Текст книги "Мир на костях и пепле (СИ)"

Автор книги: Mary_Hutcherson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 20 страниц)

– Получше Аврелия, – стараюсь говорить уверенно, но сама не до конца верю в свои слова.

– Китнисс, я сам-то себя плохо знаю, – он грустно усмехается. – Все изменилось. Я изменился.

– Люди не могут полностью измениться. В любом случае… – Пит перебивает меня, не дав закончить мысль.

– Ты в этом уверена? – теперь голос звучит раздраженно.

Сглатываю внезапно возникший ком в горле. Нет, я в этом не уверена. Точнее сказать, я почти уверена, что измениться целиком невозможно, проживая обычную спокойную жизнь. Но нашу жизнь такой точно не назовешь. За последний год на плечи Пита свалилось столько горя, что хватило бы с избытком на десять жизней. Это даже не принимая в расчет пытки и яд ос, изменяющий сознание.

Не знаю, что ответить, поэтому просто сижу, разглядывая свои руки. Долгое молчание прерывает Пит.

– Китнисс, зачем ты пришла?

– Я хочу тебе помочь.

– И чем же ты можешь мне помочь? – он наклоняет голову набок и прищуривает глаза.

– Ну, доктор Аврелий сказал мне в прошлый раз, что тебе нужны ответы.

– И почему я должен тебе верить? – вопрос опять вводит меня в ступор. Начинаю чувствовать себя участником какой-то извращенной игры, где один нападает, а второй защищается. Злюсь, потому что таким образом наш диалог явно не приведет ни к чему хорошему.

Тем не менее, вопрос справедливый. В наших отношениях ложь всегда была незаменимым спутником с самого первого дня. Когда-то я думала, что Пит простил мне это, свыкся со своей судьбой, потому что вмешался Сноу, и выбора уже ни у кого не было. Мы либо продолжали играть, либо теряли всех родных и близких. Забавно, конечно, что в итоге уже никто не играл, а близкие все равно пострадали.

Только вот Пит доверял мне даже тогда, когда знал, что мы изображаем влюбленных на камеру. А я доверяла ему. Жизнь расставила все так, что мы стали друг другу ближе, чем кто-либо другой. Неужели он совершенно это забыл?

Глубоко вдыхаю и пожимаю плечами.

– У тебя нет выбора, – поднимаю свои глаза, пытаясь прочесть что-то на лице напарника. – Больше никого не осталось.

Пит хмурится еще сильнее, сжимая челюсть, а его зрачки уже начинают заполнять радужку. Напрягаюсь и безотрывно слежу за ним, готовясь к самому худшему, но ничего не происходит. Он просто зажмуривается и глубоко дышит, а через пару минут глаза снова принимают нормальный вид.

– На что это похоже? – спрашиваю шепотом.

– Сложно сказать…

– Тебе всегда удавалось подбирать нужные слова.

– Раньше удавалось, Китнисс, – он снова злится, выходит из себя буквально за секунду. Это больше похоже на меня, чем на Пита. – Ты представить себе не можешь, как мне сложно сдерживать себя буквально каждую секунду с тех пор, как ты заявилась. Я уже придумал не меньше десяти способов, как убить тебя прямо на этой кухне.

– Интересно послушать. Может быть, подам тебе еще несколько идей, если поделишься, – принимаю нарочито расслабленный вид. Ему не запугать меня.

Ответ его удивляет и злит еще сильнее.

– А может быть, ты просто уйдешь из моего дома?

– Не хочу.

Пит откидывает голову назад и глубоко вздыхает, а потом устало потирает глаза и переносицу.

– Ну, конечно же, – он опускает руки на стол и наклоняется ближе ко мне. – В этом вся ты, Китнисс, – слова звучат так, словно это оскорбление.

– И какая же я? – пытаюсь сохранять спокойствие, бросаю глаза на его руки: бинты пора сменить, они растрепались и пропитались кровью, которая теперь уже засохла.

– Эгоистичная, – Пит смотрит мне прямо в глаза, явно ожидая реакции. – Наглая. Чересчур самоуверенная, – не отвожу взгляд, пытаюсь успокоить участившееся сердцебиение.

Знать о том, что он меня презирает – одно. Видеть и слышать ничем не прикрытое презрение – совершенно другое. Это больно. Это злит. Хочется оттолкнуть его, либо вообще сбежать. Вместо этого я говорю то, что может задеть.

– Тем не менее, ты меня любил.

Слова должны ранить Пита, но вместо этого сердце сжимается у меня. Пуля меняет направление и разит наповал, а парень напротив только слегка поднимает одну бровь.

– Любовь ослепляет, верно? – в его голосе нет и капли снисхождения.

Чувствую, как глаза начинают жечь слезы. Лучше бы он и дальше бил меня головой об пол, это пережить куда легче.

Резко встаю со стула, отчего он с грохотом отъезжает назад.

– Тогда могу только поздравить, что ты прозрел благодаря щедрости капитолийских мучителей, – произношу это и сразу же жалею.

Пит подлетает за одно мгновение. Пытаюсь пронырнуть под его рукой, но он двигается быстрее и успевает прижать меня к стене предплечьем. Вчерашнее падение с новой силой отзывается в затылке, и я невольно вскрикиваю. Физически нас разделяет всего десять сантиметров, а по факту это целая пропасть, которую я сама и продолжаю выкапывать. Глаза Пита не черные, они безжизненно голубые, как лед. Его агрессия это не приступ, а просто заслуженная реакция на мои слова.

– Ты хоть понимаешь, что вообще говоришь?! – он выплевывает эти слова мне в лицо, голос пропитан болью.

Мне и самой хочется ударить себя чем-то посильнее. Дура. Пришла спасать парня от последствий пыток и предлагаю ему благодарить этих скотов за мучения. Отлично, Китнисс, так держать! Предложи еще отправить им в знак признания праздничный торт, тогда он точно начнет тебе доверять!

От безысходности и злости на себя руки, которыми я упиралась в грудь Пита, опускаются. В горле появляется знакомый комок – слез уже не избежать. Моя реакция удивляет его, но хватка слабее не становится.

– Не приходи больше, Китнисс. Оставь меня в покое, – он нажимает мне на ключицы еще сильнее, а я закрываю лицо ладошками и реву.

Пит отступает на шаг назад, убирая свою руку, а я просто поддаюсь секундному порыву, хватаю его за плечи и целую. Он не отвечает, но и не отталкивает. Поцелуй отдает солью из-за моих слез и безысходностью, потому что, в то время как у меня все внутри переворачивается и закручивается в узел, Пит будто вообще отсутствует. Запускаю руки в его спутанные волосы, прижимаю крепче, но все равно – ничего. Не хочу прекращать поцелуй, потому что понимаю, что он станет последним. Наслаждаюсь близостью Пита, глубоко вдыхаю запах его кожи, провожу рукой по шее и плечам, надеясь почувствовать хотя бы намек на взаимность.

Я скучала, бесконечно скучала.

Отстраняюсь, только когда полностью заканчивается воздух.

Как же несправедливо, что Пит смог выжить, пройти через весь этот ад, а я его все равно потеряла.

Пячусь назад. Парень потупляет взгляд, принимая еще более отстраненный вид. Сквозь рыдания выдавливаю вопрос, который сам по себе возникает в голове:

– Зачем ты извинился и принес булочки, Пит? – именно этот поступок дал мне надежду, заставил поверить в невозможное и привел сюда.

– Энни сказала, что мне следует так поступить, – также безэмоционально отвечает он, глядя в никуда.

– Энни Креста?!

Он кивает и поднимает на меня глаза – в них отчетливо читается смятение. Ответ меня очень удивляет. Причем здесь вообще эта сумасшедшая?!

– Да, Китнисс. И ты не права. У меня есть выбор. И есть те, кто может помочь мне. Помимо тебя, – холодный тон без единого оттенка жестокости или сарказма, тем не менее, он обжигает и ранит только сильнее.

Киваю, хотя Пит все равно уже не смотрит на меня, разворачиваюсь и покидаю его дом.

Расстояние в десять метров оказывается бесконечным, ноги не слушаются, в глазах все плывет. Когда я, наконец, оказываюсь внутри и закрываю за собой дверь, то просто сползаю по стенке на пол. Мне не хочется рыдать или что-то разгромить: все и так разрушено, а от слез нет никакого толка. Обхватываю руками коленки, опускаю голову и просто слушаю свой пульс, который грохотом разносится по всему телу.

Это так ощущается разбитое сердце? Неприятно. Хотя, с другой стороны, удивительно, что есть еще чему разбиваться.

Начинаю сначала тихонько хихикать, а потом уже смеюсь в голос. Какая же я глупая! Невозможно быть такой глупой, это ужасно смешно. В самом деле, решила, что способна вернуть Пита обратно! Из-за того, что он испек булки и написал записку! Валюсь на бок, от смеха сводит живот.

«Ах, милый Пит снова полюбит меня, как только я его поцелую!», – ну неужели можно придумать что-то смешнее этого?! Идиотка.

Именно в таком положении застает меня Хеймитч, когда открывает дверь и с трудом протискивается мимо. Не могу отползти, слишком смешно. Ментор почему-то жутко напуган, опускается на колени, притягивает меня к себе и трясет за плечи.

– Что с тобой, солнышко? – на его лице одновременно столько эмоций, что оно будто перекошено гримасой. – Ты смеешься или рыдаешь?

Провожу по лицу рукой и понимаю, что слезы, и вправду, градом текут по щекам. Все тело трясет, как при лихорадке.

– Я такая глупая! – с булькающими звуками вырывается у меня из груди, после чего начинается настоящая истерика, из-за которой сложно даже вздохнуть.

Хеймитч крепко прижимает меня к себе, гладит по спине, немного покачивая. Мы сидим так бесконечно долго, Сальная Сэй уже приходит готовить обед, но ментор отсылает ее обратно. Я нуждаюсь сейчас в его поддержке, как никогда ранее. У меня ведь больше никого и не осталось. Мама ясно дала понять, что собирается начать новую жизнь, в которой мне нет места. Гейл прекрасно осознает, что наши дороги разошлись навсегда после второго взрыва. Сэй никогда не была мне близка, хотя я и благодарна ей за помощь, практически опеку, пусть даже за это и платит новое правительство.

Остался только он. Мой старый пропитый ментор. Он столько раз уже спасал мне жизнь, что это, в самом деле, стало его ежедневной рутиной. Как сильно бы я не отталкивала его, не гнала, он все равно возвращается. Когда мне нужна поддержка, он всегда готов ее оказать, хотя сам был сломлен еще десятки лет назад. Конечно, ему бы лучше никогда меня не знать, но уж как вышло. Свое бремя он несет достойно и только иногда злится или жалуется, когда другие давно бы уже сбежали с отвращением.

Сама не понимаю, как оказываюсь на диване, укутанная в плед. В ладонь опускается белая круглая таблетка и стакан воды. Не спрашивая, проглатываю лекарство. Следом руку приятно согревает стакан с чем-то мятным, травяным. Делаю несколько глотков, тепло разливается внутри. Открываю глаза, мир становится каким-то нереальным, будто нарисованным.

– Спасибо.

Надеюсь, что Хеймитч поймет, что я благодарю его вовсе не за чай. Смотрю на его по-отцовски встревоженное лицо. Кажется, он понимает.

– Поспи, Китнисс.

Закрываю глаза и засыпаю.

Когда просыпаюсь, на улице уже темно. В доме пахнет едой, на втором этаже слышен голос Хеймитча, он громко спорит с кем-то.

До сих пор немного штормит, уж не знаю, от истерики или таблетки Хеймитча, но я все-таки встаю и иду на кухню. На плите стоит еда, трогаю рукой стенку кастрюли – еле теплая. Накладываю себе немного, потом вспоминаю про Хеймитча и достаю еще одну тарелку.

Ментор как раз гневно кричит: «Сам знаю!», дальше слышен грохот и целый монолог, состоящий только из брани. Он спускается по лестнице вниз и очень удивляется моему появлению за столом. Я указываю ему на место напротив, и он молча усаживается.

– На кого орал?

– Немного поспорил с твоим лечащим врачом.

– Как бы теперь нас всех не забрали в психушку.

Хеймитч усмехается и начинает ковыряться в тарелке.

– Не поздновато для ужина?

– Я не слежу за фигурой, – пожимаю плечами. – Что за таблетку ты мне дал? А лучше скажи, почему не давал раньше?

Он слегка хмурится и отрицательно машет головой.

– Это на экстренный случай, так что не надейся увидеть ее снова.

Делаю вид, будто мне все равно.

– Так что говорит Аврелий?

– Ничего особенного, у нас просто расходятся мнения по поводу лечения сумасшедших. Но у меня-то опыт будет, во всяком случае, побольше, – он пальцем указывает на свой висок.

– И на чем сошлись?

Хеймитч глубоко вздыхает и отодвигает тарелку от себя.

– Я могу рассчитывать на то, что ты будешь слушаться хотя бы в половине случаев? – прищуриваюсь, взвешивая ответ, и легко киваю. – Ну, тогда теперь тебе нужно звонить Аврелию каждые три дня самостоятельно и без напоминаний, – хочу поспорить, но ментор не дает мне ничего сказать. – Это важно, Китнисс! И совершенно не сложно. Я еще не до конца понимаю, как мы будем приводить вас двоих в чувства, но я придумывал планы и посложнее.

При упоминании Пита невольно морщусь. Нет никаких «нас двоих». Чисто теоретически, никогда и не было, но не стоит врать самой себе. За это недолгое время, что было отведено нам с напарником, я успела привыкнуть к тому, что он всегда рядом, всегда спешит на помощь и ничего не просит взамен. Это иногда бесило, иногда умиляло, чаще пугало и давило. Но теперь это больше не так. Сноу приказал, чтобы мы доказали ему свою любовь. Мы доказали, и он получил главное оружие против своего врага – Сойки. Вероятно, один из немногих способов ее уничтожить. И уничтожил бы, не сыграй судьба череду из злых шуток. Или это просто оружие с очень долгим периодом уничтожения?

Хеймитч улавливает мое настроение и говорит, что просто нужно время. Соглашаюсь. Нужно время, чтобы я могла смириться с потерей Пита, и заново научилась жить, рассчитывая только на себя.

Ментор просит объяснить ему, что произошло днем, и я рассказываю, как есть.

– И что ты хочешь делать дальше? – его глаза выглядят болезненно уставшими. Пожимаю плечами. Я ничего не хочу. – Тогда давай договоримся, что пока что ты оставишь парня в покое. У него в голове такой кавардак, что даже сложно представить.

– Думаешь, он сможет сам во всем разобраться?

– Сам не сможет. Но у него есть доктор-мозгоправ, а еще я и стряпня Сэй, – Хеймитч ободряюще улыбается. – Так что у парня просто нет шансов слететь с катушек окончательно.

Мысленно добавляю в список помощников Энни Кресту, искренне пытаясь не выходить при этом из себя. Пока выходит плохо.

Киваю Хеймитчу, искренне пытаясь поверить в его слова. В любом случае, я схожу с дистанции, так что пусть ментор делает то, что посчитает нужным.

Он уходит уже после полуночи, и я снова остаюсь одна. Иду в свою комнату, которая не вызывает никаких добрых эмоций. Здесь выплакано столько слез, что даже тошно. Думаю лечь в другом месте, но спальни мамы или сестры точно не подойдут, а диван на первом этаже ужасно неудобный. Здорово было бы иметь тайное место, где меня никто не найдет. Вспоминаю про чердак в доме Пита. У меня ведь тоже есть чердак!

Плетусь по коридору и с трудом открываю просевшую дверь. В этой комнате, если ее можно так назвать, кажется, вообще никогда не было человеческой ноги с момента постройки дома. Оглядываю масштаб предстоящих работ и пытаюсь понять, так ли мне это нужно. В итоге все же решаю попробовать: выбрасываю строительный мусор, выметаю пыль, протираю маленькое окошко под самым потолком (в него видно дом Пита и небольшой участок дороги между нашими домами), кое-как перетягиваю матрац, несколько пледов, тумбу и стул. Заканчиваю уже на рассвете, оцениваю результат и понимаю, что впервые за долгое время довольна собой. Руки и спина ужасно болят, но оно того стоило.

Забираюсь на подоконник и вижу знакомый силуэт в доме напротив. В спальне соседа горит свет, окно открыто настежь, а он бодро расхаживает по комнате. Когда Пит подходит ближе к окну, понимаю, что он разговаривает по телефону, таская его за собой в руках.

Пытаюсь не думать о том, с кем Пит говорит, можно сказать, ночью, но ничего не выходит. Злюсь, хотя и понимаю, что не имею на это права. Напарник подходит к окну, на его лице сияет улыбка, он увлеченно слушает и кивает, а потом активно жестикулирует, отвечая собеседнику. Впервые вижу его настолько живым и настоящим с того самого дня, как нас разлучили на Арене.

Кому-то удалось найти нужный подход, нужные слова, чтобы достать из пропасти настоящего Пита. И я знаю, кто это. Не хочу думать, что может связывать этих двоих, ведь мне всегда казалось, что Пит принадлежит только мне. Очевидно, это теперь не так.

Дыра внутри становится еще больше, но я все равно, не отрывая глаз, слежу за окном напротив.

Мне нельзя с ним разговаривать, подходить к нему, но никто не запрещал смотреть. Особенно теперь, когда у меня есть тайное укрытие. К сожалению, совсем скоро Пит заканчивает телефонный разговор, задергивает занавеску и выключает свет в комнате, потому что становится и без этого светло. Засыпаю прямо на подоконнике, прижав к себе колени.

Утром приходит Сэй, готовит завтрак, потом подтягивается Хеймитч. Интересуюсь, почему они не ходят есть к Питу, и женщина объясняет, что он встает позже из-за проблем со сном, поэтому они посетят его после меня.

Ментор предлагает мне сходить в лес. День обещает быть отличным. Говорю, что подумаю. По факту же сразу после завтрака бегу к маленькому окошку, и успеваю заметить, как делегация из моих надзирателей заходит в дом Пита. Когда они завершают свой второй по счету завтрак, Пит провожает их и даже жмет Хеймитчу руку на прощание.

Смотрю на свои руки, увенчанные сине-серыми пятнами, закрываю глаза и касаюсь губ, будто они могли сохранить на себе частичку нашего последнего поцелуя. По щеке бежит одинокая слезинка, смахиваю ее, но мысли никуда не деваются. Вспоминаю тепло его тела, бездну голубых глаз, мягкие запутанные волосы, сильные руки, которые раньше прижимали к себе и дарили покой, а иногда вызывали волнение, которое ранее мне было неизвестно.

Воспоминания даются удивительно легко, память рисует все новые и новые картинки.

Теперь остается только понять, как можно забыть все это раз и навсегда.

Комментарий к 3

Давайте наберём хотя бы 10 “жду продолжения” для выхода следующей главы, она уже в работе)

Как обычно, жду ваших мнений и эмоций!

========== 4 ==========

В таком формате проходят следующие полтора месяца. Хеймитч с Сэй навещают нас с Питом теперь дважды в день: сначала приходят ко мне, потом направляются к нему. Днем ментор проводит очень много времени с моим соседом, зачастую предлагает и мне какую-то совместную активность, но я всегда отказываюсь.

Каждый мой день теперь посвящен наблюдению за жизнью дома напротив. Как правило, я сижу на чердаке или у узкого окна в коридоре второго этажа и просто жду. Иногда мне везет, и Пит проводит какое-то время на улице или в зоне видимости, иногда же целый день ничего не происходит. Становится совсем тепло, поэтому окна наших домов практически всегда раскрыты, так что порой я даже слышу обрывки фраз Пита или интонацию их с Хеймитчем беседы. Но всегда неизменно одно – ночью он долго говорит по телефону. Иногда это продолжается часами.

Учусь не злиться, но пока ничего не выходит. Ужасно сильно колотится сердце, а все мысли только об одном: «Вот бы узнать, о чем они говорят». Однажды за завтраком я пытаюсь ненавязчиво спросить у Хеймитча, почему Пит расхаживает по своей комнате всю ночь. Хеймитч сообщает, что у парня проблемы со сном, по ночам его мучают кошмары. Очевидно, что он либо не знает про Энни, либо не хочет рассказывать об этом мне.

Говорю себе, что меня это больше не касается, но это то же самое, что убеждать себя в том, будто небо зеленое. С каждым днем я только сильнее накручиваюсь. Почему мне не удалось найти подход к Питу? Я ведь знаю его лучше, чем кто бы там ни был.

Конечно же, виню во всем себя и свой дурацкий характер. Каждая беседа с Питом с момента его возвращения была неудачной, потому что я совершенно не умею нормально общаться с людьми. С другой стороны, я была такой всегда. Мне легче делом показать свое отношение к человеку, нежели выбирать высокопарные фразочки. Но в этом случае и дела были сомнительные, если честно. Гнаться и врываться в чужой дом, а потом биться в истерике под дверью; оставить миску с бинтами на пороге и сбежать от рыдающего парня, только что пережившего приступ; наброситься с поцелуями в самый неподходящий момент.

Да уж, даже Джоанна по сравнению со мной кажется более подходящим собеседником, молчу уже про милую причудливую Энни.

Спрашиваю у Аврелия, которому звоню регулярно раз в три дня, как научиться быть адекватным человеком, но он только и делает, что убеждает меня в том, что я вполне нормальная и не должна так про себя говорить. Совершенно бесполезный врач.

Несколько раз порываюсь попросить у него номер Кресты, чтобы выяснить, с ней ли разговаривает по ночам Пит. Ведь у него и раньше было много друзей, наверняка он мог завести еще несколько в Тринадцатом или в Капитолии. Только вот всегда не хватает смелости. К тому же, моя цель в любом нашем телефонном разговоре – поскорее его закончить. Не хочу выдумывать, зачем мне могла понадобиться эта сумасшедшая.

Сегодняшняя ночь не исключение. Сейчас не меньше двух часов, а Пит увлеченно беседует по телефону, сидя на кресле у окна. Днем они с Хеймитчем чинили входную дверь, поэтому я довольно долго могла наблюдать за соседом. Выглядит он вполне здоровым, если не обращать внимания на приступы, которые случаются иногда несколько раз в час. Я уже отлично знаю все признаки и слежу за тем, как реагирует Хеймитч: он дает ему немного времени, чтобы успокоиться, прежде чем подойти и попытаться помочь. Как показал мой личный опыт, если тронуть Пита в самом начале приступа – жди беды.

Не знаю, случаются ли у него приступы в процессе разговоров по телефону, но выглядит он очень расслабленным. Злюсь, хотя это должно радовать.

Через какое-то время засыпаю на подоконнике, так и не застав конца беседы.

Кошмары не выпускают меня из своих объятий каждую ночь. Я кричу, а тело будто цепенеет, невозможно заставить себя проснуться. К моим обычным развлечениям с переродками и погибшими родными и близкими, прибавились еще и бесконечные сцены, как Пит то душит меня, то кричит, что ненавидит. Сегодня мне снится, как он с Энни в подвенечном платье печет традиционный хлеб нашего дистрикта, а потом оба новобрачных набрасываются на меня с ножами, а я будто прирастаю к полу и не могу бежать. Они кричат, что все их несчастья произошли лишь по моей вине. Просыпаюсь из-за того, что падаю со своего окна, чему даже радуюсь.

Пытаюсь перестать думать о дурацком сне, но он плотно засел в голове. Неужели это возможно? Энни до беспамятства любила Финника, она сейчас носит его ребенка, разве можно так скоро пережить потерю мужа и искать новых отношений? Я, конечно, ничего не понимаю в любви, но вот в потерях я спец. С такой утратой не справиться в одночасье. Если, конечно, не потерять голову от влюбленности…

Конечно же, снова злюсь. Злюсь на Энни, на Пита, на свой мозг, рисующий мне гадкие картинки.

Спускаюсь вниз и завариваю чай будто на автомате, поэтому пугаюсь, когда на кухню заходит Хеймитч. Смотрю на часы – еще слишком рано для завтрака.

Ментор здоровается и переминается с ноги на ногу, явно собираясь с мыслями.

– Хеймитч, выкладывай уже, – пытаюсь говорить спокойно, хотя терпение заканчивается.

– Говорил с Аврелием вчера вечером. Он предлагает попробовать возобновить наши совместные завтраки. Что думаешь?

– Тут нужно спрашивать не у меня, – пожимаю плечами и киваю на соседний дом.

– Ну, парень не в восторге, скажу честно, – он усмехается. – Повезло, что он очень послушный пациент, так что спорить не стал.

Невольно морщусь от неприятного подтекста. Если бы не приказ врача, Пит бы и дальше с радостью избегал моего общества.

– Хорошо, что Аврелию повезло хотя бы с одним пациентом, – отворачиваюсь от Хеймитча и направляюсь на второй этаж, чтобы ничем не выдать свою реакцию.

– Так ты не против? – кричит Хеймитч, когда я усаживаюсь на край кровати.

Вру, что мне совершенно все равно, и слышу, что ментор уходит.

Делаю глоток травяного чая, пытаясь осознать услышанное. Сегодня мы увидимся снова. У меня будет еще один шанс доказать, что я лучше, чем могло показаться раньше. Просто надо быть дружелюбной, общительной, открытой…

Да уж, шансов нет.

Ну, хотя бы постараюсь не язвить и не набрасываться с поцелуями. Хотя это тоже нелегко.

Лучше тогда молчать и сидеть смирно. А смотреть буду на Хеймитча или на Сэй. А если у Пита будет приступ, то убегу наверх, чтобы его не провоцировать.

План, конечно, максимально глупый, но как есть…

Подхожу к окну и по привычке выискиваю в доме соседа признаки жизни: движущиеся занавески, силуэты, открытые окна. Ничего. Наверное, он еще спит после своих ночных разговоров.

Так, ладно, сейчас не время размышлять об этом, пока снова не начала злиться.

Уже отхожу от окна, когда замечаю в стекле свое отражение и даже ойкаю. Почему Хеймитч не говорил мне, что я выгляжу, как пугало? Запускаю руку в волосы, и она застревает там у самых корней. Все и так знают, что я слегла «того», совершенно необязательно еще и выглядеть, как сумасшедшая.

Забираюсь в душ и пытаюсь распутать колтуны, потом тру себя мочалкой и тщательно вымываю грязь из-под ногтей. Среди грязной и растянутой одежды выбираю менее грязную и растянутую, а влажные волосы заплетаю в косу.

Оцениваю результат в зеркале: теперь я чистая и причесанная сумасшедшая. Ну а что, с чего-то же нужно начинать…

На кухне начинает возиться Сэй, уже слышу мотив ее любимой песенки. Спускаюсь вниз, и женщина радостно хвалит мой внешний вид. Через полчаса приходит Хеймитч, он немного взволнован, но пытается выглядеть спокойным и приободрить меня. Когда стол почти накрыт, я слышу несмелый стук в дверь и резко оборачиваюсь.

На пороге стоит Пит, у него в руках буханка свежего хлеба. Пытаюсь изобразить свою самую милую и ненавязчивую улыбку, пока Сэй по-хозяйски приглашает его к столу. Рассадка остается прежней, нас разделяет полутораметровый прямоугольный стол, что, наверное, даже к лучшему.

Замечаю, что он уже не так напряжен, как в наши первые завтраки. Хеймитч приветственно хлопает его по плечу, на что парень отвечает доброй искренней улыбкой.

Сердце замирает и подскакивает куда-то к горлу, когда я вижу в этой улыбке Своего Пита.

Он закатывает рукава и разрезает хлеб на несколько ломтей, рассказывая при этом Сальной Сэй, что, стоило ему только упомянуть о пекарском деле своему доктору на прошлой неделе, как тот распорядился прислать ближайшим поездом всевозможную утварь и ингредиенты, которых не найти сейчас в Двенадцатом. И все это доставят ему сегодня после обеда, так что он готов принимать заказы на выпечку от всех нас.

И пока женщина говорит, что в былые времена, когда удавалось заработать немного денег, всегда покупала внучке разноцветные глазированные печенья, я бесцеремонно разглядываю руки Пита. Они покрыты узорами из шрамов и ожогов, а на пальцах правой руки еще виднеются розовые следы ран от ударов об стену. Эти руки являются мне в кошмарах: душат, бьют об пол, прижимают к стене. А еще они представляются в мечтах: прижимают к себе, гладят по волосам, дарят покой и в то же время тревожат…

Отвлекаюсь, когда ментор сообщает, что больше всего любит обычный свежий хлеб, и тут Пит потупляет взгляд, хмурит брови. Я напряженно замираю на месте, приготовившись скрыться с его глаз немедленно, но, кажется, это вовсе не приступ. Хеймитч слегка кашляет, привлекая внимание Пита, и спокойно произносит:

– Давай, спрашивай.

Пит внимательно вглядывается в глаза ментора и кивает.

– После первых Игр я каждый день приносил тебе утром обычный хлеб. Правда или ложь?

– Правда, – отвечаю я, опередив ментора. Пит переводит на меня напряженный взгляд. – А еще приносил его и для моей семьи. И сладости для Прим, – последнее предложение дается особенно тяжело, и я планирую закончить монолог, но Пит все еще ожидающе заглядывает мне в глаза, поэтому продолжаю дальше. – В этом было твое успокоение. Хеймитч, например, пил, а ты возился с тестом.

– А ты охотилась, – заканчивает Пит, и я киваю.

– Вообще-то я не только пил… – встревает Хеймитч, и Сэй усмехается.

– С этим бы я поспорила.

Они начинают шуточную перебранку, а я слежу за Питом, которого явно забавляет эта сцена. Готова поспорить, что в прошлый раз он вел себя совершенно иначе. Что такого волшебного делает с ним ментор, что заметен настолько глобальный прогресс?

Передо мной же стоит Пит! Самый настоящий Пит. Тот самый, которого я знаю и по которому бесконечно скучаю. Он продолжает возиться с хлебом, а я не могу оторваться и разглядываю его лицо. На щеки падает тень от светлых золотистых ресниц, отчего они кажутся невероятно длинными. Один уголок губы поднят, голова немного наклонена вбок.

Это мой Пит.

Сидеть на месте и не наброситься на него с объятиями становится невыносимо сложно. Уговариваю себя, что это может его напугать, и в очередной раз показать, что я нестабильная и непредсказуемая. Или, может быть, он уже вспомнил достаточно много, чтобы ответить на ласку? Стоит только представить, как я зарываюсь руками в его волосы и утыкаюсь носом в шею, как внутри разливается что-то теплое, почти горячее. Эта волна подхватывает меня, как маленькую шлюпку, и несет с огромной скоростью в океан голубых глаз. Течение слишком сильное – на спасение нет шансов, а я и вовсе не хочу спасаться.

Наверное, я слишком бесцеремонно пялюсь, потому что замечаю на себе прищуренный взгляд Хеймитча, и отвожу глаза, чувствуя, как румянец покрывает щеки.

В остальном завтрак проходит без происшествий, а по его окончанию Пит спрашивает, что испечь для меня. Почему-то начинаю дико волноваться и говорю, что мне без разницы. Пит кивает и уходит к себе, крикнув Хеймитчу, что ждет его к двум часам.

– Что скажешь? – с самодовольной улыбкой интересуется ментор, а я только пожимаю плечами. – Неужели совсем ничего?

– Ты к чему-то клонишь, Хеймитч?

– Да нет, просто так… – он мечтательно улыбается и откидывается назад на своем стуле. – Показалось, что заметил какой-то удивительно знакомый взгляд, которого уже не было тысячу лет.

Вопросительно поднимаю бровь, а ментор только поднимает руки и встает со своего места.

– Говорю же, видимо, показалось.

Кажется, начинаю краснеть, поэтому делаю вид, что собираюсь помочь Сэй с посудой, а потом быстро ретируюсь в свою комнату.

Лежу на кровати и смотрю в потолок, пока сердце учащенно стучит, оповещая меня о чувствах, которые я всегда боялась испытывать.

Откровенно говоря, я веду себя как глупенькая девочка, выстраивающая воздушные замки от одного только взгляда на объект обожания. Жизнь меня совершенно ничему не учит, но это такое прекрасное ощущение! Оно переполняет изнутри, но это не то чувство, когда в маленький кувшин вливают океан страданий. Нет, это совсем иначе. Сердце переполняется чем-то добрым и теплым и как будто увеличивается в тысячу раз, впитывая каждое слово, каждый взгляд и жест. По всему телу возникает легкость – вот сейчас дунет ветерок и унесет куда-то далеко-далеко.

Пусть лучше снова будет так больно, что потребуются таблетки Хеймитча, чем перестать это чувствовать.