Текст книги "Мир на костях и пепле (СИ)"

Автор книги: Mary_Hutcherson

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)

Тысяча вопросов в голове не дает сомкнуть глаз всю ночь, и к приходу Сэй я чувствую себя, словно выжатый лимон. Женщина замечает мое состояние, и предлагает остаться дома, чтобы отоспаться днем, но я отказываюсь. После недолгих споров ей все же удается убедить меня хотя бы не идти в лес, так как сегодня после обеда и так привезут провизию.

Следом приходит Хеймитч и шепотом интересуется, нужно ли ему беспокоиться о вчерашнем вечере. Отрицательно машу головой. Нельзя говорить правду о том, что я снова все испортила, а то они могут опять запретить нам видеться. Если уж кто-то и станет инициатором прекращения нашего общения, то точно не я. Не в этот раз.

Когда завтрак уже готов, и я начинаю волноваться, на пороге появляется Пит со свежими сырными булочками. Он не пек их с того самого дня, когда просил прощения за свой приступ.

Это что-то значит? Энни снова посоветовала ему сделать первый шаг к примирению или теперь это просто символ его чувства вины? Только вот Питу не за что себя винить. Это я должна печь булки и заодно учиться держать язык за зубами. А, может быть, это вовсе ничего и не значит. Просто булочки, и всё тут.

Пытаюсь не встречаться с Питом взглядом, но когда это все же происходит, то не могу обнаружить на его лице и капли раздражения или напряжения. Он все еще немного сонный, а волосы мило примяты с одной стороны. Сейчас он с каждым днем все больше становится похож на того парня, с которым мы строили планы побега на Арене 75-х Игр. Физический труд и пребывание на солнце снова сделали его сильным и здоровым внешне, а умировотворённое лицо, надеюсь, символизирует хотя бы небольшую победу над внутренними демонами.

Пит красивый.

Одна только эта мысль окрашивает мои щеки в пунцовый цвет, а парень, будто прочитав мои мысли, поднимает свой взгляд и неуверенно улыбается.

– Хочешь булочку, Китнисс? – он подвигает корзинку чуть к моей половине стола. – Это ведь твои любимые?

Киваю и отправляю одну в рот, пытаясь справиться с нахлынувшим смущением.

– Сам вспомнил? – интересуется Хеймитч.

Пит ненадолго задумывается, а потом, слегка пожав плечами, спокойно отвечает, выбивая у меня почву из-под ног:

– Я вроде бы этого даже никогда и не забывал.

Жую булку и думаю о том, что мое сердцебиение сейчас слышно, наверное, даже в Капитолии.

Почему он не злится на вчерашнее? Почему он так мил? Может быть, я слишком сильно накрутила себя ночью, а на самом деле ничего страшного не случилось?

До конца завтрака тоже не происходит ничего экстраординарного, только Сэй сообщает всем, что сегодня я не пойду охотиться, а сразу отправлюсь в город вместе с ними.

– Молодец, солнышко! – Хеймитч одобрительно сжимает мое плечо. – Надо больше бывать на солнце, а то ты уже позеленела в этих стенах.

– Может быть, это из-за твоего перегара? – парирую я, и все за столом, включая Пита, прыскают от смеха.

Теперь уже расслабляюсь и я.

Мы отправляемся в город всей четверкой, предварительно посетив дом Хеймитча, чтобы он мог распрощаться со своими пернатыми детишками и убедиться, что у них полно еды и воды. Сэй, разглядывая выводок, говорит, что ждет не дождется, когда сделает жаркое из гусятины, и на лице ментора появляется такой ужас, что я начинаю смеяться до боли в животе.

– Держи свои желания при себе! – говорит он, закрывая дверцу загона перед ее носом.

Мы вяло плетемся под рассветным солнцем, когда Пит вдруг замедляет шаг и глазами показывает мне к нему присоединиться. Замедляюсь и иду рядом, а когда расстояние между нами и нашими надзирателями становится приличным, Пит неуверенно начинает беседу.

– Не слышал, чтобы ты сегодня ночью кричала.

– Да, мне как-то не спалось…

– Ну вот, – он грустно усмехается, – а я-то думал, что хоть кто-то выспался.

– А ты кричал.

– Да, мне снился сон, который, кажется, совсем не сон.

– Это как? – смотрю ему в глаза, а он задумчиво почесывает голову.

– Иногда мне снится то, что было в самом деле. Правда, чаще всего в конце набегают какие-нибудь переродки с глазами мертвых трибутов, но на утро из этого можно вычленить воспоминания.

– Расскажешь? – спрашиваю я, не до конца понимая, насколько имею право просить о подобном, но Пит кивает.

– Эээ, да ничего особенного. Снилось, как мы устроили пикник и бросали яблоки в силовое поле на крыше Тренировочного Центра перед Квартальной Бойней.

Резко поднимаю глаза и замираю. Ничего особенного?! Да это был один из самых особенных дней в нашей жизни! И даже прекрасно понимая, что все воспоминания обо мне были так или иначе стерты или переписаны, мне становится чертовски обидно.

Поджимаю губы и стискиваю кулаки, чтобы сдержаться и не сказать лишнего, а Хеймитч, будто спиной почувствовав неладное, разворачивается и недовольно кричит, чтобы мы перестали шушукаться и шевелили ногами. Послушно ускоряю шаг.

– Мы с Китнисс как раз обсуждали, что неплохо бы прогуляться в сторону леса и проверить ее силки, – вдруг выдает Пит, а я на секунду округляю глаза, но быстро подхватываю его умысел и как можно спокойнее подтверждаю сказанное.

– Да, вдруг ночью кто-то попался, а с такой жарой завтра тушку придется только выбросить.

– Вдвоем? – с удивленной усмешкой спрашивает ментор, и мы киваем. – Пит, если ты решил ее прибить и закопать в лесу, то лучше скажи сейчас.

Я закатываю глаза, а Пит спокойно смеется.

– Да ладно тебе, Хеймитч, ты уже замучил парня своим обществом! Дай ему прогуляться без твоей кислой мины, – внезапно подключается Сэй.

– А я, если что, быстро бегаю, – добавляю с как можно более доброй улыбкой, пытаясь унять возникшее волнение, и Хеймитч сдается.

– Полчаса! – приказывает он, удаляясь в другую сторону, пока мы уже сворачиваем к луговине.

Пит явно не просто так хочет остаться наедине, ему нужно что-то сказать или спросить. И, с одной стороны, я рада, что он сам стал инициатором нашей прогулки, но, с другой стороны, если сейчас что-то пойдет не так, все усилия пойдут насмарку. Больше я не должна лажать, что бы там ни случилось, и как бы обидно ни было.

– На самом деле пойдем в лес? – интересуюсь я, когда мы перебираемся через почти заваленный забор.

– Насколько мне известно, я не самый лучший напарник для лестных прогулок, но могу попытаться в этот раз не топать.

– Ты это помнишь?

Он отрицательно качает головой.

– Не совсем. Смотрел запись с Игр много раз, так что не знаю, насколько это воспоминание.

– Мне кажется, я никогда не смогу себя заставить посмотреть Игры снова, – трясу головой, пытаясь избавиться от нахлынувших кадров.

– Ну, знаешь, когда другого варианта нет, ничего не остается, – смиренно отвечает Пит, и мне становится его жаль.

Да, очень долгий период нашей жизни подробно запечатлен капитолийскими камерами. Только вот насколько можно верить этим картинкам? Ведь самое важное, все то, что нужно вспомнить Питу, всегда происходило за пределами кадра. Если смотреть интервью и записи Игр, можно запутаться еще сильнее.

Точно знаю, что еще в Тринадцатом ему объяснили, что часть всего этого была лишь для нашего выживания, а в действительности наши отношения были совсем другими. Но вряд ли кто-то мог объяснить, какими именно они были, потому что это неподвластно даже мне. А тогда, после спасательной миссии и нашей первой встречи, Пит видел меня холодной и отстраненной, что только подтверждало все ужасы, вложенные ему в голову.

Я внушила себе мысль, что Пита больше нет, и просто бросила его на произвол судьбы, вместо того, чтобы быть рядом. А должна была пересилить себя и вместе с ним отсматривать кадры и репортажи, объяснять и уговаривать поверить.

– Расскажешь, почему захотел избавиться от наших надзирателей? – перевожу тему, когда мы уже добираемся до кромки леса.

Свежесть и легкая прохлада сразу же обнимает кожу, и Пит с каким-то удивительным для меня наслаждением глубоко вдыхает влажный воздух.

Невольно начинаю улыбаться, усаживаясь на поваленное бревно неподалеку.

– Сначала хотел извиниться за вчерашний вечер, – говорит он, виновато заглядывая мне в глаза.

– Ты не должен извиняться, – отвожу взгляд, потому что к щекам опять приливает кровь.

– Должен, конечно! – Пит усаживается рядом на бревно и проводит рукой по влажной коре. – Наше общение только начинает налаживаться, как я все порчу.

– Собиралась сказать тебе то же самое, – он улыбается и облегченно вздыхает, а я пытаюсь подобрать нужные слова. – Просто объясни мне, что можно делать, а что не стоит.

– Об этом я и хотел поговорить, Китнисс, – его взгляд в мгновение становится задумчивым и немного печальным. – Я еще сам не знаю, насколько доверяю себе. Так что всем вокруг нужно быть осторожнее, а в особенности тебе. Потому что, если начинается приступ… – он замолкает и качает головой. – Ты сама знаешь, что может произойти.

Киваю, и между нами повисает молчание. Неловкость плавно перетекает в раздражение, которое я пытаюсь контролировать всеми своими силами. Только в этот раз я злюсь на себя – совершенно неспособную вести диалоги.

К счастью, после долгого погружения в себя, Пит снова начинает говорить.

– Я просто хочу сказать, что давно не считаю тебя переродком или вроде того. Поэтому не обижайся, если я вдруг веду себя странно, – это не имеет к тебе никакого отношения. Сейчас у меня в голове такая каша, что я даже сам не знаю, отчего может накрыть в следующую минуту. И я не хочу больше никому навредить, хватит и того, что уже случилось…

– Пит, не вини себя в этом, – начинаю я, но он перебивает меня, не дав закончить.

– Нет, я должен винить, чтобы больше ничего подобного не было.

– Ты отлично справляешься, Пит! Я уверена, что больше этого не произойдет, – на автомате вытягиваю руку, собираясь ободряюще сжать его ладонь, но быстро опоминаюсь, и кладу ее рядом. Пит взглядом провожает мое движение, слегка улыбается, а потом сам аккуратно накрывает мою ладонь своей. По коже пробегают мурашки, и я с трудом сдерживаюсь, чтобы не заключить его в объятия. По всему телу разливается волна спокойствия: все именно так, как и должно быть.

Разве может быть на всем свете более подходящее место для моей ладони?

– Спасибо, – выдыхает он, убирая свою руку, а я чуть не начинаю хныкать от разочарования, но не подаю виду, а только легко киваю. – А в лесу здорово! Может, иногда будешь звать меня поохотиться?

– Ладно, – эта мысль меня безумно забавляет. – Но если распугаешь всю добычу, сам объяснишься перед Сэй.

– Идет, – усмехается Пит и встает со своего места. – Пойдем в город, пока Хеймитч не примчался сюда с поисковой группой.

Уходить совершенно не хочется, но все же приходится встать.

По дороге обратно я уже жалею, что не смогла узнать больше о состоянии Пита, но успокаиваю себя тем, что это не последняя наша беседа. Теперь становится совершенно очевидно, что в прогрессе наших взаимоотношений заинтересована не только я.

Хеймитч машет рукой и, кажется, облегченно вздыхает, когда мы появляемся под навесом Сэй. Быстро окинув нас взглядом, ментор говорит, что их с Питом уже давно ждут, и уводит напарника, а меня оставляет на попечение Сэй.

И я делаю все, что говорит мне женщина, не в силах сдержать улыбку.

*** Работа в городе теперь становится для меня обычным делом, и даже люди вокруг, кажется, постепенно привыкают к моему присутствию. Спустя пару недель ежедневной готовки на весь дистрикт с Сэй, Хеймитч предлагает мне присоединиться к ним на стройке, так как там критически не хватает рук. Я охотно соглашаюсь, мысленно надеясь, что буду чаще видеть Пита. Теперь мне поручают красить полы и стены в уже почти готовых домах, как и другим женщинам, вызвавшимся помогать.

Вопреки всем ожиданиям, с соседями по Деревне мы все равно не видимся вплоть до обеда. Но зато тем для разговоров во время отдыха и завтраков становится еще больше, и я чувствую, как общение становится проще и легче с каждым днем.

А еще иногда я замечаю на себе взгляд Пита, но стоит нашим глазам встретиться, как он смущенно отворачивается или делает вид, что чем-то занят. Хотя, скорее всего, это лишь мои глупые грезы. Я постоянно пытаюсь завести с ним беседу, и чаще всего он охотно ее поддерживает, но больше не предпринимает попыток прикоснуться ко мне или остаться наедине. И я терпеливо жду, потому что приступы, как и кошмары, никуда не уходят, а это значит, что на восстановление требуется гораздо больше времени, чем хотелось бы.

Но сегодняшний день точно обещает быть отличным, потому что, когда я возвращаюсь из леса с добычей, то узнаю, что вечером в дистрикте состоится праздник. Рано утром девушка по имени Кассия, с которой я несколько раз встречалась на кухне Сэй, производит на свет первого ребенка в нашем заново отстраивающемся дистрикте. Чудесную маленькую девочку, которой никогда не придется участвовать в церемонии Жатвы, называют Эва, что в переводе с какого-то древнего языка означает «жизнь».

И в честь этого поистине знакового события сегодня после окончания всех строительных работ каждого жителя ждут на празднике, организованном собственными усилиями. Сэй обещает, что будет музыка, какие-никакие угощения и даже выпивка. Пита отсылают домой, чтобы он сделал для маленькой Эвы именинный торт, а меня в лес – собрать побольше ягод.

По дороге обратно я думаю лишь об одном: если Сэй весь вечер будет занята готовкой и раздачей еды, а Хеймитч доберется до алкоголя, то мы с Питом снова сможем провести время вдвоем.

Но, к сожалению, все мои планы рушатся, потому что к вечеру у бывшей площади собирается столько людей, что мне впервые за долгое время становится настолько неуютно, что даже хочется сбежать домой. Об уединении не идет и речи, хотя мы все равно держимся вместе и даже пытаемся проникнуться общей радостной атмосферой. По крайней мере, я пытаюсь, а мои сопровождающие, кажется, искренне веселятся от души.

Совсем скоро голова начинает болеть от шума и музыки, и я удаляюсь от толпы как можно дальше, а по пути даже умудряюсь заполучить кусочек вкуснейшего торта.

Мой дистрикт оживает с каждым днем. Его раны затягиваются, он обрастает новыми домами и строениями, сюда приезжают люди со всей страны: кто-то хочет в будущем устроиться на фармацевтический завод, кому-то оплачивают переезд для помощи со стройкой, некоторые просто хотят сменить привычный образ жизни и навсегда покидают свои старые, зачастую разрушенные жилища. Всего несколько месяцев прошло, а уже трудно поверить, что это самое место, на котором я сейчас сижу, поглощая торт, было завалено обломками и человеческими останками.

Всё вокруг восстанавливается и оживает. А это значит, что и у нас с Питом есть шанс когда-нибудь стать нормальными. По-крайней мере, я очень сильно в это верю.

Стоит только подумать про напарника, как я замечаю его в компании других мужчин, которых тоже часто вижу на стройке. Они направляются к еде и напиткам, шумно при этом что-то обсуждая.

Ну вот и побыли вдвоем…

Поднимаюсь с земли и планирую пойти и сообщить Питу, что отправляюсь домой, так как нехорошо себя чувствую. Может быть, даже стащу еще кусочек торта в качестве утешительного приза, раз уж вечер не задался.

Однако, приблизившись к навесу, я вырываю из разговора свое имя от незнакомого парня, отчего замедляю шаг и почему-то решаю укрыться и незаметно подслушать беседу. Первоначальный вопрос расслышать не удается, но зато я слышу ответ Пита:

– Нет, мы живем напротив, как и раньше, – спокойно говорит он.

– Так, а вся эта история с любовью до гроба, свадьбой и ребенком?

– Ну, знаешь… – неохотно потягивает Пит. – Это все в прошлом, а частично вообще выдумка.

Удивленные голоса почти хором заполняют пространство, а я будто получаю приличную оплеуху и начинаю жалеть, что затеяла этот идиотский шпионаж.

Я не хочу этого слышать. И я не должна этого слышать. Но не могу заставить себя уйти. Сердце бешено колотится, и я лишь только глубоко дышу, пытаясь его успокоить.

– Так это отличные новости, – подключается уже другой мужчина. – Моя сестрица давно положила на тебя глаз, обрадую ее завтра утром!

Гогот мужских голосов теперь вызывает отвращение, и я все-таки решаю сбежать подальше. К сожалению, еще раньше, чем я успеваю отойти на приличное расстояние, ответ Пита словно гвоздями прибивает меня к полу.

– Не стоит зря радовать сестру, – вполне серьезно отвечает Пит. – У меня есть девушка.

Не могу понять, что происходит со мной в этот момент, потому что к горлу подкатывает тошнота, а некогда приятное послевкусие от десерта становится до ужаса приторным. Щеки горят, а уши закладывает. Кажется, я бегу со всех ног, а потом как будто еле плетусь, но через какое-то время все-таки оказываюсь на пороге своего дома.

В мыслях болезненно пульсирует: «Я должна узнать!», отдавая неприятным ощущением в виски.

Я должна узнать, хотя прекрасно понимаю, что это ничего не исправит. Сердце подсказывает не делать этого, но ураган бушующих внутри эмоций оказывается сильнее, поэтому я уже стою у телефонной трубки с блокнотом в руках.

Сейчас глубокая ночь, но девушке на том конце провода, судя по всему, не привыкать к поздним звонкам. И пока гудки отсчитывают мгновения до момента истины, я пытаюсь понять, что вообще планирую сказать.

– Алло, – произносит тихий и спокойный голос в трубке, пока моя грудная клетка разрывается от тяжелого стука, а телефон почти выскальзывает из потных рук. Мне не хватает смелости вымолвить хоть слово, пока Энни Креста еще несколько раз настойчиво здоровается, явно не понимая, в чем вообще дело.

«Я не должна этого делать» – проносится в голове, и я решаю положить трубку и не портить жизнь себе и окружающим в очередной раз. Это не мое дело. Сам факт существования «девушки», кем бы она ни была, обесценивает все мои потуги и старания.

К сожалению, судьба решает иначе, ведь за секунду до прекращения звонка я отчетливо слышу взволнованное: «Пит, милый, это ты?!», расставляющее все по местам.

Трубка падает на пол, а я падаю чуть дальше, не в силах дойти до своего укрытия. Слезы обжигают щеки, но эпицентр боли где-то глубоко внутри. Она выжигает меня не хуже искусственного огня от Распорядителей. Давно забытые судорожные всхлипы сотрясают тело, выбивая остатки сил и самообладания. И в этот раз никакие волшебные таблетки Хеймитча не помогут.

Потому что слишком поздно.

Все было зря.

Комментарий к 6

Можете бить, но только не сильно :D

Жду ваших мнений)

И не забывайте нажимать “ждунишек” для выхода продолжения)

========== 7 ==========

Эта ночь становится самой долгой за последние месяцы, и уже кажется, что лунный свет, являющийся свидетелем моих постоянных истерик, специально не спешит сменяться солнечными лучами. Как будто новый день никогда не начнется, потому что это утратило всякий смысл.

Немного отойдя от звонка, я чувствую себя совершенно опустошенной, но все-таки встаю на ноги и плетусь на чердак. Все окна специально обхожу стороной, чтобы не поддаться соблазну. Добивать себя сейчас ни к чему.

И все равно в голове не укладывается, как вообще могла сложиться такая парочка! Ладно Пит, для него теперь старые чувства ни что иное, как потерянное болезненное воспоминание, которое не очень-то и хочется восстанавливать. Но Энни! Готова поклясться чем угодно, но я никогда раньше не видела такой любви, как у них с Финником. И тогда в подземельях Капитолия я испытала бесконечную боль не столько от потери верного друга, сколько от осознания, что Креста осталась одна.

Видимо, зря волновалась. Хотя все равно не понимаю, как это возможно.

Да, они были соседями по камерам пыток, оба слегка слетели с катушек и находились под присмотром Аврелия, но разве можно на таких руинах своих жизней стоить новые отношения? Разве не должен был тот же Аврелий советовать этой парочке сначала привести в порядок свои головы? Особенно учитывая факт совсем скорого материнства Энни. Ей вообще сейчас лучше позаботиться о себе и ребенке, чем ночами висеть на телефоне с чужими женихами!

Бывшими женихами, конечно же.

У меня на Пита нет никаких прав, кроме собственной болезненной привязанности, переросшей, видимо, во что-то большее. Точно не понимаю, когда именно это случилось, но как будто в большей или меньшей мере присутствовало постоянно. И, если после наших первых Игр этого было настолько мало, что чувства с легкостью можно было игнорировать, то к моменту спасения с Квартальной бойни мысли о Пите занимали практически все мое сознание. Ошибкой было позволить ненависти к Сноу завладеть мной, затмить все остальное, дать право руководить решениями. Будто месть может что-то исправить. Это был неправильный выбор, но ничего уже не вернуть.

И вся моя жизнь теперь выглядит словно череда неверных решений. Мозг находит очевидные объяснения всему плохому, что случалось в моей жизни, и главная причина – я сама.

Спустя время презрение к себе сменяется злостью на окружающих. Они ведь наверняка знали! Особенно Хеймитч! Он возится с Питом, как с младенцем, так что наверняка тот посвятил его в подробности своей личной жизни. И что, было сложно как-нибудь между прочим сообщить эту информацию мне?! А доктор Аврелий? Этот вообще хуже врага. Все время давать советы по сближению, интересоваться прогрессом, и даже словом не обмолвиться про Энни! Неужели так тяжело между своими хитроумными выводами сказать, мол: «Знаешь, Китнисс, лучше потрать силы на что-то другое, Пит нашел себе кого получше»? Твердо решаю больше не иметь с ним никаких дел.

Да и сам Пит! Эти игры в гляделки, сырные булочки, разговоры в лесу! Зачем это все? Он даже ни разу не упомянул в разговорах свою подружку из Четвертого, кроме того ужасного дня. А мы ведь буквально обсуждаем все на свете. Конечно, я не очень-то берегла его чувства когда-то, так что глупо ожидать подобного отношения к себе сейчас. Особенно после того, как у него открылись глаза. «Любовь ослепляет» – так он сказал мне, когда я напомнила, что была такой и раньше. И теперь, когда нет любви, нет и никаких иллюзий. Все логично.

Начинаю думать, что опека, которой меня окружили, – не что иное, как навязанные откуда-то «сверху» действия. До тех пор пока я нестабильна и представляю опасность для окружающих, я, скорее всего, нахожусь под пристальным присмотром нового правительства.

Не хочу больше быть обязана делать что-то, чтобы удовлетворить чужие желания. А Хеймитч и Сэй смогут избавиться от меня и жить спокойно, только когда я окончательно восстановлюсь. Но от этой мысли становится как-то еще более гадко.

Не нужна мне такая забота.

Тем более мне уже гораздо лучше. Раньше у меня не было ни целей, ни планов, а потом вернулся Пит, и я поняла, почему все еще жива, почему организм настойчиво просил еды и воды, не желая умирать от истощения, почему у меня не хватило духу прекратить все раз и навсегда. Я поняла, зачем нужна здесь.

Чтобы помочь Питу.

Не зря же Хеймитч вешал мне лапшу на уши про пользу обществу, в которой я, по его словам, должна была найти новый смысл. И я его нашла! Наверное, даже сама того не понимая, поставила чужие интересы выше своих собственных, и это помогло мне выбраться из кромешной темноты. Да, до света еще очень далеко, но теперь я, по крайней мере, сильнее похожа на человека, чем на овощ.

И больше мне нужна их помощь. Как и, очевидно, моя помощь уже не требуется Питу.

Он смог шагнуть вперед, открыть чистый лист и начать активно заполнять его новыми успехами и знакомствами. Ему стало лучше, даже учитывая все мои промахи.

Должна признать, что и мне самой стало немного лучше. Так что, если отбросить все остальное, мы помогли друг другу на первом небольшом шажке к новой жизни, а теперь пора разойтись в разные стороны, как бы мне не хотелось обратного. Чем больше я буду цепляться за прошлое, тем сложнее мне придется в настоящем, ведь тех отголосков, которые сохранились в памяти Пита, даже сейчас едва ли хватает на приятельское общение. Похоже, для него это максимум. Хотя, честно говоря, на прогресс от «нужно убить переродка» до «мило болтаем за завтраком» я когда-то даже не рассчитывала.

Теперь мне предстоит найти новый смысл. Еще раз. То, в чем можно растворить свои мысли, утопить боль, сделать своей целью. Если подумать, то я ведь всегда так и делала. И это куда лучше, чем месяцами разлагаться в собственной кровати и вынуждать других людей обслуживать тебя как тяжелобольную. Хватит с меня жалостливых взглядов и подачек.

А надзиратели пусть выстраивают свои жизни, которые станут гораздо приятнее без моего общества.

Каким-то для меня самой удивительным образом за несколько ночных часов беспокойные мысли приводят меня через боль, обиду и злость к поискам новых смыслов, которыми можно заполнить свои пустые будни. Но негативные эмоции тоже никуда не деваются, поэтому, когда я смотрю в окно и вижу сереющее небо и легкую дымку в воздухе, означающую наступление нового жаркого дня, то все мысли наполняются ожиданием традиционного завтрака.

И как же я этого не хочу. Видеть их, слышать разговоры, ловить на себе взгляды. Нет, слишком рано. Лучше снова поступить как трусиха и унести ноги подальше из этого дома, чем потерять самообладание, по крупицам собранное ночью из тысячи осколков. Поэтому я решаю взять лук, стрелы, немного еды, воды и сбежать по своей привычной дороге – прямиком в лес. Уже на пороге дома задумываюсь, не оставить ли соседям записку, но отмахиваюсь от этой мысли. Они же увидят отсутствие лука в прихожей и все поймут.

Дистрикт еще погружен в сон, вокруг нет ни единого признака жизни. Вчерашний праздник наверняка затянулся, так что пробуждение сегодня перенесется на несколько часов вперед. И для меня это отличная возможность улизнуть незамеченной, пробежать мимо луговины, перемахнуть через остатки забора, и вот оно – мое спокойствие.

Лес, как и всегда, встречает влажной прохладой, от которой в такое раннее утро по коже пробегают мурашки. Утренняя роса, только осевшая на листьях и траве, поблескивает во влажном тумане и щекочет каплями открытые участки кожи.

Всего несколько сотен метров, и я уже чувствую себя совершенно иначе: в полной безопасности и на своем законном месте. И почему я так долго отказывала себе в удовольствии выбираться в лес? И даже плевать на охоту, просто это ведь мое место от начала и до конца. И только мое.

Направляюсь вглубь леса, туда, где не была уже, кажется, целую жизнь – к озеру. Первые теплые солнечные лучи начинают играть на водяной глади и отправлять блики на громадные деревья, а я глубоко вдыхаю самый родной на свете запах. Это место помнит, как много лет назад меня переполняло искреннее детское счастье, когда в такие же теплые летние деньки отец приводил меня сюда, чтобы научить плавать и рыбачить.

Грустно осквернять его своим нынешним состоянием, но я нуждаюсь в волшебном уединении. Возможно, хотя бы детские наивные воспоминания помогут залечить глубокие раны и забыть обиды. Но пока что ничего не помогает.

Я не хочу их видеть. Никого.

А особенно не хочу видеть Пита.

И ведь никто не говорил, что, когда тебе не отвечают взаимностью, то чувствуешь себя такой жалкой и ничтожной. Как вообще одно и то же чувство может одновременно согревать душу, наполнять силами, дарить надежду, а уже через несколько часов втаптывать в землю и выжигать дотла? Это какой-то бред. Не зря я всю жизнь избегала близости с парнями, потому что ничего хорошего из этого не выходит. И, если бы не Пит со своими наивными голубыми глазами, переполненными глубочайшим смыслом и влюбленностью, успешно избегала бы и дальше. Только вот как вообще можно не полюбить такого парня?

Полюбить…

Неужели это и есть любовь? Если это она, то гораздо лучше для человека вообще не любить. Лучше выбрать другие, более стабильные отношения. Например, во время Тура Победителей между мной и Питом не было никаких разногласий, потому что мы оба прекрасно знали свои роли: изображать бесконечную благодарность Капитолию и еще более бесконечную любовь друг к другу. Сели в поезд, приехали на место, прочли карточки, поцеловались на камеру, вытерпели званый ужин и снова в поезд. Никаких проблем. Да, радостей тоже никаких, но это малая цена за неразбитое сердце.

Хотя радости все же были… Впервые крепко выспавшись без единого кошмара в надежном кольце рук, я была очень рада. Услышав «всегда» в ответ на свою просьбу, я была рада. Приятно было не чувствовать себя одинокой и понимать, что есть человек, которому по несчастливой случайности выпало разделить твою учесть. Не так страшно шагать в неизвестность, когда держишь за руку того, у кого такие же сны, страхи, такая же судьба.

Почему это так сложно…

Чтобы меньше думать, решаю поохотиться, но сегодня точно не мой день. Наверное, даже лесные зверушки слышат шум в моей голове и разбегаются от греха подальше. Собираю немного ягод, но они оказываются до жути кислыми, поэтому отправляются тонуть в озеро под аккомпанемент моей брани.

Выбираю себе место под большим дубом, поглощая запасы домашней еды, и через какое-то время, убаюканная шумом листвы, проваливаюсь в глубокий сон. Он приносит серию новых кошмаров, но вместе с ними хотя бы какие-то силы и бодрость, так что, проспав по ощущениям часов до четырех, решаю освежиться в озере, предпринять еще одну попытку охоты, а потом уже отправиться домой.

Вода, теплая на поверхности, но все еще довольно-таки холодная внутри, порождает в голове теперь не детские воспоминания, а мысли о Квартальной бойне. А еще о парне из морского дистрикта, который нырял так надолго, что я начинала переживать.

Можно ли считать справедливым, что именно мой Пит стал для Энни новой опорой, учитывая тот факт, что только я виновата в смерти ее мужа? Думаю, вполне…

Да и я сама должна была приложить хоть какие-то усилия, чтобы помочь Кресте пережить это горькое известие. Мама в те нечастые наши звонки, всегда упоминала о самочувствии девушки, говорила, что позаботиться о ней, а я же была к этому совершенно равнодушна, погружена в собственное болото из кровоточащих воспоминаний и мыслей.

Еще одно напоминание о том, что земля круглая. Лучше понять это поздно, чем никогда.

Согревшись на солнце, понимаю, что от мыслей все же никуда не деться, поэтому хочу еще немного вздремнуть, но, к своему собственному удивлению, просыпаюсь только на закате. В животе урчит от голода, поэтому доедаю припасы и решаю отыскать немного стрелолиста, подарившего мне имя, чтобы запечь в костре. На этот раз меня ждет удача, и пока запекаются клубни, я радуюсь тому, что провела этот день именно так – наедине с собой. Трапезу прерывают мелкие прохладные капли, летящие сверху из ниоткуда взявшейся тучи. Раньше я могла заранее предсказать по небу погоду на ближайшее время, но этот навык, как и многие другие, уже утерян. Так что, собрав свои скромные пожитки и затушив костер, приходится все же отправиться в сторону дома.