ‒ мать повышает голос.

‒ Хочешь посмотреть мою спальню? ‒ мягкий шепот будоражит кожу вокруг мочки уха. Новая порция мурашек собирается в поход.

‒ Пожалуй, в другой раз, ‒ гоню от себя истинный ответ, облизывая пересохшие губы. ‒ Я зайду туда, когда буду делать уборку, ‒ провожу рукой по столу и показываю запыленную ладонь.

‒ Это появилось, пока меня не было дома, ‒ он заставляет меня подняться и, почти дразня, касается губ.

‒ Сделаю вид, что поверила, ‒ пытаюсь вырваться, но он вновь ловит меня и целует в затылок. ‒ Я бы хотела работать, Гейл.

‒ И кем же?

‒ Не знаю. Могла бы облагораживать город. Здесь явно не хватает зелени.

‒ Я нашел тебе работу, ‒ отстраняюсь, заглядывая в его глаза. Конечно, мне приятна такая забота, но неплохо бы было сначала посоветоваться. И вообще, когда он этим озадачился? Еще до отъезда? А если бы я не поехала? Или он был уверен в моем положительном ответе? ‒ В моем отделе нужен секретарь. Придется кое-чему обучиться, но я думаю, ты справишься.

‒ Восхитительно! ‒ злоба медленно поднимается к мозгу. Поругаться хочется до чертиков.

‒ Мадж, тебя мама зовет, ‒ холодная ладошка Пози спасает брата от неминуемого скандала. ‒ В комнате такие матрасы! На твой кровати я тоже попрыгала, но ты ведь не сердишься, правда?

‒ На тебя ‒ нет, ‒ качаю головой в сторону Гейла и демонстративно отворачиваюсь.

‒ Вик сказал, что здесь почти 90 квадратов, ‒ гордо сообщает миссис Хоторн, надевая на подушку голубую наволочку.

‒ 92, ‒ говорит Гейл. Оглядываюсь и опускаю ресницы. Что будет, если он опять скажет, что меня этим не удивишь, потому что я дочка мэра и видела многое?

‒ Настоящий дворец! ‒ женщина обнимает старшего сына. ‒ Ты заслужил!

‒ Мы все это заслужили, ‒ он переводит взгляд с матери на меня, ‒ Не квартиру, а шанс на счастливую жизнь.

Я улыбаюсь и расправляю плечи. Боже мой, он нашел мне работу рядом с домом, рядом с собой, значит, мне не придется поздними вечерами идти по этим узким улочкам, трясясь от страха, потому что какой-нибудь приверженец старого порядка захочет взять меня в заложницы. Гейл думал обо мне. Он надеялся, что я приеду…

Нежно-розовые обои в махровых маках пурпурного цвета и молочно-белые занавески на окнах с порога кричат о том, что это девчачья комната. Овальное зеркало высотой во всю стену, белый шкаф и две кровати с яркими покрывалами вторят этим крикам единогласно. Я дотрагиваюсь до выключателя, и чудаковатая люстра-ракушка начинает переливаться ярким светом.

‒ Я получил квартиру такой. Со временем переустроим под себя.

‒ Все прекрасно, ‒ улыбаюсь, касаясь его руки. ‒ Кажется, моя новая жизнь началась.

День третий

Строгого вида дама лет сорока восьми с короткими зачесанными назад волосами и узкими черными, как уголь, глазами смотрит на меня сверху вниз, втянув в себя и без того тонкие губы.

‒ Вы занимаетесь документами, мисс Андерси. Печатаете, распечатываете, подшиваете, храните, отвечаете за них и ни с кем не делитесь полученной информацией, ‒ длинная серая юбка колышется при каждом шаге. Она явно узка моей начальнице, но, видимо, красота требует жертв, и, видимо, серый сейчас в моде. ‒ Принтер, сканер, ксерокс, системный блок, монитор… Вы должны научиться этим пользоваться в кратчайшие сроки. Все личные дела после работы. Мы строим новый Панем, мисс Андерси. Дисциплину соблюдаем неукоснительно.

‒ Я поняла, майор Эванс.

‒ Я надеюсь, ‒ серая юбка издает протяжный стон. Похоже, порвалась. Значит, придется где-нибудь найти нитку и иглу, а еще разобраться, где сканер, а где монитор.

‒ Мисс, вы новенькая? ‒ молодой высокий лейтенант с яркими рыжими волосами и пронырливыми маленькими глазками, как у крысы, появляется около моего стола, ‒ Дистрикт-8 и Дик Оуенс всегда приходят на помощь.

День одиннадцатый

– Мисс Андерси, Вы снова все перепутали, ‒ КРИЧИТ майор Эванс, из ее рта так и брызжет слюна во всех направлениях, а мне хочется зарыться в кипу многочисленных бумаг. ‒ Кому я сказала унести эти документы? Кому, я Вас спрашиваю?

‒ Полковнику Дикенсу.

‒ Почему же Вы тогда отдали их майору Райли?

‒ Полковник был на задании, и я подумала, что раз майор Райли ‒ его друг и напарник, то…

‒ Мисс Андерси, в Ваши обязанности не входит думать! Вы должны были разнести! А если Дикенса не было, Вы должны были ждать!

Интересно, сколько? Трое суток? Он вместе с Гейлом ушел в понедельник, а вернулся только в пятницу ночью грязный и голодный, как черт. Опять эти двое выслеживали новых наемников. Ох, Гейл, сердце кровью обливается, когда я думаю, что с тобой может что-нибудь случиться на этих вылазках.